Текст книги "Товарищ американский президент"
Автор книги: Сергей Костин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)
– Боб, подбрось в топку брикет, – попросил я, поправляя связь-белый колпак. – И в дозиметре тушенка заканчивается.
Второй номер на минуту скрылся за служебной дверью кашеварки, появился вновь, задрав большой палец. Ядерная топка установки загудела с новой силой, подогревая подносы.
Янкель молодец. Установить перед зданием конгресса универсальную передвижную кашеварку его идея. Янкель не пожалел даже собственных продовольственных запасов. Вскрыл сейф и раздал детишкам все, что имелось по описи.
– Стар и млад, меня послушай, кашу русскую покушай! Подходите, не робейте, и кваску себе налейте! – вещал Роберт Клинроуз через наружные динамики спецмашины, подкладывая на каждый поднос по буханке еще горячего, только испеченного хлеба. – Ну а кто станцует польку, сала мы отрежем дольку!
– Кто станцует краковяк, сала мы дадим и так, – проворчал я, недовольный тем, что Боб разбазаривает неприкосновенный запас, подаренный нам российским правительством.
Танцевать, правда, никто не спешил. Американский народ настороженно относился к незнакомым продуктам, тем более к таким, которые были запрещены к употреблению специальным постановлением ООН еще тысячу лет назад.
– Мм! – донесся голос третьего номера, Герасима. Бравый спасатель, забравшись на верхнюю башню, читал стихи великих, преимущественно русских, поэтов. Он и сам немного баловался рифмоплетством, поэтому я нисколько не удивлялся, когда слышал его простенькие на слух стишки : – "Мм! Мм", – преимущественно про животных, которых Гера любил до умопомрачения.
Чем занимался лучший командир подразделения "000"? Я бесплатно раздавал американскому населению только что присланные из России универсальные переводчики самоклеющиеся, УПСы по накладной. По нашей заявке лучшие российские фабрики на конкурсной основе разработали и запустили в производство американо-русские пластыри с повышенным сроком работы. Каждый цивилизованный человек, независимо от места проживания и рода деятельности, должен хоть как-то говорить на языке, на котором Герасим читает свои прекрасные стихи.
Розовые УПСы для детишек. "Мама мыла спецмашину" и тому подобное. Среднее русское образование.
Американским мужикам выдавались черные упаковки переводчиков. С полным набором наиболее употребляемых в нашей стране словосочетаний. На черных УПСах даже этикетка наклеена с ограничением по возрасту.
Для женского, временно недружелюбно настроенного населения, российские ученые приготовили специальный подарок. Дабы не повторять ошибок прошлого, пластыри полностью исключали такие понятия, как политика и равноправие. Преобладали кухонные выражения и слова, направленные на восстановление мужского достоинства. В хорошем смысле слова, конечно.
– Командор! – запищала в ухе Милашка, которая в данное время выгружала из багажного отсека самоходные детские карусели. – У нас звонок по внутренней линии. Похоже, местное правительство желает пообщаться.
– Иду, – перепоручив раздачу переводчиков Директорскому любимчику, надо же хоть как-то занять балласт команды, я поднялся в кабину. Уселся в командирское кресло, то, которое слева, потянулся, разминая затекшие во время раздачи плечи: – Я на месте, Мыша. Если снова начнут уговаривать взять американское гражданство, создашь непредвиденные помехи.
– Правильно, командор, – Милашка была до последнего винтика русской машиной и никогда бы не променяла родной гараж ни на какой другой иностранный. – Говорите. Они на связи.
– Командир русского подразделения "000" майор Сергеев слушает.
В динамиках скрипнуло, пискнуло, булькнуло. Связь на территории континента была ни к черту. По нашей просьбе Служба "000" запустила специальный спутник связи, но его не до конца настроили. Поэтому приходилось постоянно включать дешифратор.
– Это майор Сергеев? – расшифровала Милашка.
– С кем имею честь?
На той стороне долго размышляли, с кем имеет честь русский командир, но потом все-таки сообразили что к чему:
– Это из администрации американского президента беспокоят. Специальный представитель для связи с русской спасательной командой. У вас есть пять минут? Отлично! Майор Сергеев! Мы хотим вам сделать предложение, от которого невозможно отказаться!
– Мы уже купили у вашего товарища две тонны кукурузных хлопьев, – Я не стал говорить, что по единогласному решению команды все две тонны мы загрузили в сейф второго номера. Мы с Герой категорически отказались кушать подозрительные на вкус и цвет комочки. – Что значит, не ваш товарищ? Он справку предъявил. Липовая справка? Хорошо, забудем. Вернее запишем понесенные нами затраты на ваш счет. Так что за предложение?
– Мы хотим предложить вашей команде обеспечить безопасность нашего президента.
Вот так сразу! Без вступительного слова. Почетная, но неблагодарная работа.
– Нам еще гуманитарный состав с селедкой назад везти, – попробовал я отказаться от заманчивого положения. Но хваткий командирский ум понимал, что не зря упоминалось о невозможности отказа. И как всегда оказался прав.
– С вашим руководством все согласовано, майор Сергеев. Ванно-вагоны мы используем в легкой промышленности. Переплавим в наперстки.
– А селедка? – я слегка растерялся, озаботясь состоянием нескольких миллионов отнерестившихся особей.
– Жизнь нашего, законно выбранного президента, дороже, – наставительно ответил голос специального представителя. – А селедочка ваша сама доплывет. Мы уже проконсультировались с лучшими учеными селедочниками мира. Со своей стороны мы обязуемся обеспечить охрану косяка всеми возможными средствами. Кубинские власти согласились помочь нам и выделили для сопровождения двести спасательных шлюпок.
– Ладно, уговорили, – отказывайся, не отказывайся, а все равно работать придется. – Но учтите, если мы возьмемся за это дело, то должны получить самые широкие полномочия. Сами понимаете, мы не какие-то там командос-шмандос, а высокообразованные спасатели подразделения "000". Ерундой не занимаемся.
С той стороны специальный представитель зажал микрофон и с кем-то посовещался.
– Мы согласны. Все подробности узнаете на месте. Когда вас ждать?
– Да вот прямо сейчас и выезжаем, – ответил я, протягиваясь к кнопке общего сбора. – А ехать-то куда?
Специальный представитель объяснил, как добраться до "домика, покрашенного белой краской" и отключился.
– Что скажешь, Милашка?
– Чувствуют мои топки, что ожидает нас тяжелая работа и казенный дом. Тревогу тревожить, или так соберетесь?
– Нечего раньше времени панику сеять. Американские граждане и так после всех революций психованные. Эмансипированное прошлое так просто не успокаивается. Прием! Командир вызывает команду спецмашины подразделения "000" за номером тринадцать.
– Второй номер на связи.
– Мм.
– Собирайте манатки. У нас вызов. Категория сложности… предположим, второй степени.
На мониторах было видно, как Боб переводит универсальную кашеварку в автоматический режим. Месяца два агрегат проработает автономно, потом, когда закончатся подносы или погаснут топки, само ликвидируется. Правильный поступок. За заботу о голодающем население благодарность, за разбазаривание подотчетной техники выговор.
Первым занял штатное место Герасим. Добрался на автопилоте до спального отсека, рухнул на кровать и мгновенно включился в работу. Тоже правильно, хватит бездельничать.
– Второй номер в кабине, – Боб плюхнулся в жалобно скрипнувшее кресло. – Куда едем, командир?
– Президента твоего спасать.
– В Россию? – восторженно всплеснул руками второй номер. Он давно уже мечтал побывать на своей новой исторической родине.
– Дурак, – сказал я, стаскивая с шеи ключ зажигания. – Что нашего президента охранять? Там и без нас охранников хватает. Муха не сядет. Да и нет дураков связываться. К местному президенту поедем. Вон, вызов прислал. Шестой во втором ряду монитор.
