Текст книги "Наследник чародея. Вот и кончилось лето. Книга вторая (СИ)"

Автор книги: Сергей Рюмин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

Только мало, кто знал, что эта квартира Ефимом Абрамовичем используется исключительно для встреч, а живет он на самом деле в загородном доме с самой настоящей горничной, поварихой и садовником.

Офицеры прошли на тесную кухоньку, уселись за столиком, за которым едва помещались трое.

– Кофе? – предложил Ефим Абрамович.

– Конечно! – улыбнулся Устинов. – Пользуясь вашим гостеприимством да кофе не выпить?

– С сахаром и сливками, – добавил Ершов.

– Ну, разумеется, кто же в гостях у бедного еврея откажется от кофе? – проскрипел Ефим Абрамович.

На плите уже кипел чайник. Хозяин достал большую медную турку, засыпал в нее три ложки с горкой размолотого кофе, на кончике ножа несколько крупинок соли, залил кипятком. Дал отстояться. Потом поставил на минуту на огонь. Как только кофе вскипел, выключил газ.

Офицеры молча смотрели, как священнодействует старый еврей за плитой. Когда он, наконец, разлил кофе по маленьким чашечкам, не забыв при этом себя, сел рядом, Устинов демонстративно вдохнул запах и сообщил:

– Только ради этого стоит к вам напрашиваться в гости, уважаемый Ефим Абрамович!

– Если только ради этого, то милости прошу в любое время! – отозвался еврей. – Только ведь вы скажете, соврете и не покраснеете даже. Вам ведь всегда нужно что-то такое, от чего у бедного еврея жизнь становится сложнее и короче.

– Чего? – не понял Ершов.

– Информация вам нужна от меня, – отрезал Левинсон. – И, как всегда, горячая.

– На этот раз вы не угадали, Ефим Абрамович, – улыбнулся Устинов.

– Ну, попробуйте, удивите меня, Денис Владимирович!

Устинов выложил на стол коробочку, открыл и подвинул ювелиру.

– Нужна ваша профессиональная консультация по этому перстню. Рекомендую голыми руками не брать, на палец не надевать.

Ефим Абрамович взял в руки коробочку, взглянул и замер. Даже, казалось, дышать перестал. Он вскочил, бросился в комнату – коробочка с перстнем, разумеется, осталась на столе на кухне – прибежал уже с очками на носу, лупой в руках и с тонкими медицинскими резиновыми перчатками. У плиты он натянул перчатки, включил свет, сел за стол.

– Не закрывайте мне свет! – рявкнул он на Устинова, который сидел возле окна. И это несмотря на включенный верхний электрический свет! Денис поспешно посторонился. Ювелир осторожно, чуть дыша, двумя пальцами вытащил перстень из коробочки, поднёс к глазам, взял лупу:

– Бог мой! Бог мой! – повторил он восторженно. – Где вы взяли эту чудовищную прелесть? Это же… Не может быть!

Он рассматривал перстень со всех сторон, крутил его в руках, даже хотел примерить на палец, но остановился. Потом отложил его, глубоко вздохнул и спросил:

– Что вы хотите знать?

– Всё, что можно! – ответил Устинов.

Ювелир помолчал, потом сказал:

– Это перстень знаменитого Родриго Борджиа, папы Александра Шестого, изготовлен в Италии в начале 16 века. Мастера я вам не назову, и вряд ли кто назовёт. Перстень-отравитель с фирменным ядом семьи Борджиа «кантарелла», в который входили мышьяк, соли меди, фосфор, протёртые железы древесной жабы и вытяжки из южноафриканских растений, привезённых первыми христианскими миссионерами. Капли такой адской смеси достаточно, чтобы убить быка. Даже самая малая доза воздействовала на человека так, что картина его болезни была настолько пёстрой и запутанной, что самые опытные врачи того времени ставили любой диагноз, только не отравление – от холеры до сифилиса: яд поражал нервную систему, разрушал слизистые оболочки, кожа покрывалась язвами, даже кости разрушались!

Он осторожно взял в руки перстень, показал полость внутри кольца:

– Видите?

Ювелир протянул лупу.

– Из-под изумруда торчит кончик иглы. Кто наденет кольцо на палец, неминуемо уколется и умрёт.

Он вздохнул:

– Эта вещь стоит миллионы… Миллионы долларов, разумеется. Вот уже не думал, что увижу такое сокровище. Где вы его взяли?

