355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Сергей Лукницкий » Это моя собака (Пять повестей для детей) » Текст книги (страница 5)
Это моя собака (Пять повестей для детей)
  • Текст добавлен: 12 октября 2016, 06:10

Текст книги "Это моя собака (Пять повестей для детей)"


Автор книги: Сергей Лукницкий



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

Так ничего больше на этом уроке мы и не увидели.

К тому же весь класс больше смотрел на меня, а не на учителя. Это ему, конечно, мешало, но из деликатности он молчал. Я чувствовал это и стыдился.

Уроки шли.

А в один прекрасный момент я подошел к парте моего хозяина и лег у его ног, свернувшись калачиком. Витя задвинул меня ногой под стул. Мне не хотелось больше быть центром внимания и не хотелось никого видеть.

Я не заметил, как задремал, и приснилось мне, что по прериям несется кем-то преследуемое стадо диких гиппопотамов. Явскочил, чтобы нестись вместе с ними, и вдруг обнаружил, что лежу под партой, а все ученики и в самом деле куда-то несутся, срывая крышки от парт, швыряя портфели и учебники, опрокидывая стулья.

Что мне оставалось делать? Чтобы не очень-то от всех отличаться, как говорит Пал Палыч, надо бежать туда же, куда и все.

Но далеко бежать не пришлось. Мой хозяин Витя остановил меня и сказал:

– Пиратыч, сейчас после перемены, у нас будет урок химии. Если бы ты знал, как я и мои друзья не любим этот предмет!..

Я понимающе кивнул, но что я мог сделать: только из солидарности не полюбить химию? Я ведь еще здесь и не освоился как следует.

Но потом оказалось, что ничего особенного осваивать мне и не нужно, все уже давно освоено.

Перемена, то есть беготня и нервотрепка, закончилась, а кабинет, куда все мы должны были зайти, все не открывался. Но не открывался он из-за весьма странных обстоятельств.

Полная и старомодно одетая учительница молча прошествовала вдоль рядов не любящих ее предмет учеников и, строго оглядев их, словно пересчитав, всунула ключ в замочную скважину.

Я не знаю, конечно, как это получилось, но из замочной скважины вдруг вырвалось пламя. Учительница взвизгнула, как будто бы она сама стала вдруг на мгновение девочкой, отскочила от двери и уже, из естественного чувства самосохранения, не подходила к ней больше. Остаток урока (а дело продолжало происходить в коридоре) был посвящен разбору происшествия, причем, как пишут в газетах, ни один представитель Витиного класса не взял на себя ответственность за содеянное.

На этом, собственно, закончился урок химии, и, судя по тому, насколько спокоен и выдержан был в эти сложные для всего класса минуты мой хозяин, как участливо и даже галантно он охаживал учительницу, я сразу понял, что никакого отношения в волшебному пламени, вырвавшемуся из замочной скважины, он не имел.

Я был очень доволен за своего смиренного хозяина и радовался тому, что после химии будет урок физкультуры, на который я, как и многие другие ученики, не пойду, а поброжу по школе, посмотрю, что здесь, как и зачем.

Пока Витя в течение сорока пяти минут пытался перескочить через коня, подтянуться на кольцах и взобраться по канату, я отправился слоняться по школе, заходил в разные классы и везде, судя по немедленно начинавшемуся с моим появлением шуму и овациям, чувствовал своевременность своего прихода. Все были чрезвычайно рады внезапному появлению собаки. Прямо не школа, а общество защиты четвероногих!

Школьную пионервожатую я видел столько раз, сколько оказывался в коридоре. Она была и в самом коридоре, и возле окна, и у двери, и даже у люка на крышу. Такой вездесущности может позавидовать кто угодно. Она, как я инстинктивно сообразил, попросту гоняется за мной. Я, естестественно, – от нее. Я победил. Спрятался в кабинете английского языка. Там стояли магнитофоны, и я забрался под один из них.

Витя нашел меня только в середине дня. Я как раз вел посредством хвоста и ушей умиротворяющую беседу с английским завучем. Витя смешался, как смешиваются и тушуются только при виде чего-то очень страшного, и собрался было улизнуть, делая мне таинственные знаки. Но завуч уже увидела Витю и спросила, больше по привычке, чем по необходимости, – грозно и фатально:

– Уот из зсис, Уитухин? – показала она на меня.

