Текст книги "Заначка на черный день"

Автор книги: Сергей Лавров

Соавторы: Елена Ефремова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

4

Настоящий хозяин утерянных денег бушевал недолго, скоро угомонился, и в квартире настала полная, так сказать, гробовая тишина.

– Ну – что?! Кто еще хочет моих денег? – злорадно прошептала я.

– Я не хочу! Я не хочу! – еле слышно залепетала Маргарита. – Я так испугалась – даже есть расхотелось!

– Вот видишь, из всего можно извлечь пользу, – наставительно заметила я. – Даже из глупых желаний. А ты, исчадие пролетариата, инвалид легкой промышленности, жалкий придаток ткацкого станка, выброшенный за ненадобностью в ходе модернизации мирового производства?! Ты все еще желаешь делиться?! Учти, придется делить все! И пулю в лоб, и петлю на шею, и, может быть, могилку – одну на двоих…

Я дурашливо всхлипнула, нарочно сгущая краски. Очень мне на руку был этот момент. Хотелось разом и навсегда избавиться от ненужных поползновений этих питомиц пенсионного фонда. С рабыней отглагольных форм все было понятно сразу – не боец! Но Зинаиду не так-то просто было сбить с толку или запугать.

– Ну, допустим, в одну могилу с тобой, такой заразой, я не хочу, – сказала в ответ на мой изящный спич Зинаида. – Гордость рабочая не позволяет вместе с таким дерьмом загнивать. Ты же спокойно лежать не станешь, пойдешь по соседским могилам к мужикам шляться… сексуально озабоченное привидение! Жены их покойные скандалить приходить начнут, в гроб ломиться – какой тут, к черту, вечный покой…

– Ты, подруга, выбирай выражения! – повысила я голос. – Говори, да не заговаривайся!

– Я сейчас выберу, как умею! – тоже налегла на голосовые связки Зинаида. Они у нее были, хоть и хриплые, но луженые, не слабее моих, преподавательских. – Не обучена выбирать, в университетах на папины деньги не обучалась, по причине бедности…

– По причине тупости! При Советской власти все могли учиться, у кого хоть что-то в мозгах шевелилось!

– Девочки, тише, я вас умоляю – тише! – приседая, зашептала Маргарита, умоляюще складывая ладони лодочкой. – Сосед опять услышит – беды не оберемся!

Тут она была права, конечно. Появление в нашей уютной компании «битка» никак не входило в мои планы. И без него тесно. Зинаида это тоже осознала, и мы продолжали беседу в более умеренных тонах.

– Чего же ты от меня хочешь, дорогая подруга? – с издевательской вежливостью спросила я, вложив в каждое слово, в каждый звук такую порцию яда и убийственного сарказма, что можно было бы свалить лошадь, если бы лошади умели вести задушевные беседы с подругами детства.

Но Зинаида явно была повыносливее лошади. Настоящая русская женщина, в некрасовском понимании этого слова, десятилетиями насаждаемом малолеткам в нашей средней школе.

– А ты бы, дорогая подруга, при своих-то верхних образованиях догадаться бы могла! – скорчив обезьянью физиономию в мою сторону, съехидничала она. – Умница наша разумница… Долю я хочу! Долю, понятно?! И ты меня своими пулями и могилками не запугаешь.

Пришлось призадуматься.

С одной стороны, делиться, конечно, не хотелось. Ой, как не хотелось! У меня на эти деньги уже были составлены подробные, далеко идущие планы! С другой же стороны, неизвестно, смогу ли я заполучить эти самые миллионы, из-за которых сейчас бьюсь насмерть с лучшей подругой детства. Дело это непростое, опасное, а Зинаида как помощница стоит многого, не то что Марго. На нее, безусловно, можно положиться, не подведет. Наконец, у меня ведь просто нет выхода! Эта зараза действительно настучит на меня в органы правопорядка – и тогда все деньги достанутся, пожалуй, той самой измышленной мною следственной бригаде, которую я так старательно пыталась оставить с носом в ходе своего гипотетического ареста!