– Изъяли у одного нехорошего человека, – буркнул Устинов. – А игла убирается? Ведь, насколько помню, Борджиа сами эти перстни носили?

– Да, да, сейчас!

Еврей снова взял в руки перстень, лупу, присмотрелся. Потёр камень, попробовал его чуть сдвинуть. Камень крутанулся вокруг своей оси.

– Вот! – он показал его чекисту. – Видите? Игла убралась. Так…

Он снова попробовал надавить на камень. Неожиданно изумруд, словно крышечка, откинулся в сторону. Внутри оказалась полость с едва заметной капелькой полупрозрачной вязкой субстанции.

– Неужели до сих пор «кантарелла» еще сохранила свои свойства? – удивился ювелир.

– Скорее всего, там нечто другое, но не менее убойное, – ответил Ершов и поинтересовался. – А промыть перстенёк сможете?

– Да, конечно смогу, – согласился Ефим Абрамович. – Ацетоном и потом спиртом.

Он сходил опять в комнату, принес две стеклянных бутылки «Ацетон» и «Спирт», налил ацетон в чашку, пинцетом опустил туда перстень. Потом достал его, опустил в другую чашку, куда плеснул спирту.

– Десяти минут вполне хватит, – сообщил он офицерам. – Никогда не думал, что буду держать в руках такое сокровище. Ему же без малого 400 лет! Представляете?

Спустя десять минут он вытащил перстень из чашки, промыл под краном, насухо вытер куском марли, уложил в коробочку.

– Держите! – он протянул её Устинову. – И уходите, уходите, иначе у меня инфаркт будет! Только ради бога никому не говорите, что показывали его мне. Люди, – он многозначительно замолчал, чтобы чекисты поняли, каких «людей» он имел ввиду – не поймут…

Глава 27

Последствия вечерних приключений

Очнулся я с жуткой болью в затылке и копчике. А еще меня куда-то тащили. Двое за руки, один впереди за ноги. Причем мои ноги он зажал в подмышках, шел первым. Державшие за руки меня пару раз уронили копчиком об землю. Собственно, от этого и пострадала моя пятая точка. И, наверное, я от этого очнулся.

Первым делом, конечно, я наложил на себя «каменную кожу». Вторым – затейливо обругал себя за то, что не сделал этого, выходя из подъезда. Ну, а третьим делом прогнал по телу туда-сюда «живую» энергию, наполняя, тем самым, мышцы дополнительной силой.

– Ну, нафиг его куда-то тащить! – сказал первый, у которого мои ноги были подмышками. – Дядя Паша сказал просто у него сумку отобрать и всё!

– А если он в ментовку заявит? – отозвался тащивший меня за правую руку. – Вычислят на раз-два! И пойдешь ты за грабеж на пятерик к хозяину! Тащи! Сейчас мы его головой вниз в колодец. Там воды всегда много, захлебнется и с концами! Хрен кто найдет!

Тут мою левую руку отпустили. Я опять упал задницей об землю и, не выдержав, взвыл:

– Вашу мать! Больно же!

Мой вопль произвел эффект разорвавшейся бомбы. Мои похитители впали в ступор, от неожиданности отпустив мои конечности. Я приложился об землю всем телом, кряхтя и переминаясь, встал на ноги.

– Аккуратней можно? Нет? Держать надо крепче!

Один из похитителей хихикнул. Другой, который предложил меня спустить в колодец, выхватив нож с длинным узким лезвием, бросился на меня. От удара я не успел защититься. Лезвие вошло в левый бок. Точнее, вошло бы… Если бы не «каменная кожа». Нож скользнул по боку и пропорол мне куртку.

– Батник «Дункан»! – взвыл я. – Сука!

Я от души врезал ему прямым в челюсть и, разумеется, попал. С учетом вложенной силы да плюс магии удар получился очень эффективным. Челюсть громко хрустнула, парень (а это был парень лет 25, не больше) вскрикнул и отлетел шага на три.

Остальные развернулись и попытались убежать. Наивные албанские парни! Их я добил «дротиками» за доли секунды. Благо стояли они почти вплотную ко мне. Ребятки, как снопы, повалились на землю, стали кататься и орать. Ну, да, общий паралич – это неприятно.

– Молчать, твари! – приказал я. – Язык вырву!

Для подтверждения серьезности своих намерений я врезал и тому, и другому ногой. Вроде оба как замолчали.

– Где моя сумка, козлы?

