Текст книги "Гроза 1940"

Автор книги: Сергей Чекоданов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц)

17 мая 1941 года

В штабе механизированной группы царило оживление необычное для субботнего дня. Бегали с кипами бумаг порученцы. Подъезжали и отъезжали легковушки с офицерами. Машина Катукова остановилась среди десятка таких же эмок на площади перед зданием штаба группы. Они с начальником штаба, не спеша, поднялись на второй этаж, до начала совещания оставалось ещё двадцать минут. В коридоре перед дверью кабинета командующего толпились командиры других корпусов группы, негромко разговаривали, курили. Катуков поздоровался и присоединился к разговору.

– А вот и именинник пожаловал, – приветствовал его новый командир 9 мехкорпуса полковник Лизюков.

– Он, скорее тать с большой дороги, обобрал нас до нитки, – поддержал его командир 8 мехкорпуса, также вновь назначенный, полковник Богданов, – всю новую технику ему.

– Ты, Семён Ильич, не прибедняйся, – прервал его командир 19 мехкорпуса генерал-майор Фекленко, – кто на прошлой неделе 40 КВ получил.

– Да что КВ, – отмахнулся тот, – к нему мы уже привыкли, а ему вообще невиданную технику дают.

– Что вы, мужики, на меня набросились, – начал оборону Катуков, – дадут и вам, когда её побольше будет, сами понимаете по одной-две машины давать смысла никакого.

Разговор перешел на подготовку к войне. Рассказывали о степени готовности, жаловались на начальство и подчиненных, переходили на обсуждение тактики предстоящих столкновений. Наконец открылась дверь, и адъютант командующего щеголеватый капитан пригласил командиров корпусов с их начальниками штабов на совещание. Командир механизированной группы, а фактически армии, хотя официального объявления об этом ещё не было, подразумевалось, что объединение временное, генерал-майор Рокоссовский, как всегда подтянутый, хотя по лицу видно было, что последние дни и ему дались тяжело, начал совещание. Обрисовал обстановку перед фронтом его группы, предполагаемые силы противника, направления возможных ударов, закончив свой доклад словами:

– Как видите, противник перед нами очень серьезный, и справиться с ним будет трудно, но надо. Прошу вопросы, товарищи командиры.

Первым поднялся командир 22 механизированного корпуса генерал-майор Кондусев:

– Товарищ командующий, а почему на встречу ударной группировки Клейста округ выделил так мало сил. Остановить то мы его остановим, а вот уничтожить вряд ли сумеем. Рокоссовский обвёл глазами присутствующих офицеров.

– Клейст не единственный противник нашего фронта, – заметив оживление среди командиров, он повторил, – вот именно фронта, приказом Ставки Верховного Главнокомандования, образованной пять дней назад, наш округ разделён на два фронта Юго-Западный, предназначенный для противодействия находящимся в Румынии немецким и румынским войскам, и Центральный, в состав которого входим мы. Сообщено об этом будет завтра на совещании в округе. Задача нашего фронта противодействие группе армий противника дислоцирующейся в Южной Польше. И группировку эту нужно не только остановить, но и уничтожить. Вот поэтому мы должны Клейста остановить, а уничтожить его нам помогут, отрезав от тылов и баз снабжения в Польше. Кто это будет делать и самое главное как, я пока сказать не могу, но могу вас уверить, что сил для этого достаточно. Как вы понимаете, режим секретности в операциях такого масштаба жизненно необходим, поэтому я не могу вам сообщить некоторые известные мне сведения, кроме того, мне также известна только часть общего замысла.