Пока я накручивал зажигание спецмашины, Роберт Клинроуз ознакомился с координатами вызова.
– А я знаю этот домик, – похвалился он. – Я, когда еще был американским подданным, там демонстрации протеста устраивал.
Боб завел нескончаемую песню про свои оппозиционные подвиги. Про то, как он с плакатом у того дома сидел, как по мостовой индюшек своих водил, как протестами всех достал, выражая негодование против эмансипации и женского правительства. Если янкеля слушать, выходило, что революции только по его вине происходили.
– … и тогда грянула революция, – закруглился Боб, залезая в личный сейф пакеты с кукурузными хлопьями пересчитать.
Милашка, коротко повизгивая изъятым в свое время у браконьеров свистком против рыбнадзора, подкатила к невысокому, всего в пару этажей, домику.
– Часом не ошиблась? – я разглядывал в перископ убогое здание с некрасивым куполом. Нет, не может президент обитать в таком захолустье.
– Исторически сложившееся место, – пояснила Милашка под утвердительное кивание второго номера. – Вы, командор, тоже не в высотке новомодной живете. В халупе четырехэтажной.
– Но, но! – прикрикнул я на разговорившуюся технику. – Это не дом, а дача. К тому же бывший столичный театр. Ты хоть знаешь, во сколько мне одни гранитные колонны обошлись? Я уж не говорю о конной скульптурной группе на фронтоне.
– Куда уж нам, неумытым, – захихикала Милашка, – вместе, командор, ядерные брикеты из неприкосновенных запасов на чугунных лошадок меняли. Или забыли?
– Молчание в кабине! – прервал я посторонние разговоры и углубился в более тщательное изучение жилища нынешнего президента молодой революционной республики.
Оградка хиленькая. На воротах всего один полк охраны. В патрулях еще три. Вооружены плохонько. Обувка стопталась совсем. Да и на фуфайки давно пора новые липучки пришить. Нет! С такой охраной нельзя быть спокойным за собственную жизнь. Тем более за жизнь президента.
– Все знают, что делать? Действуем по штатному расписанию за номером… Милашка, какой номер? Впрочем, не важно. Все и так должны знать, как действовать в подобных случаях.
По частому морганию Боба и усилившемуся храпу Герасима я понял, что никто ничего и ни черта не знает. Значит будут сидеть в свободное время в Малашкиной библиотеке и изучать от корки до корки инструкции.
– Подъезжаем к воротам. Только без резких поворотов, Милашка. По глазам вижу, охрана некормленая. А страшней голодного солдата ничего нет.
Встретивший нас американский офицер в лихо сдвинутом на затылок берете-мурзилке, оказался из наших, прикормленных. С гуманитарным УПСом на шее. Замахал руками, требуя притормозить. Спецмашина подразделения "000" выполнила остановку безукоризненно. Ворота, правда, снесла напрочь, но на это офицер внимания не обратил. Не видел потому что.
– Документы, товарищ…, – сказал офицер с непонятными для меня знаками различия. Какие-то ромбики на воротнике. Я внутренне был готов к проверкам и с помощью второго номера быстренько скинул под ноги офицера чемодан с документами. Все, начиная от запаянного в титан пенсионного удостоверения и завершая талоном техосмотра спецмашины. Но офицер отпрыгнул от рухнувшего рядом чемодана: – … Документы, товарищ майор, не нужны. Вас уже ждут. Прямо по дорожке до подъезда.
Пока второй номер корячился с документацией, возвращая чемодан обратно в кабину, я выяснил точное направление. И как только Боб задвинул двухсот килограммовый ящик с ручками в положенное место, я выяснил все.
– Прямо по дорожке до подъезда.
Проехав мимо почетного караула, отдав честь подозрительным людям с больными ушами, мы замерли у совсем небольших дверей. Деревянных. Без шлюзов.