– Зис из май дог, – ответил мой хозяин, продемонстрировав хорошее знание ведущего европейского языка.

– Ссчас же убери своего дога! – распорядилась завуч. И стало ясно, что все английские слова ею уже исчерпаны.

Но помилуйте, я же не дог! Я хотел сказать об этом завучу, но она ушла, оставив нас с Витей в неприятном одиночестве.

– Вот так бывает, Пиратыч, – глядя на меня, сказал Витя, – зря ты не пошел со мной на физкультуру, там хоть учитель приличный.

Я уже тоже жалел, что не пошел с Витей на физкультуру, но маленькая радость все же ждала нас впереди: мы вспомнили, что идет большая перемена.

Что такое перемена, я еще не знал. Может быть, это так называется в школе перестройка?

Глава 6. Встреча со старым другом

Часто можно услышать по радио, что нужна реформа школы. Может быть, и в самом деле нужна. Правильно, но кому? И кто ее будет осуществлять? А может быть, все, что я вижу, и есть осуществление этой реформы?

На этот вопрос пока ни одна собака ответить не может.

Но позволю себе вам напомнить, что я прибыл в школу отнюдь не для того, чтобы наблюдать за ее реформой, хотя это, надо думать, было бы безумно интересно.

Например, очень милым и вполне в духе реформы показалось мне такое заявление учительницы в одном из классов: "Дети, завтра у учительницы параллельного класса день рождения, попросите родителей собрать по 10 долларов... " Или классное собрание в другом классе, посвященное пропаже у одной из девочек бриллиантового перстня.

Я прибыл сюда с другой целью: по поручению мамы Маши установить, почему у моего хозяина Вити Витухина в последнее время неважное настроение. А вместо этого почти обучился началам химии (перепугавшись пламени из замочной скважины), физкультуре (убегая от пионервожатой), физике, о которой расскажу в свое время; поговорил по-английски с завучем.

Ну, хорошо, что же в активе? Я выскочил на большую перемену, на весеннюю улицу, а до сих пор так ничего и не понял. Но, похоже, что и не пойму, поскольку не вижу пока, с какого конца подходить к решению этой проблемы.

Почему у нашего Вити плохое настроение? Ведь все вокруг так прекрасно!

Ну, например, вот группа подростков играет в салочки. Я тоже побегал; тихо, конечно, без лая; потом, вижу, десятиклассницы играют в прыгалки, пригласили меня. Я тоже попрыгал, потом, смотрю – третьеклассницы рассматривают какой-то иллюстрированный журнал, из тех, что Пал Палыч запирает в свой письменный стол...

Я залаял и, как мог искреннее, проявил свою симпатию тому обществу, в котором всю первую половину дня вращался наш Витя.

Но, вращаясь, Витя хмурился все больше и больше, а я не мог узнать, отчего это. Между тем, меня то ли не воспринимали, то ли, наоборот, привыкли уже, как к экспонату. В конце большой перемены (это оказалась не перестройка, а просто долгий и шумный перерыв между уроками) я был уже своим, так что никто не удивлялся мне, как в первые минуты пребывания в школе. Я забавлялся целых полчаса, ходил чуть ли не на хвосте.

И вдруг я заметил, что за мною насмешливо наблюдает чье-то породистое лицо.

Оно глядело на меня из-за лохматого, вкусно пахнущего и несущего разумные флюиды тополя. Возле такого дерева, царственно росшего посреди школьного двора, мог стоять лишь некто удивительный.

В этот момент меня поманили в здание школы. Причем поманил меня туда мой собственный нос. Ненадолго я со двора исчез, еще раз, правда, оглянувшись. И тут же, конечно, забыл про этого "некто", наблюдавшего за мной.

А когда я вбежал в коридор, то вдруг почувствовал знакомый запах. Да-а... Где же я раньше его чуял? Ба! Я вспомнил. Это же мой старый друг Лис так пахнет! Мы с ним расстались в прошлой повести, летом на даче. Мы не успели даже толком проститься, не говоря уж о том, чтобы обменяться адресами. Но от судьбы не уйдешь. Вот так встреча! Он все еще живет в живом уголке, в этой самой школе, где учится мой хозяин. Я пошел по следу. Нашел я его возле школьной столовой.

