Текст книги "Слуги Ареса"

Автор книги: Сергей Горяинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

Сильвер матерился вслух, не отрывая бинокля от глаз. Дело принимало скверный оборот. Он никак не мог определить – достигнута цель акции или нет.

Банкир лежал, придавленный сверху охранником.

Лежал без движения, но Сильвер не мог поручиться наверняка, что он убит. Водитель "Волги" вышел из машины и подошел к расстрелянному им человеку.

Из "опеля" щелкнул пистолетный выстрел – и водитель растянулся рядом со своей жертвой.

Новичок подошел к трупам, подобрал карабин, вставил новый магазин. Сильвер замер. Новичок поднялся на крыльцо, пинком отбросил охранника, прижал ствол карабина к голове объекта. Выстрел.

Ствол карабина переместился в направлении дверей банка. Разноцветным фонтаном брызнули осколки толстых тонированных стекол. Новичок развернулся в сторону "Волги", и машина задергалась под ударами бронебойных пуль. Повалил дым. Отбросив карабин, Новичок вернулся к "опелю". Едва он отъехал, как на парковке прогремел взрыв – бронированная колесница банкира прекратила свое существование.

"Ну и ну! – думал Сильвер, наблюдая за действиями своего нового "приобретения". – Похоже, что ему просто нравятся эти забавы. Не торопится... Наслаждение продлевает... Надо оценить... по достоинству".

...Марина Волконская прибыла на место трагедии минут через сорок после Ямпольского. Виктор сам провел ее через оцепление к телам погибших сотрудников "Артемиды". Увидев страшную картину, Марина побледнела и не смогла сдержать слез.

– Вот из такой штуки сделали твоих ребят. – Ямпольский протянул Марине карабин, уже обработанный его экспертами.

Взглянув на номер "Тигра", Волконская побледнела еще сильнее – он отличался всего на две единицы от того, что она демонстрировала своим бывшим коллегам во время их недавнего визита в "Артемиду".

XVI. К ВОПРОСУ О ЭВОЛЮЦИИ "КРОТОВ"

В Министерстве финансов Российской Федерации Василий Николаевич Гущин бывал последнее время часто. Как и большинство посетителей этого учреждения, бывший генерал-майор госбезопасности был просителем отстаивал интересы банковской группы "Бридж" и, отчасти, корпорации "Национальное оружие". Но девять из десяти ходоков покидают старинное здание на Ильинке разочарованными – трудное время нынче, мало денег у государства. А вот Гущину всегда почему-то везло, и благодаря его стараниям некоторые юридические и физические лица получали реальную возможность погрузить жаждущие уста в животворные струи стремительного бюджетного потока.

В бюро пропусков Василий Николаевич получил красный "гостевой" талон и на проходной небрежно сунул документы молоденькому охраннику в штатском. Тот так же небрежно пролистал дипломатический паспорт Гущина, украшенный двумя дюжинами виз, кивнул и, еле сдерживая зевок, вернул владельцу.

"Пижон дешевый, – посетовал про себя Василий Николаевич, бросив на охранника мрачный взгляд. – Школы нет! Вся страна – проходной двор!"

Основания для генеральского пессимизма были – срок действия этого паспорта истек день назад, и Гущин специально устроил небольшой тест, проверяя бдительность охраны министерства. Проверка подтвердила то, что и так давно было ясно – с обеспечением режима дело из рук вон плохо, во всех государственных структурах царит потрясающий бардак.

"Какие тут на ... секреты! – горько думал генерал, поднимаясь по лестнице. – Голову на отсечение дам, что "Локхид" получит копию нашего ТЗ на модернизацию раньше, чем фельдпочта доставит его в КБ Сухого. С-с-суки! Шпильрейны-гелерштейны...

Ладно, сейчас я ему воткну... Пожестче сегодня надо, пожестче".

В коридоре третьего этажа, где размещаются апартаменты министра финансов и его первых заместителей, Василия Николаевича ждал неожиданный сюрприз – все стены были увешаны живописными полотнами. Сюжеты в основном были абстрактными, а цветовая гамма столь жгучая, что генерал почувствовал ощущение сродни изжоге.

