Текст книги "Наследник чародея. Вот и кончилось лето. Книга вторая (СИ)"

Автор книги: Сергей Рюмин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

Старичок засмеялся.

– Тебя напугаешь! Ты вон чаровник какой – то ли колдун, то ли ведьмак. Не разберу никак! И с вековым проклятьем вона как справился ловко!

– С чем? – не понял я.

– С проклятьем, – тоном, словно объяснял неразумному, сказал старичок. – Клад там зарыт был, а сверху на него дубок посадили. И проклятье наложили. Если вдруг кто чужой найдет. Спало оно, почитай, две сотни лет. А тут вдруг отчего-то проснулось.

Старичок помолчал, пожевал губами.

– Дерево вылечил, выходит. Да как ловко-то!

– А ты сам-то, дедушка, кто будешь? – поинтересовался я. Старичок хотел мне ответить, но тут раздался глухой звериный рык и следом за ним два отчаянных женских вопля. Я замер, затем сорвался в сторону этих самых воплей.

– Охти мне, беда! – услышал я сзади старичка. – Мишутка опять раздухарился!

– Убью нафиг! – рявкнул я на бегу. – И съем, блин!

Метров через двадцать я напоролся на бабку и maman, которые сломя голову неслись обратно из леса в сторону реки. За ними, рыча, брызгая слюной, гнался бурый медведь. Ну, не то чтобы совсем огромный, но и не маленький. Если на задние лапы поднимется, уж точно на голову выше меня окажется. И зубищи у него были ого-го какие!

Баба Нюша неслась в мою сторону, maman отставала. Их выручало то, что они несли напролом, не разбирая дороги. А медведь бежал как-то странно, почему-то аккуратно огибая препятствия в виде кустов, пней и поваленных деревьев. Мишка уже был совсем недалеко от maman, когда я встал с ней рядом. Бабка пробежала мимо. Maman ухватила меня за руку – я-то ведь стоял на пути взбешенной «зверюшки», уже готовый ударить «хлыстом». Нет, ну, а что? И будет у мишки инфаркт с инсультом да плюс паралич всего тела. А у меня коврик под ноги из медвежьей шкуры! Я выдернул руку.

– Не убивай мишку! – пронзительно завопил старичок.

– Блин! – в очередной раз выругался я. – А что с ним делать?! Что?!

Медведь был уже метрах в пяти от меня, когда я швырнул в него конструктом «ночного кошмара», причем, вложил в это заклинание силы на порядок больше, чем полагалось, от души!

Медведь оказался тоже человеком. В смысле, вполне разумным существом, и отреагировал на заклинание, состоящее из основ магии Разума и Жизни, как реагировали все нормальные люди. Он остановился, как вкопанный, прямо передо мной, присев на задницу и пропахав передними лапами неплохой такой тормозной путь – ни дать, ни взять – колею. И обосрался. Я вживую узнал, что такое «медвежья болезнь». Казалось, что от этой вони заслезятся глаза.

Мишка крутанулся на 180 градусов, разбрызгивая результаты своего метаболизма, развернулся и бросился обратно, уже не разбирая дороги, напролом через кусты, задел сосну, ободрав себе, кажется, шкуру. При этомжалобно скулил и обиженно подвывал, подобно побитой собачонке. Иногда он поворачивал голову и порыкивал, как будто что-то пытался сказать. И, разумеется, за ним тянулся нелицеприятный дурно пахнущий серо-зеленый след… Откуда в медведях столько… того самого… какашек? Так хорошо питается?

– Блин! Блин!!!!

Я посмотрел на ноги. Настроение сразу упало ниже плинтуса. Оказалось, что медведь, разворачиваясь и меняя траекторию движения, смог отомстить за свой испуг, уделав мне обувь. Струя попала прям на ботинки. Не сильно, но крайне неприятно. Фу!

– Антошка! – меня ухватили за руку. Я обернулся. Maman!

– Бежим скорее!

– Куда? – сплюнул я. – Зачем?

– Домой!

– Всё, ма, – я отцепил её руку, прижал к себе, но по-пионерски, на расстоянии, чтоб не прижалась ко мне и не испачкалась сама.

– Нету медведя, ма! Удрал он гад такой! – пошутил я. – Меня без коврика оставил!

– Какого коврика? – не поняла maman.

