Текст книги "В переплете Книги Знаний (СИ)"

Автор книги: Сергей Кочетов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)

Глава I

В отличие от большинства, у Гаузена были свои причины, чтобы оказаться в таверне. Сидя за столиком, сначала он потер подбородок, потом погладил губу, на которой не было ни единого намека на пробивающиеся усы, а затем быстро оглянулся вокруг, делая вид, что разминает шею. Движение вышло довольно нелепым, и юноше мало чего удалось разглядеть.

«Глупо получилось» – подумал Гаузен. – «Вот так я и провожу свои лучшие годы».

Он как никто другой знал, что разные глупости привлекают больше всего внимания – про выходки Леканта знала половина Велитии.

«А если знают за ее пределами» – рассудил Гаузен, – «то не видать Леканту приличных невест, как наводнения в Хаслинской пустыне».

Впрочем, кое-что из репертуара принца знал один только Гаузен. Например, Лекант любил отковырнуть камешек-другой с зубцов замка, а потом сверху кидаться ими прямо на шлемы скучающих стражников.

«Если бы Лекант не разваливал свой старый замок, то и новый строить не надо было» – презрительно скривился Гаузен.

Будто бы в такт мыслям юноши неподалеку устроился довольно мерзкого вида тип, который, похоже, тоже любил заниматься всякой малополезной ерундой. Он бездумно отрывал щепки от стола, внимательно рассматривал каждую, а потом швырял на пол. Наконец, оторвав стружку покрупнее, мебельный потрошитель начал с остервенением ковыряться в зубах. Тут любитель оральной гигиены повернул голову, и Гаузен увидел, что правая половина его лица изуродована огромным шрамом, будто вместо подушки тот заснул на раскаленной сковороде.

Возможно, хозяин таверны и сказал бы пару ласковых, но рядом со столовым вандалом сидела парочка приятелей столь же несимпатичной наружности. К слову, они и называли его то Зубочистом, то Зуботычем, то просто Зубом. Да и вооружены они были вовсе не деревянными зубочистками.

– И тогда ему говорю: Обиделся, что ли? Да не расстраивайся ты так! Делов-то – всю семью перебил. Новую заведешь! – громко похвалился один из головорезов. – А после я сварил кашу из топора прямо в его горячих мозгах, а череп ему был вместо котелка!

«Всегда удивлялся, что всяких нелюдей друг к другу будто веревкой тянет» – подытожил Гаузен и решил больше не глядеть в сторону дурной компании. Впрочем, он пришел сюда не в поисках красоты. Вместо того чтобы просто напиться-наесться и переночевать, он должен был заниматься вещами, которые делать ему совершенно не хотелось. А причиной всему послужил еще не построенный замок.

«Не самое подходящее место и время, чтобы завести новых друзей» – подумал Гаузен, и, усевшись поудобней, решил пока просто прислушиваться к тому, что творится вокруг.

До Гаузена донесся зловещий скрежет, напоминающий дробление породы в каменоломне. Но это всего лишь беззубая старушка из дальнего угла тщетно пыталась размягчить булку в тарелке супа. Но хлеб, своей твердостью, похоже, превосходивший возможности ветхих челюстей, упорно сражался за свою целостность.

Печальное зрелище натолкнуло Гаузена сразу на две мысли. Первая была о том, что ни в коем случае не следует покупать здешний хлеб, а вторая напоминала ему о камнях, то есть возвращала непосредственно к цели его путешествия. Лекант собирался построить новый замок и отправил Гаузена на поиски подходящего для строительства участка. Замок, конечно, не построишь, где попало. Но вот на само возведение уйдет столько сил, материалов и времени, что эти планы можно было отложить хотя бы на пару месяцев. Так что Гаузен потихоньку проклинал принца и надеялся управиться с этим скучным занятием как можно поскорее.

В любое другое время Гаузен был бы рад хоть ненадолго избавиться от компании несносного принца, но не в этот раз. Сейчас юноша предпочел бы отсидеться в Вейносте, а не мотаться по всей Велитии.