Катуков удовлетворённо кивнул, именно это он и предполагал, когда получил приказ на оборону, несвойственную мобильному танковому соединению. По плану совещания, объявленному вначале, следующим выступающим был он, поэтому Катуков вышел к занимающей стену карте Западной Украины с прилегающими областями Польши и Словакии. Окинув взглядов присутствующих, он начал доклад:

– Моему корпусу дан приказ встретить передовые танковые дивизии немцев, которые по предположениям разведки могут иметь до 500 танков в первом эшелоне и ещё столько же во вторых эшелонах Первой танковой группы Клейста. Штабом корпуса принято решение организовать на предполагаемых направлениях движения немцев танково–артиллерийские засады. Мы постарались перекрыть все доступные для танков направления. По донесениям разведки основной удар немцы будут наносить в направлении Луцка. Поэтому основная засада силами 16 танковой бригады, усиленной артиллерийской противотанковой бригадой и батальоном тяжёлых танков, расположена на шоссе Владимир-Волынский-Луцк в пятнадцати километрах восточнее Владимира-Волынского. Грунтовые дороги севернее шоссе перекрывают батальоны 17 танковой бригады и южнее шоссе 18 танковой бригады, где они соприкасаются с флангами 9 мехкорпуса. На их усиление пошли полки второй артиллерийской противотанковой бригады. В резерве корпуса остаются самоходноартиллерийский полк, батальон КВ, мотострелковая бригада.

– А как ты планируешь реактивные установки применять, – спросил Рокоссовский.

– Я, товарищ генерал, включил их в подвижную группу из танковой роты и мотострелкового батальона. Планирую использовать для нанесения ударов по скоплениям пехоты противника.

– План, на первый взгляд, разумный. – Оценил его доклад Рокоссовский. – К сожалению, ещё ни один план не пережил начало боя. То, что резервы предусмотрел – молодец. Немец противник серьёзный, это мы с вами ещё с империалистической войны знаем, но бить его можно. Германское командование плохо переносит изменение первоначальных планов, значит, наша задача эти планы им поменять. Вопросы будут?

Вопросы были о взаимодействии танкового корпуса Катукова с 8 и 9 мехкорпусами, с которыми ему предстояло держать оборону. Следующим представлял свой план действий командир девятого мехкорпуса полковник Лизюков, впрочем, ничем он от плана Катукова не отличался, за исключением того, что в его полосе обороны намечались столкновения по большей части с пехотными дивизиями немцев. После Лизюкова слово взял командир восьмого мехкорпуса полковник Богданов, задачей которого было обеспечить второй эшелон обороны их корпусов, сосредоточив мобильные ударные группировки для парирования возможных прорывов немцев. Задачей 19 и 22 мехкорпусов было отрезать немецкие дивизии от границы и нанести удары им в тыл, после того как они завязнут в боях, и обеспечить проход на ту сторону границы передовых частей 5 армии Потапова, усиленной двумя, танковым и механизированным, корпусами. План операции впечатлял, но сомнения всё же были.

– А вдруг Клейст прорвётся, – высказал свои опасения командир 22 мехкорпуса генерал-майор Кондусев.

– Даже если прорвётся, всё равно ничего сделать не сможет, – ответил Рокоссовский, – за нами ещё три армии стоят, и не в чистом поле, а на подготовленных рубежах.

Офицеры удивились, раздался вполне естественный вопрос: «"Откуда армии"». На что командир группы заявил, что ответить на этот вопрос пока не имеет права. Но даже этой информации было достаточно, чтобы командиры корпусов первого рубежа обороны почувствовали себя увереннее. Можно бить врага и не оглядываться назад.

Совещание подошло к концу, большинство волновавших командиров вопросов было решено, оставались такие, которые не могли решить ни они сами, ни командующий группы. Оставалось надеяться, что верховное командование предусмотрело возможность резкого изменения обстановки. Командиры заспешили в свои корпуса, начальники штабов отправились получать новые карты возможных театров военных действий. Катуков, приехавший с начштаба на одной машине, ждал его в коридоре, когда адъютант командующего пригласил его в комнату отдыха. Войдя туда, он обнаружил накрытый для завтрака стол. Командующий приветливо сказал:

– Составь мне компанию, Михаил Ефимович, ждать тебе ещё долго. Мне только что из штаба позвонили, карты ещё сортируют.