– Из медвежьей шкуры! – буркнул я. – А где корзинка?

Maman виновато улыбнулась.

– Да мы это… Бросили всё.

Я нагнулся, сорвал пучок травы погуще, кивнул, показывая на ботинки:

– Видишь, что мишка натворил?

Maman посмотрела, постояла чуть-чуть и засмеялась.

– Ой, не могу! – смех её разобрал её до слез. Она согнулась пополам, не в силах вздохнуть. – Ой, ну дела! Ой, мамочки…

Я в это время пытался вытереть ботинки от буро-зеленой вонючей гадости. Maman вроде успокоилась, потом взглянула на меня и зашлась снова.

– Ой, мишка ему ботиночки-то уделал… Ой!

– Вы что тут орёте, как скаженные? – из кустов выглянула баба Нюша. – Бежим быстрей отсюда, пока он не вернулся!

Я злобно посмотрел на бабку.

– Не вернется он!

Maman перестала смеяться, подошла к бабке, обняла её:

– Мам, убежал мишка. Антошке, вон, всю обужу обосрал!

Баба Нюша посмотрела на меня, на ботинки, на след, оставленный медведем, хмыкнула:

– Чем же ты его так напугал?

– Прими благодарность, чародей! – сказал старичок, когда maman и баба Нюша ушли искать свои брошенные корзины. – Что мишку в живых оставил. Он шебутной, конечно, но теперь сам от людей бегать будет! Один на всю округу остался. Не знаю, чего он так взбеленился?

Мы сели на поваленное дерево. Я пытался оттереть обувь. Дедок просто сидел рядом, сложив руки покачивая ногами.

– С тебя причитается! – мрачно сообщил я. – Хотя бы за ботинки!

Старичок усмехнулся.

– А хочешь клад забери себе! – предложил он вдруг. – Он теперь чистый, выкапывай, не хочу!

– Не хочу! – буркнул я.

– Тебя как зовут-то, чародей? – дедок достал флягу, сделал глоток.

– Антон, а тебя?

– Силантий Еремеевич, – ответил старичок. – Зови меня по-простому – Еремеич. Лесной хозяин я.

– Да я понял уже, – отозвался я. – Не леший же…

– Это уж точно, не леший! – засмеялся Еремеич. – Леших я тебе покажу. А вот ты кто таков?

Он ткнул в меня пальцем. Я задумался. Хвастаться не хотелось.

– Маг, – сказал я. – Маг жизни и смерти. Точнее, ученик еще. Подмастерье.

Еремеич удивленно посмотрел на меня:

– А разве такие бывают?

Он хмыкнул.

– Колдуны есть, ведьмаки тоже, знахари, оборотни-перевертыши. А вот про магов не слыхал!

Я пожал плечами.

– Сила, правда, у тебя непонятная. И живая есть, и мертвячья. Как они у тебя между собой ладят? И чем ты мишку приложил? Ты ж не ведьмак животными управлять!

– Заклинанием Разума, – ответил я. – Я так понимаю, что у человека, что у медведя мозги-то одинаково работают. Вот и приложил «ночным кошмаром».

Еремеич прислушался, соскочил с дерева, огляделся:

– Кажись, твои идут. Ладно, парень, бывай! Заходи ко мне. Мишку ты мне не убил, хотя мог. Дуб вылечил… Должок за мной!

Он поставил передо мной моё жестяное ведро, полное отборных белых грибов. Когда только успел? Ведро-то всё время у меня на виду было.

– Гостинчик от меня, – сообщил мне. Потом протянул руку, вложил мне что-то в ладонь:

– Подарок от души!

И пропал. Я разжал ладонь, улыбнулся. На ладони лежал затейливый витой золотой перстенек с зеленым камушком.

Глава 14

Кто ходит в гости к лесникам…

В этот же день я всё рассказал баннику и домовому, устроив своеобразное совещание в бане (банник, кстати, наотрез отказался заходить ко мне в гости домой), продемонстрировав подарок лесного хозяина. Жихарь и Трифон, по очереди, осмотрели перстень, вернули мне и выдали:

– Работа старая, заклятьев всяких на нём не имеется! Стало быть, подружился с Еремеичем?