Я огляделся, благо еще не стемнело. Нашел! Она оказалась как раз под тем, кому я сломал челюсть. Он упал и прямо на нее, вот я и не заметил её сразу.

– Значит, в колодец вниз головой, чтоб не нашли?

Я остановился, замер. Меня стала бить дрожь. Я вдруг понял, чтобы сейчас со мной произошло, не очнись я вовремя.

Ярость накатила волной. Я что есть силы врезал этому еще и еще раз ногой, стараясь попасть по лицу. Лежавший уже только вздрагивал, держался за лицо, сквозь пальцы у него текла кровь. Он уже даже не кричал, а только тихонько то ли стонал, то ли мычал.

Я остановился, несколько раз глубоко вздохнул-выдохнул, пытаясь успокоиться. Потом внимательней пригляделся к своим похитителям. Еще не совсем стемнело. Хоть мы и находились в парке, вокруг деревья, заросли, кусты, но еще было достаточно светло, чтобы разглядеть, кто есть ху?

Все трое – парни от 20 до 25 лет, без особых примет. Одеты обычно, даже не в новомодную джинсу, а брюки да рубашки. Только вот этот, с разбитой мордой, который в меня ножиком тыкал и хотел вниз головой в колодец определить – у него вроде на пальцах татуировка – перстень зэковский, и на тыльной стороне ладони тоже какой-то рисунок.

Я подошел к нему, присел:

– Я тебя убивать не буду. Сам сдохнешь! И пожалеешь, что не убил тебя сразу.

Как говорил наставник, проклятие – всего лишь разбалансировка организма, когда его органы начинают работать каждый сам по себе, не в ладу друг с другом, в диссонансе. Одни работают нормально, как прежде, а другие, вроде бы малозначительные (хотя какие могут быть в организме малозначительные органы?) умирают. Например, начинает умирать кожа. Тело покрывается гнойниками, язвами, которые невозможно вылечить. Язвы прорастают вглубь, в мышцы, потом в кости, в органы, которые тоже начинают заживо гнить… Врагу не пожелаешь!

Получите, уважаемый, свою разбалансировку! Интересно, он долго с ней протянет?

Потом нагнулся к «племяннику» дяди Паши, что тащил меня за ноги.

– Говоришь, дядя Паша на меня навёл?

– Нет! – зашептал парень.

– Нет? А кто?

– Мы… Мы сами…

– Ах сами… – я выдал ему конструкт «ночной кошмар» в самой легкой интерпретации. – Значит, сами здесь и умрёте!

– Нет! – вскрикнул он. – Не надо! Не убивай! Дядя Паша! Он сказал! Он! Чтобы мы у тебя сумку забрали! Это Грач тебя хотел замочить! Руслан Грачов! Он с зоны освободился месяц назад. Не мы!

Он вытянул руку в сторону своего приятеля с разбитой мордой.

– Грач, говоришь? А этот? – я ткнул в сторону третьего.

– Это Молчун, – парнишку трясло. Конструкт действовал. Я поморщился – «племянник» обделался.

– Ну, и что, что Молчун? Ты мне расскажи про его роль в моем похищении?

– Он друг Грача! Он всё делает, как Руслан скажет!

«Племянник», здоровый 25-летний парень, заплакал.

Думал я недолго. Наложил на «племянника», Грача и Молчуна заклятие подчинения и приказал обо мне забыть. «Племяннику» и Молчуну выдал бонус – конструкт «понос», неделя незабываемых ощущений. Через неделю пройдет.

И направился к остановке. Автобус ждать не стал, рядом «паслись» две «волги» с шашечками.

– На Химик поедем?

Таксист критически осмотрел меня в окно, скорчил физиономию, выдал:

– Откуда такой красивый?

Мой внешний вид ему не понравился.

– Вам какая разница? Едем или нет?

Отвечать он не стал, отвернулся и закрыл окно. Ладно, будешь тоже дня три в туалет бегать! Нечего грубить.

Подошел к другой машине, наклонился:

– До Химика довезешь?

Водитель, молодой парень, посмотрел на меня, осклабился:

– Пятёрку дашь?

– Червонец дам! – ответил я.

– Садись!

Когда я сел, и «волга» тронулась, водитель первого такси выскочил из машины и в полуприсяде рванул за остановку, не обращая внимания на прохожих.

– Чего это Михалыч вдруг? – удивился водитель.

– А ты думаешь, почему он не захотел ехать? – ответил я. – Приспичило человеку!

