Текст книги "Воины Хаоса наводят порядок (книга I) (СИ)"
Автор книги: Сергей Ульянов
Соавторы: Дмитрий Семёнов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Говорил он немного бессвязно, но экспрессивно, выразительно гримасничая и жестикулируя. Окружающие смеялись и поддерживали его речь криками одобрения, очевидно, она их действительно услаждала.
– Мы томились в унынии, ждали чуда во тьме… Нам говорили, что сейчас, когда мир опять стоит на краю гибели, нету церкви, что объединит и вперёд поведёт всех… Но я говорю – есть такая церковь, и мы в ней сегодня! О да! Это Церковь Шестигранника, пресвятая и чистая… И на нас снизойдёт дух блаженства, дух счастья, дух радости!
– Шестигранника? Я думал, они из Семиугольников! – выдал Кэррот.
– Конечно же нет! – ближайший паломник оглянулся на него с брезгливым сочувствием. – Семиугольники – грязные изуверы! Не путай!
Отец Бартоло между тем хлебнул из баклашки и продолжал.
– Есть много тьмы, в которой живут люди, всякий ужас пришёл, мрак кромешный из Плохих Мест, о да… Но во тьме загорелась звезда, и теперь мы идём к ней! Мы вместе! Свет небесный сегодня вольётся в тебя, и ты будешь радоваться! Возликуем же, братья!
Братья возликовали, а штрафники, осознав себя окончательно пробудившимися, поспешили к своим вещам и коллегам. Порсона они договорились презирать, а Корчева – по возможности игнорировать. Но на сей раз возможности не оказалось.
Ещё издали они поняли, что между их спутниками что-то произошло. Громила-сержант угрюмо смотрел в сторону, а пухлый снабженец сидел на камне и гневно поблескивал глазками. Услыхав шаги, он повернулся к ним.
– С-сержант Олясин! – с истеричными нотками в голосе воззвал Корчев. – В-возьмите мою флягу и наберите воды! Выполняйте!
Кэррот картинно остановился и начал пристально изучать лейтенанта, как будто искал в нём какую-то тайну. Лас Порсон заухмылялся. Костик грустно подумал, что у них наконец-то назрела проблема с субординацией.
– Сержант Изваров! – потрясая щеками, прикрикнул Турфан. – Я п-приказываю арестовать сержанта Олясина – з-заберите у него куртку и р-ремень!
– Никак не могу это выполнить, – печально склонил голову Изваров.
– Что? Почему?!
– Я не могу этого сделать, – объяснил Костик, – потому что сержант Олясин уже находится под арестом. Так же, как и сержант Порсон. И, собственно, вы, лейтенант.
– Бред! – запротестовал Турфан, вращая глазами. – Как старший п-по званию, я п-приказываю…
– Вы не можете нам приказывать, потому что в любом случае не являетесь нашим непосредственным командиром.
– Верно. Ты для странствия силы побереги, начальник портяночный, – дружески подмигнул лейтенанту Кэррот. – Здесь мы сами себе командующие.
– Майор Х-хенрик лично н-назначил меня старшим в этом с-сопровождении!
– А нет никакого сопровождения, – вздохнул Изваров. – Краем глаза мне перед отправкой довелось заглянуть в документы. По ним я весь месяц нахожусь в карауле, Олясин с Порсоном в казематах, а вы, полагаю, отстранены от службы на время ревизии. Это не командировка, не стажировка, не наряд. Мы здесь нелегально.
– Это бунт! – пискнул Турфан. – П-по возвращении обо всём будет д-доложено лично майору!
– Опасно в горах, – произнес вдруг Лас Порсон. Голос его звучал недобро и глухо. – В пропасть можно сорваться. Камни на головы падают.
Корчев бледнел, глядя в никуда, а затем поднял ладони в знак примирения.
– Прекрасно, – расцвёл Олясин. – Полагаю, Турфан, теперь никто тебе не помешает взять свою фляжку и отправиться с ней к ручью.
– Н-но я… не могу! – дрожащим голосом ответил Турфан и разрыдался.
Ганс Пополам не мигая смотрел на стёртые до мяса ноги Корчева. Желваки, ходившие по скулам наёмника, не предвещали лейтенанту хорошего.
