Текст книги "Офицер. Сильные впечатления"
Автор книги: Сергей Морозов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 28 страниц)
XXXII
Мама подошла к дочери и принялась отчищать ее черный мохеровый свитер от катышков.
– Когда мы с твоим отцом только поженились, он хотел быть со мной каждую ночь… – многозначительно сказала она и взглянула на Машу, чтобы увидеть ее реакцию. – Он был сильным мужчиной. Ты понимаешь меня, девочка?
Чего уж тут было не понять. Безумная мужская страсть, как и отсутствие таковой, были Маше знакомы. Ей, слава Богу, довелось проводить ночи с так называемыми сильными мужчинами, которые действительно могут свести женщину с ума. Ночи, проведенные с Волком, были наполнены такими проявлениями любовной страсти, о которых ее милая мамочка, наверное, в свое время и помыслить не смела. Что было, то было.
– Для него я была готова на все, – продолжала мама. – Хотя были, конечно, вещи, которыми бы я ни за что не стала бы заниматься. Понимаешь, о чем я? Не потому что я ханжа, а потому что этим занимаются только извращенцы…
Бедная мама! Если бы она знала, чем занимались они с Волком. Пожалуй, этим не занимались даже отъявленные извращенцы. Если рассказать об этом, ей не под силу будет взять в толк, о чем идет речь… Впрочем, в том не было ничего странного. Интимная жизнь детей всегда неразрешимая загадка для родителей. И наоборот… Ведь как бы Маша ни старалась, она никогда бы не могла себе представить самого простого: что такое ее отец как мужчина, а мать как женщина. Неужели они и правда когда-то занимались друг с другом тем, что принято называть сексом? Старшей сестре Кате повезло в этом отношении больше. В детстве та намекала Маше, что однажды воочию наблюдала сей сакральный акт. Должно быть, она все выдумала. Было в этом нечто противоречащее всем законам материального мира.
– Вообще-то отец не хотел сразу заводить детей, – печально рассказывала мать. – Он считал, что прежде нужно самим насладиться жизнью. Поэтому хотел, чтобы я занималась с ним всеми теми вещами, а я отказывалась, несмотря на то, что он был очень настойчив. Потом я забеременела, и ему стало не хватать моего внимания…
Что-что, а эти штуки были Маше тоже хорошо знакомы. Но теперь ее интересовало нечто другое.
– Мамочка, – спросила она, – а Катю он полюбил с рождения?
– Сначала ему пришлось смириться с тем, что я все-таки сделала его отцом, а со временем он полюбил ее. По крайней мере, с тех пор, как она немного подросла и стала похожа на человека.
– А когда я родилась? Мать отвела глаза.
– Когда он узнал, что я снова беременна, то просто разъярился. Тогда-то, видно, у него и появилась эта навязчивая идея куда-нибудь сбежать. Я ужасно испугалась. Но аборт меня страшил гораздо больше. Ведь еще никто не доказал, что Бога нет, – вздохнула она.
– А тебе, мама… тебе хотелось, чтобы я родилась?
– Я как-то об этом не задумывалась. Но чего мне точно хотелось – так это чтобы он перестал беситься. Я задыхалась от одиночества, и мне хотелось, чтобы мы снова стали близки.
– Если он все-таки уйдет от тебя, что тогда? – осторожно спросила Маша.
– Молюсь, чтобы этого не произошло.
– А если?
– Тогда ему придется об этом пожалеть! – с неожиданной злостью выкрикнула мать.
– А как же Бог? – напомнила Маша.
– Бог меня простит! – убежденно прошептала мать. Хотя прежде Маша не фиксировалась на религиозных настроениях, но теперь поймала себя на том, что ей захотелось пойти в какую-нибудь церковку поставить свечечку и даже помолиться – лишь бы это помогло.
Она инстинктивно потянулась к матери, чтобы обнять ее, но та отстранилась.
– Какая же ты дура, Маша, что влюбилась! – в сердцах воскликнула мать. – Как жаль, что ты пошла в меня, а не в отца! – горько посетовала она.
