Текст книги "Гроза 1940"

Автор книги: Сергей Чекоданов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 27 страниц)

26 мая 1941 года
Штаб Первой танковой армии

Получив приказ прибыть на совещание к четырнадцати нольноль, полковник Катуков постарался прибыть намного раньше для решения хозяйственных дел своего корпуса. Необходимо было решить вопросы с пополнением. Нужно было получить новые танки для замены потерянных во время боёв. Удивило его то, что прибыло их намного больше того, что он ожидал. Судя по всему, третьи батальоны танковых бригад тоже решили укомплектовать тридцать четвёрками. Это радовало, так как повышало ударную мощь его корпуса. Намного больше командира корпуса удивило прибытие в его распоряжение ещё двух самоходных полков СУ-85, кажется, их решили придать каждой танковой бригаде. Катуков начал чувствовать такую мощь, что даже забеспокоился – не зазнаться бы. Тем более, что ещё до окончания боёв ему сообщили, что приданные ему противотанковые артиллерийские бригады остаются в его подчинении. С такой силищей можно было смело выходить против любого противника, не опасаясь за исход столкновения. Кажется, наверху оценили успешные действия его корпуса и сделали соответствующие выводы. Что не могло не радовать.

К началу совещания в леске, месте расположения штаба механизированной группы, собрались все командиры корпусов. Недовольных среди них не было, из чего Катуков сделал вывод, что пополнение получили все, причём такое, что могло вызвать только радостное удивление. Вскоре в большой палатке штаба Механизированной группы началось совещание.

Командующий группы генерал Рокоссовский прибыл на совещание с петлицами генерал-лейтенанта, что вызвало среди командиров радостное оживление. Поздоровавшись с командирами, он начал совещание. Он подвёл итоги шестидневных боёв, сделав вывод, что объединение танковых и механизированных соединений было правильным, так как позволило разгромить противника, который был изначально сильнее их группировки, но, не ожидая такого сопротивления, потерял инициативу и был уничтожен. Причём не только физически, но и морально. Сорок тысяч пленных блестяще это подтверждали. Взято было много и вполне исправной бронированной техники, в том числе и танков, что было немалой заслугой танкового корпуса Катукова.

– Радует, что соответствующие выводы сделала и Ставка Верховного главнокомандования. – Продолжил Рокоссовский. – С сегодняшнего дня наша группировка преобразуется в Первую танковую армию.

Радостное оживление среди командиров корпусов подтвердило, что мнение о необходимости образования подобного объединения танков и мотопехоты давно существовало среди них. Тут же возникли краткие обмены мнениями среди командиров о способах применения танковой армии. Дождавшись, когда первый всплеск эмоций пройдёт, генерал Рокоссовский продолжил.

– На переформирование и пополнение нашей армии командование выделило две недели. Я, конечно, понимаю, что это очень мало, в другое время я бы просил увеличения этого срока. Но идёт война и каждый час промедления ведёт к усилению нашего противника.

Командиры, удивившись поначалу столь малому сроку, вскоре пришли к выводу, что всё правильно. Ещё один короткий обмен мнениями закончился и все вновь обратились во внимание, приготовившись получить указания для дальнейшей деятельности. Генерал Рокоссовский продолжил.

– Рад вам сообщить, что командующим Первой танковой армией назначен генерал-майор Катуков.

Удивлённое молчание было ответом ему. Командиры корпусов посмотрели на Катукова, который удивлён был, пожалуй, даже больше их. Поразило его и новая должность, и неожиданное производство в генералы. Рокоссовский улыбнулся и продолжил.

– В состав Первой танковой армии включены Второй танковый корпус, а также Восьмой, Девятый и Девятнадцатый механизированные корпуса. Кстати, командиры Восьмого и Девятого мехкорпусов также произведены приказом Ставки в следующее звание генерал-майоров. Двадцать второй механизированный корпус отводится в резерв Ставки для переформирования.

Этот приказ объяснялся потерями, которые Двадцать второй механизированный корпус понёс в прошедших боях. На него пришелся основной удар группировки Клейста на третий день войны, когда немцы предприняли первую попытку прорваться назад в Польшу.

– А вы куда, товарищ генерал. – Решился наконец спросить командир Девятого мехкорпуса полковник, а вернее уже генерал Лизюков.

– Меня, Александр Ильич, назначают командующим Центральным фронтом. – Ответил ему Рокоссовский.

– А как же Жуков? – Спросил командир Восьмого мехкорпуса Богданов.

– Генерал армии Жуков назначен представителем Ставки ГКО на Западном направлении. – Ответил Рокоссовский.

– Когда в бой? – Высказал главный вопрос новый командующий Первой танковой армией генерал Катуков.

– Через две недели, Михаил Ефимович, как и было приказано Ставкой. – Утвердил Рокоссовский. – Нужно брать Силезию, и никто менять этот приказ не собирается.

Катуков кивнул головой, получив подтверждение своим мыслям, и сел на место. Он и сам понимал, что без взятия Силезии и Чехии на юге, и Восточной Померании на севере наступление на Центральном участке фронта лишено всякого смысла. Хотя если ему не помогут ударом из Румынии, он вряд ли сможет сломить сопротивление немцев в центре Европы. Впрочем, опыт прошедших боёв давал надежду, что командование продумало эти вопросы.

Радовало то, что армию не стали собирать из новых частей, а оставили в ней уже спаянные боем корпуса Механизированной группы Центрального фронта. Жуков и Рокоссовский, согласившиеся с предложением Ставки создать такое объединение в полосе своего фронта, не прогадали. Несомненно, танковые армии будут создавать и на других фронтах, где заново, а где объединяя уже существующие танковые и механизированные корпуса. Но их армия Первая, ей и все лавры, и все шишки, пока будут обкатывать процесс формирования. Основные способы применения уже практически отработаны за прошедшую неделю, когда его танковые бригады резали корпуса немцев на отдельные части, а бригады механизированных корпусов вгрызались в оторванные дивизии и полки противника. Перебрасывая артиллерию, командиры корпусов парировали ответные контрудары немцев. Уже на четвёртый день вместо частей противника стала образовываться «"каша"» из обрывков полков и дивизий, командиры которых зачастую не знали даже, что происходит в их собственных батальонах и ротах. На пятый день такой «"кинжальной"» обработки немецких дивизий большая часть из них превратилась в толпу потенциальных военнопленных, которые готовы были поднять руки при первой возможности, лишь бы избежать продолжения этого ада.

Катуков вспомнил, как на третий день к нему привели на допрос оборванного и обожженного немецкого полковника. Его полк, накапливавшийся для атаки на большой лесной поляне, попал под удар дивизиона реактивных миномётов. Двух залпов этих «"чудовищ"», как называли их немцы, оказалось достаточно, чтобы похоронить большую часть полка на поляне, превратившейся в огненную ловушку. Но даже те, кто сумел вырваться с неё, попали в полосу сильнейшего пожара – горели лес, трава, земля и даже железо оружия.

– Я солдат, я не боюсь смерти. – Кричал оглохший и наполовину ослепший офицер. – Но я не могу умереть, не увидев ЭТО. Покажите мне ЭТО «"чудовище"» и можете сразу расстреливать.

Полковника вместе с остатками его полка, а осталось их так мало, что едва хватило на две сводные роты, отправили в тыл. К другим таким же потерянным воякам, которые никак не могли понять, почему их разгромили всего за несколько дней. Их прошедших всю Европу!

Не меньшее впечатление на противника оказали штурмовики. Если в первый день расчёты зенитных орудий ещё пытались вести по ним огонь, то после первого знакомства все солдаты противника разбегались с дороги, стоило только над ней показаться хотя бы паре Илов. Расчёты зениток, те, кто к тому времени ещё был жив, бежали вместе со всеми. И даже танкисты выскакивали из танков и спасались под прикрытием кустарника и деревьев, убедившись, что бомбы, да и снаряды, этих летающих монстров легко пробивают верхнюю броню танков. Приданная Механизированной группе Штурмовая авиадивизия полностью выполнила поставленную перед ней задачу – к исходу третьего дня по дорогам рисковали двигаться только откровенные самоубийцы. Все остальные переместились под полог леса, но и там их отыскивали смешные и неуклюжие «"русфанер"» разведывательных эскадрилий. Неутомимые У-2 отыскивали противника в любой чаще и тогда по скоплению противника наносили удар реактивные установки, оставляя после себя обгорелые головёшки деревьев и человеческих тел. Катуков осмотрел одно из таких мест и потом в течение всего дня, преследуемый тошнотворным запахом, не смог проглотить ничего, кроме стакана холодного чая. Может быть, и прав был тот из древних, кто изрек что «"труп врага пахнет хорошо"». Но он не был на месте этого грандиозного кладбища.

Авиация была одной из основных составляющих победы. Основательно потрепав за первые два дня соединения четвёртого и второго воздушных флотов немцев, не ожидавших от советской авиации такого «"хамского"» сопротивления, авиадивизии третьей воздушной армии Центрального фронта прочно завоевали господство в воздухе. С третьего дня они буквально «"ходили по головам"» немецких войск, не давая тем ни минуты покоя. И даже ночью те же самые смешные У-2 засыпали немцев мелкими осколочными бомбами, с дьявольской точностью укладывая их прямо в разожжённые костры.

Но нужно отдать врагу должное. Немцы серьёзный и опасный противник, к которому нужно относиться с осторожностью, даже когда он прижат к стенке.

В Румынии румынские войска начали разбегаться на второй день такой обработки, бросая оружие и технику. Сдавались в плен целыми батальонами и полками. Был даже анекдотичный случай, когда рота тридцать четвёрок шестого танкового корпуса привела в плен целую дивизию во главе с генералом. Причем шествовали румыны с развёрнутыми знамёнами парадным строем и под духовой оркестр. По последним слухам румынские дивизии даже перестали распускать, просто развели в места постоянной дислокации и поселили по казармам.

Немцы же сопротивлялись отчаянно, что в Румынии, что здесь. Этих удалось сломать только на шестой день, перебив более половины личного состава их войск. И то организованная сдача происходила только по приказу командования.

Наибольшим шоком, конечно, для немцев явилось появление на фронте тяжёлых и средних русских танков. Немецкие танкисты сходили с ума пытаясь подбить тяжёлые КВ, всаживая в них раз за разом бронебойные болванки, ясно видя четкие трассеры попаданий, они с ужасом наблюдали как те продолжают двигаться, отхаркиваясь своим огнём от немецких панцеров, как от назойливых насекомых. Как юркие тридцать четвёрки раскатывали в блин их противотанковые пушки, с недосягаемой, даже для пушек Т–4, дистанции расстреливали панцеры, не неся при этом никаких потерь.

Когда же на поле боя показывались русские самоходки, в панцерах оставались только те танкисты, кто решил закончить свою жизнь самым достойным образом, сгорев в танке. Все остальные, кому ещё не надоела эта глупая штука под названием жизнь, немедленно выскакивали из башен и разбегались в разные стороны. А что ещё прикажете делать, встретившись с противником, который за километр прошибает тебя насквозь, как русские СУ-85, или обыкновенным фугасным снарядом отрывает башню танка, как тяжелые СУ-152.

Именно благодаря техническому превосходству, Катуков сумел уничтожить гораздо более многочисленного противника. Имея в своей группе тысячу машин, Клейст ничего не сумел противопоставить его танковому корпусу с чуть более чем двумястами танками. Правда в каждом механизированном корпусе были также полки КВ по сорок машин, да батальоны тридцать четвёрок по двадцать машин, но всё же главной ударной силой был его корпус. Конечно было в их механизированной группе и почти три с половиной сотни БТ, но в открытых столкновениях с немецкими панцерами их старались не применять, только из засад. Впрочем, быстро прикинув соотношение машин, Катуков всё же признал что Механизированная группа имела почти столько же танков, около восьмисот против тысячи, но сильно проигрывала в численности пехоты. И только быстрое маневрирование подразделениями позволяло создавать иллюзию превосходства, в которую немцы поверили и, в конце концов, проиграли. От размышлений его отвлек толчок командира Восьмого мехкорпуса Богданов.

– О чем задумался Михаил Ефимович? – Спросил тот.

– Да вот прикидываю, как нам в две недели уложиться. – Решил сказать Катуков.

– Уж как–нибудь постараемся. Надо, значит надо! – Сделал вывод Богданов.

Катуков одёрнул себя и сосредоточился. Доклад продолжал начальник штаба Первой танковой армии генерал-майор Ротмистров. Он отдавал чёткий приказ, судя по всему разработанный ещё в штабе Механизированной группы, о дислокации и порядке пополнения всех бригад танкового и механизированных корпусов. Катуков начал записывать цифры, но вспомнив, что является теперь командармом, остановился и постарался внимательно вслушаться в произнесённые цифры. Бригады раскидывали как можно ближе к железнодорожным станциям, но с таким расчётом, чтобы они не мешали друг другу при получении техники и маршевого пополнения. Чёткий график давал возможность надеяться, что всё будет выполнено в срок и с минимальными потерями. Судя по всему, начштаба знал своё дело очень хорошо.

Получив необходимые указания, командиры корпусов отправились их выполнять. Оставшись в палатке штаба армии втроём с Рокоссовским и Ротмистровым, Катуков окончательно осознал, что очередной этап военной службы остался позади, и пора привыкать к новому положению. Он пересел на место командующего, которое ему тактично освободил Рокоссовский, и спросил.

– Константин Константинович, а кого прочат на моё место?

– А кого бы ты хотел? – Ответил ему вопросом на вопрос бывший командир Механизированной группы.

– Я бы, товарищ командующий, хотел командира шестнадцатой танковой бригады Петрова. – Сказал Катуков и уточнил. – Но он только подполковник.

– Пусть тебя его звание не волнует. – Сказал Рокоссовский. – Приказом командующего Центральным фронтом сегодня утром подполковнику Петрову за образцовое выполнение своих обязанностей при уничтожении противника присвоено следующее звание полковника. Тем же приказом он назначается командиром Второго танкового корпуса. Тебе осталось только завизировать этот приказ.

Катуков довольно кивнул. Кажется на его бывшую должность назначен самый достойный. Всё–таки война даёт возможность выдвинуть того, кто действительно может выполнять свои обязанности наилучшим образом, а не того, кто лучше всего улавливает желания своего начальства.

– Ну удачи вам генералы. – Поднялся со своего места Рокоссовский. – Работайте. А мне пора ехать.

– Константин Константинович, а ужин? – Спросил Ротмистров уже на правах хозяина.

– Некогда Павел Александрович. Мне ещё у Жукова дела принимать. Как–нибудь в следующий раз поужинаем, когда приведёте армию. Провожать меня не надо, не заблужусь.

Рокоссовский попрощался с командиром и начштаба создаваемой армии и вышел из палатки. Вскоре раздался гул двигателей. Эмка командующего и бронетранспортёры сопровождения тронулись в путь.

Катуков и Ротмистров переглянулись и сели за стол. В следующие две недели у них будет чрезвычайно много работы, которую необходимо обязательно выполнить, и выполнить хорошо. Чтобы потом не жалеть о том, что мог сделать, а не сделал из–за лени или самоуверенности.

27 мая 1941 года
Северная Африка

Знойный южный ветер перегонял песок пустыни через приморскую дорогу ВиаБальбоа исполосованную гусеницами танков и бронетранспортёров. Обтекал наполовину засыпанные тем же песком брошенные британские автомобили. Коегде горки того же песка обозначали не убранные, высохшие под знойным пустынным солнцем, трупы, скорее всего англичане, или кто там у них держал оборону на этом участке. Порой Роммель и сам не знал: с кем ему придётся столкнуться в очередной раз. Кого только не нагнало в эти богом проклятые места английское командование. Весь многолюдный и многоцветный колониальный сброд со всех концов пока ещё необъятной империи, в которой как хвастались англичане, «"никогда не заходит солнце"». С кем только не приходилось сталкиваться за эти недели его солдатам. Южноафриканцы, австралийцы и новозеландцы, как самые стойкие войска использовались против него чаще всего, но попадались и сипаи и гуркхи из Индии, поляки и чехи, сбежавшие в своё время в Англию от победоносного вермахта. А теперь пытающиеся свести с Германией счёты в этих никому не нужных песках. Были среди солдат противника и французы, и бельгийцы, и голландцы, и, даже немцы, из антифашистов, побоявшихся отправиться к русским. Говорят, что где–то в пустыне в одном из оазисов у англичан есть даже еврейский батальон. Это сообщение доставило офицерам его штаба несколько минут искреннего веселья.

– Эрвин, а почему вы не используете трофейную технику? – Паулюс сидящий рядом с Роммелем указал на, стоящие вдоль дороги коегде впритык друг к другу, английские машины.

– У нас это барахла столько, что не знаем куда их девать. – Отмахнулся рукой Роммель. – Когда Уэйвелл «"победоносно выравнивал линию фронта"», как утверждали английские газеты с подсказки Черчилля, он нам оставил столько техники, что хватило переформировать в моторизованные все мои пехотные части. Одних танков мы захватили почти пять сотен. А уж автомобили и не считал никто. Вот и выбирали из них самые лучшие и пригодные для нас. А потом когда подошло к концу топливо и их брать перестали. Слили бензин и бросили за ненадобностью. Даже если бы я захотел их использовать, всё равно сдвинуть их с места нечем. Бензина с трудом хватает для танков – парировать удары англичан, которые здесь напоминают сказочную гидру. Чем больше мы их тут бьём, тем больше у них техники и солдат. Черчилль перебросил сюда все войска из Азии и Африки с расстояния в две тысячи километров.

Паулюс удовлетворённо кивнул. Именно это он и предполагал, когда предлагал Гитлеру нанести удар в Африке. Надо признать, что Роммель оказался на высоте, прекрасно проведя всю операцию. Искусно обходя англичан, нанося им удары со всех, даже самых неожиданных сторон, он создал у английских генералов иллюзию превосходства, в которую они свято верили эти два месяца, да и верят до сих пор. Чем же объяснить, что имея более чем трёхкратное превосходство, они решаются только на то, чтобы иногда проводить разведку боем.

– Самым моим опасным противником является отсутствие горючего. – Продолжил развивать тему командующий Африканским корпусом. – Если бы у меня были хоть полторы заправки на танк, я бы уже вкатился в Каир. И никакие Уэйвеллы и Окинлеки меня бы не остановили. Хотя надо признать, что мои «"ролики"» уже отработали ресурс, моторы надо заменять новыми. Мы ещё можем передвигать их вдоль линии соприкосновения с британцами, но серьёзного броска вперёд мои панцеры не выдержат.

– Боюсь Эрвин, что о моторах придётся забыть, да и обо всём остальном тоже. – Паулюс окинул взглядом придорожные пески и продолжил. – Нам пора думать как выбираться из этого никому не нужного места.

– Почему не нужного? – Усмехнулся Роммель. – Черчиллю эта проклятая пустыня очень нужна. Да и наш союзник дуче тоже от неё не откажется, хотя без нас он уже давно бы сидел на Сицилии.

Роммель понимал, что время серьёзного разговора ещё не пришло. Срочный прилёт Паулюса мог обозначать только одно, что дела в Европе пошли скверно и его, не такой уж сильный, корпус понадобился там. А то что дела у вермахта неважные ясно было уже на второй день вторжения в Россию. Вдруг заткнулся Ганс Фриче, весь первый день пропевший об стремительных ударах «"танковых богов"» Германии, как гнилую мешковину рвущих сопротивление русских войск. Зато выступил Геббельс со странной речью о величии германского духа, который остаётся твёрдым даже в дни тяжких испытаний. На третий день небо над его позициями очистилось от немецких самолётов, которые по словам лётчиков срочно перебрасывали в Румынию. Заткнулись в эфире вечно говорливые итальянцы. Офицеры итальянских частей пытались выяснить у немцев положение на востоке и, не получив вразумительно ответа, теряли доверие к союзникам.

Первые исчерпывающие ответы были получены от пленных британских офицеров. Не скрывая сарказма они рассказывали, что дивизии «"непобедимого вермахта"» разгромлены русскими уже на границе. Как все «"танковые боги"» въехали на своих «"роликах"» прямо в заботливо приготовленные для них котлы, где их танковые группы и перемалываются русскими. Как лучшая в мире германская авиация добивается в небе и на аэродромах русскими истребителями. Что Красная Армия захватила столько пленных, что русские потеряли им счёт.

– Мне непонятно, как вы умудряетесь держаться против наших войск, если какие–то русские колотят вас как хотят. – Закончил свой рассказ пленный британский майор, со сквозящим в голосе презрением к противнику. Сам он совершенно случайно въехал на своём джипе в расположение передовых частей вермахта. А судя по внешнему виду и на фронте оказался так же случайно. Холёная морда истинного прожигателя жизни дополнялась идеально отглаженным кителем и членским билетом аристократического клуба Каира.

Роммель критически окинул взглядом свои мятые шорты в масляных разводах, разбитые африканскими дорогами ботинки, свои руки в ссадинах и заусеницах. Его вдруг одолела злость. Выслушивать замечания от этого напыщенного ничтожества было просто унизительно.

– Пока что майор, это вы «"умудряетесь держаться против"» меня, а не я против вас. – Со злой усмешкой поставил он британца на место. – А что касается «"каких–то русских"», то я уверен, что и вам скоро придётся проверить на своей шкуре силу их ударов.

– Но Британия не собирается воевать с ними. – Заявил майор.

– Вы, как всегда, собираетесь отсидеться за чужой спиной? – Поинтересовался Роммель. – Не надейтесь. Если всё, что вы тут мне рассказали, является правдой, то и вашей Англии придётся вступить в войну с нашим общим врагом. И чем быстрее вы это поймёте, тем больше шансов у вашей Британии уцелеть. – Видя, что майор пытается ещё что–то сказать, Роммель махнул рукой. – Уведите этого болвана.

Был этот разговор вчера днём. А вечером его предупредили, что в расположение Африканского корпуса вылетает его давний друг Паулюс, который не так давно и устроил ему командование им. И вот тогда Роммель понял, что всё рассказанное британцем – правда. Только большая беда могла в самый разгар компании отвлечь одного из высших офицеров генерального штаба на второстепенный участок фронта. Роммель был умным человеком и прекрасно понимал значение Африканской компании в общих задачах вермахта.

Даже когда его танки только ворвались в Бенгази, он уже понял, что удар его корпуса всего лишь отвлекающий манёвр, главное предназначение которого испугать английское командование. Но Роммель не стал бы «"лисом пустыни"» если бы не использовал до конца самый завалящий шанс. Стремительно обтекая укрепления англичан, которые они пока не собирались сдавать, он устремился на восток.

Жара, пыль, скрипящий на зубах песок, взметаемый сотнями гусениц танков и бронемашин, пытающихся обойти друг друга в этой необозримой дали. Кипящее масло на раскалённых двигателях. Мгновенно исчезающий бензин из повреждённых емкостей. Кипящая вода в радиаторах. Раскалённые пушки на только что захваченных английских позициях. Жаркое пламя сгорающих танков. Растрескавшиеся губы и жуткая постоянная жажда. Далёкие миражи оазисов и дворцов, исчезающие стоило только подойти поближе. И невозмутимые верблюды наблюдающие за его бронированными колоннами. Душные дни сменялись холодными ночами, когда без шинели можно было замёрзнуть. А на смену холоду ночи опять приходила удушающая жара полдня. И так день за днём, пока его войска рвались на восток, через эти проклятые пески.

Через неделю, обойдя блокированный Тобрук, Африканский корпус выполнил поставленную перед ним первоначальную задачу. На этом его возможности и заканчивались. Но тут на Роммеля пролились дары фюрера. К новой, полностью укомплектованной, панцердивизии фюрер добавил поддержку ещё одного воздушного корпуса, затем были переброшены ещё две пехотные дивизии, а самое главное итальянцы всё–таки притащили танкеры с горючим. Всё это свалилось на его голову настолько вовремя, что впору было поверить в свою счастливую звезду.

И он ударил! Ударил так, что британцы, бросая танки и пушки, выбрасывая из перегруженных автомобилей оружие и боеприпасы, побежали во всю мощь моторов. Сталкивая с шоссе брошенные англичанами автомобили, его танки рвались к Каиру. Панические вопли эфира сопровождали каждый оазис занятый его войсками, каждый бархан, оставленный позади его мотопехотой. Почти не встречая сопротивления он к началу мая вышел на рубеж ЭльАламейна и… остановился.

Не потому, что британцы сумели организовать оборону. И не потому, что Черчилль перебросил в Египет всё, что сумел найти в пределах пары тысяч километров. Просто у его танков закончилось горючее! И взять его было негде!

Фюреру было уже не до африканских чудес. Роммель выполнил свою задачу, оттянув на себя все английские войска Средиземноморья. Да, его действия позволили сократить сроки югославской и греческой операции. Стремительно убегающие англичане не способствовали поднятию боевого духа союзников. Греческие генералы предпочли быстрый мир позорной капитуляции. Через неделю после начала операции вермахт парадным строем прошёл через Афины.

Столь же быстро была разгромлена и Югославия. И хотя войска ещё могли сражаться, генералы предпочли сдаться на милость победителя. Просидев в министерских креслах всего две недели, поспешили удрать вслед за убегающими англичанами и их ставленники. Победоносный вермахт растекался по Балканам.

А Роммель остановился в шести десятках миль от желанной, но пока недосягаемой, Александрии.

Нет, фюрер не забыл его лично. Не забыл и его солдат. Награды на его корпус посыпались как из рога изобилия. Дождь Железных крестов всех степеней пролился на солдат и офицеров Африканского корпуса. Вот только бензинового дождя, который ему был так нужен, Роммель не дождался. Рейху было не до никчемных пирамид. Фюрер посоветовал попросить горючее у итальянцев. Но дуче сам сидел на голодном пайке и того, что он сумел наскрести с трудом хватало для парирования контрударов англичан, которые они наносили с периодичностью говорящей о том, что делали они это не из стремления отбросить его назад. Просто это была реакция британских генералов на назойливые понукания Черчилля.

Наступило тягостное равновесие. У Роммеля не было сил отбросить англичан, а британские генералы не испытывали большого желания отбросить его. Больше трёх недель продолжались взаимные прощупывания противника, которые пока не привели ни к какому результату. Ставя себя на место англичан, Роммель находил десятки способов нанести поражение если не его дивизиям, то хотя бы итальянцам, старательно готовился к предполагаемому удару, но всё заканчивалось ложной тревогой. В конце концов и у него возникло ощущение несерьёзности сложившегося положения. Его солдаты плескались на пляжах Аравийского залива, по другую сторону которого шумела пока недоступная Александрия. В нескольких километрах от него принимали солнечные ванны англичане. Иногда над его позициями пролетали английские Харикейны, его зенитчики отвечали ленивым огнём, которым всё и заканчивалось. Почти все самолёты прикрытия его корпуса были перебазированы на будущий Восточный фронт, а те, которые остались, были ограничены жестким лимитом горючего.

А с началом компании на востоке поведение британских генералов стало настолько вызывающим и беспечным, что возникало сильное желание наказать их за самонадеянность. Вот только сил на это не было.

Визит Паулюса давал надежду, что возникшая неопределённость должна разрешиться каким–либо образом. Или он должен окончательно разгромить англичан, но вероятность такого решения проблемы всё–таки была очень маленькой. Или же, что более ожидаемо, его заставят отойти на более выгодные для обороны рубежи, для консервации сложившейся ситуации. Что неприемлемо для него лично, но выгодно для Германии, которой ещё один активный фронт в данной ситуации попросту не нужен.

Наконец томительная дорога закончилась. В сомнительном уюте штабной палатки, к которому командующий Африканским корпусом привык за эти месяцы, но который вызывал у, привыкшего к уюту генерального штаба, Паулюса брезгливое выражение лица, наступило время серьёзного разговора. Оставшись вдвоём, генералы посмотрели друг на друга, после чего Паулюс извлёк из своёго портфеля несколько листков бумаги и подал Роммелю.

– Тебе надо ознакомиться с этим, Эрвин.

Гриф в правом углу документа «"Совершенно секретно. Только для командования"» сообщал о серьёзности документа, а уточнение, сообщавшее, что это всего лишь пятнадцатый экземпляр документа, говорило о значимости его, командира Африканского корпуса, в нынешней иерархии вермахта. А вот само содержание вызывало столько вопросов, что Роммель пытался несколько раз оторваться от него, но каждый раз Паулюс, останавливал его, требуя дочитать до конца.

Документ был очень занятным. Ибо обобщал первые впечатления от столкновений с русскими войсками. И, хотя в нём было очень много фраз «"предположительно"» и «"возможно"», вызывал удивление названными в нём цифрами.

– Фридди, надеюсь это преувеличение предназначенное для того, чтобы пугать фюрера. – Роммель попытался сохранить критическое суждение о ситуации, но Паулюс охладил его.

– К сожалению, Эрвин, это не преувеличение, а преуменьшение, чтобы не пугать фюрера.

– Что ситуация настолько плохая? – Продолжил прощупывание Роммель.

– Ситуация просто катастрофическая! – Ответил ему Паулюс. – Со времён Фридриха Великого, которого так любит наш фюрер, рейх не был в столь сложном положении. То, что посчитали нужным сообщить тебе в этом документе эти бюрократы Кейтель и Йодль, не отражает и наполовину реальной ситуации.

– Так что нас ожидает? – Спросил Роммель.

– Нас ожидает крах! – Ответил ему, обычно спокойный и уравновешенный, Паулюс. – Все эти новинки военной техники, о которых ты сейчас прочитал, сводят все преимущества вермахта даже не на ноль, а на какую–то отрицательную величину, которую я назвать не решусь.

– Фридрих, мне кажется ты драматизируешь ситуацию. – Сказал Роммель.

– Эрвин, я сам видел атаку русского танкового корпуса день назад под Краковом. Наша артиллерия потратила, наверное, весь запас снарядов, чтобы остановить всего лишь несколько танков. А остальные спокойно въехали на позиции наших батарей и втоптали в землю пушки вместе с расчётами. Эрвин, снаряды противотанковых пушек отлетали от брони этих монстров, не причиняя им никакого вреда! А эти, с позволения сказать, танки пробивали броню наших панцеров за километр!