Текст книги "Автобайки"

Автор книги: Сергей Романов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Хозяйка "Жигулей" подошла к машине, "сфотографировала" радиаторы на багажнике, и, бросив полный презрения взгляд на двух "донжуанов", открыла дверцу автомобиля. Через секунду заурчал двигатель, и "восьмерка" плавно обрулила Герку и Виталика.

Около песочницы, где все ещё хохотали студенты, машина оставалась. Водитель в короткой юбке грациозно покинула салон и подошла к веселой компании.

– Ребята, не поможете снять батареи с багажника?

– Пять секунд, – ответили почти хором, – А как вас зовут?

– Света.

Тут же радиаторы были скинуты с багажника.

– А вы нас до метро не подбросите, Светочка? – спросил один из студентов.

– С превеликим удовольствием, – ответила девчонка.

Вся компания загрузилась в кабину, и "Жигуль" взвизгнув шинами, скрылся в облаке пыли.

Наглющая ворона снова заняла свое место на дереве над лавочкой.

– Стерва! – с негодованием сказал Гера и, подняв камень зашвырнул его в птицу...

1999 г.

РАЗБИТОЕ СЕРДЦЕ

Леха вел машину по обледеневшему шоссе и психовал. Так бесславно и, что самое главное, болезненно прошла ночь. Причина его болезни развалилась на заднем сиденье и держала на коленях таксу-суку.

– А побыстрее нельзя? – в который раз спросила Вика, пряча подбородок в воротник норкового манто, – Родители, наверное, уже изволновались.

– Гололед, – сквозь зубы ответил Леха, но скорость все-таки прибавил.

Всю ночь он предпринимал попытки овладеть противной девчонкой, но все они разбивались словно волны о неприступный утес. Ни ласки, ни шампанское, ни мрак при одиноко горящей свече не пробудили в Вике ответного желания. Да ещё эта такса-сука, которую прихватила с собой на дачу Вика, надрывно завывала, когда Леха пытался обнять и поцеловать девчонку.

"Жизнь прошла мимо", – думал Леха, сбрасывая газ на очередном повороте.

– Боже мой! Мы не едем, а ползем! – снова выразила свое недовольство пассажирка.

Голодная сука-такса, словно подтверждая слова хозяйки, громко заскулила.

"Гадина!" – прошипел про себя Леха то ли на собаку, то ли на её владелицу. Дабы не съязвить что-нибудь дерзкое, он сжал зубы, втопил акселератор газа в пол машины и в ту же секунду почувствовал, как задние колеса понесло в сторону. Он резко вывернул руль вправо, но автомобиль уже не слушался управления. Он скользил вдоль дороги левым боком. Еще секунда и левые колеса влетели в рытвину. Машина перевернулась раз, другой, третий, наконец слетела с трассы и зарылась в сугробе придорожного кювета. Благо, она снова стояла на четырех колесах.

Из шока Леху вывел вой таксы. Он оглянулся на свою зазнобу: к его удивлению Вика по-прежнему держала собаку и... улыбалась.

– Вот так сальто-мортале! – оглядываясь по сторонам, с восторгом сказала она и добавила, – Вот теперь, Лешка, я тебя хочу!

– Обойдешься, – ответил Леха и постарался открыть дверь. Та не поддавалась. Заклинило видимо. Тогда он с остервенением принялся крутить ручку для открывания окна. Морозный воздух ворвался в салон автомобиля.

Он вывалился наружу и, глянув на машину, понял: кузов никакому восстановлению не подлежит. Сплюснутая крыша, измятые бока, разбитые капот и бампера. Совсем новенький "Ауди" с пробегом двенадцать тысяч километров бесславно закончил свое существование. Леха, не обращая внимания на лютый холод, медленно опустился в снег. По щекам текли слезы. То ли от обиды, то ли от мороза. Но долго оплакивать смерть автомобиля ему не пришлось. Из салона донесся визг Вики.

– Мамочка миленькая, родная! Угробила, угробила!

Поняв, что с Викой произошло что-то неладное, Леха кинулся к задней дверце, с силой рванул её на себя и протянул руку девушке.

– Что случилось, Вика? Ты ранена?