XXXIII
Деловой ужин, на котором с Машей собирались обсудить вопрос о новом телевизионном шоу, было намечено провести в ресторане Центрального Дома литераторов. Господин Зорин заехал за ней прямо домой на своей скромной служебной «Волге» с шофером.
Маша была в знаменитом ресторане впервые. Дубовый зал был почти безлюден и, если бы не столики, покрытые белыми скатерками, то мог бы вполне сойти за небольшой католический храм – по причине высоченного потолка и стрельчатых окон, застекленных цветными витражами. На одной из стен прилепился даже балкончик для проповедника. Однако насиженный дух пышных писательских застолий, казалось, все еще исходил от капитальных дубовых стен, помнивших и гениального поэта в белом смокинге, забегавшего сюда глотнуть шампанского, и вечно сиживавшего в уголку не менее гениального прозаика в сером костюмчике, кушавшего водочку.
Господин Зорин усадил Машу за столик, заранее сервированный на пять персон и освещавшийся бежевым абажуром, а сам отлучился по нужде.
Маша огляделась. Нынче здесь царило практически абсолютное запустение. Только за тремя столиками теплилась какая-то жизнь. За одним из них сосредоточенно ели черную икру и пили дорогое шампанское четверо восточных людей. Вряд ли это были литераторы. Разве что палестинские товарищи. А скорее всего, какие-нибудь шейхи. В дальнем углу зала вблизи обшарпанного черного рояля Бог знает на какие деньги гудела странная троица: тонкий очкарик, толстый очкарик, а также большеголовый коротышка с роскошной курчавой шевелюрой. Эти трое вполне могли бы сойти за писателей, если бы время от времени курчавый коротышка не вскакивал из-за стола и не бежал к обшарпанному роялю, чтобы с чувством ударить по клавишам джаз. При этом толстый и тонкий, прихватив бутылки и рюмки, пристраивались справа и слева от него и тоже принимались брать разнообразные аккорды и диссонансы. Возможно, это были какие-нибудь композиторы. И, наконец, за соседним от Маши столиком угнездился почтенно-поседелый дядюшка, вроде геморроидального Свидригайлова. Это был точно литератор. И, вдобавок, популярный телеведущий, чрезвычайно осведомленный в телевизионных перипетиях человек. Он осторожно кушал телячью вырезку, запивая ее полезным «Боржоми», и посматривал не то на Машу, не то на маленький графинчик с коньяком.
Остановив на нем взгляд, Маша вежливо кивнула – хотя и не была с ним лично знакома – и геморроидальный Свидригайлов с неожиданным проворством поднялся и поцеловал ей руку.
– Прелестная! – скрипуче воскликнул он и тут же уточнил: – Прелестная амазонка!
Маша расплылась в улыбке и даже позволила чмокнуть себя в щеку, всем своим видом показывая, что похвала из его уст – высшая для нее награда.
– Давеча, – значительно начал он, – я слышал, как наши патроны обсуждали слухи о присуждении вам журналистского «Оскара».
– Что-что? – проговорила Маша, густо покраснев.
– Ну да, – закивал он. – Из конфиденциальных источников я узнал, что завтра международная репортерская ассоциация объявит об этом официально. Недаром ваши кавказские репортажи транслировались по всему миру. А последний кровавый сюжет о гибели вашего звукооператора обеспечил единодушное решение жюри в вашу пользу… Ни господин Зорин, ни кто другой еще точно этого не знают, но я-то знаю!
Положа руку на сердце, Маша никак не могла предполагать, что та сумбурная, смазанная трансляция из пригорода Грозного, когда она, забрызганная кровью Ромы Иванова, что-то прорыдала в телекамеру, произведет такой эффект. Однако это лишь подтверждало ее творческое кредо, которое ей стоило иногда большого труда отстоять перед начальством. В ее авторских репортажах важным и решающим было не только то, что она показывала зрителю, но и то, как она это переживала.
– Сегодня решается вопрос о вашем новом шоу? – продолжал ее неожиданный доброжелатель.
– Как – вам и это известно? – поразилась она.