Поразмыслив секунду-другую, я пришла к очевидному и тривиальному выводу, что, конечно, целое больше части, но часть – значительно больше, чем ничего. Гнев мой утих, и я поняла, что, собственно, изначально была не против кооперации. В компании значительно веселее и не так жутко, как в одиночку. Нахальный и бесцеремонный наезд меня возмутил! Не терплю насилия! От меня всегда, с самого розового детства, с детсадовских панталончиков можно было добиться значительно большего добром, нежели угрозами и прямым насилием. Дух противоречия во мне взвивался тут же. Ну что – не могли они попросить по-человечески, вежливо? Дескать, Агнесса Викентьевна, жить трудно, сами ничего придумать для облегчения своего положения не можем, возьмите Христа ради в долю, на паях, ввиду нашего скудоумия… слушаться будем беспрекословно и по гроб жизни благодарить станем. Что я – не человек? Конечно, взяла бы. А то налетели, вороны старые, раскаркались, грозить начали…

– Я дам тебе десять процентов, – сурово сказала я. – Но делать будешь только то, что я скажу.

– Пятьдесят, – непримиримо скрипнула зубами Зинаида.

Зубы то у нее здоровые, раз так скрипеть может – аж мурашки по коже… Мне так не скрипнуть, нет.

Сошлись, разумеется, на тридцати – как я и планировала с самого начала.

Только мы ударили по рукам, только Зинаида заулыбалась, только собралась я ее огорчить, что теперь она, как пайщица, денег за работу получать не будет и должна вернуть мне четыреста рублей, полученных вчера, как очнулась от зимней спячки эта сомнамбула Марго.

– Девочки, а я? Я-то сколько получать буду?

– Потеряйся, убогая! – окрысилась на нее Зинаида, готовая теперь отстаивать свою долю от любых нападок непрошеных претендентов. – Ты тут при чем?! Ты от своей доли отказалась! Третий лишний!

– Как же тут отказаться, когда вы такие деньжища при мне делите… Уму непостижимо… Я голодная два дня, я никак не могу отказаться!

– В пролете! Как фанера над Парижем!

– Какая ты, Зиночка…

– Ну-ну, какая?! – угрожающе надвинулась на нее эта разбойница подземного перехода. – Скажи погромче, я не слышу! На ухо стала тугая бабушка!..

– Непоследовательная, вот! – храбро заявила Маргарита, на всякий случай отодвигаясь за мою спину. – Ты же сама говорила, что надо делиться!

– Я была не права! Признаю свою ошибку, довольна?! Не довольна?! Обиделась?! Ну и фиг с тобой! На обиженных воду возят!..

Глазки Маргариты наполнились слезами. Она готова была разреветься, как в первом классе! И, разумеется, как в том самом незабвенном возрасте, когда деревья были большими, а собаки и люди – добрыми, мне пришлось ее защищать! Господи, как мне это надоело! Ничего не изменилось за полвека!

– Маргарита Карловна, валькирия ты наша прусская, – нежно проворковала я. – Нечего тут хныкать, не детский сад! Ты уж определись, пожалуйста! Так нельзя! То ты участвуешь, то ты не участвуешь… достала уже!

– А она участвует, когда бабки надо делить! – съязвила безжалостная и острая на язык Зинаида. – А чуть соседушка косо в ее сторону посмотрит – она уже и не участвует! Предательница! Не бери ее в команду, Нюська! Толку от нее никакого не будет, только расходы одни! Ну что ты умеешь делать, что, скажи?! Детишек падежами мучить – только и всего! Маша так помыла раму, что у мамы шары на лоб! Иди, зубри букварь. Нам с Нюськой кой-какие дела обсудить надо.

– Давайте без личных оскорблений, девочки, – командным тоном сказала я, привычно беря в руки бразды правления. – Марго, ты должна решить раз и навсегда – ты с нами, или нет. Независимо от поворота событий всех предстоящих, и весьма возможных, подчеркиваю, опасностей!

Мой суровый голос напугал это робкое шестипудовое создание.