– У нас, брат, идет перестройка школы, – важно сказал мне Лис, поцеловав меня в нос, – пожалуйста, осторожно ходи по этому паркету, он еще не приклеен.

– Это я уже заметил. И даже сообщил Лису некоторые свои наблюдения. Но явно высоко ценил себя, как старожила, и словно не слышал. Мы говорили на разных языках, и потому наш разговор быстро завершился.

– А как ты выбрался на улицу? – спросил меня Лис для того, чтобы что-то спросить. Он имел ввиду, вероятно, как я один ушел из дому.

Я не хотел вдаваться в подробности, шепнул ему только, что выполняю общественное разведзадание. И из дому поэтому ухожу тогда, когда мне это необходимо. "К тому, же, – сказал я, – при новых формах демократии в нашей семье стали больше доверять, и я теперь бегаю, где захочу. Разумеется, обязуясь ничем не компрометировать семью, членом которой я состою". Лис слушал, зевая, да и сам я понял, что слишком уж официально беседую со старым товарищем.

Страшно неприятно слышать, когда дети стараются говорить, как взрослые, в особенности о вещах, в которых они сами мало что понимают. А когда, как взрослые, говорит пес, это уж ни в какую будку не лезет. Тем более, мне еще очень многое предстоит осмыслить в этом мире.

Я зафилософствовался, совершенно забыв, что...

Глава 7

Мой новый друг – Колли ... Как вы, вероятно, помните, на меня внимательно и изучающе смотрело чье-то породистое лицо.

Я распрощался с Лисом, договорившись о новой встрече, выскочил на улицу, повернул туда, где за тополем только что увидел незнакомца. И разом перестал веселиться. Мнезахотелось мгновенно отряхнуться от свалившейся на меня тряпки для мела и вынуть невесть как попавший на спину репейник. Если бы у меня были руки, я бы опустил их по швам.

На меня смотрел удивительный пес.

– Здравствуйте, – сказал я.

– Здравствуйте, – сказал Колли.

Мы обнюхались и немедленно подружились.

– Вы тоже учитесь в этой школе? – любезно осведомился мой новый знакомец, явно зная ответ на заданный им вопрос.

– Что вы, я учу в ней хозяина, – по-хозяйски сказал я и только потом подумал: а не сморозил ли я глупость? (Свойство Пал Палыча, который, придя с работы и переговариваясь о новостях с мамой Машей, рассказывает ей о встречах с высокими начальниками. Обычно задает вопрос: "Как ты думаешь, не сказал ли я глупость? ")

– Я вас никогда раньше не видел, – ответствовал Колли. – Хотя я уже несколько лет учу здесь своих хозяек.

Он повел головой в сторону двух девочек.

Если бы Колли не сказал, что хозяек у него две, я подумал бы, что у меня двоится в глазах. Девчонки были до того похожи, что сразу же рождалось множество вариантов розыгрышей, которые так любим я и мой хозяин Витя. Впрочем, меня, как вы знаете, особенно не разыграешь; одна из них пахла цветочным кремом, а другая – травами. Мне-то их отличить, как понюхать цветочек.

– Я здесь впервые, дорогой Колли, и хочу вам заметить, совершенно не так представлял себе школу, – пролепетал я.

– Это ничего, это пройдет у вас за один день, мы все идеализируем школу, – сказал Колли. – Главное, чтобы эта идеализация шла кому-то на пользу... Скажите, – спросил меня Колли, – а кто ваш хозяин?

– Витя Витухин, – с гордостью сказал я.

– Какое это счастье, – сказал Колли, завиляв рыжим, как у петуха, хвостом, – он такой воспитанный. Я хочу дружить с вами, вы так милы.

Я смутился.

– И еще, я хочу сказать вам, – сказал Колли, – что у вашего хозяина это, к сожалению, ненадолго. Ах, молодые люди так непостоянны!

– Простите, что "это"? Я не понимаю вас. Вы говорите изысканно, но загадками.

