Текст книги "Деление клетки"

Автор книги: Сергей Тихонов

Соавторы: Максим Матковский,Роман Лошманов,Евгений Бабушкин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

– Ой, что это со мной такое? – хозяйка берет волосню в руки и вертит её.

– А теперь вот так, – говорит Оксана и надевает ей волосню на голову.

– Ты пойми, пацан, – говорит Куст, – Шватоги лучше людей, Шватоги живут тысячу лет, Шватоги никогда ни с кем не воюют. Шватоги Шватоги брат, а не враг, пацан, Шватоги могут летать на другие планеты, Шватоги могут совокупляться сами с собой и получать кайф от жизни без телека и наркоты. Как тебе, пацан? Шватоги никогда не болеют и не задумываются, зачем жить дальше и как обустроить свою жизнь, у Шватоги нет тюрем, преступников и законов, каждый Шватоги свободен и волен делать всё, что ему вздумается, не причиняя друг другу боли и вреда, Шватоги никогда не предают и не сомневаются, Шватоги могут жить без пищи и воды, Шватоги не нужна нефть и золото…

– Шватоги… – повторяю я, присев на табурет. Оксана обнимает меня толстым тёплым хвостом, и я чувствую к ней влечение. Мне делается так же тепло и уютно на этой облупленной кухоньке, как и в селе, когда мы с Машей сидели под вишней на закате и целовались.

Космический Самец

50 мужчин и одна женщина пролетали через карликовую галактику на космическом корабле, по форме напоминающем огромный хот-дог. Все мужчины были блондинами с накаченными бицепсами и хорошо развитыми грудными клетками. Женщина была женой капитана. Повар корабля Костя заглядывал жене капитана в вырез, когда та наклонялась, чтоб взять тарелку с пюре или свекольным салатом. Груди жены капитана были похожи на два колокола. Два молочных колокола. Костя по ночам представлял, как он поднимается на колокольню и начинает звонить в эти два колокола. Дёргает их за верёвки, и колокола громыхают.

Капитан корабля довольствовался женой, остальные мужчины довольствовались механическими вагинами.

Два робота для траха – две голубоглазые блондинки – вышли из строя, когда корабль только покинул Млечный Путь. Все мужчины расстроились, и каждый пожалел о том, что не купил себе робот для траха. Механические вагины тоже были хороши, но всё же не то… По форме они напоминали ручные мясорубки, стальные снаружи, мягкие и горячие внутри.

Косте никогда не нравилось это приспособление. Он его боялся. Он представлял, как механическая вагина сделает из его члена фарш. Иногда ночью он просыпался в поту и кричал – он снова видел во сне кошмар, как он ест котлету из собственного члена.

50 мужчин и одна женщина пролетали через карликовую галактику на космическом корабле. Они находились в гиперпространстве 378 дней. Один мужчина – капитан – довольствовался своей женой, 48 мужчин – от бортмеханика до оператора ядерного двигателя – довольствовались ручными механическими вагинами, только несчастный повар Костя вечно ходил со вставшей штуковиной и всё не знал, куда бы её пристроить.

Однажды Костя накладывал пюре для жены капитана и подложил под пюре записочку, в которой говорилось: «Уважаемая Антонина Алексеевна, я опытный звонарь, и мне хотелось бы опробовать ваши колокола в 23:00 в моей скромной, но очень уютной каютке».

Когда Костя писал эту записку, зачем-то вспомнил про Достоевского и представил, что бы сделал на его месте Достоевский и как бы он написал записку. Наверняка Достоевский написал бы записку талантливей его. «Зато я лучше Достоевского варю пюре», – подумал Костя.

Волею случая тарелка с пюре досталась капитану, а не его жене. Капитан прочитал записку. Прочитал её еще раз и еще. Пока все находились в столовой, капитан зашёл в каюту к Косте и при выключенном свете стал поджидать его.

За иллюминатором каюты с неимоверной скоростью проносились чужие холодные звёзды.

Костя зашёл в каюту и включил свет. Капитан сидел в кресле с запиской в руке.

– Это ты написал? – спросил капитан.

– А что мне оставалось делать?! – завизжал испуганный Костя.

– В моей жизни есть два типа мужчин, – сказал капитан, – те, кто умеют держать член за зубами, и те, кто член за зубами держать не умеют.

Капитан всегда выражался очень неоднозначно, поэтому Костя и не удивился. Капитан нажал кнопочку на своём поясе. В каюту зашли два голубоглазых блондина с оружием в руках.