– Если просто скинуть его с обрыва, старый говнюк в комиссариате может быть недоволен, – процедил Ганс наконец. – Предлагаю отсечь руки-ноги, а оставшееся затолкать в мешок кому-нибудь из сержантов. Это легче, чем таскать целиком, а пользы от него будет столько же!
Турфан, задрожав, бросил жалобный взгляд на Асперо в поисках помощи. Но священник лишь скорбно тёр подбородок и хмурился.
– Майор сулил, что отправит с нами лучших своих людей. То есть худшие остались в Хендре… Признаться, жаль мне сей град обречённый, – Кёрт проигнорировал колкость, а вот Костик слегка зарумянился.
– Турфан кабинетный работник, без походного опыта, – попытался оправдаться он.
– Может, его ещё портянки мотать научить? – Пополам окинул их тяжким взглядом, и остроумный ответ застрял у Олясина в горле. – Снимаемся через полчаса. Порядок прежний. Ждать никого не буду, без ярыг под боком мне и дышится легче!
Он тряхнул головой и ушёл быстрым шагом. Кэррот фыркнул и повернулся к Асперо.
– Отче, у нас проблема. Офицер ранен обувью, надо что-то делать.
– Делайте, – отозвался священник. – Не стану чинить вам препятствия.
– А ноги ему починить можете? Может, чары целительные?
– Предлагаешь использовать богомерзкую магию? С утреца спозаранку? Перед длительным дневным маршем? Нет уж, пусть расплачивается за свою глупость. Святые страдали, и ничего. Могу выдать вам мазь и бинты.
– И то в помощь, – кивнул Кёрт, которому было не очень жаль Корчева.
Турфан страдальчески молчал, поджав губы. Костик неуверенно предположил:
– Помимо бинтов, нужны костыли какие-нибудь или даже носилки…
– Люди скарбом походным нагружены, никто толстого милиционера на себе не потащит, ребятки, – отрезал Асперо. – А вот костыли… Мастерить – это к гномам. Пойду им благую весть принесу, авось что придумают…
Он насмешливо отсалютовал на прощание и заковылял по камням прочь. Костик с Кэрротом остались пялиться на несчастного лейтенанта и его новенькие, с иголочки, сапоги, что стояли неподалёку. Даже для командированных не было секретом, что на складе комиссариата новых сапог не допросишься. Турфан выдавал срочникам отменную рухлядь, которую приходилось чинить за свои деньги. Для себя же припас он прекрасную пару сапог, но судьба сыграла с ним злую шутку: неразношенная обувь довела его до кровавых мозолей во время первого же перехода.
– Стёрты ноги в кровь – упал, подкошенный! В новых сапогах, почти неношеных… – издевательски сымпровизировал Кэррот.
Корчев собрался сказать что-то в своё оправдание, но тут за спинами милиционеров раздался хруст щебня и негромкое покашливание. Обернувшись, они узрели молодого чернобородого гнома, что вчера суетился возле ручья. Асперо не бросал слов на ветер.
Гном заметно стеснялся, но был деловит и проворен. Он замерил стопы Турфана жестяной лентой с множеством делений, которая сама складывалась в миниатюрную коробочку, затем ворчливым голосом попросил поднять лейтенанта на ноги. Олясин с Изваровым дёрнули страдальца вверх, и гном снял ещё несколько ростовых мерок. Затем он ушёл, а минут через десять вернулся, таща на себе пару крепко сбитых костылей, как у лучших калек-попрошаек, и подобие безразмерных сандалей из доски и верёвки.
Кэррот присвистнул. Гномы славились мастерством инженеров, механиков, плотников и строителей, но столь быстрой работы он прежде не видел. Услуги бородатых ремесленников стоили больших денег, и церковники солидно тряхнули мошной, если наняли целую бригаду! Впрочем, когда нужно срочно возвести в дикой местности монастырь или храм, зодчих лучше действительно не найти.
Гном вручил им изделия, нервно почесал свой большой нос с красными прожилками и собрался уже уходить, когда Кёрт обратился к нему:
– Погоди! Как зовут тебя, друже?
– Батлер. Батлер Броки, – как бы нехотя произнёс тот.