– Мне еще и не то известно, деточка, – заверил он. – Не беспокойтесь, они у вас теперь вот где. В общем, держите хвост пистолетом. Желаю удачи! – прохрипел он и уселся доедать свою вырезку, поскольку в зале одновременно с трех сторон появились господин Зорин, Артемушка Назаров, а также сам генеральный спонсор.
Рита, к сожалению, запаздывала.
– А вот наша несравненная Маша Семенова! – воскликнул господин Зорин. – Наша трепетная лань только что вернулась из города-героя Грозного.
Ну теперь-то Машу не так легко было пронять подобной болтовней. Она знала себе цену, у нее была полная рука козырей, а главное, было время, когда господин с остужено-стальными глазками раз и навсегда сложил к ее ногам свои звездно-полосатые трусы.
– Кажется, вы не знакомы? – обратился он к генеральному спонсору, подводя его под ручку к Маше.
– В жизни вы еще очаровательней, чем на экране, – солидно заметил генеральный спонсор и протянул ей мучнисто-белую ладонь, которую она решительно пожала.
Ничего другого она и не ожидала. Кроме того, она была абсолютно уверена в том, что отныне ей никогда в жизни не придется заниматься профессиональными вопросами в постели. Хотя бы и со всеми генеральными спонсорами вместе взятыми.
Куда с большей теплотой она обняла и расцеловала Артемушку Назарова, с которым за эти последние месяцы виделась считанные разы.
– Все кругом только и обсуждают твои кавказские репортажи! – с искренним восхищением сказал он.
– Артемушка, – ревниво прервал его господин Зорин, – может быть, сначала напоим даму шампанским?
– Один бокал, – строго предупредила Маша. – Только за нашу встречу.
– За это безусловно стоит выпить, – заметил генеральный спонсор. – Как и за наше общее дело.
«Ладно, ладно, – подумала Маша, – посмотрим, как ты запоешь, когда разговор дойдет до этого самого общего дела!»
Между тем у них на столе постепенно являлись закуски. В основном, славные в своей гениальной простоте – черная и красная икра, севрюга, осетрина, белорыбица, копченые угри и, как говорится, прочая и прочая.
– Материал о смерти Ромы – такой, что просто мороз по коже! – сказал Артем. – Уверен, то же почувствовали миллионы телезрителей.
– Работа блеск, – согласился господин Зорин. – Твои слезы были просто неподражаемы. И как это ты ухитрилась так разреветься перед камерой? Это был фантастический кадр: слезы и брызги крови!
Как бы невзначай он прижался локтем к ее руке. Она тут же отодвинулась к Артему, который возмущенно проворчал, обращаясь к господину Зорину:
– Что ты несешь? Ведь она действительно была в шоке!
– Ну да, ну да! – нервно откликнулся тот. – Я это и имел в виду.
Этому человеку пришлось заплатить слишком большую цену за свою власть на телевидении. В конце концов, в этом его несчастье. Бедняга был не способен ощущать ни радость, ни боль. Не говоря уже о томлении плоти. Впрочем, без такой инфернальной охлажденности он не добился бы того, что его считали одним из самых прозорливых и авторитетных специалистов на телевидении. Тут уж с ним никто не мог сравниться.
– Твоя бесценная Рита, кажется, немного опаздывает? – сочувственно проговорил господин Зорин и на этот раз слегка тронул коленом Машино бедро. – Не беспокойся, наверное, вот-вот придет.
Маша снова отодвинулась. Больше он не делал попыток.
– Вот было бы здорово, если бы мы с тобой снова поработали в одной упряжке, а Маша? – проговорил Артем, с нежностью глядя на нее.
– Ты забегаешь вперед, – заметил ему господин Зорин.
– Здесь же все свои, – заявил Артем. – Меня назначили директором нового шоу, Маша, – продолжал он. – Я готов в лепешку расшибиться ради этого дела.
– Ты, кажется, иначе не можешь, – улыбнулась она.
– Между прочим, идея шоу пришла мне в голову совершенно случайно. Идеи всегда приходят случайно…
– Ну да, – снова перебил его господин Зорин, – мы об этом уже не раз слышали.