– Кто такие? – спросил я у второго номера, кивая на странных ребят, в большом количестве разгуливающих по внутреннему дворику президентского дома. – Почему все время в ушах ковыряются, или это у вас так, в Америке, принято?
– Личная охрана товарища американского президента, – предположил Боб.
– Тогда почему в драных трениках и потных майках? И оружия не видать.
– Финансирование плохое, – покачал головой второй номер. – Им только по праздникам пистолеты выдают.
Тогда выходим без пустых страхов и лишних упреков.
Шиковать не стали. Спустились через нижний люк. Места на лужайке перед президентским домиком с куполом маловато. Да и охрана мельтешит, не уследить. Можно запросто придавить кого-нибудь ненароком. Милашке отдувайся потом.
– Товарищи спасатели!
На крылечке, в окружение черненьких охранников, стоял высокий человек с небольшой бородкой. Охранники, вместо того, чтобы охранять, постоянно озирались, беспричинно падали и заслоняли высокого человека от нас, от спасателей.
– Хай! – помахал я приветливо, произнося единственное выученное за все это время слово.
Высокий человек протиснулся сквозь толпу охранников и протянул для рукопожатия руку. На шее высокого человека с бородкой я заметил УПС. Что-то не помню, чтобы данная личность подходила ко мне во время раздачи универсальных переводчиков. Значит у кого-то отобрал. Нехорошо. От таких поступков о человеке сразу же складывается негативное представление.
– Доброе утро, товарищи спасатели, – переводчик слегка барахлил на букву "ры", и получалось несколько картаво. Но, забавно. – Давайте знакомиться. Я президент молодой американской республики.
– Не похож что-то, – я толканул Боба в бок и взглянул на лобовое стекло Милашки, где Герасим в свое время наклеил именной портрет американского президента.
– Значит, новый совсем, – сквозь зубы пояснил знающий местную расстановку сил второй номер.
Нам, спасателям подразделения 000 все равно, старый или новый. Сказано охранять, будем охранять.
Пока я размышлял над быстрой сменой правительства, второй номер, желая продемонстрировать самые лучшие чувства, полез к молодому президенту обниматься. Зря. Обнимался бы он в России, его бы поняли и простили. Но здесь отсталая во всех отношениях страна, русских обычаев не знают и, похоже, не чтят. Набросились на беднягу второго номера всей толпой, завалили, уткнули лицом в коротко подстриженную американскую травку.
– Сам разберусь, – приказал я Милашке, краем глаза заметив, как выдвинулись из боковых технологических отверстий спаренные пулеметы.
Раскидать пять десятков чернокожих охранников для командира подразделения "000" плевая задача. Мало кто в мире владеет русским кулачным многоборьем. Кулаками работать, это вам не ножками дрыгать.
Чернокожие охранники попались на редкость наглые. Все пытались откусить мне ухо. И неизвестно, получил бы я травму несовместимую с жизнью, если бы в межгосударственные разборки не вмешался высокий человек с бородкой. Покричал немного по-своему, отгоняя от меня свирепых, да что там свирепых, лютых охранников. Разгладил на Бобе помятый комбинезон. Даже ухо мое проверил.
– Не стоит нам долго задерживаться под открытым небом, – сказал человек с бородкой, которого я уже называл про себя просто товарищей американским президентом. – Давайте пройдем в дом, там и пообщаемся.
Спасатели подразделения "000" не любят закрытые пространства маленьких домов.
– Будем говорить на воздухе, – отпарировал я, поглядывая на Милашку, которая все еще не убрала спаренные пулеметы. – Отличная погода, располагающая к разговору компания. Ты бы приказал столик какой вынести. Мы с утра на ногах, устали.
– Ты не понимаешь, майор, – товарищ американский президент смешно зацокал языком. Кстати, никто не разрешал ему ко мне на "ты" обращаться. Мы с ним на пару революций не устраивали. У нас в России за такие слова можно и схлопотать. – Скоро дождь, майор.
Я посмотрел на небо. Дождем и не пахло. Жарило так, что тошно без кваса становилось.
– Метеоцентр сообщает, – товарищ американский президент сделал руку козырьком и, задрав голову, взглянул на купол домика, где в тесной корзинке сидела длинноногая американская девица и вовсю махала руками, – … сообщает, что солнечный период заканчивается. Через пять минут начнется сезон кислотных дождей. К вечеру, глядишь, и снег пойдет. А ночью даже я на улицу боюсь выходить. И снег и вьюга, и черте что с неба летит. У нас, майор, даже такая новая пословица появилась: "кто на улицу попал, заблудился и пропал".
– Понимаю, – я вовремя вспомнил, что читал как-то о гуляющих над американской столицей ядерных облаках. Поганит всю погоду в доме, хоть плач американскими слезами. Хотя слезами горю не поможешь. Американская столица с некоторых пор слезам не верит. Только гуманитарной помощи. – Хотите, я позвоню своему другу в Россию. Он погодой заведует. Может, подкинет по знакомству парочку облакогонов. А то загнетесь вы тут с вашей ядерной зимой и осенью. Хотя… у природы, как говорят у нас в Сибирской области, нет плохой погоды.
– Америка будет вам очень признательна, – затряс мою руку президент. Хотя, я в общем-то ничего еще и не обещал. Так, сболтнул по дурости. Облакогоны рассекречивать пока никто не разрешал.
– Вы лучше спойте обо мне в своих индейских песнях, – пошутил я, вспомнив слова любимого Директора. Но американский президент шуток не понимал и отдал, не отпуская моей совсем уж растрясенной руки, соответствующее распоряжение какому-то голубчику.
Не успел я вырвать окончательно затертую ладонь из цепких тисков высокого человека с бородкой, как из-за угла выбежала рота местных солдат. С голым торсом, в затертых до дыр трениках. И стройным солдатским добровольным хором заорали настоящую индейскую песню, отбивая такт стоптанными ботинками на покрытой обычным асфальтом беговой дорожке.
– Кто на свете всех умнее? – заголосил товарищ в голове колонны.
– Всех резвее и быстрее? – хором вторила ему рота.
– Это наш майор Сергеев! – снова первый голос.
– Всем спасателям спасатель! – окончательно выбиваясь из сил гаркнула рота и скрылась за другим углом президентского домика.
– Польщен, – признался я, стараясь не замечать обиженного взгляда второго номера. Мал еще обижаться. Пусть с мое послужит, отдаст всего себя нашей трудной и неблагодарной профессии. Может когда и про него споют. Что-нибудь вроде "Еда, еда! Жареной картошки большие города!" Не обращайте внимания. Я не Герасим, складно не умею.
Президент посторонился, пропуская русскую команду внутрь дома. Уже в дверях я обернулся, почувствовав затылком приближение холодных масс воздуха.
На американскую столицу быстро наползала тяжелая и неприятно серая туча. Первые капли шипящего и прожигающего все и вся дождя врезались в мгновенно пожелтевшую траву. И почти сразу с неба посыпался густой серый снег. Сезон дождей закончился слишком быстро. Наступило время вьюг и буранов.
В неимоверно тесной прихожей я ненадолго задержался и закапал в глаза специальные капли, разработанные российскими оборонными фармакологами для нужд все того же оборонного министерства. Глазки, конечно, немного пощипало, зато стали видны внутренности стен.
Я же говорил, никакого представления об охране!
Все стены, включая перегородки, а также потолки и полы и даже светильники, оплетены проводами разведывательных систем. Подслушивающей, снимающей, записывающей и просто компрометирующей аппаратуры столько, что непонятно, кому все это было нужно. Сощурившись для увеличения резкости, я сумел прочитать, что большинство из них были изготовлены давным-давно, уже не работали, но находились в прекрасном состоянии. На многих "божьих коровках", как их называют оборонные специалисты, отчетливо читалась надпись изготовителя.
