Текст книги "Гроза 1940"

Автор книги: Сергей Чекоданов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 27 страниц)

Чекоданов Сергей Иванович
Гроза 1940

Когда нас в бой пошлёт товарищ Сталин

Либерастам и Резуноидам просьба не читать!

Посвящается Тониной Ольге, работы которой подвигли меня на опубликование этого «"опуса"»

Необходимое авторское предисловие.

Это не совсем художественное произведение. Я не пытался подобно Бояну «"излиться мыслью по древу"», или подобно либерастам срубить деньжат по легкому на словоблудии.

Я не уверен, что это когда–либо напечатают. Ибо у меня нет ни связей, ни денег пробивать своё детище.

Это просто протест против МУДАКОВ, обсирающих историю моего народа. Гадящих по крупному как незабвенный Резун. Осиновый кол ему в ЖОПУ, ибо это у данного козла самое чувствительное место в организме. Или трусливо пованивающих при каждом удобном случае, из того же самого главного места в организме, как наша доблестная творческая интеллигенция. Или «"комментариев"» самовлюбленного в своё невежество долбодубового поколения ПЕПСИ.

В то же время это ЛИКБЕЗ для обманутого дерьмократической пропагандой молодого поколения, которое искренне уверенно в том, что Советский Союз («"Проклятая империя зла и тюрьма народов"») победил во Второй Мировой войне совершенно случайно, и только потому что «"Великая Америка"», ну и не такая «"великая Англия"», вкупе с «"активно сопротивляющейся"» немцам Европой, решила помочь этим «"русским недоумкам"», которые и портянки то толком наматывать не умели, разгромить Гитлера.

Заранее предвижу бесконечные комментарии «"знатоков"», пытающихся уязвить автора в том, что он неправильно перечислил штат немецкой батареи, не пересчитал траки на немецком Pz–III, не знает, как правильно называлась военнополитическая разведка в германской армии (хотя на самом деле знаю, что не «гестапо», но не уверен, что об этом слышал хоть кто–нибудь из большинство других людей), да и вообще понятия не имеет какого цвета «"пепифакс"» полагался «"доблестным американским и английским воякам"» в то время. Да и вообще правильно называть немецкие танки полным именем Pz Kpfw III (Sd Kfz 141), как следует из документов, а то и полную расшифровку на каждой строчке писать, хотя самим немецким танкистам подобный маразм в голову вряд ли бы пришёл.

Но если хоть кто–то из прочитавших переменит свою точку зрения и перестанет верить официальной пропаганде, то я не зря рвал душу, пытаясь провести своих героев через войну, которую нам, да и Германии, навязали силы, стремившиеся уничтожить всех возможных противников. И, к великому сожалению, им это удалось!

Если говорить честно, то этому «опусу» более двух лет. Просто я не решался обнародовать его каким–либо образом, ибо писал для своего успокоения. Но, почитав большую часть того, что написано по альтернативной истории ВОВ, я решил его вывесить на СамИздате.

Я не придерживаюсь мнения Ходова, что «альтернативку не тему ВОВ не писал только ленивый», ибо эта работа требует хотя бы элементарного знания истории. (Это вам не фэнтези писать, где требуется только собственная буйнопомешанная фантазия.)

Не собираюсь заранее извиняться за то, что мои взгляды не совпадают с мнением большинства участников военноисторических форумов, не собираюсь «с придыханием» повторять «бредни» немецких генералов. Ибо помню выражение Наполеона, «который Бонопарт»: «Бойтесь побеждённых немцев, ибо если им не удалось утопить Европу в крови, то они утопят её в своих слезах».

Не собираюсь вслед за большинством авторов «альтернативок ВОВ» вопить о неизбежности поражения Красной Армии в 41 году. Ибо хорошо нападать с дубиной на спящего, но совсем другое дело нарваться на такую же дубину готового к неожиданностям противника.

Не собираюсь вслед, за тем же, большинством авторов немедленно причислять Англию и САСШ к числу наших естественных союзников. Ибо, по сути дела, они были нашими такими же, естественными врагами. Что подтвердила вся остальная история развития нашего мира. Ну и многое другое! О чём я не собираюсь спорить!