– Твоя жена меня не убьет, Артемушка? – с шутливой тревогой шепнула Маша на ухо Артему Назарову. – Ведь если я возьмусь за это шоу, тебе снова придется проводить со мной больше времени, чем с ней?
Сделав вид, что его совершенно не интересует их интимное воркование, господин Зорин переключился на генерального спонсора, и оба пустились в пространные и занудные разглагольствования об ужасных финансовых проблемах, в которых погрязло телевидение.
* * *
Что касалось Артемушки Назарова, то Маша относилась к нему с неподдельной нежностью. Несмотря на то, что и в их дружеские отношения все-таки затесалась постель.
Это случилось в те недели глухого отчаяния и одиночества, когда Маша развелась с Эдиком и рассталась с Борисом Петровым, а полковника Волка еще не встретила.
Как часто подобные мрачные периоды растягиваются в судьбе женщины на всю оставшуюся жизнь! Это что-то вроде бега по кругу, когда в биографии разведенной женщины вдруг начинают материализовываться и один за другим мелькать мужчины. Начинается бесконечная череда всяческих «культурных мероприятий» – вечеринки, ужины, обеды, презентации, банкеты, фестивали, во время которых около женщины выстраивается целая очередь кандидатов в любовники, причем все они словно на одно лицо – как бы лишенные индивидуальности и новый кандидат еще безымяннее и скучнее своего предшественника.
Маше, можно сказать, относительно повезло. Ей суждено было ограничиться одним Артемом. К тому же единомышленником и настоящим товарищем по работе. Причем их эпизодический романчик, по крайней мере для нее, запечатлелся в памяти как случайная перебежка за грань дружеских отношений. Во-первых, они уже успели прекрасно узнать друг друга, третий год работая бок о бок над одной программой, а во-вторых, уж перед ним-то не требовалось оправдываться в том сумбуре, который накладывала на личную жизнь ее профессия. Он был для нее старшим другом. Они виделись каждый божий день, мило сплетничали, обсуждали общих знакомых и делились интимными новостями.
Случилось так, что именно в тот период у Артема расстроились отношения с женой – какой-то внезапный обвал. Непонимание, ссоры, взаимное охлаждение и обиды. Они даже перестали спать друг с другом. Он ужасно страдал. Ему казалось, что это навсегда. Однако у него и в мыслях не было разводиться. Как, впрочем, наверное, и у его жены. При любых обстоятельствах он не оставил бы ни ее, ни двух своих детей.
Маша, которая сама задыхалась от тоски, внимательно и сочувственно его выслушивала. Чисто по-дружески. А ему в какой-то момент почудилось, что он в нее влюбился. На самом же деле просто бессознательно переносил укоренившуюся в душе любовь к жене на другой объект. Неделю или больше он заметно боролся со своими чувствами – даже старался избегать доверительных бесед. Но ничего не мог с собой поделать.
Маше тоже были нужны эти беседы. Она его искренне жалела, и ей самой становилось легче. Она даже пришла к выводу, что, может быть, он даже несчастнее, чем она сама. Все произошло как нельзя естественнее. Душевное сочувствие переросло в ней в стремление утешить его не только словесно, но успокоить и пригреть самым непосредственным образом.
Словом, когда однажды им, как обычно, пришлось засидеться в студии над монтажом очередного репортажа, Маша с благосклонной готовностью восприняла его робкую просьбу вместе поужинать.
– Я не против… Вот только где? – деловым тоном продолжала она. – А может, у меня? Я как раз накупила вчера куриных окорочков.
– А это удобно? – застенчиво спросил он и слегка коснулся ее руки.
– О чем ты говоришь? – удивилась Маша и дружески погладила его по плечу. – Я же теперь самостоятельная женщина.
С тех пор как Эдик недвусмысленно дал понять, что выставил ее за дверь, она решила не возвращаться к родителям и стала снимать квартиру.
Таким образом, взяв в буфете бутылочку красного вина, они приехали к ней, и дальше все развивалось без затей. Насытившись жареными куриными окорочками и выпив по стакану подогретого вина, они как бы оказались перед проблемой нехитрого выбора: либо продолжать обмениваться осколками своих разбитых сердец (то есть, по сути, переливать из пустого в порожнее), то ли утешиться более действенным способом.