– Посмотри на них, – сказал Косте капитан, – это лучшие представители рода человеческого… Вы когда-нибудь думали о моей жене? – спросил капитан мужчин.

– Нет, мой капитан, – ответили они в один голос. – Мы благодарны стране и президенту за механические вагины.

– Вот видишь! – сказал капитан.

– В капсулу его и выкинуть на ближайшую планету! – скомандовал капитан, и двое мужчин увели повара Костю из каюты. Костю с поднятым вождём краснокожих засунули в капсулу и выкинули с корабля. Костя посмотрел вверх на удаляющийся в бездну космоса корабль и пожалел, что не послушался отца, который уговаривал его стать трактористом.

Капсула пересекла атмосферу незнакомой планеты, и от страха Костя закрыл глаза. А после того как он почувствовал, что капсула приземлилась, он открыл глаза и вылез из разбитой капсулы.

Вода была ему по колено. Нежный желтый песок и пальмы – вот что он увидел. А еще много голых женщин, которые загорали на шезлонгах вдоль берега. Одни женщины – мулатки, белые, негритянки, китаянки, какие угодно. От земных женщин они отличались только одним – у них был всего один глаз прямо под носом. А рот был на лбу. Но сиськи и вагины были на месте.

Костя быстро стянул с себя космический костюм. И побежал к женщинам. Он подбежал к негритянке и поцеловал ее в горячий рот на лбу. Затем заглянул в ее глаз под носом, над глазом, наподобие усиков, была аккуратно подведенная бровь.

– Привет, – сказал ей Костя, – как тебя зовут?

Его член упирался ей в колено. Он наклонился над ней и, тяжело дыша, осыпал ее лицо слюнявыми поцелуями…

– Я тебя трахну! – ласково прошептал он ей. – Я тебя трахну! Он нащупал пальцем её вагину, затем просунул туда вождя краснокожих. Буквально через секунду он высунул член. Член изрыгнул сперму на живот негритянки. Вот и всё. Негритянка что-то говорила ему, но на непонятном языке.

Приблизительно то же самое Костя проделал и с другими женщинами.

Китаянку он спросил:

– Ты откуда!

Потом он сказал ей:

– Я тебя тут трахну щас!

И начал прыгать над ней как конь, а она визжала. Громко визжала, так что другие женщины со всего берега сбежались посмотреть, что происходит.

Костя выхватывал из толпы разных женщин и трахал их, одаривая в конце бурной лавой горячей спермы. В толпе были и не совсем женщины, точнее совсем не женщины, но Костя не обращал на это внимания. Если он не мог найти вагину за три секунды, он просто бурил дырку в мясе и продолжал своё дело. Так он выхватил из толпы гигантскую муху на длинных ногах с высокими каблуками и в чулках. Муха потирала лапки и смотрела крошечными чёрными глазками на Костю. Костя сложил ей крылья и проделал дырку на спине, там, где заканчивались ноги. Он гладил ноги и двигал бёдрами.

Попадались и другие диковинные женщины, точнее, вовсе не женщины: с хвостами, рогами, копытами, жабрами и щупальцами. Они даже выстроились в очередь на потрахаться.

Через четыре часа упорной работы Костя устал и упал на песок. Он нежно поглаживал свою первую негритянку.

– Щу Фи тарандаль бикам вачуке? – спросила его негритянка. Костя поцеловал ее в коричневый сосок и рассеянно пожал плечами.

– Сам я не местный! – ответил он. – Вашего языка не знаю…

На Земле Косте не везло с женщинами. Он был толстый прыщавый сын колхозника без денег и шика. А теперь он почувствовал себя космическим самцом.

Он вскочил на ноги и заорал:

– Даааааааа! Я КОСМИЧЕСКИЙ САМЕЦ!

Он услышал вой сирены. В конце пляжа из-за деревьев выехал военный автомобиль. Костя, чуя неладное, побежал вдоль пляжа. Из машины вышли четыре вооруженных человека и погнались за ним. Они догнали его, уложили мордой в песок и надели наручники. Когда его посадили в машину, человек в белом халате надел ему на голову мешок.

Его высадили из машины и повели. Потом усадили на стул и сняли мешок. Перед ним стояли военные и люди в белых халатах.

– Снимите наручники! – попросил Костя. – Я ничего не делал, я не виноват! Простите меня!

