Текст книги "Слуги Ареса"

Автор книги: Сергей Горяинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

– Чтой-то ты так заботливо задницу прикрываешь? Раньше за тобой такого не водилось.

Питон внимательно посмотрел на капитана, прошелся по подвалу, присел к столу и с минуту рассматривал свои огромные ладони.

– Я умный, Миша, очень умный, – наконец сказал он. – А Сильвер и такие, как Сильвер, – не очень. Они сейчас купаются во всем этом... – Питон широко развел руками и продолжил: – Большие деньги, очень большие! Все можно. Сегодня! А завтра? Что будет завтра? Я думал об этом, Миш, и я очень хочу быть полезным тем, кто придет завтра.

– Да брось ты... Не будет никакого "завтра". Пытались уже пару раз. Вышел пшик – и все...

– Ошибаешься, Миш, ошибаешься. Я подальше тебя вижу...

– Из подвала?

Питон не ответил, встал и снова подошел к бару.

Поковырявшись за стойкой, он с усилием надавил на одну из ясеневых панелей, закрывавших стену.

Панель отошла, и за ней стали видны светло-серые дверцы трех небольших сейфов, вмонтированных в бетон несущей конструкции дома. Питон открыл один из них, вытащил оттуда пачку банкнот и вернулся к столу.

– Держи! – Он не удержался от эффектного жеста, и стодолларовые купюры веером рассыпались по столу. – Аванс. Десять штук.

Сепанов сгреб бумажки в кучку и засунул в карман мундира.

– Машина у меня барахлит, – пожаловался капитан. – Дай на время дела какую-нибудь из своих.

– "Паджеро" хочешь?

– А попроще?

– Бойцы мои на "ауди" ездят. Беленькая, грязненькая, старенькая. Но движок – как часы.

– Во! Это подойдет.

– Сейчас поедешь?

– Нет. Поспать надо часов пять-шесть хотя бы.

– Валяй. Хочешь – можешь прямо здесь.

– На шкуре? Ну уж нет. Я чего-нибудь помягче подыщу. Проводишь?

– Пойдем. А может, телку хочешь?

– Я спать хочу. А утром – машину с полным баком и все данные по Сильверу.

– Все будет, Миш, все будет, отдыхай...

...Возвращаясь ранним утром в Москву, Степанов не удержался от искушения пару раз притопить на пустынном шоссе. Питон не подвел – слегка помятая "ауди" оказалась машиной приемистой и резвой и управлять ею было приятно.

"Пятьдесят штук... – размышлял капитан. – Пятьдесят за кассету. А сколько может кинуть Сильвер, если я предложу ему убрать Питона? Сколько стоит пульман с "Мухой" и "Ударом"? Триста тысяч, пятьсот? А может быть, миллион? Хорошие одноразовые гранатометы... БТРы прошивает, как фанеру... Вагон за кассету Сильвер, конечно, не отдаст. А за Питона?

И за его покупателей? Что он там болтал насчет рулетки? Посмотрел бы я на него в Грозном! Что ж, пора и нам подзаработать. А потом мотать отсюда к е... матери!"

Перед Люберцами Степанова тормознул патруль ГАИ.

– Превышаете, товарищ водитель! – Розовощекий лейтенант окинул "ауди" опытным взором. – Па-а-прашу документы!

"На полтинник рассчитываешь, дружок? А то и на стольничек прицелился. Ну конечно, иномарка! Жаждешь стольничка, товарищ офицер? А вот хрен тебе, розовый ты мой". – Капитан лениво вытащил из кармана удостоверение ФСБ.

Гаишник даже не старался скрыть своего разочарования.

– Спешите сильно, капитан?

– Точно, спешу! – улыбнулся Степанов. – За деньгами тороплюсь. Служба собачья, то ли дело у вас – стоишь на месте, а деньги сами плывут.

Гаишник сделал строгое лицо:

– Какие деньги?

– Честные деньги, лейтенант. Маленькие честные деньги. Разве мы с тобой знаем про другие?

