Текст книги "Гроза 1940"

Автор книги: Сергей Чекоданов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 27 страниц)

– В их бригаде около трёх тысяч солдат, сорок танков, более тридцати орудий и миномётов. – Продолжил переводчик. – Утверждает, что их бригада отдельная, но мне кажется, что врёт.

Генерал кивнул головой, хотя не поддерживал мнения своего переводчика. Действительно, даже этой бригады вполне хватит для того, чтобы остановить их рывок вперёд, особенно если танки из новых русских новинок.

– Спроси у него – какие у них танки? – Уточнил Зейдлиц.

Переводчик минут пять тормошил пленного, задавая ему различные вопросы, после чего мрачно ответил:

– По его утверждению, все танки из самых новейших – Т–34 последней модификации.

Зейдлиц помрачнел. Если пленный не врёт, то его танковый полк, собранный, в основном, из французских Рено и Гочкисов, не попавших в первую волну вторжения, не выдержит удара этого танкового батальона русских ни при каких, даже самых благоприятных для него, условиях. Даже с учётом первого батальона состоящего из настоящих, немецких, панцеров, а не этого трофейного хлама, хотя нужно признать, что при грамотном использовании, чего французские и английские генералы попросту не умели, и они являются грозной силой. Но не против этих бронированных монстров Восточного фронта.

Хорошо хотя бы то, что у русских на его участке фронта нет этого страшного оружия, о котором до сих пор известно только то, что после него остаётся выжженная земля и обугленные трупы – трупы доблестных солдат вермахта. Командир их корпуса генерал Манштейн утверждал, что его солдаты захватили одну такую установку. Хотя, как всегда, беззастенчиво врал. Если бы она ему, действительно, досталась – притащил бы в Рейх на собственной спине. Хотя бы для того, чтобы умилостивить фюрера за потерю всей секретной документации по химическим минам. Это кроме потери девяносто процентов численного состава своего корпуса и ста процентов всех танков и бронетранспортёров.

И это на фоне его соперника Рейнгардта, сумевшего протащить через русское кольцо окружения почти половину своих войск и четверть бронетехники.

Зейдлиц в очередной раз поморщился. Любое упоминание их бывшего, как он был уверен, командира корпуса генерала Манштейна вызывало у него плохо контролируемую ярость. Этот «"паркетный полководец"» ввергнул его солдат в самую глупейшую авантюру последних дней.

С самого начала те, кто хоть немного понимали в тактике и стратегии, но не генерал Манштейн, предрекали этому «"прорыву"» к бывшей польской столице «"неминуемое поражение"». Достаточно было трезвой оценки боеспособности войск вновь созданной «"корпусной группы Манштейн"». Из всех входящих в неё частей только дивизия Зейдлица представляла собой полноценное боевое соединение. Имели боевой опыт полки правого фланга, наскоро сведённые из ошмётков разгромленных в Польше частей, но и они не получили столь необходимого времени на «"притирку"» своих батальонов друг к другу. К тому же Манштейн решил не создавать из них отдельной дивизии, а подчинил эти части непосредственно себе. Ибо по его утверждению – никто не сможет использовать их боевой потенциал лучше него, так же как и танковый полк корпуса, который он тоже подчинил непосредственно себе.

Зейдлиц усмехнулся. Проклятый хвастун. Стоило обстановке немного отклониться от предсказанной этим «"гением"» тактики и стратегии, как он в панике сбежал к, недавно оставленным, границам Рейха, бросив подчинённые ему части без его «"гениальных"» указаний. И теперь части, которые могли бы как–то помочь его дивизии предоставлены самим себе. Даже приданный ему для прорыва танковый полк, ему не подчинён. И теперь вместо того, чтобы просто отдать приказ, ему придётся уговаривать полковника Неймгена, поступить так как нужно для блага дела.