Люди в белых халатах шептались. Военные переговаривались друг с другом и улыбались, поглядывая на Костю.

– Во попал пацан!

– Не повезло, так не повезло!

Костя переводил взгляд с военных на докторов.

– Зато для нас это очень ценный экземпляр! – сказал доктор. – Предлагаю его сразу не убивать…

– Да-да! – завизжал Костя. – Не убивайте меня, я вам пригожусь.

– Мальчик, – грустно сказал доктор, – поверь мне, смерть для тебя лучшее лекарство… но в целях науки мы не завалим тебя…

Самый старый доктор с седой бородой и в очках с круглой оправой ходил вокруг Кости.

– Вы знаете хоть, куда попали? – спросил старый доктор.

– Если я кого-то оскорбил своим поведением, то простите… я же 378 дней летел в гиперпространстве с мужиками и механическими вагинами… я не виноват! это всё природа!

– Заткнись и слушай! – заорал на него военный.

– Эта планета – последний приют для женщин из различных галактик с неизлечимыми венерическими заболеваниями… По нашим подсчётам, ты успел трахнуть 44 женщины, и неизвестно, что с тобой случится…

– О господи… – сказал Костя. Он почувствовал, как холодок пробежал по его затылку.

– Прежде чем трахать, нужно знакомиться, парень, – сказал ему военный.

– Я хотел познакомиться, но она не говорила по-нашему…

– Заткнись! Теперь тебе конец! – сказал военный. – Лучше бы ты пользовался механической вагиной, и всё было бы хорошо. Не каждому дано спать с женщиной…

– Не каждому дано быть капитаном, – глубокомысленно заметил доктор.

– Я боялся механической вагины, – признался Костя. Первый раз признался, сидя на стуле на незнакомой планете со связанными руками.

Он опять некстати вспомнил про Достоевского и подумал, что Достоевский, наверное, просто расплакался бы на его месте. И тогда Костя тоже пустил слезу.

– Не хнычь, – сказал ему военный, – натрахался, а теперь ответишь за грехи!

Старый доктор подошёл к Косте и умиротворяюще сказал:

– Господа, давайте не будем издеваться над молодым человеком, а лучше установим, с кем он успел потрахаться…

Военные сели за компьютер и начали диктовать:

– Первая – Негритянка Циклопша, вторая – Китаянка Вагинальное Пение, потом Баба Муха, Баба Навозный Жук, Тёлка Сороконожка…

– О господи… что же с ним будет, – зашептались доктора.

– Смотрите, что с его членом! – заорал военный.

И Костя увидел, как его член начал расти.

Член рос на глазах и коснулся плеча военного. Военный ударил член ногой. Костя вскрикнул от боли.

– Я вас всех тут трахну! – сказал член.

– Это не я сказал… это он! – заверещал Костя.

Член повернул головку к Косте.

– И тебя трахну, – сказал член и ударил Косте в рот. Военные схватили член и вытащили его изо рта Кости.

– Держите его! Держите его!

– Ай, не бейте меня! – попросил член. – Я больше не буду! Военные отпустили член и достали оружие.

– Не стреляйте! Не стреляйте! – попросили доктора. – Это бесценно для науки!

– Правильно, – сказал Костя, – нельзя стрелять в меня.

– Его можете убить, нам главное член оставить.

Военные снесли Косте голову. Его мозги размазались по белым халатам докторов.

Член отсоединился от бездыханного тела Кости и одним махом сбил с ног и военных, и учёных.

Военные начали стрелять, случайно попадая друг в друга и в докторов. Член выбежал из здания и сел в первый попавшийся космический корабль, корабль сразу взмыл в воздух и через секунду покинул атмосферу неизвестной планеты для женщин с неизлечимыми венерическими заболеваниями.

На губах члена играла саркастическая улыбка.

Подходящая девушка

Она говорит мне:

– Видишь вон тот столик. Три парня. Пиво пьют.

Я говорю:

– Ага.

– Всё должно произойти очень быстро. Они футбол смотрят. Точнее, двое смотрят футбол. Один скучает. Ему с ними скучно. Он футбол не любит. Он и есть наша цель.

Один парень и правда стреляет глазами по залу. Смотрит на меня. Я отворачиваюсь. Достаю телефон и делаю вид, что разговариваю. Девять часов вечера. Бар переполнен. Негде продохнуть. Кислый запах пива и курева.

– Давай сейчас.