– А разве вы не знаете, что... вся школа говорит об этом... Впрочем, простите, я сам мало что знаю... Я не хотел бы открывать чужую тайну, но разве Витя не делится с вами своими невзгодами и радостями?

– Бывает, что и делится, но есть во всем этом деле один нюанс...

– Любопытно узнать, какой.

– С недавнего времени я научился говорить; Витя знает это и, наверное полагает, что я смогу не удержаться и рассказать что-то кому-то...

– Вот здорово, а вы в самом деле умеете говорить? – удивился он.

– В самом.

– А можно вас попросить продемонстрировать ваше искусство.

– Пожалуйста, конечно.

И с этими словами я подошел к группе мальчишек (среди них были, к сожалению, и девочки), стоявших за углом школы, которые безуспешно пытались раскурить сырую сигарету.

Я подошел к ним и внятно проговорил: "Ребята, дайте и мне закурить".

Видели бы вы, какой суеверный страх изобразился вдруг на их лицах! Они вмиг разбежались, оставив пачку с мокрыми сигаретами тут же, на парапете. Превозмогая отвращение, я не поленился закопать ее в землю неподалеку.

– Здорово! – сказал Колли, протягивая мне обе лапы. – Не думаю, однако, что вам нельзя доверить тайну: своим умением говорить вы можете только помочь хозяину.

Я тоже так не думал, но как-то так с самого начала сложился наш разговор, что внимание акцентировалось не на главном. В это время обе хозяйки Колли, видя, что мы мирно беседуем, оставили нас и занялись своим делом – принялись о чем-то спорить. Они в самом деле удивительно похожи. Витя бы их наверняка перепутал.

А пока они спорили, Колли рассказал мне простую и, вместе с тем, занимательную вещь.

Мой хозяин и друг Витя Витухин давно и безнадежно влюблен в некую Настеньку.

Мне было немного обидно слушать Колли, потому что он знал о делах Вити больше, чем я.

Противный Колли, ты не обманываешь меня?..

Но Колли не обманывал; Витя действительно был влюблен (да я и сам это уже почувствовал). Но самое главное, Колли сообщил мне интимно: влюблен не без взаимности...

– А что это такое? – спросил я, прикинувшись непонимающим, чтобы узнать все вернее, более конкретно.

Колли посмотрел на меня насмешливо, с явным превосходством:

– Это значит, что она его тоже любит!

Я удовлетворенно улыбнулся. Еще бы, как можно не любить нашего Витю!

– А как она выглядит, эта Настенька? – спросил я Колли, надеясь среди многоликого сборища разглядеть пассию моего хозяина.

– Она выглядит очаровательной, – с видом знатока тоже улыбнулся мой собеседник. – Да вот, кстати, она идет...

Я увидел действительно прелестную девочку. Извинившись перед Колли, тотчас кинулся ее обнюхивать. Надо же мне было знать, как она пахнет. Вдруг мне придется ее искать. К тому же от запаха зависит сущность человека, даже в известной мере его характер... На мне ведь лежит ответственность за чувство Вити; мой хозяин юн, неопытен. Что в случае беды я скажу маме Маше?

Я проследил печальный взгляд хозяина в сторону Настеньки. А тут и перемена окончилась. Колли просился со мной и отправился домой (он жил неподалеку). Его хозяйки вместе со всеми побежали на занятия.

Кажется, была геометрия, но я не вникал в изящные фигуры, возникавшие на доске. Я думал о другом: как это можно вот так, из-за какой-то девчонки, много дней иметь столь паршивое настроение, которое легко улавливала Мама-Маша? Одновременно я искал выхода: как помочь Вите.

Я смотрел на него, а он – на Настеньку. Он ловил все ее жесты, взгляды... Я зевнул и полез под парту.

Из-под парты мне не очень-то было видно, куда смотрит мой хозяин. И постепенно я успокоился. Будь, что будет!

