Текст книги "Том 2. Воспоминания. Очерки, незавершенные произведения"

Автор книги: Сергей Аксаков

Комментарии

Воспоминания^*

События, о которых повествуют эти «Воспоминания», относятся к 1801–1807 гг., ко времени пребывания С. Т. Аксакова в Казанской гимназии и университете. «Воспоминания» хронологически завершают автобиографическую трилогию Аксакова, хотя писались они почти одновременно с последними главами «Семейной хроники» и задолго до «Детских годов Багрова-внука». 18 декабря 1853 г. Аксаков уведомлял сына Ивана, что хотел было приняться за воспоминания о Гоголе, но, добавляет он, «меня уговорили наперед окончить «Казанскую гимназию», которая, надо признаться, не только сильно меня занимает, но и волнует: память детства так ожила во мне, что старому сосуду приходится невтерпеж…» (ИРЛИ, ф. 3, оп. 3, д. № 14, лл. 3 об. – 4). Три дня спустя Аксаков писал Тургеневу: «Я теперь с увлечением пишу историю моего болезненного детства, которая называется «Казанская гимназия». Стану ожидать вашего суда, на искренность и справедливость которого могу положиться; сам же и все мои в этом деле не могут быть настоящими судьями: оно слишком затрагивает чувство, а этот господин сумеет обмануть кого угодно» («Русское обозрение», 1894, № 11, стр. 9).

«Воспоминания» писались быстро, с увлечением. Но вскоре наступила заминка, вызванная обстоятельствами, которые часто причиняли Аксакову огорчения. «Завтра я допишу свою гимназию до того места, где намерен остановиться, – сообщал он 4 января 1854 г. сыну Ивану, – и приняться за историю нашего знакомства с Гоголем. Я написал о гимназии 45 листов. Меня очень затруднило, когда я дошел до того времени, когда начал понимать несогласие между отцом и матерью. Умолчать об этом невозможно потому, что моя духовная жизнь много от того переменилась. Без выпусков печатать эту статью при моей жизни нельзя» (ИРЛИ, ф. 3, оп. 3, д. № 19, л. 35 об.).

В сохранившейся рукописи «Воспоминаний» никаких «выпусков», связанных с той темой, о которой говорит Аксаков, нет. Очевидно, «автоцензура» происходила на предшествующей стадии работы.

«Воспоминания» были закончены в середине января 1855 г. Об этом свидетельствует письмо Аксакова М. Г. Карташевской от 26 января 1855 г.: «15 генваря я кончил свои Воспоминания о гимназии и университете, в которых твой отец занимает значительное место» (ИРЛИ, 10.685/ХVI с., л. 43).

При жизни Аксакова «Воспоминания» печатались дважды – в первом и втором изданиях книги «Семейная хроника и Воспоминания» (оба издания вышли в Москве в 1856 г.). До этого в печати появлялся лишь один небольшой отрывок (эпизод, в котором изображается приезд Аксакова домой незадолго перед окончанием гимназии) – в «Русском вестнике», 1856, т. I, кн. I, стр. 114–119. Отрывок датирован 22 ноября 1855 г. и сопровожден следующим примечанием-послесловием редакции журнала: «Эта грациозная картинка есть отрывок из большого сочинения, которое должно вскоре выйти в свет. Отрывок этот, при всей своей малости, может дать некоторое понятие об интересе целого сочинения, которое будет одним из самых капитальных приобретений нашей литературы. С особенным удовольствием присовокупляем, что С. Т. Аксаков обещал украсить «Русский вестник» новым обширным трудом, который намерен вскоре предпринять».

В обоих изданиях 1856 г. «Воспоминания» вышли с «Приложениями», содержавшими: оглавление четырех номеров рукописного журнала «Аркадские пастушки» (1804, март, май, июнь, август), несколько стихотворений и статей сверстников Аксакова и, наконец, оглавление трех номеров издававшегося Аксаковым совместно с А. Панаевым «Журнала наших занятий» (1806, июль, ноябрь, декабрь).