В интимной обстановке Артемушка оказался так болезненно застенчив и так невероятно наивен, что Маше не верилось, что он действительно был женат не то двенадцать, не то тринадцать лет. Она молча начала стелить постель, решив проявить инициативу и обращаться с ним покровительственно и с деликатной нежностью. С трагическим вздохом он поднялся со стула и принял посильное участие в процессе, о котором, как выяснилось, у него были свои, раз и навсегда устоявшиеся представления. Во-первых, на простыню было постелено чистое полотенце. Во-вторых, был выключен свет. Обнажение тел происходило исключительно под одеялом. Потом он долго и осторожно ощупывал Машу в том месте, которое в соответствии со всеми процессуальными нормами давным-давно должно было быть использовано по прямому назначению. Это напоминало то, как ребенок ест манную кашу – до безумия долго объедая ее то с одной, то с другой стороны. Когда же Маша не выдержала и попыталась взяться за дело сама, оказалось, что уже слишком поздно и ему пора уходить. В результате, безропотно проводив своего нового любовника, Маше пришлось отдраить пол во всей квартире и перечистить все кастрюли – только тогда она немного успокоилась и забралась в постель. В постели она обнаружила, что для Артема, оказывается, объедание манной каши не прошло бесполезно. По крайней мере, полотенце было весьма увлажнено. Когда и каким образом это произошло, осталось для Маши загадкой, над которой она безрезультатно ломала голову до самого рассвета.
Это маленькое завихрение в их дружбе следовало бы тут же забыть и жить дальше – каждый своей жизнью. Маша так и сделала. К сожалению, для совестливого Артемушки это оказалось не легко. Он был слишком привязчив и сентиментален и вбил себе в голову, что она готова его полюбить, но этому препятствует его брак.
– Я люблю тебя, – сделал он ей на следующий день героическое признание. – Но не знаю, как мне поступить.
– Что ты имеешь в виду, Артемушка?
– Я никогда не смогу оставить жену и детей.
– Этого и не требуется. Тебе нужно с ней помириться и спокойно жить дальше.
– А ты?
– Мне тоже придется позаботиться о своей личной жизни, – пошутила Маша.
Куда подевалось его прежнее чувство юмора? Артемушка истолковал ее слова совсем иначе и продолжал мучаться, а перед самым ее отъездом на Кавказ уныло приблизился к ней и, понурив голову, жалобно прошептал:
– Я понимаю, что поступил с тобой непорядочно. Но, честное слово, я не могу бросить семью! Наверное, мне еще придется об этом пожалеть…
У него был такой трогательно-благородный вид, что Маша не выдержала и нежно поцеловала его в лоб.
XXXIV
– Кстати, о деньгах, – вдруг обратился господин Зорин к Артему, хотя тот не упоминал о них ни жестом, ни словом. – Тебе, к примеру, известно, во что обошлись нашему телеканалу похороны звукооператора?
Маша едва не подавилась севрюгой.
– А что? – недоуменно проговорил Артем, заметив, как побледнела Маша.
– Да то, что мы обязаны считать каждый рубль, фунт и доллар из той суммы, которую нам любезно предоставили, – объяснил господин Зорин, бросив взгляд на генерального спонсора.
Спонсор сделал неопределенное движение, которое могло означать все что угодно. Как молчаливое согласие, так и несогласие с циничным заявлением господина Зорина.
– Конечно, мы все работаем в одной команде, – завздыхал господин Зорин, холодно поглядывая то на Машу, то на Артема, – однако формально ответственность несет ваша программа. Вы послали туда этого мальчика. Стало быть, формально бюджет должен быть урезан у вас.
– Ты что, очумел?! – возмутился Артем, кивая на Машу.
– А сколько, кстати, это стоило? – тихо поинтересовалась она.