– Господин генерал! – оторвал его от раздумий переводчик. – Пленный утверждает, что на левом фланге у нас не только их бригада. Вернее их бригада входит в конномеханизированную группу генерала Белова. – Дословно перевёл он русский термин. – Ещё две кавалерийские дивизии и несколько артиллерийских дивизионов.

Ну вот и всё! Это как раз то, чего он опасался. Подвижные части подкреплённые артиллерией, легко перекроют ему все возможные пути прорыва на Северо-Запад. Вернуться назад к Плоцку, из под которого наносили удар, уже не удастся. Все заверения Манштейна о том, что Висла надёжно прикроет их при движении к Варшаве, оказались блефом. Да она прикрывала их во время наступления, но стоило только подвижным частям пройти вперёд, как русские смели ненадёжные заслоны, оставленные Манштейном, и спокойно форсировали реку, отрезая ему путь назад.

Не покидала его уверенность, что и западное направление перекрыто также надёжно. Нет возможности прорваться и на север в Пруссию, где фельдмаршал фон Клюге, собрав все отошедшие туда дивизии, пока успешно отбивался от советских войск.

Оставался только путь на юг, который может стать спасением, а может превратиться в новый капкан. Нужно прорываться на юг, а потом поворачивать на запад к Лодзи, где есть сильная немецкая группировка. К Лодзи, которая и была пунктом назначения его дивизии. Если бы Гитлеру, не пришла в голову мысль вторично брать Варшаву.

Покорителю столиц непременно нужен был громкий успех. А болвану Манштейну шанс оправдаться. А козлом отпущения за все эти глупости быть ему – генералу Зейдлицу.

Стоящий около пленного ефрейтор Гофман наблюдал за сменой настроения командира дивизии. Если в начале допроса его лицо было мрачнее тучи, то к концу оно тянуло на пару ураганов. Хотя и настроение самого ефрейтора, прекрасно слышавшего всё, что докладывал генералу лейтенант–переводчик, стремительно падало вниз, собираясь остановиться где–то в районе пяток. Похоже, капкан за ними захлопнут надёжно, и если Зейдлиц не найдёт пути прорыва, то им останется или умереть, или попасть в плен. Если русские захотят их брать!

Говорят, что после приказа Сталина о борьбе со зверствами СС, большевики не сильно церемонятся. И пускают в расход целые роты, если обнаруживают расстрелянных пленных. А под Краковом уничтожили целиком весь батальон, в полосе которого какие–то недоумки убили и изуродовали русскую медсестру. Вот и в полосе их дивизии вояки СС расстреляли два госпиталя до того, как генерал разоружил их и выдворил за пределы своей зоны ответственности. Хорошо хоть врачей с медсёстрами убить не успели.

Гофман скосил глаза на пленного. Тот всё ещё боялся, не зная того, что в «"первой Мекленбургской дивизии"» приказы командира всегда выполняют. И если Зейдлиц дал слово, что он останется живым, то так и будет. По крайней мере сегодня. А вот что будет завтра, в том числе и с ними самими, никому не известно. Снаряды с бомбами не видят чужой ты или свой, солдат противника или пленный.

Повернув глаза ещё дальше, ефрейтор глянул на радостное лицо своего фельдфебеля. Хорошо дураку! Наверное, уже железный крест примеряет, а может и отпуск по случаю получения креста уже планирует. Гофман отвернулся. Нет, Шнитке неплохой парень, пока из него нацистская дурь лезть не начинает. Крепко эти бредни ему в голову вдолбили. Если бы не внешность, был бы Ганс сейчас в одной из зондеркоманд, и, ни секунды не сомневаясь в своём праве делать это, стрелял бы тех, кого его руководство посчитало расово неполноценными. Вот бы почитать ему статьи по антропологии из донацистской науки. Гофману стало весело, как только он представил выражение лица фельдфебеля при сообщении о том, что все народы севера Европы от русских до шведов и немцев имеют одинаковые параметры черепов, по которым германская наука и определяет чистоту расы. Ну а сообщение о том, что у русских процент нордических признаков никак не меньше, а то и больше чем у немцев, должно было бы заставить Шнитке уронить свою челюсть до самого пола.