Безделушку я решил подарить maman. Похоже, что и размер был её. Потом я показал им нож, который привёз с собой. Ни банник, ни домовой даже в руки его брать не стали. Более того, увидев клинок, и Жихарь, и Трифон с опаской отодвинулись подальше. На их лицах четко нарисовался неподдельный страх. Именно страх, а не испуг. Помолчав, Жихарь выдал:

– Ты к Василь Макарычу сходи с ним! Вы вроде как приятельствуете. Да и человек он, хоть и колдун, вполне порядочный. Не будешь на рожон лезть, так он тебе и поможет!

Ну, как приятельствуем? Банник немного преувеличивал. Был я у него в гостях разок. Поговорили обо всём и ни о чём. Нож я убрал, чтобы не нервировать собеседников.

– Ты сходи, сходи! – повторил Жихарь. – Может, он и подскажет что, объяснит нормально. Потом спасибо скажешь!

– Шишок у него вреднючий! – вставил своё Трифон.

– Шишок скольких хозяев пережил, – пояснил Жихарь. – Вот и думай. Балбес!

Он отвесил Трифону подзатыльник, впрочем, чисто символический, и, обращаясь ко мне, сообщил:

– Шишок еще первому колдуну служил от начала времени, когда Род пришел на землю…

– Это когда? – попытался уточнить я. Жихарь запнулся, задумался, закатив глазки.

– Ну, наверно, при Олеге вещем, – неуверенно сказал он. – От дружины его ведьмаки пошли, а колдуны-то, поди, еще раньше были…

Нашу беседу оборвала maman, которая неожиданно для всех заглянула в баню. Банник и домовой моментально словно растворились в воздухе. Maman посмотрела на меня, озадаченно взглянула на стол, где стояли три глиняных кружки из хозяйства Трифона, причем в каждой из них был тот самый ядрёный квасок из погреба, и выдавила:

– Ты чего здесь?

Я засмеялся:

– Прохладно здесь. Отдыхаю вот.

Maman взяла в руки кружку, из которой пил Трифон, поднесла к лицу, зачем-то понюхала:

– А это что?

– Квас! – я снова улыбнулся.

– Понятно…

Однако было отчетливо видно, что ей как раз непонятно.

Заниматься в этот день я не стал. Хватило лесной прогулки. Вместо этого, после обеда, который по времени был скорее ранним ужином, отправился на другой конец деревни.

Поздоровался с Лехой Длинным, который на моё приветствие мне едва кивнул. У колодца встретил приятеля Семена, что хотел со мной разобраться из-за Аньки, поручкался с ним.

– Надолго приехал?

– Недели на три, – ответил я. – Семен-то в армию ушел?

– Так он осенью вроде по срокам уходит, – удивился его приятель. – Семка сегодня в район с отцом умотали, запчасти к моцику посмотреть.

– К моцику?

– Ну, к мотоциклу! «Минск» у него!

– Понятно.

Мы разошлись. Единственная улица деревни была практически пустой. Разве что у магазина стояли четыре женщины из числа приезжих-отдыхающих и вели беседу. Это кажущееся безлюдье развеется позже, часам к шести-семи вечера, когда спадет жара, и погонят коров и овец с пастбищ, когда из колхоза привезет работяг старенький бортовой «Газ-51».

А потом вечером, часов после 9-и, на улицу выйдет молодежь – местные и приезжие, кто-то с гитарой, кто-то с гармошкой, ну а самые «продвинутые» с кассетными магнитофонами.

Сейчас пока еще было жарко и пусто.

Калитка в воротах оказалась не заперта. Я приоткрыл и громко спросил:

– Хозяин! Хозяин!

– Чего тебе? – почти сразу же на крыльце появился лесник.

– Добрый день! – ответил я. – В гости вот пришел. Можно зайти? Не помешаю?

– Здравствуй, Антон! – усмехнулся Василий Макарович. – Ну, заходи, коль пришел!

Он спустился с крыльца мне навстречу, протянул руку, которую я сразу же поспешил пожать.

– Знал я, знал, – прогудел он басом. – Что ты придешь! Проходи в дом!

Он приглашающе протянул руку в сторону открытой двери. Что-то меня словно торкнуло ему поклониться. Не в пояс, конечно, а немного так, как в кино склоняли голову царские офицеры, но при этом прижав правую руку к груди в районе сердца. К моему удивлению, лесник тоже поклонился в ответ.

