Текст книги "Сказания о земле Московской"

Автор книги: Сергей Голицын

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 26 страниц)

3

митрий на Руси, так же как и Ольгерд в Литве, сумел объединить под своей властью многие земли.

А повелитель Золотой Орды Мамай никак не мог подчинить многих владетельных мурз. Распадалась Золотая Орда. Туго приходилось Мамаю – с одним мятежником удавалось ему справиться, другой против него поднимался. На востоке – по Яику (Уралу) и далее к берегам Аральского моря и по низовьям Амударьи и Сырдарьи находилось государство Белой Орды. После долголетней и кровавой междоусобной распри, уничтожив многих ханов-соперников, властвовал там хан-чингизид Тохтамыш. Он зорко следил за раздорами, кипевшими в соседней Золотой Орде, и, как тигр в засаде ждет на оленьей тропе, так и он ждал, терпеливо и скрытно готовился к будущим битвам.

И на Руси зорко следили за ордынской «замятней» в княжеских и боярских теремах, в купецких хоромах, в малых избушках посадских и сельских. Та «замятня» будоражила сердца русских людей, никто не оставался безучастным. В Москве и в других городах русских собирался народ на торжищах. Толковали простые люди:

– О чем думает великий князь Дмитрий Иванович? Чего наши князья и бояре ждут? Не пора ли вынимать мечи из ножен и вести нас на врагов?

А бояре советовали опасливее быть. Татары не литовцы, не рыцари немецкие, не поволжские болгары. «Великая замятня» в Золотой Орде бушует, но Мамай хитер и умен, сейчас ему не до русских дел, а коли улыбнется ему успех, коли сумеет он поломать у восставших мурз хребты, снова Золотая Орда воспрянет, поднимется, как бывало при хане Узбеке и при хане Джанибеке. И советовали бояре: пока дань-выход попридерживать, а коли посылать, то с запозданием, да жалиться на недород, на засуху, ну и всеконечно заверять в прежней вечной дружбе Москвы с Ордой. А там видно будет…

В эти годы, ища защиту от набегов отдельных ордынских отрядов, по своей воле присоединились к Московскому княжеству народы, жившие по Средней Волге и по ее притокам, – чуваши, мордва, черемисы и другие родственные им племена. Они стали дань платить Москве. А поволжские болгары, случалось, грабили московские купецкие суда, плывшие по Волге.

В Москве было решено наказать болгар, хотя они и являлись данниками Орды.

Был у Дмитрия отважный воевода – Дмитрий Михайлович Боброк-Волынский. Еще в молодых годах перешел он с семьей и с дружиной от южных пределов, с Волынской земли, к московскому князю и с тех пор верой и правдой ему служил.

Дмитрий послал его во главе московского войска на болгар. Весной 1377 года поплыли русские ладьи вниз по Волге. Высадилась рать близ города Болгар и осадила его. А из-за городских стен стали палить каменными ядрами из тюфяков – тогдашних пушек. Не знали тогда русичи, что это за чудо такое – огнестрельное оружие, но не испугались и не отступили.

Болгарский князь, убедившись, что огненное зелье (порох) и тюфяки не помогают, запросил мира. Пришлось ему выплатить пять тысяч рублей серебром и признать над собой власть Москвы.

Мамай сильно разгневался на Дмитрия за нападение на его данников, но руки у него были тогда связаны «великой замятней», и он подговорил некоего белоордынского царевича Араб-шаха.

– Русы слабы и трусливы, – прельщал он его, – их легко победить и взять с них богатую добычу.

Араб-шах согласился, и Мамай пропустил его рать через владения Золотой Орды. Слухи полетели, что некий царевич Арапша, как называли его летописцы, «свиреп зело и ратник велий», ведет войско на Русь. Однако бывшие в Орде московские купцы не смогли прознать, с какой стороны ожидать врага.

Дмитрий двинул полки навстречу белоордынцам по двум направлениям: и на свои юго-восточные рубежи, и на восток, на помощь нижегородцам.

Его тесть, Дмитрий Константинович суздальский, в те годы перенес свой стол в Нижний Новгород, который сильно разросся благодаря выгодному расположению при слиянии Волги с Окой.

С той поры значение Суздаля, этого древнейшего и некогда славнейшего на Руси города, мало-помалу пошло на убыль…

Новая столица была укреплена, подновлены прежние дубовые стены. Нижегородцы готовились встретить врагов.

Дмитрий Константинович узнал о приближении рати Араб-шаха и послал войско против него во главе со своим сыном Иваном; к ним по дороге присоединился и полк московский.

Тем временем основные силы Дмитрия уже более месяца стояли на своих рубежах, о белоордынцах ничего не знали и в конце концов вернулись в Москву.

Нижегородские воеводы и воеводы отдельного московского полка также ничего не знали об Араб-шахе. Где-то на реке Пьяне, притоке Суры, от безделья военачальники то охотились, то пировали, простые воины рыбу ловили, все их оружие и доспехи оставались на подводах. И даже часовые не выставлялись.

^{Древние шахматные фигуры из дерева и кости ручной и токарной работы.}

С насмешкой и с осуждением записал летописец:

«Они же оплошишася и небрежением хожаху (оплошали, потеряли бдительность), доспехи своя на телеги въскладаху, а инии – в сумы, а у иных сулицы (короткие копья-дротики) еще не насажены бяху, а щиты и копья не приготовлены. А ездят, порты своя (одежду) с плечь спущав, а петли разстегав, аки роспрели, бяше бо им варно (жарко), бе бо в то время знойно. А где наехаху в зажитьи (в окрестностях) мед или пиво, и испиваху до пьяна без меры и ездят пьяни. Поистине – за Пьяною пьяни!» Такую игру слов вставил летописец в свой рассказ.

2 августа 1377 года в самый палящий полдень незаметно подошла к лагерю русичей рать Араб-шаха. Дорогу показали местные князьки.

Белоордынцы внезапно ринулись на беспечных. Воины русские сражались храбро и дорого отдали свои жизни. Но по вине военачальников поражение было полным. Множество ратников погибло или потонуло, в том числе и князь Иван нижегородский.

Преувеличенные слухи о приближении вражеской силы долетели до Нижнего Новгорода. Дмитрий Константинович с семьей бежал в Суздаль, горожане переправлялись через Волгу и скрывались в лесах, иные плыли в ладьях вверх по Волге.

Белоордынцы устремились на беззащитный Нижний Новгород, предали его огню и грабежу, немногих оставшихся жителей в плен повели. Упоенный легкой победой, Араб-шах повернул на Рязань, опустошил и пограбил рязанские пределы, однако к Москве идти поостерегся и с огромной добычей воротился в заволжские степи.

4

амай, убежденный, что русы – худые вояки, решил, что пришла, наконец, пора заставить покориться зазнавшегося коназа Дмитрия. На следующий, 1378 год он направил полки на Москву. Во главе войска шел преданный ему темник, не знавший поражений мурза Бегич.

Кратчайшим путем, сквозь землю Рязанскую, быстро двигались золотоордынцы на Москву, нигде по дороге не задерживались, проходили мимо городов и селений, рассчитывали напасть внезапно.

В Москве слишком поздно узнали, что идет скорым шагом сила вражеская, а сколько рати – никто не считал. Времени почти не оставалось, послать за подмогой в другие княжества не успели.

Сам Дмитрий повел московскую рать навстречу врагам. Переправились через Оку, вступили в пределы рязанские. Из союзных князей подоспел привести свой малый полк на подмогу лишь один Даниил пронский.

Встретились противники на притоке Оки, малой речке Воже. Несколько дней стояли они друг против друга. Русичи на левом крутом берегу, золотоордынцы – на правом низком. Воины осыпали друг друга бранью, стрелами перекидывались. Дмитрий не собирался первым переходить реку, наоборот, повелел своим полкам отступить, но недалеко.

А Бегич знал: коли возвратится без боя вспять, Мамай разгневается и не снести ему головы. Он решил: раз русов не видно, значит, можно переходить реку вброд.

Было это 11 августа 1378 года.

А русичи стояли за кустами, незамеченные, ждали, высматривали, как татары переправлялись, с каким усилием поднимались в гору их кони. Позади врагов оказался крутой берег и река. «Татарове переехаша на сю сторону и удариша в кони свои… и тъкнуша (ударили) на наших», на большой полк, который возглавлял сам Дмитрий.

Бегичу и его темникам не было видно, что в кустах за пригорками справа и слева также стояли полки русов.

В этот час оба скрытых крыла русских войск внезапно обрушились на врагов. Правое крыло было под началом Даниила пронского, левое вел окольничий Тимофей Васильевич Вельяминов.

Золотоордынцы не выдержали натиска с трех сторон и ударились в бегство. Записал торжествующий летописец:

«О том часе повергоше (побросали) копья своя и побегоша за реку за Вожю, а наши поспе за ними (преследовали), бьючи их, и секучи, и колючи, и убиша их множество, а инии в реце истопоша (утонули)».

Победа была скорой, сокрушительной и полной. Но из-за сильного тумана только на следующий день перед обедом русские полки смогли отправиться в погоню и наехали на брошенный вражеский обоз. Добыча им досталась знатная – кибитки, шатры, оружие, скот и даже веревки, чтобы пленных вязать.

Воротилось русское войско в Москву под торжественный звон колоколов, а вдовы убитых плакали горючими слезами. Летописец назвал двоих воевод – Дмитрия Монастырева и Назара Кусакова, головы свои сложивших. А сколько простых воинов погибло – о том он умолчал.

Великая радость охватила тогда всю землю Русскую.

– Мы победили, победили самых страшных наших врагов!

Все понимали: битва на реке Воже была не случайной схваткой между двумя летучими отрядами, а первым подлинным, с участием многих сил, сражением, первой крупной победой русичей.

И знали на Руси, что ту победу одержало войско московское под водительством князя Дмитрия. И глядели люди всех земель русских на Москву с надеждой, с уверенностью…

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
«Выступают кровавые зори»

1

оняли на Руси, что золотоордынцы вовсе не столь могучи и непобедимы, как привыкли их считать.

«И Мамай нечестивый тоже гневашася на великого князя Дмитриа о своих друзех и о князих, иже побьени быша на реце Воже…» Понял Мамай, что Москва нынче не прежняя, покорно, как было при хане Джанибеке, дань посылающая.

Он «възъярися злобою», и той же осенью, в который раз, послал рать на рязанцев, не принимавших участия в битве на реке Воже. Не ожидавший внезапного нападения, князь Олег рязанский бежал с дружиной за Оку, а «татарове… грады взяша и огнем пожгоша, и волости и села повоеваша, а людей много посекоша, а иныя в полон поведоша…». Возможно, у Мамая была цель – устрашить Олега, чтобы тот не смел направлять полки на подмогу Москве…

Начали в Орде готовиться к новому большому походу на Русь.

Мамай завел переговоры с некоторыми мурзами из соседних улусов, каких подкупил, с какими помирился.

Поскакали его послы на Северный Кавказ и вверх по Волге – звать многих князьков, вождей различных кочевых племен помочь ему в будущей войне. Летописец назвал армен, черкасов, ясов-осетин, буртасов, очевидно, еще можно было добавить подвластных Орде поволжских болгар, а также какие-то не упомянутые летописцем племена. Сыпали ордынские послы всем их вождям золото, подкупали их, сулили богатую добычу.

Особое ордынское посольство отправилось в Крым договариваться с правителем (консулом) тамошних генуэзских колоний. За щедрое золото получили послы обещание – будет направлен в подмогу Орде хорошо вооруженный отряд «фрязей», как называли русские летописцы крымских генуэзцев, переселенцев из Италии…

Тем временем хан Золотой Орды Магомет-Султан умер, видимо, был тайно отравлен. Нового чингизида Мамай искать не стал. Его недруги подозревали, что он собирался после победы над русами нарушить высокомерный завет Чингисхана и самонадеянно провозгласить себя ханом Золотой Орды. А в победе своих войск у Мамая не было никаких сомнений.

Повелитель Белой Орды Тохтамыш продолжал зорко следить за действиями своих северных соседей – золотоордынцев. Пусть Мамай готовится к войне с кем хочет, хоть с далеким московским коназом, пусть они схватятся, как два тигра. Победит ли Мамай или победят русы – все одно Тохтамышу будет выгода, и он легко справится с обескровленными туменами Мамая. Тохтамыш самолично расспрашивал белоордынских купцов, когда те возвращались из Золотой Орды. Расспрашивал он и тех купцов, какие прибыли из далекой страны русов: что за страна, богато ли там люди живут, храбры ли тамошние воины? Хан Белой Орды ждал будущих грозных событий, как ждет свою добычу рысь, притаившаяся в ветвях дуба.

^{Наконечники копий различных форм. XV век.}

И Дмитрий также зорко следил за всем тем, что творилось в Золотой Орде. От своих тайных соглядатаев, русских купцов, живших в Сарай-Берке, он хорошо знал о военных приготовлениях Мамая. Понимали на Руси, что война с Золотой Ордой неминуема. И понимали, что будет та война беспощадна и кровопролитна, будет страшнее всех других войн, какие обрушивались на Русь.

Дмитрий послал лучших своих бояр по всем землям Русским – звать на помощь, вооружаться.

Во многих городах и весях снаряжались рати. Кузнецы и оружейники ковали мечи, копья, наконечники стрел, кольчуги, доспехи, шорники готовили упряжь, седла, портные шили тягиляи[34]34
  Тягиляй – толстая стеганка на войлоке, которую надевали простые воины вместо кольчуги. Иногда на нее нашивались железные полосы.


[Закрыть], щитники сбивали щиты. Все усердствовали – знали, для чего стараются, голов не поднимали; из кузниц с утра до вечера слышался перезвон молотов. А по селам отбирали коней порезвее, да кормили их посытнее, да не дозволяли ни запрягать их, ни седлать.

Суеверные летописцы, как всегда перед грозными событиями, поминали о различных зловещих знамениях: хвостатая яркая звезда зажглась на небосклоне, перед восходом солнца часто выступают кровавые зори.

Сжимались сердца многих – какие беды, какие невзгоды нагрянут на землю Русскую? И ждал народ с надеждой, что выстоит Русь в грядущих битвах.

2

 вести из Золотой Орды день ото дня приходили все тревожнее. Будто сказал Мамай: «Мне нужны не пахари, а воины. В этом году никто не должен трудиться на своем поле: хлеб для нас посеяли на Руси!» Летописец поминал: «…не спешит царь… бо осени ждет, бе на осени быти на руския хлебы».

Всю весну и все лето 1380 года стягивал Мамай многие рати своих сторонников в степи междуречья Дона и его притока Воронежа. Три хана, семьдесят князей больших, тридцать малых в надежде поживиться пришли по зову Мамая. Вряд ли он знал, сколько было у него войска. Персидские источники сильно преувеличивали, когда называли девятьсот тысяч…

Литвой тогда правил великий князь Ягайло – младший сын и преемник Ольгерда. Послы Мамая сумели его убедить стать союзником Золотой Орды. И хоть не слыл Ягайло охочим до ратных походов и не было у него решительности и мудрости его покойного отца, но вельможам литовским крепко запомнились неудачи Ольгерда в борьбе с Дмитрием, а тут находился, казалось бы, надежный повод участвовать в расправе над Москвой и в будущем дележе земель Русских. А в победе над Дмитрием вельможи не сомневались. Уговорили они Ягайлу, и тот повелел собирать полки.

Знал Мамай, как деятельно готовятся на Руси к грядущей войне. Направил он гонца к Олегу рязанскому с грозным посланием: «Повелеваю тебе прислать мне подмогу».

Положение Олега было крайне трудным. Он находился как бы между молотом и наковальней. Из всех земель Русских Рязань самой ближней была к Орде и всегда первая подвергалась опустошениям. Вот почему Олег отвечал уклончиво, дескать, трудно ему собирать полки, оправдывался, что после двух последних татарских разорений его города и веси совсем обезлюдели, народ разбежался.

В гневе послал Мамай к Олегу второго гонца с такой грамотой:

«Я стою на рубежах твоей земли, если не исполнишь обещанного – я превращу ее в пастбища для своих коней».

Олег с давних пор враждовал с Дмитрием, и Рязань враждовала с Москвой. Но был он человек русский и втайне сочувствовал общерусскому делу. Отдельные бояре склоняли его на дружбу с Мамаем, но он знал, что весь народ рязанский – крестьяне, посадские, купцы со скорбью и гневом осудят дружбу в страшный для всей Руси час и не поднимут мечей на своих единокровных братьев.

^{Стремя конного воина с бронзовой, украшенной узорами обкладкой. Новгород, XIII век.}

Посоветовавшись с боярами, Олег посулил Мамаю помощь. А про себя он думал, как бы суметь остаться в стороне от будущей великой битвы, какая неминуемо произойдет где-то близ пределов рязанских…

Ягайло выступил с большой ратью на восток. Но войско его шло медленно, по десять, по пятнадцать верст переходы делали. Слал Мамай к нему гонца за гонцом, торопил его. А Ягайло жаловался на плохие дороги, на скудное питание людям и коням…

Дмитрию необходимо было выиграть время. Он попытался заверить Мамая, что хочет мира, и направил к нему посла, окольничего Захария Тютчева[35]35
  Захарий Тютчев – предок поэта Ф. И. Тютчева.


[Закрыть], с предложением начать переговоры, обещая платить дань, хотя и меньшую, чем при хане Джанибеке.

Тютчев прибыл в Орду. Мамай потребовал увеличить дань. Тютчев, несмотря на угрозы, бесстрашно отстаивал достоинство великого князя московского; на обратном пути он разорвал ханскую грамоту, унизительную для Дмитрия, и отослал ее клочки в Орду.

Поняли в Москве – страшная битва неминуема.

А раз так – надо спешить, нельзя ждать, нельзя допустить, чтобы Ягайло привел свои рати на помощь Мамаю. Из Москвы поскакали по всем уделам русским гонцы, звали идти в поход немедля, стягивать полки к Коломне.

3

о нашего времени дошло почти в ста списках замечательное произведение древнерусской литературы – «Сказание о Мамаевом побоище». Написано оно было в начале XV века[36]36
  Вопрос о времени создания этого замечательного памятника древнерусской литературы является спорным, некоторые историки считают, что «Сказание» было написано позднее, а именно в конце XV века.


[Закрыть], то есть некоторое время спустя после великой битвы, когда память народная ослабла, а сочинителю повести захотелось расцветить, разукрасить свой рассказ. Поэтому к тому, о чем пойдет речь на следующих страницах, надо относиться с некоторой осторожностью – было ли все так на самом деле или только могло быть, тем более что в летописях, написанных почти сразу после битвы, не упоминается о многом, рассказанном лишь в «Сказании» и в других позднейших преданиях…

Всколыхнулась тогда вся земля Русская. «И ту приидоша много пешаго воинства и житеистии мнози людие и купцы со всех земель и градов…»

Понимали на Руси, что настала пора, когда всем, что имеешь, надо жертвовать ради Родины.

Тянулись к Москве или двигались прямиком на Коломну обозы с оружием, с хлебом, с овсом, гнали скот и коней, шли люди пешие, с котомками за плечами, ехали всадники с притороченными к седлам вьюками. Каждый шел или ехал с оружием, какое мог раздобыть. Всех богаче были вооружены княжеские дружинники. Ехали всадники с мечами и копьями, в кольчугах, на головах – остроконечные шишаки. Пешее войско было из крестьян и городских-посадских. Шли они с шестоперами, кистенями, ножами и топорами. Не шибко умели они воевать и стрелять из лука, но духом были крепки, знали, за что идут воевать – за землю Русскую.

У каждого – у князя и у простолюдина – было припасено по новой полотняной чистой нижней рубахе и паре холщовых онуч. Так уж издавна повелось на Руси – перед сечей надевать на себя все чистое.

Шли русские ратники, доверяя свои жизни и судьбу отечества главному военачальнику – великому князю московскому Дмитрию Ивановичу, знали они о его личных доблестях и верили в бранное искусство его воевод. Сказано про него, что он «стражу земли Рускые мужеством своим держаше». А было ему тогда тридцать лет…

В летописях ничего не говорится о том предании, о каком идет рассказ в «Сказании о Мамаевом побоище»; а то предание позднее перешло во многие романы и повести, посвященные знаменательным для Руси дням. Одни историки говорят: «Да, так было», другие отвечают: «Не доказано!»

После кончины Алексия преемника ему поставить не успели. Негласным духовным главой Северо-Восточной Руси считался основатель и игумен Троицкого монастыря Сергий Радонежский.

Будто перед самым походом Дмитрий со своим двоюродным братом Владимиром Андреевичем серпуховским, в сопровождении немногочисленной дружины, отправился за шестьдесят верст от Москвы, в тот укрытый дремучими лесами монастырь, чтобы получить от Сергия благословение на битву.

Сергий был крупным церковным деятелем. Его глубоко почитали и князья, и простые люди. Несомненно одно: в те страшные для Руси дни Сергий мыслил о том же, о чем мыслили Дмитрий, его воеводы, его воины, о чем мыслил весь народ русский, – как победить!

Жили тогда в Троицком монастыре два монаха родом из Брянска – Александр Пересвет и Родион Ослябя.

Оба, посоветовавшись с Сергием, взяли оружие и вступили в ряды русского воинства.

Почему они так поступили? Ведь по строгим церковным канонам чернецы-монахи не смели даже носить оружия, не то чтобы сражаться.

А Сергий, чтобы поднять дух русского войска, решился нарушить эти каноны. Пусть каждый ратник знает: если два чернеца вступили в их ряды, значит, война против татар священна, значит, русские пошли сражаться за святое, за правое дело[37]37
  О том, что «чернецы, бывше преже бояре брянские» – Пересвет и Ослябя – находились в воинстве Дмитрия, указано и в летописи.


[Закрыть].

Дмитрий вернулся в Москву и повелел всем полкам идти на ратный подвиг.

Автор «Сказания о Мамаевом побоище», чья душа была переполнена теми великими событиями, какие довелось ему описывать, начертал взволнованные слова о том, как тремя потоками, через трое кремлевских ворот – Фроловские, Константино-Еленинские и Никольские – двинулись, сверкая оружием и доспехами, русские воины в путь к городу Коломне. А княгиня Евдокия сидела «на урундуце под стеколчяты окны» – на крыльце островерхого узорчатого терема. Со слезами на глазах провожала она своего нежно любимого мужа. А матери, жены, сестры и дети московских воинов теснились на кремлевской площади, стояли на тех улицах посадов, где должны были проходить полки. Они провожали своих сыновей, мужей, братьев, отцов и, плача, повторяли:

«Пошли с великим князем за всю Землю Руськую на остраа копья».

Много полков отовсюду стеклось в Коломну под стяг Дмитрия Ивановича. Сам он с главными силами прибыл 18 августа. Все луга вокруг города запестрели шатрами.

«И съвокупися князь великии Дмитрей Ивановичь со всеми князьями рускыми и со всею силою Руской земли и поиде вборзе (спешно) из Москвы противу поганых и прииде на Коломну, индеже собрав воев своих сто и пятьдесят тысящь, опричь рати иных князей и воевод местных…»

Сколько же на самом деле собралось русского войска?

Разные цифры называют историки: и более ста тысяч ратников, и двести тысяч. Несомненно одно – их было меньше, нежели у Мамая, раза в полтора.

«И от начала миру не бывала такова сила руских князей, якоже при сем князи (то есть при Дмитрии)…»

Пришли рати от земель, подначальных Москве, и от земель независимых. Пришел полк серпуховской и боровский князя Владимира Андреевича, привели московские воеводы полки стольного города, а также дмитровцев, можайцев и коломенцев, явились полки ярославский, углицкий, ростовский. С дальнего Белоозера, куда ордынцы и не заглядывали, прибыла рать, костромичи явились, тарусские и оболенские князья привели отдельный полк, пришли владимирцы, стародубцы. А тверской полк прибыл совсем малый, не сдержал князь Михаил Александрович договор с Москвой – и сам не поехал, и сыновей не послал. Зато два литовские князя – сыновья покойного Ольгерда, враждовавшие за литовский престол со своим младшим братом, великим князем Ягайло, привели полки: Андрей Ольгердович – псковский и полоцкий, а Дмитрий Ольгердович – брянский. Были полки переславский, муромский, козельский, елецкий. Не все упоминались в «Сказании о Мамаевом побоище», может статься, были рати мордовские, чувашские, мещерские, пермские, да еще удальцы из далекого Великого Устюга, куда об ордынцах только молва доходила.

Жили тогда в Москве купцы из крымского города Сурожа. Дмитрий позвал десятерых из них – будут они свидетелями грядущей победы. А в победу твердо верил и Дмитрий, и все русское воинство.

Но были и такие, кто уклонился, не привел войска в Коломну.

Дмитрий Константинович суздальский не послал зятю подмоги, сослался, что свои рубежи оборонять надо.

Новгородские бояре с недоверием многие годы следили, как растет, как поднимается Москва. В «Сказании о Мамаевом побоище» говорится, что якобы не поспели новгородцы собрать полки. Почему же другие поспели? Вот Псков и Полоцк от Москвы дальше отстояли, нежели Новгород, а полки послали? Не вернее ли было другое? Порешили новгородские бояре на своем вече вовсе воздержаться от похода. Но нашлись среди простого народа новгородского молодцы, без боярского спросу прибыли они в Коломну и присоединились к остальным полкам. В «Сказании» упоминаются имена шестерых таких новгородцев. А сколько их осталось безвестными?

И был еще князь Олег рязанский, чье положение оказывалось весьма щекотливым. Верно, не однажды собирал он своих бояр, спрашивал их:

– Как нам быть?

Давний соперник Дмитрия, он вряд ли желал победы Москве. Но победа Мамая грозила очередным, в который раз, опустошением пределов рязанских. Да еще литовские полки могли двинуться на Рязань. Вот почему Олег вынужден был встать со своим войском в стороне, ожидая, чья рать верх возьмет: ордынская или русская?

^{Часть пелены с гробницы Сергия Радонежского. XIV век. Не менее нескольких месяцев усердные женщины вышивали цветными льняными нитями покров. Они изобразили великого молитвенника и радетеля за землю Русскую простым, исполненным мудрости крестьянином.}

Но не так думали простые рязанцы. Не спросясь своего князя, многие из них пошли защищать землю Русскую. Память народная донесла до нас имя некоего Софония Рязанца. И память эту он оставил после себя особую.

Во время всеобщего народного воодушевления рождались на Руси сказания и песни, в каких с волнением, гордостью, радостью и печалью из уст в уста от дедов к внукам передавались рассказы о славных боевых деяниях. И еще сочинялись повести, их много раз переписывали, иногда вставляли в летописи. Созданные безвестными выходцами из народа, те повести были высоко поэтичны и проникнуты любовью к отчизне.

Подобное сочинение явилось вскоре после тех великих потрясений, какие переживала земля Русская в 1380 году.

Называется эта повесть «Задонщина». И написана она была, несомненно, еще при жизни Дмитрия, по свежим следам битвы. А создал ее, видимо, участник и свидетель великих событий, подлинный народный поэт Софоний Рязанец.

Любил он свою Родину и гордился тем, что родился русским. Выпало на его долю великое счастье первому прославить подвиг русского народа.

И несомненно, лежало перед ним на столе одно сокровище, какое ныне было бы много дороже груды золота и драгоценных камней. Лежала перед ним рукопись «Слова о полку Игореве», куда не раз и не два он заглядывал, шепча про себя и дивуясь…

«Задонщина» очень похожа на «Слово о полку Игореве». Сходный зачин, сходные обращения, отдельные эпитеты. И все же как много различий!

В «Слове» – «Тоска разлияся по Русской земли». Безвестный создатель «Слова» за двести лет до Софония глубоко страдал от того, что Русь была разобщена между отдельными враждующими княжествами, а «князи сами на себе крамолу коваху». И Русь была слаба, и враги ее побеждали. Создатель «Слова» только надеялся, что настанут лучшие времена и вернется былая слава на землю Русскую.

Софоний глубоко прочувствовал тот древний клич к единению всех князей. Брал он из «Слова» эпитеты, сравнения и метафоры и переиначивал по-своему: то на ликующий, радостный, обновленный лад, то исполненный скорби…

Не так уж много описано в поэме событий. Чувствуется, что Софоний словно захлебывался от восторга, от радости недавней победы, когда при свете лучины острым гусиным пером букву за буквой выводил строки.

Вот как он описывал начало похода:

«Оле, жаворонок, летняя птица, красных дней утеха, возлети под синии облакы, посмотри к силному граду Москве, воспой славу великому князю Дмитрею Ивановичу и брату его князю Владимиру Андреевичю! Ци буря соколи зонесет из земли Залеския, в поле Половецкое! На Москве кони ржут, звенит слава по всей земли Руской, трубы трубят на Коломне, бубны бьют в Серпугове, стоят стязи у Дону великого на брезе (стоят знамена у Дона великого на берегу)…»

И далее писал Софоний:

«Не стук стучить, не гром гремит, – стучит силная рать великаго князя Дмитрея Ивановича, гремят удальцы руские злачеными доспехи и черлеными щиты…»