– Ладно, не беспокойся ты так, – сказал господин Зорин. – Мы, конечно, как-нибудь справимся с этой проблемой. Единственное, на что я хотел обратить ваше внимание, что все непредвиденные расходы будут напрямую отражаться на зарплате наших сотрудников. А нынче, как вы знаете, народ очень недоволен подобными вычетами…
Итак, похороны теперь – это «непредвиденные расходы». Между тем, представитель генерального спонсора продолжал все так же неопределенно ерзать, словно решив предоставить этим телевизионщикам самим разбираться со своими внутренними делами.
– Побойся Бога, – ахнул Артем, – это уже слишком!
– А если программу вообще закроют, что ты запоешь?
– Погоди, Артемушка, – вмешалась Маша. – Пусть он скажет, сколько это стоило.
Господин Зорин пожал плечами и, полистав записную книжку, назвал сумму.
– Конечно, это не Бог весть какие деньги, но теперь время сами знаете какое…
Маша едва сдержалась, чтобы не выложить этому говенному деятелю, что она о нем думает. Во-первых, она не сомневалась, что ему и самому это прекрасно известно, а во-вторых, у нее лично да и у всей программы могли выйти большие неприятности. Личных выпадов на телевидении не прощали. Даже при всей ее популярности, ее потом не то что попрут со всех телешоу и на Кавказ не пустят, но и не дадут вести в эфире самые заурядные кулинарные новости.
– У меня есть предложение, – спокойно сказала Маша, не сводя глаз с господина Зорина.
– Интересно? – ухмыльнулся тот. – Может, через Красный Крест и ОБСЕ направить счет полевым командирам бандформирований, чей стрелок снес голову звукооператору? А может, прямо Дудаеву?
Маша знала, что этого бездушного человека ничем не проймешь, когда речь шла о деньгах. Он готов был резать по живому.
– Почему бы, – продолжала она, – нашим уважаемым спонсорам просто не взять и не оплатить все похоронные расходы? А может быть, даже учредить на факультете журналистики стипендию имени Ромы Иванова? Это был бы благородный жест. Конечно, этот жест можно было бы широко разрекламировать, и они бы внакладе не остались…
Господина Зорина передернуло, словно она напомнила ему о его звездно-полосатых трусах. Он даже опрокинул на скатерть бокал с шампанским.
– …Если же нет, – жестко продолжала Маша, хотя на глазах у нее уже блестели слезы, – то я буду настаивать, чтобы деньги вычли из моих гонораров. В конце концов, и моему рейтингу не помешает этот широкий жест!
– Ну что вы, милая Маша! – наконец подал голос генеральный спонсор. – Мы сочтем за честь рассмотреть ваше предложение…
Еще секунда, и Маша бы, наверное, зарыдала. Но в этот момент возле столика появилась Рита Макарова. Она бросилась к Маше, как встревоженная мать-волчица, готовая разорвать каждого, кто тронет ее детеныша.
– Что происходит? – грозно спросила она.
– Ничего не происходит, – мило улыбаясь, сказал господин Зорин. – Маша уже начала раскручивать наших уважаемых спонсоров.
– Все нормально, Рита, – заверила Маша, отводя глаза.
– Мы решим все вопросы, – пообещал спонсор. – Никаких проблем.
– Что, мне больше всех надо! – проворчал господин Зорин. – Я тут за всех за вас корячусь. Только и думаю, что о вашем материальном благополучии, а на меня же еще и дуются. Я только хотел сказать, что этот звукооператор вообще был у нас без году неделя. Пожаловал к нам из Воен-ТВ, сорвиголова, прости Господи!..
– На месте Господа Бога я бы тебе припомнила это жлобство! – храбро заявила Рита. – Впрочем, он тебя уже наказал, лишив сердца!
– Зато в отличие от вас он не обидел меня мозгами! – огрызнулся господин Зорин.
– Поэтому ты бы с радостью похоронил нас всех за наш счет, – вздохнул Артем.
– Я бы и себя с удовольствием похоронил за ваш счет! – усмехнулся господин Зорин. – А вообще, давайте оставим, наконец, эту похоронную тему, – продолжал он. – Сейчас принесут горячее. Все-таки у нас праздничный ужин…
– Праздничный ужин? – тут же переспросила Маша.
– По случаю твоего благополучного возвращения и начала работы над нашим новым шоу, – поспешно уточнил господин Зорин.
– А еще по случаю присуждения Маше международной репортерской премии, – сказала Рита. – Нечего притворяться, что тебе об этом неизвестно.
– А ты откуда знаешь? – уязвленно спросил господин Зорин.
– Завтра об этом все будут знать, – уклончиво ответила Рита.
– Ну это еще вилами на воде писано.
– Отнюдь нет. Это уже высекается золотыми буквами на камне, и нам самое время обсудить с нашими спонсорами условия контракта на новое шоу!
Рита подмигнула Маше.
– Время, увы, не самое удачное, – подал голос спонсор. – Нас душат налогами и все такое. Очень трудно будет с долговременными вложениями.
– Зато с присуждением Маше премии ее участие в проекте позволит развернуть шоу с партнерами из Штатов и Европы.
– Это когда еще будет, – сказал господин Зорин, – а пока что мы будем вынуждены сокращать число наших сотрудников.
– Однако будет обидно, – многозначительно проговорила Рита, – если такое грандиозное информационно-развлекательное шоу у нас перехватит другой канал.
– Я, конечно, патриот своего канала, – поддержал ее Артем, – но если…
– Не беспокойтесь, – снова вмешался спонсор. – Мы не позволим, чтобы такую великолепную творческую команду притесняли. Все вопросы можно спокойно решить.
– В самом деле, – с энтузиазмом воскликнул господин Зорин, – разве Маша будет чувствовать себя где-нибудь так комфортно, как на нашем канале? Здесь ее дом родной!
– Хорош дом, где попрекают куском хлеба, – заметила Рита, целиком переключая на себя энергию генерального спонсора и господина Зорина, которые в один голос начинают доказывать, что никто никого не собирается ничем попрекать.
Короче говоря, между ними начался заурядный торг, и Маша начала заметно скучать.
– Как твои дела? – шепнул ей Артем. – Я все время думал о тебе. Мне кажется, я поступил непорядочно. Наверное, из-за меня ты бросилась на этот чертов Кавказ. Я исковеркал тебе жизнь…
– Не пори чепуху, Артемушка, – спокойно ответила она. – Кажется, ты немножко переоцениваешь то, что между нами было.
– Ты так считаешь?
– Як тебе прекрасно отношусь, Артемушка, но не более того. Если уж кто и виноват перед тобой, так это я. У тебя прекрасная жена. Я рада, что у вас снова все наладилось.
– Я думал, тебя это угнетает…
– Что ты, я просто счастлива, – заверила его Маша. – К тому же я недавно встретила человека, который занял все мои мысли. Я влюбилась, Артем!
– Поздравляю, – пробурчал он, еще не зная, верить ей или нет. – Ты меня не обманываешь?
– А разве по мне не видно? – задорно спросила Маша.
– Эй, что вы там шепчетесь? – окликнул их господин Зорин. – По-моему, самое время высказаться вам! Вот тут Рита доказывает нам, что кто-то попрекает вас куском хлеба.
– Не ты ли только что крохоборничал из-за копеек на похороны твоего же товарища? – сказал Артем.
– Если бы я не знала так близко вашу манеру изъясняться и вас лично, господин Зорин, – добавила Маша, – я бы, пожалуй, не рискнула иметь с вами дело.
– Нашли козла отпущения! – наверное, впервые в жизни вышел из себя господин Зорин. – Я, оказывается, виноват в том, что случилось. Кажется, нам всем стоит немного поостыть. Может быть, нам перенести этот разговор на другой день?
– По-моему, это очень даже дельное предложение, – усмехнулась Рита.
– Ни в коем случае! – веско заявил генеральный спонсор. – Завтра же мы подпишем наш контракт в полном объеме, – пообещал он.
– Молодцы, – хмыкнул господин Зорин, обращаясь к Маше, Рите и Артему, – все-таки выкрутили руки нашему уважаемому спонсору.
– Как же без этого, – благодушно усмехнулся спонсор.
– Обиднее другое! – продолжал господин Зорин. – Меня, который столько сделал для Маши и для ее программы, выставили здесь каким-то бессердечным монстром.