На этот раз мы разместились у него не в сенях, а то ли на кухне, то ли в столовой за большим деревянным столом, сделанным из широких шлифованных светлых досок.

Честно говоря, я первый раз видел такие хоромы. Отполированные бревна внутри дома имели светло-липовый цвет и словно светились. Пол и потолок были такого же светло-желтого цвета. Даже ходить по ним было неудобно-кощунственно – вдруг испачкаешь? Даже мебель, разумеется, деревянная, была подогнана в тон окружающей обстановке.

На столе уже стояли чашки, заварной чайник, сахарница, и два блюда с конфетами и сушками. Лесник налил мне и себе в чашки заварки, долил кипятка, поинтересовался:

– Может, варенья хочешь? Сам-то я не варю, соседка угощает. Есть земляничное, вишневое, малиновое. А?

Я отрицательно мотнул головой. Варенья и у бабки хватало. Мне не терпелось поговорить с колдуном.

– Ну, как хочешь, – он присел, с хрустом раскусил сушку, глотнул чаю. Я насыпал сахару, размешал, сделал глоток. Чай оказался непривычно ароматным, с непонятным пряным запахом трав и необычайно крепким.

– Вкусно! – похвалил я. Лесник довольно улыбнулся.

– С Еремеичем, смотрю, поладил? – спросил он, когда чай у меня в чашке закончился. Я вопросительно посмотрел на его, откуда, мол, знает-то?

– Он мне сам весточку послал, – объяснил лесник. – Пословицу помнишь про сороку, которая на хвосте новости приносит? Вот, практически так оно и было.

– Правильно ты сделал, – продолжал он. – Что не взял ни клад, ни мишку не убил. С кладом он тебя испытывал. Отдал бы он тебе его, конечно. Но больше ты в лес бы никогда не зашел. Точнее, зашел бы. Но не вышел. Заплутал бы он тебя, к трясиннику или кикиморе проводил бы. А мишка… Мишка он в лесу последний медведь. Бестолковый и буян еще тот. Еремеич за ним приглядывает, но видишь, случаются накладки.

– Если б он бабу Нюшу или maman тронул бы, я бы его убил бы несмотря ни на какого Еремеича, – буркнул я.

– Тогда бы ты в своем праве был бы, – пожал плечами лесник. – Никаких претензий…

– А так бы претензии были? – съязвил я.

– А так Еремеич мог тебе отомстить, – терпеливо ответил он. – И к нему претензий бы не было.

– А кто к нему бы претензии предъявил бы? – поинтересовался я.

– Разные… – уклонился от ответа лесник. – Мы от темы отошли.

Он улыбнулся.

– Рассказывай давай, зачем пришел?

Я выложил на стол нож.

– Вот. Василь Макарыч, – расскажешь мне про него что-нибудь?

Лесник ощутимо напрягся, встал, наклонился над ножом, рассматривая его, избегая даже касаться.

– Значит, дай мне его, – сказал он. – Из рук в руки. И скажи при этом «Даю на время, добровольно, без всякого умысла».

Он поднял взгляд на меня, пожал плечами и добавил:

– Только так…

Я взял в руки нож, протянул леснику:

– Даю на время добровольно без всякого умысла.

Василий Макарович взял его в руки, покрутил, нацепил на нос очки (я мысленно крякнул от удивления – колдун и в очках!), со всехсторон осмотрел лезвие, спросил:

– Ты не против, если я сниму эту пошлость?

Он щелкнул по наборной рукоятке.

– Я тебе нормальную рукоять поставлю, – добавил он. – Прямо сейчас.

Я согласно кивнул. Это ж здорово! Мне самому эта зэковская ручка не нравилась.

– Ну, тогда пошли.

Он повел меня на улицу. В дворе в сарае (тоже из сруба) Василий Макарович устроил мастерскую. На верстаке он ловко освободил нож от пластмассовых разноцветных дисков, из которых была собрана рукоять. Открыл дверцу стоящего рядом шкафа, и я ахнул от неожиданности и восторга. В шкафу на полках лежали ножи – всякие, от размера с мизинец до здоровых мачете, от узких до широченных. Все ножи были самоделками, кованными, ни одного покупного. Рядом лежали чехлы и ножны для них.

– Можно? – завороженно спросил я, показывая на шкаф. Лесник улыбнулся:

– Смотри. Можешь даже в руки взять. Они не заговорённые.