Глава 8. Шел урок физики

Не могу назвать себя профаном в амурных делах. Смею думать, что, слегка подучившись, мог бы преподавать мальчишкам эту науку. Наверное, пользы было бы больше, чем от того предмета, который в школе называется "Этика и психология семейной жизни". Непонятно, как еще, побывав на таких уроках, люди вообще женятся. Впрочем, пока я занят, они могут читать настоящую поэзию – там все сказано. (А главным учителем для девчонок я бы назначил маму Машу. Она бы научила их всему – от кулинарии до мужской психологии, не забыв об умении одеваться, хотя она сама, увы, скорее теоретик – на практику не хватает времени).

Но даже я далеко не сразу сообразил, что могут означать такие вот томные взгляды на девочку, а мне пришлось их перехватывать у хозяина довольно часто.

Дело все в том, что такой взгляд обычно предвещает совершение какого-то отчаянного поступка. Такого, за который вызывают родителей в школу. Между тем, это просто ищет выхода переполняющее душу чувство.

И вы знаете, чутье меня совершенно не подвело.

Витя действительно совершил поступок, и я был его свидетелем.

Шел урок физики.

Судя по тому, с какой интонацией учитель произносил Витину фамилию, он не ждал от него на ближайшее время эйнштейновских теорий. Поэтому я, например, совершенно не удивляюсь реакции учителя: он повернул голову в сторону Вити, как поворачивают ее на скрип двери.

Между тем, Витя требовал внимания и совершенно ясно говорил.

Реакция была нулевая, пока до слуха учителя не донеслись слова: "Нобелевская премия".

Что это?! Посредственный ученик – и вдруг такие разговоры! О чем это он?

А Витя между тем продолжал. Класс затих, даже учитель перестал сонно хлопать глазами.

– Есть возможность поехать получить Нобелевскую премию, – сказал Витя. – Я на нее один не претендую; только вместе с вами, Степан Николаевич...

Странно, но учитель не обрадовался. Он явно не хотел ехать ни за какой премией; гораздо большее удовольствие он видел в том, чтобы опозорить посредственного в области физики ученика Витю Витухина в глазах класса.

Поэтому он благосклонно разрешил ему продолжать. А Витя вышел к доске и, уже теперь обратясь к классу (но, главным образом, конечно, к Настеньке) сказал:

– Величайшее открытие, которое я сделал, я сделал только благодаря чуткому руководству учителя Степана Николаевича...

– Учитель Степан Николаевич, – снова заговорил Витя, слегка запнувшись, – выдвинулся к вершинам знаний из скромной семьи сельского труженика...

– Но, но, но, – перебил Витю учитель, – по делу, Витухин.

Витя даже не посмотрел в его сторону:

– Так вот, на одном из занятий наш учитель сказал, что в электричестве бывают плюсы и минусы...

От такой волнующей формулировки Степан Николаевич встрепенулся и сам пошел зачем-то к доске. В классе стало совсем тихо. Настенька не отрываясь смотрела на Витю. Глаза ее, и без того большие, открывались все шире и шире.

– На другом занятии, – ободренный ее взором, продолжал Витя, – наш учитель сказал, что и в магнитах бывает также плюс и минус. И вот я подумал: а что, если от магнита зажечь лампочку, попробовать, будет ли она гореть?...

Степан Николаевич резко повернулся к классу, щеки его пылали. Он сам готов был загореться, чтобы только доказать, что лампочка гореть не будет.

В классе ждали.

И в абсолютной тишине, когда все единым взором следили за его действиями, Витя царственным жестом взял со стола учителя магнит, к которому тут же "приклеилось" с десяток скрепок и кнопок с того же стола, после чего он присоединил к плюсу и минусу провода, а их в свою очередь к маленькой лампочке.

Тридцать один человек с одной стороны и учитель с другой наклонились к Вите Витухину, который скромно стоял с горящей лампочкой в руках.

И пока в классе шумели, лаяли, хлопали крышками парт, бегали в медпункт, потому что учителю стало плохо, – я смотрел на довольную Настеньку и думал: так вот, оказывается, для чего, вернее, для кого, мой хозяин Витя высверлил в магните дырку для батарейки!..

Конечно, моего собачьего мнения никто не спрашивает, но все же... по-моему, он победил. Взрослым давно уже следует подумать, как вести себя с молодыми людьми, потому что сегодняшняя система беспрекословного авторитета учителя далеко не срабатывает.