Я иду неуверенной походкой по направлению к их столику. Будто пьяный шатаюсь. Падаю возле их столика. Слышу, как смеются люди. Все смотрят на меня и те три парня… Они тоже смеются. Краем глаза я замечаю её руку. Худую и бледную руку с длинными пальцами. Она ныряет в боковой карман куртки, что висит на стуле. Парни ничего не замечают. Я поднимаюсь. Делаю круг по залу. Ловлю неодобрительный взгляд бармена и выхожу на улицу.

На улице очень холодно и темно. Вдалеке шумит автострада. Спустя минут пять она выходит.

– Тысяча гривен, – говорит она.

Мы едем ко мне домой на такси. По дороге заезжаем в супермаркет, берём вино. Она зачем-то покупает свечи. В доме горит только окно хозяйки.

– Тихо, – говорю ей. – Снимай обувь на половичке.

Хозяйка не любит, когда в коридоре оставляют грязь. Она не любит, когда приводят женщин. Мы крадёмся по лестнице на второй этаж. Половицы скрипят. Доносится плач ребёнка. Хозяйка высовывает крысиную мордочку из своей двери.

– Кто это? – недовольно спрашивает она. Близорукая худая старуха.

– Это я, тёть Лиль.

– Я знаю… кто это с тобой?

– Это моя сестра – Ира.

– Ага, – она закрывает дверь.

Мы заходим ко мне, и я поворачиваю ключ.

– Не включай свет, – говорит она.

Мы сидим в темноте. У неё длинные ноги и длинные руки.

– Зачем тебе свечи? – спрашиваю.

– Не люблю электрический свет.

– Ты у меня тоже что-нибудь украдёшь?

– Нет.

– Почему?

– Потому что ты хороший и неудачник.

– С чего ты взяла?

– Живёшь в одной комнатке, в вонючем доме с хозяйкой… ты, наверно, еще и безработный?

– Нет.

– Дай угадаю: про себя ты называешь директора имбецилом, получаешь маленькую зарплату и на работе всех боишься?

– Ну не всех…

– А кого не боишься?

– Бухгалтера.

– Почему?

– Потому что она одинокая несчастная женщина с ребёнком и усами.

Она зажигает свечу.

– Ну что, будем трахаться? – спрашивает.

– Как-то не хочется.

– А кто с тобой в доме живёт?

– Хозяйка, я и семья…

– Что за семья?

– Да так, пацан залетел… молоденькая пара и трёхлетний ребёнок…

– Плачет по ночам?

– Орёт и плачет.

– Раздражает тебя?

– Очень.

– А хозяйка?

– Хозяйка – злая сука.

– Что думаешь дальше делать?

– Не знаю, что обычно.

– А что обычно?

– Поживу здесь немного, если поднимут зарплату – сниму однокомнатку.

– Домой не хочешь?

– В Гусятин? Что там делать… там от тоски повеситься можно. Я наливаю вино. Мы выпиваем. Она открывает дверь и выглядывает в коридор.

– А какая дверь семьи?

– Слева, самая последняя.

Она идёт по коридору. Скрипят половицы. Плачет ребёнок. Внезапно ребёнок перестаёт плакать. Она приводит его в комнату за руку. У малыша лицо, опухшее от плача. Под мышкой – красный самосвал. Она садится на пол под окном возле батареи и усаживает его к себе на колени.

– Родителей нет. Он там совсем один. Как тебя зовут, маленький?

Он молчит.

– Родители часто допоздна гуляют и приезжают пьяные. Или звонят утром хозяйке, чтоб та отвела его в садик.

– Как тебя зовут, хороший?

Не отвечает.

– Никитка его зовут, – говорю.

Она берёт его за ручку и рассматривает пальчики. Затем выпрямляет их. Никитка зачарованно смотрит на неё. Его глаза блестят в свете свечи. Всё еще полные невыплаканных слёз. Она зажимает ему рот и нос ладонью и откусывает мизинец. Он брыкается. Затем она откусывает безымянный, средний, указательный.

Никитка перестаёт брыкаться, и безвольное тело скатывается с её колен на пол. Она всё еще держит его за руку.

– Большие не люблю. Большие невкусные.

Она жуёт его пальцы. Хрум хрум хрум… Выплёвывает кости на пол.

– Ладно, – говорит. – Пойду к хозяйке.

Спустя минут пять она втаскивает хозяйку в комнату за ноги. У хозяйки из носа, рта и ушей тоненькими струйками льётся кровь.

