Текст книги "Слуги Ареса"

Автор книги: Сергей Горяинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

– Счастливо, Миш, счастливо! Ты звони, если что.

Пойдем, провожу.

Когда габаритные огни "шестерки" исчезли за поворотом на перекрестке, один из крепышей спросил:

– Что это за красавец?

Питон помолчал, сплюнул на песок, спросил сам:

– Армен меня боится?

– Ну! – утвердительно кивнул крепыш.

– А Сильвер боится?

– Ну! Тебя все боятся! – хохотнул крепыш.

– А вот его я сам боюсь... – задумчиво произнес Питон, но тут же рассмеялся. – Шучу, шучу! Пойдем-ка хлопнем, что ли. Сыровато сегодня.

IV. КНИГА В ПЕСТРОЙ ОБЛОЖКЕ

Книгу Елизаров прочел. Он начал читать ее сразу после ужина, часов в девять вечера. В полночь он тихонько перенес массивное кресло на кухню, заварил крепчайший кофе и, неторопливо прихлебывая обжигающий горький напиток, вновь углубился в хитросплетение сюжета. В семь утра на кухню заглянула жена. Переведя изумлённый взгляд с погруженного в чтение Елизарова на опустошенный кофейник из прозрачного огнеупорного стекла и разгоняя ладонью густой табачный дым, она спросила тревожно:

– Володя, что случилось?

Полковник оторвал взгляд от предпоследней страницы, посмотрел на испуганную супругу, потом в окно, за которым уже давным-давно было совсем светло, и рассмеялся.

– Увлекся, Шур. Ничего страшного. Книжка интересная попалась.

– Ну ты даешь, сыщик! Целую ночь... Надо же!

Как в управление-то пойдешь? Глаза красные, как у кролика. Подумают, запил Елизаров...

– А пожалуй, я сегодня и не пойду.

– Выходной, что ли? В четверг? Да ты не заболел...

– Эх, кабы выходной... Да нет, здоров, здоров, что ты. К Славке Гущину съездить нужно.

Шура поджала губы, покачала головой.

– Этот твой Славка...

– Ну что Славка?

– Склизкий он мужик. Как и все в этом гадюшнике...

– Да брось! Он теперь клубнику выращивает. Парень его у меня работает нормальный парень.

– Зачем едешь-то?

– Об изящном и вечном поговорить. О литературе. – Елизаров похлопал по пестрой обложке.

Шура взглянула на книжку. Прочла фамилию автора.

– Это тот, что на Дмитровке?

– Он самый.

– Сложное дело?

– У меня простых не бывает. Давно уже. А это большое дело, Шур. Может быть, самое большое.

Елизаров закурил очередную сигарету, с неудовольствием отметив дрожь пальцев. Бессонная ночь, литр кофе, пачка сигарет и возраст, возраст, чтоб его...

Руки жены ласково легли на плечи.

– Может, уйдешь, полковник? Сколько ж можно... Боюсь я что-то.

Елизаров заглянул в родные глаза. Тревога в них, тревога. Постоянная, не проходящая все три с лишним десятка лет, что они вместе.

– Ну ладно, ладно. Вот порезвлюсь напоследок – и все, пожалуй. Проживем как-нибудь?

Шура молча обняла его. Объятие передало импульс страха сильнее любых слов. Елизаров заболтал что-то веселенькое, успокаивал. Глупость, конечно, – не девочка несмышленая перед ним, но как же иначе?

В девять полковник позвонил в отдел. Трубку взял Ямпольский.

– Вот что, Витя. Меня не будет сегодня... приболел слегка. Ничего серьезного, завтра увидимся. Ты за старшего. Ну, действуй, майор, вечерком тебе домой позвоню...

...Разглядывая ряды бутылок в витрине коммерческого ларька, Елизаров испытывал гамлетовские сомнения – тридцать литров семьдесят шестого бензина, только что залитые в бак его потертого "Москвича", почти полностью подорвали бюджет полковника, но дешевой водкой генерала, пусть и отставного, угощать не будешь. После недолгих, но мучительных колебаний Елизаров разорился на "Aleksander" – недорогой греческий коньяк сомнительного качества, но в красивой упаковке. Привычно обложив (про себя) последними словами нескольких политических деятелей национального масштаба, полковник бережно положил покупку на заднее сиденье автомобиля и отвалил от оазиса свободной торговли. Минут сорок пришлось поскучать в пробке – на Щелковском шоссе ремонтировался мост через кольцо, и только к часу дня светло-зеленый "сорок первый" подкатил к воротам одного из новых особняков в Черноголовке.

Красивая калитка из металлических кованых кружев оказалась не заперта, и полковник направился было к дому, но краем глаза успел заметить черную тень, стремительно метнувшуюся к нему слева. Огромный доберман бесшумно, словно призрак, появился перед Елизаровым и замер в напряженной позе в двух шагах. Выражение умных злых глаз собаки, нервное подрагивание мощных мышц под лоснящейся шкурой не оставляли сомнений – еще шаг – и незваный гость будет атакован стремительно и беспощадно. На секунду полковник пожалел, что не захватил оружия, – зверь казался чрезвычайно кровожадным. Елизаров замер, боясь пошевелиться и не решаясь крикнуть.

– Ангел! Ко мне! – наконец раздался резкий голос, и полковник облегченно перевел дыхание.

"Ангел" с некоторым сожалением взглянул на Елизарова, развернулся и понесся к хозяину все так же беззвучно – ни рычания, ни лая.

– Ну и зверюга у тебя, товарищ генерал! – заметил Елизаров, пожимая пухлую ладонь Гущина.

– Хорош, да? – довольно усмехнулся тот. – Из спецпитомника. Не собака оружие!

Ангел, словно уловив, что речь идет о нем, как бы улыбнулся,-приоткрыв кошмарные желтые клыки.

Елизарова передернуло.

– Ну пойдем, пойдем. Что ж на улице стоять. – Генерал подхватил Елизарова под локоток и повлек к коттеджу.

Последний раз полковник был в Черноголовке года три назад – тогда только котлован начинали копать. Теперь же аккуратный домик, отделанный "кремлевским" кирпичом, с неизбежными арками и эркерами, был готов и выглядел вполне уютно. Елизаров почувствовал укол зависти – с Гущиным они были одногодки и по службе всегда двигались почти ноздря в ноздрю, а вот поди ж ты... Серебристосерый "вольво-740", стоявший перед домом на парковочной площадке, выложенной брусчаткой красноватого гранита, окончательно подпортил настроение.

Полугектарный участок был разбит на манер английского парка геометрически правильные газончики, стриженые шарообразные кусты барбариса, ровные дорожки, посыпанные весело поблескивающей гранитной крошкой. Недалеко от дома Елизаров заприметил теннисный корт.

– Клубничку, стало быть, не выращиваешь? – спросил он.

– Какой из меня Мичурин! – рассмеялся Гущин. – Я одно только место знаю, где вся эта ботва здорово растет, вплоть до ананасов. Рынок называется. Здесь недалеко.

– Спортом увлекаешься? – Елизаров кивнул в сторону корта.

– Да, пришлось вот на старости лет у сетки поскакать. Как пацан, ей-богу! Положение обязывает.

А воообще-то я больше в преферанс... Ну ты же знаешь.

Елизаров молча кивнул. Генерал был картежником заядлым, это точно. Когда-то в гэбэшном санатории под Бердянском знаменитые чемпионаты сутками шли, Гущин всегда среди фаворитов оказывался. "Тренировка аналитических способностей на выносливость", – так он оправдывал свою преданность игре.

Комната, в которую генерал провел своего гостя, отчасти напоминала кабинет, отчасти тренажерный зал – дорогая офисная мебель и компьютер мирно соседствовали с хитроумными штуковинами, явно предназначеными для удаления излишков жира из организма.

– Да ты и впрямь в чемпионы собрался! – удивился Елизаров.

– Это девки потеют, модельки. Когда задерживаются. Фигуру соблюдают.

Елизаров тактично промолчал. Личная жизнь генерала интересовала его мало, по крайней мере, в настоящий момент. Полковник развернул газету и поставил на стол рядом с монитором греческую бутылку. Гущин мельком взглянул на этикетку и усмехнулся.

– Это добро мы для б... оставим. Им все равно, что трескать, была бы наклейка красивая. Ни черта в этих вещах не понимают. Не сердись, но мы другим продуктом займемся.

Из небольшого полированного бара генерал извлек пузатую бутылку темного стекла с черной с золотом этикеткой.

– "Мяукофф", – показал он бутылку Елизарову. – Лучший коньяк Франции. Пробовал когда-нибудь?

Елизаров отрицательно покачал головой. Из французских он знал только "Наполеон", да и вообще, по правде сказать, к коньяку был равнодушен.

Гущин вышел и через несколько минут вернулся с блюдом холодной телятины, банкой оливок, фаршированных анчоусом, и парой лимонов. Разрезав лимоны на половинки, он выжал их прямо на ломти мяса и вытряхнул на блюдо оливки. Вытер пухлые красные руки и щедро плеснул густой темный напиток в широкие низкие бокалы.

– Ну, за встречу, Володя! Молодец, что навестил.

Елизаров одним глотком осушил содержимое бокала, и дух у него перехватило. За обманчиво мягким вкусом и тонким ароматом, слегка напоминавшим запах изюма, скрывалась поистине зверская сила!

– Э-э-э! Ты поосторожней! – испуганно воскликнул Гущин. Сам он отпил весьма скромный глоток. – Так с копыт слететь недолго! Давай, давай мясца наверни. Да руками давай, без церемоний!

Елизаров покрутил головой, восстанавливая дыхание, вцепился зубами в телятину. Кисленький лимон нь[й сок приятно кольнул небо. Гущин с улыбкой наблюдал за приятелем.

– Ну что, отпустило? Давай еще разок, только тихонечко. За тебя. И р-р-р-аз!

Через несколько секунд Елизаров почувствовал, как приятное тепло окатило его до самых пяток. Раздражение исчезло, растворилось в ароматных парах удивительного коньяка, и толстенький низенький Гущин стал ему вновь симпатичен. Даже несмотря на холодный блеск близко посаженных, слегка заплывших голубоватых глазок.

– Я чего заехал-то, Слава... – начал было полковник, но Гущин жестом остановил его.

– Ждал я тебя, ждал! Ну, ну! Удивление-то не разыгрывай. Передо мной-то, а? Когда Сережка мой сюда примчался с вопросом от тебя, я сразу смекнул, что полковник сам скоро пожалует. – Гущин с ухмылкой ткнул собеседника в плечо. – Это ты правильно решил – сам приехать. Вопрос-то не для пацанов, для старых зубров вопрос-то, а?

Елизаров кивнул, вытащил из кармана пиджака пеструю книжку и бережно положил на стол.

– Прочитал я сей труд... И сопоставил с визитом парнишки от Алферова. И решил тебя навестить. По старой дружбе.

– О чем книжка? – Гущин равнодушно взглянул на обложку.

– А книжка эта, товарищ генерал, о противоракетной обороне.

– О чем, о чем?

– О противоракетной обороне.

Гущин недоуменно взглянул на своего гостя.

– Но это же роман? Беллетристика?

– Так точно. Но, судя по всему, автор неплохо разбирается в проблеме. Точнее – разбирался. Сам я не знаток, так, слышал кое-что краем уха, но показалось мне, что есть в этой книжке информация, которой в печати вроде бы не место. Я там отметил, посмотри, пожалуйста, и мнением своим компетентным поделись. Очень обяжешь.

Генерал недоверчиво хмыкнул, раскрыл книжку и просмотрел несколько абзацев, отчеркнутых красным карандашом. Минуту спустя с лица его исчезло пренебрежительное выражение. Быстро листая страницы, впиваясь глазами в текст с пометками Елизарова, он что-то беззвучно шептал полными красными губами. Наконец захлопнул книгу и с заметным негодованием швырнул ее на стол.

– Ну как? – поинтересовался Елизаров.

– Да уж! В этом е...м государстве секретов больше не существует! Еще лет пять назад этот писака сраный десяточку бы у меня схлопотал за такие вирши!

Покорчевал бы тайгу на бескрайних просторах! Уж я бы...

– Он, Слава, пулю схлопотал, – напомнил Елизаров.

– А по заслугам, по заслугам! – почти выкрикнул Гущин и вдруг осекся, заметив, как похолодели глаза полковника.

– Вот, значит, как... – протянул Елизаров, не отводя взгляда от лица собеседника.

– Ты это... Ты что? Я так, фигурально. Времена сейчас – сам знаешь... Да не бери в голову. Я от сердца просто – развелось болтунов этих, опарыши какие-то, ей-богу! – Гущин суетливо налил коньяк в бокалы, пододвинул к полковнику тарелку с закуской. – Ну-ка, еще по одной! За упокой души писарчука, ха-ха!

Елизаров тост не поддержал, продолжал холодно разглядывать суетящегося хозяина. Тот отхлебнул коньяк, бросил в рот маслинку, пожевал, улыбнулся.

Смущение его прошло. Внезапно прошло – будто щелкнул какой-то внутренний переключатель.

– Ну что, разыграл? Разыграл, разыграл! Признавайся, волчара старый! расхохотался Гущин.

Елизаров с усилием улыбнулся.

– Я к тебе с делом, а ты оперетту здесь устраиваешь... Может, театралом от безделья стал?

– Много ты знаешь – от безделья! Я здесь как пчелка тружусь...

– На корте? Или с модельками?

– А! Что с тобой, с неразумным... Давай к делу.

Ты что же, полагаешь, что Контора могла писаку грохнуть?

– Не исключаю. Теперь.

– Брось! – Гущин пренебрежительно махнул рукой. – Убирать болтуна, когда уже произошла утечка... Накой?

Генерал заглянул в паспорт книги, присвистнул.

– Тридцать тысяч экземпляров! По всей стране...

Версия твоя – бред бывшего диссидента. Месть сатрапов режима и все такое... Для Боннэр оставь. Или сам романы собираешься кропать?

Елизаров пропустил ехидное замечание мимо ушей.

В болтовне Гущина все же проскочило то важное, за чем он сюда и приехал.

– Значит, утечка есть? – тихо спросил он.

Генерал поколебался минуту, потом сумрачно бросил:

– Да!

И это "да", повиснув в воздухе, надолго прервало живой диалог старых знакомых.

И только когда бутылка почти опустела, беседа возобновилась и продолжалась далеко за полночь. А на страницах злополучной книжки появилось множество новых отметок.

V. ПОИСК ЦЕЛИ

Когда Степанов вошел в кабинет, то первое, что бросилось ему в глаза, была опухшая физиономия Вальки Кислицина. Неумело загримированные многочисленные следы побоев превратили некогда благородный лик в подобие маски неудачливого провинциального клоуна. Хозяин кабинета генералмайор Александр Алферов, высокий сорокадвухлетний брюнет, присев на край стола, задумчиво разглядывал пострадавшее лицо своего подчиненного.

– Вот, Миша, полюбуйся на этого... Портоса! – сказал генерал, обращаясь к Степанову. – Для меня уже второй работой стало его с кичи вынимать!

Степанов не смог сдержать ухмылки. Последнее приключение Кислицина уже было известно в Центре. Находясь в состоянии позиционной войны с собственной тещей, которую он и в глаза и за глаза именовал не иначе как "мойра", Валька неоднократно попадал в ситуации, скверно отражающиеся на его карьере и ставящие под удар честь мундира офицера ФСБ. Сутки назад, в легком подпитии, он покинул семейныч очаг в первом часу ночи, дабы не усугублять кофликт с особенно разошедшейся "мойрой".

Случилось, однако, так, что противник заблокировал дверь квартиры, поэтому бравый сотрудник антитеррористического Центра удалился из помещения способом, мягко говоря, нетрадиционным.

На его беду по переулку проезжал патруль муниципалов. Зрелище здоровенного мужика, вылезшего из окна четвертого этажа "хрущобы" и с обезьяньей ловкостью спустившегося по стене на грешную землю, потрясло наивных милиционеров до глубины души. Конечно, если бы сержанты знали, что отработка подобных трюков, равно как и приемов рукопашного боя, занимают все служебное время майора Кислицина, они не стали бы так удивляться и скорее всего поспешили покинуть место происшествия. Но с балкона неслись вопли "мойры", и чувство долга толкнуло солдат правопорядка навстречу приключениям.

Попытка овладеть Кислициным силами одного патруля окончилась для последнего плачевно. Расстроенный семейными обстоятельствами майор работал весьма вдохновенно, можно сказать, с огоньком.

Сейчас на столе Алферова лежала копия милицейского протокола, текст которого изобиловал орфографическими ошибками и любопытными синтаксическими конструкциями.

– Ну и о чем же вы думали, товарищ майор, нанося сержанту Стаднюку "ушиб средней тяжести в область головы"? – спросил Алферов ледяным голосом, сверившись с протоколом.

При обращении генерала Кислицин встал, помятое лицо его напряглось, вспухшие губы что-то прошептали беззвучно.

– А что это за "спецсредства", которые вы "поместили в брюки сержанта Голубеева"? – продолжал спрашивать Алферов.

– Дубинки. Резиновые, – сумрачно ответил майор.

– Сколько? – спросил Алферов.

– Четыре, – сокрушенно вздохнул Кислицин.

– Смирно! – скомандовал Алферов. Кислицин вытянулся. – Вы сознаете, майор, что, сорвав погоны с начальника отделения и "повредив металлические конструкции с невозможностью для последующего ремонта в помещении для задержанных", вы нанесли моральный и материальный ущерб офицерам МВД, которые, в отличие от вас, безукоризненно выполняют свой служебный долг, скромны в быту и, безусловно, морально устойчивы?

– Так точно! – рявкнул Кислицин, глядя мимо Алферова в окно.

– Я объявляю вам выговор, майор Кислицин! Предупреждаю, еще один подобный случай – и я буду вынужден отозвать представление о присвоении вам звания подполковника! Стыдно! Парткомов на вас нет.

Идите, вы свободны.

Кислицин повернулся кругом и, печатая шаг, вышел из кабинета.

Едва закрылась дверь за его медвежеобразной фигурой, как Алферов рассмеялся и показал Степанову на стул:

– Присаживайся, Миша. Ну Валька, ну гусь! Придется в Иркутск его запихнуть недельки на три. Муниципалы страшно взбеленились, уж и не знаю, как это все на тормозах спустить... Что там у тебя?

Степанов встал и молча подал рапорт. Генера.

прочел" спросил удивленно:

– Что это тебя в июне потянуло?

– Личные обстоятельства, товарищ генерал.

– Нет, капитан, даже не проси. Ты же знаешь – первые группы уже сформированы, со дня на день работа должна начаться.

– Двадцатого июля, – позволил себе напомнить дату Степанов.

Алферов поморщился.

– Что, очень сильно нужно?

– Да.

– Ну ладно. Две недели. Больше не могу. И из Москвы никуда не уезжать. Пойдет?

– Пойдет.

Алферов написал резолюцию на рапорте, протянул бумагу капитану.

– Желаю побыстрее разобраться... с личными обстоятельствами.

– Спасибо. Разрешите идти?

– Иди, Миш. Отдыхай.

Генерал протянул Степанову руку, намеренно задержал пожатие, взглянул в глаза.

– Ты поаккуратней... отдыхай. И если что – от меня тайн нет.

– Как всегда.

– Ну давай, давай...

...Сколько времени требуется, чтобы разыскать в Москве исполнителя заказного убийства? Бесконечность – если двигаться путями, не запрещенными законом, и две-три недели, если пользоваться агентурными методами, мягко говоря, противоречащими положениям Процессуального кодекса. У Михаила Степанова было как раз две недели – срок небольшой, но вполне достаточный, если действовать решительно и энергично.

Поэтому, покинув кабинет Алферова в сером здании без вывески на Фрунзенской набережной, капитан сразу же направился в бар "Голубой медведь", что находится на одной из самых оживленных улиц на северо-востоке Москвы. Было около двух часов пополудни, когда он вошел в полутемный зал этого своеобразного кабака. В середине рабочего дня бар, как обычно, был почти пуст: три-четыре случайных посетителя, пара дежурных путан у стойки и скучающий бармен.

Голубовато-сиреневое неоновое освещение, синий цвет столиков и обивки уютных диванчиков создавали ощущение прохлады, очень приятное после жаркой и пыльной улицы. Спокойная негромкая музыка, накладываясь на едва уловимое жужжание кондиционера, действовала успокаивающе, располагала к расслабленному созерцанию. Чем, собственно, и занимались немногочисленные посетители, лениво скользившие глазами по узорам колготок на длинных ногах девиц, восседавших на высоких стульях у стойки. Сами путаны также лениво болтали с барменом и интереса к посетителям не проявляли – очевидно, предложение состоялось, но спроса не нашло.

Едва Степанов вошел, как одна из девиц, механически поправив прическу, сползла со стула и вихляюшейся походкой манекенщицы направилась к гостю. Девчонка была хороша, к тому же из недорогих – слишком молода и неопытна, супершлюхи заступали здесь на вахту часов с восьми вечера. Ее старательно разученные движения еще не утратили той угловатости, что трогательно отличает начинающую от прожженной профессионалки, и капитан пожалел, что у него мало времени – заведение, без сомнений, предоставило бы ему небольшой кредит.

Степанов сел на диван, и девчонка моментально оказалась рядом. От легкого прикосновения ее бедра возник, приятно кольнул тонизирующий импульс.

Капитан усмехнулся, протянул пачку "Честерфильда". Закуривая, она сжала его руку с зажигалкой маленькими теплыми ладонями, и Степанов даже головой тряхнул, избавляясь от наваждения, – девчушка была явно не без способностей.

– Фреда позови, – сказал капитан, наклонившись к девушке, и, не удержавшись, коснулся губами аккуратного ушка, с удовольствием втягивая тонкий аромат "Армани".

Девица отшатнулась, ее милое личико исказила гримаска сожаления и отвращения одновременно.

Она встала и отошла к стойке, шепнула что-то бармену. Степанов, развалившись на удобном диванчике, с удовольствием рассматривал ее точеную фигурку. Бармен, с интересом взглянув на капитана, кивнул, и девушка удалилась в глубину зала, где за двумя белыми, подсвеченными сиреневыми светильниками колоннами находилась почти незаметная дверь в служебное помещение.

Несколько минут спустя в зале появился неправдоподобно стройный, среднего роста человек, одетый в обтягивающие черные брюки и светлый пуловер с широким вырезом вокруг тонкой длинной шеи, блестящие темные волосы его были стянуты в длинную косичку. Бармен подмигнул ему, едва заметно указал на Степанова, и Фред подошел к капитану, жеманным движением протянул узкую руку, блеснули кольца с крупными камнями.

Не отвечая на приветственный жест, Степанов несколько секунд разглядывал бледное выразительное лицо с умело подведенными глазами, полными губами, чуть тронутыми розовой помадой. Рука, унизанная дорогими кольцами, безвольно упала, тонкие брови изогнулись удивленно.

– Только разговор. Дело, – сказал Степанов, продолжая намеренно пристально разглядывать стоящего перед ним Фреда. – Долго не задержу.

Фред повернулся и пошел к служебной двери, через минуту капитан двинулся за ним.

"Интересно, сколько ему лет? – думал Степанов, глядя на подвижную спину Фреда, не спеша шагающего впереди него по тускло освещенному коридору. От тридцати до шестидесяти можно назвать любую цифру. Без возраста... дама".

В конце коридора Фред открыл дверь, выкрашенную серой масляной краской, и отступил на шаг, жестом предложив капитану войти. Комната была небольшой, обстановка более чем скромной – несгораемый шкаф, облезлый стол и два пластиковых стула. Капитан сел к столу, Фред – напротив, дверь он оставил открытой. Степанов прикинул длину извилистого коридора и дверь закрывать не стал – крик до бара донесется вряд ли, если только голосовой аппарат Фреда не обладает мощностью Карузо.

– Я слушаю! – высокомерным тоном заявил Фред, выстукивая изящными нервными пальцами затейливую мелодию на ободранной столешнице.

Степанов молча показал ему удостоверение. Полные губы Фреда сложились в пренебрежительную усмешку.

– Здесь не ваша территория! – В высоком мелодичном голосе гея прозвучала нотка торжества. – У вас могут быть неприятности!

Капитан кивнул – Фред был совершенно прав.

"Голубой медведь" был вотчиной столичного РУОПа со дня своего основания – это была "нейтральная земля", используемая для встреч и переговоров с наиболее авторитетными главарями московских группировок, здесь заключались джентльменские соглашения, позволяющие успокаивать озабоченную прессу и общественность демонстрацией "беспощадной войны с организованной преступностью", войны, на самом деле закончившейся давным-давно – МВД и авторитеты благополучно поделили сферы влияния еще несколько лет назад. Кабак этот сам по себе был ярким свидетельством затянувшегося перемирия заведением на паях владели племянник одного из начальников главков министерства и престарелый авторитет, оставивший по состоянию здоровья беспокойную стезю бандитизма.

Фред же был одним из самых крупных осведомителей милиции с незапамятных времен – он удовлетворял специфические потребности многих ярких представителей столичной богемы еще в легендарном "Садко", и с его помощью добывалась серьезная агентурная информация об известных фигурах театрального, кинематографического, а позднее и политического, и делового, и уголовного бомонда.

Все это Степанов знал и возможные последствия своей игры на чужом поле осознавал тоже. Но время, время поджимало, и поэтому он задал грубый лобовой вопрос:

– Кто сработал заказ на Дмитровке во вторник?

Фред откинулся на стуле и откровенно рассмеялся.

– Откуда мне знать? Я даже прессу не просматриваю.

Слово "прессу" он протянул столь куртуазно, что Степанов даже повеселел. Фред явно чувствовал себя в полнейшей безопасности, любая попытка запугивания удачи капитану не сулила. Оставался силовой вариант. Сделав вид, что заинтересовался одним из массивных колец, капитан указал на правую кисть гея. Тот, снисходительно улыбнувшись, протянул руку, словно для поцелуя. Правая рука Степанова хватом снизу легла на запястье Фреда, четыре пальца левой руки капитана плотно прижались к тыльной стороне кисти, а большой палец ногтевой фалангой надавил на мизинец. Фред взглянул недоуменно, слабо попытался выдернуть руку из захвата, но в следующий момент дикая боль пронзила его сухощавое тело, он рванулся, попытавшись вскочить, и тут же безвольно рухнул обратно на стул.

Степанов всегда считал, что рычаг пальцев – совершенно незаслуженно забытый способ подчинения противника своей воле. Старые мастера джиуджитсу уделяли очень большое внимание этим приемам, но в современных европеизированных и американизированных школах рукопашного боя этот раздел практически не культивируется. Внешне не эффектное действие, практически не уловимое сторонним наблюдателем, приводит к кажущемуся сверхъестественным результату – человек полностью оказывается в вашей власти, вся его способность к сопротивлению обращается в ничто, сводится к призрачной черте, к границе, имя которой – болевой барьер. Даже зверюга Кислицин оказывался полностью беспомощен, если Степанову удавалось поймать его руку в такой захват на тренировке.

Фред хотел было закричать, но Степанов, отрицательно покачав головой, чуть ослабил нажим. Пристально глядя в лицо гея, по которому крупными каплями текли слезы и пот, он повторил вопрос:

– Кто выполнил заказ на Дмитровке?

Фред шумно задышал сквозь стиснутые зубы. Подождав несколько секунд, капитан чуть шевельнул большим пальцем. Фред дернулся, как от удара током, и тонко вскрикнул.

– Ну? – поторопил капитан.

– Знаешь, что тебе... будет... за это? – Слова давались Фреду с трудом, чувствовалось, что его тело напряглось, превратилось в один сплошной гудящий нерв.

– Не твоя забота, красавец, – процедил Степанов. – Я жду!

Он снова пошевелил пальцем и с отвращением заметил, как из прокушенной губы гея поползла темная струйка крови.

– Ну!

– Люди Сильвера! Он брал заказ! – не выдержал наконец Фред. Отпусти-и-и...

– Кто заказчик?

– Ты что-о-о? Откуда же я знаю?

Здесь Фред, пожалуй, не врал. Капитан разжал захват, и гей, подхватив посиневшую опухшую кисть левой рукой, принялся остервенело дуть на нее и даже пару раз провел по коже длинным розовым языком.

– Прощай, красавец. – Степанов хлопнул Фреда по плечу. – Желаю успехов... в твоей нелегкой трудовой жизни.

Фред поднял мертвенно-бледное лицо. В его темных глазах плеснулась такая ненависть, что капитана передернуло. Оставив подвывающего гея за серой дверью, он вернулся в бар.

Около стойки стоял новый посетитель, в котором Степанов узнал известного биржевика и депутата. Сей представительный господин и бармен встретили капитана одинаково вопросительными взглядами.

– Фред свободен, – бросил им Степанов. – Хотя, боюсь, он не в настроении.

С этими словами капитан покинул гостеприимный "Голубой медведь".

Коротая вечер перед телевизором наедине с бутылкой молдавского "Мерло", Степанов склонен был оценить итог сегодняшнего дня как успешный. Конечно, существовала вероятность, что Фред выдал ложную информацию, но, во-первых, это быстро можно было проверить, а во-вторых, гей наверняка понимал, что в случае вранья его ждет повторная встреча с капитаном, следовательно, вероятность обмана была незначительной. Перспектива дальнейших действий вырисовывалась вполне ясная, если бы не одно "но". И "но" это заключалось в том, что во время сегодняшнего визита к Алферову Степанов заметил на столе генерала ту самую книжку. Предположить, что генерал, проводящий на службе чуть ли не двадцать четыре часа в сутки, убивает время за чтением детектива, было бы нелепо, а потому...

"А потому вполне возможно, что Фред заблуждается вполне добросовестно, – подумал Степанов. – И бригада Сильвера здесь ни при чем. Неужели ктото из наших? Но зачем, черт возьми, зачем?"

VI. ПЕРВЫЙ ФРАГМЕНТ

На следующий день по возвращении из Черноголовки полковник Елизаров вызвал к себе Ямпольского.

– Ну что, Витя, есть новости?

– Стрельба вчера была в Отрадном. Директор филиала "Славянский кредит" и его охранник – в решето.

– Кто?

– Коптевские скорее всего. – Майор неопределенно пожал плечами. – Дело, между прочим, хотят на нас сбросить. Выворачиваться как-то надо, товарищ полковник.

– А! – Елизаров равнодушно махнул рукой. – Одним больше, одним меньше все равно не разгрести. Ты вот что, Витя, расслабься, пиджачок сними. Снимай, снимай. Садись, ножки вытяни. Я кофейку пока сварганю, а ты книжечку почитай. Вот здесь почитай, вот, вот, предпоследнюю главу.

Майор посмотрел на Елизарова с некоторым испугом.

– Вы это серьезно?

– Что, Витя, думаешь – крыша поехала у старика? Не, ты не беспокойся, работает еще бестолковкато, работает. Ты читай, читай, там немного – в десять минут уложишься.

Ямпольский нехотя взглянул на пеструю обложку, вслух прочел название:

– "Слуги Ареса". Кто такой Арес?

– Читай, говорю. Потом обсудим.

Полковник достал из стола большую красную банку с дешевым крепким кофе "Глобо", воткнул в розетку шнур старенького чайника. Ямпольский со вздохом открыл книжку на заложенной странице и стал читать...

...Такой билет вы не купите в кассе аэропорта, и в туристическом агенстве заказать его тоже не удастся. Он очень похож на обычный, этот билет, – и форма и цвет не отличаются от стандартных бланков внутренних авиалиний. Вот только номера рейса на нем нет, и время вылета не указано, и дата. И фамилия пассажира отсутствует, и пункт назначения не сообщается. Всю эту информацию заменяет одна строчка "Рейс "Камбала "". И далее шестизначный номер.

Эта строчка мало что скажет постороннему человеку, если он случайно заглянет в ваши документы. Но все обладатели странного билета подробно проинструктированы, что следует делать в случае возникновения повышенного интереса к их персонам со стороны неизвестного лица. И это самое лицо ждут весьма серьезные неприятности, если выяснится, что двигало им не просто праздное любопытство.

У всех пассажиров этого рейса есть еще один примечательный документ. Совсем невзрачный листок белой бумаги с очень советским названием "Справка". И в этой справке – фамилия и цепочка каких-то литер и цифр. И очень простенькая печать. Даже лотерейный билет выглядит более внушительно, чем эта невзрачная бумажка, но ее реальная цена велика. Наличие этой справки означает, что ее обладатель не имеет судимости, что его близкие и дальние родственники, а также близкие и дальние родственники его родственников не проживают за пределами страны и не являются лицами определенной национальности. И много, много еще чего означает эта справка, но главное – известное ведомство допускает, что этот человек может работать с документами, имеющими гриф "совершенно секретно", а в ряде случаев и "особо важно".