Вика вылезла из салона, держа за загривок таксу. Она тут же швырнула собаку в сугроб и в растерянности посмотрела на Леху.

– Смотри, смотри, что эта тварь наделала!

– Поцарапала? – спросил Леха, оглядывая Вику и стараясь отыскать рану.

– Она мне норковую шубу обмочила. Смотри весь подол обмочила и обгадила! Вот тварь! Новенькая шубка!

Такса, с трудом выбравшись из сугроба, прижалась к ногам хозяйки и дрожала всем телом.

– Боже мой! – продолжала негодовать Вика, – Весь мех в жидком дерьме! Даже шелковый подклад и тот насквозь промочила. Сгинь с глаз, гадина!

Она схватила собаку и снова закинула её в сугроб.

Леха, опустившись на корточки, достал сигарету и, не отрывая взгляда от разбитого автомобиля, закурил.

"Мне бы твое горе!" – подумал он и сплюнул в сторону Вики. Надо же! Еще вчера она казалась ему пиком женского совершенства! Идеалом красоты и доброты. Теперь лицо Вики напоминало ему искореженный кузов "Ауди".

1999 г.

СКВЕР РАЗВРАТА

Татьяна Сергеевна Козыренок потеряла терпение, когда одна её из любимых левреток по кличке Пуся подавилась презервативом. Пусю можно было ещё спасти, если бы Татьяна Сергеевна сразу обнаружила интерес собачки проявленный к использованной резинке с приятным клубничным ароматом. Но Татьяна Сергеевна, сопровождаемая ещё тремя левретками, в это время как опытный сыщик двигалась по проторенной автомобильной колее вглубь сквера. Увлекшись подсчетом использованных и выброшенных на малахитовую траву кондомов, как импортного, так и отечественного производства, она и не услышала, как Пуся, не сумев проглотить длинный презерватив, закашлялась, завертелась юлой, а ещё через несколько секунд свалилась замертво.

Сквер, расположенный перед фасадом дома, в котором жила Татьяна Сергеевна, среди добропорядочных жилей района имел славу худую. В последней четверти суток в нем, под сенью высоченных тополей, чуть ли не со всего города собирались женщины легкого поведения. Выстраивались в ряд вдоль дороги, всем своим видом призывая морально неустойчивых водителей обратить внимание на достоинство девичьих телес. Сотни машин с морально неустойчивыми водителями останавливались, расфуфыренные путаны всасывались в салон, и иномарки, взвизгнув шинами брали с места в карьер.

Совсем-совсем морально неустойчивые и, по мнению Татьяны Сергеевны, до предела обнаглевшие шоферюги, как говорится, использовали путан не отходя от кассы. Здесь же, в сквере, под сенью тополей. И тогда всю округу пронизывали как короткие, так и протяжные звуки автомобильных сирен: ноги-то у девочек в руль упираются, на котором и располагается кнопка подачи сигнала.

Пусю Татьяна Сергеевна похоронила в дальнем углу сквера, рядом с кустами можжевельника, и поклялась над могилой безвременно ушедшей из жизни собачки безжалостно мстить не только путанам, но и всем похотливым мужикам.

Изложенное со всеми подробностями заявление о сексуальных оргиях она отнесла в местное отделение милиции и с наступлением сумерек этого же дня к своей радости обнаружила, как в сквер въехала желтая "канарейка". С балкона Татьяне Сергеевне было хорошо видно, как в милицейский автомобиль загружались девицы, как вдруг отключились красно-синие мигалки на крыше, и как машина лениво двинулась в дальний угол сквера...

Обследование местности ранним утром показало Татьяне Сергеевне, что правое передние колесо милицейского автомобиля наехало на холмик, под которым покоилось тело незабвенной Пуси. Тут же на траурной траве, благоухая лимонным ароматом, желтели полдюжины отслуживших свой срок защитных средств, серебрились надорванные пакетики и чернело внушительных размеров пятно, от вытекшего из двигателя автомобильного масла. В обломанных кустах можжевельника Татьяна Сергеевна обнаружила резиновую милицейскую дубинку, прозванную в народе "демократизатором" и по всей вероятности забытую кем-то из блюстителей нравов в порыве страсти.