– Я не знаю… – беспомощно развела руками Маргарита. – Что вы ко мне пристали?! Я женщина, в конце концов! Существо противоречивое… легко поддаюсь посторонним влияниям, в панику впадаю… Мы, женщины, последовательны в своем непостоянстве!

– Нет, ты посмотри на нее! – изумилась Зинаида. – Женщина она, глядите… А мы, по твоему, кто?! Лошади?!

Я при этих словах чуть не заржала, потому что Зинка Учонкина уж точно больше напоминает старую клячу, чем женщину в моем понимании. Пришлось закашляться и пригнуться пониже к столешнице, пряча глаза от подозрительного взора Зинаиды.

– У меня гуманная профессия… – почти зарыдала Марго. – А вы черствые, бездушные… вам деньги застят весь мир… все человеческое…

– Ой, ой, понеслась душа в рай! Ты, Нюська, делай как хочешь, а я ей от своей доли ни копья не дам! Накось, выкуси!

И разбойница Зинка сунула плачущему филологу под нос свой костлявый пролетарский кукиш.

Нет, ну почему так?! Почему как добрые дела – так обязательно за мой счет! Что я вам всем – дойная корова, что ли?! Если я имею понятие о добре и зле, причем, не по книжкам, а выстраданное – смею вас заверить, если я тонко чувствую несправедливость, и всегда меня подмывает вмешаться, когда сильный обижает слабого, если у меня еще не окончательно атрофировалась совесть – рудимент дворянской России – почему всегда так оказывается, что я же и должна за это платить! Нет, ни одно доброе дело не остается безнаказанным, это факт!

Я повозмущалась, поохала, почертыхалась про себя – и согласилась выделить несчастной стенающей от несправедливости жизни Марго десять процентов из моей доли. Вы думаете, она обрадовалась? Возблагодарила меня? Схватила за руки и прижала к своей пухлой, как подушка, груди? (Я, кстати, терпеть не могу, когда она это делает). Ничего подобного! Это угнетенное родителями и учителями создание разревелось пуще прежнего! Я уже перепугалась не на шутку! Может, у нее нервный срыв с голодухи?! Такое бывает, между прочим, по себе знаю – я, правда, обычно не плачу, а даже очень наоборот: когда у меня нервный срыв, ко мне лучше ближе пяти метров не подходить, но Маргарита – другое дело, у нее реакция астеническая.

– Маргаритка, милая, чего же ты плачешь?! Все ведь хорошо, мы тебя приняли, и ты получишь свои десять процентов… если мы все не падем смертью храбрых… Десять процентов – это знаешь, какие большие деньги? Это миллион! Ты будешь миллионершей, Марго! Пенсионерша-миллионерша, представляешь?!

– Да-а… – капризно заныла эта плакса-вакса, хлюпая красным носом, точь-в-точь как в детстве. – Несправедливо-о… Вы меня всегда обижали-и… и теперь вот тоже-е… Тебе шесть миллионов… Зинке три-и… а мне только оди-ин… У-у-у…

А ведь умеет считать, зараза старая! Только притворяется дурой, когда у кассы деньги норовит недодать! Что мне оставалось делать, черт возьми!? Я сдалась и пообещала ей три миллиона. Пусть задавится! В конце концов, это мужчины без конца ссорятся из-за денег. Женская дружба – совсем другое дело. Она бескорыстнее, честнее, искреннее, возвышеннее. Материальное в ней не играет такой роли. Настоящая женская дружба – до первого мужика!

5

Наш триумвират оформился, наконец. Как некогда Марк Лициний Красс, Гай Юлий Цезарь и Гней Помпей разделили весь мир, мы разделили наше богатство. Чем, вы думаете, занялись мои товарки по охоте за сокровищами питерской мафии? Правильно! Они начали прикидывать, как лучше потратить эти деньги!