Глава 28

Фарцовщик и Юлька

– Господи! Где ж тебя носило-то, горе ты моё? – всплеснула руками maman, когда увидела меня в таком виде. Белоснежная индийская куртка «Дункан» за 25 рублей слева по боку располосована аж донизу, спина вся в зеленых разводах (потаскали меня по траве-то!). Новые, практически фирменные, джинсы «Lee» все (сзади) в земле и тоже в зеленых разводах.

– Они ж теперь не отстираются, Антошка! – maman чуть не плакала. – Куртку только на помойку.

Я подошел к ней, чмокнул в лоб.

– Ма, ну, фигня вышла, – я развел руками. – Так вот получилось. С ребятами в парке мнениями не сошлись. Что ж теперь поделаешь-то?

Я зашел в ванную, скинул куртку, джинсы в тазик. Помыл руки, умылся.

– Ужинать будешь, хулиган?

– Буду!

Переоделся.

После ужина увлек maman в комнату, усадил на кровать, раскрыл перед ней сумку и вывалил деньги прямо на пол.

– Ой! – maman схватилась руками за лицо. – Ты кого-то ограбил?

Я засмеялся.

– Нет, мам, наоборот, меня попытались ограбить, – отмахнулся я. – Полечил одного человека и его жену. Они со мной расплатились. Четыре тысячи восемьсот сорок как одна копейка. Десять рублей я отдал таксисту за проезд.

– Так много? – maman не могла придти в себя, ошеломленно взирая на эту кучу денег.

– Болели сильно, – отрезал я. – Ма, убери их куда-нибудь, спрячь. И надо что-то придумать. Может, в сберкассу их положить на счет, может, дом в деревне купить или дачу?

– Ты только никому не говори, Антошенька! – maman всплеснула руками. – А то вмиг к нам воры залезут!

Я собрал деньги в сверток, сунул в руки maman, оставив себе триста рублей мелкими купюрами. Maman унеслась на кухню, а я взял с книжной полки анатомический атлас и маленькую деревянную шкатулку. Сел к себе, на диванчик, раскрыл шкатулку.

– Просыпайся, дружок! Хочешь скушать пирожок?

На следующий день, с утра пораньше, только я успел позавтракать, ко мне заявились «двое из ларца» – Устинов и Ершов. Оба хмурые и чем-то недовольные.

– Один? – поинтересовался Устинов прежде, чем зайти.

– И вам здрасьте, – я распахнул дверь. – Чай хотите?

Офицеры зашли, разулись, привычно направились на кухню. Я снова поставил чайник, достал бокалы, сахарницу.

– Тут такое дело, – Устинов выложил мою коробочку. – Твой перстенек-то непростой оказывается.

– В смысле?

– Ювелирное изделие аж начала 16 века. И знаешь, кому принадлежало?

– Кому?

Чайник вскипел, я между делом насыпал свежей заварки, залил кипятком.

– Прошу!

Офицеры налили себе чаю, насыпали по паре ложек сахару. Я поставил на стол вазу с мелкими сушечками.

– Римскому папе Александру Шестому, который до избрания звался Родриго Борджиа. Перстень твой оказался с ядом.

Я взглянул на него через призму магического зрения. Перстень выглядел как перстень, просто ювелирное изделие. Вся мертвенная серость исчезла напрочь.

– Вы его уничтожили? – спросил я. – В смысле, яд?

– Да, резервуар под камнем промыли, иглу отравленную задвинули обратно, – сообщил Ершов. – Только носить тебе его не советуем – с рукой оторвут.

– Или с головой вместе, – добавил Устинов. – Он стоит миллионы долларов… Ему место в музее.

И ядовито добавил:

– Может, сдашь его государству? Грамотку получишь от РОНО. Почетную.

Я закрыл коробочку, подвинул к себе:

– Пионер Вовочка нашел миллион рублей и отнес его в милицию. Плачущие отец и мать сказали, что гордятся сыном!

– Почему-то я так и подумал, – грустно улыбаясь, сказал Ершов. – Нет в тебе, Антон, никакой комсомольской сознательности!

– Нету, – я отнес коробочку в зал, убрал её в ящик, вернулся на кухню и продолжил. – Спасибо за помощь!

– Не за что, – ответил Устинов. – Ты про эту цацку никому не говори. Действительно, голову оторвут.

– Да понял я, понял!

– Молодец, что понял! тут такое дело, – Устинов расстегнул кожаную папку, развернул её, достал бумаги, ручку…

***

Потом они подвезли меня на служебной машине в город, предварительно шепнув про один хитрый адресок, находящийся неподалеку, назвали телефон, по которому, прежде, чем зайти в адресок, нужно было позвонить.

Я набрал номер из таксофона:

– Это от Дениса, мне кое-что надо приобрести!

– От Дениса Ивановича?

– Нет, Владимировича! – Устинов меня заранее предупредил об этой нехитрой проверке.

– Хорошо, заходите, – голос в трубке ощутимо смягчился. – Номер квартиры 45.

Дверь мне открыл длинноволосый накачанный блондин моего возраста в джинсовых шортах и белой футболке с логотипом «Мальборо» и ковбойской мордой в шляпе. Он оценивающе осмотрел меня, пожал плечами, буркнул:

– Заходи!

Пропустил вперед и запер за мной дверь.

– Говори, что хотел?

Я огляделся. Квартира на втором этаже в белокирпичного четырехэтажного дома оказалась достаточно просторной, если судить по прихожей. Не прихожая, а целая комната квадратов на пятнадцать.

– Сядь, посиди! – предложил парень. Он протянул мне руку:

– Иннокентий. Для друзей просто Кент.

– Антон, – я пожал протянутую руку. – Мне куртка нужна. Есть «дункановская»? Индийская такая, белая?

Парень вздохнул:

– Блин, Тох, откуда у меня этот ширпотреб? Он в магазе свободно валяется. У меня только дефицит. Давай я тебе другой подгон сотворю. Погоди!

Он ушел в комнату, отсутствовал минут десять. Я уже, честно говоря, немного разочаровался и собрался уйти. Наконец парень пришел, разворачивая сверток. Достал, встряхнул и протянул мне – короткую черную кожаную куртку.

– На, примерь!

Я осторожно бережно взял её в руки.

– Да не ссы, меряй! – засмеялся Кент. Я надел её, вжикнул молнией. Куртка села, почти как влитая. Разве что, чуточку великовата оказалась.

– Весенне-осенний вариант, – сообщил Кент. – Маде ин Суоми. Финляндия то есть. Тебе по дружбе за 200 советских дензнаков отдам. Только за то, что ты от Дэна. Так я её меньше, чем за 400 не отдал бы!

Я прикинул, деньги с собой были.

– Что еще есть? – поинтересовался я.

– А что надо? – усмехнулся парень. – Шузы? Джинса?

– Кофе есть?

– Кофе только в зернах, – удивленно пожал плечами Кент. – Немецкий «Якобс». Растворимого, увы, нет.

Он помолчал, потом предложил:

– Но есть электрическая кофемолка и настоящая медная турка. Тоже всё немецкое. Правда, турку, – он улыбнулся, – я уже попробовал, но помыл!

– И сколько?

– 40 рэ. Килограмм кофе, кофемолка «Бош», турка. Еще «чирик» накинешь, дам еще кило кофе.

– Давай!

Парень опять скрылся в комнате. Через пару минут вернулся с пакетом.

– Смотри! – он продемонстрировал содержимое.

Тут из комнаты в прихожую вышла, виляя задницей, словно какая фотомоделька на подиуме, девица в коротенькой облегающей красной юбке и светлой блузе, через которую просвечивал темный лифчик. Длинные волосы были скручены в хвост на затылке. И, разумеется, вся в боевой раскраске – подведенные ресницы, искусственная синева на веках и под глазами, ярко-красные губы.

– Кеша, ну ты что там? – капризно протянула она. Голос показался мне знакомым.

– Юлька? – удивился я. – Когда ты из деревни успела вернуться?

– Антон? – Юлька замерла, широко раскрыла глаза. – Ты? Ты что здесь делаешь?

– Ушла в комнату! – рявкнул Иннокентий. – Сказали тебе, сиди и жди!

Он повернулся ко мне, неприятно осклабился:

– Хочешь её? Полтинник и она твоя!

Я оторопел.

– Кешка! – обиженно выкрикнула Юлька. – Сволочь!

– Сволочь? – парень злобно усмехнулся. – Ты когда мне бабки вернешь, коза?

Юлька убежала в комнату, хлопнув дверью.

– Давай рассчитаемся, – буркнул он мне. – С тебя 250 рублей.

Я вытащил деньги, отсчитал, протянул ему, помялся и спросил:

– Ты ее реально за полтинник отдаёшь?

Иннокентий поморщился, махнул рукой:

– Она считает, что я её парень. Она считает! Не я. Хитрожопая, аж песец. Набрала у меня тряпок себе на 480 рублей. Прикинь? И отдавать не хочет. Через месяц не отдаст, будем думать.

Он сунул деньги в задний карман шорт, хмыкнул:

– Если что надо будет, звони, заходи. Только без звонка не открою, имей ввиду.

И кивнул в сторону комнаты, опять осклабясь:

– Через месяц приходи. Может, и дешевле будет!

По дороге домой я зашел в гастроном, купил шоколад, бутылку «Каберне совиньон». Maman любила сухое красное. Посидим, обмоем обновку. Кстати, вчера на радостях maman тоже загорелась идеей гардероб обновить. Дубленку захотела и шапку норковую.

У подъезда на лавочке сидела тётя Маша. Я впервые увидел её такой – в сером брючном костюме, туфлях. Я плюхнулся рядом.

– Здрасьте, тёть Маш!

– Здоровей видали! – улыбнулась она и, поймав мой удивленный взгляд, поинтересовалась. – Что? Не видишь, старушка принарядилась! Ездила нынче УВД, в Совет ветеранов. О себе напомнила. Вот они глазенки вылупили, как меня увидели! Прям как ты сейчас.

Она хохотнула, потом вдруг нахмурилась:

– Антон, тут хмырёныш один ходит, лазает, трётся уже второй день. Вон там, – она слегка кивнула головой в сторону.

– Да не верти ты головой! – прошипела она. – Аккуратней, глазками одними стрельни, хоть и не девица…

Я глянул в сторону. На детской площадке поодаль на бортике песочницы сидел невысокий вертлявый парнишка в серых широких штанах, футболке неопределенного цвета и белой тряпичной кепке. Парень сидел, нервно покуривал папироску и, как мне показалось, всё время бросал взгляды в нашу сторону, тут же отводя их.

– Ну? Увидел? – тётя Маша вздохнула. – Вчера тебя спрашивал. Только не у кого-нибудь, а у малышни. Знакомый твой, нет? Знаешь его?

– Откуда? – удивился я. – Первый раз вижу.

– То тебя цыгане ищут, то шпана какая-то! – хихикнула тётя Маша. – Не можешь ты спокойно жить! Сейчас…

Она положила сумочку на лавочку, встала, решительно подошла к песочнице.

– Эй, молодой человек! – она цепко ухватила парнишку за плечо. – Ну-ка, встал! Ты кто такой? Чей будешь?

– Чего тебе, тётка? – огрызнулся тот. – Отцепись, сказал!

Он рванулся, но безуспешно. Тётя Маша его удержала.

– Не тётка, а гражданин полковник милиции! – отрезала она. – Ясно тебе, шантрапа?

Парнишка опять рванулся, извернулся, вырвался из ее рук (кажется, тётя Маша всё-таки нарочно ослабила хватку, позволив ему вырваться) и бросился бежать.

– Не дай бог еще раз тебя здесь увижу! – вдогонку крикнула она.

– Ты с уголовниками не пересекался последнее время? – тётя Маша вернулась к подъезду, села рядом. – Этот гражданин определенно из уголовной среды.

– Нет, – соврал я. Не говорить же ей про вчерашнюю стычку, в результате которой Грач отхватил от меня «проклятье». Тем более, что я им поставил блок на воспоминания обо мне.

Кстати, интересно было бы узнать, что там сотворил барабашка в квартире у Замятных. Целую ночь куролесил, а утром вернулся и по команде уснул в коробочке.

– Ты повнимательней будь, – посоветовала тётя Маша. – И замки смени. А лучше всю дверь целиком.

Глава 29

Инфекционная больница № 3.

Палата интенсивной терапии.

Вокруг кровати, на которой лежал молодой парень, накрытый до шеи простыней, стояли три врача.

– Ну, что коллеги? Осмотрели? – сказал один из них. – Пойдемте, обсудим.

Парень открыл глаза, застонал.

– Сестра! – позвал врач. – Сделайте ему укол димедрол с анальгином.

В палату зашла медсестра – в повязке, резиновых перчатках, наглухо застегнутом белом халате. Она откинула простыню и, едва сдерживая рвотный рефлекс, воткнула шприц в плечо. Пользуясь тем, что врачи вышли, она не стала смазывать место укола спиртом, быстро накинула простыню обратно и вышла. В палате стоял смрадный тошнотворный дух, который совсем не становился слабее, несмотря на открытое окно.

Врачи зашли в ординаторскую.

– Ну, какие будут идеи насчет диагноза? – спросил первый врач. Он снял маску, достал сигареты, закурил, выдыхая воздух в открытое окно.

– Я видел нечто подобное, – сообщил второй, пожилой, тоже доставая сигареты. – В Свердловске три года назад. К нам в областную больницу привезли облученного с АЭС. Вот у него почти такой же вид был – кожа гнила и слезала клочьями… Но здесь…

– У него еще перелом челюсти, – сообщил первый врач. – В двух местах. Сделали рентген, обнаружили. Хотели поставить сетку, но отказались. Смысла нет. Умирает парнишка.

– Его переводить надо в ОКБ, в ожоговую. Насколько я понял, случай совсем не заразный.

– Не заразный, – согласился первый врач. – Человек гниёт заживо. Причину установить невозможно.

– А сам он что говорит?

– Уже ничего. Первое время пытался что-то сказать, но со сломанной челюстью особо не поговоришь. Удалось только выяснить, что месяц назад прибыл из мест заключения, сидел за разбой, нигде не работает. Только паспорт успел получить.

– Ну, а смысл тогда что-то делать? – цинично хмыкнул третий врач. – Болячка не заразна. Лечению не поддается. Этот ЗэКа подхватил её на зоне, скорее всего, а сейчас болезнь активизировалась. Больной умирает. Мы ему помочь не в силах.

– Тогда так и запишем, консилиум пришел к выводу, что болезнь вызвана радиоактивным облучением, – предложил первый врач. – Другие предложения есть?

– Странно как-то, – сказал, затягиваясь сигаретой, второй. – Ни с того, ни с сего… А кто скорую-то вызвал?

– Друзья его. Причем из-за перелома челюсти и, очевидно, сотрясения мозга. А в скорой обнаружили прогрессирующие язвы по всему телу.

– Из-за такого диагноза придется ставить в известность органы… – заключил третий врач. – Радиоактивное заражение это серьезно. Надо что-то другое…

– Давайте напишем признаки ожога кислотой или щелочью? – предложил первый. – Типа, диагноз установлен консилиумом врачей. В любом случае ночь он не переживет, перевозить смысла нет. Да и проверять никто не будет. Ну, что ж? Распишемся в собственном бессилии… Ну, бывает…

– Согласен! – кивнул второй.

Выходя из ординаторской, второй врач задумчиво вполголоса, словно сам с собой, сказал:

– Говорят, что когда ведьма проклятье накладывает, то вот так же человек заживо гниёт.

– Какая ведьма? Какое проклятье? – отреагировал первый врач. Слух у него оказался отменный.

– Да, нет, это я так…

Глава 30

Сюрпризы разные и не всегда приятные.

Моя новая кожаная куртка привела в восторг maman и вызвала чувство жуткой зависти у друзей.

– Только вечером по поселку не ходи в ней! – хмуро посоветовал Андрюха. – Снимут враз! По голове сзади зарядят, пикнуть не успеешь.

При этом он прищурил левый глаз, словно прицеливаясь, как будто уже собрался «заряжать» сам.

Он только что вернулся из Москвы, радостный и довольный, как и его мать. Еще бы! Диагноз не подтвердился. Врачи только разводили руками – нету диабета…

– А где твои «Ли»? – спросил Мишка. – Которые мы пошили?

– В стирке, – хмуро ответил я и соврал. – Упал в них неудачно. И батник испачкал и порвал, и джинсы изгваздал. Обидно!

– Еще бы, – согласился Андрюха. – За батник-то сколько отдал?

– Четвертной и первый раз надел. Прикинь?

– А куртяк где срубил?

– Случайно сегодня в ЦУМе выбросили, – соврал я, – а я рядом оказался. Всего 80 рублей.

– Класс! – согласился Андрей.

Мишка молчал, загадочно хмыкая. Наверное, догадался, про какой «ЦУМ» я говорил. Мы дошли до клуба, посмотрели афишу. Сегодня вечером в клубе объявлен показ мелодрамы «Любовь моя. Печаль моя», производства СССР-Турция.

Мишка мрачно выдал:

– Пойдём, всплакнём?

– Пойдём, только домой, – отозвался Андрюха.

– То-то они на остановке афишу не выставили, – заметил я.

– Выставили, – возразил Андрюха. – Только наверняка народ сразу сорвал.

Сначала проводили Андрея, потом Мишку. С ним я посидел на лавке недалеко от его дома. Мишка закурил, традиционно спросив у меня:

– Будешь?

