Текст книги "Конев. Солдатский Маршал"

Автор книги: Сергей Михеенков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 41 страниц)

Вот, между прочим, секрет того положения, которое по отношению к командующим занимали члены военных советов. Сталин в конфликтах, возникавших в этих случаях, чаще становился на сторону командующих. Эти четырнадцать или пятнадцать человек были его непосредственные подчинённые как Верховного главнокомандующего».

Наталия Ивановна Конева рассказывает, что в те дни Симонов ходил к ним как на работу. Коневу перед этим кто-то из его боевых друзей подарил диктофон – по тем временам вещь редкую и дорогую. Конев вёл параллельную запись. Теперь эти плёнки хранятся у дочери.

В книгу «Глазами человека моего поколения» «Беседы с маршалом Коневым» вошли отдельной главой.

Иногда маршал и писатель просто рыбачили. Варили уху. Иногда подолгу разговаривали о какой-нибудь прочитанной книге.

Конев много читал. Всю войну возил по фронтам несколько любимых книг: «Науку побеждать» Суворова, «Войну и мир» Толстого, том Пушкина. «Полтаву» знал наизусть. Любил читать какие-то куски из неё.

Симонов, по-корреспондентски скрупулёзно, переносил записанное на плёнку на бумагу, комментировал монологи маршала своими размышлениями и наблюдениями. «Коневский» раздел в книге Симонова «Глазами человека моего поколения» один из самых сильных.

Что влекло Симонова к Коневу? Только ли «богатый военный опыт» маршала? Конечно, и это. В Иване Степановиче Коневе было то человеческое обаяние и колорит сильной личности, которая не потеряла себя даже тогда, когда всё, казалось, прожито и оставлено в прошлом.

Симонов умел видеть человека глубоко. И Конев умел видеть глубоко и быть откровенным, когда от тебя ждут откровения.

Глава тридцать девятая.
СИРЕНЬ МАРШАЛА КОНЕВА

Однажды, когда Коневы жили ещё в московской квартире в доме на улице Грановского, Ивану Степановичу в день рождения маршал Рокоссовский преподнёс удивительный подарок, которым всё семейство Коневых потом любовалось каждую весну, – куст белой сирени. Раздался звонок, открыли, а на пороге высокая фигура Рокоссовского с саженцем в кадке. За окнами зима, мороз, снег искрится, а улыбающийся Рокоссовский стоит в дверях с кустом живой цветущей сирени…

Сирень весной высадили в саду в Архангельском.

Сад в Архангельском – это последнее, после мемуаров, творение маршала Конева. Сажать сад ему помогал тесть Василий Петрович Петров.

Яблони привезли из Мичуринска, самые лучшие сорта – Антоновку, Пепин шафранный, Штрифель. Сажали со знанием дела и с любовью. А потому яблони заплодоносили очень скоро.

Каждую новую весну Иван Степанович встречал с восторгом и благодарностью. На праздник Победы всегда куда-нибудь уезжал – приглашали. После встреч с боевыми товарищами возвращался в своё цветущее царство, подолгу ходил по саду, рассматривал плодовые деревья, любовался сиренью. Мир, который он сотворил по зову своего крестьянского, мужицкого начала и который теперь цвёл, благоухал и плодоносил, существовал уже сам по себе, и его творец был счастлив чувствовать себя частью этого мира. Французского лётчика и писателя Антуана де Сент-Экзюпери спросили однажды: «Кем бы вы хотели стать, если бы не были писателем?» – «Садовником», – не задумываясь ответил он. Так вот, должно быть, и Конев ответил бы так же, когда на склоне лет занялся садом и погрузил руки в землю.