Я взял в руки один – тот самый, с узким острым лезвием не длиннее мизинца, покрутил в руке, потрогал пальцем остриё – класс! Взял другой, с тяжелый охотничий с широким лезвием… Третий – небольшой, то ли кинжал, то ли охотничий такой…

– Это финка, – пояснил лесник. Поразительно. Он даже не смотрел в мою сторону, занятый моим ножом, а как будто всё видел.

– Ладно, пойдем!

Мой нож обрел новую рукоять – из светлого полированного дерева. Но лесник не спешил его мне возвращать. Мы зашли к нему на террасу, где месяца два назад пили чай, уселись рядом на диван.

– Откуда он у тебя? – спросил лесник. Я рассказал: про драку, не упоминая, где она произошла, про своё участие, в том числе с использованием заклинания Разума, про визит отца Фоги. Василий Макарович внимательно меня выслушал, не задавая вопросов.

– Ну, я могу тебе сказать, что это нож из заговоренного булата, – сообщил он потом, когда я закончил. – Нож выкован и заговорен ведьмаком, а не колдуном. Видишь разницу?

Он достал с поясных нож свой нож, показал мне. Его клинок выглядел темнее. Я взглянул через призму магии, хмыкнул. Разница была, что говорится, налицо: нож колдуна из черного стал темно-серый, а мой серебристо-зеленый и к тому же светился!

– Понял? – лесник усмехнулся. – Разница в том, что нож ведьмака заговорен иначе. Им можно убить даже нечисть.

– Кого? – не понял я.

– Нечисть! – повторил Василий Макарович. – Домовых, леших, водяника, лесовика, оборотня. Это всё считается нечистью. Есть еще нежить. Это мертвые – вампиры, вурдалаки, упыри, духи… Вот твой нож может убивать нечисть. Даже небольшая рана может вызвать у них достаточно неприятные последствия. Мой клинок, конечно, слабее… – задумчиво закончил он.

Он протянул мне мой нож обратно:

– Возвращаю хозяину добровольно, без всякого умысла!

Я взял нож в руку:

– А это?

Я воткнул нож в ладонь. Лезвие, как и прежде, пронзило ладонь без всякого вреда, вышло наружу. Я выдернул его, показал руку леснику.

– Вот это почему?

Лесник усмехнулся опять:

– Юноша, ты привязал его к себе, стал его хозяином. Он не может причинить тебе вреда. Только тот, кто тебя убьет или победит так, что ты сам признаешь свое поражение, станет новым хозяином клинка.

Он добавил:

– Это обычный заговор на клинок при ковке. Твоему клинку лет триста, не меньше. Выкован из метеоритного железа. Раньше бы сказали – небесного железа, мол, с того, что с неба упало, что боги послали. В сплаве есть значительная доля серебра. Не меньше трети, я полагаю. Еще на нём есть пара заговоров. Один – на отвод глаз, чтобы посторонние нож не видели. Второй не разберу, ведьмачий он, не колдовской. А больше, извини, сказать ничего не могу, я ж не ведьмак всё-таки.

Я сунул нож в ножны. Василий Макарович поднялся:

– Пойдем, покушаем!

Я не отказался.

Борщ со сметаной у лесника оказался изумительным. Я в один миг слопал полную тарелку. Кстати, тарелки Василий Макарович поставил на стол деревянные – то ли специально для меня, то ли всегда из них ел. Но в интерьер они тоже вписывались идеально.

После борща была вареная картошка с маслом и укропом, жареные до хрустящей корочки карасики и морс из лесных ягод.

В общем, через минут сорок, после этого обеда, из-за стола мне выйти было тяжко. Я поблагодарил лесника.

– Идём в террасу, – предложил он. Мы снова расположились на диване.

– Рассказывай, – сказал лесник. – Как ты способности свои проявил.

И добавил:

– Если, конечно, хочешь. Можешь в секрете это держать. Но я тебе не конкурент, у меня другая стезя.

Я рассказал ему. Почти всё, кроме Гериса. Дескать, попал в ДТП, очнулся и давай чародействовать направо и налево. Василий Макарович внимательно слушал меня с совершенно непроницаемым лицом, ни разу не перебил, пытаясь что-то уточнить. Поэтому я не понял, обратил ли он внимание на ряд нестыковок в моем рассказе. Например, хотя бы на то, что каким образом я научился заклинаниям? Тем более, что все они представляли собой достаточно сложные конструкции.