Надо сказать, что в «Воспоминаниях», писавшихся почти через пятьдесят лет после изображаемых событий, имеются неточности в изложении некоторых автобиографических фактов. Хронология событий в «Воспоминаниях» не всегда верна. По архивным материалам, Аксаков был принят в Казанскую гимназию в январе 1801 г., а в мае того же года увезен матерью на излечение домой в деревню. 19 марта 1802 г. совет гимназии рассматривал прошение матери Аксакова о разрешении ее выздоровевшему сыну продолжать учение в гимназии «на собственном дворянском содержании» и принял по этому поводу положительное решение (см. Н. К. Горталов, Из прошлого императорской Казанской 1-й гимназии, Казань, 1910, стр. 19–20).

И тем не менее «Воспоминания» представляют собой очень ценный автобиографический документ. В них содержится разнообразный и интересный материал, рисующий юность Аксакова, процесс его духовного становления. Быт Казанской гимназии и университета, студенты и профессора, увлечение театром и литературным творчеством, различные перипетии личной жизни Аксакова – вот что составляет основное содержание «Воспоминаний». По художественному своему уровню они значительно уступают остальным частям трилогии. В «Семейной хронике» и «Детских годах Багрова-внука» фактическая достоверность мемуаров сочетается с глубокой типизацией действительности, доступной только большому художнику. Там Аксаков выступает как создатель типических характеров, в последней же части трилогии – лишь в качестве летописца. В «Воспоминаниях» художественное обобщение выражено слабо.

В настоящем издании текст печатается по второму прижизненному изданию «Семейной хроники и Воспоминаний» (М. 1856), без приложений. Некоторые имена персонажей и названия местностей, обозначенные в первом и втором изданиях инициалами или сокращенно, воспроизводятся здесь полностью по четвертому изданию (М. 1870), подготовленному И. С. Аксаковым.

…от которой в будущем ожидали мы наследства. – Речь идет о Прасковье Ивановне Куролесовой (Надежде Ивановне Куроедовой), о которой говорится в «Семейной хронике».

Княжевичи. – Княжевич Максим Дмитриевич (1758–1813) – губернский прокурор в Уфе, позднее служил в казенной палате в Казани, выходец из Сербии. С. Т. Аксаков с детских лет был дружен с сыновьями М. Д. Княжевича – Дмитрием (1788–1844), впоследствии литератором, членом Российской академии, попечителем Одесского учебного округа, и Александром (1792–1872), впоследствии министром финансов.

…отдайте Сережу в гимназию. – Казанская гимназия была основана в 1758 г. и вскоре возымела репутацию хорошего учебного заведения. В 1788 г. гимназию закрыли по недостатку средств. Десять лет спустя она была вновь открыта и преобразована.

«Ипокрена, или Утехи любословия» – журнал, выходивший в 1799–1801 гг. в Москве под ред. профессора Московского университета П. А. Сохацкого.

Левицкий Лев Семенович (1772–1807) – воспитанник Рязанской духовной семинарии, затем – Московской для разночинцев гимназии и, наконец, Московского университета; с 1799 г. преподавал в Казанской гимназии «логику и нравоучение», а с 1805 г. – адъюнкт умозрительной и практической философии Казанского университета.

«Детское училище» – «Новое детское училище, или Опыт нравственного воспитания обоего пола и всякого состояния юношества, содержащий преполезнейшие наставления к образованию разума и сердца и совершенному нравственному воспитанию, представленные в изящнейших письмах», соч. Жанлис, перев. с франц. в 3-х томах, СПБ. 1792.

«Открытие Америки, приятное и полезное чтение для детей и молодых людей» – соч. Кампе, перев. с нем. в 3-х частях, М. 1787.

«Завоевание Мексики». – Вероятно, имеется в виду «История о покорении Мексики» испанского поэта и историка Антонио Солиса (1610–1686), перев. с нем. В. Лебедева, в 2-х частях, СПБ. 1765.

«Земира и Азор». – Текст этой оперы написан французским писателем Жаном Франсуа Мармонтелем (1723–1799), музыка – Гретри; на русском языке вышла в переводе Марии Сушковой (М. 1783).

Хребтуг – походная кормушка для лошадей из холста.

«Драматическая пустельга» – комическая пьеса Н. П. Николева (1758–1815) «Приказчик. Драматическая пустельга с голосами в одном действии» (М. 1781), впервые поставлена в Москве в 1778 г. Цитаты из пьесы приведены Аксаковым по памяти и неточны.

Гнездарь – птица, вынутая из гнезда.

Книжку о грибах Аксаков так и не написал. В 1856 г. в № 6 «Вестника естественных наук» он напечатал статью «Замечания и наблюдения охотника брать грибы».

«Домашний лечебник» Бухана. – Речь идет о популярной в свое время книге английского врача Вильяма Бухана (1729–1805), выдержавшей в Англии более двадцати изданий. «Полный и всеобщий домашний лечебник, сочиненный как для предохранения здоровия надежнейшими средствами, так и для пользования болезней всякого рода, с показанием причин, признаков а наипаче распознавательных…». Книга эта выходила на русском языке в переводе с французского двумя изданиями (М. 1792 и М. 1811).

«Достопамятные приключения Ильи Бенделя, сына Стокгольмского рыбака, оставившего свое отечество и удалившегося на голландском флоте в Америку…», перев. с нем. в 2-х частях, М. 1789.

Мефитический – зловонный, зараженный.

Морды и хвостуши – плетенки из ивовых прутьев для ловли рыбы.

Яковкин Илья Федорович (1764–1836) – с 1799 г. учитель истории и географии Казанской гимназии, а с 1805 г. – директор гимназии и профессор Казанского университета; автор ряда учебников.

Запольский Иван Ипатьевич (1773–1810) – воспитанник Киевской духовной академии и затем – Московского университета; с 1799 г. – учитель физики и математики Казанской гимназии, а с основанием университета – определен адъюнктом прикладной математики и физики.

Карташевский Григорий Иванович (1777–1840) – воспитанник Московского университета, с 1799 г. – учитель математики в Казанской гимназии, а с 1805 г. – адъюнкт высшей математики в Казанском университете; впоследствии – попечитель Белорусского учебного округа, сенатор; в 1816 г. женился на сестре Аксакова – Надежде Тимофеевне.

Приехав в Казань (1801 года)… – Этот приезд Аксакова в Казань состоялся не в 1801, а весной 1802 г. (см. выше).

Ибрагимов Николай Мисаилович (1778–1818) – один из самых популярных преподавателей Казанской гимназии; окончил Московский университет. Об Ибрагимове сохранилось свидетельство еще одного воспитанника Казанской гимназии. В. И. Панаев рассказывает в своих «Воспоминаниях»: «Он имел необыкновенную способность заставить полюбить себя и свои лекции» («Вестник Европы», 1867, сентябрь, стр. 217).

Через несколько лет я встретился с Гурьем Ивличем Ласточкиным… – В архивном фонде ИРЛИ хранится рукопись эпизода с Ласточкиным, написанная неизвестной рукой и исправленная автором. В рукописи есть некоторые незначительные разночтения с печатным текстом. Но одно из них любопытно. В печатном тексте сказано, что начальство уговаривало Ласточкина «поступить в духовное звание, к которому он не чувствовал влечения». В рукописи же читаем, что к духовному званию Ласточкин «питает непреодолимое отвращение!» (ИРЛИ, ф. 93, оп. 3, д. № 12). Фраза претерпела изменения, вероятно, по цензурным соображениям.

Лиза была воспитанница В – х… – В той же рукописи (см. предыдущее примеч.) фамилия обозначена полностью: «Вишняковых».

Массильон (1663–1742), Флешье (1632–1710) и Бурдалу (1632–1704) – французские церковные проповедники.

«Смерть Авеля» – сочинение швейцарского поэта-сентименталиста Геснера (1730–1788), в XVIII в. неоднократно выходило в русском переводе.

«Les aventures d'Aristonoy» – повесть французского писателя Франсуа Фенелона (1651–1715), в русском переводе вышла под названием «Аристоноевы приключения» (СПБ, 1766).

Наш Эрих – Эрих Иван Иванович (род. в 1755 г.), преподаватель Казанской гимназии, а затем – адъюнкт Казанского университета.

В тексте «Русского вестника» к словам: «…проводить вас до ночевки, до Мёши» – имеется примечание автора: «Река в 25 верстах от города К.».

В изображении знаменитого «дела о беспорядках» среди воспитанников Казанской гимназии Аксаков допустил некоторые неточности. «Дело» это произошло не в августе 1804 г., как утверждает автор «Воспоминаний», а в июне, до летних вакаций. Взрыв возмущения гимназистов был подготовлен их давним нерасположением к тупому и невежественному директору гимназии, А. Л. Лихачеву. Обстоятельное описание этого эпизода на основе архивных материалов см. в кн. Д. Нагуевский, Казанская гимназия накануне основания Казанского университета (1804–1805), Казань, 1900.

В сохранившейся рукописи «Воспоминаний» имеется черновая редакция этого эпизода, более подробная и в фактическом отношении несколько отличающаяся от беловой. Приводим этот текст:

«За несколько дней до возвращения моего с Григорием Ивановичем из Аксакова в Казань, когда в гимназии собрались уже почти все ученики, больничный надзиратель Смирнов обидел ругательными словами и, кажется, ударил одного из лучших казенных воспитанников Александра Княжевича. Старший брат его Дмитрий, который во всех отношениях считался первым учеником, уже шестнадцатилетний, чрезвычайно пылкий молодой человек и самый нежный брат, горячо любимый всеми, вышел из себя от такой обиды и, подкрепленный общим сочувствием и содействием товарищей, предводительствуя толпою гимназистов, а их было около 80 человек, отправился в больницу, взял силою, но без всякой обиды, под арест больничного надзирателя и запер его в залу Совета. Потом написал письмо с изложением обстоятельств дела от себя и от имени всех старших воспитанников, прося, чтоб надзиратель Смирнов в пример другим был отставлен от своей должности, и отправил это письмо за подписью учеников высшего класса с дежурным надзирателем к директору. Инспектора не было дома; когда он воротился и узнал всю историю, то, казалось, принял в ней живое участие и успокоил разгоряченную молодежь обещанием, что начальство выгонит Смирнова. Смело утверждаю, что, если б Упадышевский служил тогда надзирателем, все дело приняло бы совсем другой и благоприятный оборот. Но, к несчастью, за несколько месяцев Упадышевский оставил гимназию по болезни. Через час воротился от директора дежурный надзиратель с письменным приказанием инспектору: «Больничного надзирателя выпустить, а воспитанников – обоих Княжевичей – посадить в карцер; всем же, кто вздумает противиться, объявить, что они будут отданы в солдаты».

Нетрудно себе представить, какая буря закипела в сердцах молодых людей! Собралось шумное вече, и на нем было положено и потом объявлено инспектору и надзирателям, что Смирнов не будет выпущен до тех пор, покуда Совет гимназии не составит законного определения об его отставке, и что покуда этого не сделают, воспитанники не станут признавать никакого начальства, не станут ходить учиться в классы и просят г-на инспектора и господ надзирателей оставить гимназию и не вступаться в их дело, обещая в то же время, что будут вести себя тихо и прилично. Инспектор струсил и ушел с двумя надзирателями, а двое остальных, любимые учениками, по собственному желанию получили позволение остаться при своих местах, с тем чтобы ни во что не вмешиваться. Головы всех воспитанников горели; они выбрали главным своим начальником Дмитрия Княжевича и потом несколько человек старших, которым обещали повиноваться; ходили ужинать в большом порядке, обыкновенным фрунтом, но, опасаясь, чтоб их не схватили как-нибудь ночью, они натаскали скамеек, приперли ими двери и окна в своих спальнях, а вместо оружия собрали все кочерги, половые щетки и запаслись множеством поленьев, швырковых дров, которые в большом количестве стояли на дворе; для большей же предосторожности расставили часовых, которые сменялись каждые два часа.

Глупый директор, услыша такие вести, совершенно потерялся. На другой день он присылал к возмутившимся ученикам для переговоров, увещаний и соглашений то одного, то другого учителя, то инспектора. Воспитанники принимали парламентеров очень почтительно и без всякого шума, но с твердостью объявляли, что до тех пор не выйдут в обыкновенный порядок и не выпустят Смирнова из-под ареста, покуда не соберется конференция и покуда не отставят виноватого от должности. На третий день собрался Совет и приехал директор. Залу Совета отперли; на столе лежала новая просьба, еще более почтительная и покорная, также за подписанием старшего класса; съехались присутствующие члены; ввели Смирнова и, когда он после допроса вышел из присутствия, взяли его опять под надзор. Потом все три класса собрались в соседственной зале, стали во фрунте и ожидали решения Совета. Старший учитель Яковкин и учитель российской словесности Левицкий, очень любимый, приходили уговаривать воспитанников, чтобы они освободили Смирнова и разошлись по своим местам, предоставя дело решению Совета и уверяя, что виновный непременно будет отставлен и что в случае их упорства они жестоко пострадают. Но воспитанники не поверили им и отвечали, что они готовы погибнуть все, только бы Смирнов был отставлен от службы актом. Долго сидела конференция; наконец, разъехались, ничего не сделав; больничного надзирателя опять заперли, и воспитанники пошли обедать позже двумя часами обыкновенного. Ночь провели точно так же, как и вчерашнюю. На третий день опять съехалась конференция; но как скоро собралась она в полном своем составе, возмутившееся юношество целою толпою ввалило в Совет, настоятельно требуя исполнения своей просьбы. Все струсили и потеряли голову, директор больше всех; написали и подписали определение,[138]138
  Кроме Григорья Иваныча, который считал такое действие унизительным и недостойным обманом и в то же время уступкою со стороны Совета. Вообще он не одобрял действий директора и предлагал совсем другие меры, которые могли бы в самом начале потушить это несчастное дело без дальнейших последствий.


[Закрыть] в котором было сказано, что больничный надзиратель Смирнов за дерзкий и оскорбительный поступок с казенным воспитанником Княжевичем 2-м отставляется от службы, о чем и представить на утверждение высшему начальству. Определение было прочитано самим Дмитрием Княжевичем и тут же объявлено Смирнову. В ту же минуту все пришло в свой обыкновенный порядок, начались классы, и учебная жизнь спокойно потекла по своей обычной колее. Скоро все успокоились и подумали, что дело не будет иметь никаких дальнейших последствий; но через неделю, во время обеда, вдруг взошла в залу рота солдат с ружьями и штыками; вслед за нею вошел губернатор и директор…» Далее следует текст, в основном совпадающий с текстом окончательной редакции (Л. Б., ф. Аксакова, 1/8 лл., 25 об. – 28).

Возникает, естественно, вопрос: чем вызывалась необходимость замены одной редакции другой? К сожалению, с полной достоверностью ответить на этот вопрос пока не представляется возможным. Но обращает на себя внимание следующее. В первой редакции бунт гимназистов носил, несомненно, более серьезный характер, чем в последующей. Причем этот эпизод написан здесь с явным беллетристическим нажимом и, кроме того, содержит в себе ряд недостоверных деталей. Например, главным виновником инцидента в этой первоначальной редакции изображается не «квартермистр», а больничный надзиратель; не соответствует истине и история с арестом надзирателя и многое другое (ср. с указан. выше книгой Д. Нагуевского). Все это противоречило методу писательской работы Аксакова, заявлявшего, что у него «нет свободного творчества», что он не владеет «даром чистого вымысла» и может писать, «только стоя на почве действительности, идя за нитью истинного события» (ИРЛИ, ф. 569, д. № 108, лл. 2 об. – 3), что никогда ничего не выходило из его попыток «писать вымышленное происшествие и вымышленных людей» (Л. Б., ф. Чижова, 1/16) – Аксаков, вероятно, потому и отверг черновую редакцию, что почувствовал, сколь далеко он отступил в ней от исторической истины и изменил тому художественному принципу, которому следовал во всех своих произведениях.

«Песнолюбие, опера комическая» – соч. А. В. Храповицкого (1759–1801), муз. Мартина (СПБ. 1790).

«Преступник от игры, или Братом проданная сестра» – комедия в стихах Дмитрия Ефимьева (1768–1804); впервые поставлена на петербургской сцене в 1788 г., вышла из печати в 1790 г.

Шушерин. – См. воспоминания о нем (наст. том, стр. 326), а также примеч. (стр. 486).

Плавильщиков Петр Алексеевич (1760–1812) – выдающийся актер и драматург.

Давали оперу «Колбасники». – Имеется в виду опера «Маркиз крестьянин, или Колбасник», перев. с итал. В. А. Левшина (СПБ. 1795).

«Ошибки, или Утро вечера мудренее» – комедия И. М. Муравьева-Апостола (СПБ. 1794).

«Нина, или От любви сумасшедшая» – опера французского композитора Далейрака (1753–1809), текст Марсолье.

«Граф Вальтрон» – драма Августа Коцебу (1761–1819), перев. с нем. (М. 1803).

…журнал под названием «Аркадские пастушки». – Как уже отмечалось, Аксаков сопроводил свои «Воспоминания» «Приложениями», в которых поместил в качестве иллюстрации несколько стихотворных и прозаических сочинений, написанных его сверстниками для рукописного журнала «Аркадские пастушки». Некоторые из этих сочинений он сопроводил комментариями. По поводу статьи Нереиса (Николая Панаева) «Швейцария в Казани» Аксаков писал: «Вот каким образом родилось название Швейцарии в окрестностях Казани. Отыскав это гористое и живописное местоположение позади урочища Поцека, на котором стоял архиерейский дом, Александр Панаев мне первому сообщил об этом открытии. Наши рассказы привлекли других, и гимназисты окрестили это место именем «Казанской Швейцарии». Теперь оно сделалось любимым местом гулянья для всего города. Там настроены домики, беседки и, кажется, есть даже кондитерская; самое место разделилось на два гулянья: одна половина называется немецкою, а другая – русскою Швейцариею».

Отрывок статьи Адониса (Александра Панаева) «Путешествие в болгары» вызывает следующее замечание Аксакова: «Если немножко поправить эти строки, списанные с дипломатическою точностью, то они ничем не будут хуже прозы Владимира Измайлова и князя Шаликова, людей, которые в свое время имели свою славу».

Стихотворение Ириса (Ивана Панаева) «Осень» Аксаков комментирует так: «Иван Панаев славился у нас впоследствии одами, из коих некоторые по тогдашнему времени были очень недурны; но, к сожалению, их у меня нет. Его пиесу «Осень» я поместил для того, чтоб показать, как неудачно писал он стихи в другом роде, о чем у нас были большие толки и в чем наш лирик никогда не хотел сознаться» («Семейная хроника и Воспоминания», М. 1856, стр. 405–406, 409 и 411).

Румовский Степан Яковлевич (1734–1812) – видный русский астроном, с 1800 г. – вице-президент Академии наук.

Герман Мартин Готфрид (1755–1822) – доктор философии Геттингенского университета, впоследствии – профессор греческого и латинского языков в Казанском университете.

Цеплин Петр Андреевич (1772–1832) – доктор философии Геттингенского университета, впоследствии – профессор всемирной истории, статистики и географии в Казанском университете.

Стр. 119. Список первых студентов Казанского университета, приведенный Аксаковым, далеко не полный. Кроме того, некоторые фамилии и имена воспроизведены им неточно (ср. Н. Попов, Общество любителей отечественной словесности и периодическая литература в Казани с 1805 по 1834 г., – «Русский вестник», 1859, т. XXIII, стр. 54; см. также Н. П. Загоскин, История императорского Казанского университета, т. I, Казань, 1902, стр. 524–526).

Фукс Карл Федорович (1776–1846) – профессор естественной истории и ботаники в Казанском университете, одно время был его ректором.

Эвест Федор Леонтьевич (1774–1809) – воспитанник Московского университета, доктор медицины, непродолжительное время служил адъюнктом в Казанском университете.

Бюнеман Генрих Людвиг (1752–1808) – профессор естественного, политического и народного права в Казанском университете, лекции читал на французском и латинском языках; был крайне непопулярен среди студентов.