– Ну-ну, – успокоила его Маша и даже погладила ладонью по щеке. – Никто так на самом деле не думает.
– Еще бы вы так думали! – все еще кипятился он. – Я забочусь о вас, как о собственной семье. Я ночи не спал, когда она геройствовала на своем Кавказе!.. А когда случилась эта ужасная трагедия и уже ничем нельзя было помочь, я принялся ломать голову, как извлечь из этого хоть какую-то пользу. Ведь нет же худа без добра. То есть я хочу сказать, что мы оперативно разослали тот репортаж по всем главным мировым телекомпаниям, не думая о презренном металле. Результат, по-моему, налицо. Международная премия будет и ему, этому мальчику, в зачет. Его памяти, я хочу сказать… И всем нам будет от этого немного легче.
– Вот это золотые слова, – кивнула Рита.
– Оказывается, у него тоже есть сердце, – добавил Артем.
– Ну спасибо, – вздохнул господин Зорин.
– А вот насчет мозгов – это еще большой вопрос, – мстительно ввернул Артем.
Все расхохотались, в том числе и господин Зорин.
– Давайте на этом покончим с разговорами о делах, – солидно предложил генеральный спонсор, давая понять, что торг закончен и сделка состоялась.
* * *
К концу ужина явился Иван Бурденко. Как раз для того, чтобы забрать жену и Машу. Все трое заехали к Маше выпить кофе.
– Уф-ф! – вздохнула Рита. – Пришлось потрудиться на благо родного канала. Кажется, все остались довольны? Я никого не обидела?
– Ты была проста, как голубь, и мудра, как змий, – улыбнулась Маша. – Что теперь?
– Остались формальности. Контракт вы подпишете завтра в офисе спонсоров. Премьера шоу намечена на конец года. Приблизительно через месяц можно приступать к работе.
– Значит, я еще успею съездить на Кавказ, – вырвалось у Маши.
– Уж и не знаю, – проворчала Рита. – Может быть, нужно было выставить более близкий срок пилотной программы.
– Почему ты так говоришь?
– Да потому что ты помешалась на своем полковнике.
– Вовсе нет, Рита. Просто на душе неспокойно. Он такой необыкновенный человек…
– Необыкновенный? Неужели?
– Я такого, по крайней мере, не встречала. Я так боюсь – вдруг он меня бросит…
– Что это тебе пришло в голову?
– Я говорила об этом с мамой.
– Она все-таки попыталась подлить яду. Я так и знала. Она заставила тебя проговориться о нем, а потом..
– Нет, Рита, совсем не то. Она действительно боится, чтобы со мной не произошло то, что происходит с ней. Она такая жалкая, нервная. Похоже, отец правда хочет ее бросить. Мне хотелось убедить ее в том, что даже если и так – ничего страшного не случится. Что она сможет пережить его уход.
– И убедила?
– Наверное, нет. Только сама стала мучаться такими же сомнениями. Если бы Волк меня бросил, я бы, наверное, этого не пережила.
– Что за ерунда, Маша! Еще как пережила бы!
– Нет, Рита, ты не понимаешь!..
Взглянув на подругу, Маша осеклась. Ведь Рите однажды пришлось пережить подобное.
– Прости, Рита, – прошептала она, прижимаясь к ней. – Я сама не знаю, что говорю…
– Конечно, не знаешь, – проворчала та. – С чего, например, ты взяла, что он тебя может бросить? Скорее уж ты его бросишь!
– Когда мы не вместе, я ни в чем не уверена. А вдруг он решит, что должен вернуться к жене?
– Ты, наверное, сводила его с ума своей ревностью? – улыбнулась Рита.
– Вполне возможно! Я почему-то приходила в бешенство от одной мысли, что он ест ее вареники! – кивнула Маша.
– А он убеждал, что терпеть их не может? – сказала Рита, и обе расхохотались.
Через полчаса Рита и Иван уехали домой, а Маша легла на софу и поставила у изголовья телефон. Она лежала и смотрела, как за окном едва колышется густая темная листва, подсвеченная серебристым электрическим светом. И ей уже было совсем даже не весело.
