Текст книги "Коммунизм и фашизм: братья или враги"

Автор книги: Сергей Кара-Мурза

Часть II. Коммунизм и коммунизмы

Глава 1

Александр Колпакиди

История Коминтерна – III Коммунистического интернационала – по существу является историей первой четверти века существования мирового коммунистического движения. Между тем, хотя после роспуска Коминтерна и прошло уже 75 лет, изучена эта международная организация крайне поверхностно.

Хотя в так называемые «застойные годы» и вышло несколько монографий, в заголовках которых фигурировало слово «Коминтерн», и даже появился толстенный том со скромным названием «Краткий очерк истории Коминтерна», иначе как пустопорожним разглагольствованием все эти фолианты назвать нельзя. Люди десятилетиями сидели в архивах и институтах, пользовались поистине бесценными материалами, защищали кандидатские и докторские диссертации. И, тем не менее, умудрялись при этом не знать самых элементарных вещей, как, например, кто и когда возглавлял изучаемую ими организацию, какая у нее была структура и на каких принципах она функционировала.

В целом, все эти коминтерноведческие «труды» сводились к бестолковому перечислению тех или иных международных пролетарских или национально-освободительных «акций», к которым, кстати говоря, Коминтерн порой и не имел никакого отношения, или же к попыткам «замазать» те или иные его провалы по части разжигания мировой революции. Крупнейшим «достижением» застойного «коминтерноведения» явилась созданная в угоду хрущевско-сусловскому ревизионизму так называемая «теория VII конгресса», когда вся 24-летняя история Коммунистического Интернационала была сведена к трем-четырем годам проводимой по указанию Сталина тактической линии на единый Народный фронт.

В конце 1980-х годов, как и во всех других областях отечественной исторической науки, на смену апологетическому восхвалению истории Коммунистического Интернационала пришел период тотального ее охаивания и оплевывания, который можно условно назвать «ревизионистским». Все «белые пятна» в истории Коминтерна стали замазываться черной краской. Впрочем, здесь быстро «перестроившиеся» титулованные «коминтерноведы» были отнюдь не оригинальны. К чему привело подобное отношение к своей истории, все народы бывшего СССР испытали на собственной шкуре. Под истерические вопли и завывания о вывозившейся на Запад для финансирования зарубежных компартий валюте, публикацию длинных перечней, сколько и чего какой компартии было передано, местные и пришлые проходимцы разворовали и разваливали всю страну.

В последние годы появилось довольно много сборников документов по истории Коминтерна. Все они довольно интересны сами по себе, но снабжены на редкость убогими предисловиями и комментариями. Оно и не удивительно. Исследователи коминтерновской темы все больше и больше уходят в узкотемье. Живая, вечно зеленая почва истории ушла из-под их ног и они оказались на безжизненном асфальте освоения зарубежных грантов и выполнения ВАКовских требований.

Думается, уже давно настало время для нового, если так можно выразиться, «постревизионистского» подхода к отечественной истории. Постараемся хотя бы эскизно показать на примере Коминтерна, что это такое.

Прежде всего, отметим, что тема Коминтерна уже по своей природе дуалистична. Это хорошо подметил в свое время английский писатель Джордж Оруэлл, который говорил, что когда мы вспоминаем о Коммунистическом Интернационале, то на память приходят многомиллионные массы трудящихся, марширующие сплоченными рядами в борьбе за свои права, а когда произносим слово Коминтерн, то перед глазами встает узкая группа доктринеров и аппаратчиков, в тиши своих кабинетов занимающихся фракционными склоками и выработкой далеких от жизни теорий и доктрин.

Первый же вопрос, с которым приходится сталкиваться каждому исследователю Коминтерна, это необходимость определить, что же представлял из себя III Интернационал: единую партию (организацию), руководимую лидерами РКП(б), или же братский союз партий, объединяющих наиболее сознательные, передовые слои рабочего класса разных стран. В свое время в отечественной историографии была сделана довольно неуклюжая попытка (в духе хрущевской парадигмы «с одной стороны, с другой стороны») объединить эти два взаимоисключающих определения сущности Коминтерна в формуле «с одной стороны, союз компартий, с другой – единая организация».