Тем более, что у каждого есть своё мнение. И по «большому счёту» на мнение других, «большинства людей», НАМ попросту наплевать.

А ПОЧЕМУ Я ДОЛЖЕН СОСТАВЛЯТЬ ИСКЛЮЧЕНИЕ!!!!

НЕ СОБИРАЮСЬ ИЗВИНЯТСЯ НИ ПЕРЕД КЕМ!

Хотелось бы выразить благодарность ВСЕМ авторам СамИздата, которые, подобно мне «рвали душу» в попытке задним числом переиграть «старушку Клио». Не обижайтесь, что не могу перечислить всех поимённо.

Хотелось бы выделить из общего списка Анисимова, как самого знающего в истории воинских соединений и реальных возможностей военной техники. И Конюшевского, как самого способного в создании правдоподобных, в определённой мере, военных приключений.

Я надеюсь, что это не окончательный вариант. Всё зависит только от вас! Если читателям потребуется продолжение, я его вывешу. Но придётся его полностью переделать. Так что вскоре не сумею.

Пролог

Зеленый абажур лампы отбрасывал круг света на стол. Колыхались неясные тени по стенам, вспыхивала трубка, в комнате стояла тишина, нарушаемая иногда скрипом сапогов, когда хозяин поворачивался и шел в другой конец комнаты. Человек под лампой ждал.

Наконец хозяин кабинета остановился напротив лампы, вынул трубку и спросил:

– Как ты думаешь, Лаврентий, это правда?

Человек под лампой весь подобрался, передвинул картонную папку перед собой:

– Коба, здесь только его признания, ничего больше.

– Лаврентий, я не хуже тебя знаю, как твои костоломы умеют выбивать признания, – сказал Сталин и отошел от стола. – На этот раз мне нужна только правда. Слышишь, Лаврентий, полная правда.

Берия передернул плечами, трудно угождать хозяину и приносить правдивые материалы допросов. Хотя на этот раз он не кривил душой, материалы, действительно, были без корректировки и «"силового давления"». Объект с непонятным бесстрашием послал его сотрудников куда подальше и сказал, что он расскажет всё при условии передачи его сведений дальше по инстанции. Прочитав начало его рассказа, все сотрудники НКВД, втихомолку крестились, и передавали протокол допроса выше, пока он не дошел до самого наркома НКВД Лаврентия Берия. Тот, получив сведения от какого–то сержанта, вначале хотел перестрелять всех дураков, посмевших его потревожить, но затем прочитал присланный материал и ужаснулся. И вот он сидит здесь и ждет решения человека, который единственно может что–то решать на шестой части суши. Лаврентию, как и Сталину, не хочется верить в то, что он принёс, но факты прижимают его к воображаемой стене. И вот он решается и говорит:

– Товарищ Сталин, к объекту методы силового давления не применялись.

– Лаврентий, не юли, – Сталин опять остановился перед лампой. – Я тебе сказал – только правда.

– Коба, здесь только то, что он сказал, – сказал Берия погрузински, зная, что хозяин поособому относится к сведениям на родном языке.

Сталин опять пыхнул трубкой, дошел до стены, повернулся, прошел до противоположной стены кабинета. Повернулся к Берии:

– Лаврентий, ты понимаешь, что мы с тобой дураки, если хотя бы слово из этого, – Сталин показал на папку, которую он до этого читал, – попадет к кому–нибудь кроме нас с тобой.

– Коба, я этого не допущу, – сказал Берия и успокоился, гроза прошла. Устранить объект и наиболее информированных из тех, кто читал протокол допроса, большого труда не представляло.

– Лаврентий, ты дурак. – Усмехнулся Сталин и показал на папку, – Я хочу, чтобы этого действительно не было. Кстати, это какой по счету?