После всех признаков осквернения могилы поняла Татьяна Сергеевна, что путем милицейского террора бороться с разложением нравственности бесполезно. Из килограмма десятисантиметровых гвоздей, купленных в хозяйственном магазине, она изготовила универсальные шипы, заостренные с двух сторон и, словно сеятель, разбросала их под тополями. Наградой за труды стали две иномарки, одиноко дожидавшиеся нового рассвета, распутные водители которых не позаботились о наличии запасного колеса в багажнике. К тому же жильцы дома судачили, что одна из проституток, напоровшись на шип, проколола пятку. Говорили еще, что была та проститутка беременна на шестом месяце, но, как ни странно, пользовалась особым спросом.

Окрыленная успехом, Татьяна Сергеевна вновь поспешила в магазин за очередной партией гвоздей. Теперь уже каждая "мина" устанавливалась в самые что ни на есть интимные места сквера. А за несколько метров до могилы девственницы-Пуси из шипов была смонтирована целая заградительная полоса. Эту-то полосу и не смогла преодолеть старая знакомая "канарейка", по-прежнему исторгающая из двигателя вонючее отечественное масло. Свидание патруля с продажными девками затянулся до глубокой ночи, потому что два передних колеса и одно заднее напрочь были выведены из строя, а доблестная городская милиция потеряла в эту ночь оперативную единицу. Ожидая технической подмоги в сердцах сержанты наводили порядок в сквере, а потому, сколько не искала поутру Татьяна Сергеевна в сквере использованных резинок, ни одной не обнаружила.

Только в середине дня, когда из третьего килограмма гвоздей были профессионально выполнены П-образные "ежики", в прихожей раздался звонок. Гость оказался оперуполномоченным из местного отделения милиции. Нагло отшвырнув от себя трех левреток, он поинтересовался не собака ли Татьяны Сергеевны похоронена в дальнем углу сквера? И получив от растерявшейся хозяйки утвердительный ответ, предъявил ей обвинение в терроризме.

Отделаться от грозного обвинения удалось путем возмещения материального ущерба за три проколотых у "канарейки" колеса, возвращением резинового "демократизатора" и письменным объяснением своей антиморальной деятельности. Только после этого случая любопытную Татьяну Сергеевну перестало интересовать, сколько использованных презервативов остается лежать на траве с наступлением нового рассвета. С левретками она теперь гуляет в школьном дворе. От греха подальше. А о погрязшем в разврате сквере с наступлением темноты лишь напоминают короткие и протяжные гудки автомобилей. Ноги-то в баранку попадают...

1999 г.

КАСКАДЕРША

Бабка Нюся – старуха поджарая, жилистая. В деревнях говорят, что у таких как бабка Нюся – сзади пропеллер. В доме чисто, в огороде – порядок, все растет, все буйствует. Сын философский факультет закончил и уехал в другую область преподавать в институте. Дочь – в областном центре живет, замужем за моряком-подводником. У бабки – три внука и две внучки. Раньше в деревне часто бывали, а как подросли, что им тут делать? О внуках остались напоминанием налокотники и наколенники, которые дочкин сын Николашка надевал, когда показывал деревенским ровесникам, что такое роликовые коньки и как на них нужно разъезжать.

На деревенских "трассах" колеса у коньков отлетели, Николашка забросил всю роликовую амуницию в чулан. Теперь поди вспоминает о бабке Нюсе и роликовых коньках только когда получает посылки из деревни. А посылочки дочкиной семье бабка Нюся посылает исправно. Картошки много не пошлешь, редис, лук и другая зелень тоже повянет за сутки, а вот сало, мед, варенья и соленья бабка Нюся регулярно относит на станцию и передает проводнице.