– Спасибо тебе, Батлер! – от души поблагодарил Костик. Он был рад, что дела хоть немного наладились. Остальные вразнобой присоединились к его благодарностям.
Гном кивнул им и двинул к своим, косолапо ступая по склону. Наёмники Ганса выстроились в колонну и хором затянули похабную балладу «Малахольные принцессы на прогулку собрались». Настала пора идти дальше.
Повезло, что дорога сегодня спускалась в долину. Лейтенант, ковыляя по склону на костылях, поначалу стенал да охал, но на это не обращали внимания, и он перестал. Лас Порсон закинул на спину два вещмешка и с безразличным видом умотал вперёд. Некоторое время Костик с Кэрротом заворожённо взирали, как отряд, растянувшись, змеится по каменным осыпям, а потом принялись догонять остальных. Над долиной маячили выщербленные острия скал. По озарённым солнцем каменным склонам ползли тени от облаков. Караван входил в земли Оркании.
И орки, и гномы являлись исконными жителями этих земель. До Гигаклазма, в техногенные времена здесь был северный край, холодный и немноголюдный. Гномами стали потомки горняков, что в тяжёлых условиях добывали редкие металлы в рудниках Алых гор на ледяном побережье. Когда мир изменился, им пришлось укрываться от выходивших из моря чудищ в подземных убежищах и приспосабливаться к автономному выживанию. Они строили мастерские и лаборатории, добывали руды, уголь, разные минералы, взращивали съедобную грибницу, разводили в затопленных штреках слепых рыб и питательных насекомых. Не все гномьи крепости пережили тяжёлые десятилетия, но со временем климат улучшился, чудища вымерли, а мёрзлые тундры вокруг поросли густыми лесами. В конце первого века новой эпохи люди, пришедшие с юга и основавшие Харлону, Азиро и прочие города, повстречались в предгорьях с племенем гномов. Бородатые автохтоны, немногочисленные, измученные житьём в подземных чертогах и межродственным скрещиванием, без долгих уговоров присоединились к союзу людских поселений. Гномы владели старинными технологиями и из поколения в поколение передавали знания о добыче и обработке металлов, промышленной химии, инженерном деле, строительстве монолитных конструкций и тому подобных древних промыслах. Они традиционно держались родных гор и не стремились к экспансии, воевать с ними не было смысла, и переселенцы утвердили взаимовыгодное сотрудничество. С той поры прошло двести лет, а бородатые жители подземных крепостей только укрепились в своих обычаях, выстроив в Сизии собственную культуру, которая существовала параллельно официальной, и на большее не претендовали.
С орками вышла другая история. Легенды гласят, что произошли они из военного городка Завьял в южной части одноимённого полуострова. Незадолго до Гигаклазма мировые державы наращивали силы, готовясь к большой войне. На полуострове обустроили военную базу. Морской порт, станцию связи, подземные бункеры и обширный полигон для испытания новых видов вооружения. Потом старый мир рухнул, связь с центром прервалась, кругом стало вершиться что-то невероятное. Вояки всё сделали по инструкции: применили экспериментальные средства повышения боеспособности и занялись укреплением обороны. Шли месяцы, годы, а на них так никто и не нападал, не считая случайных чудовищ. Корабли, уходившие в море, обратно не возвращались. Связи не было даже с вероятным противником. Контингент понемногу дичал. Экспериментальные средства дали необратимые побочные эффекты: уже в следующем поколении потомки военных были не слишком похожи на прежних людей. Зелёная кожа, острые зубы и увеличенная мышечная масса превратила их в орков. С годами размножившиеся оркоиды вконец деградировали, разбились на враждующие племенные группировки и разбрелись кто куда по Завьялскому полуострову. Встрече с людскими переселенцами они очень обрадовались и сразу же принялись воевать, но силы оказались неравны. Превосходящие числом, технологиями и организацией люди постепенно загнали орков в труднодоступную местность на юге Пирейских гор, которую с той поры и прозвали Орканией.
