Текст книги "Стальная тень"

Автор книги: Сергей Зверев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Часть третья
Паритет для покойников

1

– Чего тут потеряли, отцы?

Нас со Степанычем окружили пятеро угрюмых бойцов. Зотов вновь надвинул беретку по самые брови, ссутулился, аж усы поникли. Я же натер свою физиономию ладонями, она стала красной, как у сильно пьющего человека, и сморщил лоб, точно силился вспомнить что-то очень важное. Таким образом, мы с дядей Гришей и в самом деле выглядели немолодыми, не шибко трезвыми любителями подосиновиков. Я предусмотрительно скинул и спрятал куртку, в которой лазил на башню.

– А чего такое, сынки? – в тон охранникам отозвался Зотов. – Грибы собираем, вас не трогаем… Что за проблемы?

– Ну-ка, встали оба! – прозвучала жесткая команда.

Все правильно, мы поднимемся, они убедятся, что мы обычные выпивохи, на всякий случай нас обыщут, потом дадут пинков, и на том мы распрощаемся. Однако в таких ситуациях нам со Степанычем на ноги подниматься необязательно. Корзинка с грибами полетела в физиономию охранника, стоявшего справа от Зотова, а того, что был перед ним, Степаныч согнул тычком в солнечное сплетение. Когда Степаныч метает корзинку, берегись – может нос сломать, а то и без глаза оставить. Я, в свою очередь, упал на землю, не дав тому, кто был рядом со мной, ударить меня ружейным прикладом в лицо. В следующее мгновение я схватил бойца за ноги и рванул на себя. Тот, матерясь, полетел назад, спиной накрыв ствол оружия четвертого охранника. Пятого бойца Степаныч отключил двумя ударами – ногой под колено, а когда охранник согнулся, той же ногой в голову.

– Дерьмово вас натаскали! Да еще и хамить не отучили! – Степаныч приставил лезвие к горлу одного из незадачливых охранников.

В моих руках было два изъятых ствола.

– Тот, кто хотел войны, получит ее, – продолжил Степаныч. – Всем лечь на землю!

Охранники повиновались. У того, кому Зотов метнул в лицо корзинку, лицо было залито кровью. Судя по всему, Степаныч сломал ему нос.

* * *

Спустя десять минут мы выбрались на шоссе и поймали попутную машину.

– Пусть знает Петр Петрович. Мы по щелям не прячемся, сами к нему придем. А ребятишки у него молодые, не мной подготовленные, – проговорил Зотов, когда мы уже двигались в сторону Москвы.

– Есть и другие, – отозвался я, вспомнив про Пловца.

Зотов лишь философски пожал плечами. Мол, посмотрим, кто там еще у Петра Петровича имеется… Похоже, Степанычу было важно бросить Комбригу такой вот дерзкий вызов, вот и не предупредил меня дядя Гриша о возможных действиях охраны. Не так уж всемогущ Петр Петрович. Или это Степаныч мне хотел показать, а не Комбригу? Чего теперь думать-гадать? Война для нас – дело привычное. Не мы ее выбираем, она нас… Шофер вел машину, не оборачиваясь и не прислушиваясь к нашему разговору. Комбриг наверняка мог бы связаться с милицией, ДПС, ГИБДД, и нас тормознули бы на подступах к столице. Но Петру Петровичу явно не нужен был лишний шум. Он наверняка попробует перехватить нас в Москве. Наша же задача – добраться до центрального ресторана, успеть на юбилейное торжество Бориса Сергеевича Харитонова. Там нас достать Комбригу будет непросто, ну а потом… Доживем, увидим!

* * *

На торжество ждали представителей президента. Глава государства находился в зарубежной поездке, должен был вернуться лишь завтрашним утром, но при этом не забыл прислать поздравительную телеграмму. Меня поначалу пропускать не хотели, но Степаныч связался по мобильнику с Харитоновым, и тот распорядился пропустить гвардии подполковника Вечера Валентина Денисовича. Боевые соратники не превратились для генерала Харитонова в пустую банальную фразу.