Пенсия у бабки Нюси совсем крохотная. За ней бабка на почту ходят. Почта через автотрассу на другой стороне деревни. Однажды в сумерках возвращалась по первому снежку, трассу переходила на изгибе, там автомобили всегда притормаживают – опасно. К тому же кто-то из деревенских и "зебру" в этом месте пририсовал. Но в тот вечер бабка Нюся, стараясь проскочить между потоком машин, поскользнулась. Ноги кверху, сумка в сторону, благо успела руки расставить потому и не стукнулась об асфальт головой. Упала перед самой машиной. Водитель вылетел с капельками пота на лбу, подхватил бабку Нюсю на руки: "Ну что ж ты мать, прямо под бампер ныряешь!" – "Ох, худо мне милый, кажись все кости в грудной клетке переломаны! Вези меня в нашу амбулаторию".

Водитель бабку на заднее сиденье положил и прямиком к медпункту. Да только ни медсесетры ни фельдшера там уже не оказалось. Тут только бабка Нюся вспомнила о своей сумке, в которой осталась пенсия. Соскочила с лавочки, запрыгала, запричитала – осталась без денег.

Хозяин "Жигулей" только удивлялся бабкиным исцелением.

– Сколько пенсии у тебя там было, бабка?

– Девяносто рублев!

– Да не беда, бубуська. Вот тебе триста. Сто за потерю пенсии, а двести – за моральный ущерб от аварии. Домой теперь сама-то дойдешь?

– Добегу, – заулыбалась бабка Нюся, принимая хрустящие бумажки.

Господи, значит все-таки есть ты на свете, если за один день наградил тремя месячными пенсиями.

В тот же вечер на изгибе дороги свою сумку с деньгами бабка Нюся отыскала. Да и если бы кто-то из деревенских нашел, непременно ей бы и вернули. В селе народ честный, чужого никто никогда не возьмет.

На другой день уговорила себя бабка снова сходить на почту. Заказных писем и телеграмм ей уже лет десять никто не слал, но вот причудилось, что должна от сына-профессора прийти весточка. Чуть ли не бегом катилась бабка Нюся к изгибу дороги, и – надо же такому случиться! – снова упала на дороге. Вчерашний снежок за день растаял, но вот поди ж ты, плюхнулась на бок прямо перед черным джипом. Когда толсторожий водитель выскочил, бабка застонала, держась обеими руками за грудную клетку, в которой все ребра были сломаны ещё со вчерашнего дня.

Водитель в медпункт не повез, сунул бабке Нюсе пятисотрублевую купюру и оставил на травке. Счастье-то какое!

Весть о том, что бабку Нюсю каждый вечер сбивает какая-нибудь машина на изгибе дороге, скоро облетела всю деревню. Не только ребятня, но и взрослое население поселка порой наблюдала с бугорка, как бабка Нюся делала перед машиной головокружительный кульбит, после чего её "бездыханное" тело лох-водитель относил в одно и то же место – на махровую травушку на обочине. Тут же происходило воскрешение, вручение откупных.

Роликовые атрибуты – налокотники и наколенники, забытые внуком тоже пригодились для бабкиного увлечения. Теперь после искусных падений даже царапин не оставалось.

А ещё через некоторое время злополучный изгиб и бабку-каскадершу, которая дежурила на этом месте, знали почти все водители, которым не раз приходилось проезжать деревню или по долгу службы или к себе на дачные участки. Завидев старуху, двигались с микроскопической скоростью, потому как её требования пострашнее милицейских были. Научилась бабка взимать деньги за моральный и материальный ущерб. Да и комку хочется пусть даже на короткое время лишиться водительских прав. Инспектор-то при составлении протокола о наезде на человека, здесь на дороге разбираться не будет. А грамотная старуха теперь требовала вызвать не только скорую, но и милицию. Волей-неволей приходилось доставать бумажник...

И все бы было хорошо, если бабка Нюся в третий раз не попала под колеса джипа, за рулем которого восседал все тот же толсторожий водитель. Денег на этот раз он не пожаловал, а привязал бабку Нюсю к дереву тросиком, который закрывался на израильский замок. Так и простояла она до полуночи на изгибе дороге, освещаемая фарами автомобилей. Сердобольные водители пробовали снять с неё металлические путы – да тщетно. Импортный замок не открывался, а пилить трос, врезавшийся в тело, никто не решался. Обещали по прибытии в город позвонить в службу спасения, но освобождение из заключения пришло раньше. После полуночи около бабки появился толсторожий, вынул ключик...