Глава 9

Прогулка с мамой Машей

По дороге домой я задержался, потому что повстречал знакомого Бульдога. Я даже пришел домой позже, чем Витя. Вид у меня был такой взъерошенный, что Мама-Маша машинально поправила прическу.

Я прошел на кухню и сперва жадно попил воды. А она пошла за мной, ждала, пока я пил, надеясь, что я тотчас же ей что-нибудь расскажу. Но я не спешил. Согласитесь: странно было бы, если бы ваша собака вдруг пришла из школы, где у нее произошла масса странных, важных и интересных встреч и дел, и с порога начала бы обо всем рассказывать...

Поэтому я терпеливо подождал, пока Мама-Маша покормит нашего маленького Костю, который должен был вот-вот заснуть; потом я понаблюдал, пока она приведет себя в порядок, попудрится, "подчепурится", причешется, наденет на меня поводок (такова традиция наших с мамой Машей совместных выходов на улицу, хотя я и не собираюсь никуда убегать), и мы пойдем по нашему проспекту на прогулку. Вернее, не по самому проспекту, а по тенистым, изумрудно-зеленым аллеям.

Вы когда-нибудь гуляли по роскошным вечерним аллеям с прелестной женщиной, которая к тому же является вашей хозяйкой? Вы вдыхали когда-нибудь темный воздух лип и акаций? Если нет, то скорее выведите меня погулять, я вам покажу удивительные места для прогулок.

Минуты общения с мамой Машей для меня всегда были сутью существования и верхом блаженства. Я шел рядом с очаровательной дамой и думал только о том, как бы ей услужить, как бы сделать так, чтобы хоть чуть-чуть облегчить ей невероятно сложную жизнь. Я готов был даже стирать Костины пеленки и готовить еду для всей семьи, ходить в магазин и пестовать ее мужа и сыновей, если бы это не выглядело странным для окружающих. Все нетрадиционное в наш несовершенный век, увы, осуждается.

– Ну, что, псуленька, – первой не выдержала долгого молчания Мама-Маша, – как там наш Витя в школе?

– Я завилял хвостом, и Мама-Маша тотчас же, казалось, успокоилась, поняв, что с Витей все совершенно в порядке.

Я продолжил свой рассказ хвостом, и мы чудно пообщались. Я рассказал и про уроки физики и химии. Про дверь, в замочную скважину которой насыпали бертолетовой соли, я рассказывать не стал, просто не знал, как обрубком хвоста изобразить бертолетову соль. Да кроме того, не хотелось пугать маму Машу. Она, честно сказать, мне ужасно нравится, и я чувствую себя за нее в ответе. Я готов сразиться за нее с кем угодно, пусть бы только мне представилась такая возможность.

Словно бы в ответ на мои мысленные призывы, я услышал чей-то свист. Мы оба с мамой Машей оглянулись и увидели заурядного пьяного (поверьте моему собачьему обонянию). Он поравнялся с нами и начал примерно так:

– Девушка (это к маме Маше), а куда это вы так спешите?

– Мама-Маша удивилась столь бесцеремонному обращению, – какая она в самом деле "девушка", пусть уж лучше "дама с собачкой", – и, не отвечая, повернулась. Мы пошли в обратную сторону к дому, но нахал не отставал.

– Фу, Пиратка, фу, – закричала Мама-Маша, но было уже поздно. Я вырвался из ошейника и осуществил давнишнее свое желание быть чем-то реально полезным маме Маше, защитив ее от кого-то. Я был столь агрессивен и страшен в эти минуты, что нахал отступил.

Облаяв его еще для порядка, я повернулся к маме Маше и размеренно, уже не виляя хвостом, зашагал рядом с ней. Я чувствовал себя настоящим мужчиной и страшно этим гордился. Мама-Маша взяла меня на поводок, но это, повторяю, не более чем для ритуала.

А еще показалось мне, что Мама-Маша растрогалась.

И честно вам скажу: мне в эти минуты уже как-то неловко было делать свои уличные дела, идя рядом с женщиной, которую я только что защитил. На обратном пути мы продолжили нашу беседу.

Я даже попытался что-то сказать, но, видимо, невнятно, потому что Мама-Маша вдруг сказала:

– Жаль, Пиратка, что ты не разговариваешь.