На сложных участках Олясин с Изваровым страховали Турфана. Костыли оказались неплохим подспорьем; Корчев быстро освоился и передвигался на них юрко и ловко, как причудливое насекомое. Кэррот же, наоборот, оступился на шатком булыжнике и упал, расплатившись ушибами рёбер – хорошо хоть казённый топор не сломал. Они то отставали от основного отряда, то нагоняли его. Спустились в долину, со всех сторон окружённую горными кряжами. Перешли вброд прозрачный, холодный ручей, миновали заросли колючего сухостоя. По пути наблюдали немало чужих следов и кострищ, но живьём им никто не встречался, не считая пугливых зайцев да мелких птиц.
Выцветший дол, окаймлённый нагромождением скальных останцев, протянулся меж горных цепей изогнутой впадиной. В пути по этой суровой местности прошёл день. Дымные силуэты кустов растворялись на фоне закатного неба. Утомлённое эхо шагов затихало в вечернем пространстве. Усталые, но довольные собой сержанты добрались до лагеря экспедиции. В мягких сумерках он казался необычайно уютным. Среди каменного рельефа дымили костерки, от которых тянулся запах еды, рядом лежал походный скарб, тут и там люди спали под тентами, светились во мраке походные шатры святых отцов и складные палатки гномов, поблескивали пики дозорных.
Штрафники не успели ещё выбрать место для ночёвки, как навстречу им вышли оба церковника, плотный и сухощавый.
– Похвально, ребятки, похвально, – снисходительно поаплодировал Асперо. Костик подумал, что желчный святоша всё время испытывает окружающих, наблюдает за ними и делает некие выводы. – Говорят, горы могут превратить воробья в орла… впрочем, это не про вас. Так, к слову пришлось. Но вы достойно себя проявили, и хотим мы вас наградить.
– Ибо в конце пути каждый обрящет награду себе по заслугам, – пообещал Бартоло, вперив очи в усталых милиционеров. Кёрту почудилось, что он косоглазит, но это было не так. Глаза проповедника суетно бегали, они словно бы не могли на чём-то остановиться. Вкупе с неподвижной позой это производило странное впечатление.
– Что, собственно, вы имеете п-предложить? – вопросил Турфан, ощущая себя неуютно перед священниками. Какое-никакое, а всё же начальство. Бартоло скривил в улыбке мясистые губы. И резким жестом указал на ноги лейтенанта.
– Сбрось покровы!
Лейтенант похлопал глазами и повиновался. Он сел на большой камень, скинул сандалии и размотал грязные бинты. Проповедник приблизился, потоптался на месте и вдруг ухватил Корчева за лодыжки.
– Святой силою призываю тебя – исцелись!
Лейтенант вскрикнул и задёргался, как от ожога. Асперо неприязненно глянул в его сторону, но Бартоло уже победоносно воздел руки к небу. Кэррот не поверил глазам: кровавые мозоли исчезли; на их месте розовела гладкая, чуть припухшая кожа. Турфан сидел, тяжко дыша, и недоверчиво ощупывал стопы.
– И опять поздравляю, – высказался Асперо. – Не всякий нечестивец может похвастать, что его исцеляли наложением рук. Впредь старайтесь беречь свою бренную плоть, она вам ещё пригодится.
– Плоть лишь глина, радость жизни содержится в духе, – проворчал Бартоло, скучая. – Это меньшее из чудес, что я вам смогу показать.
– Большое спасибо, – почтительно кивнул Костик, – но это всего лишь полдела.
– В каком смысле?
– Теперь нам нужны разношенные сапоги.
Бивак «Одной второй» встретил их дымом, громкими разговорами, хохотом, стуком ложек и взглядами, в которых небрежный интерес легко сменялся демонстративным презрением. Кэррот поморщился: запах наваристой чесночной похлёбки злодейским образом щекотал ноздри. Переход отобрал много сил, а съеденный полдня назад сухарь с солониной был лишь каплей в безбрежное море их голода. «Надо было сперва у Асперо горячего выпросить!» – запоздало додумался он.
Они вышли из сумерек к свету большого костра.
– Гляньте, братцы, – раздался пронзительный голос откуда-то сбоку, – дубом буду, это же знаменитый милицейский артефакт – Сапоги-Убийцы!
Наёмники рядом заржали как табун сытых коней. Костик стиснул зубы: злосчастные сапоги Корчева он нёс под мышкой. Конечно, Ганс Пополам не преминул рассказать подчинённым о растяпе стражнике, и теперь предстояло сполна изведать насмешек.