– Гриша! – генеральский бас послышался, как только мы оказались в банкетном зале.

Оба мы выглядели не слишком презентабельно, хотя Степаныч завез меня в какой-то магазинчик, мы купили там пиджаки, галстуки, рубашки и брюки. Не шибко дорогие, насколько позволял бюджет Степаныча. Приблизившись к юбиляру, Зотов пропустил меня чуть вперед. Я впервые видел Харитонова столь близко. Да еще и без военной формы и орденов. Генерал был в подчеркнуто демократичном пиджаке, плотно облегавшим его литую мощную фигуру.

– Подарки, Борис, за нами, – после объятий проговорил Зотов. – Но тут такое дело… Одним словом, поговорить после торжества надо!

– Надо, значит, надо, но сейчас, Гриша, гуляем.

При этих словах генерал поднял резной, отливающий золотом рог, в который только что было налили ароматное красное вино. Харитонов вернулся к столу, а к Степанычу между тем приблизилась миловидная полноватая женщина, видимо, его давняя знакомая. Зотов улыбнулся, перебросился с ней несколькими фразами, затем они вместе отошли в сторону. Ну что ж, гулять так гулять. Степаныч оживленно беседовал со своей знакомой, а я огляделся вокруг, изучая гостей. Было много знакомых лиц, но знакомых исключительно по телеэкрану. Вот известный киноартист, вот мужественный бард, которого непривычно было видеть без двенадцатиструнной гитары, пара телеведущих, политическая барышня патриотической окраски, космонавт гагаринского набора, какое-то умное лицо, которое часто показывают, вот только не помню где. Вот спортивные ребята с накачанными шеями и перебитыми носами, вот кто-то баскетбольного роста с длинной гривой волос, а вот…

Увидев следующего гостя торжества, я отказался верить собственным глазам. Атлетическая высокая фигура в дорогом пиджаке, аккуратная укладка волос, мужественное, притягательное для женского пола лицо. Всего в нескольких метрах от меня стоял Феликс в окружении своей спортивной свиты. Не на нарах бандюга, не в следственном кабинете и не в морге, куда мог бы попасть после неудачного задержания и милицейской пули.

– Известный спортсмен и предприниматель Феликс Георгиевич… – услышал я, как представляют бандюгана двум стройным юным особам.

Да, вне всяких сомнений, Феликс сегодня в почетных гостях. Как только успел после вчерашнего? Впрочем, ему-то что? Стреляли не в него. Интересно, что он будет делать, если заметит меня? На всякий случай я отошел подальше от известного спортсмена и предпринимателя. Не стоит ему видеть меня раньше времени. Комбриг грозился упрятать Феликса в тюрьму, обвинив в убийстве Щербицкого и ранении полковника ФСБ. Однако ничего подобного. Феликс улыбался оскалом триумфатора, вид у него был безмятежный и расслабленный. И тут я окончательно понял замысел Комбрига! Испытание (экзамен) он устроил и для Феликса тоже. Тот оказался не менее исполнительным, чем я, убрал Щербицкого, меня опять же подставил. Такие кадры Комбриг ценить должен, а не в тюрьму отправлять. Только в отличие от меня Феликс перечить Комбригу не стал и принял все условия Петра Петровича. Таким образом, Комбриг решил меня убить, а Феликса сажать раздумал. Ну, ну… Феликс не арестован, напротив, находится в прекрасном настроении. А что, если… Что, если Комбриг заменил меня Феликсом?! Он ведь, этот чертов Петр Петрович, «соревнование» устроил – кто живым до финиша доберется и не обделается при этом. Да еще и голоса против Комбрига не подаст. И получилось в результате, что Феликс – самая подходящая кандидатура. Щербицкого уничтожил, меня тоже завалил бы, но не учел, что я до вертолета сумею добраться… Теперь Феликс цепным зверем будет служить Комбригу. Ту должность, которую сулил мне Петр Петрович, тут же получил Феликс. И это, скорее всего, должность главного палача-ликвидатора при Комбриге.

Я нашел глазами Степаныча, он продолжал оживленную беседу с симпатичной женщиной. Необходимо было предупредить Степаныча, не так все на этом торжестве мило и уютно. Я неторопливым шагом тронулся в сторону Зотова и его круглолицей собеседницы, но тут кто-то вежливо взял меня за локоть. Обернувшись, я вновь готов был не поверить своим глазам. Передо мной стоял Комбриг.

Он же Петр Петрович.

2

– Удивлен, гвардеец? Я, признаться, тоже. Не поверишь, Валентин, но наша встреча – чистая случайность.

Произнеся эти слова, Комбриг улыбнулся снисходительной доброй улыбкой школьного наставника.

– Поработав с вами, Петр Петрович, я разучился удивляться, – сохранив завидное хладнокровие, отозвался я.

– Правильно делаешь, – кивнул Комбриг. – Ну, посуди сам! В друзьях у уважаемого генерала Харитонова вся нынешняя российская элита. По этой самой причине я и оказался здесь.

– Вы – элита. – кивнул я. – А Феликс?

– Ну что Феликс? Если бы ты дал согласие работать на меня, он сейчас был бы в морге, – дословно озвучил мои мысли Комбриг. – Умному достаточно, Валентин. Но нам надо решить, что будет дальше.

– Вы уже решили, – улыбнулся я. – Только я почему-то жив. Вас это сильно смущает, не так ли?

– Ли не так, – передразнил меня Комбриг. – Как мне кажется, ты со своим приятелем решил использовать уважаемого Бориса Сергеевича для борьбы со мной. Без лишних слов, гвардеец, генерал – мой друг и против меня не пойдет. А вы с Григорием – разменные фигурки, пешки. Вы в размен пойдете, точнее, в расход.

– Прямо сейчас? – уточнил я.

– Нет, дадим вас попить, поесть… Потом не взыщи.

Я вновь нашел глазами Степаныча. Он беседовал уже не с приятной подругой, а с двумя высокими ребятами с офицерской выправкой. Зотов был спокоен, даже улыбался им. Но вот за его спиной мелькнул еще один персонаж с офицерской выправкой. Теперь я уже ничему не удивлялся, рядом со Степанычем был Сашка Лемберг, но Зотов его пока не видел.

– Что вы от меня хотите? – спросил я Комбрига.

В самом деле, ну не стал бы Петр Петрович даром языком чесать. Он что-то хотел от меня, но чего, пока я сообразить не мог.

– Да ничего мне от тебя, Валя, не надобно, – Комбриг вновь улыбнулся, точно школьный наставник. – Просто хотел с тобой поговорить. Напоследок. Теперь прощай!

С этими словами Петр Петрович покинул меня, направившись к столу. Точнее, к месту по левую руку от юбиляра. Что произошло?! Такие, как Комбриг ничего не делают просто так.

Я повернулся в сторону Зотова, но не обнаружил ни Степаныча, ни его собеседников, ни подруги. Стало быть, началось. Необходимо что-то делать. Оружия у меня не было никакого, иначе не пустили бы на торжество. Охрана здесь дай бог! Парой прыжков добраться до Комбрига, свернуть ему шею… Потом тюрьма, нет, скорее всего, морг… Торжество еще не началось, гости лишь рассаживались за столом. Я быстрым шагом вышел из банкетного зала в ресторанный коридор и поднялся на третий этаж. Там нашел туалет, а в туалете обнаружил спасительное окно без решеток. Самое умное, что я сейчас мог сделать, – покинуть этот ресторан, ставший для нас со Степанычем мышеловкой. Спуститься с третьего этажа мне труда не составило, городскому альпинизму нас учили не хуже, чем рукопашному бою. Но внизу меня уже ждали. Только я опустил ноги на асфальт, в меня врезался огромный снаряд, который лишил меня равновесия. Я успел закрыть голову, иначе следующий «снаряд» превратил бы мою башку в треснувший арбуз. На меня посыпались удары, теперь главное – не дать загнать себя в угол и запинать. Надо мною высился кто-то габаритный и безжалостный. Однако в какой-то момент он позабыл о собственной защите, и я сумел подсечь его ножищи. Противник рухнул на асфальт, а я, наоборот, поднялся. Однако даже потеряв равновесие, мой неприятель сумел атаковать меня ногой, отбросив на полтора метра назад. Не теряя времени, противник вскочил, а я, в свою очередь, чуть отступил и принял боксерскую стойку. Противник провел резкий удар по воздуху, не давая мне приблизиться, но сам при этом также предпочел отступить. Таким образом мы увеличили боевую дистанцию и теперь взирали друг на друга, не торопясь сближаться. И только теперь я узнал Феликса. Укладка на голове заметно пострадала, лицо злое, нервное. Видать, нешуточно озадачил его Комбриг пару минут назад.

– Зачем, Феликс? – решил завязать беседу я. – Что ты ко мне имеешь?

– Ты большим людям дорогу переходишь. Все время переходишь… – прошипел, скрипя зубами, Феликс.

Одним из этих «больших людей» Феликс считал себя.

– Я перехожу, но только на зеленый свет, – ответил я Феликсу. – В отличие от тебя.

Ответ получился вычурным, каким-то штампованно-высокопарным, но мне надо было протянуть время, выявить слабое место Феликса. А это было не так-то просто. Он готов был в любую секунду взять защиту, и сам искал момент для атаки. И нашел его. Почти одновременно он пробил и левой, и правой, соответственно, в голову и солнечное сплетение. Я сумел блокировать первый удар, от второго ушел и тут же контратаковал сам. Феликс принял мой удар на корпус. Мощный, накачанный мужик, даже не покачнулся. И сам ударил меня в голову. Я вновь сумел уйти, но тут же нарвался на удар ногой в грудь. Феликс сумел сбить мне дыхание и заставил вновь потерять равновесие. Я кувырнулся на асфальте и тут же поднялся на ноги. И вновь нарвался на удар Феликса. Отлетев к кирпичной стене, я не смог сберечь затылок, перед глазами все поплыло. С трудом удерживая тело на ногах, я прикрыл руками нижнюю челюсть и корпус. Феликсу надоели собственные каратистские трюки, и он схватился за какую-то ржавую железяку. Я получил удар в живот и, согнувшись, в одно мгновение сблизился с Феликсом. И тут же применил довольно подлый, но эффективный прием. Собравшись с последними силами, я сумел ухватить Феликса за нос двумя пальцами и резко рванул каратиста вниз. Как только голова Феликса оказалась чуть ниже моей груди, я рубанул его свободной рукой, точнее, ребром ладони, по основанию носа, у самой переносицы. Феликс издал глухой булькающий стон и растянулся у моих ног.

– Вот так бывает, когда храбрости накушаешься, – стараясь нормализовать сбитое дыхание, сказал я Феликсу.

Ответа не последовало.

* * *

Свой удар я знал – глубокий нокаут плюс перелом носа. Феликс не подавал признаков жизни, но тем не менее дышал. Нормализовав собственное дыхание, я извлек из кармана Феликса мобильный телефон. Как и у большинства нынешних пижонов, ошалевших от дармовой прибыли, мобильник спортсмена-бизнесмена имел алмазную инкрустацию. Вместе с телефоном я скрылся в соседнем дворе, отметив, что меня никто не преследует. Уединившись в подъезде, я вызвал последний номер, по которому разговаривал Феликс.

– С кем я говорю? – без лишних приветствий поинтересовался я, как только на другом конце прозвучал ответ.

– Со мной, – ответил мне голос Комбрига.

Вновь «редкостный коэффициент везения»?

– Учтите, Комбриг, или как вас там? Я кое-что собрал про ваши опыты, и если вы вновь решите меня убить, многое будет обнародовано! Подумайте, нужно ли вам это… – я тупо брал Петра Петровича «на пушку».

Но что мне еще оставалось?

– Живи, – равнодушным голосом отозвался Комбриг.

На этом связь оборвалась – Петр Петрович первым отключил связь. Будто бы надоел я ему, получается?! Легко ему сказать: «Живи»…

Вот я опять, что называется, у корыта разбитого. Какой-то ерундой пытаюсь напугать Комбрига. А тому вроде бы все до одного места…

Я вышел на освещенную улицу, сел в первый попавшийся троллейбус. Народу было немного, я присел у окна и на какое-то время отключился от окружающей действительности. Ехать мне было некуда, все имеющиеся нити оборваны. Комбриг – лучший друг всех и вся. Через пару дней будет подписан указ о создании Управления координации. Что после этой самой «координации» начнется в стране, в мире? Со стороны никто ничего поначалу не заметит, но потом… Я и сам понятия не имел об этом. Вот и спрашивается, что делать? Сдаться Комбригу, уволиться из войск, всех, все и вся послать на… И хоть немного пожить, не чувствуя дыхания в спину одной безносой гражданки. Как пелось в одной песне, посвященной «солдатам удачи», легионерам и спецназовцам:

 
Эта невеста не плачет
О суженом на закате.
Поймает солдат удачу
А пуля поймает солдата.
 

Песня называлась «Жених смерти», автора я не помнил.

3

– Валентин Вечер! Мы знаем, ты здесь! Сопротивление бесполезно, ты окружен. Если ты и твои люди немедленно сдадутся, вам будет предоставлено горячее питание, теплое свежее белье и суточный отдых.

Именно так увещевал меня как старшего разведгруппы усиленный мегафоном командный голос. Горячее питание, теплое свежее белье и суточный отдых. Чего еще желать для счастья гвардейцам ВДВ?

– В противном случае ты, Вечер, и вся твоя группа будете уничтожены, – продолжил усиленный мегафоном голос.

Уфф! Я вытер взмокший лоб, оглянулся вокруг. По-прежнему сижу у окна в полупустом троллейбусе. И голос в динамике не сдаться предлагает, а сообщает название остановки. К чему мне вспомнились те уже далекие годы, учения диверсионных и противодиверсионных групп ВДВ? Да, тогда мы облажались, порядком наследили, и нам на хвост сели «противодиверсанты». Окружили, предложили сдаться. Я молодой был, сказал своим солдатам что-то типа: «Русские не сдаются». В результате нас «уничтожили». Условно, разумеется. Горячее питание и теплое белье мы получили, но на три с половиной часа позже, чем могли бы. И всех проблем, как говорится. Потом я побывал на нескольких войнах, многое узнал на собственной шкуре… Как все-таки это заманчиво – горячее питание, теплое белье. Комбриг может и чего больше посулить. Троллейбус затормозил на очередной остановке, и я решил покинуть его. Идти мне было некуда. Поэтому я сделал первое, что пришло в голову – достал телефон Феликса и вновь связался с Комбригом.

– Устал бегать? Язык, небось, на плече? – спросил Комбриг после моего приветствия, попадая при этом в точку.

– Есть немного, – я не счел нужным скрывать реальное положение вещей.

– С Феликсом ты неплохо поработал, – продолжил Комбриг. – Но оценка тебе «четыре» с минусом. Дело надо доводить до конца. Вот что, Валентин Денисович! Давай-ка сделаем так. Бегать нам друг за дружкой более не сподручно. И главное, неэффективно. Нужно встретиться, поговорить.

Неплохо, Комбриг. Только как бы опять стрельбой, в лучшем случае поломанными носами все не закончилось.

– Где и когда? – переспросил я, понимая, что затягивать беседу нельзя.

– У Ирмы Уткиной, – ответил Комбриг. – Да, да, у Ирмы. Да ты не волнуйся, Ирочка и для тебя, и для меня – гарант безопасности.

– То есть? – уточнил я.

– Я ведь не бандит, не отморозок. Причинять даже малую боль кумиру подростков? Ее «Посланницу будущего» до сих пор мальчишки современные смотрят. И влюбляются. Такие люди для меня непрекосновенны.

Я не знал, что и ответить. С одной стороны, я понимал, что для Комбрига ничего святого не существует. Но с другой стороны – причинить какой-либо вред самой Ирочке Уткиной, да еще за несколько дней до подписания указа? И еще я понял, что Комбриг… Нет, то, что он меня боится, это громко сказано. Скорее, опасается. И опасается именно того, что я сумею что-либо предпринять ДО ПОДПИСАНИЯ УКАЗА. Ведь сейчас «Управление координации» – полусамодеятельная группировка. Если что-то дойдет до президентского окружения и самого первого лица, вся «координация» полетит к чертям, в тартарары. Если разработки Жукова несут реальную опасность для населения, то Комбрига могут самого зачистить по полной. Поэтому он крайне заинтересован, чтобы до указа не было никакого шума. Желательно, даже шороха.

– Для успокоения души. Я ведь, Валентин, знаю, что ты к Ирме вернулся после того, как с моим водителем побеседовал. Я сразу догадался, но у тебя ноги быстрее моей мысли. И ты от Ирмы свалил быстро, мы буквально в десять минут разминулись. И, скажу тебе, для меня самое простое дело – послать сейчас к Ирме своих людей, после чего ты сам ко мне прибежишь. У тебя свой коэффициент везения, у меня свой, – продолжал тем временем Комбриг. – Ты сумел от меня живым уйти, а я тебя на генеральском юбилее встретил, хоть и не ждал. Раз нам обоим так везет, давай сделаем так, чтобы каждый остался цел, невредим и, как говорили классики, «продолжил жизнь жуировать».

Как многословен стал Комбриг, классиков цитирует. А «жуировать» – это, кажется, наслаждаться…

– Хорошо, я согласен. Но вы должны придти на встречу один, – выложил я собственные условия.

– А я вообще не приду. Ты ведь мне не доверяешь, верно? Поэтому разговаривать с тобой будет человек, которого ты очень хорошо знаешь и очень ему доверяешь.

– Кто это?

– Вот это будет для тебя сюрпризом. Но этот человек – окончательная гарантия твоей безопасности. Ну и Ирмы Евгеньевны, разумеется.

– Уж не Григорий ли Степанович? – уточнил я, произнеся первое, что пришло в голову.

– Ни в коем случае. С ним проведена беседа, он признал свои ошибки и покинул нашу шахматную доску. Итак, ты согласен?

– Согласен, – ответил я.

Комбриг напустил дыму. Для того чтобы банально убить меня, не нужно столько всего громоздить, да еще заманивать к Ирме, которая человек достаточно публичный и известный. Нет, убивать меня Комбриг раздумал. Но он вновь что-то затеял. Как это он сказал о Степаныче? «Покинул нашу шахматную доску». Получилось, что мы у Комбрига все шахматные фигурки. Деревянные, которым не больно и которые ходят только по строго отведенным клеточкам. А Феликса во дворе ресторана Комбриг в очередной раз подставил. Вновь хотел нас стравить и посмотреть, кто победит. Все просто, как грабли! Двое уцелевших в кровавых девяностых – офицер ВДВ и бандит-рэкетир. Теперь кто кого! Тот, кто победит, и будет мил сердцу Комбрига. Весь замысел. Но я сделал одну ошибку. С точки зрения Петра Петровича. Оставил Феликса в живых… Ладно, бандюге после моего нокаута еще долго в себя приходить. Но вот кого имел в виду Петр Петрович? Человек, которого я хорошо знаю и которому доверяю? Причем безоговорочно?

Это не Степаныч, тем более, не Лемберг. Пловец? Возможно, даже, скорее всего. Кто мог бы быть еще? Командующий ВДВ? Кто-то из президентских структур? Генерал Харитонов?

«Доживем, увидим!» – сказал я самому себе любимую, определяющую ситуацию фразу.

* * *

– Решил вернуться?

Ирочка старалась оставаться невозмутимой, что после череды последних событий удавалось ей с трудом. Сейчас она была раскрасневшаяся, чуть возбужденная, прямо огонек, а не женщина.

– Просто опасность миновала, – ответил я, проходя в предложенную Ирмой комнату.

– Только и всего?

– Люблю быть в приятном обществе.

– Мы тоже любим, – эту фразу вставила находившаяся здесь же Люба.

Сестры явно были неразлучны.

– У нас гость! – сообщила Ирма, и тут я увидел, что в комнате находится крупный немолодой мужчина с благородной сединой в густых волосах и добрым выражением благородного породистого лица.

Где-то я это «ваше благородие» видел, но где? Сходу вспомнить было затруднительно. Интересно, кого из нас Ирма представила как гостя? Меня или его?

– Точнее, гость и еще один, – отозвался цитатой я.

Не один Петр Петрович столь эрудирован в культуре.

– Гость и еще один – это два гостя, – цитатой из той же вампиловской пьесы ответил мне «их благородие». – Приятно, Валентин Денисович, когда столь молодой человек, как вы, знает отечественную классику. Любите театр?

– Современный – не очень, – произнес я. – Вы знаете, как меня зовут. Значит, мы знакомы?

«Их благородие» усмехнулся снисходительной барской усмешкой. Дескать, своих не узнаешь, молодой человек? И голос такой знакомый у этого «благородия».

– В любом случае, – продолжил я, – думаю, есть смысл перейти к делу. Вас ведь прислал Петр Петрович? Готов выслушать.

«Их благородие» вновь усмехнулся, но на сей раз не снисходительно, а с какой-то грустью, точно советский разведчик из старого фильма. Разведчик! Советский! В форме СС, но при этом наш человек до мозга костей! Вот он кто – «их благородие»! Я готовился увидеть Пловца, а передо мной появился… Известный народный артист, еще времен Советского Союза! А не узнал я его потому, что постарел он заметно, да и жизнь – не кино, в ней крупных и общих планов не бывает. Хотя он ведь и в Чечне перед десантниками выступал, песни под гитару пел. Хорошо, между прочим, пел. В годы моего детства и юности актер этот играл исключительно положительные роли. Если и появлялся на экране в фашистской форме со свастикой, то к концу картины непременно оказывался «нашим человеком», заброшенным в тыл к гитлеровцам. И с Ирочкой он вместе снимался в том старом фантастическом фильме. Играл астронавта, пришедшего на помощь девочке, когда она попала в плен к космическим пиратам. Тогда он Ирочку вызволил и помог ее друзьям. Что будет сейчас?!

– Ну, узнал меня, Валентин? – прочитал мои мысли Актер. – Ну вот, теперь можно и к делу. Меня действительно прислал Петр. Ну а с Ирочкой мы старые добрые знакомые, поэтому проблем не возникло. Что же я хочу тебе сказать? – он театрально задал самому себе вопрос.

– Чтобы я сдался на милость победителя, то есть Петра Петровича, – ответил Актеру я.

– Да, – кивнул он благородной сединой. – Но это только, так сказать, рациональная, материалистическая часть вопроса.

– Будет идеалистическая? – осведомился я.

– Можно сказать и так, – вновь кивнул сединой Актер. – Если говорить коротко, то тебе надо сдаться Петру, больше не создавать ему сложностей, не идти против него. Но это тебе мог сказать сам Петр. Я же хочу объяснить тебе, кто такой Петр и почему тебе не стоит находиться с ним в конфронтации.

– Петр хотел меня убить, – сообщил я. – После того, как я отказался далее участвовать в его экспериментах. Вот и вся конфронтация.

– Этого я не знаю и знать не хочу! По разговору с Петром я понял, что он ценит и любит тебя. И очень хочет иметь тебя в союзниках.

Очень хочет ИМЕТЬ МЕНЯ! Ну и сказанул народный, заслуженный! А оценил меня Комбриг лишь после того, как я отправил на тот свет убийцу-неудачника и искалечил Феликса. Впрочем, Актер об этом слышать не хочет, поэтому я промолчал.

– Так вот, – продолжал тем временем Актер. – Иной раз бывает момент, когда приходится чем-то жертововать… – Актер взял паузу, посмотрел в пол, затем произнес главное: – Иногда и кем-то.

Я молча кивнул.

– Петр – человек редчайшего ума и таланта! – на породистом лице появилась неподдельная восторженность. – Он близок к открытию новой методики получения знаний.

– Только и всего? – переспросил я не без удивления.

Я-то ожидал, что Комбриг и Жуков оружие массового поражения разрабатывают, нечто психотронное, а тут… Всего лишь модернизация школьной программы?

– Нет, это не «только и всего», – вновь барственно усмехнулся Актер. – Благодаря системе Петра, как его еще называют, Комбрига, мы сможем получить совершенно уникальное поколение! Поколение гениев, имеющих отличные знания во всех областях науки, гармонично развитые личности, красивое, здоровое, не похожее на все предыдущие поколение!

– Ну вы уж не раскрывайте, пожалуйста, тайну «системы Комбрига», – в свою очередь театрально всплеснул руками я. – Непосвященным, коим являюсь я, подробности не нужны. Единственное, что я хотел бы знать, это почему столько крови? Столько смертей? Школьная программа того стоит? Только не говорите, что не желаете об этом слышать…

– Да, произошли трагические события. Но ты должен понять, что они были неизбежны. Не всем хочется, чтобы «система Комбрига» получила признание, чтобы по ней обучались новые поколения…

– Про поколения я уже слышал, – невежливо оборвал я Актера и поднялся со своего места.

Делая вид, что разминаю конечности, я осторожно выглянул за окно. Рядом с домом стояли три автомобиля с тонированными стеклами.

– Неужели ты не понимаешь всю колоссальность данного проекта? – спросил Актер. – Ведь благодаря ему Россия, наша с тобой Родина, станет понастоящему великой державой! Ты ведь не можешь быть против этого?!

Если бы текст был сценическим, то Актер непременно добавил бы пошлейшее словосочетание «мой мальчик». «Ты ведь, мой мальчик, не можешь быть против нас, таких благородных, честных и красивых? Правда, мой мальчик? Ты ведь заодно с нами?». Ну и друзья, ну и «гости» у Ирочки! Кстати, как незаметно она удалилась из комнаты. Впрочем, разговор не для ее ушек. Голос у артиста был профессионально поставленный, не просто красивый и внятный, но с каким-то особым, располагающим тембром. Такому позавидовали бы иные христианские проповедники-миссионеры.

– Ваш проект подпитывается человеческим мясом и кровью, – ответил я Актеру. – На моих глазах погибли два красивых, молодых, талантливых парня. Их звали Олег и Кирилл. Они из другого поколения, но это были честные, неглупые ребята, имеющие жен и детей. Их убили с целью совершенствования системы драгоценного Петра Петровича.

Я говорил это и одновременно соображал. Сколько еще продлится наша беседа? На какой фразе в комнату ворвутся боевики Комбрига и изрешетят меня пулями? Или вколют какую-нибудь дрянь, вывезут в свою «лабораторию», сделают долгоиграющим «подопытным материалом»?

– То, что ты говоришь, ужасно, – Актер закрыл лицо ладонями. – Я не знал этих ребят, но верю тебе, это были стоящие парни…

– Слушайте, господин Актер, – у меня сдали нервы, и я решил пойти в открытую. – Пока вы здесь упражняетесь в словесном мастерстве, дом окружили. Петр решил убить меня? Я уже предупреждал его, если со мной что-то случится, например, я в ближайшие часы исчезну и не дам о себе знать, то некоторая часть известных мне вещей о деятельности Комбрига будет предане огласке. Он выкрутится, но указ о создании Управления координации президент не подпишет. Репутация вашего Петра будет подмочена на долгие годы, если не навсегда.

Не глядя на меня, Актер достал мобильный телефон, с кем-то соединился, а через минуту я услышал через раскрытую форточку шум отъезжающих автомобилей.

– Это всего лишь моя охрана, – пояснил Актер. – Мне тебя шибко страшным обрисовали, вот я немного и подстраховался.

Похоже, мы теперь остались один на один. У Актера наверняка имеется прослушивающее устройство. Но силовую акцию против меня Петр проводить не станет. На несколько дней, до подписания указа, ему нужна тишь, гладь и божья благодать. Для этого он и подослал ко мне столь специфического парламентера. И он не зря языком тут мелет. Что ж, послушаем его дальше.