– Ну, во-первых, я разговариваю, – не сдержался я, – стало быть, жалеть приходится только о том, что я делаю это не так хорошо, как люди, а во-вторых, я еще раз убедился в том, что людям не угодишь во всех случаях. Все им мало!

Глава 10

Дома, перед сном

Мы возвратились домой. А пока Мама-Маша открывала дверь нашей квартиры, я, переполненный сегодняшним своим геройством, решил совершить еще что-нибудь экстраординарное.

Я огляделся: на лестничной клетке ничего как будто бы особенного не было. Мусоропровод, чужие двери, ведро для пищевых отходов. Но вдруг мое внимание привлекла выгнувшаяся и шипящая, как убегающее молоко, кошка. Это была соседская кошка, которая вышла посудачить с соседками, но, видимо, пока еще не нашла своей компании.

Не знаю, что мне в этот момент пригрезилось, только я решил продемонстрировать свою силу и мощь и одновременно удаль – погнался за этой кошкой. Она сперва страшно удивилась, не ожидая этого от меня, вполне респектабельного соседа, потом взяла себя в руки, хладнокровно прыгнула и очутилась возле двери своей квартиры. Дверь была приоткрыта, и она степенно и неторопливо вошла в квартиру, посмотрев на меня, как на идиота; а в этот момент порывом ветра дверь как раз и затворилась.

Каким же я показался себе глупым... Вот уж, поистине – головокружение от успехов.

Но это еще не все. Мой поводок, который Мама-Маша, открывая дверь, так и не успела отстегнуть, зацепился за синее ведро с нарисованной на нем головой свиньи, и оно перевернулось.

С ума сойти, чего в нем только не было: и множество целых буханок хлеба, и рыба, и мясо, и сыры, и колбаса...

Мама-Маша бросилась все это собирать. А мне было ужасно стыдно, я чувствовал себя совершеннейшей перед ней свиньей, такой вот, как нарисована на этом ведре.

А еще я подумал, не стыдно ли всем тем, кто все это добро выбрасывает в мусорное ведро?

Понурый я пришел домой и сразу же забрался на диван.

Маленький Костик проснулся, и, по обыкновению своему, не заплакал. Мама-Маша поставила его возле манежа, и он, держась за перекладины, стоял.

В этот момент раздался телефонный звонок, Мама-Маша вышла в коридор, а Костик инстинктивно потянулся за ней, и вдруг... пошел. Он сделал несколько шагов и уже готов был упасть, но я вовремя подставил ему свою спину, и Костик, опираясь ручкой на нее, еще немного прошел.

Когда Мама-Маша закончила разговаривать, мы уже являли собой живое подобие известной картины "Ромул с волчицей". В роли волчицы выступал ваш покорный слуга.

А когда вечером пришел домой Пал Палыч, все в нашей семье уже были взрослыми, и оттого стало почему-то грустно.

А Витя снова имел озабоченный вид. Ну, неужели все это из-за девчонки?! Может, мне поговорить с ней?

Однако неизвестно, как она отнесется к тому, что я разговариваю... Неизвестно...

Сегодняшний день был так наполнен приключениями, что я заснул без задних ног. Завтра решил написать письмо тезке в деревню...

Глава 11. Письмо старым друзьям

Утром я проснулся раньше обычного, но Пал Палыч уже ушел на свою работу, Витя в школу, а Мама-Маша занялась пестованием нашего уже заметно повзрослевшего Костика; и тогда, чтобы не тратить времени, я сел за стол и решил написать письмо в деревню, которое задумал вчера.

"Милый мой тезка, Пират, – писал я, – ты знаешь, какая собачья жизнь у собак в городе. Я с такой радостью вспоминаю наше с тобой лето в деревне и так завидую тебе, что ты постоянно живешь на воле.

В городе собака делается несамостоятельной, даже глупой. Иллюстрируя эту сентенцию, я тебе расскажу один случай.

Пал Палыч взял меня как-то к своему приятелю в один дом, в гости. Квартирка у него малогабаритная, санузел совмещенный (ну это когда, скажем, и речка, и лес были бы вместе).