– Ты мне пол испачкаешь, – говорю. – Что я завтра хозяйке скажу? И в коридоре тоже кровь?

– Ну, немного.

– Вот не люблю кого-то приводить. Грязь оставляют. Потом хозяйка ругается.

– Ничего страшного, скажешь ей, что это не ты.

Она выпрямляет костлявые пальцы хозяйки и лижет их. Затем сосёт перстень. Обручальное кольцо. Облизывает бородавку между указательным и средним пальцами правой руки. Я давно знаю эту бородавку: часто смотрел на неё на кухне, когда хозяйка стряпала.

– Хочешь мизинчик? – спрашивает.

– Нет.

– С чего-то же нужно начинать.

Она кладёт мизинец себе в рот и хрустит им. Чавкает.

– Не чавкай, – говорю.

– Не нравится?

– Моя бывшая девушка постоянно чавкала. Иногда мне кажется, что мы из-за этого и расстались.

– Хорошо, не буду…

Она обгладывает остальные пальцы.

– Ты голодный?

– Да у меня язва, от вина тошнит немного.

– Тогда идём на кухню. Я тебе что-нибудь приготовлю.

Я недоверчиво смотрю на неё.

– Не бойся. Я всё поняла. Ты честный. Не воруешь и не грубишь. Ты мне нравишься. Я приготовлю тебе самый пышный омлет на свете.

– Яиц в холодильнике нет.

– А у хозяйки?

Она шлёпает хозяйку по щеке.

– Эй, хозяйка! Что ж ты за хозяйка без яиц?

– Она в какой-то секте, там не едят мясо. Она мне однажды сказала, что яйца – это куриная течка, потому что человек развратил курицу.

– Какие глупости.

Мы спускаемся вниз. Она идёт со свечёй. Скрипят половицы. Кажется, на улице пошёл снег. Или это ветер поднял белую блестящую крошку с крыш и деревьев. «Наконец, у меня появилась хоть какая-то девушка, – думаю. – Тяжело быть одному». Все сейчас хотят многого. У всех странности.

Я спускаюсь в подвал и набираю в ведро картофель.

Она садится возле мойки и начинает его чистить.

– Как думаешь, у нас с тобой что-нибудь выйдет? – спрашивает.

– Думаю, да… вот только…

– Я тебе не нравлюсь?

Она выпрямляется в полный рост и задирает свитер. Расстёгивает лифчик. Полная грудь размера третьего. Острые тёмные соски. Такие желанные и родные.

– Что только?

– Ладно, проехали…

– Нет, скажи… я и сама уже долго никого не могу найти. Все какие-то дебильные. Машины, гоночки, мобилы, пиво, минеты, футбол, жратва, сауна, уги, боулинг, концерты, опера, дети…

– Ты не могла бы выковыривать чёрные глазки из картошки?

Голоса человечков

Ночь. Я печатаю халтуру для передачи про полтергейст. Утром нужно сдавать. В одиннадцать. Пришла Маша и села на кровать. За окном – ливень. Уже два дня льёт. В некоторых городах объявили чрезвычайное положение. Благо наша коммуналка находится на горе.

– Почему ты не спишь? – спрашиваю Машу и печатаю не отрываясь. История про то, как у одной домохозяйки из Чернигова в доме жили вонючие призраки кошек, и весь дом жаловался на бедную женщину. А бедная женщина пожимала плечами и говорила: «Я же не виновата, что вонючие кошки-призраки поселились именно у меня».

Маша сидит, глаза закрытые. Не отвечает.

– Почему спать не идёшь? – спрашиваю.

Она:

– Мне страшно.

Я:

– Мне тоже.

– Тебе не может быть страшно. Ты же большой.

Закрываю ноутбук. Передохнуть надо, минут десять. Чайник поставить.

– Большим тоже страшно… – говорю. – А где родители?

– Папа в ночную вышел, а мама к бабушке уехала, – сидит на краю моей кровати. Такая маленькая: ножки и ручки тоненькие, словно ивовые ветви. Это могла быть и моя дочь. Сидеть на моей кровати…

Соседи сверху часто оставляли дочь на меня, потому что я выглядел безобидно – кучерявый толстячок в очках с толстыми линзами.

– Тогда давай попьём чаю, и я уложу тебя спать.

– Нет. Туда нельзя. Там трещина…

– Какая трещина? – спрашиваю.

Дождь за окном: шшшшшшшшшшшшшш, один сплошной монотонный звук, когда он перестанет я, наверное, буду скучать по нему.