И вот тут Берия испугался понастоящему. Никто, кроме него, не мог знать о предыдущих «"проникновениях"». Все протоколы допросов изъяты, все допрашивающие уже ликвидированы. Лаврентий дернул головой от страха и сказал, вопреки своему желанию:

– Это третий, товарищ Сталин. Сталин усмехнулся своей маленькой победе над верным соратником, и сказал:

– И что все обещали нам полный разгром!

– Нет, только двое, включая сегодняшнего. – Ответил Берия. – Один говорил, что мы завоюем всю Европу, так как ударим раньше немцев. Кстати, нынешний тоже обещал нам полную победу, если мы успеем опередить немцев в первом ударе.

– Лаврентий, я хочу его видеть, – Сталин вынул трубку, постучал её о свою ладонь, повернулся к Берии и сказал. – И если у него будут следы от работы «"твоих мальчиков"», ты у меня умрешь «"смотрителем северного полюса"». Кстати, а ты зачем расстрелял тех кто попал раньше? Берия глянул на Сталина и решил, что говорить надо правду:

– Я про них и не знал. После этого, – он показал на папку, – дал команду проверить были ли ещё такие случаи. Оказалось, что было ещё два, семь и пять месяцев назад. Эти дуболомы, к которым они попали, как услышали о войне с Германией сразу их в английские шпионы записали и под расстрел. Сталин кивнул, услышав ответ, сказанное совпадало с его сведениями:

– А что с этими дураками?

– Под расстрел отдал «"за дурость и самомнение"».

– Вот даже как! – Сталин засмеялся. – Что так и написал? Берия кивнул и продолжил:

– Но судя по материалам допроса, большой ценности они не представляли. Кроме общих фраз и даты начала войны ничего не знали. Какие–то спившиеся бродяги. Жалеть о них нечего. А вот этот нам может пригодиться, знает он много и сам идет на контакт.

– Ограничь число посвященных, только не надо сразу расстреливать, они нам ещё могут понадобиться для работы с ним. – Сказал Сталин, прошелся по комнате, вернулся к столу, бросил погасшую трубку на стол и добавил. – Держать его будешь в Кремле. Найдешь толкового оперативника из «"старых"», если не всех уже перестрелял, допросы вести без битья и прочих фокусов, но серьёзно. Всё сказанное записывать и мне, никаких копий не делать.

– Военные понадобятся, – добавил Берия.

– Подключишь Шапошникова. Климу и его ишакам ни слова. Завтра привезешь объект ко мне, ночью. Всё. Можешь идти.

Берия поднялся и вышел, прихватив папку. Сталин сел за стол и достал из ящика книгу. Внимательно посмотрел на незнакомый танк с длинноствольной пушкой на обложке, прочитал название «"Горячий снег"».

Открыл книгу и нашел год издания – 1982.

ВСЁ БЫЛО ПРАВДОЙ.

3 ноября 1940 года
Кремль

Пришли за Андреем, как он и ожидал, уже вечером. Два молчаливых лейтенанта НКВД провели его незнакомыми коридорами, пересекли двор. Хотя на экскурсиях в Кремле Андрей пару раз был и приблизительное расположение правительственных помещений представлял, но сориентироваться сразу не сумел. На улице было довольно холодно, лежал снег, что, привыкшему в своем времени к длительному осеннему теплу, Андрею было в диковинку. Вскоре его завели в очередную дверь, провели по коридору и ввели в приемную, которую он узнал по описаниям и по присутствующему в ней Поскребышеву, портрет которого он несколько раз видел. Придирчиво окинув его взглядом, бессменный секретарь «"вождя всех времён и народов"» удовлетворённо кивнул и показал на дверь.

– К товарищу Сталину обращаться только «"товарищ Сталин"». Если предложит сесть, садитесь без возражений. На его вопросы отвечать чётко, по существу и, по возможности, коротко, кроме тех случаев, когда он потребует подробности. – Проинструктировал Андрея Поскребышев и открыл перед ним дверь.