Гофман едва не улыбнулся, когда представил своего командира взвода в таком виде, но вовремя спохватился. Неуместное веселье в такое время может дорого стоить. В лучшем случае можно отделаться разжалованием, а в худшем оказаться в составе одной из штурмовых рот, появившихся недавно с благословения фюрера.

Гофман за размышлениями едва не пропустил приказ генерала. А приказ был такой, что удивил не только ефрейтора, но и большинство окружающих. Больше всего поразило беднягу фельдфебеля. Он с выражением крайнего изумления смотрел то на генерала, то на пленного, наконец повернулся к Гофману за подтверждением того, что по его представлениям не могло быть. Хорошо, что командир дивизии отдав приказ поспешил уйти.

А приказ действительно был необычен. Ибо разведчикам велели отвести русского за линию переднего края и … отпустить!

Всю дорогу к кустам, обозначавшим передовую, фельдфебель молчал. Наверное, прощался со своим железным крестом и отпуском. Ефрейтор несколько раз собирался успокоить его, но каждый раз останавливался.

– Слушай, Гофман, – остановился Шнитке не дойдя до передовой несколько десятков метров, – а давай его пристрелим, никто ведь не увидит.

Кажется обида фельдфебеля достигла своего предела, если он решился сомневаться в приказе генерала. Гофман вздохнул и приготовился к долгому поучающему спору, такому же, как и те которые ему постоянно приходилось проводить со своим младшим братом.

Пять минут монолога, который изредка прерывался восклицаниями фельдфебеля так и не нашедшего ни одного способа опровергнуть своего подчинённого, завершился окончательной победой ефрейтора. Фельдфебель безоговорочно согласился с тем, что генерал может проверить исполнение своего приказа, что в последнее время никто из их дивизии не получал отпуска, даже за более важные дела, что, если русские найдут ещё одного убитого пленного, то их дивизии грозит полное уничтожение. Последний аргумент стал самым действенным, особенно после напоминания о том, что и они сами в одном шаге от плена.

Немного меньше пришлось объяснять ситуацию русскому майору. Услышав в третий раз «"Ком"» и не видя приготавливаемого оружия, он наконец решился и побежал в сторону русских траншей, но, пробежав метров сто, метнулся в ближайший овраг и исчез.

Гофман удовлетворённо отметил, что он поступил бы также. Бежать сейчас смертельно опасно. Ещё не отошедшие от боевого азарта солдаты пристрелят любого, кто движется в их сторону. И только потом будут разбираться правильно ли они сделали.

Солдаты проводили взглядом бывшего пленного и поспешили в свою роту. Всё ими увиденное говорило, что скоро опять придётся двигаться вперёд. Пока неясно куда, но сам факт смены обстановки никакого сомнения не вызывал.

22 июня 1941 года
восточнее Лодзи

Разгрузка не заняла много времени. Опытные в разгрузке бронетехники железнодорожники часто поглядывали в светлеющее небо. Немцы, немного оправившись от майского разгрома, тревожили железнодорожные станции и разъезды, выбирая для этого предутренние часы. Но низкая облачность, срывающаяся мелким противным дождиком, надёжно укрывала их состав от любого любопытства с воздуха. А окружавший разъезд густой лес гарантировал от любопытства праздношатающихся поляков, которым вдруг стало интересно всё, что было связано с войсками Красной армии. Особенно если учесть, что любопытство это поддерживалось английскими фунтами, которые британское правительство, всё ещё не меняющее официальную антигерманскую риторику, но делающее всё возможное для поддержки Гитлера, щедро проливало над Польшей.

Самолётов Андрей не боялся. Две самоходные зенитки сопровождения могли вести огонь откуда угодно, в том числе и с железнодорожных платформ. Ну а после спуска на грешную землю, где к своей огневой мощи они могли добавить неплохую манёвренность и, самое главное умение вести прицельный огонь на ходу, ни один самолёт «"люфтваффе"» в соперники им не годился.

Глядя на них, Андрей испытывал гордость за свою работу. Ведь ЗСУ-234 были всего лишь упрощённым вариантом его «"Шилки"», лишенной электронной аппаратуры управления огнём, но с большим боезапасом. Тем более приятно, что Сталинградский тракторный завод уже начал серийное производство этих машин. И очень скоро германских асов, ждёт очень неприятный сюрприз. Вдвойне приятно было и то, что все эти хваленые «"эксперты"», так и не подтвердившие своих непревзойдённых характеристик, горели десятками, несмотря на все свои дутые «"победы"». Чем опровергали все похвальбы «"апологетов демократии"», доставших во времена Андрея всех, кто умел думать головой, а не задницей, главным мыслительным органом российского «"демократа"»,

Намного больше внимания отвлекла разгрузка ЗСУ-234Э, той самой «"Шилки"», которая и была главной задачей экспериментальной лаборатории, возглавляемой самим Андреем. Две огневые машины, командный пункт управления и локатор дальнего наведения сгружались следующими. Вслед за ними сошли бронетранспортёры и машины роты сопровождения, на их присутствии настоял сам Главнокомандующий, когда давал разрешение на эту командировку. Удивительно, что их с Сашкой вообще отпустили на фронт.

Всему виной была обнаруженная нашими наступающими войсками непонятная установка, в которой Андрей после недолгого анализа вынужден был признать в некоторой степени мифологическую, так как никто не видел действующего образца, механическую ЭВМ Конрада Цузе. Второй причиной была, найденная неподалёку радиолокационная станция немцев. Расположение не очень далеко друг от друга этих устройств и породило цепочку событий, которые привели к его появлению в этом месте.

После разгрузки машин боевого расчёта, торопливо отогнанных под защиту деревьев, сгрузили автомашины колонны сопровождения. Поезд тронулся, покидая разъезд. Командир охраны майор Ситников выстроил колонну в походный ордер и дал команду на движение. Андрей, едущий вместе с Сашкой в своей эмке в самом центре колонны, с некоторым удивлением рассматривал окружающий пейзаж. Сам он в Польше, ни в социалистической, ни в буржуазной никогда не был, но, оценивая вопли обиженных на «"пшеклентных москалей"» поляков, ожидал увидеть, если не преддверие рая, то, по крайней мере, развитую страну. То, что он увидел, опровергало ещё одну легенду «"демократии"». О «"нищей России"» пришедшей в «"богатую Европу"» грабить бедных поляков.

Конечно в России, вернее Советском Союзе, этого времени жили небогато, но не было той потрясающей нищеты, которая вскоре ему встретилась. Такого убожества ему не приходилось видеть даже во времена расцвета «"демократии"» на городских помойках.

Проследив за удивлённым взглядом напарника, Сашка хмыкнул, а затем пояснил:

– Не пугайся, тут можно и не такое увидеть. Польша и раньше особым богатством не блистала, а после того как здесь полтора года немцы похозяйничали вообще в нищету провалилась. Посмотрел ещё раз на индивида, так удивившего Андрея и добавил:

– Хотя вот этому я бы не поверил. Уж очень лохмотья показательные. А вот морда одежонке не соответствует – слишком чистая и сытая. И глаза чересчур внимательные.

По его команде машина свернула к обочине и притормозила. Тут же из следовавшей позади них полуторки выскочил лейтенант, подбежал к Сашке, выслушал его и, отдав приказ бойцам, направился к «"нищему"».

Пришлось Андрею ещё раз, а случаи были и не единожды, удивиться наблюдательности своего куратора. Ибо «"нищий калека"» резво отбросил свои костыли и со всех ног кинулся удирать. Но вскоре был настигнут, сбит с ног и связан. После обыска мнимого калеку закинули в кузов полуторки и колонна двинулась дальше.

– Неужели что–то пронюхали? – Встревожился Андрей.

– Вряд ли. – Успокоил его Сашка. – Уж очень работа не профессиональная. Какой–то местный придурок, решивший заработать марок, а может и фунтов. Англичане денег на противодействие нашей армии не жалеют. Наш МИД каждую неделю им протесты отсылает. А те только вежливо кланяются и отписки нам шлют. Мол правительству Британской империи об этих прискорбных случаях ничего не известно. А если «"подобное имело место быть"», то это всего лишь частная инициатива отдельных лиц.

– Следует ожидать, что следующим этапом «"частной инициативы"» будет массовая демобилизация английской армии, и столь же массовая отправка добровольцев в Европу для борьбы с «"красной угрозой"». – Прокомментировал Андрей.

Сашка согласно кивнул. Все эти дела были столь грубо сляпаны, что не оставляли никакого сомнения в истинных намерениях британского правительства. Опасаясь пока открыто выступить на стороне недавнего врага, англичане делали всё возможное для его тайной поддержки. Долго это, естественно, продолжаться не могло. Но немцы ещё держались, наступление Красной армии приостановилось и Черчилль оттягивал принятие окончательного решения, желая дождаться более решительных успехов одной из сторон.

Андрей не знал – была ли задержка наступления в Польше стратегическим манёвром Генштаба, или же наши войска действительно выдохлись. Нужно признать что армия пока не имеет серьёзного боевого опыта, генералы не могут проводить операции без ошибок и накладок. Это в его времени войска Жукова и Конева за три недели от Вислы до Одера прыгнули. Здесь же такие темпы пока не доступны. Хорошо хоть большую часть Польши взяли с обеими столицами. Хотя и в районе Кракова и вокруг Варшавы до сих пор идут жестокие бои.

Ну, с Краковом всё понятно. Потерянный немцами по глупости, и с такой же глупостью штурмуемый фашистскими войсками, один из красивейших в Европе, город постепенно превращается в груду развалин. Волны контрнаступлений обеих сторон прокатываются по его улицам и площадям с увеличивающейся с каждым разом ожесточённостью. Это, конечно, ещё не Сталинград – не дошли люди до той степени злобы – но уже что–то его напоминающее.

Однако, сомнения есть. Почему Рокоссовский, без труда отшвырнувший немцев при первой попытке штурма, позволил им войти на улицы города. От этой ситуации сильно смердело политикой, а именно желанием убедить англичан, что Германия ещё сильна. Жалко только город.

Но жалеть самих поляков Андрей не собирается. Столь быстрый переход на сторону бывшего врага вызвал такое удивление во всем мире, что немедленно был окрещён «"польским феноменом"». Из–за этого была даже попытка расформировать польские части, подчиняющиеся Красной армии. И только энергия генерала Берлинга спасла их от этого позора. Вот только чести освобождать свою страну их лишили, перебросив польский корпус в Литву на границу Восточной Пруссии.

А вот Варшавская операция никаких сомнений в политической подоплёке решения не вызывает. Жуков дал возможность польским отрядам войти в город, а затем стремительными фланговыми ударами замкнул его в кольцо, предоставляя гордым панам возможность принимать решение – или они пытаются отбить свою столицу у немцев самостоятельно, или идут на союз с Красной Армией. Суетные поляки, как всегда выбрали самое неожиданное, самое глупое и нелогичное решение. Они в полном составе перешли на сторону немцев. Исключение составили только немногочисленные сторонники коммунистов. Но с ними быстро и жестоко расправились их же соотечественники, развесив на столбах и деревьях вдоль центральных улиц. Такое развитие событий вызвало у советских генералов сначала шок, а затем вполне оправданную ярость. После этого Варшава и все дураки, вошедшие в неё, были обречены.

А поведение населения Польши окончательно и бесповоротно убедило всех бойцов Красной Армии, что они во вражеской стране.

«"А с врагами мы церемониться не собираемся!"» – сообщали на немецком и польском языках в рассыпаемых над Варшавой листовках окруженным остаткам немецкого гарнизона и отрядам генерала Ровецкого.

Но поляки ещё не поняли – какую они совершили глупость! Немцы держались, к Варшаве стремительно продвигался корпус Манштейна. Из далёкого Лондона доносились приветственные возгласы и заверения в несомненной поддержке. Радостные толпы орали польский гимн на улицах, которые глупые русские почему–то не обстреливали. Восторженные панёнки дарили поцелуи героям Польши и солдатам доблестного Вермахта. До позавчерашнего дня!

Когда стало ясно, что ловушка удалась, операция перешла в завершающую стадию. Остановив рвущиеся к Варшаве немецкие части корпуса Манштейна, Жуков приступил к заранее разработанному плану уничтожения вражеского гарнизона. Тысячи ракет и снарядов обрушились на обречённый город. Волны бомбардировщиков накатывались на него, сваливая свой смертоносный груз над всем, что хоть немного напоминало оборонительные позиции. Истребители сопровождения, разогнав немногочисленную авиацию Люфтваффе, штурмовали траншеи немецкого гарнизона и наспех наваленные из всякого хлама в первые дни мятежа баррикады польских ополченцев. Построить полноценную оборону великопольское воинство так и не собралось, несмотря на многочисленные требования немецкого командования.

Когда же на улицы двинулись танки и штурмовые группы десятой армии, началась агония. Из Лондона пришёл очередной приказ и Варшава запылала с разных концов. «"Не оставим «"москалям"» ничего!"» – вопили жолнежи и жгли всё, что могло гореть. Группы сапёров польского гарнизона взрывали здания, составлявшие гордость польского народа, пока хватало взрывчатки. Даже немцы взирали на это сумасшествие с удивлением.

Протрезвление у панов началось, когда они поняли, что им никто не препятствует в их вандализме. Пленные русские только смеялись и говорили одно и то же: «"Ваш город – вам и восстанавливать"». Безумство стало стихать к вечеру вчерашнего дня.

А сегодня утром, как сообщил им начальник станции разгрузки, в Варшаве начали сдаваться первые отряды поляков. Дисциплинированные немцы ждали приказа, но активное сопротивление тоже прекратили. Варшавская операция подошла к логическому концу.

Следовало ожидать, что и на других участках фронта должно произойти резкое изменение обстановки.

Хотя, куда дальше и резче. Ведь только в Польше советское командование сохраняло какую–то видимость паритета с противником.

Румыния полностью захвачена. Остатки румынской армии сейчас старательно разучивают «"Катюшу"» и готовятся к походам в качестве союзника русских войск. Прежде всего в Венгрию, к которой у «"кукурузников"» очень серьёзные претензии тысячелетней давности.

Венгрия, в свою очередь, столь же старательно стремится снискать расположение победителя, хоть и не успела открыто перебежать в его лагерь. Но Хорти можно понять. Гитлер тоже не собирается церемониться. И если Будапешт до сих пор не оккупирован немцами, то только потому, что русские не дают Германии возможности выделить для этого войска.

Болгария восторженно приветствует своих «"братушек"». Правда, это можно сказать только про простой народ. А вот вся элита, прикормленная в своё время немцами, старательно скрипит зубами и смотрит на запад. Но Черчиллю сейчас не до них. Попытка высадки десанта на Крите, идиотски потерянного полтора месяца назад, закончилась не то что поражением, лучше всего для этого подойдёт слово разгром. Но в «"демократической прессе"» не принято использовать столь крайние оценки, поэтому она скромно написала, что «"британские войска вынуждены были отступить"». Англичане храбро попытались повторить парашютный десант, проведённый немцами в начале мая, но не смогли достигнуть даже тех сомнительных успехов, которые достались на долю питомцев Штудента. Если, понёсшие потери, парашютисты 7 авиадивизии люфтваффе всё же сумели взять под контроль пару аэродромов, а немецкое командование перебросить горнострелковые дивизии, составлявшие основную ударную часть группы и завершить операцию, то английское командование свернуло свои действия сразу, как только стало ясно, что сброшенные на остров польские парашютные части угодили в ловушку. Оставив своего союзника на верную смерть, ибо немцы объявили польских солдат, воюющих после победного завершения компании тридцать девятого года, партизанами, и в плен их не брали. Немного больше повезло канадским и австралийским морским пехотинцам. Продержавшись почти трое суток они сложили оружие, потеряв более половины личного состава убитыми и ранеными.

Бои идут в Югославии, хотя Европа, контролируемая немцами, уже успела признать окончательный распад этой страны. Вот только не собираются признавать это решение цивилизованных народов «"дикие сербы"» и не менее дикие, с точки зрения просвещённого европейца, другие сторонники единства славянских народов, прежде всего русские.

Андрея всегда бесила эта мессианская уверенность европейцев, всех направлений и убеждений, в несомненном превосходстве над «"дикими русскими"».

Когда в его времени такой вот, очередной, мудак принимался просвещать его, «"дикого азиата"», о превосходстве «"европейской расы"», он зверел и ставил этого козла на место, не отказывая себе в развлечении продемонстрировать своё советское образование, до которого всем иностранным институтам ещё ползти и ползти. Удовольствие лицезреть как вытягивается морда обиженного в самых лучших чувствах «"просветителя"» того стоило.

Грешным делом он думал, что подобное поведение есть результат развала Советского Союза, да рабского поведения новой российской элиты, готовой пресмыкаться и предавать интересы родины за сомнительные права членства в многочисленных комиссиях и ассамблеях. Но оказалось, что Европа так относилась к России всегда! И в своё первое же посещение приёма иностранных послов в Кремле Андрей в очередной раз наткнулся на подобного индивида.

Знающий русский язык англосакс большая редкость. Чаще всего он специально подготовленный шпион и иногда экстравагантный чудак, который подобным образом пытается удивить людей своего круга. Мистер Джексон, как он представился при знакомстве, принадлежал именно ко второй группе, хотя честно пытался выполнять обязанности первой. Впрочем обязанности разведчика он, судя по всему, взвалил на себя только из желания развлечься. Конспиратор из него был никудышный. Даже Андрей с его малым опытом мгновенно идентифицировал его как представителя МИ-6.

Впрочем, через десять минут общения он столь же уверенно перенёс его в группу прикрытия настоящих агентов. Своим поведением мистер Джексон сильно напоминал экранного Джеймса Бонда. Такой же показной и ненастоящий. Так же пытался привлечь внимание к своей особе. Столь же картинно совершал непозволительные для настоящего разведчика глупости. И нёс всякую чушь. Но на довольно хорошем русском языке.

А ещё через десять минут ничего не значащего разговора, обо всём и ни о чём, Андрей столь же кардинально поменял мнение о собеседнике, и решил, что он и является настоящим агентом. Но настроенным на ловлю определённого вида носителей информации – светских бездельников и скучающих высокопоставленных жён и любовниц.

Обиделся тогда Андрей именно на то, что его отнесли к этой группе паразитов. И за свою обиду отомстил такой же поучающей как у англичанина речью, язвительной и приправленной всякими историческими фактами и аналогиями, опровергнуть и игнорировать которые подданный британской короны попросту не мог. Ибо речь в который раз пошла об истории, а вернее о личностях эту историю творящих. Не встретив от русского правоверной марксистской реакции о главенстве толпы в историческом процессе, британец решил зацепить его европейским представлением о знаковых фигурах русской истории. И начал с высказывания о кровожадности царя Ивана Грозного. На это Андрей с совершенно серьёзным и глубокомысленным видом подтвердил, что «"царь Иван, конечно, страшен, но куда ему «"мелкому пакостнику"» до настоящих злодеев того времени"». Удивлённый британец ждал продолжения. И Андрея понесло. Он доходчиво объяснил англичанину, что по количеству убиенных великий злодей Иван (около двух тысяч по панегирикам) не идёт ни в какое сравнение с просвещёнными владыками культурной Европы того времени. К примеру Генрихом Восьмым Английским – в правление которого в Англии было повешено, сожжено, четвертовано и просто закопано в землю около семидесяти тысяч человек. Или Карлом Пятым Испанским – который только в Нидерландах отправил в лучший мир больше ста тысяч своих подданных, это не считая многочисленных испанских аутодафе. Англичанин выпучивал глаза, возмущённо хватал воздух, но на каждую попытку возразить Андрей методично переходил к другой европейской державе того времени, чтобы опять найти «"вопиющие факты человеколюбия и добродетельности"» императоров, королей, герцогов и прочей правящей швали той эпохи.

Через полчаса этой отповеди едва не задыхающийся от смеха Сашка оттащил Андрея от своей жертвы. Красного же как рак англичанина увели сотрудники МИДа.

А батальонному комиссару Баневу после этого случая приказом самого наркома НКВД Берии было «"запрещено издеваться над иностранными дипломатами, даже если они откровенные идиоты"». Формулировка была именно такая!

Андрей повернулся к Сашке, но тот вовсю клевал носом. Сказывалась бессонная ночь разгрузки и скорого перехода дальше от ветки железной дороги, перешитой на российскую колею. Как ни мало у немцев самолётов, но они попрежнему стараются контролировать все стратегические объекты. И если не штурмовики, то разведчики с рассветом появятся обязательно. В их положении штурмовики или бомбардировщики даже предпочтительнее разведчика. Ни Юнкерсы, ни «"штуки"» от новых зениток не уйдут, а вот «"рама"» нагадить сможет очень сильно.

Андрей посмотрел на часы. Шесть тридцать утра. В его времени в этот час немецкие панцеры уже выкатывались на стратегические шоссе, чтобы устремиться по расходящимся направлениям в глубь Украины, Белоруссии и Литвы.

И то, что этого не произошло здесь наполняло Андрея гордостью. «"Накося выкуси"» всемирное буржуинство. Не будут «"советы"» вашим пушечным мясом. Не будет Советский Союз своё будущее укладывать в землю миллионами ради ваших прибылей. Не выйдет у вас делать бизнес на крови русских. Да и с немцев много не перепадёт. Ибо не будет затяжной войны на истощение. Год, максимум два, и вся Европа будет наша. И даже Англия за своим проливом не отсидится, если Красной армии понадобятся военные базы в Шотландии или Уэльсе. По крайней мере, он, Банев Андрей, приложит все усилия, чтобы всё закончилось именно так.

Андрей откинулся назад, закрыл глаза и постарался забыться, чувствуя как медленно проваливается в зыбкое марево сна.

Подполковник Зайцев в раздражении вышагивал вдоль борта бронетранспортера. Угораздило же этого водилу так распороть шину, что никакая подкачка не помогает. Сколько времени потеряли пока колесо меняли. А теперь оказывается, что у этого раздолбая запаска не накачана. Полчаса коту под хвост. Был соблазн бросить этот БТР на хрен и рвануть на машине, благо ехать всего ничего. Минут двадцать до этого городишки. Как его там, РаваМазовецка кажется. И только категорический запрет командному составу перемещаться по Польше без охраны удерживал его от этого опрометчивого шага. Надо было, как прежде, одеть форму капитана и ехать на свой страх и риск. Вот только надо признать, что риск всё–таки очень большой.