Через пять минут Маргаритина кухня напоминала палату психушки в период межсезонного обострения. Мы ходили туда-сюда, размахивали руками, разговаривали вслух сами с собой. Зинка мечтала, как она отселит Кольку в отдельную комнату и сделает, наконец, ремонт. Маргарита воображала, какой стройной она станет после пластической операции, и с охами и причитаниями перетряхивала гардероб, беспокоясь, что ей нечего будет надеть. Липосакцию она возжелала! От диеты легко отделаться хочет! Даже я поддалась этому безумию, встала в прихожей перед зеркалом и попыталась представить свою привлекательную, загадочную и многозначительную улыбку, отрабатываемую десятилетиями, при полном комплекте зубов. Получалось неотразимо, я вам скажу! Я сейчас улыбаюсь, так сказать, вполсилы, не размыкая губ, чуть приподнимая краешки – а верните мне возможность, как в молодости, скалиться до ушей – ни один мужик от меня не уйдет, точно вам говорю! Улыбка в женщине – первое дело! Это как визитная карточка. Как женщина улыбается – такова она и в постели. Улыбкой можно пообещать, можно обмануть, можно предложить… а можно и отказать, причем все одновременно!

К счастью, я скоро опомнилась. Делу время – потехе час. Честно сказать – никогда не могла понять смысл этой дурацкой пословицы. Можно подумать, час – это не время. Час – это очень много времени, между прочим. За час можно столько глупостей натворить, что потом девять месяцев от них не избавишься!

– А ну – тихо, старушки-разбойницы! Унялись! Рано радоваться начали! Прежде чем что-то получить, надо сначала кое-что вложить! Хочу вас проинформировать, дорогие мои, что мною уже истрачено на ведение этого дела ровно шесть тысяч собственных кровных сбережений. Да, да, нечего пялиться! Шесть тысяч – и ни копейки меньше! Раз мы теперь одна команда, то и расходы будем делить поровну, не только доходы! Я, собственно, шла к тебе, Марго, чтобы заложить в ломбард свое фамильное золотишко, которое оставляла тебе на хранение. Теперь же я вижу, что в этом нет необходимости. Каждая из вас должна внести в общую кассу на нужды ведения дела по шесть тысяч – и мы будем в расчете. Вопросы? Вам что-то неясно, Зинаида Петровна? Не делайте такие большие глаза, Маргарита Карловна! Впрочем, я никого не заставляю. Если кто-то хочет выйти из дела – еще не поздно.

– Нет! Нет! – в один голос закричали обе. – Раз надо – значит, надо, мы же понимаем…

Маргарита пошлепала в комнату, долго рылась там в вещах, шуршала какими-то бумагами. Исполнившись смутных подозрений, я выглянула – и застукала ее на месте преступления. Бедная Марго дрожащими пальцами, стараясь не шелестеть фольгой, разворачивала припрятанную шоколадку! Лишившись лакомства, она надула губы, как ребенок, сунула мне тощую пачку мелких купюр:

– На, задавись! Не подруга, а садист какой-то…

Зинаида тоже обещала раскошелиться в ближайшее время.

После того, как касса нашего предприятия была пополнена, следовало разработать план действий. Я вкратце, без унизительных для меня подробностей ввела подруг в курс событий, напирая главным образом на статью расходов. Когда я живописала гибель несчастной Светы Самушкиной, едва просохшие глазки Марго вновь наполнились слезами, как неиссякаемый святой источник.

– Ах, какая жалость! Такая молодая девочка…

– Это только начало! – глубокомысленно объявила Зинаида, важно выпятив подбородок. – Должно быть три трупа!

Мы воззрились на нее, ожидая разъяснений.

– Ну… примета такая есть! – ничуть не смущаясь очевидной глупости, сказала она. – Трупешники – они по одному не случаются. Если ты узнал, что кто-то знакомый умер – жди еще две смерти. Бог, как говорится, троицу любит!

– Какой ужас! – тотчас запаниковала Маргарита. – И кто же это будет?

– Нетрудно догадаться! – хмыкнула Зинка Учонкина и выразительно на меня посмотрела.