Андрей шагнул в кабинет вождя с внутренней дрожью. Решалась его судьба, но не только его, а и судьба всей страны. Он прошел несколько шагов к столу, оглянулся по сторонам. Сталин стоял в проеме окон, раскуривал трубку. По воспоминаниям знавших вождя людей Андрей помнил, что горящая трубка является знаком хорошего настроения. Да и смотрел на него Сталин довольно приветливо. Андрей опустил руки по швам и повернулся лицом к вождю.

– Здравствуйте товарищ Банев. – Сталин обошёл стол, подошёл к Андрею, посмотрел на него снизу вверх, всё–таки ростом вождь был меньше Андрея с его 184 см, хотя и не таким маленьким, как писали в разного рода мемуарах. Где–то сантиметров сто семьдесят, как прикинул Андрей. Но, насколько было известно Андрею, тот никаких комплексов по поводу своего роста не испытывал, в отличие от последнего императора Николая Второго, который просто панически боялся людей большого роста.

– Здравствуйте товарищ Сталин, – ответил Андрей и повернулся к вождю, который прошёл вдоль стола.

– Расслабьтесь товарищ Банев, вы ведь не военный, чтобы стоять по стойке смирно. Или всё же военный?

– Прапорщик запаса, товарищ Сталин.

– Что за странное звание? – удивился Сталин.

– Введено после войны для старшин сверхсрочной службы, чтобы отличить их от солдат срочной службы дослужившихся до этого звания. – Пояснил Андрей.

Сталин внимательно выслушал его, кивнул каким–то своим мыслям. Подошёл опять к Андрею, сказал:

– Садитесь, товарищ Банев, разговор у нас с вами будет долгий.

Помня инструкции Поскребышева, Андрей прошел к столу и сел на ближайший стул. Сталин обошёл стол, присел напротив, затянулся трубкой, и продолжил:

– Объясните мне, товарищ Банев, некоторые места своего письма. Как получилось, что немецкая армия нанесла нашей такое сокрушительное поражение, как вы описываете? Ведь превосходства у немцев, да и вы это подтверждаете, нет ни в танках, ни в самолётах, ни в артиллерийских орудиях.

– Главной причиной, товарищ Сталин, была внезапность нападения. – Начал свой рассказ Андрей. – Наши войска были эшелонированы на несколько сотен километров в глубину, вторые эшелоны вообще до Днепра. Поэтому немцы громили их по частям по мере подхода. Одной из главных причин было то, что большая часть складов, даже окружного подчинения, была выдвинута к самой границе. И, в первые же дни, они достались фашистам, оставив нашу армию без оружия, боеприпасов и даже обмундирования. В первый день потеряли две трети фронтовой авиации, которую немцы расстреляли на аэродромах, плохо подготовленных и совсем не замаскированных. А затем, используя подавляющее превосходство в воздухе, они диктовали свои условия войны. Наши войска расстреливались на марше, теряли большую часть личного состава, даже не войдя в соприкосновение с противником.

– А как такое могло произойти с нашей авиацией? – спросил Сталин, пока ещё спокойно затягиваясь трубкой.

– По официальным отчётам о начальном периоде войны, аэродромы были поставлены на реконструкцию. Но почему–то сразу 90% всех площадок, а на оставшиеся собрали все самолёты западных округов. Установили их впритык, крыло к крылу, без какой–либо маскировки.

– И кто распоряжался этой «"реконструкцией"»? – в голосе Сталина начали появляться раздраженные нотки.

– Руководство работами осуществлял НКВД, – осторожно ответил Андрей.

– Лаврентий? – удивился Сталин. Встал, прошел вдоль стола, несколькими затяжками раскурил, начавшую погасать трубку. Андрей молчал, ожидая разрешения продолжать. Сталин остановился напротив него, спросил:

– А кто приказал оставить самолёты без маскировки?

– Как следовало из тех источников, которые были мне доступны – это был приказ командующего Западным Округом генерала Павлова. – Ответил Андрей и на удивлённый взгляд Сталина добавил. – Это был не единственный «странный приказ» данного командующего.

– А как получилось, что немцы взяли Минск на пятый день войны? – в голосе Сталина стали появляться отголоски гнева.

