Текст книги "Заначка на черный день"

Автор книги: Сергей Лавров

Соавторы: Елена Ефремова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

5

Мы отправились к соседу-таксисту, но по пути старую квашню разобрал страх. Просто паника на нее накатила. Началось все с того, что на выходе из подъезда дорогу нам проворно перебежала черная кошка. Маргарита подпрыгнула и схватилась за сердце.

– Вот, опять! Проклятая зверюга! Она всегда меня караулит, и перебегает мне дорогу, чтобы накликать несчастье! Точно тебе говорю! В прошлый раз я пошла в магазин, а она так же вот сидела и поджидала. И только я из подъезда ногой, как она шнырь – и перебежала на ту сторону. И села там же, где и сейчас, и принялась ухмыляться! Вон, смотри, смеется, бесовская морда! Кыш! Вот я тебе!..

Кошка грациозно сидела чуть поодаль, жмурила зеленые глаза и, действительно, будто подсмеивалась над нашими тревогами.

– Не беспокойся, – решительно сказала я. – Я заговор знаю от черного кота. Сейчас пошепчу – и порядок. А что случилось в тот раз, когда ты в магазин пошла?

– Что-что… – сердито отозвалась Маргарита. – Несчастье, конечно! Молоко оказалось прокисшим, вот что!

Едва преодолели мы заклятье черной кошки и ступили на тротуар, как Маргарита принялась вертеться, норовя посмотреть на окна своего недружелюбного соседа.

– Агнесса, я спиной, просто спинным мозгом чувствую, что он за нами наблюдает! И уже наверняка позвонил своим дружкам, чтобы нас пристукнули! Они проследят, куда мы идем, а потом кокнут нас, и все! Тебе хорошо, ты домой пойдешь, а я останусь тут, у него под боком, одна-одинешенька! Ох, и втравила ты меня в историю!

– Ну, хочешь, я у тебя переночую? Или, хочешь, ко мне пошли? – пыталась успокоить я ее.

– А на кого я квартиру оставлю? Вдруг жулики залезут?! Не надо мне этого удовольствия! И денег этих не хочу, и тревог таких тоже не хочу на старости лет! Ты, если хочешь, Зинаиду себе возьми в пособницы, она пройда еще та! А меня уволь! Я вот тебе издали покажу, где этот сосед живет, а дальше я тебе не помощница. Дальше ты уже сама как-нибудь. А я потихонечку поковыляю и спать лягу, а то и голова у меня разболелась, и ноги ломит, и на душе что-то неспокойно… Ты уж меня прости, ладно?

Она так разохалась, раскудахталась, что мне стало ее искренне жаль. Увидав темно-синий «фольксваген» у бровки тротуара и пожилого мужчину в черной куртке возле него, я поблагодарила подружку, взяла с нее страшную клятву никому ничего не рассказывать и с миром отпустила восвояси.

Мужчина, неторопливо хлопочущий у машины, был седоволосый, основательный, видный. У таких обычно всегда есть о чем задуматься, но часто нечем. Заметив, что именно к нему направляется дама, он специально отошел за машину, так, чтобы мне пришлось добираться до него, перешагивая через широкую грязную лужу. Ничего, потерпим для дела. Мы люди не гордые.

– Добрый вечер! – используя свою самую привлекательную улыбку, обратилась я к его широкой спине и, простите, к не менее широкой заднице. – Извините, пожалуйста, можно вас на минутку! Мужчина, я к вам обращаюсь!

Я металась по краю грязной лужи, выбирая место поуже и готовясь к прыжку, а этот крейсер не спеша разворачивал свою корму, чтобы взглянуть на меня главным калибром.

– Вы же видите – я занят… – процедил он сквозь зубы, достал из багажника грязную ветошку и принялся для вида елозить ею по полированной крыше своего экипажа.

Типичный дундук, согласитесь со мной! Каждая настоящая женщина меня поймет. У меня тут дело на десять миллионов – а этому придатку рулевого колеса некогда! Но я решила держать себя в руках. В конце концов, если ты споришь с идиотом, вполне вероятно, что он делает то же самое!