Я так же традиционно отмахнулся:

– Нет!

– Андрэ какой довольный ходит, – задумчиво выдал Мишаня после очередной затяжки. – Хорошо ты с ним…

Он ткнул рукой в куртку:

– Фарца?

– Фарца! – согласился я. – Двести.

– Нормально, недорого…

Домой я шел в гордом одиночестве. У самого подъезда меня рванули за рукав:

– Э, пацан, не спеши!

Мысленно в очередной раз обругал себя за отсутствие предусмотрительности и одновременно наложил «каменную кожу». Обернулся. Передо мной стоял давешний парнишка, которого шуганула тётя Маша. Какая-то крысиная мордочка – мелкие глазенки, острый длинный нос, узкие губы, над ними узенькая щеточка усиков.

По возрасту лет 20, ниже меня ростом и какой-то невзрачно дохлый. Про таких говорят, мол, «соплей перешибешь». Но вот вел он себя непонятно вызывающе. И вертлявый какой-то.

– Слышь, пацан, не торопись! – он цыкнул и демонстративно сплюнул мне под ноги. – С тобой уважаемые люди поговорить хотят.

Я сдернул его руку с плеча, завернул её ему за спину, рванул вверх. Парнишка взвыл, заорал:

– Ты что делаешь, гад? Отпусти, больно!

Я ударил его в сгиб колена сзади. Он рухнул на колени.

– Кто тебя послал? Говори!

– Задолбал ты! – парень чуть не плакал. – С тобой по-хорошему встретиться хотят, поговорить! Чё ты творишь-то, гад?

Я ослабил хватку, потом чуть поддернул руку вверх.

– Кто?

– Дядя Шалва! Шалва! А! – заорал он.

Дверь подъезда распахнулась. В домашнем халате, растрепанная выскочила тётя Маша с увесистой деревянной скалкой в руках. В умелых руках такая скалка, как дубинка… Увидев нас, она замерла, хмыкнула, хихикнула:

– Я думала, тебя поймали. А это ты поймал. В «02» позвонить?

– Не надо, – простонал парнишка. – Я ж ничё не сделал. Я только передать хотел!

Я отпустил его, шагнул назад, чтобы в случае чего можно было развернуться. Тётя Маша поглядела на ноющего парня, махнула рукой и ушла.

– Говори! – приказал я.

Парень выпрямился, посмотрел на меня, бросил:

– Ну, сука, ты еще пожалеешь!

И бросился бежать. Я пожал плечами – кто такой Шалва? Без понятия совершенно!

На следующий день с утра я побаловал maman настоящим кофе. Намолол, засыпал в турку две чайных ложки. По квартире поплыл такой запах, что maman выскочила из ванной, обёрнутая полотенцем, повела носом:

– Это что? Настоящий кофе?

Она взяла чашку, с минуту наслаждалась запахом, сделала глоток:

– Божественно! Антошка, ты не перестаёшь меня удивлять!

Допив кофе, обняла меня:

– Спасибо! Это было так вкусно!

И опять: она – на остановку, я – на стадион. Зарядка уже вошла в привычку. Опять круги по стадиону вдоль футбольного поля, турник, брусья. И, конечно же, Светка Быкова, без чьих шуток я уже стал скучать. На этот раз Светка долго молчала и только, когда я попрощался с ней, собираясь домой выдала:

– А у тебя горячая вода есть?

– У меня и кофе есть! – отозвался я.

– Я серьёзно, Тоха! – Светка нахмурилась. – У нас до сих пор никак воду включить не могут.

– Есть, – я перестал улыбаться. – У нас колонка.

– Я к тебе зайду чуть позже? – Светка испытывающе посмотрела на меня.

– Запросто. Заходи! – и я побежал домой.

Возле дома меня ждал еще один сюрприз. У подъезда стояли два мужика. С такими вечером встретишься, всю жизнь заикаться будешь. Один чем-то напоминал бульдога, то ли щеками-брылями, то ли выдающейся нижней челюстью. Второй был чисто питекантроп – низкий лоб, жидкие черные волосики и длинные волосатые руки чуть ли не до колен. И оба татуированные, словно картинная галерея!

Мужики кого-то ждали. Почему-то я сразу понял, что этот «кто-то» не кто иной, как я. А не соседка тётя Маша, и даже не дед Пахом.

От этой мысли я не выдержал, засмеялся – представил себе, как тётя Маша лупит этих «гавриков» скалкой или дед Пахом костылем…