Очередной Лейбзон, цитируя устав Коминтерна, принятый его II конгрессом:

«По существу дела, Коммунистический Интернационал должен действительно и фактически представлять собой единую всемирную коммунистическую партию, отдельными секциями которой являются партии, действующие в каждой стране», ишет далее, что:

«…ставя перед собой такую цель, Коминтерн являлся добровольной организацией, в которую каждая партия вступала по собственной воле и могла выйти из нее в любое время. В.И.Ленин неоднократно подчеркивал сущность Коммунистического Интернационала как союза: „Во всем мире растет союз коммунистов“, III Интернационал – это „международный союз партий“»¹.

По нашему мнению, для того, чтобы, вместо жонглирования вырванными из контекста цитатами, серьезно ответить на поставленный вопрос, следует, прежде всего, обратить внимание на то, как был образован Коминтерн, проанализировать сам механизм его создания.

Как известно, сложившаяся историческая традиция относит истоки Коминтерна (т. е., по существу, всего коммунистического движения) к левой социал-демократии, выступившей против поддержки правыми социал-демократами шедшей тогда Первой мировой войны, а если точнее – к так называемому Циммервальдскому движению, т. е. союзу социал-демократических партий и организаций, стоявших на интернационалистких позициях. Это Циммервальдское движение, возглавлявшееся Интернациональной социалистической комиссией (ИСК), включало в свой состав и крайне левую группу большевиков и их союзников, руководимую В.И. Лениным («Циммервальдская левая»).

Однако достаточно вспомнить, как относился сам Ленин в судьбоносном для мирового коммунизма 1917 году к этому самому Циммервальдскому движению. На апрельской (1917) конференции РСДРП(б) он жестко ставил вопрос о выходе из Циммервальдского объединения². Как известно, конференция не поддержала Ленина, приняв предложенную Зиновьевым резолюцию об участии в III Циммервальдской конференции, состоявшейся в сентябре того же года в Стокгольме.

Это скептическое, даже отрицательное отношение Ленина к Циммервальду только усилилось после того, как в результате громкого скандала его руководитель, швейцарец Роберт Гримм (оказавшийся замешанным в попытке Германии вести сепаратные переговоры о мире с Россией), вынужден был передать руководство Интернациональным социалистическим комитетом сторонникам Ленина – А. Балабановой и «левым шведам»³.

Забегая вперед, скажем, что, очевидно, отнюдь не случайно самыми решительными «лоббистами» Циммервальда в рядах РСДРП(б) были тогда Г.Зиновьев (Радомысльский), Л.Каменев (Розенфельд) и К.Радек (Собельсон). Этим они еще в 1917 году проявили свою «небольшевистскую сущность», что и привело поначалу блестящую карьеру двух из них в Коминтерне к столь бесславному концу.

Кроме того, на I (Учредительном) конгрессе Коминтерна лидеры Циммервальдского движения Анжелика Балабанова и Христиан Раковский сыграли гораздо более скромную роль, чем щедро представленные военнопленными и эмигрантами «Федерации иностранных групп при ЦК РКП(б)».

Стоит также вспомнить, что в руководстве Коминтерна на первых порах были более широко представлены деятели центристской фракции Циммервальда – Л.Троцкий, тот же Х.Раковский, а также отнюдь не являвшиеся «ленинцами» во время войны болгарские «тесняки», немецкие «спартаковцы» и польские левые ППСовцы. Интересно также, что многие циммервальдские левые в Коминтерн не вошли или были из него позднее исключены (Э.Нобс и А. Робман в Швейцарии, П.Фрелих в Германии, А. Тильбо во Франции, Ц.Хеглунд и Т.Нерман в Швеции, А Паннекук и Г.Роланд-Гольст в Голландии, И.Штрассер в Австрии и другие).

Помимо этого, необходимо напомнить такие достаточно красноречивые факты, на которые мало кто обращает внимание. Еще задолго до I конгресса Коминтерна, 2 ноября 1917 года при ВЦИК был создан международный отдел⁴ (несколько позднее его возглавил П.Петров, бывший бундовец, а в то время – левый эсер), важнейшей задачей которого было осуществление связей с революционным движением за границей. 7 декабря СНК признал желательным послать за границу делегацию для установления связи с революционно-интернационалисткими партиями и группами. 14 декабря на заседании ВЦИК был поставлен вопрос о созыве международного социалистического конгресса, одной из резолюций записано: «ЦИК ставит на очередь принять еще более решительные меры к сплочению социалистического фронта борьбы за мир»⁵. 22 декабря ВЦИК принял решение послать в Стокгольм делегацию для изучения возможности проведения международной конференции левых социалистов⁶.

В феврале 1918 года на заседании ВЦИК Я. Свердлов отмечал возможность проведения такой международной конференции уже в марте-апреле 1918 года⁷. Однако активизация внутренней контрреволюции и иностранная военная интервенция помешали тогда созыву международной конференции левых социалистов.

Этот процесс привел к усилению работы большевиков среди оказавшихся на территории Советской России иностранцев, в основном военнопленных. 8 октября 1918 года ЦК РКП(б) решил «образовать бюро РКП(б)» по «заграничной работе» в составе Н.Бухарина, Т. Аксельрода, В.Воровского, А.Балабановой⁸. Этот факт дал основание Ленину заявить в мае 1919 года, что III Интернационал фактически был создан в 1918 году⁹.

В дальнейшем в связи с отправкой Н.Бухарина и Т. Аксельрода в Германию «бюро ЦК РКЛ(б) по заграничной работе» возглавил в начале 1919 года Г.Зиновьев, ставший, таким образом, автоматически руководителем III Интернационала. Также естественно, что его заместителем стал Н.Бухарин, а секретарями ИККИ являлись В.Воровский и А.Балабанова. Непосредственно вся техническая работа бюро выполнялась Народным комиссариатом иностранных дел (НКИД), причем особенно большую роль играли ставшие членами «бюро» и фактически ближайшими помощниками Зиновьева по ведению I конгресса и руководству III Интернационалом Николай Любарский и Яков Рейх (Томас).

Кроме того, как известно, среди первых руководителей ИККИ большую часть составляли люди, которые одновременно работали в советском внешнеполитическом ведомстве (НКИД) – Максим Литвинов (Баллах), Лев Карахан, Вацлав Боровский, Ян Берзин, Александр Меньшой-Гай (Лев Левин). Если к этому прибавить Г.Зиновьева, Н.Бухарина, поволжского немца Г. Клингера и руководителя Федерации иностранных групп ЦК РКП(б) венгро-румыноязычного А.Руднянского, то из циммервальдцев в руководстве первого Исполкома Коминтерна (ИККИ) остаются только «итальянка» Анжелика Исааковна Балабанова (отправленная почти сразу же на Украину, где она являлась членом коллегии НКИД Украины и председателем Южного бюро ИККИ, а вернулась в Москву только в январе 1920 года) и позднее, в апреле 1920 года, «галичанин» Карл Радек (Собельсон). Оба, кстати говоря, также весьма относительные «иностранцы».

Наконец, напомним о том, что с самого начала Коминтерн щедро финансировался ЦК российских большевиков, причем первые выплаты были предприняты еще до создания собственно Коминтерна, с начала 1918 года. И, конечно, нельзя по примеру Зиновьева считать, что это финансирование было простым «возвращением долга» со стороны большевиков за ту, надо сказать, весьма скромную помощь, которую им оказывали западные социал-демократические партии в период борьбы с царизмом.

Понятно, что при такой финансовой и организационной зависимости от Москвы во главе Коминтерна постоянно находились исключительно «свои» люди: в 1919–1926 гг. – Г.Зиновьев, в 1926–1928 гг. – Н.Бухарин, с 1929 года – фактически Сталин, а формально: в 1929–1930 гг. – В.Молотов, О.Пятницкий, Д.Мануильский, в 1930–1934 гг. – О.Пятницкий, Д.Мануильский, В.Кнорин, в 1934–1938 гг. – Г. Димитров, М.Трилиссер, Д. Мануильский, в 1938–1943 гг. – Г. Димитров, Д. Мануильский.

Для понимания, чего же хотело ЦК РКП(б) от Коминтерна, необходимо вспомнить то, что условно можно назвать ленинским «брестским принципом»: «Все, что полезно Советской России, полезно мировой революции, ибо Советская Россия – государство рабочих и крестьян, плацдарм для мировой революции». Сталин, единственный из всех «наследников Ильича», твердо придерживался этого мнения, поэтому, очевидно, и стал преемником Ленина. Так 25 января 1940 года он заявил: «Мировая революция как единый факт – ерунда. Она происходит в разные времена в разных странах. Действия Красной Армии – это также дело мировой революции».

Непонимание этого тезиса многими коммунистическими вождями, причем не только зарубежными, но и «русскоязычными», приводило их, в конечном счете, к отсечению от Коминтерна.

Наконец, для понимания того, что Коминтерн являлся единой организацией, необходимо обратиться к самой его структуре. Разве могут в «союзе партий» существовать такие органы и структуры, как, например, Орготдел, институты инструкторов и представителей ИККИ на местах, которые зачастую решали вопросы, минуя местных руководителей, ОМС, Нелегальная и Военная комиссии, лендерсекретариаты и сменившие их секретариаты секретарей ЦК, наконец, Отдел кадров и его анкеты с щекотливыми вопросами на тему «принимали ли вы участие во внутрипартийной оппозиции, когда и где?».

К вопросу о сущности Коминтерна тесно примыкает вопрос о происхождении самого коммунистического движения. Так как долгие годы считалось, что «Коминтерн вышел из Циммервальдской левой», то вполне естественно, что коммунистическое движение считалось продолжением левой социал-демократии. Ниже мы покажем, что это утверждение является весьма относительным.

Тезис 1. Мало известно, но Ленин, значительную часть своей сознательной жизни проведя в эмиграции, избегал практического участия в политической деятельности социал-демократических партий тех стран, в которых он находился. Более того, он не общался и порой даже не был знаком с большинством лидеров II Интернационала. Сохранилось его высказывание по этому поводу. В беседе со старой большевичкой С.И.Гопнер Ленин откровенно сказал, что у него «нет с ними общего языка»¹⁰.

Тем более интересно, что, приняв впервые участие в политической работе на базовом уровне в западной стране (Швейцария), он оказался тесно связан не столько с местными социал-демократами, сколько с членами полуанархистской леворадикальной группы «Forderung» («Вызов») руководимой в то время исключенным за анархизм из Социал-демократической партии Швейцарии, а позднее ставшим коммунистом доктором Фрицем Брупбахером. Члены этой группы входили в более широкое политическое объединение – «Интернациональный социалистический революционный клуб «Eintracht», возглавлявшийся Фрицем Платтеном. В радах этого клуба Ленин и создал свой «кружок» – Кегель-клуб. Члены последнего в основном и были активистами группы «Forderung».

Члены этой молодежной группы, наиболее ярким представителем которой был знаменитый Вилли Мюнценберг, позднее занимали важные позиции в КИМе и, естественно, в Коминтерне.

Тезис 2. Практически все лидеры довоенной левой социал-демократии, перешедшие в Коминтерн, были позднее из него исключены. Достаточно назвать такие имена как Никола Бомбаччи, Амадео Бордига в Италии, Пауль Леви, Генрих Брандлер, Август Тальгеймер в Германии, Фернан Лорио, Борис Суварин во Франции, Карл Хеглунд, Фридрих Стрем и Карл Чильбум в Швеции, международные «интернационалисты» Анжелика Балабанова, Христиан Раковский, Карл Радек, Жюль Эмбер-Дро и прочие. Собственно, достаточно взять историю любой западной (и не только) компартии, чтобы убедиться в этом. Их, если и не исключали из партии, то отстраняли от дел, от реальной политики, использовали на «международной работе» в Коминтерне, и т. д.

Недаром в существовавших до Октябрьской революции наряду с русскими большевиками двух (всего двух!) организационно оформленных и задним числом зачисленных в «первые коммунисты» левых социал-демократических организациях – болгарских «тесняках» и голландских «трибунистах» – в 1920—1930-е годы шли одна за другой кампании борьбы именно с «тесняческими» и именно с «трибунистскими» пережитками соответственно. А если вспомнить борьбу с так называемым «люксембургианством» в Компартии Германии, а также позицию Розы Люксембург по отношению к большевикам в послеоктябрьский (да и дооктябрьский) период, то нетрудно догадаться, какая политическая судьба ждала «Красную Розу» в Коминтерне. Наверняка если не в 1921 году с Паулем Леви, то уж точно в 1928–1929 годах в компании с Генрихом Брандлером и Августом Тальгеймером ее бы из партии вычистили.

Кстати говоря, остается открытым вопрос, насколько сам В.И.Ленин и его большевики могут считаться (до 1917 года) социал-демократами, пусть даже и левыми? Насколько влияние Чернышевского, Нечаева и Ткачева на них было глубже, нежели влияние марксизма? Насколько видели они в марксизме лишь рычаг, оружие, с помощью которого пытались реализовать свои планы?

Отметим два интересных факта. Первый – подавляющее большинство сторонников Ленина по раннему большевизму к 1917 году от него отошло (Красин, Богданов и прочие). Другой вопрос, что после революции по разным соображениям они к Ленину вернулись. Чтобы убедиться в этом, достаточно даже бегло просмотреть изданные в советское время воспоминания участников II съезда РСДРП, на котором коммунизм (большевизм) якобы и возник.

И второй, достаточно известный факт. После революции к большевикам примкнули лучшие, самые боевые элементы анархизма и из так называемые «неонароднических» партий: максималисты, левые эсеры, борьбисты, боротьбисты и т. д. и т. п. Они не были допущены в первый эшелон руководства партией, но уже во втором были представлены довольно широко. Особенно много их было в армии, в органах безопасности, и т. д.

Правда, были на Западе и старые социал-демократы, сумевшие вовремя «сменить кожу». Можно вспомнить Клару Цеткин и Марселя Кашена. Однако, во-первых, это скорее исключение, подтверждающее правило, а во-вторых, это люди, к которым в Москве относились как к «полезным идиотам». Кроме того, как известно, тот же Марсель Кашен до создания Компартии Франции являлся весьма умеренным центристом, а отнюдь не левым социалистом, а во время Второй мировой войны успел «отличиться», фактически осудив, под предлогом необходимости борьбы с индивидуальным террором, французское движение Сопротивления. Советские «коминтерноведы» этот эпизод в биографии французского коммуниста постарались не заметить.

В крайнем случае, можно говорить лишь о наличии среди разношерстных левых социал-демократических формирований небольшой отдельной группы, которую, крайне условно, назовем «революционными социал-демократами». Отличались они, скорее, даже не идеологией, а некими бунтарским духом, связанным с их происхождением, связями, особенностями биографии и т. п. По нашему мнению, подобными «революционными» социал-демократами были, помимо некоторых голландских «трибунистов» и болгарских «тесняков», близкие друзья Ленина, такие, как швейцарец Фриц Платтен и немцы Карл Либкнехт и Гуго Эберлейн. Кстати, все трое связанные, так или иначе, с русским революционным движением.

Тезис 3. Явно недооценивается огромная роль, сыгранная левыми радикалами (анархистами, анархо-синдикалистами и революционными синдикалистами) в создании и деятельности Коминтерна, особенно в англоязычных странах – Великобритании, США, Канаде, Южной Африке, а также в странах Латинской Америки. Ведь именно из их рядов вышли такие крупные фигуры коммунистического движения, как Том Манн в Великобритании, Уильям Фостер, Билл Хейвуд, Джеймс Кеннон в США, Джеймс Ларкин в Ирландии. Были целые компартии, созданные анархистами и синдикалистами, без малейшего участия социал-демократов, например, столь влиятельная в 1930-е годы Компартия Бразилии.

Огромную роль сыграли синдикалисты в коммунистическом движении Франции. Еще Ленин подчеркивал, что Компартия Франции фактически создана двумя группами: левыми социалистами и синдикалистской группой «Vie Ouvriere» (Пьер Монатта и Альфред Росмера). Из рядов синдикалистов вышли такие лидеры компартии, как Пьер Семар, Гастон Монмуссо и Бенуа Фрашон¹¹.

Единственной, пожалуй, партией, в образовании и последующей деятельности которой левые радикалы не имели большого значения, была Компартия Германии. Но даже в ней, как известно, проявили себя подобного рода группы, к примеру, такие, как гамбургские и бременские «левые радикалы» или группа «Акцион». В КПГ вступила целая фракция анархо-синдикалистского профсоюза ФАУД (Свободный рабочий союз Германии). Некоторое время в ее рядах состоял лидер немецких анархистов Э.Мюзам, а в 30-е годы в высшее руководство КПГ вошел Г.Венер, начинавший свою карьеру в анархистском движении.

Тезис 4. Гораздо большую роль, нежели идеологические постулаты левой социал-демократии и левого радикализма, в возникновении коммунистического движения сыграла первая мировая война. Перефразируя известный тезис «война – мать революции», можно с таким же основанием сказать, что Первая мировая война – мать Коминтерна. Именно война породила коммунистическое движение, наряду с такими движениями, как фашистское и ныне модный национал-большевизм. В обильно политых кровью работяг окопах мировой бойни было выковано целое поколение людей, для которых такие громкие слова, как Прогресс, Демократия, Гуманизм и Цивилизация, были не более чем пустым звуком. Буржуазная мораль стала для них неприемлема, ибо они поняли ее реальную цену (вспомним российское «не хотим подыхать за ваши Дарданеллы»).

Эти люди, ветераны мировой бойни, бывшие узники лагерей военнопленных, вернувшись домой, создали питательную среду для тех разрушительных для Системы идей, носителями которых являлись немногочисленные революционные социал-демократы и левые радикалы.

В связи с этим весьма интересны данные о дореволюционной политической активности бывших венгерских военнопленных, ставших активными участниками коммунистического движения в России, а затем и в Венгрии. Лишь около половины из них были до войны социал-демократами, некоторые – анархо-синдикалистами и радикалами, а довольно значительная группа вообще состояла в буржуазной «Партии независимости 1848 года». Причем среди последних были такие крупнейшие фигуры, как Д.Варга, Ф.Мюнних, Ф.Патаки, Д.Капитань¹².

Сам механизм создания Компартии Венгрии очень четко демонстрирует этот процесс. КПВ была создана тремя группами. Самой крупной и влиятельной из них была группа бывших военнопленных, вернувшихся из России. Второй по значению составляющей были группы левых революционных социал-демократов, и третьей, немногочисленной, но сыгравшей очень важную роль, была группа левых радикалов (так называемые «антимилитаристы»).

Таким образом, можно сделать вывод: в лице коммунистического движения мы имеем отнюдь не движение реформаторское (пусть даже движение за структурные реформы), каким являлось социал-демократическое движение (в том числе его левое крыло), а движение антисистемное, суть которого заключалась не только в свержении существующего строя, но и в его полном уничтожении. Движение, которое отрицало наличие неких, как сейчас модно выражаться, «общечеловеческих ценностей», так как на опыте Первой мировой войны убедилось в том, что разговоры о прогрессе, гуманизме и цивилизации – не более чем пустопорожняя болтовня.

Однако это не мешало впоследствии «аппаратчикам» из Коминтерна использовать всевозможных «попутчиков» и «полезных идиотов» из рядов интеллигенции в своих целях.

Кстати, такое отличие касается и самих большевиков. Наиболее образно различие между большевиками и меньшевиками выразил видный деятель российской социал-демократии Ю.Мартов (Цедербаум) в сочиненном им на мотив «Варшавянки» сатирическом «гимне» меньшевистского крыла РСДРП:

 
В нашей борьбе самодержца короны
Мы не коснемся мятежной рукой —
Кровью народной залитые троны
Рухнут когда-нибудь сами собой.
О коммунизмах своих не твердите
Вы, демагоги трудящихся масс,
С верной дороги вы нас не свернете —
Веруем в мощь вспомогательных касс!
 

Напомню, что сам Мартов был одним из лидеров меньшевиков и, следовательно, весьма хорошо представлял психологию своих коллег.

Мы глубоко убеждены, что рождение большевизма произошло отнюдь не на II съезде РСДРП в 1903 году, как это принято считать, а гораздо позднее – весной-летом 1917 года. Впрочем, это тема отдельной работы.

Чрезвычайно запутанный вопрос, неизбежно возникающий при изучении истории Коминтерна, – это вопрос о взаимоотношениях коммунистов с социал-демократами в 20-е и 30-е годы. Именно он наиболее часто муссируется ревизиониствующими «коминтерноведами» и в «обвинительном списке», предъявляемом III Интернационалу, стоит чуть ли не на первом месте. Мол, отказ от сотрудничества с социал-демократами в борьбе против фашизма привел Гитлера к власти, породив тем самым Вторую мировую войну. Таким образом, коммунистическое движение, порожденное первой мировой бойней, якобы несет ответственность за развязывание второй.

Однако вспомним лишь некоторые исторические факты. Позорная роль, которую сыграли венгерские и баварские правые социал-демократы в период Венгерской и Баварской Советских республик 1919 года. Предательство «левых» социал-демократов Австрии, возглавляемых Фридрихом Адлером, отказавшихся весной 1919 года помочь Советской Венгрии (этим иудой, избранным в свое время почетным председателем Петро– и Моссоветов был приведен «хороший аргумент» – мы не можем брать власть, у нас недостаточные запасы хлеба в стране). В результате этой измены Советские Венгрия и Бавария были изолированы от Советской России, и была сорвана именно по вине «левых» (!) социал-демократов, первая попытка разжечь пожар мировой революции по всей Европе.

Что касается постыдной и предательской роли социал-демократов в германской революции, то она превосходно описана западногерманским публццистом Себастианом Хафнером (кстати, отнюдь не коммунистом) в книге «Революция в Германии 1918–1919. Как это было в действительности» (М., 1983).

В этом же ряду можно вспомнить отказ болгарских социал-демократов от участия в Сентябрьском восстании 1923 года (в отличие, кстати говоря, от анархистов). Можно вспомнить бесконечные антисоветские акции со стороны западных социал-демократов в 20-е и 30-е годы. Только один факт: «дело о гранатах», то есть разоблачение тайного советско-германского военного сотрудничества в 20-е годы было организовано именно немецкими социал-демократами. Они подговорили грузчиков Гамбургского порта разбить несколько ящиков с перевозимым из СССР военным снаряжением, а затем раздули это дело в рейхстаге. Таким образом, они не только продемонстрировали перед немецким народом, чьим интересам служит социал-демократия, но и показали Сталину, кто является друзьями и кто врагами на Западе. С тех пор ничего в мире не изменилось. Когда НАТО бомбило Югославию, в Германии у власти стояли социал-демократы в союзе с «зелеными», во Франции – социалисты, а в Англии – лейбористы. Вот оно, иудино племя, в действии.

Самое смешное, что уже в наше «судьбоносное время» именно в нашей стране нашлись «грамотеи», которые оправдывают этот подлый и антипатриотичный поступок немецких социал-демократов тем, что последние, подрывая тайное сотрудничество РККА и рейхсвера, стремились предотвратить Вторую мировую войну. И это чуть ли не за 10 лет до прихода Гитлера к власти!

При этом те же «грамотеи» забывают, а скорее, по природе своей дремучести, и не знают, что в той же Германии коммунистам всегда гораздо легче было договориться о совместных акциях против гитлеровского фашизма (в рамках инициированных компартией движения «Антифашистская акция» и офицерского движения «Ауфбрух») с национал-большевистскими группами или левыми нацистами, вроде «Черного фронта» Отто Штрассера, нежели с социал-демократами.

Кроме того, они забывают о том, сколько грязи, клеветы, вылили социал-демократы на коммунистов в 20-е и 30-е годы. Обличая сегодня коммунистов 20-х годов за использование ими тезиса о «социал-фашизме», эти «грамотеи» совершенно упускают из виду выдвинутый в 20-е годы германскими социал-демократами тезис о «коммуно-фашизме» (наши российские «демократы» со своим тезисом насчет «красно-коричневых» в этом смысле отнюдь не оригинальны).

И недаром же в 30-е годы, прежде чем насмерть перепуганные массовым народным восстанием французские социалисты откликнулись на призыв Компартии о создании единого Народного фронта, французские коммунисты во время так называемых «событий 6–7 февраля 1934 года» продемонстрировали, что они весьма эффективно могут взаимодействовать с крайне правыми. Тогда коммунисты и националисты совместно участвовали в борьбе против погрязших в коррупции и духовном разложении французских властей. По улицам Парижа дружными рядами шли колонны фашистов, распевавших «Марсельезу», и коммунисты, певшие «Интернационал» и несшие кумачовый лозунг «Советы повсюду!».

Только поняв, что столь милая их сердцу буржуазная Система находится под угрозой, оказавшись, образно говоря, на раскаленной сковородке классовой ненависти, французские социалисты исключительно в целях сохранения капиталистической Системы пошли на тактический союз с ФКП, создали Народный фронт. В этой связи весьма интересна и позиция Коминтерна (т. е. Сталина). Он, конечно, хорошо знал истинную цену социал-демократии. Однако и ему этот союз (т. е. правительство Народного фронта во Франции) нужен был в интересах заключения военного договора Франции и СССР, договора направленного против гитлеровской Германии.

И, кстати говоря, когда стало ясно, что французские правящие круги на такой договор не пойдут, что они всеми силами пытаются натравить гитлеровскую Германию на СССР, тот же Сталин не только заключил с Германией пресловутый Пакт о ненападении, но и, на это мало кто обращает внимание, дал указание Коминтерну свернуть политику Народного фронта. Это произошло в беседе Сталина с лидером Коминтерна Георгием Димитровым в присутствии Молотова и Жданова 7 сентября 1939 года, когда Сталин предложил снять лозунг единого народного фронта¹³. С этого момента коммунисты вернулись к тем совершенно верным и справедливым оценкам социал-демократии, которые бытовали до VII конгресса Коминтерна, так как союз с социал-демократами был уже не нужен.