VI. ХОД НАБЛЮДАТЕЛЯ

Задумчивое выражение не сходило с лица Елизарова все то время, пока крутилась кассета и длился малозночительный, на первый взгляд, диалог. Одна из последних записей, сделанных Мариной Волконской на конспиративной квартире ФСБ, зафиксировала разговор между Гущиным и Алферовым, состоявшийся две недели назад.

Алферов: Ничего не смог сделать, Василий Николаевич! Как об стену горох.' Ни одного человека не нашел, никто не соглашается.

Гущин: А Вяткин что?

Алферов: Этот вообще волком смотрит. С ним поосторожней надо. Молодой, карьерный...

Гущин: Ты с ним лично говорил ?

Алферов: Да. Очень опасно. Он далеко не дурак и, помоему, начал кое-что подозревать. На нашей стороне он играть не будет, это точно!

Гущин: Да... Где же спеца найти? Задача... На мелочи горим Слава, на мелочи.

Алферов: А что в "Вымпеле" ?

Гущин: Почти что ничего. Из специалистов нужного нам уровня почти никого не осталось, разбежались все.

Кое-кого я нашел, но масштаб не тот, мелковат масштаб-то...

Алферов: Делать нечего, надо поиски продолжать.

Гущин: Надо, Слава, необходимо! Время поджимает, тем более что Дальневосточный округ для нас уже открыт. Давай, старайся! И я поднапрягусь...

Елизаров выключил диктофон и с минуту пристально разглядывал изящную игрушку. "Sony" малазийской сборки – недорогая, добротно сделанная вещица... Весь рынок забит. Об отечественной электронике и вычислительной технике уже никто и не вспоминает. Сколько было вложено сил, сколько денег... И вот итог – остановившиеся заводы, полупустые КБ, безработные города... Крах.

"Вяткин, молодой карьерный Вяткин... Заместитель начальника штаба войск противоракетной и противокосмической обороны. Не хочет поддержать моего старого... приятеля. Слишком молодой или слишком карьерный? И в "Вымпеле" никого не нашли. "Вымпел", "Вымпел"... Бывшее КБ-1, головной разработчик систем ПРО, детище младшего Берия... Остались от "Вымпела" рожки да ножки...

Специалиста, стало быть, у них нет. А вот у меня, кажется, есть... Хороший, знающий специалист. И настроения соответствующие испытывает. Да что там, все мы испытываем подобные настроения...

Если я познакомлю их, будет ли это моим выбором?

Вклад, конечно, небольшой, но кто знает, из каких мелочей порой слагается успех".

Полковник снял трубку телефона.

– Виктор? Зайди ко мне. Захвати дело по "Дальинвесту".

Ямпольский пришел через четверть часа. За это время Елизаров успел еще раз прослушать агентурную запись.

– Ну что? – спросил полковник, как только подчиненный появился на пороге кабинета. – Что там с этими карабинами?

– Одна и та же партия, – ответил Ямпольский и положил на стол материалы экспертизы. – Выпущены на "Ижмаше" в один и тот же день. Карабин, что использовался при покушении, по заводским документам, списан в брак и уничтожен. Оптовый покупатель тех стволов, что поставлены в "Артемиду", фирма "Русский щит".

– Лицензия?

– В порядке. Фирма имеет два магазина – в Москве и в Туле. А так же является поставщиком еще двух десятков магазинов, торгующих охотничьим и спортивным оружием.

– Владелец?

– Формальных – двое. – Майор небрежно указал на фотографии в деле. Ничем не примечательные граждане.

– "Крыша"?

– А "крыша" серьезная, Владимир Владимирович. Вот взгляните!

– Н-да... – Полковник внимательно рассмотрел грубое лицо с низко нависшими бровями и глубоко посаженными злобными глазками. – Экий красавец!

– Федор Мощенко. Он же "Питон". Сорок четыре года. Четыре судимости. В общей сложности провел на зоне восемнадцать лет. Вор в законе. Из самых что ни на есть авторитетных. Живет на широкую ногу, можно сказать процветает. Особняк отгрохал в Кратово – вот на этом снимке его дачка...

– Связи?

– Весьма обширные. И с сюрпризом.

– Приятным?

– Кому как, – пожал плечами Ямпольский. – Для нас – скорее неприятным. Часть карабинов, что "Русский щит" получил на "Ижмаше", поставлены на подмосковную базу общества "Военохот". В июне.

– Ну и что?

– Через пару недель после этой поставки на базу несколько раз приезжали Гущин и Алферов. И еще несколько "слонов" из Генштаба.

– Охотились?

– Сезон уже был закрыт.

– Так, так... Совпадает, совпадает... – задумчиво пробормотал Елизаров.

– О чем вы, Владимир Владимирович?

– Эх, Витя! И почему все хотят Отечество спасать? И патриоты и... мордовороты. Выгодное, видать, дело-то – Отечество спасать, а?

Ямпольский молча пожал плечами.

– Сам в спасатели не решил еще? – спросил Елизаров, вновь вглядываясь в фотографию Питона. – Харизматический лидер, как сейчас пишут. Такая харизма, что просто оторопь берет... Ты присядь-ка, сейчас кино тебе покажу.

Елизаров вставил кассету в моноблок, и несколько секунд спустя на экране телевизора появился жиденький лесок, снятый, очевидно, с вертолета. Объектив камеры сфокусировался на какой-то длинной и узкой траншее, прорытой в леске, потом на людях, разбегающихся врассыпную от траншеи. Звука не было, только в нижнем правом углу экрана высвечивались дата и время.

– Что это? – спросил Ямпольский.

– Смотри, смотри, – усмехнулся Елизаров. – Запись минут на пять, не больше.

Вертолет с оператором завис над большой поляной, на которую выбежали люди из леса. Неожиданно на опушке, как из-под земли, возникла цепь автоматчиков в камуфляжной форме и стала окружать мечущихся по поляне мужиков. Через пару минут граждане в штатском были уложены на пожухшую осеннюю траву в аккуратный рядок лицами вниз. Вертолет сел на поляну.

– Браконьеры, что ли? – спросил Ямпольский.

– Почти угадал, – опять усмехнулся Елизаров. – Смотри, смотри дальше.

Камера показала крупным планом заросшую седой щетиной физиономию одного пожилого "браконьера", которого подняли с земли двое в камуфляже, потом объектив переместился на какой-то длинный, около метра, цилиндр, толщиной примерно в руку.

На этом запись оборвалась.

– А вот это люди, которые не любят свое Отечество! – прокомментировал фильм Елизаров. – Оперативная пленка, прислали из Псковской области.

Специально для тебя попросил. Эти мужики, у которых туго с любовью к Отечеству, выкапывают кабель и продают прибалтам, паразиты! Как лом цветных металлов.

– Кабель?

– Ну да, кабель. Кабель, который связывает узел раннего предупреждения о ракетном нападении под Ригой с командными пунктами ракетных войск стратегического назначения. Достали где-то схему с топографической привязкой и роют, засранцы. Целыми деревнями на промысел ходят. Их гоняют с вертолетов, а они роют. Не любят Отечество...

– Узел под Ригой взорвали по требованию американцев, писали в газетах, – заметил Ямпольский.

– Верно, – кивнул Елизаров. – Но у кабеля-то и второй конец есть. Который пока еще цел...

– Это вы к чему?

– Это к тому, что придется тебе, Витя, попотеть.

Связь между Алферовым и Питоном этим найди. И доказательно мне представь. Доказательно, понял?

Чтобы комар носа не подточил.

– Вы тоже собираетесь Отечество спасать?

– Не знаю. – честно сказал Елизаров. – Все както некогда об этом подумать.

Поздним вечером Елизаров позвонил Гущину и без обиняков брякнул:

– Василий, я слышал, ты ищешь человека, разбирающегося в эксплуатации московской ПРО?

Судя по долгому молчанию в трубке, этот вопрос был полной неожиданностью для генерала, но когда он ответил, в его голосе не было и нотки волнения:

– Я всегда считал тебя выдающимся сыщиком, Володя.

– У меня есть один знакомый, который мог бы оказаться тебе полезен, сказал Елизаров.

– Следовательно, я могу наконец поздравить тебя с удачным выбором?

– Нет, – ответил Елизаров. – Нет. Это не выбор.

Просто дружеская услуга.

– Спасибо и на том. Позвони завтра с утра, я подъеду.

– Хорошо. Спокойной ночи.

"Все, что я сейчас делаю – это уже не следствие, – думал Елизаров, постукивая пальцами по телефонному апппарату. – Это чистой воды провокация.

Для того, чтобы увидеть всю картину в целом, мне недостает лишь нескольких деталей, которые рано или поздно прояснятся. И что потом? Идиотское положение... Ладно, пусть Теплов с ними обнюхается, дальше видно будет. Ход сделан, остается ждать ответа".

VII. ТРЕТИЙ ПУТЬ

– Нет. До командира я так и не дослужился. Должность генеральская, особых заслуг требовала. Плюс избыточная подвижность позвоночника – тоже необходимое условие. А у меня плохо прогибался, медленно. Так что сначала – зам. главного инженера, потом – главный инженер. Полковника дали. Но в папахе я, увы, недолго проходил, года два с небольшим. А после демобилизации в отделе поддержки программного обеспечения работал.

– Следовательно, структуру боевых алгоритмов знаете хорошо? – Василий Николаевич Гущин отхлебнул крепчайшего чаю из массивной фарфоровой кружки и зажмурился от удовольствия. – Хорош, однако, чаек у вас, Сергей Сергеевич!

– Нравится? Полигонная заварка, почти чифирь.

Когда работа шла – трехлитровую банку такой штуки соорудишь – и до утра бодрячок.

– Что там сейчас, на полигонах?

– В Приозерске? Да хрен его знает! Это ж теперь сопредельное государство! Казахстан! Про Байконур еще что-то пишут, какие-то слухи доходят, а про ]наши объекты – молчок, тишина мертвая. Сколько денег туда грохнули, матерь Божья! Город построили, аэропорт, железную дорогу подвели, автомобильную... А сами объекты! Бывало, кто впервые глянет оторопь охватывала. Все казахам досталось, все! А что такое – "казах"? Да на их же местных наречиях означает – "человек без родины"! Теперь, наверное, овцы пасутся на наших площадках...

– А на Кубинке как дела?

– Слышал, что А-35М сняли с вооружения. Станция раннего обнаружения под Ригой разрушена. Взорвали прибалты. Хотели сначала ресторан в ней открыть, но американцы настояли – ликвидировать полностью. В пыль разлетелась! Выбили, так сказать, нам глаза на самом ракетоопасном направлении.

– А софринский командный пункт?

– Точно не знаю, но скорее всего законсервирован.

– С боевыми алгоритмами двухэшелонной системы ПРО вы тоже знакомы?

– А как же, Василий Николаевич, а как же! Преемственность была обеспечена очень тесная, даже в шифрах: кубинковская А-35М, софринская А-135, обе системы были связаны линиями передачи данных, обмен информацией между командными пунктами шел постоянный. Одни люди делали.

– Да, да, люди... Много существует людей, которые знали бы схему управления системой ПРО так же подробно, как вы?

– Хм... Нелегкий вопрос...

Диалог был прерван продолжительным звонком в дверь. Хозяин встал и пошел открывать. Через минуту он вновь появился на тесной кухоньке в сопровождении высокого худощавого брюнета.

– Вот, Василий Николаевич, товарищ вас спрашивает...

– А... Ну наконец-то! Ждать себя заставляете, генерал! Мы уж тут с Сергеем Сергеевичем чаев на год вперед нагоняли. Позвольте представить вас друг другу.

Сергей Сергеевич Теплов, наш любезный хозяин – бывший главный инженер Системы Противоракетной Обороны. Вячеслав Николаевич Алферов руководитель антитеррористического Центра ФСБ, пока еще не бывший, но уже на подходе, хе-хе...

Алферов поморщился от такой рекомендации, пожал Теплову руку и присел к столу. Лицо его было усталым, каким-то нездоровым.

– Чайку, Слава, чайку! – Гущин пододвинул новому гостю чистую кружку. Сергеич! Плесни генералу погорячее!

– Устал... – Алферов провел рукой по глазам, тряхнул головой. – Сплю мало.

– Работы много? – спросил Теплов.

Алферов искоса взглянул на вальяжного, полного хозяина квартиры.

– Злости много. Разочарования много. Потерь много. – Он обхватил горячую кружку ладонями. – Двадцать два человека моих погибли в Грозном.