Гаузену грозило пропустить подготовку, возможно, самого грандиозного события, которое ему бы удалось увидеть в своей жизни. Праздник – сам по себе событие редкое – не на шутку тревожил воображение юноши. Репетиции представлений, приготовление изысканных блюд, подготовка парада… Это был далеко не полный список тех вещей, которых Гаузен лишался, находясь вдали от дома. Кульминацией всех событий должен был стать выбор невесты, ведь иначе принц не имел права на ношение короны. Наверняка Лекант намеренно лишил его этих удовольствий и убрал от глаз подальше, чтобы Гаузен не путался под ногами. И теперь юноше только и оставалось надеяться как можно быстрей собрать нужные сведения и вовремя возвратиться обратно во дворец.

– И тут мне навстречу целая стая чудовищ как заверещит страшным голосом! – нагнетал историю для своего приятеля пьяница с одного из столиков.

– Каких чудовищ? Погромов? – спросил тот, что потрезвее.

– Да нет, поменьше… – замотал головой рассказчик.

– Поганцев? – сморщив нос и торжествующе подняв брови, попытался угадать собеседник.

– Нет, не их… Но тоже мерзость одна… Вот с таким носищей, – прижал нос пропойца к плечу и вытянул руку, будто бы изображая аиста.

– Древни что ли? – вконец запутался приятель выпивохи, имея ввиду живые деревья, иногда наводившие страх на заблудившихся путников.

– Ну, не чтобы совсем древние… Но сколько я себя помню, всю жизнь проливаю кровь в борьбе с этими крово.. кхм… упивцами. Я их укокошил не меньше тысячи!

– Ты плети да не заплетайся! – перебил собеседник и предположил: – Это нетопыри?

По его постепенно скучнеющему лицу было ясно, что вариантов у него уже почти не оставалось.

– Да нет… Не упыри… Поменьше будут, да и визгу от них как от… свином… свином…

– Понял! С вином тебе надо завязывать! – заявил благодарный слушатель, который, по-видимому, решил умственно сравняться со своим приятелем-рассказчиком и потянул его кружку на себя.

– Не-не… не это! – воспротивился пьяница то ли вероломному захвату своей кружки, то ли финалу истории, до которого он безуспешно пытался ее довести. – С вином… Свино… Опа-опа… Опоросившейся свиноматки! Со свинопасеки! Вот так они визжали! – и пьяница изобразил неприличное животное настолько истошно, что Гаузену пришлось слегка прочистить уши.

– И впрямь, визжит, как будто его режут, – ухмыльнувшись, произнес тощий тип за столом, на который Гаузен избегал поворачиваться.

– Комары что ли? – догадался собутыльник рассказчика.

– Ну да они, они самые! Целую тучу я тогда их перебил, – похвастался тот.

– Ну ты и врун, – подумав, осудил собеседник болтуна, от разочарования несколько ослабив хватку на спорной кружке. – Где же им тучам быть, когда у нас во всей округе ни одного завалящего болотца не сыскать?

– Ну, если так, – уязвленно отозвался первый пьяница. – Если ты называешь меня вруном, да еще при всем народе, то тогда… – еще сильней повысил голос обиженный выпивоха, приподнялся на стуле и с вызовом посмотрел на усомнившегося приятеля. В затхлом воздухе таверны запахло скандалом. Рассказчик же, пользуясь тем, что его непосредственный слушатель отвлекся, ловко вернул свою кружку, и, не скрывая радости, поднял ее вверх. – Тогда выпьем же за мою брехню… единственную и неповто… неповтор-римую в своем роде!

Гаузен вздохнул с облегчением. Только потасовки ему и не хватало. Хотя он даже и не знал, что было бы лучше – вернуться к Леканту с пустыми руками или с набитой мордой? Прокрутив в памяти без труда добытые сведения, юноша отметил, что, скорее всего, в округе нет болот и чудовищ, которые могут помешать строительству. Но тут же прикинул, стоит ли ему доверять какой-то спившейся деревенщине?

«Как говорится, одна голова хорошо, а две пьяных – ничего хорошего» – рассудил Гаузен и продолжил вырывать крупицы смысла из общей неразберихи людских голосов.

У окна он заприметил двух посетителей ученого вида. То, что они как все не взяли себе выпивки, выдавало их с головой. Кроме того, их разговоры пестрили разного рода премудростями. Сам Гаузен поначалу не обратил на книжников внимания, считая их чересчур заносчивыми и занудливыми. Но после только что услышанного потока бреда юноша решил на время перебороть свою давнишнюю неприязнь:

– Послушай-ка шутку! Заходит скелет в питейное заведение и просит: Мне кружку вина и тряпку!

– И что из этого следует? – не понял собеседник.

– Что-что? Ты себе представляешь, как он напьется? – давился от смеха рассказчик.

– Да вот и я о том же! Впервые слышу, чтобы мертвые что-то пили, – недоумевал его приятель. – А тряпку зачем? Что он там собрался себе прикрывать? У него же ничего нет!

– Ну а ты представь! Он ведь кости себе замочит! – пытался объяснить по-человечески любитель веселых историй.

– Кости? Мало того, что он пьющий, так еще и азартными играми увлекается! Совсем нежить распустилась! Ну что за поколение пошло! – начал громко жаловаться слушатель, от которого смысл шутки ускользал все дальше и дальше.

– Да при чем тут это?! – начал выходить из себя рассказчик, пытаясь наглядно показать, в чем тут соль. – Вот скелет! Вот таверна! Вот он заходит…

– Я все понял, – неожиданно заявил недогадливый до сих пор слушатель.

– Что понял? – спросил рассказчик, уже отчаявшийся донести истину.

– Знал я одного типа, так он до смерти боялся скелетов… – издали начал собеседник.

– И что с того? – не понял рассказчик.

– Я же сказал – до смерти. Когда он увидел скелета, то первый же испуг стал для него последним. Так что скелету выпивки бы никто не подал. Все бы умерли от страха. Ведь так? – подвел черту слушатель, судя по голосу, полностью уверенный в собственной правоте.

– Не так! Все не так! – не выдержал рассказчик и сорвался на крик. – Вот! – схватил он кружку с водой, и, делая вид, что собирается из нее выпить, пролил ее мимо рта. – Вот как бы все вышло! Теперь понял?!

– Кружка была у скелета дырявая что ли? – удивился слушатель.

– Черепушка у тебя дырявая! – не выдержал шутник и замолчал.

«Этот разговор скверно пахнет» – подумал Гаузен. – «Только всякой нежити мне здесь и не хватало».

Юноша попытался еще чего-нибудь подслушать, но посетители как будто сговорились и болтали о разных пустяках.

«Придется порасспрашивать» – решил Гаузен.

Чего ему не сильно-то и хотелось. Принц Лекант не подозревал в измене разве что собственное отражение в зеркале и строго-настрого запретил Гаузену кому-то хоть что-то рассказывать о заданном поручении. Встречные же люди могли заподозрить, что он ищет клад и увязаться следом. При этой мысли Гаузен покосился на трех громил за столиком у окна.

«С такими я даже в одну лодку в случае кораблекрушения не сяду» – подумал Гаузен, выбирая себе собеседника. Пьяницы были разговорчивы, но никакого доверия к их болтовне у юноши не было. Ждать же, пока они протрезвеют, он не собирался. У старушки не было половины зубов.

«Наверное, она обломала их об эту булку» – решил Гаузен. – «Вряд ли я что-то разберу из ее шамканья».

Шибко умной парочкетоже Гаузен не доверял – они могли запросто своими «что» да «зачем» свести на нет все его вопросы. Да они первей его зададут, чего ему надобно в этих местах, а отговоркой «просто гуляю» их не убедишь. Гаузен уже подумывал расспросить трактирщика, но тот показался ему скупым на слова и жадным до денег.

Пока Гаузен оглядывался да прислушивался, прямо напротив него уселся потрепанного вида посетитель в лохмотьях. Сначала он посмотрел на Гаузена, но его взгляд не задержался надолго и застыл на принадлежащей юноше тарелке.

«Да это еще больший голодранец, чем я сам» – подумал Гаузен и уже хотел было прогнать побирушку, но в последний момент отказался. Не то что бы Гаузену вдруг захотелось принять самое горячее участие в его плохой жизни. Просто по его виду и поведению юноша решил, что бродяга прилично здесь задержался и может что-нибудь да рассказать.

– Как жизнь, оборванец? – ободряющим тоном поинтересовался Гаузен. – Настрадался, небось, пока добирался сюда?

– Вообще-то я уже давно ошиваюсь в здешних местах, – жалобно залепетал в ответ бедняк. – Но странствовал по миру немало. Все ноги в пыль истер.

Тут нищий приподнял подол лохмотьев и показал обрубки, своей длиной едва достигающие колена.

– Матушка моя гусыня! – поразился Гаузен и подумал: – «Мне срочно нужна лошадь, а не то закончу, как этот калека».

– Как же ты тогда передвигаешься? – переборов потрясение, участливо поинтересовался Гаузен.

– Ну, как-как? На руках вот и ковыляю. Не видно было что ли, как я вошел? – неожиданно насторожился калека.

– Да я и не заметил как-то, – закатил глаза Гаузен, стараясь не касаться того, чем он еще недавно был так поражен. И не обратил внимания, как нищий при этом обрадовался.

– И хорошо… Хорошо, что не увидел, милостивый господин, – умиротворяюще заверил безногий. -Ведь это такое душераздирающее зрелище! А мне не хочется портить настроение таким славным людям, как вы.

«Какой разговорчивый попался» – подумал Гаузен. – «Надо бы его еще разболтать».

– Ай-я-яй, какая досада! – участливо запричитал Гаузен и прибавил. – Слушай, может, у тебя ноги все-таки погромы здешние отгрызли?

– Да вы что! Какие у нас погромы! К тому же всем известно, что погромы начинают есть с головы, а ноги оставляют на потом… На студень! – при этих словах калека снова покосился на миску Гаузена.

– Да уж. Это тебе точно не пряники-коврижки, – согласился Гаузен, у которого с каждым новым словом аппетит пропадал все больше и больше.

– А может это был… дракон? – не отставал юноша. Оборванец снова уставился на него в непонимании, но Гаузен все же решил доиграть попытку до конца. – Ну, летел он себе мимо, и вдруг… Ам-ням! И ног как не бывало.

Голодранец, не прекращая, все так же настороженно смотрел на Гаузена, и юноша решил, что драконы здесь тоже вряд ли обитают.

– Ну да, как же я сам не подумал, – притворно покорил себя за забывчивость Гаузен. – Дракон – тварь привередливая. Сначала пожарит, а потом пожует. Прям как человек!

В этот момент аппетит у юноши пропал окончательно.

– А может, нежить какая местная… или призраки… – еще раз попытался Гаузен.

– Это как же мне призрак вдруг ноги-то отгрыз?! – не выдержал калека. – У него зубов нет, да и едят они всего ничего, только пугают до смерти! Какие-то ты странные вопросы задаешь, милостивый государь! Издеваешься, что ли, над моим увечьем?

– Что ты, что ты, – попытался примириться Гаузен. – Зачем мне тебя обижать? У каждого свои недостатки водятся. У меня вот, к примеру… – призадумался Гаузен, что бы такое наплести, чтобы разжалобить нищего, – есть под штанами на одном месте один нарыв. Иногда зудит так, что ночами плохо спится. Да и то только на животе… «И звать его Лекант» – чуть было не добавил Гаузен, но вовремя прикусил язык, не зная, чего следует опасаться больше – публичного оскорбления члена королевской семьи или разглашения имени хозяина, чего Лекант категорически запретил.

Нищий, судя по лицу, не поверил Гаузену, но постеснялся потребовать наглядных доказательств. А, может, и принял эти слова за чистую монету, но не считал, что подобное несчастье сравнимо с его увечьем. Так или иначе, он заметно успокоился, и Гаузен продолжил:

– Вот я и гулять стараюсь побольше… Лошадью-то не могу, разве что в телеге. И хотелось бы узнать, нет ли тут какого-нибудь поля, желательно поровнее да пораздольнее. А то за деревьями да за холмами по два чудища могут спрятаться. Терпеть их не могу!

Нищий хитро прищурился, и Гаузен догадался, что одной лишь вежливостью тут не обойдешься.

– И рад бы рассказать, да у меня дело срочное… Монетку где-то здесь обронил. Случайно не попадалась? – как бы между делом поинтересовался нищий.

Гаузен со вздохом сунул руку в карман и вытащил оттуда зазубренный медяк.

– Не эта? – устало предположил он.

– Вообще-то у меня была серебряная, – начал нищий, но, наткнувшись на сердитый взгляд юноши, спешно поправился:

– Но я недавно ее разменял, а сдача куда-то меж досок закатилась. Как я вам благодарен, что вы ее нашли, милостивый вы мой благодетель!

Услыхав подобное обращение, Гаузен начал сомневаться, не переплатил ли он?

– Ну, так что за место? – поторопил калеку Гаузен.

– Можно мне вашу тарелку, – осторожно попросил нищий, но, видя возмущение Гаузена, пояснил:

– Я только покажу… как на карте.

Гаузен с недоверием протянул ему свой обед.

– Есть тут у нас одно местечко, – бубня под нос, нищий провел по ободку миски. – Ну очень плоское. Слева горы, – калека, к недовольству Гаузена, приподнял пальцами кусочек мяса. – Справа – лес, – при этих словах нищий вытащил из похлебки морковку и поставил ее носом вверх, будто бы изображая елку. – Там еще развалины, но ничего страшного – они мало кого привлекают. Не то, что погулять – заночевать можно. Заброшены, правда, немного…

– Слушай, а руины случайно не прокляты? – всполошился Гаузен.

Оборванец, по-видимому, не понимающий, чего ожидает юноша, начал путаться:

– Ну почему же сразу прокляты? Проклинают у нас обычно… погоду! Вот как встать с утра-то…

– С утратой ног? – не понял Гаузен и прикусил язык, вспомнив, что зарекся возвращаться к этому вопросу.

– Да нет, – махнув рукой, не стал особо обижаться нищий. – С утра-то встанешь… Ни снег, ни жара… Не пойми что за погода. Неурожаи годами бывают! И чем только людям не приходится заниматься, чтобы прокормиться!

– Ты мне ответь, прокляты руины или нет? – перебил Гаузен, которого мало волновали местные новости.

– А кто их знает? Может и прокляты… Но кому охота проверять? Не помню, чтобы кто-то там пропадал… Да и чтобы кто-то туда ходил лишний раз тоже не припоминаю, – бормотал под нос нищий, торопливо подъедая похлебку, пока Гаузен не предъявил на нее законные права. Но Гаузен, не без сожаления наблюдая за исчезновением заслуженного обеда, все-таки получил нужные ему сведения. Юноша хотел было даже пожелать проголодавшемуся калеке не запачкаться, но одежда последнего была настолько грязной, что Гаузен счел это замечание неуместным.

– А как туда дойти? – вспомнил о самом важном юноша.

– Я бы вам показал, – сокрушался нищий, только что доевший чужой обед. – Но мне кажется, я обронил еще одну монетку…

– Да у тебя их там что? Миллион?! – раздраженно перебил Гаузен.

– Если не знаете, то я на улице поищу... Может, по дороге сюда обронил, – разобиделся нищий, поняв, что Гаузену без него никак. Юноша, едва скрывая ненависть к нищему, прикинул, сколько у него осталось монет, и чуть слышно проскрежетал: – Да чтоб у тебя ноги отросли… из другого места.

После чего все же взял себя в руки:

– Кажется, она у меня под правым сапогом. Серебряная, – заверил Гаузен и утверждающе кивнул головой вниз. – Я бы с нее сошел, да вот не знаю куда идти, – многозначительно посмотрел юноша на нищего.

Нищий, обрадованный перспективой скорого обогащения, нагнулся к уху путника и быстро, будто бы доверяя важную тайну, зашептал:

– Да очень просто до того поля добраться. Вы, главное, идите по узкой тропинке от этой таверны… будет развилка… сверните на левую… которая уже поросла… – давал подробные указания нищий.

Гаузен старательно дослушал до конца и, удовлетворившись ответом, отодвинул сапог.

– Матушка моя гусыня! – с напускным разочарованием воскликнул Гаузен. – А это не монетка, а плевок, – и, плохо скрывая удовольствие от розыгрыша, попытался успокоить нищего. – Но ты ее поищи, поищи! Должна же она где-то быть, между щелями да досками…

Тут Гаузен встал из-за стола и отправился в комнату наверх, чтобы отдохнуть перед завтрашним походом. Но, не сделав и пары шагов, споткнулся о чью-то не к месту выставленную ногу. Едва не растянувшись на полу, он успел остановить падение, уперев руки в ближайший столик. Перед глазами промелькнул побирушка, удирающий на волшебным образом выросших ногах, вероятно здоровых до кончиков ногтей.

Гаузен заметил, что все вокруг смеются над его неудачей, и торжество от успеха сменилось горькой обидой и презрением к окружающим. Он раскусил, что о том, что калека ненастоящий, давно знает вся округа, и тот выманивает деньги только у приезжих. По-видимому, у лже-инвалида получалось подгибать колени особым способом, выдавая ноги за культи.

– Крутить-колотить! – грязно выругался Гаузен и закричал вслед. – Ах ты, жухало поганое!