– Трещина в стене, из неё слышны голоса человечков, – говорит Маша. Берёт меня за руку и настырно ведет наверх.

– Нет там никаких человечков, – говорю. Мы поднимаемся по лестнице. Скрипит дерево. Слышно, как кто-то храпит за стенкой. – Нет там никаких человечков и быть не может.

Мы поднялись в комнату к Маше. Она не зашла в комнату, а тихонько приоткрыла дверь и показала мне на стенку. И действительно над телевизором с двумя антеннами-рожками была трещина, из которой исходил едкий зеленый свет.

Я зашёл в комнату и нажал выключатель. Свет не загорелся.

– Человечки не любят свет, – говорит Маша.

В коридоре тоже не было света. Вероятно, ветер где-то оборвал линию.

– Скоро приедут электрики и починят свет.

– Они не приедут… дождь и ураган… они не скоро приедут.

– Ничего, – говорю, – у меня в комнате есть большой фонарь, его хватит, чтоб весь дом осветить. – Стой здесь, я сбегаю. Маша испуганно хватает меня за руку. Крепко хватает и почти повисает на ней.

– Не кидай меня как родители, не кидай…

Я снова захожу в комнату. Темно. Наталкиваюсь на журнальный столик, с него падает на пол ваза с цветами. Маша вскрикивает. Вот еще приключение мне на ночь, завтра халтуру сдавать, а я тут в игры играю.

В стене трещина размером с ладонь. Из неё тусклый зеленый свет идёт и шум какой-то. Я постоял немного, прислушиваясь к шуму. Ничего не могу разобрать… как будто тысяча лилипутов шепчутся одновременно.

Стучу в соседнюю комнату. Старческий голос:

– Мы уже спим, уходите…

Стучу еще раз и кричу:

– Тёть Валя откройте, это Витя!

Тётя Валя открывает дверь. На столе у неё стоят две свечи. Её муж – высокий и худой еврей, молча сидит за столом, положив руки на стол запястьями вверх. Смотрит на меня. Огонь от свечи танцует на его лице. На его впалых щеках, на длинном остром носу.

– Когда же закончится этот дождь? – спрашивает тётя Валя. На полу у них – тазик, с потолка в тазик капает вода.

Подхожу к стене в их комнате. Никаких трещин. Никакого зелёного света. И шума нет. Глажу шершавые обои, прислоняю к ним ухо. Ничего.

– Вы не могли бы присмотреть за Машей, а то мне до завтра нужно много работы сделать…

– Конечно-конечно! – оживляется старик. – Она хорошая девочка, пускай остаётся у нас…

Маша дергает меня за руку и показывает указательным пальцем, чтоб я нагнулся.

– Не оставляй меня с ними… Пожалуйста, не оставляй…

Я улыбаюсь тёте Вале и говорю:

– Тётя Валя тебе пряники даст и железную дорогу покажет, а утром папа тебя заберёт…

– У меня есть игрушки Вовчика, – говорит тётя Валя. Вовчик их внук. Год назад он пошёл в книжный и попал под машину. БМВ, новенькая чёрная БМВ гнала на «красный» и размазала Вовчика по асфальту. В руках у Вовчика были карандаши и тетради.

– Ох… – вздыхает тётя Валя. Её руки – сухие и скрюченные, на плечах – шерстяной шарф, длинная чёрная юбка. – Мне иногда кажется, что Вовчика опять привезут в пятницу, и он останется у нас на выходные, будет играться в кубики и читать сказки…

– Сколько еще будет этот дождь? Ты не слышал прогноз? – спрашивает меня старик.

– Говорят, еще неделю будет такая погода…

– А я думаю, что завтра всё уже высохнет.

– Но Вовчика больше нет… – говорит старуха. – Даже не верится…

– Ладно, – говорю, – пойду, до завтра тогда.

И сейчас, спустя много лет, я точно помню, как начал закрывать за собой дверь, а Маша пыталась протиснуться за мной следом, но я легонько оттолкнул её, силой заставил её остаться.

Старуха схватила Машу за руку и помогла мне. В коридоре я услышал голос старухи.

– Сейчас мы будем с тобой играться…

Я пришёл в свою комнату, открыл ноутбук. Пол батареи. Я принялся печатать, пока аккумулятор не разрядился окончательно. Но тут же включился свет. А через минуту перестал идти дождь, и было слышно, как капают одинокие капли с крыши и шипение шин по мокрому асфальту.