– Генерал Павлов в первый же день войны потерял управление войсками, или же не смог наладить управление. – Андрей замялся на секунду, но отбросил интеллигентские сомнения и твёрдым голосом завершил. – Или не захотел этого делать.

– И как же генерал Павлов объяснял свои действия. – Сталин внезапно успокоился.

– Он оправдывался выполнением приказа «не поддаваться на провокации».

– А что такой приказ действительно был?

– Так точно, товарищ Сталин. Такой приказ действительно был отдан накануне войны. – Андрей усмехнулся. – А уж политработники под командованием незабвенного товарища Мехлиса сумели довести его исполнение до полного абсурда.

– А откуда такой сарказм, товарищ Банев? Или вы отрицаете необходимость политической работы в войсках?

– Нет, товарищ Сталин, не отрицаю. Но мне кажется, что нельзя давать им слишком много воли, а то они такого начудят.

– И как же начудили. – Сталина занимал этот разговор. Уж кто-кто, а он достоинства и недостатки своих политбойцов знал великолепно.

– Многие сражения начального периода войны были проиграны из–за этих болтунов. – Андрей почувствовал, как внутри начинает тлеть огонёк злости. – Примчится такой вот деятель в войска и давай отдавать приказы, да ещё пистолетом машет. А приказы всё больше о наступлении на превосходящего противника. Вытолкнет полк, а то и дивизию в открытое поле без поддержки артиллерии и авиации, выстелит его солдатскими телами, а сам в машину и на восток – свою драгоценную шкуру спасать. Потому как обрадованный немец вперёд устремляется. Ибо, неизвестно, сумел бы он позиционную оборону в данном месте прогрызть, а так открытая дорога.

– Неужто так плохо. – Проворчал вождь.

– Куда уж хуже. – Продолжил Андрей. – А кто из командиров начнёт глупые приказы оспаривать, тому и пулю в лоб влепить могут. А чего политработнику бояться. По суду в первую очередь с командира части спросят, а комиссары, особенно если выше званием, в основном как свидетели идут. А чаще всего и спрашивать не с кого, так как командир вместе со своим полком на том же поле остаётся.

– А Мехлис здесь при чём? – Поинтересовался Сталин.

– Стрелять Лев Захарович любил. – Усмехнулся Андрей. – Да всё больше по живым мишеням. И не в сторону противника, а по своим. Чуть что не по его, так он сразу за кобуру. Столько перестрелял, что не каждый снайпер-орденоносец таким счётом похвастаться может.

– И много перестрелял? – Помрачнел вождь.

– Точно не знаю. Как вы понимаете, ни сам Лев Захарович, ни его приближённые подсчётов не вели. – Ответил Андрей. – Но мне достоверно известен ещё один «"подвиг"» товарища Мехлиса. В мае сорок второго года из–за его неумелого вмешательства в руководство войсками потерпел поражение Крымский фронт. – Заметив заинтересованный взгляд Сталина, Андрей продолжил. – Своим личным приказом он запретил строить оборонительные сооружения, даже рыть окопы на переднем крае. Запретил держать резервы, вытянул все войска в одну линию, поэтому немцы одним ударом без труда разрезали и окружили армию. Только пленными в этом «"позоре"» потеряли более восьмидесяти тысяч.

– Как же он мог приказывать, разве он был командующим?

– Нет, товарищ Сталин, он был членом Военного совета фронта, но запугал командующего фронтом генерала Козлова своей дружбой с вами, и творил что хотел.

– И какое наказание он понес за это поражение? – продолжал упорствовать Сталин.

– Никакого, товарищ Сталин. – Андрею надоела эта дипломатия, и он решил говорить откровенно. – Полгода побыл представителем Ставки при одной из армий, а затем снова вернулся в члены Военного совета фронтов. Вот только слабохарактерных и пугливых генералов ему больше не попадалось, поэтому второй раз нигде так крупно нагадить не смог.

– А остальные виновные в поражениях их фронтов? – Сталин, несмотря на жесткий тон Андрея не только не рассердился, но, кажется, даже успокоился.

– За разгром Западного фронта был расстрелян его командующий генерал армии Павлов. – Андрей посмотрел на Сталина, тот продолжал ходить вдоль стола, иногда поглядывая на Андрея, трубка ещё горела. – Командующий Юго-Западным фронтом генерал-полковник Кирпонос погиб в окружении под Киевом. Командующий Северо-Западным фронтом Кузнецов был снят с командования, но под следствие не попал, в дальнейшем командовал армией. Маршалы Тимошенко, Буденный и Ворошилов, пытавшиеся исправить положение на данных фронтах, никакого наказания не понесли, но были отстранены от командования войсками окончательно. Ворошилов за то, что не смог задержать немецкие войска до самого Ленинграда, с превеликим трудом удалось остановить немцев в нескольких километрах от города. Буденный за то, что немцы смогли взять Харьков и Донбасс. Маршал Тимошенко неплохо командовал войсками Западного направления в сорок первом в обороне. Но в сорок втором во время наступления под Харьковом не сумел правильно оценить намерения противника, и его армии попали в окружение. В результате этого поражения немцам удалось дойти до Сталинграда и Кавказа.

Сталин кивнул, с частью этой информации он был знаком из письма, написанного Андреем после ареста. Он поинтересовался:

– А кто же командовал фронтами во время войны?

– На заключительном этапе войны фронтами командовали маршалы Жуков, Рокоссовский, Конев, Толбухин, Малиновский, Василевский, Мерецков, Говоров. Генералы армии Ерёменко и Баграмян. Генерал армии Ватутин погиб в начале сорок четвертого года на Украине. Генерал армии Черняховский погиб в начале сорок пятого в Восточной Пруссии. Командовали фронтами и другие генералы. Маршал Василевский был начальником генерального штаба, но после гибели генерала Черняховского был назначен командовать фронтом вместо него.

– Я не знаю этих маршалов, товарищ Банев.

– Большинство из них сейчас генерал-майоры или генерал-лейтенанты, а некоторые ещё в полковниках ходят. За исключением Жукова и Мерецкова.

– И чем же они заслужили эти звания? – Сталин остановился напротив Андрея и посмотрел ему в глаза.

– Тем, что воевать умели, товарищ Сталин. – Страх у Андрея окончательно прошёл, он решил как можно полнее использовать «"момент истины"». – В отличие от большинства нынешних генералов, умеющих правильно говорить, эти умели правильно воевать. Не сразу, конечно, а со временем, по мере накопления боевого опыта. – Немного поколебавшись Андрей всё же решился. – Не все, конечно, были гениями и великими полководцами, но к сорок третьему научились бить немцев, а к сорок четвёртому превзошли их настолько, что сумели устроить вермахту блицкриг наоборот.

– А кого бы вы, товарищ Банев, выделили как лучшего? – Цепкий взгляд вождя поймал глаза Андрея, пытаясь заставить отвести взгляд. Оценив выдержку собеседника, который от этих «гляделок» уклониться не пытался, Сталин продолжил. – Не бойтесь, что своими словами навредите кому–нибудь. Это ведь всё равно станет известно, но какой ценой…

– Маршалы Толбухин и Малиновский умели воевать там, где противник не уступал им силами, но на второстепенных фронтах. – Начал Андрей, старательно подбирая слова. – Конев, Ватутин и Баграмян умели не только обороняться в первые годы, но и проводить наступательные операции с впечатляющими результатами во второй половине войны. Солдаты больше всего любили генерала Черняховского за умение нести наименьшие потери в живой силе. Но самым результативным, пожалуй, был Рокоссовский. Ходил анекдот. – Андрей запнулся, но, понимая, что раз начал, то теперь останавливаться поздно, продолжил. – Ходил анекдот, что на жалобу некоторого генерала о том, что комфронта Рокоссовский позволил себе в отношении этого генерала несдержанные слова и даже рукоприкладство. Товарищ Сталин сказал: «Это, конечно, плохо. Но снять его с должности нельзя. ДРУГОГО РОКОССОВСКОГО У НАС НЕТ.»

– Хорошо, товарищ Банев, мы учтём ваше мнение. – Сталин попрежнему не проявлял признаков гнева, наоборот, становился спокойнее. – А что случилось с нашими танковыми войсками? Почему и они потерпели поражение?

– Причин, товарищ Сталин, было несколько. Первая причина, большинство наших танков, кроме КВ и Т–34, уступали немецким по боевым характеристикам. Ни БТ, ни Т–26 на дальних дистанциях поражать немецкие панцеры с более толстой бронёй не могли. А те легко пробивали тонкую броню наших лёгких танков. Хотя на близких дистанциях наши танковые 45-миллиметровые пушки брали броню немецких Т–3 и Т–4. БТ и Т–26 нужно было использовать из засад, но делать это запрещает боевой устав танковых войск. Устав поменяли к концу сорок первого, когда 90 процентов наших танков было выбито в атаках на немецкие танки, которые стреляли с места и из засад. Устаревший устав стал второй причиной разгрома. Третьей причиной было неправильное использование танковых соединений. Немцы собирали танки в ударные группы по 800-1000 машин, а наши танковые части были привязаны к пехоте. По цифрам танков столько же, а реально они размазаны по всему фронту. Пока соберешь их для контрнаступления, немцы уже давно в тылу. А горючее и боеприпасы закончились, и танки уже просто куча железа, которое за собой в отступление не утянешь. Вот и остались мы без танков к концу сорок первого года.

– А как проявили себя новые танки? – продолжил разговор Сталин.

– Выше всяких похвал, товарищ Сталин. У немецких танкистов от первых встреч с Т–34 был шок. Ни танковые, ни противотанковые пушки немцев броню тридцать четвёрки не брали. Подбить её могли только из 88-миллиметровой зенитки, как и КВ. В бой с тяжелым КВ немецкие танкисты вообще не вступали, это было бесполезно. Известен случай, когда один КВ старшего лейтенанта Колобанова больше часа вёл бой с танковой колонной немцев и сумел подбить 22 танка. Сам же он подбит не был, хотя на броне насчитали более ста тридцати попаданий. Сталин с недоверием выслушал рассказ Андрея. Подумал и уточнил:

– Как же при таком превосходстве этих танков немцы сумели до Москвы дойти?

– Из–за того же неправильного использования, товарищ Сталин. Новые танки разбросали по всем соединениям по несколько машин, а то вообще по одной. А что может сделать один, даже очень хороший, танк? К тому же у КВ была очень плохая трансмиссия, они чаще выходили из строя от её поломки, чем от попадания немецких снарядов, а остановившийся танк немцы попросту подрывали фугасами. А после того как эти танки свели в танковые корпуса и армии их применение стало намного эффективнее. Но это произошло только к концу сорок второго года, когда промышленность смогла развернуть новые заводы на востоке и выпустить достаточно этих танков.

– А как же механизированные корпуса? Они себя проявили? – Сталин докурил свою трубку, подошёл к столу, выбил пепел в пепельницу. Открыл коробку с папиросами и начал набивать трубку, ломая папиросы. Андрей знал об этой привычке вождя, но почему он делал так, ответа не нашел. Сталин посмотрел на Андрея и тот поспешил продолжить рассказ.

– Механизированные корпуса, товарищ Сталин, хорошо проявили себя в самом начале войны во время приграничных сражений. Но потеряв большую часть танков, со временем были преобразованы в обычные стрелковые. И только в сорок втором они восстановлены снова, но уже на бригадной основе, а не дивизионной. Танковые корпуса тоже имели бригадную основу.

– А почему бригады, а не дивизии, товарищ Банев?

– Наверное потому, что управлять ими легче, товарищ Сталин. – Ответил Андрей, и немного подумав добавил. – Но после войны танковые корпуса преобразовали в дивизии, а бригады – в полки.

– А как вы предложите использовать танки сейчас? – Спросил Сталин у Андрея, остановившись напротив него.