– Милашка! – чуть шевеля губами вызвал я спецмашину. – Узнай, что за террористическая бригада, обозначающая себя тремя большими буквами "сы" и одной "ры" на конце? В стену невозможно гвоздь забить, все в прослушке. Но осторожно. Работали высокие профессионалы. Пока дом к чертям не снесешь, и не узнаешь.
Дальнейший осмотр ничего интересного не принес. Следуя за президентом по непривычно узким коридорам, мимо обыкновенных дверей, треща рассохшимся паркетом, смахивая с лица паутину и назойливых не спящих в зимний сезон мух, я отметил лишь, что в подвале, под толстым слоем многометрового бетонна работает мощный потребитель. Ох и обманывает Америка мировое сообщество заявляя, что у нее нет ни одного работающего компьютера!
– Милости прошу, к нашему шалашу, – мудрено выразился президент, приглашая нас с Бобом внутрь крохотной комнаты.
Плохонько живут местные президенты. Такую каморку с шалашом сравнивать, что мой карман с багажным отсеком Милашки. Сесть-то куда?
– Любезный, – обратился президент к товарищу в дверях. – Две табуретки из красного дерева и три… нет, пожалуй, две чашки кофе.
– А кваса нет? – поморщился я. С раненого детства не привычен русский человек к кофейной отраве. Нам уж лучше пивом травиться, чем черной и мутной гадостью.
– Кваса нет, – отчего-то растерялся человек с бородкой, – но кофе, поверьте, настоящий. С Кубани. Еще старые, довоенные запасы специально для официальных встреч.
– Мы в сухомятку, – заворчал второй номер, устраиваясь рядом с камином и доставая из заплечного рюкзака трехслойные печенюхи с мясом, яйцом и рисом. Я и не знал, что у нас что-то после гуманитарных обедов осталось кроме, конечно, кукурузных хлопьев.
Притащили табуретки. Из красного дерева не было, пришлось довольствоваться металлическими стульчиками. Если принять во внимание, что комната потихоньку заметалась снегом, просачивающимся через здоровые щели окон, то присаживаться на металлические сооружения было небезопасно. Но я не зря напялил на себя парадный мундир. Он у меня с климат-контролем.
– Надеюсь, вам известна цель миссии?
Мы с Бобом переглянулись. О миссии нам ничего не рассказывали. Задание, да, было. А миссии, хоть взорвите Милашку, не припомню.
– Моей жизни угрожает опасность, – выпалил товарищ американский президент, пытаясь пробиться через снежные заносы к своему креслу.
– А мы-то причем? – Боб прекратил хрустеть печенюхами и недоуменно уставился на человека с бородкой. – Мы вас убивать не хотим, с нас взятки гладки. Алиби стопроцентное. Майор Сергеев подтвердит. И вообще, мы первый раз вас, товарищ, видим.
Второй номер повел себя неправильно. Не по инструкции. Не с того надо начинать разговор.
– Вы что-то имеете против подданных России? – от возмущения я даже подался вперед, чтобы подчеркнуть полную возмущенность организма. – Я, майор Сергеев, взяв на себя полномочия консула, со всей ответственностью заявляю, что ваша провокация так просто не пройдет.
Американский президент вполне понятно выругался и переклеил УПС на другую сторону шеи. Очевидно подумал, что мы его неправильно понимаем.
– Вы меня неправильно понимаете, – после нашей психологической подготовки высокий товарищ с бородкой говорил почти ласково. – На меня давят, угрожают. Возможно, хотят убить.
– Вот теперь многое становится понятным, – кивнул я. – Боб, кинь печенюху. Нет, так нет. Так кто эти неизвестные? Милашка, записывай все от первого, до последнего слова.
Президент, наконец, добрался до кресла, но решив его не откапывать, уселся прямо на сугроб.
– Кто неизвестные? Именно это вы и должны узнать.
– Вот теперь почти все ясно, – хлопнул я ладонями по коленям. – Милашка, заканчивай писать. Боб, собирайся. Начинаем работать.