– Но-но-но! – возмутилась я. – Попрошу без грязных намеков! Не надо на меня пялиться с немым вопросом в очах! Вы не в цирке, а я не канатоходец и не дрессировщик в клетке со львами! Не дождетесь! Лучше о себе побеспокойтесь! Я всегда выкручусь, а вот у вас все шансы угодить в эту святую троицу! Вот будет картинка – великомученица Зинаида и страстотерпица Маргарита в руках беспощадных язычников и детей сатаны!

– Ритка, ты у нас, кажись, верующая? – преувеличенно заботливо спросила Зинаида. – В церкви давно была? Сходи, слышь, исповедуйся на всякий пожарный. Заодно и про мои грехи расскажешь… может нам двоим грехи отпустят за одну плату…

Мы еще покуражились слегка, довели Марго до пития валерьянки, а потом я довела свой рассказ до моих последних детективных изысканий. Приукрасила слегка, не без этого. Сам себя не похвалишь – целый день дурой проходить рискуешь.

– Как же ты узнала, что именно этот человек похитил наши деньги? – открыв рот, с восхищением спросила Маргарита.

– Да, как? – недоверчиво скривилась Зинка. – Чем докажешь?

– Есть, девочки, специальные методы дедукции и интроекции… – зевнув, небрежно уронила я. – Долго рассказывать… Посидела, подумала, внимательно вгляделась в снимки… Потом показала его фото охраннику на стоянке – и он тут же подтвердил мои подозрения! Все очень просто, если умеючи…

На это даже Зинка не нашлась что возразить и посмотрела на меня уважительно. Я достала из сумочки фотографии и тем самым окончательно и бесповоротно убедила их в правоте своих слов.

– И как же нам теперь разыскать этого мужика? – озабоченно спросила Зинка, склонившись над снимком, подперев тяжелую, дубовую головушку руками и изображая потуги на мыслительный процесс.

– Агнессочка, ну придумай же что-нибудь! – умоляюще сказала Маргарита. – Ты же у нас всегда была самая умная… самая выдумщица…

Обе с надеждой воззрились на меня. Ага, так вам и надо! Будете знать, кто здесь главный!

– Сложный вопрос… – медленно отозвалась я, с важным видом потирая виски. – Очень сложная задача… решать методом ненаправленного перебора никак не получится. В Питере таких «тойот-коров» штук двести, не меньше… пока все проверишь… Я, конечно, постараюсь что-нибудь придумать, но вы не должны мне мешать. Идите в комнату и сидите там тихо, пока не позову. И никаких дурацких вопросов! Один лишний звук – и гениальное решение может выскочить из поля внимания и уже никогда не возвратиться! Понятно?!

Я затребовала две чашки кофе, сигареты и пепельницу, и пока они суетились вокруг меня, сидела и старательно хмурила брови. На самом деле у меня уже был план, неплохой, по моему разумению, остроумный, а главное – эффективный. Он появился у меня тотчас, как я поняла, что избавиться от самозваных помощниц не удастся, и остается их лишь эффективно использовать. Теперь же мне просто хотелось отдохнуть от суеты, расслабиться, спокойно покурить и попить кофейку в тишине и в одиночестве.

Я развалилась в мягком кресле, которое приперла из комнаты на кухню пыхтящая от усердия Зинаида, закинула ногу за ногу, попивала сваренный Маргаритой черный кофе, пускала синий дым в потолок, стряхивала пепел прямо на пол и ловила кайф, а эти клуши сидели, не дыша, в комнате, в полной тишине, перед выключенным телевизором, пялились друг на друга и боялись шевельнуться, чтобы не помешать моему мыслительному процессу. Когда кофе кончился и мне наскучило валять дурака, я позвала их и объявила, что гениальный план созрел.

– А это не опасно? – дрожащим голосом спросила Маргарита Карловна, когда они обе в почтительном молчании выслушали меня.

– Хватит скулить, Ритка! – решительно объявила Зинаида. – Все едино – скоро все вымрем! Слыхали – в водопроводе новую бактерию обнаружили? Размножается в сифоне раковины, а потом выпускает такие крохотные микробы и отравляет ими весь воздух! И все, кто в квартире жил, в одну ночь задыхаются насмерть!