– У тебя учитель был? – спросил он после того, как я закончил рассказ.

– Нет. Была возможность кое-чему научиться, – ответил я уклончиво. – Сейчас она себя исчерпала.

– Исчерпала? – повторил он и сказал в ответ. – У каждого из нас есть право на свои секреты. Поэтому, если ты не хочешь, можешь не говорить. Так же как и я, и другой, и третий может не говорить. Понимаешь? И никто не вправе выпытывать чужую тайну. Если, разумеется, это не в рамках допроса или войны между собой…

– А вы бы, Василь Макарыч, – осторожно, тщательно взвешивая каждое слово, спросил я. – Не могли бы поучить меня своему… мастерству?

– Нет! – сразу открестился лесник. – У нас разные основы колдовства. Я вижу, что в тебе Жизнь и Смерть переплелись, а у меня основа идёт от природы.

– Ну, это ведь разве не сила Жизни? – возразил я.

– Нет, – покачал головой лесник. – Попробуй, зачерпни силу от земли на которой стоишь? Сможешь? А от воды? Лекарства всякие разве что из растений… – задумался он. – Этому можно поучить.

Ага. А всякого рода привороты, отвороты? Нет, определенно колдун не хотел делиться знаниями. Ну, и ладно. Зато он мне клинок обновил, рассказал про него. Я мысленно махнул рукой. Тут у меня возникла идея. Я вытащил из нагрудного кармана два простых карандаша.

– Это вам, Василь Макарыч, подарок от души.

– Поясни! – заинтересовался лесник.

– Это, – я показал на один карандаш с одной насечкой, – амулет общего исцеления. Я его условно назвал «айболит». В него заложено заклинание, которое лечит организм от всяких болезней. Насколько сильных болезней, я не сравнивал. Но от инфаркта и инсульта поможет точно. Это, – я показал другой карандаш, только уже с двумя насечками. – Амулет регенерации. В нем заклинание, которое я назвал условно «хвост ящерицы». Вызывает ускоренное деление клеток организма, заживление любых всевозможных ран. Амулеты одноразовые, срабатывают, когда карандаш ломают. Только сломать карандаш должен больной. Если вы, находясь рядом с больным, сломаете карандаш, то амулет будет лечить вас, а не вашего соседа. Понятно?

Лесник осторожно взял в руки карандаши, покрутил, покачал головой.

– Ловко, ловко, ничего не скажешь! – сказал он. – Благодарю. Подожди-погоди!

Он вышел на улицу, оставив меня одного дома. Странно. Неужели так проникся доверием?

Через минуту-другую пришел, держа в руках тот самый нож с мизинчик величиной, что приглянулся мне.

– Держи!

Я взял нож, вытащил из чехольчика, улыбнулся:

– Спасибо!

– Дарю на добро, без всякого умысла и каверз, – проговорил лесник.

У самой калитки он остановил меня.

– Нас мало осталось в этом, – сообщил он. – Но тем не менее. Кое-кому мы очень интересны. Постарайся как можно дольше не оказаться на виду. Раз у тебя лучше всего получается лечение, будь готов ко всяким гостям, которые отнюдь не лучше татарина. Меня в своё время и НКВД пыталось прищучить, и даже японцы на поклон приходили.

– И заведи себе книгу! – уже сказал он мне в спину. – Обязательно. Для заклинаний, и просто для записей! Только постарайся её прятать и шифровать от посторонних!

Глава 15

Дела колдовские, но очень полезные

Совет колдуна завести свою книгу несколько запоздал. Я её завел на второе или третье занятие по требованию Гериса. Только завел её в Астрале, а не в реальном мире. Уж там никто, кроме меня, её не откроет.

И вёл её регулярно, каждое занятие, тщательно записывая и зарисовывая конструкции заклинаний, формулы, сколько силы в какую точку надо прикладывать. Кроме этого, я заносил (опять же сначала по требованию наставника, потом уже самостоятельно – привык, знаете ли!) свои приключения в реальности, когда мною использовалась магия. При этом описывал всё достаточно подробно – от формирования и применения заклинания до реакции объекта, на который осуществляется воздействие.