– Но…, – президент хотел встать с сугроба, но в этот момент от окна к нему метнулась черная тень, приставила к виску предмет, похожий на огнестрельное оружие, и сказала:
– Пук!
– Никому не волноваться! – закричал я, заметив в дверях подозрительную активность охранного контингента. – Это наш внештатный сотрудник. Он только что продемонстрировал вам всем, насколько отвратительно организована охрана высших должностных лиц молодой американской республики. Чутче, товарищи, надо быть к чужому здоровью. Сейчас мы уйдем, а вы хорошенько подумайте. Боб, прихватите внештатного сотрудника и быстренько в спецмашину. Разбор полетов произведем в наиболее безопасном для личного состава месте. Товарищ президент, не желаете посетить наш отсек психологической разгрузки?
Выполняя полученный приказ непосредственного командира, второй номер Роберт Клинроуз подхватил под крылья Директорского любимчика, непонятно каким образом проникшего через многочисленные посты в кабинет товарища американского президента, и потащил упирающегося пингвина на выход.
Уже в кабине спецмашины, закрыв окна бронированными пластинами, мы систематизировали весь собранный материал и пришли к неутешительному выводу. Если дела пойдут и дальше таким образом, Америка вполне может остаться без высшего руководства.
– Письма с угрозами присылают? Присылают. Охрана никудышная? Никудышная, спрашиваю?
Высокий человек с бородкой, обклеенный неврастеническими пластырями, замотал головой, соглашаясь.
– Получается, что мы, как высококвалифицированные спасатели должны в кратчайшие сроки обнаружить злоумышленника или, тире, группу злоумышленников, посягнувших на самое ценное, что есть у молодой американской республики. Готов выслушать предложения команды.
Второй номер воспринял происходящее наиболее близко к сердцу. Делясь с президентом последним, что у него имелось в сейфе, кукурузными хлопьями, он предложил:
– Запрем товарища в спальном отсеке. Герасим может и в гамаке работать.
– Мм, – тут же заявил третий номер, по случаю общего собрания покинувший штатное место.
И я с ним согласился.
– А кто работать на процветание страны будет? Кто выступать перед американскими солдатами и матросами станет? Вот мне тут товарищ подсказывает, что у него через тридцать минут встреча с национальной хоккейной лигой. А что это такое? Вы же вроде пакт подписали лет эдак две тысячи назад, что ни при каких условиях играть не будете? Жульничаете, да?
Президент, отогревшись в кабине, объяснил, что молодая республика намерена сезон-другой в третьей лиге шайбу погонять ради поднятия мирового имиджа.
– Ладно, – подмигнул я. – Два сезона не четыре. Не забудьте только на майках наклеить логотип подразделения "000". Сегодня, однако, обойдемся без встреч. Опасность за каждым углом, так и зарубите на своем носу.
Товарищ американский президент опасливо покосился на мои руки и зажал ладошками нос. Нервный он какой-то.
– Но вернемся к нашим баранам. Гера, а у тебя мысли какие?
– Мм.
– Первое предложение отклоняется. Для этого хороший двойник нужен. Кроме нас, мы никому другому доверять не можем. А вы посмотрите на него, и на себя. Товарища полгода откармливать нужно, чтобы до наших габаритов дойти.
– Мм?
– Второе получше. Но, скажи, Гера, кого, а главное куда мы будем внедрять секретного агента. Мы же не знаем, что за группа забрасывает угрозами товарища президента. Боб, наклей товарищу еще нашатырный пластырь. Милашка, что молчишь?
– Разрешу самостоятельно себе заметить, что единственная возможность сохранить жизнь нашему дорогому гостю… Роберт Клинроуз, в аптечке еще нашатырные пластыри были… это сопровождать его. Находиться рядом и день и ночь. Не выпускать его из вида ни на одну тысячную, да что там говорить, ни на одну десятитысячную долю секунды. И когда недоброжелатель, а в нашем случае мы имеем именно недоброжелателя, вздумает выразить свои мысли в действие, мы – тут как тут. Герои и лучшая в мире спецмашина.