Пришли мы, сели, ведем интеллектуальную беседу.

Но я еще на лестничной площадке почувствовал, что у хозяина дома тоже есть собака. Что поделаешь – свояк свояка чует издалека. Когда вошли и поздоровались, я дружелюбно завилял хвостом и, как культурный человек, присел на коврик.

А местный пес, похожий на сардельку Бассет, очень витиевато и надменно меня поприветствовал. В городе вообще, знаешь, такого вот нет, чтобы запросто. Сперва полчаса приветствуешь. Стараешься не огрызаться. Потом положат тебе в миску – сразу не хватай; и еще много всего, что так приятно забыть в деревне. Для чего, спрашивается, рассказываю тебе все это?

По-моему, ты очень правильно живешь. Условности – они губят.

Словом, после встречи с тобой я любое живое существо подвергаю пытливым расспросам: "А для чего ты живешь? "

Иногда я слышу в ответ: "Для интерьера" или "Для декора", "Для услаждения взоров хозяев". Словом, такая вот собачья мура, а тут вдруг в этих самых гостях, от вислоухого Бассета услышал нечто необычное: "Я защищаю хозяев от опасности".

Боже мой, – подумал я, – я у них тут в квартире еще и опасность какая-то! Я стал тревожно оглядываться и прислушиваться. Даже вышел в коридор и понизил голос до шепота. Представляешь шепчущую собаку?

Мой Пал Палыч, ничего не подозревая, сидел в соседней комнате и беседовал с хозяином; их голоса не были тревожными, и я подумал: а успеет ли хозяин сардельки предупредить моего хозяина об опасности, или мне это лучше сделать самому? На всякий случай я принял боевую стойку, ощерился, – но мой знакомец мне говорит:

– Вы не беспокойтесь, – говорит, – сейчас без пяти восемь, вепрь прилетит только через пять минут, и, уверяю вас, я сумею его испугать и справлюсь с ним один. Вам не надо беспокоиться. Можете подождать меня в коридоре или в комнате. Ничего не поделаешь, служба.

И с этими словами он побежал в кухню.

Я, честно говоря, зауважал своего нового знакомца. Быть таким хладнокровным в минуты страшной опасности – это, брат, в наше время редкость.

Я притих: ну, не будешь же в самом деле приставать к собаке, когда ей предстоит через пять минут схватка. Я еще раз тоскливо оглянулся на дверь, за которой сидел Пал Палыч.

"Какое счастье, – думал я, – что в нашей квартире нет вепрей".

Все в квартире затихло, я тоже притаился и вдруг услышал совершенно явственно голос сарделькиного хозяина, обращенный к Пал Палычу.

– Хочешь, – говорил хозяин, – увидеть аттракцион? Мой дурачок сейчас будет отрабатывать свой хлеб. Пойдем в кухню, я тебе покажу кое-что.

И они пошли в кухню, я от нечего делать поплелся вслед за ними.

И что же я увидел, когда истекли эти три минуты?! Мой бедный знакомец лаял на... кукушку! Обыкновенную кукушку в часах!... Естественно, что она "прилетала" или, вернее, появлялась в точно определенное время в маленьком окошечке.

Хозяин сардельки ужасно сеялся и даже дал своему псу чего-то вкусного, кажется конфету. Предложил он конфету и мне, но мне этот аттракцион был неприятен, и я отказался. Зачем же так унижать собаку?! Надо ей объяснить то, чего она не понимает, а не унижать. Еще неизвестно, кто глупее – она или хозяин. Она ведь считает, что выполняет свойдолг...

Словом, у меня было неважное настроение, и мы с Пал Палычем на обратном пути молчали всю дорогу. И Пал Палыч меня прекрасно понимал. Я чувствовал это.

Вот, брат, до чего доводит городская жизнь!

Слушай, я ужасно по тебе соскучился. Еще соскучился по нашей хозяйке тете Груше, по корове Фросе, Кузьме Егоровичу, Анюте... Так хочется побегать на воле! Даже, кажется, с удовольствием бы на цепи посидел, только бы не в квартире. Тут взбесишься не то что на кукушку – на собственное отражение в зеркале и то залаешь. Кстати, об отражении.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю