Текст книги "Стальная тень"

Автор книги: Сергей Зверев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

9

– Нам сказали, что мы тебя больше не увидим…

– А вы и обрадовались.

– Не сказать, что сильно.

Я сидел в кресле перед Ирмой и Любой, вернувшимися из недорогого, но уютного местного ресторанчика. А пригласили их туда очень вежливые и подтянутые молодые люди, друзья Жукова.

– Девчата, я здесь долго оставаться не могу, – проговорил я, покосившись на предусмотрительно задернутые шторы. – Подтянутые молодые люди могут вернуться с минуты на минуту. Жуков что-нибудь сообщил вам?

Люба переглянулась со старшей сестрой.

– Он просил никому об этом не говорить, – не глядя на меня, произнесла Ирма.

Выбалтывать чужие тайны нехорошо, но сейчас любая зацепка могла спасти мне жизнь или, наоборот, погубить. Погибать ой как не хотелось.

– Ирма, если вы мне поможете… Мне будет очень плохо, – поторопил я Ирочку.

Сообщать, что Комбриг вынес мне окончательный и бесповоротный смертный приговор, я не стал. Пусть девчата спят спокойно.

– Ваш друг попросил нас съездить к одной женщине. Просто узнать, как она, потом рассказать ему, – тяжело вздохнув, произнесла Ирма. – Вот адрес…

* * *

По-моему, Люба с Ирочкой на меня слегка обиделись. Еще бы – явился весь взмыленный, нервный, схватил адрес какой-то неизвестной женщины и был таков. А ведь меня уже искали, не сдавшего «экзамен» шофера давно обнаружили, и теперь Комбриг ищет меня повсюду. Знает ли он об этой женщине, адрес которой лежал у меня в кармане? Жуков даже мне ничего про нее не говорил. Сейчас я знаю, что женщину зовут Наташа и что она живет в подмосковном поселке Улыбино. Вот и все… Что ни говори, эксперимент Комбрига удался. Люба и Ирма оказали мне посильную помощь и на этот раз. Как это он выразился – «проверить способность добрых хороших людей к объединению»… Сам ты, Комбриг, кто? Явно не из добрых. Церемониться со мной не стал. А ведь гостайны я не разглашал, «секретный режим» соблюдал до самой последней минуты. Тем не менее Комбриг решил убить меня. Таким образом, он первым нарушил правила, нарушил определенный «кодекс чести». Значит, и я теперь не обязан ничего соблюдать. От такой дерзкой мысли я аж усмехнулся. Я ведь пылинка по сравнению с Комбригом и его возможностями. Он смахнет меня и не поморщится. Просто теперь мне некуда отступать. А убить меня он решил не из-за «секретов». Убить он меня решил за неподчинение, за отказ. Врага во мне увидел, причем серьезного. И в самом зародыше решил уничтожить.

Ну, а сейчас я еду к женщине Жукова. Возможно, любимой и единственной. Как это пелось в одной хорошей песне – «Я словно бабочка к огню, стремилась так неодолимо – в любовь, волшебную страну, где назовут меня любимой…». Помню и песню, и много еще чего помню. Побывал я в этой «стране», еле живым из нее вернулся. Да, было. Кажется сперва, вот оно – волшебство, рядом. А потом… После одного такого «обрушения волшебства» я к виску пистолет поднес. Но стрелять не стал, мерзко, малодушно получилось. На похоронах наверняка кто-нибудь из сослуживцев мудаком бы назвал. И уж если не вслух, то мысленно, вне всяких сомнений. Смысла стреляться мне не было, через неделю очередная командировка в «горячую точку». Как ни странно, но по сей день жив. И не очень на этот счет комплексую. А вот с «волшебной страной» не сложилось. И в Ирочку я в детстве влюблен не был. Так, милая девочка с лучистыми глазами. А вот Жуков… Сдержанный, слова лишнего не вытянешь, а тогда на мой вопрос, втрескался ли он в нее после того детского фильма, заулыбался: «А хоть бы и так?». Теперь Ирму Жуков увидит нескоро. Он теперь – собственность Комбрига. Между тем за окном электрички появилась название станции «Улыбино». Вот я и приехал, размышления в сторону, вперед, но без песни.

* * *

Ну вот и поселок деревенско-городского типа. Вот и дом 14а. Скромный такой домик, в два этажа, не коттеджного типа, но теплый, с большими окнами, приятного вида. Окна зашторены прозрачными занавесками. На мой стук калитку никто не открыл. Звонок явно не работал. И тогда я по-мальчишечьи перемахнул через полутораметровый забор. Хозяйку участка в двенадцать соток я обнаружил за строением. День был жаркий, женщина загорала в раздвижном кресле. Точнее, загорали ее плечи и лицо, живот и ноги были накрыты халатом цвета морской волны.

– Здравствуйте, Наташа, – проговорил я, отметив, что женщина совсем не смутилась появлению на ее участке незнакомого мужчины.

– Что у вас случилось? – без ответного приветствия тут же осведомилась Наташа довольно неприязненным тоном.

– А что, для встречи с вами обязательно должно что-то случиться? – вопросом на вопрос отозвался я и улыбнулся.

Женщина была весьма приятной внешности, только глаза скрывались за темными очками. Она улыбнулась в ответ:

– Рада поверить, что вы случайный прохожий, но ведь это не так?

– Как вы определили, что я в вашей жизни неслучаен? – тут же переспросил я.

– В моей жизни, – без какой-либо интонации повторила за мной она. – Слушайте, давайте без предисловий. Я вижу вашу фигуру, походку, кулаки. Вы тренированный человек, при этом не спортсмен. И глаза у вас, уж извините… Будто съесть меня готовы.

«Зверюга и есть, – подумал я. – Получается, точно меня Степаныч охарактеризовал!»

– Ну, Наташа, вас ведь так запросто не съешь, – пожал плечами я, чувствуя, что разговор с ходу задался в нужном русле. – Можно подавиться.

– Можно, – кивнула она. – Поэтому на все ваши предложения отвечаю одним словом НЕТ.

– Разве я сделал вам предложение?

– Перестаньте! – вдруг вспылила она. – Я в отставке, вы знаете, почему. Теперь вот моя работа!

Она кивнула в сторону лежащей на деревянном пеньке книжки из серии «Детское фэнтези». Приглядевшись, я увидел, что на задней странице обложки – цветной Наташин портрет как автора книги. Глаза были без очков, мягкие, даже добрые. Увидев, что я заметил ее портрет на «фэнтези», Наташа сняла очки и я увидел те же глаза – светлые и мягкие.

– Вы таких книг не читаете? – спросила Наташа.

– Теперь обязательно прочитаю, – кивнул я.

– Как хотите. Я вот сейчас перечитываю и понимаю, что в этой книге мне удалось далеко не все, что я задумывала. И это прекрасный стимул для написания следующей… Вам это неинтересно? Вы ведь не о книгах пришли разговаривать?

– Не о книгах, – согласился я. – Я пришел к вам по просьбе Жукова.

Ни в лице, ни в глазах Наташи ничего не дрогнуло. Точно я произнес фразу типа – «Бабочки летают, соловьи поют!».

– Вы ведь знаете этого человека? – уточнил я и одновременно подумал, что Наташа могла знать Жукова под другой фамилией.

– И что? – холодно переспросила она.

– Ну… Если я правильно понял, Жуков для вас что-то значит.

Наташа в ответ лишь хмыкнула.

– Что для меня Жуков? – переспросила она после паузы, и тут же сама и ответила. – Ничего.

– Пустое место?

– Нет. Он не пустое место, просто его для меня нет. Совсем нет, понимаете?

– Понимаю, – покачал головой я.

– Тогда можете быть свободны.

В очередной раз я потерял путеводную нить, которая, казалось, была у меня в руках.

– Я буду свободен, – вновь согласился с ней я. – А вот Жуков вряд ли…

– Вы кто? – вдруг очень резко спросила Наташа, и ее правая рука скрылась за креслом.

Тем не менее возможное оружие, она доставать не торопилась.

– Я охранял Жукова, – ответил я. – Мне была поставлена задача сберечь его.

– Вы выполнили эту задачу? – чуть смягчилась Наташа.

– Не знаю, – честно ответил я.

– Послушайте… Я не очень понимаю, кто вы такой?

– Повторяю, я охранял Жукова. А сейчас он оказался у весьма странных людей. Вы знаете Комбрига?

– Возможно, если это руководитель Жукова.

– Я не любитель тайн, но я понял, что Жуков владеет какой-то секретной технологией. Причем очень опасной.

– И вы хотите остановить тех, на кого сейчас работает Жуков?

– Да, – кивнул я.

Что я еще мог ответить Наташе?

– Я вам верю, – вдруг произнесла она. – Если бы вы были провокатором, вы бы начали по-другому. А вы идете напролом, точно вам нечего терять. Что Жуков просил передать мне?

– Ничего. Он просто хотел узнать, как вы живете. Потом рассказать ему.

– Вот теперь я вам верю окончательно! Жуков наверняка даже не просил говорить, что вы от него?

– Именно так, – произнес я.

Если я правильно понял Ирму, то просьба Жукова была именно такого характера.

– Мы не можем встречаться. Никогда не сможем. Жуков и в самом деле занимается опасными разработками. Точнее говоря, мы вместе начинали ими заниматься. Я вовремя остановилась и перешла на девичьи сказки, – Наташа указала глазами на книгу «фэнтези». – А он нет. И, как я поняла, теперь он попал в руки тех, кто использует разработки Жукова в очень недобрых целях. А это, дорогой товарищ, катастрофа. Как, кстати, вас зовут?

– Валентин.

– У меня мама Валентина, – произнесла Наташа и продолжила: – Вы ведь не из наших, я только сейчас это поняла.

– Наши-ваши, – лишь развел руками я. – Я офицер разведки ВДВ. Исхожу из интересов государства, а не личных.

– Вы не наш, – согласилась женщина. – Насчет разработок Жукова вы, разумеется, не в курсе.

– Не в курсе, и слава богу! Главное, я понял, что они попали в руки тех, кто использует их в очень недобрых целях. Это ваши слова, Наташа.

– Я не совсем точно выразилась, – покачала головой моя собеседница. – Дело в том, что эти разработки в принципе нельзя использовать в добрых целях. Человечество нравственно не дошло до того открытия, которым хочет одарить его Жуков.

– Если я правильно понял, то ближайший аналог – атомная энергия. С одной стороны атомные электростанции, с другой – атомное оружие.

– Ну, с другой стороны благодаря атомной бомбе в Европе больше шестидесяти лет не было войн, – отозвалась Наташа. – Но принцип, Валентин, вы поняли правильно. Будь человечество нравственней – и атомная энергия никогда не породила бы Хиросиму. Если хотите знать мое личное мнение, то, чем занимается Жуков, опасней бомбы. Но этого многие не понимают.

– И эти «многие» находятся во властных структурах?

– К сожалению, да. Некоторыми из них поначалу двигали благие намерения, другие же с самого начала были ориентированы исключительно на личную выгоду. Сегодня различий уже не найти. Благими намерениями вымощена дорога в ад. Тяга к деньгам и власти, увы, перевешивает добрые чувства… Именно поэтому теперь все свои способности и знания я реализую для написания детских книжек.

– Как все мрачно, – только и произнес я.

– Человечество никогда не было добрым. Может быть, существовал какой-то непродолжительный период, но потом снова взрывалось. Идеального общества не бывает. Точнее, бывает, но… На одном острове, вблизи Австралии, живет племя аборигенов. В этом племени полное отсутствие какой-либо иерархии, нет вождей, нет более умных, более богатых, более красивых. Религии тоже нет. Нет и преступности. Казалось бы, идеальное общество, верно?

– Ну… Наверное. Торжество демократии и равных прав.

– Еще у них нет денег, собственности, культуры, науки, истории, из одежды, правда, присутствует набедренная повязка.

– Хотите сказать, Наташа, демократия и равенство уничтожили культуру и историю? – переспросил я.

– Нет. Культуры и истории у племени не было изначально, уничтожать нечего. Почему, кстати говоря, их не было? – спросила меня Наташа.

– Дикие потому что, – только и смог ответить я.

На подобные размышления у меня не было времени.

– А почему дикие? – продолжила детская писательница. – Ответ прост – климат, – не дожидаясь, пока я соберусь с мыслями, заключила Наташа. – Он на этом острове просто идеальный для существования человеческого рода. Вот этот род на острове таким образом и существует – с утра проснулись, поели фруктов, сидят на солнце, ждут, когда согреется вода в местном озере. Вода нагрелась, можно искупаться. Потом опять поели фруктов…

– Поели, теперь можно и поспать, поспали, теперь можно и поесть, – закончил я за Наташу.

– Зато никаких войн, убийств, воровства. Потому как воровать нечего и воевать не за что. Даже на животных никто не охотится. Зачем, когда столько фруктов? Таким образом племя живет из столетия в столетие, начиная от сотворения мира, и никуда не двигается.

– Выходит, им и с острова уезжать никакой нужды нет – такого климата больше нигде не отыщешь. Кстати, почему остров до сих пор никто из богатых не приобрел в собственность?

– Думаю, сейчас уже приобрели, – ответила Наташа. – А вообще он считался чем-то вроде заповедника. Так вот, Валентин, вы меня поняли? Идеальные климатические условия затормозили на века человеческое развитие.

– Наиболее дикие племена на планете там, где либо слишком жарко, либо где слишком холодно. Первым нет нужды изобретать одежду, жилище, способы согревания, у вторых, напротив, вся жизнь уходит на то, чтобы не замерзнуть, – подытожил я.

– А развитие цивилизации началось там, где климат был разнообразный, но при этом достаточно жесткий… И еще согласитесь, именно войны, человеческая несправедливость стали основным двигателем культуры, искусства, той же драматургии. О чем пишутся книги, пьесы, ставятся фильмы? Что лежит в основе?

– Драма, – произнес в ответ я.

– Не просто драма, а конфликт, – профессионально поправила меня Наташа. – Конфликт между двумя мужиками из-за одной красавицы, конфликт между двумя государствами, конфликт между личным и общественным… А у тех же островитян конфликта нет. Даже с окружающей средой. Ураганов нет, наводнений нет, эпидемий нет. Женщины все на одно лицо… При всем желании аборигены не могут ничего придумать.

– Война – двигатель прогресса, – в который раз проговорил я очередную банальность.

– Вот мы и двигаемся. А теперь, Валентин, представьте себе, что человечество на пороге открытия, к которому оно нравственно не готово.

– То есть не сможет применить его во благо? – уточнил я.

– Я вам уже сказала. То, чем занимается Жуков, вообще не пойдет ни на какое благо. Это финал человечества.

– И вы так спокойно об этом говорите? – спросил я, почувствовав, что от разговора с этой уравновешенной, негромкоголосой дамой у меня аж дух захватывает.

– А что мне делать? Вешаться? Биться в истерике? Объявить войну организации, на которую сейчас работает Жуков? – женщина позволила себе горькую усмешку.

– Вам видней, – отозвался я.

– Слушайте, господин хороший. Я не знаю, кто вы, из какой разведки, кто за вами стоит. Если вы справитесь с организацией, вытащите Жукова, я вам поаплодирую. Если нет… Поставлю в церкви свечку за упокой вашей души. Но помогать вам… Нет, не стану.

– А как же судьба человечества? – спросил я, опять же в тон ей, с какой-то горькой иронией.

– Мне нет дела до человечества. У меня тяжелобольная мать и все, более ни одного близкого человека. Детей нет и не будет. На сегодняшний день я нашла себя, книги писать мне пока что не надоело.

При этих словах Наташа легким движением руки отбросила в сторону халат цвета морской волны, которым были накрыты ее ноги и живот. И тут я увидел, что у женщины нет правой ноги. Вместо нее уродливый обрубок чуть ниже колена. Такое я видел в госпиталях, результат минной войны или разрывной пули.

– Не смущайтесь и не извиняйтесь, – улыбнулась при этом Наташа, достав из-под собственного кресла костыль и поднявшись в полный рост. – Протез в ремонте.

А она красивая, эта Наташа. Хорошего роста, фигура опять же спортивная. Даже увечье не портило ее, а придавало… Нет, не чувство жалости: Что-то придавало, красоту какую-то малопонятную, покалеченную, но все же красоту.

– Писатель обязан что-то в этой жизни испытать, – произнесла женщина. – Увидите Жукова, передайте, что у меня все в порядке, лучше не придумаешь. Об этом, – женщина кивнула на покалеченную ногу, – он знает.

– Где сейчас может быть Жуков? – задал я свой последний вопрос. – Где он может продолжать свою научную работу?

– Один адрес я знаю. Это в Подмосковье, территория не закрытая, хоть и охраняемая. Запоминайте.

Наташа произнесла все это, не раздумывая и не запинаясь. Дескать, воюй, Емеля, твоя неделя. Ладно, хоть что то.

И хоть кто-то теперь готов поставить за меня свечку…

* * *

Я вспомнил – Надя, племянница моя, одно время книжками этой Наташи просто зачитывалась, приключения там всякие невероятные. По сути те же сказки, но современным языком написанные, причем, надо отдать должное, талантливо. А ведь Наташа точно охарактеризовала хозяев Жукова – сначала ими руководили благородные патриотические мотивы, но потом они поняли, что открытия Жукова (и Наташи!) можно использовать для получения неограниченной прибыли, а также неограниченной власти… А тут какой-то человичишко, какой-то десантничек у них на пути возник. Пылинка, козявка – сметут-раздавят… Хотя пока не раздавили. Поэтому буду как лягушка в сметане, трепыхаться до последних сил. Потом или утону, или масло ногами собью и выскочу.

10

Вот и Жуков! Адрес оказался точным! В окулярах моего миниатюрного бинокля я увидел «охраняемое лицо». Нет, не ошибся я. Другим стал Жуков. Сломалось что-то в его отношениях с Комбригом. Подавлен, точно в плену. Видно, понял то, что в свое время поняла Наташа. «Жуковскую» науку Комбриг и компания обратят во зло. В собственную власть. А власть, как известно, развращает. Абсолютная власть развращает абсолютно. Не мои слова, кто-то из великих сказал, но очень точно…

Так, а вот и охрана. На меня и моих ребят парни непохожи – массивные фигуры, ничего не выражающие лица. Тупые исполнители. Хотя и неплохо тренированные, видно по движениям. Не спортсмены, бойцы. Один прохаживается по периметру забора, еще один на балконе второго этажа, третий выглянул со стороны веранды. Четвертый… Да, есть и четвертый, вот он показался со стороны гаража. Надо сказать, Жукова держали во вполне сносных условиях. Обычный загородный коттедж, коих сегодня не счесть в Подмосковье. Ни колючей проволоки под током, ни рвов, ни злых собак. Жуков прогуливается себе по подстриженным дорожкам, видимо, обдумывает будущие научные открытия. Кроме массивных фигур его стражей, более никого не видать. Я наблюдал все это дело, забравшись на водонапорную башню, сохранились такие, знаете ли, в форме большой гранаты, с лестницей. По счастью, с нее хорошо просматривался указанный Наташей участок. С другой стороны – охранники просто обязаны держать «гранату» под особым контролем. На нее любой наблюдатель может забраться, а то и снайпер. Я убрал бинокль, в надежде, что его блики не успели заметить. Что делать дальше? Выкрасть Жукова? С охраной в одиночку справиться непросто. Меня многому учили, но главное, как говорил все тот же незабвенный Павел Михайлович, не глотать кусок, который не можешь переварить. И еще – любой из разведчиков ВДВ может выпрыгнуть из самолета без парашюта. Но только один раз… Ну, даже выкраду я Жукова. И куда мне с ним? Спустившись с «гранаты», я очень быстрым шагом оказался в березовой рощице. Отметив, что за мной никто не идет, я на всякий случай залег в траве. Издали, среди деревьев, мне видна была водонапорная «граната». Ко всему прочему, охранники должны периодически осматривать такие вот рощицы на предмет подозрительных грибников. О, вот и один из них! Послышался хруст веток, и метрах в восьми от меня появился сутулый, преклонных лет дяденька в куртке и беретке, надвинутой аж до самых глаз. На локте – корзинка, в руках – палка. Грибник шел прямо на меня. Я вжался в землю. Если грибник не наступит на меня своим резиновым сапогом, то не заметит и пройдет мимо. Пожилой дяденька остановился в паре с небольшим метров. И произнес следующее:

– Валентин, ты здесь, я знаю.

– Степаныч? – не веря своим ушам, переспросил я.

Что это? Вновь сработал «коэффициент везения»? Или наоборот?

– Григорий Степанович, – отозвался дядя Гриша. – Маскироваться-то я тебя учил. Оценка – «четыре» с минусом.

– Зато вам – «пять» с двумя плюсами.

– «Шесть», – кивнул Степаныч.

Мне ничего другого не оставалось, как подняться из своего убежища. Степаныч – признанный мастер маскировки, даже не гримировался, а узнать невозможно. Просто чуть ссутулил плечи, брови под беретку спрятал, очками старомодными глаза прикрыл, и не узнать подполковника Зотова.

– Ну вот и встретились, – произнес Степаныч. – Стало быть, и за тобой охота началась? А ты решил сам к волкам в пасть отправиться?

– Верно, – кивнул я.

– Вот и я тоже.

Я лишь понимающе покачал головой. Со стороны посмотреть – стоят двое грибников, беседуют о том, что сыроежки стали мельче, а у подберезовиков шляпка вместо красной стала серой.

– После «Луна-парка» я домой возвращаться не стал, – проговорил Степаныч. – Ты меня за дезертира не считаешь?

– Тебя, говорят, обложили со всех сторон, – ответил я, вспомнив разговор с Лембергом.

– Именно так. А кто говорил? – уточнил Зотов.

– Лемберг Сашка. Он уцелел, но… Долго рассказывать. Ты-то, Степаныч, как здесь?

– Тоже долгий разговор. Я этого Комбрига раньше знал. Как и объект, – ответил Степаныч. – И объект этот мною тренированные ребята охраняли. И сейчас охраняют. Почти все офицеры, на худой конец прапорщики.

Дело серьезное, среди учеников Степаныча тюфяков нет.

– Что за личность Комбриг?

– Он не из военных и не из комитетчиков. Начинал в «оборонке». Его курировало спецуправление КГБ, впоследствии ФСБ. Меня пригласили натренировать группу охраны… На объекте какие-то вещи то ли изобретают, то ли испытывают.

– А зачем ты здесь, Григорий Степанович?

– Затем же, зачем и ты. Дуриком погибать не хочу. А эти паскудники зачистят всех, кто хоть какое-то касательство к Жукову имел. Я это после «Луна-парка» понял. Тебя, грешным делом, похоронил. Но сейчас рад видеть.

– Тебя ищут, меня ищут, – вслух размышлял я. – Интересно. Значит, знаешь Комбрига?

– Ненамного больше, чем ты. Есть объект, его надо было охранять, не привлекая внимания, вот и вся моя тогдашняя задача была. Комбриг меня в лицо тогда не запомнил, но я всегда у спецов на учете состоял. Поэтому и был рекомендован под твое руководство, в охрану Жукова.

– Что за объект?

– Обычный объект спецслужбы. С одной стороны, не привлекает внимания, как бы на виду, с другой – надежно защищен, местонахождение определить не так просто, если заранее не знаешь. Ну: а чем на объекте занимаются, не знал ни я, ни охранники. Присядем, а то целый день на ногах.

– Присядем на пенек, съедим пирожок, – поддержал я Зотова, и мы уселись на толстый ствол поваленного дерева.

– Держи, – Степаныч и в самом деле извлек из кармана куртки пакет с пирожками, – Сволочи они все, – отвлеченно заговорил Зотов. – Я на них всю жизнь пахал…

– Не на них, Григорий Степанович. Ты же сам говорил, что Родине, людям служишь.

– А результат, Валя? Сам посмотри, посуди! Они все сволочи! ВСЕ – СВОЛОЧИ!

* * *

ВСЕ СВОЛОЧИ! Слышал я уже такие слова. Как-то в Чечне послали нас в разведдозор. Причем в «зачищенной» от боевиков зоне. Так по крайней мере штабные говорили. Наша задача была формальным образом проверить подступы к селению, в которое на следующий день должна была нагрянуть группа телевизионщиков. Я взял с собой молодых бойцов и лейтенанта, только-только выпустившегося из Рязанского десантного училища. А я дурак, сказал этому молодняку, что район дескать, зачищен, бдительности не теряйте, но боевиков поблизости быть не должно. Вот двигаемся к селению. И тут один из солдат срывает растяжку. Гремит взрыв, осколками посекает солдата и одного из сержантов. У обоих ранения голени. И тут моего заместителя снайпер укладывает выстрелом в шею. После этого невесть откуда взявшиеся боевики начинают обрабатывать нас из всех возможных видов оружия. Нам посчастливилось укрыться в овраге, где мы сидим, не в состоянии поднять головы.

– Сволочи! – орет лейтенант. – Все сволочи!

Я молча бью его в лицо. Бью умело, так, чтобы он упал на землю, зарылся в нее по самый затылок и не стал мишенью для обстреливающих нас боевиков. И, разумеется, прекратил бабскую истерику. По рации запрашиваем подмогу, а нам в ответ: «Какие такие боевики? Район зачищен!»

– Сволочи, – произношу я, но тут же сам себя и осекаю.

И вновь выхожу на связь. Подходит на сей раз толковый полковник, обещает разобраться. Через пять минут стрельба прекращается, боевики испаряются, точно и не было их. Мы возвращаемся в «точку выхода». Толковый полковник прячет глаза, а потом сообщает, что мой разведдозор попал в засаду, организованную чеченской милицией и внутренними войсками. Те, оказывается, ждали именно в этом месте разведгруппу боевиков, но нас, армейцев, в связи все с тем же пресловутым режимом секретности в известность не поставили. Сколько таких случаев было! Самому впору было волком взвыть и заорать: «СВОЛОЧИ! ВСЕ – СВОЛОЧИ!». У меня тогда сержант от кровопотери погиб, а ему только двадцать лет за неделю до гибели исполнилось. А главная сволочь, как не крути, все равно я. Вернее, дурак! Потому как не сориентировал молодых чтобы под ноги лучше смотрели. Что даже на «зачищенной» (сто раз «зачищенной»!!!) территории расслабляться нельзя! Если бы боец растяжку не задел, мы бы вышли прямиком на бойцов МВД. Те так запросто стрелять бы не стали, разглядели бы своих. А тут взрыв, паника молодняка, выстрелы. Менты и вевешники решили не «упускать попавших в засаду».

* * *

– Согласен, Григорий Степаныч. Сволочи абсолютно все, – кивнул я в тон Зотову.

– Почти, – чуть помявшись, проговорил Степаныч. – Вот что, Валентин! Какая у тебя еще есть информация?

Пару секунд поразмыслив, я вкратце изложил Зотову все, что сумел узнать о Жукове и Комбриге.

– Значит, на днях может выйти закрытый президентский указ о создании Управления координации с министерским статусом? Здорово, Валентин. Как хорошо, что ты мне об этом сообщил. Допускать этого нельзя! Такие, как Комбриг, на все способны. Он нас подставил, ребята погибли, не поморщился. Тебе сделку предложил, получил отказ и тут же списал тебя. А ты списанным быть не хочешь, как и я. Говорил я, говорил – генеральские игры с огнем, Валя. И не с простым огнем…

– С термоядерным?

– С близким к нему, – кивнул Степаныч. – Впрочем, мне о том «огне» ничего неизвестно. Как и тебе. Но Комбрига мы остановим.

При этих словах Зотов посмотрел на собственные часы.

– Без пятнадцати пять. То есть шестнадцать сорок пять, – в рифму произнес Степаныч. – Сегодня в девятнадцать тридцать мы должны будем посетить одно мероприятие. День рождения!

– Чей?

– Генерала Харитонова! Или ты газет не читаешь?

Газеты мне читать не досуг. Но про шестидесятипятилетие легендарного командарма я должен был помнить и так. Генерал-полковник Борис Сергеевич Харитонов, Герой Советского Союза, прославился и в Афганистане, и в Югославии, и в Чечне. Берег солдат, офицеров, всегда грамотно планировал боевые операции, поэтому пользовался безукоризненным авторитетом у подавляющего большинства служивых людей. Однако во время первой чеченской войны Харитонов отказался выполнять откровенно идиотский приказ вышестоящего командования, чем спас жизни многим сотням бойцов. Подготовленная же им самим боевая операция по блокированию столицы Чечни Грозного и, главное, его пригородов была отклонена на самом верху. Строптивого генерала быстренько уволили из Вооруженных сил. Однако Харитонов нашел себя и в гражданской жизни. Возглавил какое-то упадочное сельское предприятие, и не прошло и года, как данный подмосковный район стал одним из самых процветающих. Сегодня у генерала был юбилей, он отмечал его в одном из лучших столичных ресторанов, а Степаныч входил в круг товарищей генерала, с которыми тот был связан еще с Афганистана. Зотов, тогда еще старший лейтенант, готовил разведподразделения, разработал свою методику для действий в горной местности и был поддержан генералом. Вот так-то оно сложилось! Неужели у меня действительно столь высокий коэффициент везения? Что есть, того не отнимешь – было как-то на Северном Кавказе. Штурмовали здание, в котором засели боевики. Добрался я до крыльца, встал на него и метнул в окно того здания гранату. А она об раму и обратно ко мне в ноги! И мне оставалось лишь в стену вжаться… И о боге подумать! Граната по ступенькам, точно лягушка, проскакала и рванула на самой нижней. Таким образом, все осколки ушли вверх! Я тогда подумал – куда ни ложись, а что на небе запланировано, того не обойти. Такой вот «коэффициент». Впрочем, не стоит говорить «гоп»…

– Поговорим с Борисом, – продолжил Степаныч. – Вот если бы удалось выкрасть отсюда Жукова… Смотри, Жуков сообщает ему обо всех этих чертовых разработках, ну а дальше… Генерал имеет доступ в Кремль, к первым лицам. И сейчас, в отличие от девяностых годов, Харитонов в фаворитах, ему собираются доверить руководство парламентской партией власти. Правда, на будущих выборах. У Комбрига в верхах серьезные покровители, но заручившись поддержкой Бориса…

– Дальше: кто не спрятался, тому могила, – кивнул я, понимая, что вес Харитонова в нынешней поитической колоде весьма велик. – Главное, что подписание указа не состоится, и управление автоматически прекратит свое существование.

– Могила будет Комбригу. Жуков тоже рискует, как осведомленный. А мы с тобой, Валя, ведь ничего не знаем. У тебя ведь даже мыслей нет, чем занимается Жуков? – спросил Зотов.

Мысли у меня имелись, особенно после разговора с Наташей, но я решил ничего не говорить Степанычу.

– Хорошие пирожки у тебя, Степаныч. Сам пек? – проговорил я, покончив с едой.

– Сам, – кивнул Зотов. – Не люблю ничего просить, но без помощи Харитонова не обойтись.

– Степаныч, а вот насчет охраны. Ты ведь не первый день здесь по грибы?

– Третий.

– Охрана должна быть натаскана на все сто. А вот ни тебя, ни меня на водонапорной башне не засекли. Как это объяснить?

– Очень просто. Слишком надеются на технику. Датчики там всякие, видеокамеры, прочее. Ты будь уверен, видеокамера тебя на «вышке» зафиксировала. Просто наблюдатель не сидит у монитора круглосуточно. Если кто появляется в опасной близости, техника сама даст сигнал, и будь уверен – Жукова укроют, спрячут и будут готовы дать отпор. Ты на вышке их технику не заинтересовал. У тебя бинокль не бликующий, что ли?

– Из спецэкипировки. Блик есть, но очень слабый.

– Вот техника и не сработала. Но если бы ты там чуть дольше с оптикой сидел, начал бы кого выцеливать, сигнал пошел бы сразу. Но ты не обольщайся, дальние объекты старший группы наблюдения просматривает раза три в день, гоняя запись в убыстренном режиме. Тебя как пить дать заметит. Впрочем, уже заметили!

При этих словах Григорий Степанович кивнул в сторону «гранаты». Я повернул голову и увидел, что около башни развернулось целое боевое отделение. Габаритные ребята с менее габаритным оружием, одетые в черную униформу без знаков различия.

– Сидим тихо, – отдал команду Степаныч. – Познакомимся с ребятишками поближе…