…назначал камерных студентов… – т. е. тех, которые должны были осуществлять дисциплинарный надзор за младшими студентами в своих камерах (комнатах).

«Бот, или английский купец» – комедия, перев. П. Долгорукого (М. 1804); «Дмитрий Самозванец» – трагедия А. П. Сумарокова (СПБ. 1771); «Досажаев». – Имеется в виду комедия Шеридана «Школа злословия» в переводе И. М. Муравьева-Апостола (СПБ. 1794), главный герой в этом переводе назван Досажаевым; «Магомет» – трагедия Вольтера, перев. П. Потемкина (СПБ. 1798); «Отец семейства» – драма Дидро, перев. Н. Сандунова (М. 1794); «Рослав» (СПБ. 1784) и «Титово милосердие» (СПБ. 1790) – трагедии Я. Б. Княжнина; «Сын любви» – драма Коцебу, перев. с нем. (М. 1795).

Веревкин Михаил Иванович (1732–1795) – известный в XVIII в. драматург, первый директор Казанской гимназии.

«Ненависть к людям и раскаяние» – комедия Коцебу, перев. И. Репьева (СПБ. 1792) и А. Малиновского (М. 1796).

«Эйлалия Мейнау, или Следствие примирения» – трагедия, «служащая продолжением к комедии «Ненависть к людям и раскаяние», соч. Фридриха Циглера, перев. с нем. А. Ф. Малиновского (М. 1796).

Лафонтен Август (1758–1831) – немецкий романист-сентименталист.

…до декабря включительно. – Аксаков запамятовал. «Журнал наших занятий» выходил не только в 1806-м, но и в 1807 году. Об этом свидетельствуют найденные в одном из архивных фондов шесть подлинных экземпляров этого рукописного журнала. Среди них – три, которые были в руках Аксакова и описаны им в «Воспоминаниях» и «Приложениях» к ним, а также три других, которые писатель считал утерянными. Один из них, датированный февралем 1807 г., особенно интересен, так как содержит в себе сочинения самого Аксакова (несколько исторических анекдотов, стихов и переводов с французского). Любопытно неизвестное прежде юношеское стихотворение Аксакова «К неверной». Приводим его полный текст:

 
Вчера у ног любезной
На лире я играл;
Сегодня в доле слезной
Я участь проклинал.
 
 
Вчера она твердила,
Что я кажусь ей мил;
Сегодня разлюбила,
Я стал уж ей постыл.
 
 
Когда в восторге нежном
И в радости своей
В жилище безмятежном
Клялась ты быть моей!
 
 
Тогда я восхищался,
Счастливей был царей;
С восторгом наслаждался
Любовию твоей.
 
 
Но, ах, судьба жестока,
Судила мне страдать
И горести глубоки
В сей жизни испытать.
 
 
О сердце! Кто познает
Твою ужасну власть.
Любовь меня терзает,
А я питаю страсть.
 

(Л. Б., ГАНС, V/5, «Журнал наших занятий», 1807, февраль, лл. 26 об. – 27).

Заметим еще, что в этом же номере журнала помещено и стихотворение «К соловью», которое неполностью приводит выше Аксаков. В журнальном тексте есть одна строфа (предпоследняя), очевидно, забытая автором:

 
Что блаженство лишь в любви одной
Человек может найти всегда;
Что коль нет ее, то жизнь наша –
Цепь страданий продолжительных!
(там же, лл. 24 об. – 25).
 

По-видимому, существовали варианты этого юношеского стихотворения Аксакова. Между текстом, цитируемым автором «Воспоминаний», и тем, который помещен в «Журнале наших занятий», имеется ряд разночтений.

…выписки из некоторых пиес. – Каждый номер «Журнала наших занятий» открывался эпиграфом, сочиненным Аксаковым: «Многие пишут для славы, мы пишем для удовольствия; приятная улыбка на устах наших товарищей и друзей есть для нас драгоценный венок награды». В «Приложениях» Аксаков приводит оглавление трех номеров «Журнала наших занятий» (1806, июль, ноябрь, декабрь) и несколько образцов сочинений, помещенных в них. Об отрывке из оды И. Панаева «Война» Аксаков замечает: «Такого рода стихами долго писали в России, и долго получали похвалы за них наши лирические поэты: что ж мудреного, что за пятьдесят лет сочинитель их считал себя истинным талантом, а его товарищи, семнадцатилетняя молодежь, видели в нем будущего Ломоносова или Державина».

Статья «Дмитрий при реке Доне» вызывает следующий комментарий Аксакова: «Эта ничего особенного в себе не содержащая статейка Фомина, студента, впрочем очень остроумного и дельного, не знаю почему, пользовалась у нас общим одобрением. Сравнивая ее с другими прозаическими статьями, я решительно не могу отдать ей значительного преимущества; итак, надобно приписать ее успех счастью, которое до сих пор нередко сопровождает появление и книг и статей. Разумеется, под словом счастье должно понимать стечение благоприятных обстоятельств и причин, незаметных для человека».

О статье А. Панаева «О распространении и пользе русской литературы» Аксаков пишет: «Я помню, что в этой детски-молодой статье было несравненно больше преувеличенных, безусловных и восторженных похвал Карамзину и что только из уважения к моим настоятельным требованиям Панаев согласился кое-что убавить. Что же касается до мысли и выражений, то разве издатель «Московского Меркурия» (г-н Макаров), да и другие поклонники и последователи Карамзина не такими же мыслями и выражениями опровергали грубые, иногда натянутые, но всего чаще справедливые осуждения Шишкова?» («Семейная хроника и Воспоминания», М. 1856, стр. 412, 414, 416, 419).

«Общество любителей отечественной словесности». – Это общество было создано весной 1806 г. и первоначально называлось: «Общество вольных упражнений в российской словесности». Почти целиком сохранившийся архив общества позволяет составить довольно ясное представление о содержании и характере его деятельности (ИРЛИ, ф. 107, д. № 1). Частично этот архив был использован Н. Буличем в кн. «Из прошлых лет Казанского университета», ч. I, Казань, 1887.

Аксаков подал заявление о приеме его в члены общества в конце 1806 г. В «Журнале текущих дел» есть запись от 17 декабря этого года: «Слушано было письмо г-на студента Аксакова о желании его быть членом нашего общества, но как г-н Аксаков не приложил при сем никакого опыта своего в литературе упражнения, то и положено известить его чрез г-на секретаря, что до выполнения им сего общество не может дать удовлетворительного ему ответа». Через месяц в «Журнале» появляется новая запись: «Иваном Панаевым представлены стихи г-на Аксакова «Зима», и общество приняло оного студента г-на Аксакова в число своих членов». 22 января 1807 г., как явствует очередная запись в протоколе, Аксаков впервые явился на собрание общества, а 29 января: «разобрана пиеса «Зима» г-на Аксакова и определена к вписанию в собрание трудов общества под № 25-м». Каждый протокол заседания подписывался всеми присутствовавшими членами общества. Под протокольной записью от 29 января 1807 г. впервые стояло уже и имя Сергея Аксакова, как полноправного члена общества. Неделю спустя находим в «Журнале» новую запись: «Г-н Аксаков подал своего сочинения в стихах: «К соловью», которую по рассмотрению определено вписать в собрание трудов общества под № 26». Это то самое стихотворение, которое воспроизведено писателем в его «Воспоминаниях».

В начале 1807 г. Аксаков оставил университет и уехал из Казани. 19 марта 1807 г. – очередная запись в «Журнале»: «Секретарь объявил об отъезде г-на Аксакова из Казани и желании его быть иногородним членом, на что все члены вообще согласились». Через несколько месяцев, 25 июня 1807 г., имя Аксакова снова, и уже в последний раз, встречается в «Журнале». «Секретарь объявил обществу, что г-н А. Панаев уведомил его о отзыве г-на Аксакова, в коем, изъявляя он невозможность быть в сношении с обществом, просит его от него уволить, о чем и определено дать ему знать, г-ну Аксакову, чрез г-на Панаева, что общество на сие соглашается» (ИРЛИ, Архив Казанского общества отечественной словесности, ф. 107, д. № 1, лл. 2, 8 об., 9, 10, 13 об.).