Текст книги "Все, что шевелится"
Автор книги: Сергей Федотов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 26 страниц)
И они взялись за первый стальной меч, вытащив из огня заготовку. Лес показывал, как сплетать пластины, чтобы клинок имел несколько слоёв – твёрдых и мягких, объяснял, когда вести отпуск, а когда закалку.
Домой вернулся с восходом луны.
ГЛАВА 18
Страна вечной прохлады, Алтай, Большая Вода
К исчезновению Аран Сотон не имел никакого отношения. Он сам по себе поднялся раненько утром и удалился, потому что спешил сагитировать иные племена на борьбу с племянником. Первым на его пути лежало поселение Когудея.
Когудей, Когудей, припоминал он в дороге всё, что рассказывала ему Чулмасы. Прикидывал, с какого боку подступиться к новому вождю. Придумывал всяческих страшилищ, чтобы напугать племя и заставить с места стронуться, но всё выходил леший. Уж он-то, бесспорно, способен принять любой облик. Обидно только, что свирепости лесовику взять неоткуда. Он сварлив, обидчив, но отходчив и добродушен. Сотон присочинил ему третий глаз во лбу, потом обычные убрал. Одноглазый Колбасы, как решил он наречь новое существо, выходил куда страшней. Можно было приврать и нос, каменный или – значительно лучше! – из красной меди.
– Медный нос – это хорошо! – порадовался путник удачной придумке. И тут же изобрёл способ борьбы с медноносым Колбасы. Пусть тот окажется якобы чрезмерно любопытным и станет совать свой нос, куда и пёс его не суёт. Тогда можно будет просверлить дырочку в дверях и устроить шумное веселье в избе. Колбасы разберёт любопытство, вот он и сунется, чтобы узнать, чем это занимаются хозяева. В этот момент и нужно что есть мочи навернуть по меди. Она загнётся, и Колбасы окажется приколоченным к двери. Сам освободиться не сможет, руки-то через доски ему не просунуть, а человек поимеет очень удобную в хозяйстве дверь, которая станет открываться и закрываться по приказу. Скажешь: «Колбасы, открой дверь!» – он и отопрёт. Велишь: «Колбасы, запри дверь!» – он и закроет.
Автоматическая дверца очень понравилась Сотону, ему тут же захотелось иметь именно такую, хотя по глупости не сообразил, что никакой деревянной двери в его походной юрте не имеется. Да и медных носов у леших отродясь не бывало. Но это уже детали, на них хан отвлекаться не стал. Придумал другое: будто бы сочинённый страхоидол имеет сразу два пола – он как бы мужик, а с другой стороны, как бы баба. Только вот с какой баба – сзади, что ли? Если сзади, то пусть Колбасы станет обладателем невиданно длинных грудей, таких, что приходится их закидывать за спину, чтобы в ногах не путались, бегать не мешали. Волоса этому существу Сотон придумал длинные, жёлтые, хотел приспособить их на птичью голову, но вовремя сообразил, что тогда, с клювом-то, пропадёт замечательный нос из красной меди. А без медного носа отпадает самозапирающаяся дверь. М-да, закавыка!
Ноги Колбасы он сперва надумал с вывороченными вперёд ступнями, так что ходить подобной образине пришлось бы на пятках, но сообразил: от такого страшилища легко убежать, разве ж сумеет оно нагнать добычу? Поэтому переделал ноги на лосиные, уж такой-то побежит долго и неутомимо.
А какой масти Колбасы? Чёрной, как у тех племён, что откололись от северных армий ещё до начала Битвы в Пути? Или жёлтой, как у обитателей страны Инь? Поскрипел мозгами Сотон, поскрежетал зубами да и надумал невиданную окраску: вонючую! Неизвестный' цвет был хотя и невразумителен, зато убедительно отталкивающ.