– Смело. Откровенно. Ново. От лица американского президента объявляю благодарность.
Милашка аж динамиками захрюкала от собственной сообразительности. Но, пришло время сказать и веское командирское слово:
– Мы все хорошо подумали, но я решил! До окончания срока нашей командировки выполняем исключительно задание по охране товарища американского президента. Гера, спальный отсек освободи. А за невыполнение приказа, третий номер, расстрел на месте. Потому, что работаем по коду "ВВ", что означает Военное Время. Боб, отвечаешь за трехразовое питание. Что значит продуктов нет? Или мне все твои заначки рассекретить перед лицом твоего соотечественника? Стыдно, товарищ спасатель. Повозим товарища по местам выступлений. Заодно и присмотримся друг к другу. Может и в гости в Россию позовем. Хочется ведь в Россию, товарищ американский президент?
Но высокий человек с бородкой ничего не ответил мужественному майору, склонившемуся над ним. Он, прислонившись спиной к мягкой, теплой и чуть вибрирующей поверхности надежной русской машины, спал. Его лицо стало спокойным и большое американское сердце стучало ровно и тихо. Гостевая откидная скамейка самостоятельно опутала человека с бородкой ремнями безопасности, подсунула под ухо толстый журнал с картинками, и оттого у высокого человека даже во сне не пропадало чувство спокойствия.
Никогда, никогда еще он не был так спокоен. Высокий человек с бородкой спал и видел сон, как он, высокий человек с бородкой, едет, сидя на верхней башне русской спецмашины по русской столице и его встречает весь русский народ. Машет, приветствуя, разноцветными флагами и дарит ему многочисленные улыбки и беспроцентные кредиты. И навстречу к нему, по красной дорожке, с отлепившейся липучкой на ботинке, спешит русский президент. И тянет к нему для крепкого рукопожатия руку….
– Тише всем! – приказал я, накрывая президента парадным мундиром. – Не видите что ли, ему всякая фигня сниться.
Тиха американская ночь у белого домика президента.
Милашка, задействовав внутренние резервы генераторов, поставила защитный экран. Но для этого пришлось опустить стальные щиты с окон и распахнуть форточки. Но защитный экран, ограничивающий проникновение крупных объектов, не спасал от наглых американских комаров, которых за кровожадность местные жители называли москитами, очевидно, намекая на жителей другой, более спокойной во всех отношениях, столицы.
Герасим на всякий случай выпустил из зоологической лаборатории спецмашины своих любимцев. Сорок две столичных сторожевых. Гавкали всю ночь, мешая третьему номеру нормально подготовиться к новому рабочему дню. Иногда слышались жалобные человеческие крики, но мы посчитали, что хороших американцев наши собачки кушать не станут. Охрана предупреждена, ворота возвращены на место. На проволоке, временно, но возвращены.
Боб всю ночь подсчитывал убытки от благотворительных обедов. Иногда жалостливо всхлипывал.
А я тихо сидел в верхней башне, любовался непогодой и без устали стрелял из строенного пулемета по сторонам, куда командирский глаз глянет.
Далеко за полночь пошел кислотный дождь. Тяжелые зеленые капли стекали по экрану, рисуя на нем замысловатый узор, в котором я вдруг увидел русские бескрайние поля. Защемило сердце, просясь на родину. Но самоволки у нас, спасателей, не в почете. Есть работа, есть долг. И есть, в конце концов, товарищ американский президент, который доверил нам свою бесценную, в рамках Америки, разумеется, жизнь.
– Вот на это деление рычажок короткими, а на этот длинными. Ракеты не трогай, их списывать тяжело.
Сменивший меня в четыре часа утра товарищ американский президент удобно устроился на сиденье стрелка и продолжил начатое мной дело, неусыпно охранять товарища американского президента. А что? Охрана охраняемых дело рук самих охраняемых. Пусть учится.