– А что за карты, Константин Константинович, польские?

– Скорее всего Люблинское воеводство, а может и подальше. Пока мы здесь управимся, там могут далеко уйти. Да ты проходи, садись.

Катуков не дал командующему труда просить себя дважды. С Рокоссовским они были хорошо знакомы, несколько месяцев полковник Катуков командовал двадцатой танковой дивизией, входящей в девятый мехкорпус генерала Рокоссовского, до реорганизации корпуса и дивизии. Они быстро управились с наваристым борщом и гуляшом, поданным на второе, и перешли к неторопливому чаепитию.

– Как ты думаешь, Михаил Ефимович, сможешь ты выполнить задачу. – Спросил Рокоссовский. – Удар будет сильный.

– Смогу, товарищ командующий, если Клейст направление удара не изменит. А на шоссе я его не только остановлю, я его там похороню.

– Позиция сильная? – поинтересовался Рокоссовский.

– Да, Константин Константинович, позиция очень хорошая, подготовленная и хорошо замаскированная. Первыми же залпами сможем половину танкового полка положить, а потом и оставшихся добьем, деться им всё равно некуда будет.

– Когда ты только успел? – с лукавой усмешкой спросил командующий.

– Две недели готовили, товарищ генерал, – признался Катуков.

– А если бы узнали?

– Вы же знали?

– Я знал. – Ответил Рокоссовский. – Я бы и сам заставил, если бы вы не додумались. Не обо мне речь. Что у тебя с твоим особистом произошло?

– А ничего не произошло. Сбежала эта сволочь из корпуса, и не с пустыми руками. В шестнадцатой бригаде начальник особого отдела захватил агента Абвера. А этот мудозвон со шпионом сразу в штаб округа, пока меня не было. И чувствую, наплетёт там в три короба про свои подвиги. А дальше как водится. Очередной орден на грудь, ещё одну шпалу в петлицы и прямой дорогой в Московский военный округ. Хорошо, если заодно донос на нас не напишет.

– Уже написал! – сказал Рокоссовский и, в сердцах, выругался.

– Ну и что, мне дела сдавать? – спросил Катуков.

– Нет, Михаил. – Успокоил его командующий. – Не знаю, что ты такого совершил, но приказ оставить тебя в покое пришел от самого Берии.

– От кого? – удивлению Катукова не было предела.

– У меня лицо такое же было, – рассмеялся Рокоссовский, разглядывая удивленного полковника, – впрочем, это не только тебя касается. Органам НКВД запрещено рассматривать любые дела военных, в особенности танкистов и лётчиков, кроме связанных с невыполнением боевого приказа. Но не надейся, что они про тебя забудут. Стоит тебе только оступиться, как они припомнят тебе все твои грехи, включая воровство яблок из соседского сада в детстве. – Командующий помолчал и добавил. – А всё ли ты, друг ситцевый, мне рассказал?

– Не всё, товарищ генерал. – Решился Катуков. – Было один раз. Морду я ему набил. Напился, гад, пьяный и к радистке приставать начал. Зажал её прямо в коридоре и раздевать начал. А тут я из кабинета вышел, увидел эту картину, ну и не выдержал, естественно, за шиворот его оттянул. А эта сволочь на меня матом, мол знай своё место, а то в Чукотский военный округ отправишься. Я и приложился от всей души, да не один раз.

– А сколько раз?

– Пока начштаба не оттащил. – Признался Катуков. – Эту мразь на гауптвахту для протрезвления. Наутро я его вызвал для дачи объяснений, так он не соизволил со мной разговаривать, развернулся и ушёл. Радистку, вот, редкостной красоты деваха, пришлось из штаба корпуса в 16 бригаду отправить. Иван человек бесстрашный, даже такой твари спуску не даст. Да и тамошний особист пугает почему–то моего до такой степени, что он ни разу там не был после первого посещения.

– А что за человек этот особист из 16 бригады, – поинтересовался Рокоссовский.