Гаузен уже хотел было пуститься за обманщиком вдогонку, но между его пальцев, растопыренных на досках стола, воткнулся здоровенный нож.

– Эй, сопляк, ты кого жухалом назвал?

Гаузен поднял глаза и увидел тех самых трех типов, в чью сторону он старался лишний раз не глядеть.

– Ты, случайно, столом не ошибся? Пока ты не пришел, здесь сидели одни только честные люди, – издевательски заявил самый крупный из них, после чего оставшиеся два, как по приказу, дружно захохотали. Похоже, что он был главным. Гаузен вспомнил, что пособники пару раз назвали его Кловиадом.

Тут худому типу с серьгой в ухе, видимо, захотелось выжать еще немного денег из доверчивого странника. Небрежно махнув рукой, он опрокинул кружку, отчего на стол вылились остатки мутной жидкости.

– Эй ты, бродяга! Не видишь, что ты наделал? Ты весь стол растряс!

– Это я-то растряс? Да я слегка только коснулся! – заспорил Гаузен.

– Ты мне кружку выпивки должен, – внаглую затребовал тощий.

– Да в ней почти ничего не было! – возмутился Гаузен.

– Ага! Значит, теперь ты не отрицаешь, что уронил кружку! Тогда плесни, а то как бы полоснуть не пришлось! – отрезал неприятный тип и двинул кружку на край стола.

Юноша, сохраняя спокойствие, взял кружку и демонстративно сплюнул в нее.

– Столько хватит? – хладнокровно поинтересовался он.

Побагровевший от гнева бандит вскочил и потянулся было к оружию.

– Клянусь своей зубочисткой! Я порежу его на куски!!! – поддержал товарища второй бандит. Но решающим оказалось слово Кловиада:

– Остынь, Репей. Спокойно, Зуб. Этот чужак, похоже, не понял, с кем связался. Я не злопамятный, парень… Принесешь нам выпить на троих и можешь убираться отсюда целым и невредимым.

– Убираться?! – возмутился Гаузен. – Я тут комнату снял! Где мне, по-вашему, отдыхать?

– Видимо, парень, с тобой не договориться, – скучающим голосом произнес главарь. – Но я не злопамятный, – вновь повторил он. – Я мщу на месте. А отдохнешь на ближайшем кладбище.

Предводитель шайки молниеносно вытащил меч. К счастью, Гаузен успел схватиться за свою саблю и отразил удар.

– Я вам покажу пряники-коврижки! – пригрозил Гаузен и вместо щита схватил в левую руку табуретку, направив ножки на врагов. Три бандита начали теснить его, и юноша понял, что он столкнулся не с простыми трактирными пьяницами, а опытными наемниками. Вскоре Зубочист выбил табуретку из рук Гаузена, и юноша решил занять более выгодную для обороны позицию. Подпрыгнув, Гаузен схватился за балку и перелетел на ближайший столик. Вновь выхватив саблю, Гаузен начал скакать по столам, отражая удары бандитов и совершенно не замечая, что сметает вниз всю еду и посуду других ни в чем не повинных посетителей. Вскоре пол стал таким скользким, что по нему стало трудно передвигаться.

С пониманием к незавидному положению Гаузена отнеслась одна только беззубая старушка. Она подняла булку с пола и безуспешно продолжила грызть ее дальше. Большая же часть таверны ринулась поквитаться с наглым чужаком, попутно устроив свалку в дверях, так что Гаузену едва удалось унести ноги. Хозяин таверны, изрядно раздосадованный погромом, без разбору колотил всех и вся. Одному из бандитов удалось прорваться сквозь толпу и догнать юношу.

– Я скормлю твои фаланги росомахам! – пригрозил Зубочист и метнул руку, схватив Гаузена за плащ. Гаузен, развернувшись, рубанул клинком наотмашь, но попал не по бандиту, а по своей же накидке. Ветхая ткань, не выдержав, порвалась, оставив изрядный лоскут в руках противника. Заехав удивленному разбойнику кулаком, сжимавшим клинок, юноша решил не добивать обидчика, а поскорей убраться подальше от разъяренной толпы.

– Не ночевать мне сегодня в тепле под крышей, – опечалился Гаузен, но тут же успокоил себя мыслью:

«Ну не убивать же мне было каждого в таверне! Что я, изверг какой?»