Местом обитания Колбасы хан почему-то выбрал речные заводи, где чудище сидит по вечерам и чешет длинные жёлтые волосы когтистой пятернёй. Из вычесанных косм плетёт волосяные арканчики, коими ловит блох. На нём почему-то водятся собачьи блохи. От зловонного дыхания Колбасы возникают нехорошие болезни (похмелье и сухостой Сотон относил к хорошим). Любит петь страшные песни; услышав даже словечко из них, человек три дня видит кошмары. Если вовремя не проснуться, то злодей может украсть сердце, лёгкие или печёнку. На кой ляд они сдались, юртаунец никак не сумел объяснить даже самому себе, но придумал, что если Колбасы не нагнать до речных камышей и он успеет сунуть краденое в воду, то человек непременно помрёт.
Ещё, оказывается, злодей падок до охотничьих рассказов, но не о добыче, а о победах над женщинами. Обожает неприличные истории, авторов самых непристойных баек поит своим молоком и кормит мясом, которое отрезает со своих рёбер. Мясо на вкус малоприятное, жилистое да вонючее, как у невыложенного кабана, зато приносит удачу в будущей охоте.
Если завладеть какой-нибудь вещицей, принадлежащей страшилищу, – лоскутком или даже ниткой с одежды, одним волоском, – то Колбасы по невероятной своей жадности становится рабом владельца, исполняет любые его прихоти, лишь бы заполучить вещь обратно, канючит: «Верни моё! Жуть как люблю своё, хотя и чужое присвоить не прочь!»
Вот такого страхоидола сочинил Сотон, пока добирался до Когудея. Племя тихо-мирно занималось весенними работами: пахали очищенную от леса землю, пасли скот, ремонтировали крыши, пострадавшие от зимних снегопадов.
Когудей молча выслушал ужастик пришельца о вредных привычках Колбасы и сказал, что сам с таким не встречался и не шибко-то верит досужим домыслам.
– И откуда он вообще взялся, этот вонючий Колбасы? – совершенно резонно спросил вождь.
– Как это «откуда»? Понятно, что пришёл на мирные земли из Мундарги! – очень даже по делу, по его, разумеется, мнению, приплёл незавоёванное пока ханство гость.
– А где это?
– Далеко на востоке. За Большой Водой, за землями лесичей, неподалёку от Богатого озера.
– И какого же хрена припёрся он так далеко?
– Там объявился у тебя, Когудей, зловещий враг – самозванец Джору.
– Ну и пускай он сам себя и дальше зовёт, я-то при чём?
– Самозванец плодит злодеев Колбасы и рассылает во все земли, чтобы причинить им наибольший врёд.
Когудей почесал стриженый затылок:
– А откуда взялся сам Джору?
– А самозванно родился из яйца, снесённого петухом у бездетного вдовца Кунграта. С первой минуты рождения отказался пить молоко, требовал кумыса и бражки. В три года присмотрел себе семнадцатилетнюю красавицу Барчин и заявил, что желает на ней жениться. Молодых людей обручили, но до свадьбы не дошло из-за явного малолетства жениха. Жил Джору неслухом и бедокуром, грабил и зорил глухариные и утиные гнёзда, гонял собак, отрезал хвосты лисам и белкам. Был у него дядька, весьма мудрый мужчина, всё пытался наставить племянника на путь истинный. Но сорванец не слушал добрых советов, руководствовался только худыми.
Обрывал кедры до того, как шишки поспеют, жёг малинники и вытаптывал брусничник. Повадился лазить в чужие огороды, где выдирал горох вместе с плетями, а морковку, когда она не толще мышиного хвостика. В семь лет стал мужчиной, соблазнив собственную невесту. Не раз его хотели побить за проказы, но самозванец оказался крепким не по годам: ни один взрослый мужчина не мог побороть его на руках, а в драке ему вообще равных не было – бился он жестоко и безо всяких правил.
Дальше – больше. Совратив невесту до свадьбы, Джору вошёл во вкус. Стал трахать всё, что шевелится. Попадётся ему кобылица в пору течки – не брезгует кобылицей, будет это овца – лезет на неё тупей барана, гонялся за важенками и козами, а однажды повстречал медведицу…
– Что, неужели и медведицу? – ахнул Когудей.
– Нет, здесь осечка вышла, – успокоил Сотон. – Неподалёку оказался ревнивый медведь, который и помял бока безобразнику. Но худому семени доброе учение впрок не идёт. Однажды невеста застала его за тем, что он пристроился к корове из отцовского стада. Такой измены она не выдержала, разрыдалась и пошла жаловаться своему папеньке. Тот подобного позора не вытерпел, ночью тайком свернул юрту, погрузился и отбыл с доченькой Барчин на запад. Очень далеко убежал, аж до самих богатыров-кирсанов. Те охотно приняли мужчину с дочерью-красавицей, многие захотели жениться на Барчин. Назначили специальный праздник-соревнование. Но самозванец Джору сверхъестественным способом проведал, что призом у них служит его наречённая, и быстрее ветра помчался на запад. Успел как раз к началу состязаний…
– А как он узнал о событиях столь удалённых? – удивился Когудей.
– Вести сорока на хвосте принесла. – Гость отмахнулся от вопроса как от несущественного. – Принялись богатыры бороться, Джору завалил всех Кирсанов одного за другим. Устроили скачки, так он бегом перегнал самых быстрых лошадей. Потом объездил самого свирепого жеребца, а в заключение перестрелял всех из лука.
– Насмерть? – спросил вождь.
– Да не в Кирсанов стрелял, а в цель. Семь раз подряд расщепил предыдущую стрелу.
– Стрелу в стрелу? – изумился Когудей, который и сам слыл одним из лучших стрелков не только в своём племени, но и в известной ему округе.
– Именно, – подтвердил Сотон. – Богатырам ничего другого не оставалось, как отдать красавицу Барчин удачливому сопернику. Тот её взял в жёны тут же, не сходя с места, на глазах изумлённой толпы. Потом завернул в кошму и гордо удалился. Вернулся в родной Юртаун и стал жить, обижая всех подряд. Соплеменники рыдали, не зная как отделаться от вредного самозванца. На их счастье, Джору пришло в глупую голову, что тесть, отец Барчин, остался у богатыров. Тогда он в одиночку пошёл на Кирсанов войной. Хорошо, что их успели предупредить соплеменники самозванца. Богатыры спросили, что за повод для нападения выдвигает злодей. Доброжелатели растолковали: утверждает, что вы, богатыры, не сумев жениться на красавице, решили все разом жениться на его папе. Кирсаны на такое оскорбительное объяснение шибко обиделись и хорошо подготовились к встрече. Не успел самозванец приблизиться к поселению, как его окружил отряд арканщиков, ловко набросивших нервущиеся верёвки. Повалили Джору в пыль, скрутили и бросили в подземелье. Там его не кормили и не поили семь лет, думали, что исправится, начнёт жить по совести.
Очень они ошибались. Самозванец питался клопами, тараканами, крысами и летучими мышами, а пил собственную мочу. И всё время копал подкоп. Откопался и убежал назад в Юртаун. Соплеменники, которые семь лет жили и радовались его пленению, зарыдали как один: явился, не растворился. Грязный, как шелудивый пёс, вонючий, как сто козлов, и всё такой же несправедливый. Его мудрый дядя за время отсутствия племяша возглавил племя, и под его мудрым руководством все жили долго и счастливо, даже умирать забывали. А Джору не оценил дядиных усилий, схватил свой старый лук да и отходил луковищем любимого родственника. Занял его юрту, а самого отправил в изгнание. И сидит теперь в чужом доме и мыслит чёрные мысли: как бы ему всех людей извести, а до кого нет времени добраться, тех хотя бы замучить чудовищами. Вот и развёл ужасных врагов рода человеческого – страхоидолов Колбасы… Страшно? – сам себя перебил Сотон.
– Ой страшно, – признался Когудей.
– Тогда советую тебе от всей души: собирай войско и отправляйся воевать Юртаун.
– Зачем он мне?
– А затем, чтобы самозванец сам первый до тебя не добрался.
– Нет, – сказал как отрезал вождь, – Не пойду я воевать столь грозного врага. Такой опытный колдун, который умеет создавать Колбасы и расщеплять предыдущие стрелы, нам не по зубам. Лучше мы свернём свои юрты да скроемся в зелёной тайге. Станем кочевать потихоньку, ни с кем не воюя, он и не прознает, где мы скрываемся.
– Это твоё последнее слово? – спросил разочарованный гость.
– Последнее-распоследнее! – заверил Когудей и тут же распорядился сворачивать полевые работы.
Опечаленный неудачей, Сотон оседлал верблюдицу и отправился искать союзников в другом месте. Добрался до племён, которыми руководил Пак Хёккосе. По пути повстречал огнебородого лешего, с которым провёл зиму в пещере. Тот разыскивал наглеца, слопавшего все запасы, отложенные на голодную раннюю весну, бросил незагашенный костёр, который и подпалил бороду мирно спящего лесовика, и до того развратил и без того-то легкомысленную лесунку, что она спины лишилась. За такие проделки леший поклялся разделаться с обидчиком и вот – наконец-то! – настиг. Сотон отмахнулся от лешего, как от докучливой мухи. «Мне с тобой сражаться не с руки, – зевая, заявил юртаунец. – Вон видишь камень? – И указал на внушительных размеров валун. – Мой ученик Мауль подбрасывает его вверх и головой легко отбивает к облакам семь, девять и одиннадцать раз подряд. Если сумеешь повторить его упражнения, то приходи ко мне после дождичка в четверг. Тогда и поговорим». И неторопливо тронулся своей дорогой.
Сзади раздавались страшные вопли, могучие громы и такой треск, будто великан переломил враз тысячу вековых стволов. Это леший тренировался головой запускать валун в облака. Сотон догадывался, что свыше семи ударов тому не выдержать, представлял себе, какую длинную шишку наколотит себе на темечке глупый лесовик, и хихикал на весь лес.
Паку гость не стал рассказывать страшных историй, помня о неудаче с Когудеем. Решил сыграть не на трусости, а на другой людской слабости – жадности. Поэтому предсказал, что предстоит Хёккосе стать правителем богатейшей страны Сора-боль, или Соболь, что говорит о небывалом пушном богатстве недалёкого края.
– Будешь сам ходить в соболях, – врал Сотой, – всех жён и наложниц оденешь в драгоценные шкурки. И даже портянки и подштанники будут у тебя из соболиного меха. Станешь самым знатным и богатым человеком в мире. А делов-то для тебя всего ничего, сущая безделка: пойти недалеко на восток и сместить с ханского места слабого и трусливого правителя Джору. Народ давно собирается его заменить, больно уж труслив и нерешителен, и мечтает призвать мудрого и великого вождя вроде тебя. У самозванца Джору от одного твоего вида, Пак, приключится «медвежья болезнь», и он добровольно отдаст тебе бразды правления страной Соболь. Собирайся и айда в поход! Иначе прокукуешь весь свой век в глухой тайге, никто о тебе и слова не услышит. Так и умрёшь в бедности и безызвестности.
Почему придётся жизнь коротать в бедности, Пак не разобрал, но мысль о славе и богатстве, множестве жён да ещё каких-то неизвестных наложниц согрела его душу. Он сразу же решил пойти войной на слабого, но богатого самозванца, только как ни торопись, а чтобы собрать войско, оснастить обозы, подготовить к походу подвластные племена, требовалось какое-то время. Хёккосе отдал приказ начать сборы немедленно. Но быстро только кролики родятся: навалилась куча хозяйственных забот. Было очевидно, что к выступлению племена Пака будут готовы не раньше середины лета.
Сотон решил, пока не ясна суть и не сделано важное для него дело, поджениться на красавице Суро, преподнёс ей букет ландышей и заманил в весенний лес, но пожалел божественной сомагонки (жидкости осталось на донышке) и ничего не смог. Обидевшаяся красавица бросила незадачливого жениха и рассказала о неудачном ухаживании смешливым подружкам. Те мигом сочинили насмешливую песню-танец «Старик преподносит цветы»:
Я юница, молодица, люблю хороводиться.
Люблю с юношей пройтиться,
это уж как водится.
Ива клонится к воде…
Хорошо в моей стране.
Я ходила за водицей,
наклонилась к реченьке,
а старик со мной, девицей,
вёл срамные реченьки.
Ручеёк журчит светло,
и душе моей тепло.
Мол, пойдём со мной приляжем
на душистой травушке,
духов-предков мы уважим.
Трахушки-потрахушки!
Расцвели цветы везде…
Хорошо в моей стране.
Я ходила за водой,
думала: и ладушки!
Подарил старик седой
мне букетик ландышей.
Кимоно наброшено,
и душа взъерошена.
Ой, букетик мал-малой,
белые цветочки!
Показал старик седой
Мне свои грибочки.
Не пришла пора груздей…
Хорошо в моей стране.
Корешок, как гриб-поганка, —
бледный и тонюсенький,
изогнулся, как баранка.
Сверху ж – редки усики.
Листьев шевеление…
И душа в томлении.
Ухватился гриб трухлявый
за мои за персики
и желает на халяву
слушать мои песенки.
Словно в первой борозде,
Хорошо в моей стране.
Я ж, по младости глупа,
алый рот разинула,
расстегнулась до пупа,
ноженьки раздвинула.
Вербочка пушистая,
и душа душистая.
Как ни тряс трухлявый гриб
вялою иголкою,
только кости скрип да скрип
под зелёной ёлкою.
Канула звезда в пруде,
Стало холодно в душе.
Старика гнала, до дрожи
от тоски икая!
И гуляю с молодёжью –
Ко, и Пу, и Каем.
От старья не жду чудес,
с ними не хожу я в лес!
Вот такой песней встретили его девицы в поселении Хёккосе. Песню они сопровождали обидными жестами и телодвижениями. От позора Сотон вскочил на верблюдицу и погнал её куда подальше. Наехал на становище Омогоя. Омогойцы ходили в шубах, изнывая от жары.
– Что же вы в меха закутались, когда вокруг теплынь? – спросил гость.
– А мы жары не любим, нам бы страну похолодней. Так нам белый создатель господин Юрюнг завещал, который ходит в дорогих мехах, излучающих жару и свет.
– Так поезжайте в страну вечной прохлады! – с ходу присоветовал им Сотон.
– Где ж такая славная страна расположена?
– У Богатого озера. Совсем рядышком. Там больших холодов не бывает, но и жару нет. Вам в самую пору выйдет. Чем ещё ваш Юрюнг прославился?
– Он специально раздвинул два белых солнца и между ними подвесил третье, чтобы оно светило только для нас, омогойцев.
– Тем более не понимаю, что вы здесь до сих пор делаете! Ведь третье солнце как раз и висит над страной вечной прохлады, своими глазами видел. Ещё подумал: зачем да зачем висит здесь специальное красное солнце? Его, оказывается, Юрюнг для вас к небу приколотил, а вы, существа глупые, тут под обычным белым дурью маетесь.
– А растёт ли там Ал лук мас, святое дерево рода? – сомневались в словах пришельца вообще-то доверчивые люди.
– Ещё как растёт, и алый лук, и алый мак, всё растёт.
– А живёт ли на том святом дереве изначально важная госпожа Ан?
– Ещё как живёт. Важная такая. И я даже знаю с кем.
– Уж не с изначально ли важным господином Ан?
– С ним именно и живёт. Так славно живёт, только треск стоит, шишки и ветки наземь валятся.
– А дети их Эрэкэ-джэрэкэ живут ли с ними?
– Кто пока живёт, а кое-кто совсем подрос и кочевать отправился.
– А от дыхания тех детей распускаются ли по весне деревья, цветы и травы?
– Так сильно распускаются, что никакого с ними сладу. Под ногами путаются, так и валят тебя с копыт.
– А живёт ли там на небе злой дух Бордонгкуй?
– Этот недавно не живёт, – безапелляционно заявил Сотон, потому как боялся второй раз пролететь, как с трусливым Когудеем. Вот и решил убрать из рассказов тех, кто способен напугать. – Помер ваш Пердункуй от обжорства. Хотел выпить все реки и слопать острова на них, да подавился обильным обедом.
– Славно, ой славно! – обрадовались доброй вести омогойцы. – Не зря старые мудрецы предсказывали, что жадность Бордонгкуя до добра не доведёт. А и помер, туда ему и дорога, прямо к «господину земляное брюхо» – Арсан-Дуолаю. Пускай-ка посидит у него в топкой грязи, в которой тонут даже пауки.
– Ну что, вождь, поведёшь своих людей в страну вечной прохлады? – не сбавляя темпа, напористо потребовал немедленного решения Сотон.
Омогой ненадолго задумался да и ляпнул, что непременно поведёт. Раз там для них специальное солнце красное приколочено, то грех не пойти.
– А нет ли там опасных врагов? – спросил всё-таки бай на всякий случай.
– Какие враги? Один самозванец Джору сидит, пупок свой разглядывает. Разве что Эрэкэ-джэрэкэ…
– Так то ж семьдесят разряжённых девиц, девяносто разукрашенных парней. Их мы не боимся, – решил Омогой. – На них можно жениться, славные невесты будут, да и женихи для наших красавиц вполне подходящие.
Вот так с ходу и уговорил пришелец могучее племя Омогоя бросить обжитые за четверть века места и тронуться в поисках заветной страны. Но на сборы всё равно ушёл месяц, как ни спешили омогойцы отойти от жары в крае вечной прохлады. Зато тронулись весело на мохнатых коньках – с разудалыми песнями, воспевающими прелести чудесной земли, над которыми будет светить собственное солнце.
Через неделю пути к омогойцам присоединились племена Пака Хёккосе. Пак к войне тоже не больно-то приготовился. Зачем сильно волноваться по поводу предстоящих сражений, если впереди ждёт трусливый самозванец Джору, известный на весь мир своей «медвежьей болезнью»? Прихватит ему живот при виде важного господина Хёккосе, он и убежит в кусты. А благодарный народ станет радостными криками приветствовать мудрого правителя Пака, освободившего от дурного руководителя благодатную страну утренней свежести под названием Соболь, что сулит большие прибыли и богатство.
А ещё пяток дней спустя весёлый караван вышел в земли Идзанаки. Местные племена были настроены куда воинственней – грозно махали мечами, горланили боевые песни, в которых сообщали, что себя не пожалеют, но завоюют страну крепких корней. Одна незадача: перед самой отправкой заблажила любимая дочь Идзанаки, солнцеликая Аматэрасу. То вместе со всем народом собиралась переезжать в заветный край, где восходит солнце, а в день объявленного похода обиделась на младшего брата Сусаноо, которому надоели её кривляния и жеманность. Брат заявил, что она никакая не красавица, а морда у неё блестит как медный таз. Красотка с горя забилась в пещеру. Никакие богатыри её оттуда вызволить не могли, потому что строптивая девица угрожала взрезать себе живот специальным мечом, ежели кто до неё пальцем дотронется. Папане дочурку стало жалко до слёз, он временно поход отложил и объявил награду тому, кто сумеет дочь из пещеры выманить. Кузнец Амацумара и сметливая девица Исикоридомэ («литейщица») изготовили отличное зеркало микагами: смотрись – не хочу. На ветках развесистой пихты мастера-ювелиры развесили замечательное по красоте ожерелье из резных яшм – магатама: украшайся, девица, какого тебе ещё рожна? Птичницы принесли «долгопоющих птиц» – петухов: услаждай слух, пока не надоест. Но упрямая Аматэрасу сидела себе в темноте и сырости, как летучая мышь, не желая на свет белый выйти, явить миру свою несказанную красоту.
Пришлось за дело браться Сотону. Он приказал принести самый большой чан, который только сумеют отыскать. Принесли. Юртаунец переговорил с девицей Амэ удзумэ, та малость поартачилась, то краснела, то бледнела, а потом согласилась исполнить просьбу Сотона. Взгромоздилась на перевёрнутый чан и принялась на нём лихо отплясывать. Грохот пошёл, хоть святых выноси. Перед выходом на медные подмостки девица распустила завязки своей одежды, а во время танца пришла в священную одержимость. Развязки разошлись, и платье её свалилось под ноги танцорши. Собравшаяся поглазеть на магический танец толпа зевак, ритмично хлопавшая в ладони, грянула таким дружным хохотом, что с ёлок хвоя посыпалась.
Упрямицу Аматэрасу разобрало любопытство: отчего это люди снаружи весело кричат и хохочут? Выглянула и рот разинула: на медном чане лихо отплясывает Амэ удзумэ, дробно бьёт каблуками в звонкую посудину, закатила глаза, а того не замечает, что выкидывает коленца голым голая. К зазевавшейся капризнице подлетел силач тадзикарао, отобрал меч, подхватил на руки и отнёс к отцу. Тот влепил своевольнице пару пощёчин, отчего девица окончательно пришла в себя и кинулась примерять ожерелье и любоваться на своё раскрасневшееся лицо в замечательное зеркало. Красавицу усадили в возок, и караван телег и кибиток тронулся в поход на самозванца Джору.
Двигались споро, в дичи или рыбе недостатка не было. Рябчиков стреляли не слезая с сёдел, речушки прочёсывали сетями, и дней через десять достигли Большой Воды. Широченная река неторопливо несла на север голубые волны, отражая в глубинах небо. Красота, конечно, величие. Только вот беда – брода в таких великих водах не бывает.
Пришлось встать лагерем и заняться изготовлением плотов. Рубили сосны, вязали их верёвками, громоздили на брёвна скот и телеги. Переправа заняла не один день. Кое-какой скарб потопили, потеряли с десяток лошадей, значительно больше коров, а уж овец и кур без счёта. Едва не утонул лучник Сахимоти, его спас вовремя подоспевший на лодке местный рыбак Ваня. Случай не забылся, хотя, кто такой «Ванья», за многие годы из памяти стёрлось. Сказители так описывали облик «волшебного животного Вани»: это то ли полукрокодил, то ли полуакула, а может, и вовсе морской змей.
На правом берегу началась крутогорая непроходимая тайга. Пришлось двинуться на юг по речным плёсам и мелководью, чтобы выйти на равнину. Там отряды столкнулись с лесичами, бывшими союзниками, которые ныне почему-то были против того, чтобы орда двигалась через их страну. Настоящих сражений не случалось, даже мелких стычек. Но время от времени из-за стволов вылетал десяток-другой стрел. Кто-то валился с седла, вооружённые воины охранных отрядов кидались на выстрелы, но ни разу не застали на месте ни одного противника. Те бесследно растворялись в знакомых лесах. Поминай как звали.
На мелких речках попадались охотничьи избушки без обитателей, а больших поселений так ни разу и не видели, хотя проводник и организатор похода Сотон уверял, что где-то вот здесь неподалёку расположен Холмград-столица, крупные деревни и чудное село Драчёвка, где живут многомудрые колдуны-старожилы, у которых не переводится божественная сомагонка. Очень ему хотелось ещё раз побывать в волшебном селе, пополнить запасы напитка, но дороги он так и не сыскал. Как корова языком слизала Драчёвку.
Потом зарядили дожди, и лишь к самому исходу лета Сотон с радостью заметил на деревьях знакомые затеси. Начинались родимые места.