– Я не танкист, товарищ Сталин, но мой дед, а он прошел всю войну, начав её командиром Т–34, а закончил командиром танкового батальона, говорил мне, что лучше всего было бы образовать из новых танков ударные соединения для контрударов по немецким танковым дивизиям. А старые танки использовать для поддержки пехоты. В начале войны немцы ничего нашим новым танкам противопоставить не смогут. А если мы успеем их разгромить за первые два года, то собственных тяжелых танков они сделать не успеют.

– Откуда такая точная цифра, почему именно два года, товарищ Банев? – Сталин уже примял табак в своей трубке и сейчас прикуривал её заново.

– Именно такой срок прошел в моё время, пока немцы сумели спроектировать тяжелые танки, превосходящие наши. И приступили к их массовому выпуску. Первое широкомасштабное применение тяжелых танков «"Тигр"» и средних «"Пантера"» произошло на Курской дуге летом сорок третьего года. И были они очень серьёзным противником. Наша пятая танковая армия генерала Ротмистрова была выбита почти полностью, встретившись с танковым корпусом немцев, но и те потеряли почти всю технику. Соотношение потерь под Прохоровкой было один к двум, на четыреста подбитых немецких танков почти восемьсот наших. Пришлось срочно перевооружать Т–34 новой пушкой калибром 85-миллиметров. А вместо танков КВ в том же сорок третьем году начали выпускать новый тяжелый танк ИС-2 с пушкой в 122-миллиметра. Очень хорошо в боях с «"тиграми"» проявили себя СУ-152.

– А это что? – переспросил Сталин.

– Это, товарищ Сталин, самоходные артиллерийские установки на базе серийных танков. В войну наша промышленность выпускала на базе тяжелых танков КВ и ИС тяжелые самоходки с пушками калибром 152 и 122 миллиметра. На базе тридцать четвёрки средние противотанковые самоходки с пушками калибром 85-миллиметров, а к концу войны 100-миллиметров. Легкую самоходку для поддержки пехоты выпускали с 76-миллиметровой пушкой на базе легкого танка Т–70. – Заметив удивленный взгляд Сталина, Андрей пояснил. – Это лёгкий танк, который создали во время войны для замены БТ. Сталин сел напротив Андрея, отложил свою трубку, сказал глядя на него:

– Очень хорошо, товарищ Банев, что вы владеете информацией. Но я бы попросил вас рассказать всё с самого начала. Со всеми подробностями, которые вы сможете вспомнить.

Андрей сосредоточился и начал рассказ о событиях сорок первого года своего времени, пытаясь вспомнить всё, что знал о боевых столкновениях первых дней и недель войны. Иногда Сталин его останавливал и просил повторить услышанное или же объяснить непонятные ему термины. Андрей повторял с новыми подробностями и комментариями. Рассказал о характеристиках истребителей, использовавшихся в начальный и конечный период войны. Перечислил самых результативных асов нашей авиации, фамилии которых он помнил. Особо впечатлил Сталина рассказ о применении реактивной артиллерии в различных условиях. Когда Андрей дошел до действий расчетов противотанковых ружей, Сталин заставил его вспомнить все характеристики бронебоек. Заинтересовали его и упомянутые Андреем гранатомёты послевоенного времени.

Особенно дотошно он выспрашивал Андрея о действиях союзников СССР в войне. И здесь Андрей не посчитал нужным скрывать своё скептическое отношение к боевым качествам английских и американских войск. Высказал своё отношение к политике Черчилля и Рузвельта в отношении Советского Союза, к их неоднократным попыткам заключить сепаратный мир с немцами, к затягиванию открытия Второго фронта в Европе, к попыткам Черчилля влезть в Европу через Балканы. Рассказал и об известных ему контактах англичан с немцами в тридцать девятом и сороковом году. Сталин внимательно слушал, иногда кивал, когда получал информацию, дополняющую известные ему сведения, достраивал только ему понятную политическую мозаику.

К исходу третьего часа беседы, когда уставший от долгого монолога Андрей с трудом говорил, Сталин прекратил разговор.