– Что это такое? – спросил он, тронув за локоть чернявого тощего субъекта, который с видом знатока стоял возле большой картины, склонив голову набок и что-то пришептывая пухлыми розовыми губами.

– Выставка-продажа, – ответил тот, недовольно поморщившись, и вновь погрузился в созерцание шедевра.

Генерал повнимательнее глянул на полотно. Там на ярко-зеленом фоне был изображен некто (или нечто), формой и цветом как две капли воды схожий со свежеободранным кроликом. Загадочное существо в затейливой позе расположилось перед бутылкой водки "Столичная", выписанной с фотографической точностью. Близоруко прищурившись, Гущин глянул на табличку. Сюжет назывался "Во глубине России", стоила картина восемьсот долларов США, а фамилия автора кончалась на "штейн".

– Понятно... – процедил Василий Николаевич, поворачиваясь к "знатоку". – Понятно...

Сказано это было таким тоном, что "знаток" сперва недоуменно посмотрел на генерала, потом попятился, а потом и вовсе исчез где-то в глубине коридора. Гущин посмотрел ему вслед и усмехнулся. Судя по возрасту, сей гражданин принадлежал к поколению, хорошо запомнившему, что означает такой тон и кто имел на него право.

"Давай, давай, вспоминай, – подумал Василий Николаевич, вновь улавливая взглядом высокую фигуру. – Скоро и "пидорасов" вспомнить придется, хе-хе".

Дверь в нужный генералу кабинет находилась как раз справа от картины. Войдя в приемную, он обратился к молоденькой смазливой секретарше:

– Леонид Адамович у себя?

– Он занят, – заученно ответила та. – Совещание. Освободится не раньше чем через час.

Гущин досадливо поморщился – времени у него было маловато. Достал из бумажника визитку и положил перед секретаршей на стол.

– Я спущусь в музей. Как только он освободится, пусть позвонит туда.

Секретарша взглянула на визитку. Исполнительный директор финансовой группы "Бридж" – посетитель, достойный уважения. С вежливой улыбкой она произнесла:

– Обязательно извещу. Кофе не желаете?

– Нет, спасибо. Я буду ждать в музее.

– Да, подождите, пожалуйста. Минут через сорок я позвоню.

Гущин кивнул и вышел из приемной.

Музей Министерства финансов находился этажом ниже. Это закрытый музей, для внутреннего пользования, хотя, в отличие от служебных музеев МВД и госбезопасности, он не содержит никаких секретных материалов и своим возникновением обязан скорее тщеславию кого-то из брежневских вельмож, чем деловой необходимости.

На этот час Гущин оказался единственным посетителем. Хранитель музея, пожилой человек с орденскими планками на пиджаке, скупо улыбнулся Василию Николаевичу и включил освещение в двух небольших залах, из которых, собственно, и состоял музей. Судя по ленточкам на планках, и хозяин и гость принадлежали к одному поколению, и отставной генерал счел нужным слегка поклониться и улыбнулся в ответ.

– Что вас интересует? – спросил хранитель.

– Деньги, – пошутил Василий Николаевич. – Меня, как и всех в последнее время, очень интересуют деньги.

– Ну что же. В этом случае вы попали туда, куда нужно. Прошу!

Хранитель подошел к длинному стенду, расположенному возле окна, выходящего на Ильинку, и бережно прикоснулся к толстому стеклу, закрывающему экспонаты.

– Вот здесь собраны все банкноты, когда-либо имевшие хождение на территории России.

– Богатая коллекция! – заметил Гущин, с интересом рассматривая купюры самых разнообразных размеров, расцветок и достоинств.

– Одна из лучших в стране, – кивнул хранитель. – Положение, знаете ли, обязывает!

– Да, да, конечно, – согласился Василий Николаевич, продолжая разглядывать разноцветные бумажки. – Какой, однако, странный орнамент... Позвольте, да это же свастика?

– Совершенно верно. Свастика. Образцы двадцать третьего и двадцать четвертого года, то есть при Ленине ходили. Символ солнца и плодородия. Говорят, что автор этой идеи – Рерих.