После неожиданного исчезновения наставника вызвать в Астрале книгу не составило труда, равно как и учебный класс или помещение библиотеки, где я мог бы сесть и записать всё, что было необходимо.

В основном, этим я занимался вечером, перед сном, лежа в кровати. Кстати, Герис мою книгу проверял достаточно регулярно, при этом делая свои пометки. Меня, помню даже неприятно задело, когда я прочёл его замечание «провести сеанс снижения гормонального фона» после своей записи о встрече с Ленкой-Жазиль и наложения конструкта поноса на цыганенка-карманника.

А с другой стороны, его детальное описание создания конструктов-преобразователей для лечения Оксаны меня привело в неописуемый восторг. Я-то в процессе исцеления участия не принимал. Думал, что с исчезновением наставника эта технология для меня безвозвратно утрачена.

Только вот необходимо время нужно, чтобы всё это спокойно, обстоятельно осмыслить и обдумать.

– Где ты шлялся? – гневно поинтересовалась maman. Она стояла на крыльце, уперев руки в бока. Действительно, засиделся я у колдуна. На улице уже в свои права вступила ночь.

– Время одиннадцать вечера! Мы тебя искать уже собрались идти! А если бы с тобой что случилось? А если шпана какая?

Сзади maman толкнул в спину дед:

– Не ори, Нинка! Ничего с парнем случится не может. А если вдруг шпана, – он мне подмигнул, – так они сами виноваты потом будут. Правда, Тошка?

Дед засмеялся. Следом засмеялся и я. Maman посмотрела на нас, хотела что-то сказать, но махнула рукой и ушла в дом.

Дед спустился во двор, взял меня за плечо:

– Пойдем, присядем, поговорим!

Вот только этого не хватало! Тему разговора угадать было нетрудно. Однако я не угадал. Точнее, угадал, но не совсем.

– Какие у тебя дела с Макарычем?

Я облегченно выдохнул. Думал, что дед будет меня пытать насчет моих «способностей».

– Да так, – соврал я. – Про медведя ему рассказал. На нас же медведь напал в лесу. А он лесник. Пусть меры принимает!

Дед озадаченно замолчал.

– Да, мне бабы говорили. Как же ты его шуганул-то?

Я пожал плечами, мол, само получилось.

– А что Макарыч?

– Сказал, что завтра в лес сходит, посмотрит, может, по следам найдет, – сочинил я на ходу.

– А что ж вы так долго-то сидели? – не отставал дед.

– Чай пили, ужинали, – ответил я. – Он мне нож подарил.

Я достал ножик, продемонстрировал. Дед кивнул.

– Хорошо.

Дед хлопнул меня по плечу, поднялся, направился к дому. У самого крыльца вдруг обернулся и бросил:

– Здесь деревня, не город. На одном конце бабка пукнет, на другом уже дед нюхает! Просто имей ввиду. Гулять-то не собираешься идти?

– Не, я спать! – я пошел следом, только к себе, в терраску.

Глава 16

Дела колдовские-2

Maman умотала домой на следующий день после обеда. К соседям на выходные из города приезжали родственники на машине. Они и согласились подвезти maman. Правда, почему-то до райцентра, не до города, но всё же не пешком топать 12 километров.

Я выслушал инструктаж, мол, будь умницей, в лес ни ногой, бабушке помогай, не балуйся, не кури и пр. Кивнул, принимая сказанное к сведению, и протянул давешний перстенек:

– Примерь, ма!

Maman взяла в руки украшение, мгновенно надела на безымянный палец левой руки, отставила руку в сторону, полюбовалась:

– Класс! Красота!

И только потом уже, как будто что-то вспомнив, поинтересовалась:

– Где взял? Откуда у тебя это?

– Ма, потом расскажу, – отмахнулся я. – Домой приеду, всё расскажу. Обещаю.

– Не ворованная? – maman строго зыркнула на меня так, что я пожалел о сделанном подарке. А с другой стороны, зачем мне этот перстень еще нужен был бы?

– Мам! Ну ты совсем…

– Ладно.

Она чмокнула меня в щечку, буркнула:

– Будь осторожней, не влезь куда-нибудь не туда…

И пошла к соседям. Водитель уже пару раз нетерпеливо нажимал клаксон.

– А если туда? – пошутил я ей вслед. – Если туда, то можно залазить?

Maman обернулась, показала мне кулак.