– Я слыхал, краснопёрые реформу затеяли; мол, не будет у них нонеча сапогов да портянок… Но иные из них, говорят, и от ног отказаться решили!
Олясин фыркнул, решив при случае так и подколоть пострадавшего лейтенанта.
Из темноты выступил здоровенный мужчина с мечом на поясе. Ростом он был чуть повыше Кэррота с Костиком, а шириной как они оба сразу.
– С чем пожаловали? – осведомился он глубоким, почти оперным басом.
– С предложением невиданной щедрости, – жемчужно улыбнулся Кэррот. – Обменяем эти прекрасные новые сапоги с казённого склада Хендры на любые разношенные того же размера.
Здоровяк кивнул и требовательно протянул лапищу. Костик передал ему свою ношу. Наёмник вертел сапоги так и сяк, помял толстыми пальцами, критически осмотрел подошву. Глубоко запустил руку внутрь – Кёрт забеспокоился, как бы голенище не лопнуло. Наконец детина вернул сапоги и пробасил куда-то во тьму:
– Розес, дуй сюда! Кажись, твой размерчик.
Розес оказался крепко сложенным хлыщеватым типом в модной сиреневой рубахе с закатанными рукавами. Лет ему было чуть за двадцать, немногим больше, чем Кэрроту с Костиком. Длинные рыжеватые волосы, собранные в небрежный хвост, серьга в ухе, веснушки да наглая улыбочка завершали портрет. Приблизившись, он без лишних церемоний сграбастал сапоги из рук Констанса и собрался уже удалиться.
– Эй, – окликнул его Кэррот, – давай при нас меряй!
– А то что? Обзаг? – выгнул бровь Розес. – Ты мне тут условия ставить будешь, ярыга? – он особенно подчеркнул слово «тут».
Из темноты его поддержали смешками. Здравый смысл подсказал Костику, что кому-кому, а вот им в любой момент может стать не до смеха. Он развёл примиряюще руки. Розес тут же сменил гнев на милость, улыбнулся ему почти ласково.
– Да расслабьтесь вы, братцы! Не уйдут ваши прохоря… Я ведь вам не швиндлёр какой-то! – наёмники снова прыснули. «Покупатель» исчез в темноте, по пути громко требуя у коллег банку с собачьим жиром. Сержанты ждали его четверть часа, переминаясь во мгле у наёмничьего костра. Наконец Розес вернулся: он вышагивал развязной походкой, неотрывно любуясь обновками. Руки при этом наёмник держал за спиной.
– Ох, чудо-сапоги! Будто под меня кроили! – радостно возвестил он. – Меняемся!
Царственным жестом он бросил на землю у огня что-то жалкое: пару стоптанных до безобразия башмаков, наполовину уже состоявших из дорожной грязи и пыли. Лагерь смолк. Взгляды устремились на милиционеров.
– Уговор был сапоги за сапоги, – заявил Кёрт. – Не хочешь меняться, так и скажи!
– Да ладно, уже и повеселиться нельзя, – с деланным сожалением протянул Розес. – Совсем вы, ярыги, шуток не понимаете… Твоя взяла, на, держи, – он со вздохом вытащил из кармана штанов моток траченных временем пахучих онучей и бросил их на изношенные ботинки. – Теперь квиты?
Лагерь взорвался хохотом. Кэррот призадумался, как бы так врезать Розесу, чтобы на них не бросились остальные наёмники.
– Нет, не квиты. Сделка отменяется, – твёрдо сказал Костик.
– «Ой», сказал сержант милиции, потерявший амуницию… – глумливо оскалился Розес. – Что же ты назад сдаёшь, стражник?
– Условия договора не соблюдены, по рукам мы не ударили. Снимай сапоги.
– А ежели не сыму?
– Сами с тебя снимем, с бессознательного, – заверил Олясин.
Лицо Розеса вспыхнуло, глаза заблестели. Впрочем, это мог быть и отсвет костра.
– Ого-го! Да вы драки хотите?
– Так точно, – уверенным жестом размял пальцы Кэррот. У него только сошли синяки от общения с Порсоном, но Розес был в полтора раза меньше. – С удовольствием объясню тебе, где ты неправ.