Я отступила на шаг, набралась решимости, вдохнула побольше воздуха для легкости, зажмурила глаза – и прыгнула! И не упала, между прочим! Немножко оступилась правой ногой, попав в грязь, так что пришлось ухватиться за багажник его машины. Как он завопил! Можно было подумать, что я собираюсь надругаться над прахом его матери!

– Вы что делаете! С ума сошла… дура!

– Ничего не случится с вашей повозкой, – легкомысленным тоном заметила я, щелчком сбивая случайный комочек грязи, налипший на полу плаща. – Она ведь железная!

– Я не об этом! – ворчливым голосом ответил он, обтирая тряпкой грязь со штанины. – Вы же меня обрызгали… идиотка…

Его счастье, что он не сказал «старая идиотка». Тогда бы я ему показала! А все прочие варианты меня устраивают. Настоящая женщина позволяет мужчинам говорить все, что им вздумается, но делает с ними то, что вздумается ей.

– Вы, я вижу, опытный водитель? – спросила я, указывай на большую букву «Ш» в треугольнике за стеклом.

– Тридцать восемь лет за рулем! – приосанился он. – Ни одной аварии!

– Что вы говорите! Вот это да-а!..

Впервые я поняла, в чем состоит высокое искусство управлять мужчиной, намного раньше, чем освоила примитивное ремесло управления автомобилем. Это случилось в первом классе средней школы, когда мальчики дрались за право донести до дома мой портфель. Мне тоже можно нацепить на лоб наклейку «Мастер первого класса по разведению индюков». Полвека уже прошло – и с тех пор они ни капли не изменились! Такие же напыщенные индюки… А я теперь уже глазками не стреляю, как прежде. Стесняюсь. Зря, наверное…

– Всегда мечтала узнать, что значит эта «Ш», – продолжила я беседу в избранном направлении. – Шпециалист?

– Вы что – неграмотная? – обиделся он, и отворотился от меня, бурча что-то под нос.

Бурчи, бурчи, милый. Никуда ты не денешься с веревки собственного мужского самолюбия. Будешь ты у меня ходить на коротком поводу, как бычок за пастушкой. Только вот скотиной я не интересуюсь, к сожалению…

– Ах, простите! Это, очевидно, «шофер» с большой буквы! Какая я недогадливая!.. Но мы, женщины, недостаточную глубину мысли умеем восполнить… другими глубинами.

И тотчас глазки его сделались маслянистыми, как у кота при виде баночки сметаны, он заулыбался и даже тряпку свою вонючую отложил.

– Ничего страшного… мне самому заумные не по душе. Теща у меня уж как начнет рассуждать, как начнет – ну прямо премьер-министр! А ведь коленвал от карбюратора не отличит! И жена в нее тоже… ха-ха-ха!..

Мы посмеялись в унисон, и я, посчитав, что прелюдии проведено достаточно, перешла к основному действу по извлечению информации из этого скудоумного хранилища. Тут меня подстерегало некоторое затруднение. Хранилище оказалось не столь простым, а с секретом. Я недооценила в нем житейский опыт ночного таксиста, чего только не перевидавшего за свой век на улицах славного города Питера… При первых же вопросах о девушке с чемоданчиком он набычился, замкнулся и спросил:

– А вам это зачем? Из милиции, что ли?

– Нет, что вы! Разве я похожа на милиционера? Это моя племянница… мы поссорились, и она ушла из дома! Представляете? Такая распущенная нынче молодежь!..

Он как-то странно посмотрел на меня.

– О клиентах справок не даю. Мне чужие проблемы ни к чему. Мое дело маленькое – посадил пассажира, отвез, деньги взял, пассажира высадил. Приходите с милицией, если ищете свою племянницу, тогда все и расскажу.

– Стойте! – воскликнула я. – Погодите! Не хотите говорить – не надо! Просто отвезите меня туда же, куда и ее. Как обычного пассажира! Я вам заплачу… сколько скажете.

Это я, конечно, блефовала. У меня на все про все до пенсии оставалось триста двадцать три рубля без мелочи. Он еще раз бросил на меня подозрительный взгляд, как-то недобро усмехнулся и кивнул:

– Ну что же… садитесь.

Мы поехали. Настроение мое из боевого сделалось грустным. Да, проходит мое время, проходит… Раньше такой вот водила за счастье посчитал бы подвезти, о деньгах бы и не заикнулся! А может, люди стали черствее, прагматичнее? Когда стареешь и слабеешь, кажется, что все вокруг становятся жестокосердыми. Я мусолила в кошельке свои мятые стольники, отчаянно рылась в сумочке за подкладкой в поисках завалившейся шалой купюры и краем глаза посматривала в окна – мне хорошо известен этот район.

Неожиданно меня посетила очень неприятная мысль. Что, если водитель этот – не такой уж дундук? Что, если девушка проговорилась ему о деньгах… ну, например, когда расплачиваться стала? Может, она ему целую пачку из чемодана сунула! Мало ли что сотворишь, когда такая куча денег на голову свалится! Может, он ее этими вот руками и… Не с новым ли хозяином чемоданчика я еду? И не везет ли он меня к месту моего скорого безвременного упокоения?! Ой, дура я, дура!..

Что, если порыться в сумочке в поисках средств защиты собственной персоны? Мне удалось обнаружить алюминиевую расческу с длинной острой ручкой. Зажав ее в кулаке на манер стилета, я вежливо обратилась к таксисту, стараясь, чтобы голос не слишком дрожал:

– Скажите, пожалуйста, нам далеко еще ехать? Это я так просто… к тому, чтобы денег хватило расплатиться…

– Сто рублей с вас, – нелюбезно отозвался он, не оборачиваясь. – Приехали уже.

Смущенная, испуганная и счастливая, что так легко отделалась, я птичкой выпорхнула из машины, продолжая сжимать расческу в кулаке. «Фольксваген» развернулся и укатил, а седоволосый дундук напоследок молча ткнул пальцем в сияющую рекламу напротив – казино со стриптизом.

– Спасибо! Спасибо вам! – обрадованно закричала я и помахала ему рукой с расческой, но он даже не оглянулся. Невоспитанный какой-то… шоферюга!

В растерянности стояла я на тротуаре, в потоке сиреневого, желтого и красного света неоновых ламп рекламы, не решаясь подойти к разукрашенному зданию. Когда-то здесь был кинотеатр… кажется, он назывался «Молодежный». Мы с Маргаритой и Зинкой Учонкиной бегали сюда на индийские мелодрамы… Давно это было…

Уже стемнело. Подул холодный ветер, закружилась листва со старых лип, начал накрапывать осенний моросящий дождь. Я устала, мне захотелось домой. Безумие какое-то… как мне туда попасть? Кого я там смогу разыскать, если даже приблизиться боюсь? Слишком я все-гаки… старомодная для такого авангарда. Время бежит живее меня. Бежит оно, мое время, и оно уже не мое…

Кутаясь в плащ, я подошла поближе – хотелось присмотреться к публике. Кто же посещает подобного рода заведения? Наверное, сплошь сексуально озабоченные подростки, да маньяки с кривыми ножами – выжидают момента, чтобы наброситься на молоденьких обнаженных девушек…

Публика все подъезжала на автомобилях, на мотоциклах, даже интуристовский автобус завернул с экскурсией. «Злачные места Санкт-Петербурга», не иначе… Выглядели все, на удивление, весьма респектабельно. Да и молодежь, разухабистая, разнузданная – чувствовалось, что при деньгах и пришла сюда веселиться.

Поразило меня обилие женщин, причем не только молоденьких, которым самим впору раздеваться у шеста, а женщин солидных, даже моего возраста, и ладно бы с мужчинами – а то ведь в одиночку, или компаниями по три-четыре особи! И ладно бы объявлен был мужской стриптиз – так ведь нет, можно сказать, классический! Хоть убейте – этого я не могла понять, однако попробовать захотелось. Что же они там такое находят, эти почтенные матроны? К тому же одна мымра с розовыми волосами, вся в черной коже, в штанах, которые, казалось, вот-вот разъедутся у нее на заднице, так пренебрежительно посмотрела на меня, стоящую уныло под дождем, без зонтика, что меня просто передернуло! Никто меня не смеет унижать безнаказанно! Не допущу!

Оторвавшись от абстрактного созерцания чужого пира жизни, я вскочила в маршрутку и помчалась домой, вглядываясь в свое отражение в темном мокром стекле, убеждая себя, что я еще очень даже ничего, и прикидывая, у кого можно занять денег… на мои производственные нужды. Ведь любое дело требует первоначального вложения капитала!

6

Ох, эти деньги! Они то внезапно начинают кончаться, то кончают начинаться!.. Подходя к дому, я уже на все была готова, чтобы раздобыть некоторую сумму, достаточную для проведения спасательно-поисковой операции «Заначка на старость». Даже подумывала позвонить этой гадюке… этому «менеджеру высшего звена». Не хочу даже называть его имени. Взаймы, со скорой отдачей, под проценты – на таких условиях я бы согласилась у него принять. Погруженная в думы, перепрыгивая через лужи под моросящим питерским дождем, я торопилась к подъезду, когда рядом вдруг раздался какой-то шум, притопывание – и знакомый голос радостно вскричал:

– Опа-на! – возглас сопровождался шуршанием распахиваемого плаща.

– Вот козел! – не задерживаясь, сказала я в сторону, где, по-видимому, должен был стоять этот назойливый эксгибиционист-неудачник. – Темно ведь уже, а фонарь не горит! Не видно ничего! Фонарик с собой носи, бестолочь!

В ответ послышался вздох разочарования и недовольное ворчание:

– Фонарик вам, блин… Разбаловались вконец! Конечно! Кого сейчас этим удивишь, когда кругом сплошь порнография!.. Нудисты развелись… То ли дело при советской власти…

Он еще на что-то жаловался, но мне недосуг было вникать в его трудности. Меня переполняли планы и надежды, жизнь вдруг приобрела новый смысл. Аромат авантюризма, погони за наживой кружил мне голову! Ставки были высоки… ох, высоки! Зато какой кураж! Я, все-таки, азартный человек. Хорошо, что в карты не умею играть.

У самого подъезда я подняла голову – и обмерла. На четвертом этаже, на единственной освещенной лестничной площадке нашей старой «хрущобы» стоял кто-то – громадный, темный, заслоняя могучими плечами лампочку, и внимательно всматривался в дождливую уличную темень, приложив к лицу ладони лодочкой. И я поклясться была готова, что едва он меня увидал, как отпрянул от окна и пропал!

Я нерешительно затопталась у входа. Даже подумывала, не вернуться ли мне к эксгибиционисту… все ж таки мужчина, хоть и чокнутый. Но улица была уже пустынна; возмутитель женских непорочных душ побежал искать новую жертву. Как это он, интересно, не простуживается? Промозглая сырость прохватила меня, мурашки поползли по ногам от мокрых башмаков. Чертова питерская погода! Окно в Европу… а из окон вечно дует…

Пожав плечами, я решительно вошла в темноту подъезда и начала подниматься по узкой лестнице. Чему быть, того не миновать! Не далее как три часа тому назад я была готова ограбить собственную торговую точку! Со взломом, между прочим! Эта мысль почему-то придавала мне уверенности и значительности в собственных глазах. Я отчаянная женщина!

Первый этаж дался легко. На площадке между вторым и третьим я запыхалась и остановилась перевести дух. Ох, лучше бы я этого не делала! Едва стихли молоточки сердца в ушах, как я отчетливо услышала впереди, в кромешной лестничной тьме чье-то частое дыхание. Кто-то большой, тяжелый… Внезапно сопение участилось – и раздался тяжелый стон, полный искренней, глубокой муки. Ужас пронизал меня, как молния, от макушки до пяток. Я замерла.

Между лестничными маршами, далеко наверху, на четвертом этаже забрезжил слабый лучик света. Не желая сдавать завоеванные позиции, я собралась с духом, несколько раз сжала и разжала пальцы в кулаках и осторожно двинулась вперед, стараясь ступать беззвучно. Вытянув вперед правую руку, я ощупывала ею темноту, продолжая левой держаться за перила. Мне удалось сделать несколько шагов, вытянутая рука моя по-прежнему ничего не встречала перед собой, кроме пустоты, как вдруг моего лица коснулись чьи-то горячие влажные пальцы, взявшиеся ниоткуда!

До сих пор не знаю, как я не умерла от разрыва сердца. Одно только объяснение – не судьба. Судьба меня бережет… для электрического стула, не иначе. Я отшатнулась и так заорала, что у самой чуть не лопнули барабанные перепонки! Тот, кто был передо мной, тоже заорал, только я его за своим воплем не слышала. Помня о первоначальном намерении прорваться наверх, к свету, я безрассудно ломанулась вперед грудью (слава богу, еще есть чем ломиться), а неизвестный противник почему-то несся впереди меня громадными скачками и первый добежал до спасительной электрической лампочки. Там мы с ним остановились, привалились к стеночке и смогли полюбоваться друг на друга.

Саму себя я, конечно, не видела, и это к лучшему. Потому что лицо моего визави было такое безумное, что хоть сейчас вези на Пряжку или в Скворцова-Степанова! Без справки и анализов! Я даже не сразу признала в нем того бомжа, которого мы чуть не задавили и которого я потом так беспощадно отшила. Вся растительность на его героическом лице встала дыбом, челюсть прыгала так, что зубы стучали, ручища тряслись – в общем, я охотно поверила, что его только сегодня выпустили из психушки. Вдобавок ко всему, на нем был полный боевой костюм байкера: черная кожаная куртка с замками, заклепками и заплатами на локтях, черные штаны с наколенниками, заправленные в сапоги с металлическими носами, а курчавую гриву опоясывала черная бандана, весьма забавно сочетающаяся с седой бородой Черномора. Признав меня, он потянулся ко мне обеими руками-клешнями в перчатках без пальцев, точно младенец к матери, и радостно заорал:

– Слава Богу, это вы! Я уже думал, вы не придете! А кто это там был внизу?

Он со страхом покосился на черный проем и покивал туда согнутым пальцем, толстым, точно парнасская сарделька.

Я пожала плечами, стараясь удержать в грудной клетке скачущее сердце. С такой жизнью валидол придется в сумочке носить, блин!..

– А от кого же мы с вами бежали?

– Я от тебя бежала, дубина ты стоеросовая! – возмутилась я. – Додумался подкараулить на темной лестнице! От твоего вида и при свете кондратий может схватить!

– Вам нравится? – простодушно улыбнулся он. – Это мой любимый прикид… настоящий. Я самый старый байкер Питера, наверное… Мы еще вместе с Пулей и Ветерком начинали. Я семь лет назад в аварию попал… с тех пор голова и болит. Двадцать три метра пролетел! – он хвастливо выпятил бочкообразную грудь. – Почти как птица… Любимый шлем вдребезги разлетелся! Вы только не подумайте, я не дурак! Я нормальный… только когда накатит, я не могу оставаться один. И жутко темноты боюсь. Врачи объясняли, это нервное… Я к вам в гости пришел… познакомиться хотел. Я не бомж, я здесь живу неподалеку. А вас нет. Стал ждать – на улице стемнело. Смешно, конечно, такой большой и боится темноты, да? А мне и правда было не спуститься с лестницы, а просить кого-нибудь неловко… Вы не сердитесь?

Я уже почти пришла в себя, и даже смогла вымучить улыбку вежливости.

– Не сержусь… Вениамин, да? – вспомнила я. – Веник! Так можно?

– Можно! – радостно, до ушей ухмыльнулся он. – Меня так все и называли!

– А чего же ты поперся вниз, в темноту? Ждал бы меня здесь – и все дела. А то мы с тобой чуть не окочурились на пару. Вот вышло бы свидание! Два покойничка у стенки!

– Я тебя увидел – и пошел встречать. Вдруг ты тоже темноты боишься? Я думал, что смогу, но не вышло… Смешно, да? Я ведь раньше ничего не боялся. А потом вот башкой треснулся – и все теперь… Инвалид второй группы.

Он так растерянно взглянул на меня, что у меня просто ком подкатил к горлу. Чем-то он меня тронул… этой дурацкой заботливостью, что ли? Обо мне давно никто так простодушно не заботился.

– А что же твои друзья? – хмуро спросила я, сопротивляясь жалости изо всех сил.

– А я никому не нужен! – радостно сообщил он. – Пулю посадили… Ветерок разбился в лепешку… он совсем без башни был. Остальные все молодые… мне за ними уже не угнаться. Жена ушла… давно. Когда я лежал два года. Я же сначала лежачий был. Это потом меня врач один поднял. Слушай, у меня там цветы, конфеты наверху, у твоей двери! Я же на полном серьезе пришел знакомиться! Только без бутылки, мне нельзя.

– Что ж ты, так всегда и начинаешь знакомиться? С полного перечня болезней? Весь, так сказать, анамнез выкладываешь?

– Ну, а чего? Все равно, потом узнают, так лучше уж сразу. Чтоб, если не гожусь…

Он смутился, весь как-то спрятался в свою скандинавскую бороду. Видно, не раз и не два приходилось ему завершать знакомство именно на этой фразе.

«Помни, что ты – стерва, – сказала я себе. – Ты – безжалостная стерва, и тебе никто не нужен! Особенно восьмипудовый идиот в сапогах с подковками! Ты должна его только использовать – и ничего больше! Настоящая женщина не ждет милостей от мужчины! Она их берет – и все дела!»

Я поднялась на ноги, почти не охнув.

– Годишься ты или нет – время покажет. Только вот что! Знакомиться на кухне, за чашкой чая… как-то это неромантично. К тому же у меня там ремонт, развал… Если ты при деньгах, давай махнем в казино! Попытаем удачу. Идет? Только зайдем ко мне на минуту. Переоденусь во что-нибудь, подходящее к твоему прикиду. И цветы же в воду поставить надо!

Глава вторая
ХОРОШЕЙ ТАНЦОВЩИЦЕ ЧАСТО МЕШАЕТ ТО ЖЕ, ЧТО И ПЛОХОМУ ТАНЦОРУ…

1

Никогда в жизни не ездила на мотоцикле, как-то не случилось, не довелось. Детство провела на велосипеде, а потом из трамвая сразу пересела в авто… пока был у меня период процветания. Потом авто вместе с мужем ушло – и я вернулась в трамвай и метро. Безо всякого сожаления, между прочим. Вещи для меня много значат, но не настолько много, чтобы через себя переступить.

В реве мотора, в брызгах дождя и блеске фар мы летели по ночному Питеру. Веник, расставив ручищи, восседал за рулем своего «харлея», громадный, как монумент Александра Второго на владимирском тяжеловозе, и смотрелся на мотоцикле представительнее многих автомобилистов. Был он с мотоциклом как единое целое – настоящий кентавр. Ехал он осторожно, как я потом поняла, но тогда мне с непривычки казалось, что мы несемся сломя голову. И мне это нравилось! Закутанная своим новым приятелем в большой кусок полиэтилена поверх брюк и куртки, я притаилась за его неохватной спиной, уцепившись за карманы его косухи, потому что дальше руки мои не доставали. Мне было неожиданно спокойно и тепло… даже странно. Только шлем мешал с непривычки, но Веник сказал, что он мне велик, и он потом подберет поменьше.

Мы вызывали интерес, нам махали руками, сигналили, а наше появление на ступенях казино можно было с полной уверенностью назвать фурором. Представьте себе громадного седого байкера, бряцающего подковами, в заклепках и коже, держащего за руку миловидную особу старше… э-э… тридцати лет… да и сорока… и пятидесяти, черт возьми, тоже старше! Я едва доставала ему до плеча, но это меня мало беспокоило. Потому что этот гигант полчаса назад держался за меня обеими руками и трясся, как осиновый лист на ветру, когда мы спускались с ним по ступенькам темной лестницы. У него и вправду с головой было не в порядке, но Веник заверил меня, что ездить не боится, и сознания на полном ходу тоже пока еще не терял. Никакого казино не надо! Настоящая русская рулетка!

Нам выделили отдельный столик, достаточно далеко от круглой сцены с шестами и клеткой, как в зверинце. Представление как раз началось, и я, наконец, смогла удовлетворить свое любопытство и самолично лицезреть это растлевающее зрелище.

Поначалу мне было несколько неловко – то же мне… старая извращенка. К тому же на Веника все откровенно пялились. Потом, когда вышли девушки, внимание перекочевало на них и я смогла спокойно разглядеть присутствующих и зал.

Не могу сказать, что сам стриптиз меня чрезмерно увлек. Но зато я поняла! Я почувствовала! Я теперь знаю, зачем на такие зрелища таскаются зрелые женщины и что они в нем находят. Чтобы это понять, надо смотреть не только на сцену, но и в зал, на мужчин. Понимаете… это зрелище женской силы. Женского всевластия, если хотите. Нечто такое древнее, животное… так что клетка, шесты и прочие аксессуары зверинца, поначалу выглядевшие вульгарными, оказались по ходу представления вполне уместны. Женщины-зрительницы благодаря всему этому набираются уверенности… первобытной магии, что ли. Нет, нам обязательно надо посещать стриптиз. Ведь настоящая женщина сильна вследствие слабости сильного пола к слабому, и слабость эту надо питать, растить и укреплять.

К величайшему моему удивлению, Веник на сцену почти не смотрел.

– А, подумаешь, соски… – пренебрежительно махнул он рукой в самом начале, и почти все время не спускал глаз с меня. Я проверила – только он один во всем зале был увлечен мной! Это было необычно… и приятно, черт возьми!

Но я ни на минуту не забывала, зачем мы здесь. Улучив момент, я подозвала какого-то очкастого менеджера из обслуги зала и вальяжно, специально картавя, поинтересовалась:

– Почему они у вас такие… топорные? Двигаться не умеют, у шеста ноги поднимают, как Жучка у забора…

– Что вы, мадам! – вышколенно прогнулся он, сверкнув очками. – У нас танцовщицы все с дипломами! К тому же они проходят дополнительную подготовку в нашей школе танцев!

– Это на Лиговке? – безразлично поинтересовалась я.

– Нет, кажется, в СКА… У нас танцподготовкой занимается Валерий Ефимович… я могу его пригласить.

– Незачем, – отмахнулась я, видя, что Веник проявляет излишнее любопытство, прислушиваясь к нашему разговору. – А с кем-нибудь из девушек поговорить можно?

– Увы, это исключено! Знаете, иногда сюда приходят родственники… они морально травмируют артисток…

– Ты интересуешься девочками? – изумленно спросил мой байкер, когда я небрежным жестом отпустила менеджера.

Пришлось отпираться – только обвинения в лесбийском грехе мне не хватало! Чтобы отвлечь его от этой пикантной темы, я пожелала играть – и Веник тут же с радостью побежал за фишками.

А вот игра меня по-настоящему захватила! Прикинуть вероятность выигрыша по схеме простых событий, зная уравнение Бернулли, для меня – пара пустяков. Достаточно оценить диаметр барабана, разделить на размер картинки, учесть количество дисков – и получите уничтожающе малое число, даже если автоматы настроены без подвоха. В этом смысле рулетка – куда более азартное занятие; там на каждый кон кто-то выигрывает… только игроки не замечают, что играют сами с собой. В любом случае, зрелище чужой удачи заводит, и оторваться от него трудно.

Но Веник опровергал все мои расчеты! Это великовозрастное дитя, побрякивая железками, стуча сапогами по полу, обходило автомат за автоматом и постепенно набивало карманы фишками! У него действительно было какое-то чутье! К некоторым автоматам он вообще не подходил, а у других торчал по пять-десять минут, обязательно срывая банчок. Когда он выигрывал, то вскидывал толстые руки над головой и победно рычал, как супергерой в американском боевике. И, к своему стыду должна признаться, что ваша покорная слуга тоже прыгала, визжала, как идиотка, и вешалась на шею этому оболтусу! Давно я так не отрывалась… видели бы меня мои бывшие студенты!

Праздник продлился недолго. В зеркале за своей спиной я неожиданно заметила мужчину с заклеенным полосками телесного пластыря лицом – и тотчас узнала того самого соседа Марго, которому грозила молотком сегодня вечером! Первой моей мыслью было: пришел с надеждой отыграться, придурок! Но он даже не зашел в залы, а спешно проследовал в дальний конец коридора, к служебному входу, и за ним пробежали еще два типа уголовного вида. На лице его была написана такая мучительная тревога, что сомневаться в цели визита не приходилось: они каким-то образом узнали, кто увел у них мой чемоданчик с деньгами! Теперь «биток» спешит реабилитироваться…

Веник завис у «однорукого бандита», пытаясь расколоть и его. Я шепнула ему, что иду припудрить носик и желаю удачи, после чего направилась в сторону женской уборной, миновала ее и с замиранием сердца, но с видом деловым и скептическим толкнула дверь служебного входа, для блезиру продолжая беседу с вымышленным спутником:

– Даже не убеждайте меня вкладывать деньги в это заведение, пока я все не осмотрю и не увижу состояние дел собственными глазами! Ваше представление я уже видела, и оно меня не…

Я прервала фразу на полуслове, потому что за дверью была тьма народа и царила обычная закулисная суета. Только актрисы бегали туда-сюда в чем мать родила, но здесь их нагота никого не трогала. Густо пахло парфюмерией и женским потом – как в метро в разгар лета. Цербер у дверей пошел в гримерные вместе с вбежавшими бандитами, и только благодаря этому мне удалось войти беспрепятственно. Я постаралась тотчас затеряться в общей толчее, схватила какое-то полотенце, ведро и швабру у стены и принялась, опустив пониже голову, возить ею по полу, постепенно приближаясь к эпицентру событий. Мне никак нельзя было оплошать, потому что меня сожрали бы мигом! Ведь среди этих людоедов тоже есть вегетарианцы, которые питаются лопухами!

Уткнувшись носом в пластиковое синенькое ведро, я подкралась почти вплотную к честной компании. «Биток» стоял смурной, нервный, дрыгал ногой, поглядывал на часы. Сопровождавшие его оболтусы скабрезно скалились, подмигивали друг другу, норовили ухватить пробегающих мимо стриптизерш за обнаженные прелести. Их заботы «битка» не беспокоили. Охранник недовольно смотрел на происходящее, но связываться не решался.

– Что такое?! Что такое?! – раздался высокий, почти что женский голос, и из недр кулис вынырнул маленький толстый человечек с пышной черной гривой творческого работника культмассового сектора, почему-то с матерчатым сантиметром на шее, как у портного, и с бумагами, свернутыми трубкой – судя по всему, сценарием эротического действа. – Почему здесь посторонние, Максим?! Я буду на вас жаловаться!

– Это от Ладо с Финбана… – сказал охранник. – Им нужна Света Самушкина…

– Скажите им, что Светусик в отпуске! Она отпросилась у меня на неделю, поехала к мамочке! И пусть уходят! Сейчас же! Вон отсюда! Вон!

Маленький и отважный, как петушок, он, кажется, не совсем понимал, с кем имеет дело. Психованный сосед Маргариты, дергая побитой головой, надвинулся на художественного руководителя этого «драмкружка», охранник оттолкнул «битка» – вежливо, но достаточно сильно. Тот попятился на меня спиной, и не успела я среагировать, как он опрокинул ведро и обеими ногами влез в лужу грязной воды на полу.

– Бабка, блин! – заорал разгневанный «биток». – Куда прешь, тля помойная!

Он развернулся, чтобы поддать мне толстой ногой, поскользнулся на мокром полу, подняв тучу брызг, и едва не грохнулся в лужу. Я мелкой семенящей походкой нашей университетской уборщицы тети Глаши отбежала в уголок, прикрываясь ручкой швабры. Злорадное чувство шевельнулось во мне, несмотря на критическую ситуацию. Но девицы завизжали, охранник одной рукой схватился за пистолет в кобуре, другой – за рацию, вызывая подмогу, и «биток» увял, оставил меня в покое.

– Слышь, браток, не бузи, – примирительно сказал он, поднимая кверху толстые ладони, показывая, что в них нет оружия. – Давай перетрем дело. Мы от серьезных людей, и если я позвоню, ваш шалман через час разнесут в клочья. Эта ваша сучка – клофелинщица, она вчера кинула… одного моего друга на бабки… крупно кинула. Если ее здесь нет, и ты за это отвечаешь, скажи нам, где она живет, и мы уйдем. Только без понтов, понял?