– Да-да-да! – радостно подхватила знакомую тему Марго. – Сейчас ужасная экология! И квартплата подорожает втрое, слыхали?! Я вчера по телевизору смотрела…

– Стоп-стоп! – вскричала я, припомнив безумные речи трамвайных мудрецов. – Так мы с вами далеко уйдем от темы! Время дорого! Для нас сейчас время – деньги! Как для Рокфеллера! Потом обсудим сценарии конца света, где-нибудь на Канарах, когда поделим наши миллионы. Там для этого созданы все условия: солнце, море, горячий песок и парочка голодных акул для таких любительниц ужасов, как вы. Вставайте – и за работу!

Я торопилась. Даже грязь с одежды счищать не стала. Пусть будет так, для правдоподобия.

Не прошло и получаса, как наша «группа быстрого реанимирования», наконец, оделась и благополучно спустилась вниз. Вид у моих бабок был, конечно, уморительный. Они шикали друг на друга, приставляли пальцы к губам, страшно важничали, округляя глаза, крались на цыпочках по ступенькам лестницы, подозрительно оглядывались – в общем, выглядели как полные идиотки, сбежавшие из дурдома или отпущенные главврачом по причине безвредности и в целях экономии средств. И я, разумеется, с ними. У выхода на улицу Марго вдруг затормозила всеми конечностями.

– Ой, я боюсь! Там снова эта черная кошка! Прогоните ее, пожалуйста, кто-нибудь! Если она перейдет мне дорогу, я, наверняка, погибну!..

Я решительно выглянула из подъезда, исполненная готовности сожрать эту проклятую тварь вместе с шерстью, потрохами и изощренными кошачьими мозгами, придумавшими такое издевательство над венцом творения, высшим существом – человеком. Но активных действий с моей стороны не потребовалось. Едва завидев меня, кошка вскочила, вздыбила шерсть на загривке, молнией взвилась на дерево на высоту третьего этажа и оттуда сердито засверкала зелеными глазищами.

– Выходите! – сказала я, отряхивая ладони, точно Илья Муромец после битвы со Змеем Горынычем. – Путь к достойному уровню жизни свободен!

– Как это тебе удалось? – изумилась Маргарита. – Ты прямо колдунья!

– У Нюськи глаз дурной! – зашептала Зинаида. – Точно тебе говорю – дурной глаз! Животные это шкурой чувствуют! Надо держаться от нее подальше!

– Вот и держалась бы! – бросила я небрежно через плечо. – Кстати, это неплохая идея! Мы с вами втроем – слишком заметная компания. Люди будут оглядываться… а за домом, вполне возможно, кто-нибудь следит.

– Зачем? – мгновенно осипшим голосом спросила Зинка.

– Ну, не знаю… Хотя бы затем, чтобы Риткин сосед не вздумал сбежать от справедливого гнева товарищей по оружию. Поэтому расходимся в разные стороны и встречаемся у метро, на твоем углу, Зина. Маргарита, ты идешь первой, прямо по дорожке! Зинаида – ты минутой позже – налево, через детский садик. Я – замыкающая, пойду направо, дворами, где гаражи. Понятно?

– А почему я первая? – сделала попытку заартачиться Марго. – Я одна боюсь!

– Потому что ты тащишься медленнее всех! – сказала я, подталкивая ее к выходу. – Или, может, хочешь пойти гаражами, где фонари не горят?!

– Нет-нет! – уперлась эта корова руками в дверь. – Я хочу с вами!

– А ты не думай про плохое, – наставительно посоветовала Зинка, отрывая мертвую Маргаритину хватку от косяка. – Ты представляй, что в булочную идешь…

– В булочную? – неожиданно обрадовалась и даже оживилась Маргарита. – В булочную я, пожалуй, не боюсь!

– Вот и ступай себе с Богом! – воскликнули мы в один голос, выталкивая это неповоротливое чудовище взашей из укрытия. – Да смотри, не опаздывай! Ждать не будем! Все как в школе, поняла?!