Сирень на даче Коневых цвела так, как не цвела, кажется, нигде в округе. Её здесь было множество сортов. И множество расцветок. Белая, нежно-сиреневая с небесно-голубым отливом, сиренево-фиолетовая, бордовая, тёмная, как майские сумерки. Она здесь не цвела, а бушевала. Как когда-то в мае 1945-го в освобождённой Праге…

После работы в саду Иван Степанович возвращался в кабинет, брал с полки книгу, открывал наугад:

 
Тёркин, Тёркин, в самом деле,
Час настал, войне отбой.
И как будто устарели
Тотчас оба мы с тобой…
 

Что ж, и устарели, и постарели. Как верно, насколько трогательно глубоко и беспощадно точно выразил поэт состояние солдата, который уже выбыл из строя и в котором уже не нуждается никто – ни командир, ни родина.

А ещё Иван Степанович любил слушать грампластинку с записью Фёдора Ивановича Шаляпина. Этот мощный бас был для него воплощением «русскости» и в то же время, как заметила Наталия Ивановна Конева, «какого-то надлома, душевного смятения, предопределённого драматическими поворотами нашей истории».

Как рассказывает дочь, стариком Конев никогда не выглядел. Даже когда тяжело заболел. Одет всегда был опрятно. В сад, собираясь работать, одевался, как на прогулку.

Не потерял и свою врождённую осанку. Правда, немного раздобрел.

У него был прекрасный садовый инструмент, подаренный к 60-летию кем-то из фронтовых товарищей. Ходил, осматривал деревья и кустарники, делал необходимую обрезку, удаляя сухие и больные ветки. Ухаживал за картошкой.

Сад, его запахи и звуки в тишине, должно быть, принесли в уходящую жизнь этого человека то, что он оставил, потерял в погоне за другим ещё в юности, когда уехал из Никольска, когда сбежал от тяжких комиссарских обязанностей на неведомую Гражданскую войну. Сад вернул ему ощущение родины.

Второй праздник в саду, второе торжество наступало осенью, в самом её начале, когда созревали яблоки.

Выбирали ясный, погожий день. Бывают такие дни в середине сентября, на исходе бабьего лета, когда всё пространство заполнено ясным прозрачным светом последнего тепла, когда струятся, поблескивая, невесомые паутины и хочется, чтобы такое состояние длилось долго-долго. Конев выносил плащ-палатку, расстилал её на лужайке. Приезжала старшая дочь Майя с мужем Василием и внучкой Аней. Невестка Ирина привозила другую внучку – Лену. Но особенно радовалась этому дню младшая – Наташа. Антонина Васильевна выходила с корзиной. И начинался сбор плодов.

Кто хотя бы раз участвовал в сборе яблок, кто пережил эти сдержанные, но глубокие эмоции от ощущения полноты жизни, наполненной созревшими плодами, тот поймёт радость моих героев.

Яблоки ссыпали на офицерскую плащ-палатку Как вспоминает Наталия Ивановна, «это была мозаика – зелёная, с жёлтым отливом Антоновка, ярко-малиновый Пепин шафранный, розово-полосатый Штрифель…»

День сбора плодов был для Конева и днём сбора семьи, и днём радости от общения с детьми и внучками. Сторонник и ревнитель семейного консерватизма и домостроя, он любил, когда за большим столом собиралась вся семья. В такие дни на радостях мог позволить себе рюмочку-другую.

Часто в своём кабинете засиживался со старшей дочерью Майей.

Майя с успехом окончила МГУ, переводила польских писателей на русский язык, была великолепным стилистом и специалистом по польской литературе. Конев, страстный книгочей, частенько получал из ЦК книги по закрытому «спецсписку». Каждую очередную связку «запрещённых» книг, как правило, первой перебирала Майя. Но иногда приносила такую же связку книг отцу Она общалась с людьми из диссидентствующей и полудиссидентствующей среды. 1960-е годы – время вольных ветров в советском обществе. Конев, прекрасно понимавший, что происходит в стране и мире, видел, что эти ветра всерьёз захватили старшую дочь. Не всегда и не во всём разделяя её увлечение и взгляды, он всё же относился к этому терпимо.

Майя какое-то время жила с первым мужем в Америке. Вернулась усталая. Первый её брак распался. Во втором браке была счастлива. Ей муж Василий Архипов был заместителем Главного конструктора КБ Микояна.

Так получилось, что старшие дети разделились: сын, Гелий, больше тянулся к матери. Майя была привязана к отцу.

Однажды Майя принесла очередную «связку»: книгу Н.А. Соколова «Убийство царской семьи», роман «Доктор Живаго» Б. Пастернака, «В круге первом» А.И. Солженицына.

Конев книги прочитал. К их содержанию и позиции авторов отнёсся по-разному. Книга Соколова ему понравилась. К «Доктору Живаго» он отнёсся нейтрально. Стиль романа ему не понравился, а идея показалась неясной, рыхлой и слишком глубоко запрятанной, чтобы зажечь читателя. По этому поводу он процитировал Майе своего любимого Льва Толстого:

– Ясность – удовольствие ума! А здесь этого нет.

«А вот по поводу Солженицына, – вспоминает Наталия Ивановна, – у них с Майей были страшные споры, которые заканчивались на повышенных тонах».

Надо полагать, что разговор о Солженицыне был не единичным эпизодом интеллектуальных бесед отца и дочери.

Младшая Наташа, в то время школьница, 11-классница, старалась не пропустить разговоров отца и старшей сестры о литературе, о прочитанных книгах. Она уже полюбила мир книг и мечтала связать будущее с языком и литературой.

Так и случится. Отец ей желал медицинского поприща. А она ушла в любимую с детства русскую словесность. Надо заметить, что, как это часто происходит в крепких здоровых семьях, на младшую большое влияние оказала старшая сестра.

– Я благодарна сестре за то, – рассказывала Наталия Ивановна, – что она помогла мне полюбить поэзию, воспринимаемую тогда моими ровесниками очень остро, поскольку в литературу вошло новое поколение, оценивавшее в поэтической форме свою эпоху, нередко с критической точки зрения. Они делали это талантливо, экспрессивно и публично – на поэтические вечера Рождественского, Евтушенко, Ахмадулиной в Политехническом музее собиралась масса народа. Сестра Майя сумела научить меня радоваться слову, «вкусности» фразы. Ей очень хотелось, чтобы я смогла почувствовать, какой талантливый, не ходульный, не агитпроповский поэт Маяковский, которого мы «проходили» в школе. Был извлечен из папиной библиотеки редкий однотомник Маяковского. Майя помнила наизусть многие строчки из «Живаго»: «Свеча горела на столе, свеча горела». После этого мне захотелось прочитать и весь роман. Но главной книгой, с которой нам всем удалось познакомиться в иностранном издании, было «Собачье сердце» Булгакова. Меня, школьницу 11-го класса, книга потрясла. С отцом мы её не обсуждали, мне показалось, что он не хотел делиться со мной возникшими после её прочтения мыслями, но ни спорить, ни возмущаться не стал».

В это время Конев, конечно не без участия дочерей, начал собирать новую библиотеку. Первая его библиотека, собранная в 1920-е и 1930-е годы, осталась в оккупированном Ростове. После войны он пытался наводить справки, но поиски никаких результатов не дали. Библиотека пропала. То ли сгорела, то ли растащили.

Для нового собрания Конев приобретал то, что любил или что хотел прочитать в прежние годы, но не мог по разным причинам. А теперь, наконец, настала пора сбора урожая. Можно было позволить себе несколько часов кряду, а то и день напролёт просидеть за книгой.

В библиотеке было много книг из академической серии «Литературные памятники». Конев всегда ценил основательность. Часто делал на полях пометки карандашом, словно намеревался к этой мысли ещё вернуться. Выписывал и читал военно-технические и военно-исторические журналы, периодику. В доме всегда были свежие «толстые» литературно-художественные журналы: «Новый мир», «Иностранная литература», «Октябрь». Любил листать «Рыболов-спортсмен», «Здоровье», «Огонёк».

Конечно же, политика, интерес к тому, что происходит в мире, в стране, в Кремле и на Старой площади, не оставляли его. И с некоторых пор он пристрастился слушать «голоса». Наталия Ивановна рассказывает, что отец включал свой старый ламповый радиоприёмник «Сименс» и слушал новости по «Голосу Америки», «Радио “Свобода”», «Би-би-си», иногда по «Немецкой волне».

Сын Гелий жил своей жизнью. По выходным он тоже приезжал на дачу в Архангельское. Высокий, стройный, своей мужской статью словно повторявший юность отца, он женился на такой же красавице из ансамбля народного танца под руководством Игоря Моисеева Ирине Алексеевне Чагодаевой. Окончил военное училище, стал офицером. Но с сыном была беда – пристрастился к спиртному. Друзья, весёлые компании.

Гелий оказался весьма одарённым человеком. После школы поступил в Военный институт на факультет иностранных языков, но не окончил его, перевёлся в Военно-дипломатическую академию Министерства обороны СССР. Учился на отлично, в совершенстве овладел английским и готовился к карьере военного атташе за рубежом. Но вскоре последовало указание – детей высокопоставленных чиновников и военных на работу за рубежом не брать. Гелий окончил Военную академию им. М.В. Фрунзе. Служил в ГРУ. Но артистическая натура, унаследованная от матери, выталкивала его из среды, подчинённой строжайшим правилам. Прекрасный музыкант, импровизатор, он не раз покорял своей виртуозной игрой на рояле Хачатуряна и Цфасмана. Цфасман приглашал его к себе в джаз-банд. Но – не судьба. А тут ещё одна неприятность: дело полковника ГРУ Олега Пеньковского, работавшего на британскую Ми-5 и ЦРУ. А с Пеньковским Гелий был хорошо знаком – учились вместе в академии, а потом служили в ГРУ. Осталась одна дорога – в войска. Вскоре он уже командовал полком в Печенге под Мурманском. Затем поступил в Академию Генерального штаба. Москва, старые забавы и снова – срыв. Отец, разозлённый его поведением, делал всё, чтобы сына загнали как можно дальше от Москвы. Гелий оказался в Нахичевани на должности заместителя командира стрелковой дивизии. Но пьянствовать не перестал. Из армии его комиссовали в начале 1970-х годов. Вернулся в Москву. Жил на пенсию, подрабатывал в какой-то конторе начальником отдела кадров. Несколько раз женился. Детей больше не было. Продолжал пить. Сестру Майю, которую он очень любил, пережил всего на полгода.

Гелий женился на Ирине Алексеевне Чагодаевой в 1948 году. Развелись они в 1965-м. С разводом связана вот какая история.

Конев не знал о том, что с его сыном случилась «русская болезнь». Домашние и Анна Ефимовна скрывали от него всё, что было связано с запоями и «барством» Гелия. Правда открылась после того, как начался бракоразводный процесс. Сын приехал на дачу и объявил о разводе с Ириной. Отец вскипел, выгнал Гелия из дому и сказал, чтобы ни в отцовском доме, ни в Москве не появлялся до тех пор, пока он это не позволит. Так и произошло.

Но отцовское сердце отходчиво. Он дал Гелию ещё один шанс – сын поступил в Академию Генштаба…

Это была трагедия и сына, и отца. Гелию надо было идти на сцену, а не в казарму.

Жена Гелия, Ирина Алексеевна, урождённая Чагодаева, была из некогда известного и славного дворянского рода. Её отец князь Алексей Дмитриевич Чагодаев-Саканский был учредителем Царскосельского Аэроавтомобильного спортивного общества, страстным автомобилистом. Развивал автомобильное дело в России и видел в нём большие перспективы. Участник Первой мировой войны. Также, как и Конев, воевал в тяжёлом артиллерийском дивизионе. Награждён офицерским Георгиевским крестом 4-й степени за бой под Молодечно. После революции, стараясь затеряться, скрыть своё происхождение, перевёз семью из Петербурга в Москву. Будучи прекрасным специалистом-автомехаником, работал в автомобильном хозяйстве ВСНХ, затем на различных должностях на автозаводе им. Сталина. Но в 1937 году его арестовали и расстреляли как «врага народа» на Бутовском полигоне. В 1962 году реабилитировали.

Как рассказывает дочь Гелия и Ирины Елена Гелиевна Конева, «дед это знал, но никогда не говорил об этом». Только недавно, разбирая архив маршала, они нашли записи Конева о расстреле Алексея Дмитриевича Чагодаева. Сейчас это известная история.

Да, зная то время и те нравы, царившие в обществе, взять в свой дом дочь врага народа – это взвалить на свои плечи тяжёлый крест. Невестка Конева осталась сиротой – после расстрела отца мать прожила недолго, оставив пятерых детей, Ирина – младшая.

Она была очень талантлива. Танцевала с раннего детства, потом во Дворце пионеров, в группе своих сверстниц, а затем случилось чудо. Всю группу приняли в хореографическое училище Большого театра по личному распоряжению Сталина. Училище Ирина окончила перед самой войной. Поступила в Государственный ансамбль народного танца. С ним выступала перед бойцами и в госпиталях на Дальнем Востоке и в Монголии. Получила Сталинскую премию 1-й степени – за концертную деятельность. Стала заслуженной артисткой РСФСР.

– Дед всегда очень гордился моей мамой, – рассказывает Елена Гелиевна. – Говорил, что она никогда не доставляла ему неприятных секунд, а только с честью несёт его фамилию по всему миру. До конца своих дней считал её невесткой, на своём 70-летии поднял за неё тост. Мама сидела рядом с Рокоссовским и его женой. Юля, жена Рокоссовского, сказала ей: «Ирочка, ведь вы уже не замужем за Геликом, почему он называет вас своей невесткой?» Мама ответила: «Значит, в наших с ним отношениях ничего не изменилось, а таким званием, как невестка Конева, я только горжусь. У них была какая-то особенная приязнь друг к другу». Как-то мы приехали в Москву с дачи… Дед маме позвонил, и они гуляли по бульвару, разговаривали. Дед ей рассказывал про свою жизнь, и, как я понимаю, не про победы на фронте, а о самом личном. Рассказывал очень откровенно, о чём редко говорят, особенно мужчины. Думаю, что, зная суперпорядочность моей матери, он понимал, что об этом никто никогда не узнает, и потому так был откровенен. Разговор, видимо, касался моей бабушки Анны Ефимовны. Ещё до свадьбы мама стала жить у Анны Ефимовны и дала деду обещание её не бросать. С бабушкой мы прожили до 1969 года. Хотя характер у бабушки был не сахар. Уехали мы от неё только тогда, когда Майе надо было помогать с дочерью Аней. В 1974 году мама вышла замуж за Игоря Александровича Моисеева – сейчас она его вдова, днями ей будет 87 лет. Она до сих пор работает в Государственном Академическом ансамбле народного танца имени И.А. Моисеева. Теперь она педагог-репетитор.

Дочь Гелия Ивановича и Ирины Алексеевны Елена Гелиевна окончила переводческий факультет Московского государственного педагогического института иностранных языков им. Мориса Тореза. Работала в Гостелерадио, затем старшим искусствоведом во Всесоюзном художественном комбинате им. Е. Вучетича Министерства культуры СССР Занималась проведением художественных выставок в Москве. В 1990-е годы работала с Ансамблем Моисеева, организовывала гастроли, объехала с коллективом полмира. Сейчас занимается проблемами Холокоста.

Карьера Майи сложилась благополучно. Прекрасная переводчица с польского, она открыла русскому читателю многих польских писателей. Работая в издательстве «Иностранная литература», издавала Теодора Парницкого, Владислава Терлецкого, Яна Пиларжа. Перевела детективы Иоанны Хмелевской. В моей библиотеке есть старая книга – сборник «Современная польская повесть. 70-е годы». В ней три повести трёх польских писателей: Вацлава Билинского, Юлиана Кавальца, Владислава Терлецкого. Составитель – Майя Конева.

Круг её знакомств и дружеского общения, связанного, конечно же, с литературой, был очень широк: Анна Ахматова, вдова Михаила Булгакова Елена Сергеевна Булгакова, поэты Юрий Левитанский, Булат Окуджава, Давид Самойлов, литературовед Святослав Бэлза, которого мы сейчас больше знаем как телеведущего, писатели Фазиль Искандер, Виктор Ерофеев.

В те годы писательская молодёжь одного из направлений в советской литературе, которое жило и творило в атмосфере очарования Западом и его ценностями, часто собиралась в небольшом подмосковном городке Тарусе на Оке у К.Г. Паустовского. Вскоре именно здесь родился самый, пожалуй, известный литературный сборник XX века «Тарусские страницы». Почти все авторы сборника – друзья или хорошие знакомые Майи Коневой. Здесь, в Тарусе, в «диссидентском гнезде», жили тогда Александр Гинзбург, Иосиф Бродский, Лариса Богораз. Сюда приезжал больной и смертельно уставший от Колымы Варлам Шаламов. Здесь бывала вдова Осипа Мандельштама Надежда Яковлевна Мандельштам и ещё многие, многие…

Как рассказала дочь Майи Ивановны и Василия Анатольевича Архипова Анна Васильевна Конева, родители часто ездили на Оку, в Поленово, гостили у внука художника В.Д. Поленова Фёдора Дмитриевича. Перебирались и в Тарусу. Таруса от Поленова – через реку. В Тарусе останавливались у поэтов Музы Павловой и Владимира Бурича. Муза Павлова писала свои абсурдистские пьесы, которые никто не ставил, и переводила с польского современных поэтов. А Владимир Бурич писал прекрасные верлибры и тоже переводил – с польского и сербского. Переводы печатались в «Иностранной литературе».

В 1968 году разразился очередной кризис в нашем «социалистическом лагере», на этот раз в Чехословакии. В Прагу вошли советские танки. Конев хорошо знал, что это такое, по 1956 году, по Венгрии.

В эти дни он особенно внимательно читал газеты и слушал по своему «Сименсу», что передают в эфир «вражеские голоса». Советские газеты надо было читать между строк. К тому времени Коневу уже не присылали информационный бюллетень ТАСС, который курьерской почтой доставлялся ограниченному кругу лиц. Кое-что он узнавал из общения с бывшими фронтовиками, кто ещё служил, занимал различные должности в Министерстве обороны СССР и в войсках. Благо Кирилл Семёнович Москаленко, заместитель министра обороны, жил по соседству.

Со всего Архангельского, как вспоминает Наталия Ивановна Конева, в гостеприимный дом Москаленко сходилась генеральская молодёжь «крутить кино». Молодёжь «крутила кино», а они, старики, запирались в кабинете и, под чаёк, разговаривали о том, что происходило на Западе, где они двадцать три года назад громили немецких генералов и фельдмаршалов.

Во время очередного приезда на дачу старшей дочери состоялся разговор и с ней. Майя с присущей ей прямотой назвала ввод войск в Чехословакию агрессией, защищала и оправдывала акцию на Красной площади, где семь человек вышли с плакатом «За вашу и нашу свободу!» и тут же были арестованы милицией и сотрудниками КГБ. Среди арестованных оказалась и Лариса Богораз, с которой у Майи были дружеские отношения. Тот разговор между отцом и дочерью снова окончился «на повышенных тонах». Но их родственных чувств он не затронул.

Антонина Васильевна в эти беседы не вмешивалась. Она относилась к Майе дружески тепло. Майя платила тем же.

Когда после войны Конев приехал в Москву с новой женой, он собрал за семейным столом своих старших детей, представил им Антонину Васильевну и сказал:

– Вот хозяйка, живите вместе с нами, я буду только рад, уважайте её. Если вас что-то не устраивает – уходите.

Майя осталась жить с отцом. Потом жила в родительской квартире с мужем.

Дочь Майи Ивановны и Василия Анатольевича Архипова Анна Васильевна окончила Военный институт по специальности «военный переводчик». До 1992 года служила в Центральной группе войск в Чехословакии. Сейчас – директор турагентства. Живёт, как и все Коневы, в Москве.

Коневу очень хотелось, чтобы кто-то из их, коневского, рода пошёл по военной стезе. С сыном ничего не вышло. И вот из Лодейно пришло письмо от сестры Марии: просила похлопотать за её сына, Александра, пристроить его в Суворовское училище. Иван Степанович задумался. Посоветовавшись с домашними, отписал сестре: «Маша, не надо портить парню детство, пусть растёт дома, запомнит родительскую ласку, семейную жизнь с братьями и сестрой. Окончит десятилетку, а там посмотрим».

Посмотрел на вложенную в конверт фотокарточку племянника. И будто его русоволосое и светлоглазое детство оглянулось на него издалека. Вспомнилось сиротство. Без отца тяжело, а без матери…

Когда племянник окончил школу, Конев помог ему подготовиться к экзаменам в Академию бронетанковых войск. Александр учился прилежно, с огромным желанием стать офицером. Успешно окончил инженерно-танковый факультет и лейтенантом отправился служить в войска. Прошли годы. Служил и в Афганистане, и в Группе советских войск в Германии. В запас вышел в звании генерал-лейтенанта.

Генерал Александр Головкин с благодарностью вспоминает своего дядю:

– Когда я получил лейтенантские погоны и первое назначение, дядя мне сказал: «Ты только начинаешь службу, всё у тебя впереди. Служи добросовестно и честно, никогда не ври, заботься о подчинённых и будь к ним справедлив».

Наталия Ивановна, младшая дочь Конева, более тридцати лет преподаёт зарубежную литературу в Московском военном университете. Профессор кафедры языкознания и литературы, редкий специалист по творчеству Киплинга. Возглавляет Фонд памяти полководцев Победы. Ведёт большую работу с молодёжью по патриотическому воспитанию. Подготовила к печати несколько книг. Автор прекрасно написанной и великолепно изданной книги «Маршал Конев – мой отец». Книга Наталии Ивановны – это дочерний поклон и своему отцу, и замечательному полководцу Великой Отечественной войны, и дань уважения и памяти многим маршалам и генералам, которые вместе с И.С. Коневым шли к Победе. Хранительница богатейшего архива отца, который потихоньку разбирает и публикует. Многие ранее неизвестные факты и документы из этого архива растворены и в настоящей книге.

Дочь Наталии Ивановны Дария Бажанова воспитывает троих правнуков маршала: дочь Майю-младшую, Таисию и сына Ивана. Так что в семействе Коневых снова есть Иван!

Наталия Ивановна не только хранительница памяти отца и его архива, она – центр коневского семейства. А семейство это очень дружное. В своё время, после смерти маршала, Антонина Васильевна смогла так распорядиться наследством мужа и отца, что все только тесней сплотились вокруг неё. Сейчас эту миссию несёт Наталия Ивановна. Раз в год семейство собирается на Красной площади у могилы отца, деда и прадеда, а потом все идут в маленькое кафе напротив. Пьют кофе с пирогами и вспоминают всех ушедших.

* * *

Умирал Иван Степанович мужественно, зная, что жить ему осталось совсем немного.

В больнице у его постели постоянно дежурил кто-нибудь из родных.

Часто его навещал тогдашний председатель Совета министров СССР Алексей Николаевич Косыгин.

Вспоминая последние мгновения жизни отца, Наталия Ивановна рассказала: «Я хорошо помню момент его прощания со мной. Он знал, что умирает, у него был рак. Так получилось, что я пришла в больницу, когда у него случился приступ, после которого он уже не смог оправиться. У него резко открылось кровотечение. И вот, пока прибежала дежурная медсестра, пока его перекладывали на носилки, он всё это время смотрел на меня. Он не сказал ни слова, он хорошо знал, что это наша последняя встреча. Это был просто долгий прощальный взгляд. Его прощальный взгляд был совершенно ясный».

Это произошло 21 мая 1973 года.

Он мечтал поехать летом в Лодейно, в родные вятско-вологодские края. Видимо, чувствовал, что срок его пребывания на земле иссякает.

* * *

Недавно московский агроном-селекционер С.А. Аладин вывел новый сорт сирени и назвал его «Маршал Конев». Один из первых саженцев он подарил семейству Коневых.