– Бывший контрразведчик, и не малых чинов, переведён к нам в конце апреля, – ответил Катуков.

– А чего это вдруг контрразведку, и не малых чинов, и в танковую бригаду на край страны?

– А как обычно у нас водится. Из полковников в капитаны! Из «"Москвы до самых до окраин"». – Остаток фразы Катуков пропел. – Он ещё легко отделался, могли вообще в распыл пустить.

Рокоссовский кивнул, данная ситуация была ему прекрасно знакома. Самому пришлось лагерную баланду похлебать, пока наверху не опомнились, что скоро воевать, а почти всех способных к этому или расстреляли, или лес валить отправили.

– В общем так, товарищ полковник, – подвёл итоги командующий, – у тебя есть только один способ выбраться из этого дерьма – выиграть схватку с Клейстом. Сумеешь сделать, можешь про этого мудака забыть. Не удержишь немцев, лучше сам застрелись, это я тебе как знающий человек советую.

– Благодарю за совет, товарищ генерал, – ответил Катуков, – я лучше в бою погибну.

– А вот на это, Михаил, я тебе права не даю. – Ожесточился вдруг Рокоссовский. – А воевать я с кем буду? Погибать права не даю! Узнаю, что под пули лезешь, собственной волей на Чукотку отправлю! Мне не «"контуженные герои"» нужны, а командиры, которые до Берлина дойти сумеют, а то и дальше.

В этот момент в двери заглянул адъютант командующего и сообщил, что полковника Катукова ищет его начальник штаба. Командующий и командир корпуса переглянулись, встали и Рокоссовский сказал:

– Удачи тебе, Михаил Ефимович, давай попрощаемся, вдруг завтра не увидимся. Помни наш разговор, проиграть этот бой ты не имеешь права.

Катуков молча отдал честь и вышел. Впереди его ждала целая жизнь, а какой длины – зависело только от него. Выиграет бой с Клейстом – хоть до маршальских звёзд. А проиграет – до первой шальной или прицельной пули – попадать в НКВД он не собирался.

20 мая 1941 года.
Н-ская пограничная застава.

Командир погранзаставы капитан Гуляев получил приказ ещё вчера днём, но с категорическим предупреждением сообщить о нём только за час до начала войны. Весь вечер и начало ночи он метался по канцелярии заставы, пил чай, иногда поглядывал на бутылку водки, стоящую в шкафу, но воздерживался, понимая, что ему нужна трезвая голова в ближайшие сутки. Единственное, что он мог себе позволить – это усиление дозоров напротив моста через Западный Буг. Взрывать мост, также категорически, запретили. Когда к началу третьего часа ночи к мосту подошли передовые части немцев, он, согласно приказу, отозвал свои дополнительные посты на заставу. Впрочем, застава давно уже не походила на то, что было видно снаружи. Под всеми сооружениями и внешней стеной ещё месяц назад были оборудованы блиндажи, доты и крытые переходы. В дополнение к штатному вооружению на заставе появились миномётная батарея, два крупнокалиберных пулемёта ДШК и столько же противотанковых ружей Дегтярёва, недавно поступивших на вооружение. К трём часам ночи на заставе сосредоточился весь её состав, были приведены в боевое состояние всё доты и внешние посты. Когда к мосту через Буг кинулись передовые немецкие танки, оставшаяся у моста охрана, согласно тому же приказу, постреляла для порядка и оттянулась к заставе. Капитан, в бессильной злости, наблюдал, как через мост проходили немецкие танки, как напротив его заставы стали сосредоточиваться первые группки немецкой пехоты, лениво пренебрегающей элементарными предосторожностями. Если бы не приказ, он бы показал этим самоуверенным болванам, что такое настоящая война, а не «"лёгкая прогулка по Европе"». Но приказ был категоричен и жесток, запрещалось проявлять любые признаки «"излишней активности"», пока через мост не пройдут танковые дивизии противника. Вот и приходилось смотреть как через мост, который в любую минуту можно было превратить в груду металлолома, рвались танки Вермахта.

Ситуация изменилась к девяти часам утра, когда немецкая пехота попыталась нанести первый удар по заставе. Ленивые и самоуверенные действия немцев вызвали у начальника заставы удивление, и вполне объяснимое желание показать этим дуракам, что воевать умеют не только они. Первые же очереди пулемётов заставили фашистскую пехоту залечь, а залпы ротных миномётов отползти назад, оставив несколько тел на яркозелёной весенней траве. Вторую атаку, спустя полчаса, они уже проводили по всем канонам немецкой военной науки. Вначале короткий артналёт минами по внутреннему дворику заставы, который показался немцам очень эффективным, но на самом деле никакого вреда личному составу не нанёс, а то что стёкла на заставе повылетали и стены осколками посекло, это отремонтировать недолго. Наверху из пограничников были только пулемётчики на вышке, но она обшита изнутри стальными листами, которые легко выдерживают винтовочные пули и осколки снарядов и мин. Весь остальной состав находился в дотах за толстыми бетонными стенами, которые и не всякий снаряд возьмёт. Миномётчики погранзаставы также были в укрытии и, когда пулеметчики с вышки засекли расположение немецкой батареи, быстро вернулись на позицию и с первого же залпа положили мины точно посреди немецких миномётов, надолго выведя их из строя.

Немецкая пехота короткими перебежками устремилась к заставе. Из цепи стали вываливаться отдельные фигурки, это заработали снайперы заставы. Остальные пограничники вооруженные ППД и ППШ ждали когда немцы подойдут на дальность действительного огня. Ободрённые жидким огнём со стороны заставы немцы решили сделать рывок и подойти на дальность броска гранаты. Они по команде вскочили и побежали стреляя на ходу из винтовок. Когда расстояние до них сократилось до трёхсот метров заработали два из четырёх пулемётов этого направления. Капитан не хотел раньше времени показывать всю свою огневую мощь. И только когда немцы подошли на сто пятьдесят метров пограничники ударили из всех стволов. Кинжальный огонь за несколько секунд выкосил большую часть атакующих, оставшиеся в живых счастливчики упали на землю, пытаясь сильнее в неё вжаться и безуспешно ища бугорок за который можно спрятаться. Но бугорков не было, командир заставы велел сровнять все на дальности двести метров от стены ещё в прошлом году. Бойцы постреливали над головами немцев мешая им подняться или отползти, а снайперы прореживали их цепь, выбирая унтерофицеров.

Наблюдающий за атакой немецкий обер–лейтенант был потрясён столь быстрым и эффективным уничтожением целого взвода его роты. Он понимал, что шансов уйти живыми у его солдат практически не было. Лёгкое, как казалось вначале, развлечение превратилось в кровавую бойню. Глядеть как русские безнаказанно добивают его солдат, прошедших вместе с ним Польшу и Францию, было тяжело, но помочь им он ничем не мог. Нужны были пушки, а ещё лучше танки. И хотя танки непрерывным потоком шли за его спиной, власти развернуть их на заставу у него не было. Пришлось сообщать командиру батальона, ждать когда он подъедет, затем ждать когда тот договориться с танкистами. Спустя час к расположению его роты подошел взвод лёгких танков Pz–II. Развернувшись цепью танки двинулись к заставе, за ними прикрываясь танковой бронёй побежали оставшиеся взводы. Обер–лейтенант успокоился, кажется на этот раз русским конец. Даже мины, которые начали взрываться на пути его солдат, танкам не помеха. Заработали 20-миллиметровые танковые пушки, снаряды начали рваться на стенах заставы. Когда остановился первый танк, он ничего не понял, решил что какая–то поломка, но струйка дыма из моторного отсека объяснила всё лучше любых слов. Спустя пару минут остановились ещё два танка. Высунувшиеся из люков танкисты по очереди нелепо взмахивали руками и оставались висеть на башнях. Первый танк уже горел вовсю, из него никто не вылез. Оставшиеся два танка, почуяв неладное, стали отползать назад, но вот лопнула гусеница у одного и он завертелся на месте, танкисты остановили его неудачно повернув бортом к заставе. И тут обер–лейтенант с командиром батальона увидели четкий трассер явно большого калибра вошедший в борт танка. Внутри сдетонировал боезапас, от танка оторвало башню и отбросило на несколько метров. Атака захлебнулась, оставшийся танк на полной скорости задним ходом бежал от заставы, стремясь увеличить расстояние до безопасного. Потрясенные офицеры видели беспорядочное бегство своих солдат, горящие ярким бездымным пламенем танки.

– Что это было, Вилли, – спросил наконец командир батальона.

– Не знаю, господин гауптман, – ответил обер–лейтенант, – ничего подобного не видел. Похоже на противотанковое ружьё, но такого калибра?!

– Если нас каждая застава так встречать будет, то лучше повернуть назад, пока нас всех не перебили, – проворчал гауптман, предварительно убедившись, что его никто кроме Вилли не слышит.

Командир роты только кивнул в ответ. Высказывать подобные мысли было небезопасно и в немецкой армии. Одного агента гестапо среди своих солдат они знали точно, а сколько ещё неизвестных. Обер–лейтенант с запоздалым сожалением подумал, что надо было этого доносчика отправить в атаку с первым взводом, от которого практически ничего не осталось.

Заметив горящие танки, с дороги свернула машина с каким–то генералом. Гауптман побежал докладывать, командир роты постарался убраться от начальства подальше, ушел к солдатам своей потрёпанной роты. Ещё недавно гордые своим превосходством немцы, теперь выглядели неуверенно, убедившись в эффективности русской обороны. Офицер их понимал, погибать в начале победоносной войны обидно и глупо. То что, в конце концов, русских они разобьют, он не сомневался, как и его солдаты. Вот только цена победы сегодня сильно выросла в его представлении. Подошло время обеда, появилась кухня, солдаты получили свои порции и разбрелись по группкам, ели, что–то негромко говорили, оглядываясь на офицеров, обер–лейтенант понимал, что, если он не получит помощь, взять русскую заставу с солдатами только своей роты не сможет. К счастью отдавать приказ о новой атаке пока не спешили. Прибежал связной от командира батальона, передал приказ обойти заставу, блокировать все подступы к ней и ждать подхода артиллерии. Услышав о пушках повеселели солдаты. Фельдфебели начали разводить солдат по постам, огибая заставу на максимально возможном расстоянии. Русские молчали, наверное, экономили патроны. А может, поняли, что сопротивляться бесполезно, с заставы очень хорошо видны войска нескончаемым потоком текущие на восток.

Капитан Гуляев осматривал из бойницы дота как немцы охватывали его заставу. Беспокойства по этому поводу он не испытывал. Бежать с заставы пограничники не собирались, ждать помощи, согласно полученному приказу, раньше ночи нечего. К тому же застава ещё не показала противнику всей своей огневой мощи. Капитан до сих пор не применил ДШК, хотя пулемётчики и смотрели на него умоляющими взглядами. «"Рано ещё"», – неизменно отвечал он, – «"дойдёт и до вас очередь"». Применение ПТРД потрясло своей эффективностью и его. Когда первый номер расчета сержант Рахимов, из казанских татар, с первого же выстрела остановил танк, он не поверил. Но вторым выстрелом был подбит ещё один, одновременно расчёт второй бронебойки из третьего дота остановил третий. Выскакивающих танкистов успокоили снайперы, танки уже горели. Оставшиеся немецкие Т–2 начали бежать. Расчёт третьего дота перебил гусеницу у четвертого танка, а когда тот повернулся, Рахимов всадил ему в борт бронебойнозажигательный, попав в боеукладку. Взрыв танка впечатлил всех, даже самих бронебойщиков. Пехота немцев, увидев столь эффектную расправу, дала драпа даже не подойдя на дальность огня из автоматов. Только снайперы успокоили нескольких.

Пограничники были довольны. Они уже положили фашистов едва ли не больше чем их самих на заставе, не потеряв при этом ни одного человека. И только командиры не спешили радоваться, понимая, что оставить их заставу у себя в тылу немцы не смогут, значит будут наращивать силы пока не возьмут заставу или, что вернее, не сравняют её с землёй подтянув артиллерию. Понимали они и то, что в ближайшее время фашисты активных действий предпринять не смогут, поэтому часть бойцов отправили отдыхать. Прикорнул на кровати в блиндаже и командир, оставив вместо себя политрука Федина. Проснулся он оттого, что его трясли за плечо. «"Началось"», – было первой мыслью. Он побежал по крытым переходам за вестовым в первый дот. Политрук уступил ему место у амбразуры. Метрах в семистах немцы устанавливали на прямую наводку две противотанковые пушки калибром в 37 миллиметров.

– И что они хотят этими пукалками сделать, – пошутил политрук.

– Против наших дотов ничего не смогут, – ответил капитан, – а вот пулемётчики на вышке в опасности. – Он повернулся к расчёту ДШК. – Пришло ваше время, сержант.

Те уже устанавливали свой пулемёт у амбразуры. Без суеты и спешки первый номер сержант Иванов, этот владимирский, выставил прицельную планку, расстояния давно измерены, а некоторые точки даже пристреляны. Немцы начали наводить пушку, но гулко ударила бронебойка и немецкий наводчик отлетел от орудия с развороченной грудью. Командир орудия кинулся на его место, но тут заработал ДШК. Крупнокалиберные пули прошивали орудийный щит, отбрасывая людей назад, вернее то, что остается от человека после попадания такого боеприпаса. Вторая пушка успела сделать один выстрел, но и с ней было покончено совместными усилиями ДШК и бронебоек.

– Вот это да! – восхитился политрук. Капитан только довольно кивнул. Ещё некоторое время они выиграли, пока немцы не подтянут что–нибудь посолиднее. Он глянул на часы – три часа дня. До темноты ещё много, значит по крайней мере ещё одна атака сегодня обязательно будет.

Показательный расстрел орудийных расчетов изумил всех наблюдавших за ним немецких офицеров. А их на наблюдательном пункте за последним уцелевшим танком было уже более десяти. Командир батальона потрясенно смотрел на своих командиров рот и командира дивизии, решившего увидеть уничтожение упрямых русских. Генерал молчал, кажется, впервые за всю свою боевую карьеру он растерялся и не хотел показать это своим подчиненным. «"Да это не Франция"», – думал гауптман, потирая рукой старый шрам на шее, полученный ещё под Варшавой, – «"и даже не Польша"». Польские солдаты храбро сопротивлялись, несмотря на предательство своих генералов, сбежавших подальше от фронта после первых же ударов вермахта, пока ещё надеялись на помощь англичан и французов, но, поняв, что и союзники их предали, сложили оружие. Он, тогда ещё обер–лейтенант, получил ранение осколком польского снаряда за два дня до окончания боев. А во Франции для их полка вообще была прогулка, а не война. За всю французскую компанию его батальон не потерял столько людей, сколько здесь за половину дня, а ведь русскую заставу всё равно придется брать, и брать его батальону. Нужно будет перебросить сюда вторую роту, Вилли один не справится. Краем глаза он наблюдал за командиром дивизии, растерянность у генерала прошла, и он начинал искать виноватого, осматривая стоящих вблизи офицеров. Гауптман тихо вздохнул, виноватым быть только ему, впрочем, нужно признать, что вина действительно есть. Он не принял всерьёз это осиное гнездо с его просто игрушечными домиками, и дурацкой деревянной вышкой. Хотя теперь ясно, что это искусная маскировка. Не оставляло сомнений, что по углам стены оборудованы доты, а наличие у русских крупнокалиберных пулемётов, которые они только что очень эффективно применили, осложняло задачу по взятию заставы. Были, несомненно, и противотанковые ружья «"чудовищного"» калибра, значит лёгкие танки, приданные их дивизии, помочь ничем не смогут, разве что прибавить железных костров перед заставой.

– Кто командир роты, которой поставлена задача взять заставу. – Решился всё–таки генерал. Вилли отрапортовал:

– Обер–лейтенант Енеке, господин генерал.

– К закату взять и доложить, обер–лейтенант. – Жестко заявил генерал, посмотрел на горящие танки и тела солдат лежащих перед русскими дотами и добавил. – Пленных можете не брать.

– Что–то не видно желающих сдаваться. – Проворчал Вилли. На его беду генерал его услышал, вздрогнул как от удара, медленно повернулся к нему. Лицо побелело от бешенства.

– Что вы себе позволяете, обер–лейтенант. – Взъярился командир дивизии. – Офицерские погоны мешают. Приказываю лично возглавить атаку. Если не возьмёте русскую заставу к вечеру, можете спарывать офицерские нашивки.

Генерал развернулся и пошел к своей машине, за ним поспешили сопровождающие, оставив командира батальона с ротными решать поставленную задачу.

– Зря ты так, Вилли, – сказал гауптман.

– Извините, господин гауптман, не выдержал, готов понести наказание.

– Наказание ты уже получил. Как думаешь задачу выполнять?

– Если меня поддержат орудиями, то нанесу удар с противоположной стороны, пока вы будете обрабатывать эту, отвлекая русских. Не может быть, чтобы и с той стороны у них столько же стволов было. Только надо не только обстрелять, но и атаку имитировать, поэтому мне помощь нужна, хотя бы одним взводом.

Командир батальона согласно кивнул, вряд ли в такой патовой ситуации можно придумать что–либо ещё. К тому же Енеке был хорошим командиром, не раз показывал и ум и храбрость. Он отдал приказ о перегруппировке двух взводов второй роты к заставе, предназначенные им для проверки окрестных селений – деревни русских никуда не денутся. Спустя ещё минут сорок подошла батарея 75-миллиметровых пушек, которые он разместил подальше от русских дотов, резонно полагая, что пусть лучше пострадает меткость, чем потерять ещё несколько расчётов. Расстрелянные русскими пушки сиротливо стояли на позициях, желающих вытащить их оттуда не находилось. Не было там и раненых, от таких пуль чаще всего умирают сразу, если не повезло получить её в грудь или живот. Да и оторванные руки и ноги не продляют жизнь, поэтому не стоило терять людей в попытке выносить погибших.

Обер–лейтенант собрал своих солдат с обратной стороны заставы, распределил их по двум атакующим группам, выделил группу огневой поддержки и внимательно осматривал заставу, пытаясь определить огневые точки русских. Стена казалась монолитной, теплилась робкая надежда, что доты русские оборудовали только со стороны шоссе, но проверить это можно было только атакой. В ожидании артподготовки он отдал приказ снайперам прощупать пулеметную вышку заставы. Трассеры, как он видел в бинокль, впивались в доски ограждения, но что с ними происходило дальше, видно не было. То ли они пробивали их насквозь, то ли застревали в них. Русские пулемётчики признаков жизни не подавали, то ли действительно были убиты в предыдущих атаках, то ли ждали, когда его солдаты поднимутся. Наконец ударили пушки, и первые разрывы поднялись за противоположной от него стеной. Второй залп лег точнее, вверх полетели осколки кирпича, взлетели и опали железные листы крыши. Третий залп поднял в воздух казарму заставы.

Обер–лейтенант снял фуражку, заменив её на каску, и оттянул затвор автомата. Атаки он не боялся, генерал решил его наказать тем, что ему приходилось делать по собственной воле и не один раз. Вилли Енеке свои кресты, первый в Польше, а второй во Франции, заработал не задницей в штабе. Пусть командир дивизии своих штабных крыс пугает атаками, а не боевого офицера, прошедшего всю Европу.