Неспешно и размеренно потекла моя пасторальная деревенская жизнь.

Дед Паша каждое утро уезжал в шесть, возвращаясь домой вечером около 8-9 часов. Чаще ближе к 9-ти. После отъезда maman он каким-то образом прибрал к рукам служебный «Уазик» и сам ездил за рулем, загоняя машину на ночь во двор.

Баба Нюша по-прежнему хлопотала по хозяйству – утром выгоняла скотину в стадо, возилась на огороде, готовила на кухне нам и во дворе на летней кухне – всякой живности. Запашок от этой готовки стоял такая, хоть святых выноси. В это время я старался слинять куда-нибудь подальше. Ей-богу, коровник или тот же поросячий котух чистить было намного приятнее, чем находиться рядом с летней кухней в период приготовления пищи для крупного рогатого скота.

Сам собой сформировался режим дня, который особо не менялся. Утром зарядка, пробежка на реку, купание, пробежка обратно. Потом медитация, прокачка магических каналов. Завтрак. После завтрака – вода: ежедневно по утрам я ведрами таскал из колодца воду на полив огорода, наполняя 5 бочек. Днём вода нагревалась, а вечером уже бабушка поливала сад и огород.

После этого я брался за изучение Анатомического атласа. После обеда снова медитировал, только уже не прокачивал каналы, а разбирал конструкты-заклинания, записанные в астральной книге. Как-то перечитывая записи, я обнаружил еще несколько пометок, сделанных наставником, причём вместе с новыми конструктами! Кстати, книга уже была достаточно пухлой. Поначалу я хотел переписать её в реальном мире в реальную тетрадь, но быстро отказался от этой идеи – в Астральной книге было уже за сотню исписанных страниц!

Вообще оказалось, что я знаю не так уж и много конструктов-заклинаний. Пролистав книгу, посчитал и выяснил, что я владею тремя конструктами магии Разума («ночной кошмар», подчинение, заклинание правды), восемью заклинаниями магии Жизни (исцеление, регенерация, обезболивание, сон, понос, точнее, мгновенное расслабление сфинктера и всего кишечника, «каменная кожа», «каменная кожа плюс», «сетка») и двумя магии Смерти (паралич и «дротик»).

«Плеть» (Жизнь) и «хлыст» (Смерть) – не в счёт, так как это было работа с чистой магической энергией без использования каких-либо конструкций-заклинаний. Так же, как и направленные импульсы этих сил, кроме «дротика». «Дротик» – конструкт магии Смерти – тоже был направленный импульс, но при попадании в цель сила, заключенная в импульсе, расплывалась по всему объекту, вызывая кратковременный паралич всего тела. А если в него добавить чуть больше силы, то паралич затрагивал и внутренние органы, включая сердце, мозг, легкие, в конечном счете вызывая смерть.

Конструкт «паралич» заклинанием назвать можно было весьма условно. Это был всего лишь короткий импульс некроэнергии, направленный в определенный орган, вызывающий его паралич. Плюсом этого конструкта было то, что во время активации не надо указывать на объект воздействия руками. Достаточно оказалось просто посмотреть, «прицелиться» глазами. Недостатком было очень небольшое расстояние действия заклинания – не больше 5 метров.

По словам наставника, обычный адепт первого курса магической академии в его мире кроме того, что владел Силой, знал от трех до пяти конструктов-заклинаний.

Уровень адепта второго года обучения составлял 10-15 конструктов и владение силой.

Я, в данный момент, могу использовать 13 конструктов-заклинаний. И это благодаря изменениям, которые сотворил Герис с моим серым веществом, пока я находился в коме.

В результате улучшения моей памяти на изучение структуры конструкта, запоминание, в том числе, «привязывание» к условному слову «якорю» мне хватало двух-трех занятий, тогда как в Академии адепту требовался на это месяц.

Неудивительно, что у меня не пропадало жгучее желание получения новых знаний в этой сфере – новых заклинаний.

Несколько дней я был увлечен изучением заметок, оставленных наставником в моей Астральной книге. За пять дней я разобрал конструкт магии Жизни «преобразователь» – то самое заклинание, наложенное на девочку с лейкемией; и конструкт магии Смерти «проклятие», имеющий в своей основе всего лишь импульс силы, направленный на «разбалансировку» жизненных процессов организма.