Двадцать два... А работа... Это не работа. Это х....!

– Да, довоевались, – сочувственно вздохнул Теплов. – Когда я службу начинал, в частях много еще фронтовиков свое дослуживали. Рассказывал один – в сорок пятом, на Зееловских высотах, его танковый полк восемь машин потерял за один день. Самый страшный бой за всю войну! Восемь! А в Грозном? В телевизор глянешь – аж блевать тянет...

– Координации нет, командования нет, техники новой нет, денег нет. Армии больше нет! – Алферов резко отдвинул кружку, чай выплеснулся на стол. – Армия, в которую идут служить, как на каторгу, – это не армия, это сброд.

– Э... Ошибаешься, Слава, ошибаешься! – Гущин хитро прищурился, покачал пальцем. – Традиции нашей родины великой не учитываешь. Каторги настоящей нет – потому и армии нет, и всего остального. Лаврентий-то Палыч чеченскую проблему за одни сутки решил, и без единого выстрела. Да еще орден Суворова получил, не числом, стало быть, побеждал, а умением, хе-хе... своеобразным! А вся оборонная промышленность как поднималась? Со спецконтингентов, позволю вам напомнить, с зеков то есть, именно с каторги! И Туполев сидел, и Королев, а сколько других талантов... дисциплинированно творили!

– Сейчас конец двадцатого века, – пожал плечами Алферов. – Заставить человека творчески работать в тюряге нельзя.

– Да чушь это! – отмахнулся Гущин. – Какого человека? Голландского или швейцарского, может, и нельзя. Сдохнет... от обиды. А нашего можно! И даже нужно, для его же блага. Грядку кайлом вспахать или тростник сахарный рубить может раб любой национальности и цвета кожи. Но стратегический бомбардировщик рассчитать, на нарах сидя и баланду хлебая, может только наш, отечественный Спартак! Могучий интеллектуальный потенциал у нации. Но для его полной реализации требуются условия определенные. И хорошо известные. Традиция-то историческая какая? Что нам традиция-то говорит? Ка-а-ак национальную жопу надраишь докрасна – сразу подъем национального духа и, кстати говоря, всего остального – вплоть до изящных искусств! Иван Грозный, Петр Первый, Екатерина Великая, Виссарионыч – вот этапы национального подъема, как ни крути! Цепочка ясная: сильный лидер – хорошо надраенная жопа – взлет национальной науки и промышленности. И никуда от этого не денешься, дорогой мой генерал. Это и есть Россия!

– Ну это вы, Василий Николаевич, чересчур! – покачал головой Теплов. Такие рассуждения не украшают. И моды на них сейчас в народе нет.

– А разве мы на трибуну стремимая? – насмешливо спросил Гущин. – В говоруны хотим податься?

Нам трибуны ни к чему. Ладно, дискуссию оставим.

Давайте к делу. Я вас, Сергей Сергеевич, попрошу повторить для нашего молодого генерала основные опорные моменты плана. И начните, пожалуй, с анекдотца. Очень показательная история!

– Ну если вы еще раз не прочь выслушать...

– С удовольствием, Сергей Сергеевич. Валяйте!

– В 198... году, в июле, – начал Теплов, – я исполнял обязанности командира системы ПРО Москвы. Главный командно-вычислительный центр находится недалеко от Кубинки, у станции Акулово. Мне надо было связаться с Москвой, с головным проектировщиком на Соколе, чтобы прояснить какой-то не слишком уж очень важный вопрос. А фамилия нужного мне инженера была Устинов. Коля Устинов, инженер-программист. Я, как обычно, воспользовался связью ЗАС – закрытой аппаратурой связи, предназначенной для переговоров, содержащих совсекретную информацию. А ЗАС работает без набора, по коду, который надо называть гэбэшнику-телефонисту. Код на Соколе был "Нарцисс", а номер я забыл. У нас целый букет этих кодов собрали на системе – и "Нарцисс", и "Хризантема", и "Гиацинт", и еще какая-то флора. И все со своими номерами вдобавок. Короче, вызываю "Нарцисс", номер перепутал, Кольки там нет, потом – другой "Нарцисс", потом "Хризантему"... Наконец надоел мне этот гербарий, и я гэбэшника матюкнул и стал просто по фамилии требовать, мол, дайте мне Со-кол – Устинова. Минут через десять, после трех-четырех переключений, слышу в трубке несколько испуганный начальственный басок: "Дмитрия Федоровича сейчас в Кремле нет. У аппарата маршал Огарков. Кто со мной говорит? Что случилось?!" Вот так я с начальником Генштаба лично познакомился. А "дозвонился" прямо в кабинет члена Политбюро Министра обороны СССР маршала Устинова. С пульта системы противоракетной обороны. Люди они пожилые, такие "звонки" на их нервах плохо сказывались. Вот, отчасти благодаря этому "звоночку", службу закончил я полковником, в генералы не вышел...

– Неплохой анекдот, – усмехнулся Алферов. – Но какое отношение он к нашим...

– Самое прямое, Слава, самое прямое! – с энтузиазмом воскликнул Гущин. – В этом анекдоте весь наш путь представлен, в неявной, так сказать, форме. Продолжайте, Сергей Сергеевич!

– Смысл этого анекдота состоит в том, что командные пункты системы ПРО, как старый – на Кубинке, так и новый – около Софрино, являются наиболее важными узлами информационной сети, через которую осуществляется управление страной в случае вступление в силу Х-директивы.

– Какой директивы? – переспросил Алферов.

– У нас было принято название – "Х-директива".

Это совместное постановление Политбюро ЦК КПСС и Совмина, определяющее схему управления госаппаратом и вооруженными силами в случае налета МБР, а проще говоря – начала ядерной войны. Вот согласно этому документу командные пункты ПРО занимают верхнюю ступеньку в иерархии "аварийного" управления страной и исполнение поступающих от них команд является обязательным для всех прочих структур – и военных, и гражданских. Эти КП наиболее оснащены информационно – кто владеет ими, тот управляет страной. Конечно, только в случае вступления в действие Х-директивы.

– Какой ранг был у этого документа? – спросил Алферов.

– В полном объеме с директивой были ознакомлены члены Политбюро, силовые министры союзного правительства и некоторые их заместители, начальник Генштаба и его первые замы, командующие родами войск, командующие округами и флотами, а на системе ПРО – командир системы и ее главный инженер, то есть ваш покорный слуга. Только вы ошибаетесь, ставя вопрос в прошедшем времени.

Этот документ не "был", а есть. Пусть в несколько видоизмененной форме, но директива действует и сейчас. Политбюро давно уже нет, но угроза ракетной атаки никуда не исчезла. Пусть случайный, пусть несанкционированный, но пуск МБР по нам может быть произведен в любую секунду. Сейчас сменился только приоритет ракетоопасных направлений – в настоящее время это не запад, а восток, китайское качество зарекомендовало себя подобающим образом. Но вся схема оперативного управления в случае налета МБР осталась практически неизменной с 1972 года – именно тогда встала на боевое дежурство система А-35М и была принята директива.

– Значит, если бы в октябре девяносто третьего Руцкой обратился к командующим округами не из Белого дома, а из КП ПРО... – Алферов не успел закончить свою мысль.

– Совершенно верно мыслишь, Слава! Этим долбакам не Останкино надо было штурмовать, а Кубинку или Софрино, а лучше то и другое вместе.

Тогда вместо жалкого верещания о помощи он мог бы отдать приказ. Приказ! Такой приказ, который нельзя не исполнить.

– Постойте-ка! А помните, когда передачи из Останкина прекратились, через некоторое время один из ведущих вновь показался на экране и обмолвился, что выходит в эфир с "резервного телецентра Софрино"?

– Совершенно верно, – подтвердил Теплов. – Такая возможность тоже предусмотрена. Более того, с этого КП можно и блокировать параллельные телеканалы. А также средствами ПРО можно уничтожать спутники связи. И это еще далеко не все возможности этой системы. Далеко не– все! Танки на улицах Москвы – это идиотизм, прием из каменного века.

Нажатие кнопок намного эффективней строительства баррикад.

– Но для того, чтобы нажать эти кнопки, нужна директива, – возразил Алферов.

– Директива – дело техники, – ответил Гущин. – На этот счет у нас есть кое-какие соображения. Важно другое. Как любят говорить господа демократы? "Зачем нужна дорога, если она не ведет к храму!" Они правы, безусловно. У нас теперь появляется путь и ведет он к храму. Только это храм другого бога.

VIII. ПАРИЖСКАЯ КУХНЯ

– Так, так... Маслины, икра, суп "буйабес", стейк "матадор", судак "кольбер", лягушачьи лапки, водка "Абсолют", "шабли" девяносто первого года, фрукты, сыр. – Сделав заказ, Сергей Гущин вернул меню официанту и удовлетворенно откинулся на высокую спинку массивного мягкого стула.

Сама мебель в ресторане клуба "Сенат" располагала к обеду неторопливому и вдумчивому. Этот парижский клуб с пятидесятых годов считался заведением респектабельным и изысканным. Большинство его членов вращались в высоких сферах банковского и оружейного бизнеса и лишь немногие представляли руководство крупных политических партий. Правда, в последнее время кое-кто стал поговаривать, что безупречная репутация "Сената" несколько подмочена тем обстоятельством, что в члены клуба кооптированы новые люди, как-то связанные со скороспелыми российскими финансовыми структурами, происхождение капиталов которых вызывает серьезные подозрения в принадлежности к различным сферам теневого рынка – от бриллиантового до оружейного.

Но Сергей Васильевич Гущин был, разумеется, вне всяких подозрений. Ибо представлял он во Франции не какой-нибудь сомнительный коммерческий банк, а российскую государственную акционерную корпорацию "Национальное оружие" – партнера солидного, надежного, успешно удерживающего стратегические позиции на этом сложном рынке.

За несколько месяцев, проведенных в Париже, вначале в качестве заместителя генерального менеджера французского представительства "Национального оружия", а теперь и собственно генерального, бывший лейтенант МУРа приобрел барственно-снисходительную манеру общения с подчиненными и набрал не меньше полпуда избыточного веса, проводя часа по три ежедневно в ресторане весьма полюбившегося ему клуба. Стремительный взлет его карьеры не мог, разумеется, не вызвать жгучей неприязни персонала представительства, и к молодому Гущину прочно приклеились клички "Сынок" и "Обжора", но произносились они, разумеется, за глаза и с изрядной опаской – влияние Гущина-старшего в корпорации в последнее время сильно возросло, и навлекать на себя его немилость по такому пустяковому поводу, как широкий образ жизни его любимого чада, было бы, по меньшей мере, безрассудно.

Должностной оклад Сергея Васильевича составлял теперь немногим более пяти тысяч долларов в месяц, чего вполне хватало на поддержание имиджа преуспевающего бизнесмена, регулярные обеды в "Сенате" и столь же регулярные встречи с двумя юными парижанками. Общение с этими энергичными и изобретательными особами позволяло Сергею Васильевичу хоть как-то поддерживать форму, беда только, что никак не удавалось вдоволь поспать, и обычно в первой половине дня Гущин постоянно клевал носом, вызывая ехидные усмешки завистливого персонала.

Короче говоря, парижская жизнь Гущина-младшего складывалась пока вполне сносно и даже обещала интересную перспективу. "Перспектива" эта сидела в настоящий момент как раз напротив Сергея Васильевича и представляла собой эффектную даму лет тридцати по имени Лотта фон Тобиш. Лотта представляла некую посредническую фирму с регистрацией в Либерии и предлагала "Национальному оружию" несколько любопытных контрактов на модернизацию МИГ-21 и МИГ-25. Довольно обширный парк этих устаревших самолетов находился на вооружении ряда африканских стран, и контракты, с завидной настойчивостью рекламируемые Лоттой, в принципе -сулили неплохие перспективы: во-первых, и КБ Микояна, и КБ Климова (двигатели) получали хоть какое-то финансирование, а во-вторых, появлялась возможность установить более тесные отношения с несколькими воинственными чернокожими лидерами и, вполне вероятно, пристроить без особого шума крупную партию танков Т-72М, которая уже давно была головной болью руководства "Национального оружия" – эти танки, в свое время вывезенные из Венгрии и Чехословакии, предназначались Ираку, но в связи с эмбарго, инициированным американцами и так неосмотрительно поддержанным нынешним российским правительством, превратились из прибыльного товара в бесполезное железо.

Дело оставалось за малым – Лотта весьма прозрачно намекала, что толерантность Сергея Васильевича в некоторых щекотливых финансовых вопросах будет оценена "либерийцами" подобающим образом и оставалось только определить конкретную сумму.

Собственно, сегодняшний обед с участием перспективного заказчика и должен был окончательно прояснить ситуацию.

– Боже мой! Серж, неужели вы действительно собираетесь все это съесть?! – округлив глаза, воскликнула Лотта, едва официанты подали первые блюда,

– С вашей помощью, Лотта, с вашей помощью! – улыбнулся Гущин, окидывая цепким взглядом стройную худощавую фигурку мадам фон Тобиш. – Здесь неплохая кухня, очень неплохая! Надеюсь, вам понравится.

– Боюсь, после такого обеда мы не в состоянии будем говорить о делах! с деланной озабоченностью заметила Лотта и принялась за икру.

– Согласен, – кивнул Гущин, отдавая должное ароматному "буйабес". Поэтому лучше прояснить вопрос прямо сейчас.

Лотта внимательно взглянула на собеседника и улыбнулась.

– Все отмечают, что молодые представители новой русской деловой элиты отличаются заметной энергией и...

– Наглостью! – подсказал Гущин. – Да, наблюдение верное. Предыдущее поколение в нашей стране было, увы, лишено возможности создавать фамильные капиталы. За редким-редким исключением.

Эта почетная обязанность выпала нам. Так что не будем терять времени.

Лотта рассмеялась и подняла бокал с искрящимся "шабли".

– За ваше поколение! Надеюсь, ваша страна будет процветать, когда оно придет к власти. Такая непосредственная жадность даже симпатична.

– Это не жадность, – возразил Гущин. – Это ве-i ликая загадка русской души. Итак...

– Итак, общая стоимость заказа – четыре миллиона восемьсот тысяч долларов. Такова цена модернизации шестнадцати машин МИГ-25. Если будет модернизировано двадцать машин, а стоимость заказа не увеличится, вы вправе рассчитывать на премию. Все очень просто.

– Проще некуда, – кивнул Гущин. – Осталось уточнить размер "премии".

Лотта задумчиво провела черенком вилки по скатерти.

– Я полагаю – семьдесят пять, – произнесла она томным голосом.

– Это не разговор! – Сергей Васильевич с палаческим выражением лица вонзил нож в сочный стейк. – Сто двадцать.

– У вас отменный аппетит, – уныло отметила Лотта. – Девяносто.

Гущин, не жуя, проглотил кусок мяса и с горьким осуждением посмотрел на фон Тобиш.

– А риск? А вертикаль? Вы же должны понимать – я не один! Сто десять разумный минимум!

– Я тоже не одна, – возразила Лотта. – Вы даже не представляете, что стоит для меня это посредничество! И не надо таких глумливых улыбок! Сто!

– Принято! – Гущин широко улыбнулся и наполнил бокалы. – Прошу! За успех контракта!

...Полчаса спустя мадам фон Тобиш покинула "Сенат" – ей необходимо было доложить своему руководству о результатах переговоров, кроме того, едоком она была, прямо скажем, никаким, и Сергей Васильевич проводил ее с некоторым облегчением – он слегка стеснялся собственного аппетита.

Вернувшись в ресторан, он с умилением взглянул на ожидающее его наслаждение – судак "кольбер"

на деревянных шпажках, украшенный двумя широкими ленточками из золотистой панировки, томился, погруженный в озеро масляного, с пряностями соуса рядом с огромным островом румяной цветной капусты, запеченной под сырной пленкой. Лаконично и выразительно венчал эту композицию огромный красный вареный рак.

Сергей Васильевич аккуратно взял рака двумя пальцами за панцирь, втянул трепещущими ноздрями восхитительный сладковатый дух, порывисто и стремительно разорвал хитиновые покровы чудесного зверя и хищно впился крепкими зубами в дымящееся нежное мясо.