После этого случая бросила бабка Нюся свое опасное ремесло, снова занялась огородом, да домашним хозяйством. Благо, кое-какие денежки теперь у неё водились...

2000 г.

ОТБЛАГОДАРИЛА

Два молодых денди к девчонке клеились. Они были на машине – БМВ среднего возраста, а девушка в короткой юбочке по пешеходной дорожке то ли прогуливалась, то ли по своим делам не спеша шла. На всякие предложения прокатиться с ветерком, откушать по бокалу шампанского и весело провести время, только улыбалась уголками прекрасных губ.

Парни, сколько не напрягались в остроумии, целый километр вдоль тротуара по сути дела без всякой пользы для себя проехали. Чего только не предлагали, но красавица с ногами от самой шеи ни на какие посулы так и не клюнула. Видать знала себе цену.

Метров за десять до огромной лужи, они малость попридержали лошадиные силы, скрытые в иномарке, и когда девчушка-недотрога поравнялась с лужей, водитель вдавил педаль газа до отказа. Эта была месть за несговорчивость. Фонтан грязных брызг окатил девчонку с ног до головы. А из салона автомобиля раздалось дружное ржание.

Впрочем, БМВ далеко не успело скрыться. Тут же притормозило на красном сигнале светофора. И два болвана могли видеть, как девчонка, достав из сумочки носовой платок, без всяких эмоций вытерла милое личико, бросила в урну мокрый платок и решительно направилась в сторону своих обидчиков. По ходу дела она снова открыла сумочку и в её руке оказался пистолет. Сначала раздался один выстрел и струя воздуха со свистом вылетела из правого заднего колеса, Затем грохнул второй – та же участь постигла уже заднее правое.

Бывшие ухажеры были ни живы ни мертвы. Как манекены сидели в машине вжавшись в кресла. А девчонка на глазах изумленных и испуганных прохожих положила оружие в сумочку, с достоинством повернула за угол и взмахнула рукой перед свободным такси. Грациозно уселась на заднее сиденье и хлопнула дверцей. Желтая "Волга" резко рванула с места.

2000 г.

ДЕВОЧКА-АВАРИЯ

Павлик разбил машину. Не чужую, свою. Новенькую "девятку". Расколол передний бампер, расколотил вдребезги обе фары и решетку капота. А изрядно помятая и изогнутая крышка капота теперь напоминала пасть голодного крокодила. Словом, тысяч на пятнадцать влетел.

Все бы ничего, но три чрезвычайных обстоятельства больше всего угнетали Павлика. Во-первых, врезался он не в забор и не в дерево, а в задницу "Форда", которая также стоила не меньше "пятнашки". Во-вторых, как теперь глядеть в глаза тещи? Ведь это она всего лишь неделю назад подарила ему машину. И, в-третьих, он до сих пор не мог забыть её, жгучую брюнетку с ювелирной фигурой, точеным как у богини лицом и высокой грудью. Очень ему понравилась эта девчонка.

Павлик подобрал её около художественного театра. Она плавно опустилась на переднее сиденье, грациозно перекинула в салон ноги, и только потом назвала адрес.

– Мне в Сокольники. Вам не по пути?

– Как раз по пути, – утвердительно кивнул Павлик, совсем забыв, что микрорайон Коньково, в котором он проживал уже пять лет, находится совершенно в другой стороне города.

– Только не гоните, – попросила она, – У меня от скорости голова кружится. Вентилятор работает?

– Ну, а как же!

– Фу, какая сегодня жара! – она повернулась к нему в пол-оборота, подставляя лицо струе воздуха, расстегнула две верхние пуговички на снежной блузке.

Какая скорость! Где разгонишься в час пик! Из одной пробки в другую. Пробка перед поворотом на Баррикадную, пробка перед тоннелем на Маяковке. Держи ухо востро! Переключился, двинулся, затормозил, снова переключился.

А её длинные ноги упирались в коробку передач. И юбка такая короткая, словно её совсем не было. Вот ошибиться бы! Да положить ладонь не на рычаг переключения скоростей, а на её загорелое колено. И медленно, медленно вверх. Какие колени! Но, держи ухо востро!

Павлик резко нажал на педаль тормоза. Какой-то идиот на "Волге" резко вклинился перед ним.

– Жарко! – и она неуловимым движением расстегнула третью пуговичку. Пальчиками дотронулась до воротничка, растянула две половинки в разные стороны, оттянув блузку от тела. Пожилой водитель "Москвича" с соседней полосы раскрыл рот от восторга. Что он там увидел? Ах, это была шикарная грудь! Не грудь, а классика. Вот если бы не только колено, но и эта свободная от одежды грудь касалась руки Павлика!

В машине напряжение ничуть не меньше, чем в автомобильной толчее на дороге. Стой! Поехали! Стой! Рычаг вперед, обратно. Вперед! Нежная кожа на колене. А какой же нежной должны быть грудь? Гляди в оба! Только куда? Пассажирка чуть подалась вперед, поправляя ремешок на босоножке и представляя Павлику на обозрение два аппетитных персика. Гляди в оба!

Глухой удар и перед Павликом возникает перекошенная от ярости физиономия хозяина "Форда". Тот что был все время впереди. "Форд" совершенно не видно – мешает изогнутая крышка капота собственной машины. Крик с одной стороны и нежный голос с другой:

– Вы, наверное, здесь надолго застрянете. А я спешу.

Застегнула пуговички на блузке, перекинула ножки на раскаленный асфальт и покинула салон...

– Говоришь, баба сиськи тебе показывала? – задорно смеялся чужой беде автослесарь, – Ты не первый. И надеюсь не последний. Не было недели, чтобы такой же как ты созерцатель не появлялся у нас с разбитой машиной. Тебе ещё повезло: две фары, бампер и капот. Из-за этой девочки-аварии некоторые свернули себе шею. Встанет на крутом повороте скоростной магистрали, поднимет юбчонку, а под ней – ничегошеньки! Водила рот от изумления раззявит – и под откос. Ее, её прелестей дело – жгучей брюнетки с длинными ногами. Говоришь, в центре подобрал? Значит, меняет тактику, ведьма!

– В центре. Около театра. А почему девушка-авария?

– Так окрестили, – снимая искореженный бампер, отвечал автослесарь, Говорят, какой-то лихач разбил ей машину и скрылся. Вот она теперь и мстит всем мужикам-водителям.

Реставрация "девятки" закончилась затемно. Павлик включил новые фары, вырулил из мастерской и по дороге вдоль Серебряного бора помчалась домой. С хозяином "Форда" до копейки расплатился, своя машина вновь как новенькая, а вот с девочкой-аварией теперь, наверное, уже никогда не встретится.

В ту же секунду мощные лучи выхватили из тьмы девичьи силуэты на обочине дороги. Сколько их? Три, четыре, пять. Точеные фигурки в одних только плавочках. Машут ручками, мол, подберите, доставим в дороге сказочное удовольствие. Павлик догадался: молодые нудистки, с пляжа возвращаются.

Ну что, стоп-машина?

Нет-нет! Полный вперед. С закрытыми глазами. Благо, дорога прямая...

2000 г.

НА ЧЕРНЫЙ ДЕНЬ

У бабки Василисы трое детей. Пять внуков и уже три правнука. Детки-то все в деревне родились и выросли. А как закончили школу, все и подались в столицу, где живется попроще, пахать и сеять не нужно, в навозе не ковыряться. Отработал восемь часов – и завалился на диван к телевизору. Поэтому внуки и правнуки Василисы все чистокровные москвичи.

Изба у бабки Василисы совсем в негодность пришла. Шифер на крыше потрескался, рамы на окнах прогнили, крылечко покосилось, печка зимой совсем греть перестала. А пенсионных денег на починку всех этих домашних недостатков не хватает. Но бедной бабку Василису никак назвать нельзя. Какая же она бедная, если на её имя зарегистрированы три новехоньких "Мерседеса", два джипа – японский "Гранд-Чероки" и английский "Ленд Ровер", – спортивная итальянская "Феррари" и шведский "Вольво" самой последней модели.

Если бы бабка Василиса могла продать хотя бы одну из машин, то без труда смогла бы выстроить новую избу. Даже не избу, а коттедж. Прямо в центре села, даже рядом с хоромами председателя колхоза. Но продать машину, старуха не имеет морального права. Как же внучки, без колес останутся?

Например, старшенький, Мушутка, который обзавелся тремя небольшими бензоколоночками, и первым попросил бабушку об одолжении. Приехал однажды и с порога объявил:

– Я тебя бабка завтра в районное управления дорожно-патрульной службы повезу. Свой2 "Мерседес-500" на твое имя зарегистрируем. Будешь теперь автовладелицей.

– Да я и за рулем-то никогда не сидела, – опешила Василиса.

– И впредь никогда не сядешь. Машина будет числиться на тебе, а управлять ею стану я. Так безопасней будет и для меня и для тебя.

– Так и оформляй сразу на себя, Мишутка!

– А ну как разорюсь, да все имущество за долги заберут? А тут хотя бы машина на черный день останется!

Убедил старший внук бабку. Съездили в район, оформили машину, но не прошло и месяца, как в деревню заявился Николенька. На "Ленд-Ровере".

– А что, ведьма старая, если и я на тебя свою машину оформлю?

– На черный день? – догадалась бабка.

– Правду Мишка сказал – ты понятливая. Ну, давай, собирайся. А то меня дела ждут. Ни чем-нибудь, а целым универмагом командую!

Не знала бабка Василиса, что в течение года ей ещё пять раз потребуется выезжать в район и с легкой руки остальных внуков принимать на свое имя дорогие подарки в виде престижных иномарок. Потому как все разом решили побеспокоиться о черном дне. И Максимка, который производил ликеро-водочную продукцию. И Сашулька, – большой руки коммерсант, совладелец банка – оформил на бабку сразу две машины. И Петруша, директор столичного рынка. И самый младшенький, самый талантливый – Ванятка. Пусть не имел никакого образования, но зато работал в шоу-бизнесе и тоже "подарил" родной бабушке красный "Феррари" и темно-зеленый "Гран-Чероки".

С тех пор больше и не видела бабка Василиса ни детей своих, ни внуков. Ветер сдирал с крыши последние листы шифера, крылечко совсем завалилось, и восьмидесятилетней старухе, чтобы слезть, приходилось сначала садиться на прогнившие половицы, спускать ноги, и уж только затем топтать грешную землю.

По весне объявился правнук. Гришенька. Коротко стриженный, с толстой шей и горой мусколов на теле. "И как такого на военную службу не взяли?" удивлялась бабка Василиса. В свои двадцать лет Гришутка пока не нашел места в жизни. Ни учиться не хотел, ни трудиться. Потому как всякая работа, по его выражению, была ему "в лом". Да и здоровье не позволяло спину гнуть.

День, другой приглядывался к бабке Гришаня: как ходит она, как держится, сколько лекарств выпивает. А потом заявил:

– А что, бабулька, если я на тебя свой загородный коттедж зарегистрирую? На участке и бассейн, и роща грибная имеется...

– Что ж ты меня к себе забрать хочешь?

– Ну почему сразу к себе? Там – шумно, друзей полно. Никакого уюта для тебя. Пока здесь поживешь, а там видно будет.

– А ну как я помру скоро? По ночам-то уже ангелы прилетают, спрашивают, не устала ли землю топтать? Кому тогда зарегистрированное на мое имя добро достанется?

– Ангелы говоришь? – тревожно встрепенулся Гришутка, – Никаких ангелов мы к тебе не пустим.

Сказал и в тот же мчался в столицу на серебристой машине.

А через неделю к бабке все внуки разом нагрянули. Подарков привезли, еды, и старичка с белой бородкой. Сказали – доктор медицинских наук.

Полдня профессор осматривал, простукивал и общупывал Василису. Наконец, успокоил встревоженное семейство:

– Еще лет пять, как пить дать протянет.

– Действительно, – заулыбались внуки, – Чего ей здесь болеть-то, на свежем воздухе?

А больше всех Гришутка радовался:

– Не дадим, бабка, тебе помереть. Никак нельзя! Хочешь, этого профессора на тебе женим. В качестве мужа будет охранять твое здоровье? Ты только скажи!

– Не нужен мне профессор. Сама как-нибудь.

– Ну, тогда собирайся по скорому. Поедем мой коттедж на тебя оформлять...

2000 г.

ВЕЧЕРОМ, ДО ОДИННАДЦАТИ

На лавочке около подъезда хрущевской пятиэтажки сидят две женщины. Пожилая и моложавая. По схожим чертам лица нетрудно догадаться, что одна из них мать, другая родная дочь.

– Может быть, пойдем домой, Света? Чайку попьем, а потом снова выйдем?

– Нет. Дождемся, – заупрямилась молодая, – Он с минуты на минуту должен подъехать.

– А вдруг этот голубчик снова к ней намылился? Тогда жди его после полуночи!

– Не намылился. Он сегодня во вторую смену дежурит. Я узнавала.

Темнеет. Сумрак начинает скрывать контуры автомобилей, нашедших ночное пристанище на дворовой площадке.

В животе пожилой дамы что-то громко бурчит, но она не обращает внимания на бунт в желудке и задает вопрос в вечернюю пустоту:

– Где же эта, гулящая тварь, может быть?

– Сейчас спросим, – с угрозой отвечает дочь.

Наконец, двор на две половины разрезают мощные лучи фар. Прямо к скамеечке подъезжает машина. В открытое окно высовывается счастливое лицо кудрявого мужчины.

– Заждались, мои ненаглядные!

– Заждались, касатик! Заждались. Вторые сутки не спим, волнуемся. – Не скрывая иронии, отвечает пожилая.

Мужик глушит мотор, вылезает из машины, хлопает дверцей. С опаской косится на молчаливую супругу, но, не снимая с лица улыбки, вздыхает:

– Как мне надоели эти неожиданные авралы! Одну смену отдежуришь, просят остаться на другую! И главное, если хотя бы заблаговременно попросили. А то вызывает начальник и с порога заявляет: "Надо, Семен, помочь товарищам. Ты у нас один такой знающий специалист". Надоело! Хоть работу меняй.

– Ты и так меняешь. Прыгаешь, как кобель, с одной на другую.

– Причем здесь кобель? – старается казаться возмущенным Семен.

– А при том, что ни одной юбки мимо себя не пропускаешь! А смены свои в чужих кроватях дежуришь!

Жена резко встает с лавочки и Сеня видит в её руках длинный металлический прут. Она с твердым намерением приближается к мужу, от плеча размахивается и со свистом опускает железяку на крышу автомобиля.

– При том! – кричит в ярости и снова прикладывает прут к машине, – Как купил этот драндулет, так у него тут же вторые смены появились. А сам и машина провоняли женскими духами.

Теща вдруг тоже подскакивает. Извернулась, старая ведьма, что-то брякнула в защиту дочери, и ополовиненный кирпич, ловко выпущенный из её руки, метко ударился в лобовое стекло. Окно сверкающими брызгами разлетелось на мелкие кусочки.

– Караул! – закричал Сеня на весь двор.

– При том, кобель, при том! – продолжала колотить крышу, капот и крышку багажника благоверная половина.

– Частную собственность уничтожают! – Сеня попытался вырвать из рук жены грозное орудие, но тут же снова услышал звон разбитого стекла. Теща прицельно угодила второй половиной кирпича в заднее стекло.

Из-за угла послышался вой спасительной сирены, и на пятиэтажку закапали синие блики милицейской мигалки. Но патрульный отряд милиции "подоспел", увы слишком поздно. Сенина машина уже превратилась в груду искореженного металла. И если ещё угадывался автомобиль, то только тот, который поучаствовал в гонках без всяких правил.

– Что здесь происходит? – требовательно спросил старший патрульного наряда.

– Они мою машину изуродовали, – Сеня показал пальцем в сторону двух взмокших от нелегкой работы женщины.

– Не его, а свою машину, – вдруг сделала смелый шаг вперед пожилая женщина, загораживая мощным телом хрупкую фигурку дочери, до сих пор не выпускавшей из рук явной улики – металлического прута.

– Свою? – изогнув от удивления брови, переспросил милиционер. – А оправдательные документы предъявить можете?