Текст книги "Исав и Иаков: Судьба развития в России и мире. Том 1"

Автор книги: Сергей Кургинян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 47 страниц)

Зафиксировав же, утверждаю, что при самом благоприятном варианте, который вовсе не гарантирован (а по мне, так и невозможен), страна-мечта, которую описал Дискин в своей книге «Прорыв» в виде продукта предлагаемой им мягкой модернизации, – это именно «автомобиль», и не более. И все понимают, что это будет «автомобиль». В том числе и сам Дискин.

Вывести «телегу» на уровень «самолета» или, тем более, «космического корабля» может только мобилизационный прорыв. Приношу извинения Иосифу Дискина по поводу того, что все время противопоставляю мобилизационный прорыв – его прорыву, в котором нет места мобилизации. Но надо как-то преодолевать эту семантическую неоднозначность, имеющую весьма серьезные стратегические последствия.

И только потому я еще раз спрашиваю: почему мечту об «автомобиле» (мягкая модернизация) надо называть мечтой, как минимум, о «сверхзвуковом самолете» (прорыв)? Понимаю, что мечта о мягкой модернизации и «автомобиле» обусловлена множеством социальных и политических причин. Но, увы, эта мечта с опозданием на столетие.

Страна как самолет – это общество знаний.

Вроде бы, Путин и Медведев говорят об этом. Но вынужден оговорить – если на успешность сверхмягких способов проведения модернизации (создания «автомобиля» по Дискину) есть хоть какие-то шансы – например, одна тысячная, то на успешность сверхмягких способов формирования КАЧЕСТВЕННО НОВЫХ технологических укладов (создания «самолета», «космического корабля» etc.) ШАНСОВ НЕТ ВООБЩЕ НИКАКИХ.

А главное – что же все-таки мы хотим строить? Все сразу строить невозможно по множеству причин. Нельзя согласовать приоритеты и нормы, нельзя распределить ресурсы, нельзя согласовать и интересы, в конце концов. А уж ценности-то и подавно. Нельзя согласовать институциональные преобразования, социальные опоры. А значит, и политические конструкции. Строить всё сразу – это значит не строить ничего, но говорить обо всем. Потом изумляться: «Как это так? Говорим много лет, а ничего не получается!» И снова говорить обо всем.

Но ведь пока говорится обо всем и ничего не строится – накапливаются издержки регресса. В итоге они разрушат страну и власть. Причем не в каком-то там исторически обозримом будущем, а очень и очень скоро.

Я уже обратил внимание на то, что страна-телега, страна-автомобиль и страна-самолет – это разные социумы. В каждом из этих трех социумов политика реализуется в соответствии с их социальной (классики сказали бы «укладной» или даже «формационной») спецификой.

В великой энергетической державе (она же страна-телега) политика реализуется с опорой на сырьевой, низкотехнологический капитал.

В модернизированной стране (страна-автомобиль) политика реализуется с опорой на высокотехнологический (а не сырьевой) капитал.

В стране, чье общество является обществом знаний (страна-самолет), политика реализуется с опорой на посткапиталистические группы (меритократию, нетократию, какую-нибудь другую – кратию, коих до и больше, в зависимости от варианта общества знаний).

На что собираются опираться наши политики? Собираются ли они, переводя страну из одного качества в другое, менять опорные группы? Ведь даже умеренный и прагматичный Иосиф Дискин все-таки напоминает им о том, что в какой-то форме это придется сделать.

Нет смены политической стратегии без переноса политической опоры с одной группы на другую. И нельзя перенести политическую опору с одной группы на другую без того, что называется «политическая борьба». Можно, конечно, раздавать всем сестрам по серьгам, но тогда не надо изумляться, если вдруг под мечту о самолете у тебя развалится телега.

На какую группу собирается опереться Дмитрий Медведев?

В анализируемых нами текстах есть ответ на этот вопрос. Причем достаточно внятный.

Уже после 10 декабря 2007 года, когда он был выдвинут в президенты, Д. Медведев выступает на 11 Гражданском форуме «Роль гражданских инициатив в развитии России в XXI веке». Это происходит 22 января 2008 года. Гражданский форум в качестве площадки выбран не случайно. Что же до самого выступления, то там Д.Медведев включает тему развития в то, что постмодернисты назвали бы транстематическим конфигуратором, в котором находится место и для совершенно других тем.

В своем выступлении на II Гражданском форуме Д.Медведев, в частности, говорит: «Полностью согласен с нашим президентом, который сказал, что лимит на революции и гражданские распри Россия исчерпала в прошлом веке… Главное для развития нашей страны – это продолжение спокойного и стабильного развития. Необходимы просто десятилетия стабильного развития. То, чего наша страна была лишена в двадцатом столетии. Десятилетия нормальной жизни и целенаправленной работы».

А дальше Медведев заявляет нечто, никак не совпадающее с его, годичной давности, статьей, где говорилось о переходе ОТ стабильности К развитию. Теперь он говорит: «По сути, ведь все, что делалось в стране в последние восемь лет, имело целью дать России длительную перспективу успешного развития». Медведев, правда, оставляет некий зазор, заявляя, что делавшееся имело целью не РАЗВИВАТЬ, а ДАТЬ ПЕРСПЕКТИВУ РАЗВИТИЯ. Можно потом сказать, что делавшееся было фантастически нужной стабилизацией. А теперь наступает новая фаза – фаза развития. А значит, нужны новые кадры, новый курс и так далее.

Но, в любом случае, Медведев января 2007 года менее осторожен, чем Медведев января 2008 года. Хотя политическая логика и логика интриги должны бы были продиктовать обратное.

Тут важно, что Д.Медведев выступает на II Гражданском форуме почти вплотную к выступлению В.Путина на расширенном Госсовете. Эти выступления отделяет чуть более двух недель (22 января – Форум, 8 февраля – Госсовет). Путинское выступление на госсовете при этом аллегорически можно соотнести со строчкой из «Евгения Онегина»: «Мое! – сказал Евгений грозно». Что можно еще по этому поводу сказать? Что сказано, конечно, грозно… но поздно.

Ибо после выступления Путина со своей стратегией развития на этом самом Госсовете Медведев выступает в Красноярске на V Экономическом форуме. Это происходит через неделю после Госсовета, 15 февраля 2008 года. Медведев говорит: «Часто в нашей истории бывало так, что, как только страна, что называется, «расправляла крылья», мы безответственно втягивались в военные конфликты. Или на нас обрушивалась революция. Но история все-таки нас чему-то учит. В частности, тому, что нельзя быть безразличным к своему будущему и сегодня для нас крайне важно стабильное поступательное развитие».

Налицо опять же трансконфигуратор (любимое детище постмодернизма). Развитие становится и стабильным, поступательным, и отторгающим революционность, и несочетаемым с втягиванием в конфликты, и покаянно обучающимся на уроках истории… Как обучающимся, чему? Мы безответственно втягивались в военные конфликты? В конфликт под названием «война с фашистской Германией» мы не втягивались. Мы этого конфликта, как могли, избегали. И нас потом за это так полоскали, что дальше некуда. Мол, «преступный пакт Молотова—Риббентропа». Не мы втянулись в конфликт с фашистской Германией. Фашистская Германия напала на нас без объявления войны 22 июня 1941 года. И что нам было делать? Чему тут нас должен научить наш горький исторический опыт?

Значит, речь идет не о Второй мировой войне, а о Первой. Царь Николай II допускал много ошибок. Но мог ли он не участвовать на чьей-то стороне в Первой мировой войне? Он мог участвовать на другой стороне, но, как мы понимаем, у него были веские основания оказаться на этой.

В любом случае, мировые войны не позволяют такой стране, как наша, избежать втягивания. Тогда о каких конфликтах речь? Кто, когда, во что втянул страну, остановив развитие? А ну, как это и не Сталин, и не Николай II, а кто-то другой, более прочно соседствующий с автором высказывания? Да и вообще… Это говорится с оглядкой на далекое прошлое? Или в скрытой полемике с той же Мюнхенской речью Путина?

А еще Медведев говорит о том, что «на нас обрушивались революции». Что значит «обрушивались»? Революции – это не стихийные бедствия и не заговоры смутьянов. Это объективные исторические неприятности, вызванные объективными же причинами? В разговор о развитии оказывается вписанной определенная философия, согласно которой ответственное правление может обеспечить «невтягивание» и бесконфликтность. Что это за философия? Или, точнее, чья это философия? Первичный анализ не позволяет нам расшифровывать подобные неявные философемы. Для их расшифровки понадобятся другие методы, которые мы позже применим. Но зафиксировать наличие неявных философем мы обязаны уже на этом этапе.

27 февраля 2008 года на встрече с избирателями в Нижнем Новгороде Медведев повторяет, по сути, те же положения, которые высказаны ранее. «…Хочется, чтобы все-таки хоть какая-то передышка была»… «…Нам нужны десятилетия стабильного развития». Он также все определеннее говорит, что его курс – это курс Путина. И что базовые принципы нашего развития были заложены в истекшие 8 лет. Хотя формулировка «были заложены» сознательно размыта (заложены – не значит реализованы), видно, что Д.Медведев в какой-то степени чем-то или кем-то побуждаем к признанию того, что «развитие» – это не его личная, а унаследованная им от Путина тема.

Что или кто побуждает Медведева к этому – не до конца ясно. С одной стороны, Медведеву из предвыборных соображений нужно всячески подчеркивать свою преемственность. С другой стороны, такой ход может быть продиктован и другими, собственно политическими, а не предвыборными, основаниями. Для того, чтобы во всем этом разобраться, надо взять короткий тайм-аут в том, что касается первичного анализа медведевских высказываний, и того, что их самым непосредственным образом обрамляет.

От первичного анализа нам надо теперь сделать шаг в сторону анализа сравнительно-исторического. И понять, в какой степени и почему тема развития была в течение очень долгого времени абсолютно маргинализована, превращена в концептуального и политического изгоя.

Глава II. От первичного политического анализа – к анализу сравнительно-историческому

Прежде всего, необходимо указать, что на почти всем путинском этапе жизни нашей страны (конкретно – с 2000 по 2007 год) развитие не выдвигалось в качестве высшего стратегического приоритета.

Тем более это не являлось приоритетным при Ельцине (1991–2000 годы).

А также, если можно так выразиться, при «позднем Горбачеве» (1988–1991 годы).

Для Ельцина реальным приоритетом было построение в России капитализма. О чем говорил Ельцин – вопрос отдельный… О чем он только не говорил… Но делал он именно это, причем с лихорадочной поспешностью. Считал ли Ельцин подобную задачу своей миссией?.. Осуществлял ли это он лишь в целях выживания? Сплетались ли в его сознании причудливым образом капитализм как шкурный многовекторный интерес (нечто самому «прихватить», сделать определенный круг подельниками и получить его поддержку и т. д.) и капитализм как идеал, который он и только он может воплотить в жизнь… В любом случае, Ельцин делал это и только это (освобождение цен, ваучеры, залоговые аукционы)… Да, он еще и политически выживал в сложнейших условиях… Но выживали – и до него, и после. Условия, наверное, были у него потяжелее, чем у других… И все же выживание – это константа, которую надо вычитать из спектра целей, характеризующих политика.

Ельцин делал новый «базис». «Надстройку» же сознательно недооформлял, понимая или чувствуя, что, будучи быстро и окончательно оформленной, она сожрет базис. Конечно, его Конституция, оформившая контур этой самой «надстройки», имела колоссальное значение для удержания хоть и специфической, но государственности. Но этим Ельцин занимался как бы походя. Он на обломках СССР и социализма советского образца взращивал новый базис. И мы установили, что это за базис. Это криминальный капитализм.

Разговоры по поводу того, что Ельцин развел бардак, недостойны политически мыслящего человека. Новые базисы создают гении. Ельцин и был своеобразным гением. То, что он был пьющим гением, гением хамски разнузданным и строящим все на произволе и лжи – тоже не основное. Гении – не паиньки. Ельцин построил тот базис, который был запланирован. Базис был построен за счет запуска регресса и стократно усилил породившее его регрессивное начало. Построив базис, Ельцин сделал свое дело. И предложил Владимиру Путину заняться надстройкой.

Надстройка должна была служить базису. Но, как это часто бывает в истории, ее отношения с базисом оказались гораздо сложнее. Путин не разгромил базис, да и вряд ли он или кто-то другой мог выполнить нечто подобное. Но он и не «лег под базис», как надеялись «люди Ельцина». Он сложно маневрировал, и выстроенная им надстройка оказалась и средством обеспечения базиса, и его очень мягкой проблематизацией. Отсюда – то крики об ужасных 90-х годах, то чуть ли не почитание Ельцина. Отсюда же – и многое другое. То, что можно назвать последовательной непоследовательностью проводимого Путиным политического курса.

Надстройка, выстроенная Путиным, в существенной степени является слепком с базиса. Но если бы надстройка не была организована и предъявлена в виде пресловутой «вертикали власти», то не было бы уже ничего. Ни государства, ни общества.

Впрочем, не этот вопрос имеет для нас приоритетное значение.

Нам важно, что Ельцин с 1991 по 2000 год занимался не развитием, а построением базиса. И о развитии не говорил. Разве что по принципу, мол, когда построим базис и «заработают дремлющие силы рынка», то мало не покажется. И развиваться мы начнем сверхбыстрыми темпами. Но это говорилось совсем уж походя. И не развиваться призывали, а строить любой капитализм. Какой получится. Хоть бы и пиночетовский, то бишь латиноамериканский. А что еще может сказать о себе бандитский уклад, расстреливающий из пушек свой законно избранный законодательный орган? Израиль может так расстрелять свой Кнессет? США – конгресс и сенат? Такое вообще возможно в конце XX века иначе как в качестве визитной карточки этого самого криминального капитализма?

Но это было сделано. И этому аплодировали.

Путин, повторим еще раз, большую часть своего президентства (с 2000 по 2007 год) занимался не развитием, а отладкой надстройки и ее отношениями с базисом. Он усмирял сепаратистов (в чем, на мой взгляд, его безусловное историческое достижение), освобождался от несовместимых с надстройкой элементов существующего базиса (но не от базиса как такового). Он накапливал золотовалютные резервы, наводил порядок.

Ельцин – это «рынок любой ценой». Путин – это «стабильность».

Итак, с 1991 по 2007 год – 16 лет – развитие поминали разве что походя. А на самом деле о нем и вовсе забыли но причине наличия более важных и серьезных забот. Но и при позднем Горбачеве – с 1988 по 1991 год – было о чем говорить, кроме развития.

То есть о развитии заговорили после двадцатилетнего молчания. Вы вдумайтесь! Двадцатилетнего!!!

Его не осуществлять начали! Да и можно ли его осуществлять в ситуации регресса и с опорой на криминально-капиталистический базис и сырьевой тип экономики? Но о нем заговорили. На высшем уровне и с острейшим политическим подтекстом. Так неужели же этот разговор не заслуживает нашего внимания?

Вообразите себе ученого, наблюдающего за каким-либо процессом. Каким именно? Да любым!

В обсерваториях год за годом наблюдают одни процессы, на метеостанциях – другие, на сейсмостанциях – третьи… И так далее… Короче, наблюдает ученый процесс… Регистрирует… Год наблюдает, два… Десять лет, пятнадцать… Пользуется он при этом многоканальным самописцем. И за годы наблюдений привыкает к тому, что на всех каналах, кроме одного, – сложные кривые. То положительные отклонения, то отрицательные, то пульсации, то гладкие синусоиды.

А на одном канале – все время прямая линия.

По три раза в день подходит ученый к многоканальному самописцу. И – все время на всех каналах есть разные загогулины, а на одном – прямая линия, параллельная оси абсцисс. Ученый проверяет: может, датчик сломался? Нет, все в порядке. Он меняет чувствительность канала… все та же прямая линия… 365 дней в году… 1095 подходов к самописцу в год… Пять лет – прямая линия на этом канале… Десять лет… Пятнадцать… Ученый уже и не ждет ничего от этого канала… Он бы давно его отключил, но… Отсутствие пульсации – это тоже необходимый научный факт.

А однажды он подходит к самописцу, а там… На этом самом мертвом канале – такая свистопляска! Пульсация за пульсацией! Как поведет себя в этом случае метеоролог или сейсмолог – понятно. А политолог? Наш, отечественный? Ваш покорный слуга, к примеру? Начнет он привлекать внимание к пульсациям на ранее мертвом канале, ему скажут: «Канал этот регистрирует – что? Развитие! В России же – а канал-то ваш к российским датчикам подключен – развития нет. Вы же сами это подробнее других показали. Канал-то потому и мертвый, что развития нет. А есть регресс. Вами же, между прочим, впервые замеренный и описанный. Ваша пульсация отражает – что? Не развитие, а слова о развитии».

Начну я возражать… Говорить, что у Гора, например, тоже ведь только слова о развитии (кстати, устойчивом). В ответ скажут: «Гор живет в США. Там нет регресса. И в каком-то смысле там есть развитие. А поскольку оно есть, то слова перетекают как-то в дела. Может быть, не ахти как, но перетекают… Не по принципу «сказано – сделано», а иначе… Но все-таки… Потому что дело развития впитывает слова о развитии, как почва воду. А потом на этой почве что-то произрастает. Там почва есть в виде «дела развития». А тут ее нет и в помине. И потому слова – пусты. Вы хотите изучать слова, оторванные от дел? Зачем?»

Я резонно замечу, что уже приведенный выше контент-анализ показывает небессмысленность аналитики высказываний по поводу развития. Что эти высказывания нечто раскрывают в борьбе элит… Смысл преемственности… Ролевая игра… Политическая борьба… Необходимость выхода за рамки столь любимой прагматики…

Меня иронически поддержат: «Вот-вот! Элиты… Игры… Этим и занимайтесь! Хлеб – это не продукт питания, а тяжелый предмет, который можно использовать как камень… особенно если хлеб – черствый… А бутылка, если ее правильным образом разбить, вполне может сгодиться как оружие… Хуже, чем финка, и гораздо хуже, чем пистолет, но все-таки… Лучше бы, чтобы бутылка была пустая, хотя… Если в ней масло, разлить и его так, как это сделала знаменитая Аннушка!»

Спор, как вы понимаете, приобретает крайне острый характер. Ибо речь начинает идти о соотношении предмета и метода.

«А вы хотите, – возражаю я, – чтобы политическая теория развития оказалась оторвана от политической практики, от политики вообще, от реальности?»

«Но вам же нужна теория развития, – отвечают мне, – а реальность, практика ортогональны развитию. Они – как вы понимаете – регрессивны. Обращаясь к реальности, вы вводите в свою «музыку» тему регресса. А потом вы в нее же вводите тему развития, то есть «тему-антагониста»».

«Ну, и что, – парирую я. – Это называется драматизация… антагонист и протагонист. На языке музыки – контрапункт».

«Драматизация – это когда одно лицо является антагонистом, а другое – протагонистом. А в условиях ролевой путаницы это…»

«Согласен, – прерываю я. – Психодрама…»

«Вы уж скажите прямо – дурдом…»

Оппонент мой иронически цитирует Александра Трифоновича Твардовского:

 
Это вроде как машина
Скорой помощи идет:
Сама режет, сама давит,
Сама помощь подает.
 

«Нельзя изъять реальность из политической теории, – отвечаю я. – Да и из любой теории вообще».

«Теория блага должна сплестись с реальностью ада», – издевается оппонент.

«Если хотите – да! Коль скоро вы из ада выводить собрались. А иначе – зачем теория?»

«Мир объясняют не потому, что его хотят изменить. Его просто объясняют и все».

«Мир и реальность – не одно и то же».

«О чем это вы? О Боге?»

«Нет! О смысле… Об идеале».

«Вы этим хотите поверять высказывания, произвольным образом сконструированные и продиктованные, как сами вы показали, вовсе не идеальными побуждениями?»

«Если текст имеет аутентичный смысл…»

«Аутентичный смысл – свойство органических текстов, а не политконструктов…»

«Повторяю, если текст имеет аутентичный, не зависящий от намерений и обстоятельств смысл, то есть одна возможность этот смысл обнаружить! Текст окунуть в реальность!»

«И – без остатка в ней растворить?» «Смысл без остатка не растворяется. И существует вне зависимости от всех привходящих обстоятельств». «А есть он, этот смысл?»

«Если есть, то обнаружит его только погружение в реальность». «А если его нет?..»

«Когда увидим, что нет, тогда и будем решать, что делать. Я вот уверен, что смысл есть! Вполне возможно, что совсем не тот, который тексту предписан. Но только такой, непредписанный, несконструированный, смысл и заслуживает внимания. Я, как исследователь…»

«Исследователь чего? Текста? Реальности?..»

«Я, как исследователь, обязан не противопоставлять текст реальности, не изучать текст отдельно от нее и не выводить текст из реальности. Я обязан погрузить текст (такой, каков он есть) в реальность (такую, какова она есть) и наблюдать процесс взаимодействия двух вышеназванных компонентов. Исследовать эту химическую реакцию».

«Ну-ну!»