– Занятно, занятно... Потом пришлось с этим символом... плодородия поближе познакомиться.

– Да уж. Внешнее сходство форм не всегда отражает совпадение содержания.

– Сейчас склоняешься к мысли, что лучше уж такое содержание, чем нынешний беспредельный кабак.

Хранитель искоса посмотрел на генерала и промолчал.

– А это что там у вас?'– спросил Гущин, меняя тему.

Хранитель посмотрел в направлении, указанном генералом.

– А... Это подарки. Остатки былой роскоши, так сказать.

На стенде стояли ювелирно выполненные модели авиационной и ракетной техники. Гущин пригляделся к подписям под экспонатами. Здесь были презенты от КБ Королева, и Янгеля, и Грушина, и Яковлева, и еще от многих-многих других...

– Деньги превращались в оружие, – вздохнул хранитель. – В основном – в оружие. Очень большие деньги. Самые большие! А теперь само это оружие – не более чем музейный экспонат...

– Ничего, еще не вечер, – сказал Гущин, любуясь внушительным рядом миниатюрных сверкающих ракет. – Скоро оружие будет делать деньги. Самые большие деньги.

Хранитель недоверчиво пожал плечами. В первом зале зазвонил телефон внутренней связи. Хранитель подошел к аппарату.

– Кажется, это вас, – сказал он, протягивая трубку Гущину.

– Василий Николаевич? – услышал генерал звонкий голосок секретарши. Леонид Адамович ждет вас.

– Спасибо, сейчас иду, – ответил Гущин, положил трубку и повернулся к хранителю. – Благодарю за экскурсию.

– Прошу вас, два слова о ваших впечатлениях, – указал тот на книгу отзывов посетителей во внушительном красном с золотом переплете.

Генерал раскрыл тяжелый том. К его удивлению, последняя запись принадлежала перу Павлова – последнего министра финансов СССР, неудачливого путчиста.

"Бездарный жирный кабан, – подумал Гущин. – Упустить такую власть!"

Секунду подумав, он начертал размашистым почерком под автографом экс-министра: "Отмечая содержательность экспозиции музея, надеюсь в скором времени на пополнение коллекции экспонатов на стенде, посвященном оборонной промышленности.

Финансирование развития высоких технологий – лучший способ укрепления российского рубля. В.Гущин".

– Такой образ мыслей сделал бы честь министру финансов, – сказал хранитель, прочтя пожелание гостя.

– Кто знает, кто знает... – туманно заметил генерал и, пожав руку хозяину, покинул музей.

Едва Гущин появился на пороге кабинета Леонида Адамовича, как тот скорчил такую гримасу, что у генерала не осталось никаких сомнений – его визит явно был не в радость заместителю министра финансов. Впрочем, Василий Николаевич особых иллюзий на этот счет и не питал.

– Вы с лицом-то поаккуратней, поаккуратней, – бросил он Леониду Адамовичу, по-хозяйски устраиваясь в уютном глубоком кресле. – А то ненароком зафиксируется такое... гм... напряженное выражение, и широкая общественность решит, что страна на грани финансового краха.

– Что вам угодно? – спросил Леонид Адамович, не потрудившись убрать гримасу с физиономии.

– А вот, извольте взглянуть! – Генерал достал из кейса несколько листов и положил перед своим визави.

Леонид Адамович внимательно просмотрел бумаги, изогнул брови дугой. На его лбу пролегла глубокая морщина.

– Но это же полмиллиона долларов! – восклик-.

нул он.

– Почти, дорогой Леонид Адамович. Почти полмиллиона. И должен вам заметить, что эти люди заслужили гораздо большее.

– Нет! – Леонид Адамович брезгливо отодвинул от себя документы. – Нет, нет и нет! Я не могу этого подписать! Вы что, не понимаете, кокое сейчас положение в стране?

Гущин откинулся на кресле и с минуту молча рассматривал собеседника. Потом подался вперед и, неприятно сощурившись, тихо спросил:

– Что, Леонид Адамович, деньги народные бережешь? Экономишь?

– Берегу, представьте себе, берегу! Вы и так уже... – вскинулся было хозяин кабинета.

– На ком экономишь? На нас?! А "Программа", а "Неман", а "Дуга"? Тогда не экономил?! Или забыл?

Напомнить?!

Когда генерал произносил эту странную тираду, полное лицо Леонида Адамовича дергалось с каждым словом, как от ударов. Пунцовый румянец выступил на его дряблых щеках.

Василий Николаевич сложил пальцы рук в фигуру, обозначающую тюремную решетку, поднес к носу хозяина кабинета и зловеще прошипел:

– Так напомнить?!

– Ладно, ладно! Что это вы так... разволновались.

Гущин вновь откинулся в кресле и снисходительно улыбнулся.

"Ты подпишешь, сволочь! – думал он, поглядывая на Леонида Адамовича теперь почти ласково. – Подпишешь, гад. Ты мне все подпишешь, крот поганый. Ты мне на маму родную напишешь все, что я тебе прикажу!"

Леонид Адамович поставил на документах свою размашистую подпись и протянул бумаги генералу.

Рука его заметно дрожала.

– Благодарю! – Гущин бросил бумаги в кейс, встал и одобрительно похлопал Леонида Адамовича по плечу. – Другое дело. И здоровье поберегите, здоровье! А то в нашем пенсионном возрасте, знаете ли... А вы на таком ответственном посту. Можно сказать, все надежды на вас. До свидания!

Генерал почти дошел до двери кабинета, как Леонид Адамович окликнул его:

– Постойте!

– В чем дело?

– Но вот это-то зачем? Что вам еще-то не хватает? И так уж сколько лет за глотку держите! Зачем? Я не могу понять!

Леонид Адамович одной рукой картинно схватил себя за горло, а другой швырнул на стол книжку "Слуги Ареса".

Генерал нахмурился. Литературная дискуссия по поводу злосчастного "бестселлера" никак не входила в его сегодняшние планы.

– Почему вы решили, что мы имеем к этому отношение? – только и спросил Василий Николаевич.

– А! – безнадежно махнул рукой Леонид Адамович. – С волками жить...

Он бессильно обмяк в кресле, уронил седую голову на руки. Генерал пожал плечами и вышел из кабинета. Леонид Адамович был ему отвратителен.

Поздно вечером Василий Николаевич позвонил Алферову.

– Все в порядке, Вячеслав. Документы подписаны, деньги будут дня через два-три.

– Что-то голос у вас усталый, товарищ генерал.

Не заболели, не дай Бог? В министерстве без проблем прошло?

– Леонид Адамович передает тебе привет.

– Жив еще, кротяра! Как он там, не выпендривался?

– Да куда он денется. Чуть-чуть, правда, напрячь пришлось.

– Как бы палку не перегнуть. Он же того, нервный! На допросах тогда визжал, как поросенок перед забоем, я до сих пор вздрагиваю, как вспомню.

– Книжкой он весьма огорчен.

– Вот, мать твою... Беда с этой дурацкой книжкой. Все уже зашевелились.

– Выяснил что-нибудь?

– Нет пока. Но на днях все будет ясно. Дня через два.

– Добро. Деньги пойдут, как обычно, через "Бридж".

Будь готов.

– Я всегда готов. Люди ждут.

– Недолго уже. Ну все, отдыхай.

...Запись этого разговора, полученную с "жучка", установленного на конспиративной квартире антитеррористического Центра ФСБ, Марина Волконская прослушала не меньше пяти раз, прежде чем приняла решение. Запись получилась отличная – в "Артемиде" всегда стремились использовать самые новейшие разработки спецтехники для агентурной работы, и Марина с удовольствием вслушивалась в низкие обертоны голоса своего возлюбленного это был очень красивый голос, а женщины, как известно, любят ушами.

От исполнения "дружеского долга", навязанного ей Елизаровым, Марина отвертеться не могла, но тратить время и деньги на организацию наружного наблюдения за профессионалом из Центра ей крайне не хотелось.

"Начнем, так сказать, с конца! – решила Марина и усмехнулась своему грубоватому каламбуру. – Очень интересную беседу провел Славик, очень интересную. Для Елизарова это подороже будет, чем капитан Степанов. Да и для меня, пожалуй, тоже".

Волконская прекрасно понимала – перед ней открылась игра большая и дорогая. И колоссально опасная. Но к риску ей было не привыкать. После убийства директора "Дальинвеста" дела у "Артемиды" пошли плохо – несколько состоятельных клиентов дали понять, что не намерены продлевать контракты на охрану.

"Заработаем! – с энтузиазмом подумала Марина, включая запись в шестой раз. – Здесь можно заработать!"

XVII. ЧИТАТЕЛЬ ПОЧИТЫВАЕТ, ПИСАТЕЛЬ ПОПИСЫВАЕТ, А ИЗДАТЕЛЬ...

Собираясь нанести визит в издательство "Бригадао, лейтенант Сергей Гущин долго размышлял над формой одежды и в конце концов остановился на строгом деловом костюме. Покрутившись перед зеркалом, он с удовлетворением отметил, что пиджак цвета светлой стали сидит отлично, галстук прекрасно гармонирует с цветом сорочки и свободные серые брюки отнюдь не нарушают ансамбль. Вся одежда и аксессуары были от швейцарского дома "Alfred Dunhill" и только часы от "Bucherer" – шестисотдолларовые "Patek Philippe" в корпусе темного золота.

В такой упаковке лейтенант вполне походил на преуспевающего сотрудника секретной службы из малобюджетного голливудского боевика. Пистолет он решил не брать – жалкий табельный "Макаров" сегодняшнему имиджу не соответствовал, а на внушительный "Geco P-35" разрешения у Гущина не было.

Этим тяжелым немецким полицейским пистолетом Сергей обзавелся по случаю года два назад. С тех пор "Geco" мирно пылился в ящике письменного стола, появляясь на свет исключительно для демонстрации очередной подружке лейтенанта. Гущин давно подметил, что эта германская стволина в глазах девиц обладает притягательностью фаллического символа и сильно укрепляет их в романтических настроениях.

Выйдя из подъезда. Гущин окинул критическим взглядом свою трехлетнюю "семерку" и испустил горестный вздох. Он давно уже приглядел в салоне "Musa Motors" симпатичный "вольво-960", но отец машину менять запретил.

– Нос не дорос в таких тачках ездить, – буркнул отставной генерал на просьбу сына ссудить какихто двадцать две тысячи долларов. – Начальник на "Москвиче", а ты на "вольво"? А субординация?

Сергей хотел было ответить, что "Москвич" – это личная трагедия полковника Елизарова и что сын исполнительного директора крупнейших проектов группы "Бридж" должен выглядеть подобающим образом, но благоразумно промолчал – с отцом спорить не полагалось, этот закон в семье соблюдался железно. Авторитет Гущина-старшего был для его близких непререкаем. И если отец сказал – "юрфак МГУ", значит – юрфак МГУ, а не более престижный МГИМО или, на худой конец, академия КГБ. А по окончании университета – Петровка, 38, отдел Елизарова. Не денежная адвокатура, не теплое место юрисконсульта в том же "Бридже", даже не аспирантура. Уголовный розыск! Это решение генерала вызвало истерику бывшей супруги и крайнее удивление друзей.

– Ничего, пусть жизнь пощупает, – отвечал Василий Николаевич любопытствующим знакомым. – С изнанки. А то на всем готовеньком клыки не затачиваются. Хватки нужной не будет.

Этот своеобразный "социальный тренинг", впрочем, был не слишком обременительным – в распоряжение лейтенанта была предоставлена генеральская квартира (сам Василий Николаевич большую часть года проводил в Черноголовке с тех пор, как был закончен коттедж), и "денежное довольствие" по семейному каналу на пару порядков превышало должностной оклад. Служебными успехами сына генерал не слишком интересовался до последнего времени – Елизарову он вполне доверял. МУР был всего лишь школой, но школой хорошей – на том месте, что ждало Гущина-младшего в "Национальном оружии", требовался человек, способный быстро разбираться в истинных мотивах клиентов и партнеров, и никакой, даже с блеском пройденный университетский курс, этому научить не может, а вот Елизаров мог.

Днем раньше Елизаров вызвал лейтенанта к себе и, окинув усталым взором стройную фигуру одетого с иголочки подчиненного, отдал приказ:

– Поезжай в "Бригаду", потряси как следует этих издателей. Постарайся узнать, может, кто из них давно бьгл знаком с покойным. О книжке спроси как долго она у них болталась, как расходится, возможно, кто-нибудь интерес повышенный проявлял. В общем, поиск ненаправленный, следовательно – особое внимание мелочам.

– Мне, как всегда, мелочи достаются, – с досадой протянул Гущин.

– Мелочь, она дорогого может стоить, – усмехнулся Елизаров. – Не будешь мелочами пренебрегать – в крупного... слона вырастешь! Значит, завтра – в издательство, потом свободен целый день, а послезавтра утром – ко мне. Валяй!

Задание поработать в "Бригаде" лейтенант воспринял не без интереса. Конечно, он прекрасно понимал, что это направление расследования скорее всего приведет в тупик и своей сегодняшней командировкой он обязан просто педантичности своего пожилого патрона, всегда со скурпулезным вниманием относящегося даже к незначительным эпизодам дела. Но одна из многочисленных знакомых молодого любвеобильного сыщика жаждала войти в круг литературной богемы, а подходящих знакомств лейтенант не имел, и вот теперь подворачивался случай установить нужный контакт.

Первое, что бросилось Сергею в глаза, едва он переступил порог издательства, был барьер пустующего по случаю летнего времени гардероба, превращенный в импровизированный книжный прилавок. На нем лежало полсотни толстеньких томиков в кричащих глянцевых обложках. Судя по фирменному логотипу, все это была продукция "Бригады".

Взгляд лейтенанта пробежался по названиям книг. "Прошу вас умереть", "Только для мертвых", "Лучше бы ты умер", "Граница смерти"... Самым оптимистичным было "Смерть откладывается на завтра".

– А что-нибудь более жизнеутверждающее у вас найдется? – спросил Гущин у улыбчивой старушки, стоявшей за прилавком.

– Вот только что поступила в продажу, толькотолько со склада принесли, еще распаковать не успела! Очень-очень интересная книга! – затараторила бабушка с энтузиазмом, достойным дилера "Гербалайфа", добывая из пачки еще один пестренький глянцевый томик.

Книга называлась "Гарем садиста".

Не успел лейтенант как следует рассмотреть очередную кровожадную обложку, как чьи-то сильные пальцы сдавили его локоть. Повернув голову, Гущин е удивлением обнаружил рядом своего руководителя.

– Владимир Владимирович! Вы-то как здесь оказались?

– Библиотеку домашнюю решил пополнить, – улыбнулся полковник. – Вот что, Сергей! Ты сейчас давай к редакторам, они на первом этаже сидят, гдето в конце этого коридора. А я владельцем займусь.

Как закончишь, подожди меня вон у того окошка.

Отпустив локоть лейтенанта, Елизаров подмигнул ему и направился к лестнице, ведущей на второй этаж.

"Обтрепанные брючата-то на знаменитом сыскаре, – подумал Гущин, провожая взглядом начальника. – Зачем его сюда занесло? О мелочах беспокоится? Придется пошустрить".

Владелец издательства принял Елизарова весьма радушно.

– Что делается в стране! Что делается в стране, а!? – сокрушенно взмахнул он руками, едва полковник отрекомендовался и объяснил причину своего появления в "Бригаде". – Кошмар! Просто кошмар!

Кругом криминальный беспредел!

– Да, времена не из легких, – кивнул полковник, с интересом оглядывая просторный, свежеотремонтированный в "евростиле" кабинет, а про себя подумал: "Любопытно, какая у тебя "крыша"? Устойчивое предприятие – тишь да гладь. Придется прозондировать".

"Черт тебя принес, старого пердуна, – тепло улыбаясь полковнику, думал владелец. – Ишь, глаза холодные, как у волка! Такой вцепится – хрен стряхнешь... Нет ничего хуже таких старперов".

В результате последующего дружелюбного диалога Елизаров смог существенно расширить свои познания в области книжного бизнеса и получил копию издательского договора, заключенного "Бригадой" с убиенным литератором. В этом документе в графе "правообладатели" кроме фамилии покойного автора была записана еще одна. Елизарову она показалась знакомой, но где и при каких обстоятельствах он мог ее слышать, сразу вспомнить не удалось...

...После недолгих расспросов Гущин попал в комнату, где находилась редакция детективной литературы – именно отсюда начала свой путь к читателю книжка "Слуги Ареса". Несмотря на мрачные названия редактируемых книг, сами сотрудники редакции отнюдь не производили впечатление иппохондриков и мизантропов.

– Нет, нет! – бодрым голосом говорил в телефонную трубку один из редакторов. – Аванса по заявке мы не даем. Ну что вы, сударь, какие там исключения! Нет, решения редколлегии еще нет... И объемчик маловат, маловат объемчик-то... А? – Редактор жестом указал Гущину на стул и продолжил динамичный диалог с каким-то охотником за гонорарами.

Пока продолжалась эта беседа, лейтенант успел быстро пролистать пару "кровожадных" романов, что лежали на столе возле пишущей машинки. Это были впечатляющие тексты. Первый казался порождением интеллектуально истощенного предэкзаменационным бдением студента-третьекурсника медвуза и повествовал о похождениях удалого маньякатрансвестита, который к тому же выступал в обличье православного священника и одновременно являлся мастером айкидо. Герой второго опуса был значительно проще – туповатый спецназ методично расправлялся со всевозможными плохишами, делая примерно по пять-семь трупов на главу.

"Тихо шифером шурша, едет крыша не спеша... – вспомнил лейтенант детский стишок и с уважением посмотрел на редактора, решительно отбивавшего телефонную атаку очередного наездника детективного Пегаса. Ну и работенка... Каждый день по одной такой книжке – недолго и в Ганнушкина сыграть, а то и в Серпы... А может быть, они и не читают их ни хрена? Да нет, вон рукопись с пометками...

Ишь ты, "вонючий ублюдок" на "подлый мерзавец"

заменили".

Оценить редакторские усилия по облагораживанию текста "Убийцы нимфоманок" – именно так называлась редактируемая рукопись – лейтенанту не довелось. Редактор бросил трубку на аппарат и, пробормотав что-то вроде "ну больные же люди, ейбогу", повернулся к посетителю.

– Чем могу быть полезен? – спросил он с ласковой улыбкой усталого психиатра.

Гущин продемонстрировал удостоверение сотрудника МВД и в двух словах объяснил цель своего визита.

– А... Да, да. Мы здесь все очень огорчены этим...

печальным случаем. Так неожиданно... Но вообщето вам лучше поговорить об этом с руководством.

– Разумеется, – снисходительным тоном согласился лейтенант и озабоченно взглянул на часы, постаравшись, чтобы от взгляда редактора не укрылся роскошный "Patek". – Но для начала мне хотелось бы узнать ваше мнение об этом авторе. Именно как об авторе.

– Ну что вам сказать... – пожал плечами редактор. – В сущности, мы были почти незнакомы – деловые отношения, не более. Производил впечатление нормального в целом человека, может быть, немного эксцентричного. А что касается книги... Да обычная книжка. Уровень немного повыше, чем у рядовой ботвы, но тоже далеко не Сименон.

– Ботвы? – переспросил лейтенант.

– Ну да. Это мы между собой так творения сии называем – "ботва". Редактор пошелестел страницами лежащей перед ним рукописи.

– Он про приключения свои много здесь чего порассказывал, – вступил в разговор второй редактор, чей стол находился рядом. – Биография пестрая, если на слово поверить.

– Пожалуй, да, – согласился первый редактор. – Впечатление создавалось такое, что материал у него был.

– Вы имеете в виду сюжет книги? – спросил Гущин.

– Ну да. Вы знаете, в нашем деле сразу видно – владеет человек материалом или нет.

– Сейчас такого "материала" – в любой газете на килограммы, – удивился лейтенант.

– Э, не скажите! Хотя и туфты газетной много несут, это верно. Но в принципе всегда можно определить – знает человек, о чем пишет, или нет.

– Он знал?

– Похоже, что знал. Да, кстати, как же я забыл!

Редактор покопался в столе и положил перед Гущиным тоненькую брошюрку.

– Вот, взгляните. Он оставил как-то. Говорил, что его книжка – отчасти воплощение вот этого научного труда.

Брошюрка была озаглавлена: "Программное обеспечение проектирования операторской деятельности в автоматизированных системах управления. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата технических наук". Соискателем был убиенный автор "Слуг Ареса", и судя по датам на второй странице реферата, защита должна была состояться в Московском авиационном институте. Десять лет назад.

– Я должен изъять этот документ для приобщения к материалам дела, перешел лейтенант на официальный тон.

– Да возьмите ради Бога! – любезно согласился редактор.

Гущин задал редакторам еще десятка три вопросов, касающихся в основном событий, произошедших в издательстве в день убийства, но ничего существенного по делу ему выяснить не удалось.

Начальник отдела реализации пояснил лейтенанту, что "Слуги Ареса" расходятся вяловато, на его взгляд, из-за излишней перегруженности специальной терминологией, и отзывов на книгу пока еще никаких не поступало. Реализатор оказался единственным человеком в издательстве, кто обратил внимание на дорогой эксклюзивный "Patek", чем весьма польстил самолюбию лейтенанта. Начальник отдела рекламы – энергичная темноволосая леди – снабдила Гущина полудюжиной кровавых детективов, но к обстоятельствам дела и она ничего добавить не смогла. Ощутив привычный прилив специфической энергии при виде хорошенькой женщины, лейтенант сделал было стойку, но в отделе был, как назло, горячий рабочий момент и усилия его пропали даром.

Исполненный разочарования от своей неудачной, как он считал, сегодняшней миссии. Гущин вернулся к заветному окошку, где и обнаружил своего руководителя.

– Ну, как успехи? – спросил Елизаров.

– Почти ничего, – вздохнул Гущин. – А у вас?

– Тебе вот эта фамилия что-нибудь говорит? – Елизаров показал лейтенанту ксерокопию договора.

– Так это же известный продюсер! – удивился Гущин. – Акула шоу-бизнеса. На днях по телевидению выступал.

– Вот как? То-то в голове все вертелось... Не знаешь, что за человек?

– В газетах писали – педик, – хихикнул лейтенант. – А что, может, наш писатель пал на любовном фронте?

– 0 tempora, о mores! – обнаружил знакомство с латынью полковник и ткнул пальцем в плечо веселящегося подчиненного. – Кто версию выдвинул, тот ее и разрабатывает! Ладно, я поехал, а ты потолкайся здесь еще маленько, пообедай с ними, что ли... Вдруг еще осенит!

Проводив Елизарова до дверей, Гущин для вида потоптался в вестибюле и совсем уже собирался смыться из издательства, как вдруг к нему подошел один из редакторов детективного отдела.

– Как у вас со временем? – спросил редактор, окинув лейтенанта каким-то странным оценивающим взглядом.

– Да есть время, а что? – с возродившейся надеждой ответил лейтенант.

– Тогда – прошу! – редактор сделал приглашающий жест, и заинтригованный Гущин последовал за ним.

Пишущая машинка куда-то исчезла, а вместо нее на совещательном столе красовалась внушительная батарея разнокалиберных бутылок и наспех, по-походному, сервированная закуска.

– У нас тут небольшое событие, – пояснил редактор, демонстрируя Гущину томик с окровавленным топором на обложке. – Книжка вышла вчера, вот отмечаем... рождение. Позвольте представить вас автору...

"А почему бы и нет? – подумал лейтенант, искоса рассматривая этикетки на бутылках. – Все равно день пропал к черту!"

...Окончание этого дня сохранилось в памяти Сергея Гущина весьма смутно. Мелькали какие-то смеющиеся лица, обрывки разговоров, витиеватых тостов. "Семерку" ему пришлось оставить на парковке возле издательства по причине полной невозможности не только управлять автомобилем, но и попасть внутрь него. До дому его довез счастливец на ветхом "Запорожце" лейтенант сунул ему двадцать долларов и несколько кошмарных детективов. Себе он оставил только тот, что с топором – книжка была с автографом автора.