– Э, нет, братец, – с сожалением отозвался веснушчатый наймит, неторопливо расстёгивая пуговицы пижонской рубахи. – Сапоги я у твоего приятеля брал, перед ним мне ответ и держать! Только чур без магии! У нас есть парни с чуйкой на это дело.
Наёмники принялись громогласно свистеть и гудеть в его поддержку. Розес бросил сиреневую рубашку в сторону. Пламя рельефно высветило его жилистый торс с белыми нитями шрамов. Повернулся к Костику и спросил, разминаясь:
– Готов, слуга закона?
Изваров кивнул, снимая милицейскую куртку. Они с Кэрротом оба были выше среднего роста, но Олясин отличался, что называется, атлетическим телосложением, а Констанс всегда был худощавым и тонким в кости. Он не выглядел любителем драк, и понятно, почему наёмник наметил его своей жертвой.
– Я, конечно, могу предложить поединок на мечах… – задумчиво протянул Розес.
– Спасибо, но нет, – вежливо отклонил Изваров. – Я в мечах не силён, у нас топоры табельное оружие.
– Понимаю, – в тон ему отвечал Розес. – У нас каждый знает, что в сизийской милиции все – дровосеки…
Прозвучал новый взрыв хохота. Дела пахли скверно, как престарелые онучи. Глянув по сторонам, Кёрт отметил, что вокруг собралась едва ли не вся ватага наёмников. Наверняка и зловредный капитан где-то рядом, надзирает за ними из темноты. Олясин заподозрил, что святые отцы тоже услышат возню в лагере и покинут свои шатры, но его отвлёк многоголосый крик зрителей: Розес бросился на Констанса.
Наёмник был в драке хорош. Резкий, азартный, с поставленным хлёстким ударом. Прирождённый драчун, фаворит поединка. Костик, даром что выше на голову, только и мог, что закрываться от посыпавшихся на него пинков и ударов. И то получалось не очень, вспухшая скула и разбитая бровь сразу стали тому подтверждением.
Толпа окружила костёр плотным кругом и подначивала дерущихся. Пару раз Костик пробовал контратаку, но опытный Розес уходил от него с издевательской лёгкостью. Оценив соперника, играл на публику: то дразнил милиционера небрежной стойкой, то молотил каскадом красивых, эффектных ударов. Ждал, когда тот выдохнется и раскроется, чтобы поставить в представлении красивую точку.
Кёрт Олясин сжимал кулаки. Он терпеть не мог быть безучастным свидетелем. За мятущимся пламенем показался здоровяк, который свёл их с Розесом. На его грубом лице застыло немного смущённое выражение; что-то вроде сочувствия. Хотя, может и померещилось. Кёрт мотнул головой и едва не прозевал поворотный момент поединка.
Конопатый наёмник всем телом вложился в размашистый грозный удар. Констанс вдруг уклонился, поймал его руку, развернулся изящно, как в танце… зрители ахнули. Розес вскрикнул от гнева и боли, когда обнаружил себя уткнувшимся в землю с заломленной за спину рукой. Он рванулся, но Изваров держал его крепко.
– Ах ты, тварь! – проскрежетал Розес, задыхаясь.
– Будет больно, стучи по земле, – сдержанно предупредил его Костик, – и не дёргайся, руку сломаешь.
Изваров не был любителем драк. Именно поэтому он не пропускал занятий по задержанию буйных преступников. Наёмнику ничего не оставалось, кроме как хлопнуть рукой по камням. Едва Костик его отпустил, он вскочил и опять резво кинулся в бой под одобрительный рёв толпы. Ударил рукой, пнул ногой. Кувырнулся в воздухе, вспахал подбородком гравий и понял, что его поясница придавлена ногою милиционера, а рука вновь закручена в болевом приёме. Пришлось снова бить по земле.
После четвёртого падения Розес взгрустнул, поклонился Изварову и с уничтоженным видом вышел из круга. Понурый, всклокоченный, брёл он сквозь строй соратников, а вослед ему неслись брань да проклятия.
– Розес, вихт курцый, я на тебя денег поставил!
– Заднепроходник, шлепок штукатурный! Весь отряд опозорил!
– Розес, падла, туфли верни!
– И онучи, онучи мои боевые!
– Реванш давай! Обоих ярыг отшлегеряем!
– А ну тихо! Штиль! – звучный бас словно загнал оскорбления обратно в глотки. Все повернулись к здоровяку, а он продолжал: – Мы тут кто, братья по оружию или жулики на крысиных бегах? Один проиграл, значит, все проиграли. Ведите себя достойно!
Повернувшись, Кэррот успел заметить уходящего в темноту капитана Ганса. Жаль, не удалось разглядеть выражения его лица. Констанс подошёл и встал рядом, потирая ушибы подрагивающими руками. Он чувствовал себя невероятно усталым. Победа не принесла ему радости, было неочевидно, что делать дальше. Недовольные наёмники расходились.
Ночное небо перечеркнула падающая звезда, а потом ещё одна, у самой кромки гор. Этим летом их было особенно много.
К ним кто-то приблизился: вернулся Розес. Перед собой, как реликвию, он держал порядком потёртые, но целые и справные яловые сапоги. Аккуратно поставил их перед штрафниками и застыл, глядя в потрескивающий дровами костёр.
– Вот теперь по рукам, – сказал Костик и протянул ему ладонь.
– По рукам, – с облегчением отозвался наёмник, крепко пожав её. Шагнул было в сторону, остановился и осторожно спросил:
– Слышь, вы это, водку будете?
– Да, мы сильно изменились за то славное лето, – произнёс Кэррот, поглаживая шрам на лбу. – После охоты на демонов в Спаде я расслабился и почивал на лаврах! Думал, теперь нам моря по колено и впереди только новые победы. Всегда вовремя повезёт, дивный мир раскроет объятия, а все страшные вещи случаются только с другими.
Он обвёл взглядом Звёздную площадь и повернулся к Марии. Она слушала внимательно и серьёзно, в её серых глазах отражалась Стена Истории.
– Был наивен. И сейчас я наивен, конечно, но куда в меньшей степени! Но постой, что всё это за люди? А, часы ведь пробили…
На площади вдруг стало шумно и многолюдно. В четыре часа дня конторские служащие и работники городских мануфактур заканчивали работу, и теперь вокруг будто прорвало плотину. Всюду шествовали прилично одетые горожане, кто спешил домой к семьям, кто – фланировал по проспектам в поисках развлечений. Кёрт смотрел на людской поток зачарованно, со смесью восторга и опасения.
– Отвык от таких толп людей без оружия, – пояснил он.
– Может, отправимся в более тихое место? – предложила журналистка. – Не кабак имею в виду! Хорошо, что у нас эта встреча прогулочная, а то к третьей истории я бы спилась… Видел набережную Иссины? Её в прошлом году так отделали… в смысле, сделали очень красиво. Фонари, ограждения…
– Набережная? Да, конечно… посмотрим, – неопределённо согласился искатель приключений. – И ещё одно место припомнил, уютный проезд на окраине, возле пруда. Там спокойно, лишь птички чирикают. Я с девицей одной там гулял в своё время…
Они шли по изогнутым, подсвеченным солнцем харлонским улицам, и Мария нет-нет да задумывалась о незначительном несоответствии. Кёрт Олясин имел репутацию заклятого бабника, о чём сам говорил не таясь. Но вот к ней – молодой, неглупой и, что уж там, симпатичной особе, никакого интереса не проявлял. Нет, ей этого не хотелось, конечно, но казалось немного странным. Сюрр была готова отшить его в любой момент, но Кэррот вёл себя подозрительно корректно. Он ей всё ещё не доверяет? С ней что-то не так? Или дело не в ней, а в её собеседнике?
Через полчаса они очутились на том самом памятном месте. Но вот место уже было не то. Проезд весь разъездили. Пруд зарос бурой тиной и покрылся масляными пятнами. Из птиц здесь водились одни лишь мутантные голуби, а они лишь зловеще урчат, а не чирикают. Вдобавок, поблизости открылась слесарная мастерская, а с другой стороны в здоровенном сарае устроили дубильный цех. Шум и запах в уютном проезде стояли невероятные.
Мария Сюрр изо всех сил сдерживала улыбку. Кэррот был изумлён и подавлен.
– Как всё меняется! – в сердцах бросил он. – Всего несколько лет прошло! Ладно, двинем на набережную. По пути я тебе расскажу, что творилось в Пирейских горах…
Он встряхнулся, подумал и разъяснил:
– Костик здорово себя проявил этой дракой. Уж всяко получше, чем я в Хендре, умнее! Эта стычка свела нас с головорезами Ганса. В начале похода мы сторонились друг друга, ведь у нас после Спады было предвзятое отношение к тарбаганским наёмникам. А потом ситуация быстро переменилась.
Оказалось, веснушчатый Розес был на короткой ноге с самим капитаном. То, что Костик в честной драке одолел задиристого солдата удачи, а потом не отверг предложения выпить, в некоторой степени расположило «Одну вторую» к паре сержантов милиции. Теперь можно было без опасений покинуть опостылевший арьергард и пойти с беспорядочным строем наёмников. Зародилась надежда, что их просто так не пырнут чем-нибудь на одном из привалов.
Экспедиция, одолев крутой подъём, брела по пустынному плато, края которого терялись где-то вдали. Здесь было только бесцветное небо, серо-бурые камни в лишайниках да цепляющиеся за одежду ветви карликового чупырника. Окружающие их горы казались отсюда бескрайними, они складками каменного одеяла тянулись до самого горизонта. Скоротать путь-дорогу помогали праздные разговоры.
– Как вы поймали Трёх Топористов? – спросил Костик Розеса.
– А-а! Мы узнали, они очень жадные… Один любит еду, другой всякие хитрые штуки, третий мебель хорошую… Разложили в долине деликатесы, приблуды гномские, стулья морёного дерева и ждали тихонько в засаде. Потом взяли их тёпленькими и отдали вашим ленивым коллегам из города.
– Не слышал, что с ними сделали? – озаботился участью негодяев любознательный Кэррот. Розес почесал редкую светлую щетину.
– Говорят, их попервоначалу хотели в Новый Бедлам отправить, в край вольных каторжников. Но, как выяснилось, они сами оттуда, у них там родни и знакомых как грязи! Потому их сослали на запад, на картофельные рудники возле Спады. Знаешь те земли?
– Знаю, – с бывалым видом отмахнулся Кэррот. – Да, там им самое место!
Утих пыльный ветер. Идущие впереди наёмники заорали разбойничью песню «Нож в спину – это как раз буду я», да так лихо, что Кэррот хотел было присоединиться, но вспомнил, что он всё-таки милиционер, и не стал. Костик меж тем продолжал беседу.
– Розес, откуда у капитана Ганса такое прозвание, Пополам? Коллеги утверждают, мол-де, некогда он на спор людей двуручником надвое разрубал.
– Не, братец! Капитан человек жёсткий, но не кровожадный. Много кого он ухлопал, но никогда этим не рисуется. Ему даже пришлось из Тарбагании смыться после одной нехорошей истории… Её я, конечно, вам не расскажу, – осклабился наёмник. – Но зато поведаю байку о его прозвище, а вы сами решайте, верить ей или нет.
И он поделился следующей былиной. Однажды, когда Ганс только начинал карьеру командира наёмников в Тарбагании, к нему одновременно обратились двое заказчиков. Один просил охранять рудный прииск, а второй – тот рудник захватить, соответственно. Ушлый Ганс провёл переговоры с обоими, а потом разделил свой отряд на две равные части, одна из которых двинулась завоёвывать прииск, а другая доблестно его охраняла, отбивая атаки бескровно, но с шумом и пафосом. Все завершилось как нельзя лучше: утомлённые патовой ситуацией клиенты в итоге пошли на мирное соглашение, а Ганс получил и хорошие деньги, и репутацию человека, способного творчески решать непростые проблемы. Ну, и прозвище «Пополам», разумеется.
– Вот это да! – восхитился авантюрою Кэррот. – Я и не знал, что так можно!
– У нас там юристы хорошие были, – авторитетно пояснил Розес.
Они некоторое время шли молча, потом Костик решился ещё порасспрашивать.
– Я по говору и словам понимаю, что многие в вашем отряде из Тарбагании, но за всех не скажу, всех не слышал. Где «Одной второй» довелось побывать?