Я закончил работу через два часа и крепко заснул.

В девять утра я вышел на кухню сварить кофе и пожарить яичницу. Одна из новых жительниц верхнего этажа сидела на табурете перед окном и плакала.

– Что случилось? – спросил я.

– Помните, такая девочка красивая с нашего этажа, с косичками и большими голубыми глазами…

– Маша? – спросил я.

– Да, она… они вчера с отцом на машине ночью разбились… на Харьковском шоссе.

Тяжёлые времена Жагилийи^[1]

Мирван вышел из хеймы^[2] помочиться. Вернее, он сказал Илиясу, что хочет помочиться. Илияс рассказывал ему историю, которую Илиясу рассказал его дед. Историю про город в местности Фаядана. Так вот этот город появлялся, только когда наставала полная темнота. Жители этого города – циклопы. Вместо верблюдов у них – люди, а едят они только младенцев. Страшная история, одним словом. Мирван, лёжа в хейме, внимательно слушал Илияса, смотрел на осколок его лица во тьме и представлял, что Илияс тоже один из тех циклопов.

На улице благодать. Никаких циклопов. На улице страшная история показалась Мирвану анекдотом. Небылицей для дурачков.

Пустыня остыла. Весь день он шёл со своим племенем через пустыню по раскалённому песку.

Верблюдов было всего пять: для старейшин, поклажи и безногого Або Зиндика – пророка великого Нибиги – да возвысится имя его над всеми жалкими божками Жагилийи.

Уже к обеду Мирван очень устал, он съел свой двухдневный запас манакишей^[З] и выпил всю воду. Чтоб не упасть и не умереть посреди бесконечной пустыни, он решил поговорить с всезнающим пророком – единственным пророком Набиги – Або Зиндиком, чьё слово мудрее всех побасёнок и выдумок лжепророков из других племён.

– О великий пророк Або Зиндик! – сказал Мирван. Только так можно было обращаться к пророку. Або Зиндик сидел на верблюде в паланкине, обмахиваясь веером. Он жевал виноград с глиняной посуды на седле. Если бы Мирван обратился к Або Зиндику без «О великий пророк», ему отрезали бы палец, подобно вору. За каждый раз – по одному пальцу. В их племени был один алкоголик, любитель вина. Когда у него закончились все пальцы, то ему отрезали голову.

– Какую весть ниспослал тебе Набига об аде?

Або Зиндик презрительно посмотрел на уставшего Мирвана и попытался засунуть гроздь винограда себе в рот целиком. Виноградинки посыпались из его рта на песок. Идущие сзади люди жадно накинулись на виноградинки. Он прожевал виноград и плюнул в лицо Мирвану кашей из косточек и кожуры. Мирван вытер лицо рукой и сказал:

– Спасибо тебе, о великий пророк Або Зиндик.

О великого Або Зиндика следовало благодарить за всё, что бы он не сделал. Потому что именно о великий Або Зиндик ниспослал племени благую весть о властелине песка и воды Набиге. А потом показал племени Набигу и даже позволил дотронуться до него.

– Ты хочешь услышать об аде? – спросил пророк Мирвана.

– Да, о великий.

– Ты верблюжий зубб, кусс ухтук аху маньюке! – сказал пророк. – Тилхис тызи агбаль![4]

– Спасибо, о великий Або Зиндик! – ответил Мирван.

– Понимаешь, – сказал пророк, – ад эта такая штука, куда попадают те, кто не верит в Набигу и его о великого единственного пророка Або Зиндика.

– То есть все люди не из нашего племени, поклоняющиеся своим божкам и лжепророкам, попадут в ад? – спросил Мирван.

– Так точно, тант^[5], – ответил пророк. – В аду Набига будет варить их души в гигантских котлах с кипящим маслом. Набига сдерёт с них шкуры. Потом он наденет на них шкуры! Потом опять сдерёт! Они будут кричать, как бешеные шакалы, но Набига не поверит им. Поистине Набига – сильный Бог и не прощает тех, кто ему не поклонялся при жизни. Ему и его о великому пророку Або Зиндику.

Або Зиндик запихнул новую гроздь винограда в рот, на этот раз, к сожалению идущих сзади соплеменников, на песок не упало ни одной виноградинки. Пророк позвал своих двух прислужников и крикнул им:

– Бэдди ахра! Бэдди ахра! Бэдди ахра!^[6]

Караван остановился. Верблюд, несущий пророка, лёг на живот. Два прислужника подхватили пророка и отнесли на несколько метров.

