Текст книги "Заначка на черный день"
Автор книги: Сергей Лавров
Соавторы: Елена Ефремова
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)
5
Я лежала в каком-то холодном подвале абсолютно голая, пристегнутая ремнями к дивану. Могучий бандит злорадно усмехаясь, шевеля пальцами в перстнях, медленно подносил к моему лицу пышущее жаром жало паяльника. Я пыталась уклониться, вырваться или хотя бы закричать, объяснить и поклясться, что понятия не имею, куда пропал его чемодан с деньгами, а если бы узнала, то перво-наперво примчалась бы и все-все рассказала, потому что мне чужих денег не нужно – но у меня, естественно, ничего не получалось. Слова застревали в горле, я не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, а раскаленное красное железо уже нацелилось мне прямо в правый глаз и жгло немилосердно. Когда зазвонил телефон, я подпрыгнула на кровати:
– Нет, нет, не надо!..
Телефон продолжал звонить – и я медленно приходила в себя, понимая, что сплю у себя дома, а какой-то придурок звонит мне в половине второго ночи. Утерла холодный пот с лица, успокоила дыхание и, сдерживая колотящееся от пережитого кошмара сердце, нашарила трубку.
– Да, черт возьми! Маргарита, это ты? Спасибо, что разбудила… Как у тебя дела? Как это – скоро умрешь?! От Зинкиного поджопника, что ли? Успокойся, от этого не умирают! Даже в нашем возрасте! Прекрати там заливаться слезами и расскажи мне все внятно! Какая, к черту, проклятая койка!.. Что ты себе вбила в голову?! Господи, мне бы твои проблемы!..
– Ведь уже пятница? – тоненьким плаксивым голоском спросила меня Марго. – Два часа ночи? Значит, через четыре часа я умру… У меня гипертонический криз, меня положили в реанимацию, на заколдованное место, на которое никто не хочет ложиться, а когда я спросила доктора, буду ли жить, он мне ответил «Вот только давайте не будем загадыва-ать…»
– Ну, хорошо… – покорно вздохнула я. – А зачем же ты согласилась лечь на это заколдованное, как ты говоришь, место?
– Я же не зна-ала-а… Это мне потом рассказа-али-и… Приезжай, забери меня отсюда, Агнесса, пожалуйста-а…
– Ладно, приеду, – сказала я. – Все равно уже не уснуть… такая гадость снится… А ты не реви!
– Только ты до шести часов приезжай, слы-ши-ишь?
– Не реви, я сказала! Как я к тебе до шести часов попаду? Кто меня пустит?
Но Маргарита подняла такой рев в трубку, что я поспешно согласилась, опасаясь, что она затопит слезами всю палату.
Проникновение в больницу в любое время дня и ночи на самом деле не составляет для меня проблемы.
Улицы были пустынны и глухи. Дома стояли темные, молчаливые. Деревья и кусты вокруг затихли, точно в ужасе от случившегося этой безумной ночью. Транспорт не ходил – пришлось ловить попутку. Хорошо, что водитель мне попался молодой и веселый мальчик, в кепке и в очках, и в ответ на мой вопрос, сколько это будет стоить, бодро ответил:
– Миллион! Я на прошлой неделе хозяйский «мерседес» разбил, теперь деньги отдавать надо!
Он довез меня за сто рублей, пожелал удачи и выздоровления и укатил восвояси, ничуть не унывая по поводу разбитого хозяйского «мерседеса». Ах, молодость, беспечная молодость…
Я переоделась в халат и тапки прямо на крыльце приемного покоя, запихнула куртку и кроссовки в пакет и поскреблась в дверь. Опустив лицо, зябко почесывая ногу об ногу, сказала открывшей сонной медсестре:
– Ох, холодно уже по ночам… – и поспешно прошмыгнула мимо нее внутрь.
Устройство больницы было мне, в целом, знакомо. Я сама тут лежала когда-то с аппендицитом. Смутно представляя, где расположена реанимация кардиологического отделения, я брела длинными, пустыми, ярко освещенными больничными коридорами, минуя медицинские посты. Было тихо. В иных ординаторских работали телевизоры, где-то вяло побрякивали стаканы. Я разглядывала старые медицинские стенды с изображением зеленых зубастых вирусов, краснорожих болезней и опрятных, подтянутых медицинских работников. На одном из постов висела стенгазета со стишками следующего содержания:
Куда идешь? Иду к врачу!
А что несешь? Свою мочу.
А ты куда идешь, чудак?
И я к врачу, несу коньяк.
Себя вопросом озадачь:
Кому скорей поможет врач?
Неожиданно из приоткрытых дверей темной палаты послышался громкий отчетливый зов:
– Сестра-а… сестра-а…
Подпрыгнув с перепугу, я огляделась. Никого из настоящего младшего медицинского персонала больницы поблизости не наблюдалось. Я собралась было идти, но тут голос вскричал так отчаянно:
– Сестра-а!! – что у меня не хватило духу сбежать, не выяснив хотя бы, в чем дело.
Я робко приблизилась к двери палаты и заглянула внутрь.
– Кто тут? Чего надо?
– Сестричка, милая! – обрадовался мужской голос. – Дай утку! Нет мочи терпеть!..
– О, Господи!..
Раздражаясь на вынужденную задержку, я сделала только один шаг в темноту – и вдруг вся палата, человек на двадцать лежачих, ожила, заскрипела панцирными сетками кроватей, застонала, загомонила:
– И мне утку! И мне! Сестра! Пить!..
Я отпрыгнула, как ошпаренная, точно по неосторожности сунула нос в осиное гнездо. Они там, в темноте, все дружно застонали, заохали, стали звать меня и ругаться – но я же не могла торчать у них битый час, поднося утки двум десяткам мужиков! Был уже пятый час! Меня Маргарита ждала! Чем черт не шутит – вдруг госпожа Колядко перед своей безвременной мучительной кончиной успела состроить для нее какую-нибудь медицинскую гадость! Что это еще за проклятое место?! Но и оставить их так вот просто мучиться я тоже никак не могла.
Наливаясь темной яростью, я пошла искать настоящую дежурную медсестру и обнаружила ее через двадцать шагов уронившей толстую рябую ряху прямо на должностные инструкции. Ох, наконец мне выпал случай оторваться! Выплеснуть адреналин, бесполезно накапливаемый весь сегодняшний день! Я схватила эту наглую дуру обеими руками за волосья, приподняла и шмякнула мордой прямо о стол!
– Ах, ты, мать твою перемать! Ты почему, корова, спишь тут, когда у тебя все отделение криком кричит?! А ну, пошла работать! Тебе за что ночные платят, морда твоя немытая?! Я вот все Федору Платонычу расскажу утром!
Нападение мое было столь стремительным и неожиданным, что нерадивая деваха, едва не свалившись со стула, подхватилась в переполохе и понеслась на зов больных, поправляя съехавшую набок косынку и оглядываясь в ужасе. У самой палаты она чуть притормозила, очухалась и спросила крикливо:
– А ты, вообще, кто такая?
– Я тебе сейчас покажу, кто я такая! – кинулась я к ней с поднятыми кулаками. – Ты у меня сейчас сама на больничную койку в хирургию ляжешь!
Вид у меня был столь решительный, что она предпочла не связываться и поспешно юркнула в темноту палаты. Я удалилась гордо, довольная делами рук своих, крикнув напоследок:
– И чтобы к моему возвращению пол в коридоре блестел! Мордой по каждому пятнышку возить буду, понятно?!
Персонал реанимации, естественно, тоже спал. Я беспрепятственно вошла в отделение, нашла номер палаты, который назвала мне Марго, и осторожно, наученная горьким опытом, заглянула внутрь. Здесь, слава богу, все спали. Было всего шесть коек – а храп стоял как от роты солдат, не меньше! Храпящие женщины, даже больные – это ужасно. Если мне когда-нибудь кто-нибудь скажет, что я храплю, я… ни за что не поверю. Настоящая женщина храпеть никак не может, это анатомически невозможно.
Моя дражайшая подруга лежала у окна, тихо, как мышка. Подойдя поближе, я осмотрелась, даже нагнулась и не поленилась заглянуть под кровать, приподняв сползающее синее больничное одеяло. Койка как койка, ничего в ней особенного и зловещего нет. Рядом – аппарат поддержания жизнедеятельности, включенный в розетку, Маргарита на общеукрепляющей капельнице… Надо же, как ее от одного синяка развезло! Это даже хорошо, что мы ее в больницу упрятали, с собой не взяли. При таких ужасах она бы точно богу душу отдала досрочно… пионерка наша!
Она при виде меня только вяло шевельнула в качестве приветствия кончиками влажных пальцев, показывая, как она слаба. Уж что-что, а болеть эта кисейная барышня умела!
– Ну вот, видишь – я здесь! – громким шепотом сказала я, плюхаясь к ней на койку. – Ты довольна? Рассказывай, что тут у тебя случилось? Только, пожалуйста, без дурацкой мистики!
– Это не мистика, девочка!.. – вдруг раздался замогильный шепот с соседней койки. – Каждую пятницу, ровно в шесть утра на этой койке умирал человек… Я лежу в этой палате уже пятый раз за год и все знаю… Поэтому я сочла своим долгом предупредить вашу подругу… Вы еще молоды, и незнакомы с ликом смерти…
Я присмотрелась повнимательнее. По соседству с Маргаритой, выпростав поверх одеяла тонкие, иссохшие руки, лежала древняя седая старуха.
– Спасибо, матушка. Я, конечно, польщена, давно меня никто не называл девочкой…
– Какая самоуверенная! – зловещим шепотом сказала старуха, так, что у меня и впрямь мурашки побежали по коже.
Действительно, что это я так размечталась? Не факт, что я успею состариться до состояния такого вот папируса, очень даже не факт!
– А может, тебя переложить? – спросила я подругу.
– Некуда, все койки заняты! – всхлипнула она и затряслась всем толстым телом, так, что койка ходуном заходила.
– Хорошо! – решительно сказала я, обеими руками останавливая дрожь и колыхание панцирной сетки. – Я с тобой посижу, и ты сама увидишь, что ничего потустороннего здесь случиться не может!
Мы перестали шептаться, чтобы не мешать спящим больным, я взяла ее руку в свою и стала ждать. Марго успокоилась и вскоре задрыхла, захрапела едва ли не громче всех в палате. Надо будет ей утром рассказать, что она храпит безбожно! Никогда больше ночевать ее к себе не приглашу. Это же гарантированная бессонная ночь!
Окруженная со всех сторон этим сонным царством, я пригрелась в спертом воздухе палаты и не заметила, как тоже задремала. Пробуждение мое было не менее ужасным, чем за три часа до этого. Сквозь мутную, морочную дремоту привиделось мне, что дверь палаты медленно открывается и на пороге возникает нечто в белом, с длинным странным шнуром в руках. Это нечто медленно и величаво, почти не касаясь земли, плывет к тому месту, где стоит кровать беззаботно спящей Маргариты, приближается ко мне, останавливается совсем рядом и протягивает руку к стене, к розетке с аппаратом поддержания жизнедеятельности…
Тут-то я и поняла, что это не сон, подскочила, точно ужаленная змеей в ягодицу, и вцепилась ногтями обеих рук в преступную конечность, уже потянувшую вилку аппарата из розетки.
– Стой, сволочь! Попался! Не уйдешь теперь!.. Маньяк! Убийца в белом халате! Ишь, чего выдумал!.. Говори, кто тебя подослал?! Ирка Колядко?! Говори, а то придушу!
Пойманный мной преступник тоненько взвизгнул, уронил шнур на пол.
– Батюшки-святы! Кто это такой тут прыткий?.. Какая я тебе маньяка?! Я уборщица, тетя Маша! Мне пылесос надо включить, а ты тут хулиганишь! Я на тебя заведующей отделением пожалуюсь!
Но я не слушала испуганную старуху, крепко держала ее за руку, требовала включить свет, звала людей, охрану и утверждала, что поймала наемного убийцу. Конечно, все проснулись, зажгли свет, вырвали из моих цепких рук едва не плачущую тетю Машу, привели дежурного врача, который распорядился запереть меня в перевязочной до прихода заведующей отделением… Мне вкатили в вену успокоительный укол и отвели в тихую комнату, где я и проспала на чистенькой кушетке до девяти утра, необычайно спокойно и уже без кошмаров.
Утром недоразумение прояснилось, в существенной степени благодаря заступничеству Маргариты, ради этого забывшей о своем гипертоническом кризе и вставшей решительно с постели. Мне вежливо попеняли за содеянное, строго предупредили, что за подобные выходки могут привлечь к ответственности – и тихо отпустили восвояси, вытурив заодно со мной и мигом выздоровевшую Маргариту, чему она была необычайно рада. Может быть, я бы и не отделалась так легко, но заведующую отделением сильно смутило происшествие с пылесосом тети Маши, по пятницам с благородной целью уборки отключавшей аппарат жизнеобеспечения в реанимационной палате… По крайней мере, когда мы с Марго, высоко подняв головы, двигались под конвоем двух санитарок к выходу, пожилой электрик уже мастерил в коридоре отдельную розетку для пылесоса. И знаете, я до сих пор с гордостью вспоминаю эту розетку! Ведь неизвестно, сколько еще жизней она спасла!
От каких пустяков зависит на этом свете жизнь человеческая, кто бы мог подумать!.. Чудны дела твои, Господи!
6
По дороге домой Марго и вовсе ожила. Защебетала, что твой скворец, вернувшийся к родному скворечнику после поездки на африканские курорты.
– Что, Агнессочка, я была права? – ехидничала она. – Проклятая койка – не плод моего больного воображения, да?
– Это плод общего идиотизма русской жизни! – отмахнулась я.
– Боже мой! Жить так прекрасно… Смотри, какие нежные жемчужные оттенки облака! Обожаю жемчуг! А мы уже сегодня будем делить деньги, да?
Узнав, что до дележа миллионов еще так же далеко, как до этого самого облака, которое, на мой взгляд, было обыкновенно серым, унылым питерским обрывком балтийского тумана, моя романтическая подруга несколько загрустила и весьма отстраненно поинтересовалась: целы ли еще ее сбережения? Я успокоила ее сообщением, что не только целы, но даже преумножены нашими стараниями, вкратце посвятила в ход событий вчерашней ночи, избегая кошмарных подробностей, и мы вдвоем, бодро шагая через лужицы, заспешили к Зинаиде – умыться, попить чайку и посовещаться по поводу дальнейших действий.
Увы! Нас ожидало очередное разочарование в виде накрепко запертой двери! Коварной Зинки дома не было, а Колька ее, если и был, то находился в состоянии, непригодном к употреблению, дверь нам не открыл и вообще не подавал признаков жизни. Некстати припомнив, что у Зинки на руках полученные нами вчера в холодном поту и муках десять тысяч рублей, я забеспокоилась, заторопилась на ее излюбленный пятак – и, как оказалось, не напрасно! Ужасное зрелище ожидало нас на пятаке! Душераздирающее зрелище!
Зинаида, в своем обычном наряде, то есть в сапогах, бушлате и платке, с глазами оловянного цвета стояла перед игровым автоматом в окружении охающих и цокающих языками товарок и, как заведенная, бросала в ненасытную прорву этих электронно-механических грабителей одну за одной пятирублевые монеты. Лицо ее, обычно бледно-сизое, покрылось коричневыми пятнами и уже приближалось к коричневой застывшей маске, означающей апоплексический удар, когда мы подбежали, схватили ее за руки и оттащили от автомата. Какие-то наглые мальчики из охраны, подсмеиваясь, пытались нам препятствовать, чтобы мы не мешали людям свободно играть в свободной стране, но я на них так цыкнула, что самой страшно стало.
Оказалось, эта удачливая дочь фортуны за два часа под улюлюканье и подначки местной черни спустила в бездонную утробу автомата девять тысяч пятьсот двадцать пять рублей пятаками! Она опустила монету в узкую прорезь монетоприемника одну тысячу девятьсот пять раз, с темпом одна монетка в пять секунд – и хоть бы раз выиграла! Меня пробила истерика. Как я орала! Какие проклятия на ее голову призывала! Даже стукнула пару раз… не больно, правда. Зинаида стояла, свесив длинные руки чуть не до колен, уронив разочарованно челюсть до самой груди, хлопала оловянными гляделками, медленно приходила в себя и не очень-то меня слушала. Ее больше угнетала собственная неудачливость, чем потеря наших общественных денег, от которых ей лично все равно мало бы что досталось.
– Вы меня достали обе! – на высокой мажорной ноте закончила я свою разгромно-воспитательную речь, по привычке приобщив в обвинительное заключение и безвинную, бессловесную Маргариту. – Я планировала на эти средства нанять частного детектива, чтобы не рисковать вашими старыми шкурами, но раз так – пеняйте на себя! В самое пекло отправлю – сердце не дрогнет! Вы у меня узнаете, почем фунт лиха!
Мои девицы стояли навытяжку, точно новобранцы перед полковником.
– Значит так, – немного сбавив обороты, перешла я к постановке задач. – Я сейчас еду на место недавних мрачных событий, слабонервных с собой не беру. Буду искать концы нашего чемодана. К моему приезду, кровь из носу, чтобы вы заработали три… нет, четыре! Четыре тысячи рублей! Как хотите – хоть на панель!.. если какой геронтофил польстится! Понятно?! Остаток денег сюда, быстро! Ты тоже!.. Карманы покажи!.. Так-то! Давайте, суетитесь, если не хотите в нищете провести остаток лучших своих лет!
– А я-то за что? – наконец осмелилась подать голос Маргарита, подавленная моим грозным воинственным видом. – Агнесса, я же ничего плохого не делала!..
– За компанию! – рявкнула я и удалилась, забрав все наличные деньги.
Никакого четкого плана у меня не было, сплошь мешанина в голове. Одна только мелькала обостренная мысль: как они нашли квартиру Колядко? Кто им помог… или что? В поисках ответа на этот вопрос я, прежде чем отправиться на Бестужевскую, сначала заглянула в свой родной салон и попросила Вадима оказать мне одну маленькую информационную услугу. Он у нас с Интернетом дружен, времени у него много…
Памятуя о том, что милицию я вызвала сразу, я полагала, что шум вокруг страшной находки в квартире Колядко уже улегся. Не тут-то было! Они все только к десяти утра соизволили приехать – и следователи, и «скорая»! У подъезда знакомого дома на Бестужевской торчало сразу три милицейских машины и еще одна черная «волга» с мигалкой. Тела в черных глухих мешках как раз вынесли на носилках угрюмые санитары. Вокруг машин у подъезда кучковались любопытные старухи, и я к ним присоединилась, естественно. Из подъезда выглянул молодой курчавый рыжеволосый парень, махнул рукой сержанту-водителю.
– Толя! Жмуров убрали, теперь можно запускать понятых! Подбери там кого-нибудь… чтобы в обморок не сразу хлопнулся!
Я вовсю заработала локтями, протискиваясь поближе.
– Если есть необходимость исполнить гражданский долг, возьмите меня! Я операционная сестра, вид крови меня не пугает.
– Пожалуйста… – равнодушно кивнул сержант. – Кто еще хочет? Бабки, ну! Смелее!
Желающих не нашлось, и он отправился ловить случайных прохожих. Я медленно, с опаской поднялась наверх, на знакомый, точно родной, четвертый этаж. Насчет вида крови – это я погорячилась, пожалуй… Очень хотелось оказаться в центре событий. А теперь вот придется отдуваться, ничего не поделаешь…
В квартире уже вовсю работала оперативная следственная группа. Щелкал вспышкой фотограф, ползал на корточках криминалист. У дверей с важным видом стояли два молодых следователя – рыжий, который велел сержанту звать понятых, и другой, черненький, субтильного телосложения. Они курили, посматривали на работу криминалистов и разговаривали.
– Напрашивается простая версия, Володя! – горячо говорил рыжий. – Типичное убийство на бытовой почве! Муж приходит с работы, застает жену с любовником – и зверски убивает обоих!
– Ой-ой! – скептически морщился черненький. – А с чего ты взял, что убитый – не муж? Его еще никто не опознал как любовника!
– Понимаешь, это очень просто! По одежде! У него пиджак, штаны, трусы и все прочее было аккуратно разложено на стуле! Не убрано в шкаф, как сделал бы ты или я, придя домой, к законной жене, а именно приготовлено для быстрого одевания. Между нами говоря, это у меня из личного опыта. Я, когда к чужой бабе прихожу, особенно замужней, тоже все аккуратно в одном месте складываю! Чтобы драпать было удобно, если что! И ботинки – ты посмотрел, как у него стояли ботинки?!
– Да, может, он просто торопился к милке, вот и побросал все, – усмехался черненький Володя. – А ты тут, Слава, целую теорию развел…
– А, по-твоему, что это? – горячился рыжий Слава. – У тебя какая версия?
– Ритуальное убийство, – шепотом, с оглядкой сказал Володя. – Однозначно! Ты видел, что сделали с трупом женщины?
– Ерунда! Ты посмотри, какого размера мужская одежда в шкафах и какая – убитого мужика! Четыре размера разница, не меньше! Я тебе говорю, что жил тут один мужик, а убили другого! Отсюда и вытекает, что убийца – муж!
«Бедный, бедный Ванюша Колядко! – подумалось мне. – Мало ему обвинения в наезде на старушку, которого он не совершал, так еще эти Пинкертоны норовят повесить на него два трупа! И мотив ведь убедительный, не отвертеться! Хорошо, если он просидел эту ночь в КПЗ. А если над ним сжалились и выпустили, а он решил гульнуть? Надо хоть заявление против него не забыть забрать… когда все кончится».
Тут Пинкертоны Слава и Володя обратили внимание на меня.
– Вы понятая? Проходите внутрь… если хотите.
– А что мне надо будет делать?
– Да ничего вам не надо будет делать. Только протокол осмотра подписать! Мы сами все сделаем, а вы просто должны подтвердить, что все, что записано в протоколе, правда.
– Надо кого-то из соседей пригласить, – резонно заметил рыжий Слава. – Соседи больше знают… может, кто из них бывал в квартире раньше, или слышал чего.
Вообще, мне рыжий больше нравился. Как-то он был… потолковее. Черный покривился, не нашел, что возразить, и позвонил в квартиру по соседству. Долго дверь не открывали, он уже собрался звонить в следующую, когда щелкнул замок и на лестницу выглянула отвратительная толстая старуха на костылях.
– О, простите, бабушка! – сказал Слава под ироническим взглядом черного. – Зря побеспокоили вас…
– Ничего не зря! – прошамкала бабка, стукнув костылем о гулкий бетонный пол. – Я как раз вам и нужна! Я все подпишу… и на кровь посмотрю с удовольствием!
– Ну, проходите тогда, – смешался Слава.
– А вы ничего не слышали подозрительного? – встрял черный Володя, раздражая меня все больше и больше. – Может, вы знаете, кто убил ваших соседей?
– Я вообще ничего не слышала! – рявкнула старая карга. – У меня батарейка в слуховом аппарате села! Пока сестра не вправила – ничего не слышала! А знать кто убил – конечно же, знаю! Черти! Я их сама в глазок видала… и не один раз, как они тут вокруг ихней квартиры вчера вертелись… Морда у одного желтая, как у Фантомаса, у другого – ну чисто обезьяна, ни дать, ни взять!
– Я же говорил – ритуальное убийство! – торжествующе шепнул черный рыжему, подбрасывая в ладони какую-то железяку. – А вот этим они дверь взломали!
Когда я услыхала бабкины слова, мне уже стало нехорошо. Это же она нас с Зинаидой видела! Совсем нехорошо мне стало, когда в железяке, которой следователь Володя похлопывал по раскрытой ладони, я с ужасом опознала ломик Зинаиды! Эта полоумная забыла вещественную улику на месте преступления! Не нашего, конечно, преступления – да кого же это волновать будет! Только соседок по нарам! Да и те засмеют, поди!.. Ну, а когда мы вошли в квартиру и я увидела на заплеванном полу все то, что поленились соскребать санитары, мне окончательно поплохело, и я, охнув, брякнулась в обморок. Впервые в жизни, между прочим! Хорошо, что рыжий Слава успел меня подхватить! Добрый мальчик, пусть ему повезет в карьере и в личной жизни!
Очнулась я на вонючем продавленном диване в квартире старой карги с костылями. Она, улыбаясь, стояла передо мной, провиснув на своих подпорках, и совала мне в нос ватку, смоченную вместо нашатыря какой-то бурой гадостью… фурациллином, что ли.
– Эка ты… молоденькая! А еще врачиха…
Я сморщилась, чихнула и отшатнулась, чтобы не испачкать нос этой желтой дрянью. А вдруг она не смывается?!
– Что это вы мне суете?!
– А бес его знает! – мелко-мелко рассмеялась карга. – Сестра ко мне ходит… уколы делает… вчера забыла свой чемоданчик. Я и взяла, чего там было! Не вовнутря же, только в нюх… Главное, что помогло тебе, милая! А ты, я вижу, шустрая! Я тоже в твои годы была… ухх!
Не знаю, что именно хотела сказать этим древняя бабка, но из ума она явно не выжила, как мне показалось вначале. Я насторожилась, приподнялась, принялась оглядываться. Особенно слова о забытом чемоданчике меня привлекли.
– Скажите… я тоже медработник… а можно взглянуть на чемодан, который у вас забыла сестра?
– Дык, вот он, открытый, гляди! Я ничего не брала, только вот ваты чуток, да ампулу какую-то ножом тюкнула, чтоб тебе понюхать дать…
Я осмотрела чемодан. Обычный, старенький, даже не чемодан, а потертый мягкий саквояж с иглами и шприцами в стерилизаторе. На таких старух не тратят одноразовые шприцы… Но как же медсестра его забыла? Что такое могло случиться? Может, у нее руки были заняты?!
– А вы не припомните – когда ваша медсестра выходила, у нее было что-нибудь в руках?
Старуха задумалась, сморщилась, точно печеное яблоко, прикрыла дряблые веснушчатые веки, покачиваясь на костылях.
– А ведь верно говоришь! Было! Чемоданчик у нее был! Новенький, серенький! Я еще подумала – может, им новенькие выдали, а то старый уж очень страшный, ходить, поди, стыдно! Как-то мне и не запало в глаза, с чем она пришла – я и не спросила! Я уж потом, утром ее старый чемоданчик-то нашла! Ей же влетит теперь, поди, от начальства?
Я выпрямилась, точно пронзенная молнией. Вот оно! Но как чемоданчик попал из осажденной квартиры Колядко к соседке?
Ответ нашелся через мгновение. Он был у меня перед глазами!
– А эта сестра – она на лоджию у вас не выходила?
Старуха отчего-то надулась, точно сыч.
– О! И ты туда же! Я женщина пожилая, неходячая… одинокая, между прочим! Мне утку носить некому! Когда успею, доковыляю на своих ходилках до горшка, а когда и не успею! Подумаешь, велико дело… а вы, молодые, сразу нос воротите! Вот и она тоже: «Бабушка, какой ужасный запах!» И сразу балкон – нараспашку!
Я прошла по комнате и открыла дверь в лоджию, соседствующую через тонкую стеночку с лоджией квартиры Колядко. Конечно! Самое надежное место спрятать что-либо было именно здесь! Там, у стеночки, даже какая-то доска подложена была – может, любовник Иродиады здесь не один раз прятался… Кто же мог предположить, что у открытой двери стоит и дышит воздухом медицинская сестра, пришедшая от собеса обиходить одинокую старуху! Ей оставалось сделать только два шага и взять дипломат, после чего тихонько закрыть за собой дверь, подождать, пока все кончится, и покинуть квартиру!
Я едва не застонала в мучительном бессилии! Выходит, драгоценный кейс с кучей денег вчера пронесли мимо нас с Зинаидой, пока мы, оглоушенные случившимся, сидели и тряслись от ужаса этажом выше! Я даже припомнила, что слышала, как кто-то выходил, судя по звуку шагов – женщина! О, моя несчастливая звезда!
Старуха дергала меня сзади за рукав.
– Слышь, доча! Ты дверь закрой, я сквозняков боюсь хуже черта! Чемоданчик-то, может, занесешь сестре? Может, вы где рядом работаете?