Возле хеймы, где спали Мирван и Илияс, горел костёр. Рядом с костром сидел Кулейба – сейчас его очередь дежурить. На поясе Кулейбы висел огромный ханжар^[7]. Рядом с ибриком^[8] чая лежал меч. Кулейба считался самым сильным мужчиной в племени. Он сидел себе, пил чай, пел песенку и шлифовал из камня фигурки. Мирван немного постоял возле палатки. Он смотрел на россыпь звёзд и молодой месяц. Подул прохладный ветерок.

Кулейба пел тупую песенку про любовь. Всё же эта песенка лучше историй Илияса. «Циклопы едящие младенцев? Зачем такое рассказывать на ночь?!» – подумал Мирван.

Вот что пел Кулейба:

Молодой месяц, как улыбка Лейлы

А где теперь Лейла?

Остались следы от их стоянки…

Я каждый день прихожу туда,

Где она прожила пять лет,

Глажу колышки невидимой хеймы…

Ооооо Лейлааааааааааа… – прокричал Кулейба, внезапно подпрыгнул и обернулся в сторону Мирвана. Он вытащил ханжар также быстро, как Набига создал космос. Быстрее, чем хлопок, чем щелчок пальцев.

– Это я, – испуганно сказал Мирван.

По всему телу Кулейбы заиграли мышцы – росту в нём больше двух метров. Огромные бицепсы с человеческую голову. Могучие трицепсы. Ноги – как колонны на базаре Хамидия^[9].

– Я подумал, что это ифрит подкрадывается ко мне сзади, – сказал Кулейба. Спрятал ханжар и продолжил шлифовать фигурки. – Не спится?

– Илияс рассказывал мне историю о местности Фаядана и городе, который появляется только ночью…

– Мои дети рассказывают эту историю друг другу. Старшие пугают младших.

– Как думаешь, этот город действительно существует? – спросил Мирван.

– Не знаю, – ответил Кулейба, – всё во власти Набиги!

– А что это у тебя за фигурки?

– Это игра шатранж… смотри: это слон, это конь…

– Не понимаю.

– Год назад я отправился с одним богатым господином в Персию. Там все играют в шатранж.

– У тебя еще есть чай?

Кулейба взял ибрик и потряс его. Ибрик был пуст. На лице Кулейбы танцевали языки огня. Его щеки, лоб, нос и подбородок изрисованы татуировками воина. Их ему набили в Финикии, где он обучался военному мореплаванью.

На мгновение Мирвану показалось, что у Кулейбы один глаз, а тату на его лице бешено кружатся в сатанинском танце.

– Тревожно мне, – сказал Мирван.

– Отчего же?

Вдалеке раздался вой. Пронзительный и длинный, пробирающий до самого сердца.

– Шакалы, кусс ухтугум!^[10]– крикнул Кулейба и стал на четвереньки. Завыл точь-в-точь, как шакал.

– А может, и не шакалы?

– А что? Ужасные циклопы из Фаяданы?!

Кулейба рассмеялся. «Конечно, – подумал Мирван, – чего бояться Кулейбе? Он сильный и умеет обращаться с оружием».

– Ладно, тусбих аляль хейр^[11], пойду помолюсь.

– Тусбих аляль хейр, садики^[12].

Мирван подошёл к хейме, где был властелин Набита. Обернулся, посмотрел на Кулейбу – острый меч, кинжал на поясе – и еще раз позавидовал его спокойствию и силе.

Мирван зашёл в палатку и встал на колени. Он долго смотрел в глаза Набиге. Набига – самый могущественный и единственный Бог из фиников. Почему из фиников? Да потому что Набита сам так захотел. Как объяснил о великий пророк Або Зиндик, Набига мог предстать перед племенем из золота или из воды. Набига мог быть великаном – сто метров роста. Он мог быть звездой. Мог быть вулканом. Он может стать целым океаном и маленькой рыбкой в нём. Он может быть рыбаком, который поймает эту рыбку, или его сварливой женой. Так сказал о великий пророк Або Зиндик, да святится имя его во веки веков. Набига есть любовь и ненависть. Любовь для тех, кто предан ему. Ненависть для тех, кто предал его. Набига везде. В самой большой вещи и самой маленькой частице этой пустыни. Набига – душа и сердце человека. Мирван начал молиться: