Текст книги "Скитальцы (цикл)"

Автор книги: Сергей Дяченко

Соавторы: Марина Дяченко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 76 (всего у книги 81 страниц)

Зал был сравнительно невелик – по дороге сюда нам случалось пересекать куда более величественные помещения. Зал оборудован был со сравнительным вкусом – блеска, во всяком случае, было не так много; стол едва не приседал под грузом снеди – даже мускулистые ножки его, исполненные из красного дерева в виде грифоньих лап, с трудом могли всё это выдержать. По залу растекались запахи, от которых даже у меня дрогнули ноздри. Вероятно, искусных поваров в замке было не меньше, чем лакеев…

Я с трудом оторвал глаза от угощения.

Во главе стола сидел… сидели… я моргнул, прогоняя видение. Нет, их-таки было двое – зрение не изменяло мне.

– Ой, – удивлённо сказала Алана. Моей жене по-прежнему не хватало воспитания и выдержки.

Двое во главе стола казались отражением друг друга. Абсолютным отражением; они были из тех близнецов, которые до самой старости одеваются совершенно одинаково. Для которых нет большего удовольствия, чем разыграть нового знакомого; вот почему они так страдают без гостей, подумал я желчно. Вот почему они властительствуют на равных – будь иначе, второго претендента на трон пришлось бы утопить…

Близнецы сидели плечом к плечу – не будь они братьями, я решил бы, что передо мной любовники. Близнецы улыбались одинаковой улыбкой – вовсе не сверкающей, а вполне живой и обаятельной; даже я, сквозь пелену желчи, не мог этого не отметить.

Тем временем Алана и Танталь уже поприветствовали властителей; их дорожные платья выглядели вызовом окружающей роскоши, их непохожие лица были вызовом единообразию фамильных портретов. Я поклонился тоже – в меру почтительно, в меру горделиво; под задом у меня оказалось мягкое кресло, а перед носом – блестящий прибор. Властители говорили по очереди, казалось, что беседует сам с собой один человек, – а ловкие руки слуги тем временем наполнили мою тарелку, и я вдруг почувствовал себя счастливым.

Совершенно. Свободным от забот, свободным от ответственности; у меня впереди свободный, спокойный вечер. Я ничего не могу сделать, пока за окном ревёт дождь и хлещет ветер, я и не стану ничего делать. Я буду греться у огня, лакомиться и беседовать ни о чём – братья-властители завели именно такую беседу, неторопливую, удобную челюстям, необременительную для мысли.

Пелена желчи, сгустившаяся у меня перед глазами, упала.

Я смотрел, как Алана и Танталь, настороженные и чопорные поначалу, понемногу втягиваются в беседу; кажется, речь шла о породах садовых деревьев, о землях, лежащих к югу от Доца, о морских путешествиях и о свойствах камней. Не припомню, чтобы кто-то из моих спутниц раньше интересовался камнями или садовыми деревьями, но беседа тем не менее лилась, не обременительная ни для кого, и неожиданно для себя я рассказал, как мальчишкой нашёл в горах настоящий самоцвет и как ювелир вправил его в колечко для моей матери.

Потом Алана не утерпела-таки – спросила, а часто ли господам властителям приходилось использовать своё необыкновенное сходство. Братья одинаково рассмеялись и, перебивая друг друга, поведали о череде обычных детских проказ; потом тот, что сидел слева, кажется, Колвин, спросил, кем приходятся друг другу Алана и Танталь. Вопрос был в общем-то довольно бестактный, но в непринуждённой обстановке никому не пришло в голову обижаться, и Алана сообщила, что они с Танталь – названые сёстры. Близнецы закивали: в столь непохожих друг на друга женщинах явно чувствуется общность, возможная только между сёстрами, госпожа Танталь напоминает рдяную розу, в то время как госпожа Алана – роза белая; братья завидуют господину Рекотарсу, который путешествует в обществе двух столь прекрасных цветов.

Щёки моих спутниц разгорались – не то от комплиментов, не то от вина. Мне то и дело хотелось протереть глаза – почему я, путешествующий в компании парочки роз, только сейчас заметил, что Танталь не похожа ни на одну из женщин мира? Что она смеётся и хмурит брови всякий раз по-разному, её лицо как небо, по которому странствуют облака? Что её профиль как очертания далёких гор?

Нет, были мгновения… Тогда, в замке, у камина, когда половина её лица была медной маской, а другую щёку гладила темнота… И ещё тогда, когда она выскочила на сцену в плаще с пришитыми седыми космами, и потом, когда устало ответила Бариану: «Кураж, на одном кураже…»

Танталь была объята куражом. Но и Алана, моя жена, тоже.

Это ЕЁ я помню невыносимым подростком?! Это она проиграла нашу карету и все деньги хитрому шулеру? Это она сбегала из дома, чтобы странствовать по притонам?!

Ледяная королева. Сама неприступность, холодная красота невозможно синих глаз, в которых лишь время от времени – если повезёт наблюдателю, если угодит собеседник – проглядывает горячий огонёк. Он, укрывшийся под ледяной коркой, морочит и потешается, будто играет в ку-ку; похоже, моя жена навсегда останется верна образу улитки. Странная двойственность, некто живой и тёплый, укрывшийся за жёсткими схлопнутыми створками…

Господа властители умели нравиться. Странно, но это их умение ничуть меня не раздражало; даже их сходство, так поразившее меня поначалу, понемногу превратилось в правило забавной игры. Братья не поднимались из-за стола, один держал бокал в левой руке, другой – в правой, и это выглядело эффектно – близнецы походили на широкоплечего человека с двумя одинаковыми головами. Забавная игра продолжалась; я рассеянно отхлёбывал вино, не пытаясь сдержать рассеянной благостной улыбки.

Тем временем в углу зала неведомо как оказалась стайка музыкантов с лютнями и скрипками – и дальше я сознавал себя урывками.

Было вино – тончайшее, порождающее сладкое головокружение. Было веселье, горящие глаза Аланы, прикосновения, от которых немедленно хотелось бросить всё и залезть на сеновал. И я ещё успел подумать, что по возвращении в гостиницу – кстати, не пора ли домой? – я ме-едленно расшнурую женин корсет…

Наверное, я стойкий. Наверное, у меня недюжинная воля. Наверное…

Я очнулся в полумраке. Голова по-прежнему кружилась, более всего на свете хотелось сладко улыбнуться – и уснуть снова…

В последний момент внутренний сторож, порядком одурманенный, но всё ещё живой, успел прохрипеть свой сигнал тревоги. Я что есть силы укусил себя за палец; боль помогла справиться с наваждением. Я был в пиршественной зале, и я был один.

Ни Аланы, ни Танталь. Резное кресло на двоих – я только сейчас увидел, что близнецы вдвоём сидели на одном троне, – пустовало тоже. Пол был залит воском, кое-где догорали, по очереди гасли свечи.

Шум в голове… Шум, звон, сладостное головокружение…

Пёс! Пёс!! Сто тысяч псов!!

Из зала вели четыре двери, все четыре оказались приоткрыты; почти на четвереньках я выбрался в коридор и только тогда заметил, что на поясе у меня болтаются пустые ножны. Кто-то заботливо освободил меня от тяжести оружия.

Осёл! Козёл! Тупое животное! Как я мог допустить…

С моей дороги метнулся… да, это был лакей. Я кинулся за ним по коридору, ватные ноги не желали слушаться, я зарычал, упуская добычу, – моё рычание оказалось столь свирепым, что лакей запнулся о ковёр и растянулся во весь рост. Я схватил его за пышный ворот ливреи, рванул, вытряхивая из парика; обнажилась маленькая, коротко остриженная голова, дико заблестели округлившиеся от ужаса глаза.

– Н-нет…

– Где?! – рявкнул я.

– Н-не знаю…

– Где твои господа? – Я вытащил из-за пояса кинжал.

Слуга затрясся:

– Н-наверху…

– Веди!

Опять-таки рывком я поставил его на ноги. Все мои чувства притупились от проклятого вина, а больше всего пострадала реакция, но в этот момент меня спас слуга. Я увидел, как он смотрит мне за спину, и успел уйти в сторону.

Когда не действуют добавленные в вино снадобья, гостей не грех успокоить и древком копья по голове; не знаю, откуда в покоях взялось копьё. Вероятно, его позаимствовали у какой-нибудь статуи в латах; нападающий промахнулся точно так же, как недавно промазал я, сражаясь с Черно Да Скоро.

На сантименты не было ни времени, ни сил. Нападавший – а это был уже не слуга, а молодой стражник – потерял равновесие, я окончательно выбил почву из-под его ног и приложил головой о стену. Слуга уже улепётывал по коридору; какое скверное приключение, подумал я, кусая губы.

А ведь тут их было полным-полно! Поймать бы хоть одного – любого, лишь бы толстощёкого и в буклях… Где?!

«Маг из Магов!»– привычно взмолился я, проталкивая своё непослушное тело сквозь сгустившийся воздух бесконечных переходов. И тут же вспомнил близорукий взгляд щуплого призрака, плюнул, заскрипел зубами:

– Дамир! Придумай что-нибудь!

Из-за поворота мне навстречу высыпала орава стражников. Вероятно, они точно знали, куда и зачем бегут, – при виде меня на усатых мордах проступило оживление. Их было пятеро, но сосчитать я смог только тогда, когда нагая мраморная дева, вывернутая из ниши вместе с пьедесталом, вывела из строя двоих. В узком коридоре увернуться было некуда – боюсь, до конца жизни эти двое неудачников будут содрогаться при виде голых женщин. Прочие кинулись на меня, один меч едва не перерубил копьё в моих руках, но недорубил, увяз. Прикрывшись копьём, я успел увернуться от двух других мечей, но реакция по-прежнему была не та, чисто ускользнуть не удалось, клинок порвал куртку у меня на плече и скользнул по руке, хотя боли я, разъярённый, не почувствовал.

Будь мои противники настоящими бойцами – от меня, заторможенного, осталась бы кучка костей. Но в стражу братьев-герцогов отбирали, по-видимому, не за бойцовские качества, а исходя из внушительного внешнего вида; все трое были на полголовы выше меня, и все трое по очереди выбыли из битвы – в этом мне помогли мраморный юноша в нише напротив, череп невиданного зверя с широченным размахом рогов и мягкий ковёр поверх скользкого пола.

Я переступил через стонущие тела. Перепрыгнул через безголовый торс мраморного юноши, не глядя, поднял чей-то меч и вприпрыжку ринулся по коридору.

Дамир, Дамир, такова твоя помощь?!

Откуда-то сбоку потянуло сквозняком; гобелен на стене качнулся, я рванул его – безжалостно, как когда-то полог над повозкой комедиантов. Потайная лестница?! Дамир, неужели ты меня слышишь?..

Постоянно хотелось отплёвываться. Чем это, хотелось знать, нас опоили…

Вряд ли тёмная, крутая, винтом завинченная лестница слышала когда-нибудь подобные проклятия. Рекотарсы не бранятся при дамах – это вовсе не значит, что они не умеют ругаться. Э-э-э, и племенной жеребец покраснеет…

Я дёрнул носом. Мне показалось, что я слышу запах погасших свечей; сквознячок лизнул мою щёку, указывая направление. И я кинулся напролом, и занавеска, отделявшая потайной ход от прочего пространства, укрыла меня с головой. Вероятно, теперь я выглядел именно так, как молва изображает привидения.

– Кто здесь?!

Голос был знакомый, негромкий, но яростный. Я сдёрнул занавеску с головы; да, здесь недавно погасили целую прорву свечей. Здесь пахло благовониями, ещё чем-то, отчего голова снова попыталась сладко закружиться; я зарычал сквозь зубы, и головокружение, испуганное, унялось.

Горели два ночных светильника. Справа и слева от кровати, потому что была ещё и кровать, огромная, во всю комнату, чуть не на сто человек…

На четверых.

Подняв меч, я двинулся через всю комнату. Вскочил на кровать, прошёлся дорожными сапогами по вороху подушек, соскочил с противоположной стороны.

Они пятились. Они держались за руки, отражались друг в друге, и у каждого оказалось по кинжалу – у одного в правой руке, у другого в левой.

Танталь – я видел краем глаза – лежала на полу у кровати, запрокинув голову, на открывая глаз. На лице её застыла блаженная полуулыбка, стыдливая и жадная одновременно. Мне сделалось нехорошо; Алана стояла посреди комнаты, и пальцы её медленно расшнуровывали корсет.

– Убью, – равнодушно сказал я близнецам. И примерился мечом – сперва правому голову снести, потом левому.

Тот, что был справа, метнул свой кинжал. Я уклонился; странно, что они оборонялись так нерешительно и неумело. И стояли, по-прежнему держась за руки, как дети на прогулочке…

Их жизни оставалось несколько мгновений, когда за моей спиной еле слышно закричала Танталь:

– Стой! Не уби… погоди!

Я медлил, не желая оборачиваться.

– Ретано… они…

– Молчать! – рявкнул я и занёс меч над тем, что справа.

Тот, что был слева, – ну отражение, ни дать ни взять! – рванул брата в сторону. Повалил на пол, прикрыл собой; его кинжал грозно полыхнул в свете ночника. Грозно и трогательно. Как глаза храброго кролика перед лицом горного обвала.

– Колдовство… – прохрипела Танталь за моей спиной. – Они нам нуж-жны… Живыми…

Колдовство.

Разве не млел я, слушая музыку и наслаждаясь беседой? Весь этот блеск… Мордатые лакеи… Горящие глаза, счастливый, счастливый вечер…

Топот. Из потайного хода, бесстыдно открытого благодаря моим стараниям, горохом посыпались стражники. Пёс-с…

Я перехватил руку того, что был слева. Завернул её за спину – это оказалось неожиданно легко. Приставил меч к горлу того, что был… не важно, одного из братьев. Оскалил зубы:

– Назад.

Над моей головой ударился о стену метательный нож.

– Горло же перережу! – завопил я уже с отчаянием. Алана… Танталь… Позор.

– Назад, – шёпотом сказал кто-то из лежащих на полу властителей. – Назад… В кордегардию…

Слово растеклось, как смола. Я подавил в себе острое желание подняться, бросить всё и брести на поиски кордегардии; орава стражников понемногу втягивалась обратно в потайной ход. Как вода, перегоняемая насосом.

– Отпусти его, – шёпотом сказали с пола. – Отпусти… Если ты убьёшь нас, из замка тебе не уйти. И твоим женщинам тоже…

Об этом я знал и без напоминаний. Ещё минуту назад я понимал это так же ясно, как и сейчас, но минуту назад – клянусь – я ударил бы, не задумываясь.

– А если я одного, для начала, прирежу?

Оба дёрнулись почти одновременно:

– Н-нет…

– Тогда, – я быстро оглядел полутёмную комнату, – один встаёт и идёт со мной…

Я отступил, давая братьям возможность подняться. Они по-прежнему держались за руки, и это раздражало меня всё больше и больше.

– Ты! – Я ткнул пальцем в того, что был справа. – Ко мне!

Оба шагнули вперёд.

– Не ты! – Я раздражённо оттолкнул левого братца. – Ты – назад! А ты – ко мне!

– Это невозможно.

Они одновременно протянули ко мне руки – те самые, что были сцеплены между собой. И я наконец-то разглядел то, чего никак не желал видеть.

Их руки срослись, образуя одну ладонь на двоих. Одну ладонь – в мягкой кожаной перчатке; пальцев, правда, оказалось больше, чем следует. Не то шесть, не то семь… Пёсья прорва пальцев.

– Это заклятие? – спросил я первое, что пришло в голову.

– Это мы так родились, – с достоинством отозвался тот, что был слева. – Но если ты хочешь заклятие…

– Сними перчатку! – выкрикнула Танталь. Мозг мой к тому времени вполне прояснился, а потому я поднырнул под общую ладонь, поднимающуюся в величественном жесте, двумя руками схватил братьев за запястья и зубами впился в общую перчатку.

Сдавленный крик из двух глоток. Свободные руки братьев – правая и левая – схватили меня за горло. Братья действовали слаженно, как один человек, я конвульсивно рванулся, но тут в бой вступила Танталь, одна из душащих меня рук ослабела, и я вырвался – на четвереньках, сжимая в зубах перчатку.

На кого я был похож? На верного пса. «Тузик, принеси рукавицы…»

Братья отступали к стене. Тот, что был справа, держался за голову – это Танталь угостила его тяжёлым подсвечником; я взял перчатку в руки. В первый момент показалось, что она хранит тепло человеческого тела, но нет. Она была куда теплее.

– А вот мы её сожжём, – злорадно предложила Танталь. И протянула ко мне руку. – Дай сюда!

– Н-нет… – в один голос простонали братья.

– Ретано… – Алана приходила в себя. В ужасе оглядывала комнату, постель, собственную разорённую одежду. – Ретано, я…

– Зажги свечи, – холодно велела Танталь. – Все, какие найдёшь. Здесь будет светло.

– Р-рогатая судьба, – сказал я хрипло. – Ты можешь объяснить, что здесь было?

– Я могу объяснить, чего тут не было, – сообщила Танталь сухо. – Но что обязательно было бы, в то время как наш защитник дрых, как суслик!

– Я пришёл, – сказал я зло. – Вместо упрёков могла бы сказать «спасибо».

– Ай, спасибочки, Ретано! – Танталь присела в шутовском реверансе.

Алана – волосы разбросаны по плечам, лицо подсвечено снизу – яростно сдвинула брови:

– Что бы… там… не смей его упрекать! Он…

Я увидел, что губы её дрожат, что она вот-вот разревётся. И что просто необходимо прижать её к себе и провести ладонью по волосам. Необходимо, иначе где-то там, в глубокой старости, жизнь её сократится на несколько солнечных дней…

Танталь вертела в руках семипалую перчатку. Потому что пальцев было всё-таки семь.

* * *

Их дед был бродячим магом, внуку его суждено было стать магом тоже; говорят, что мать во время беременности погладила жабу. Неизвестно, что за приступ нежности к рептилиям овладел вдруг молодой женщиной; может, и не было этого, сказки. Во время родов повитуха кричала, что выжить только одному, а другому надо резать ручку; случилось так, что в живых остались оба, но вместо четырёх кулачков на двух младенцев пришлось только три.

Магические способности они унаследовали, но пополам, и если половинку яблока ещё можно съесть, то половинка коровы годится только на жаркое. Полкурицы не несётся, ползайца не бегает; их магические способности оказались ущербными. На склоне лет их дед заложил замок, а отец сделался первым герцогом Доцем, причём они с женой долго спорили, называться ему герцогом или князем. После смерти отца братья стали править вдвоём – и ни разу, Небо свидетель, не то что не поругались – не разошлись во мнениях. Они были одним человеком, разделённым надвое; повзрослев, они с удивлением обнаружили, что плотская любовь – нечто большее, нежели просто мальчишечьи забавы друг с другом.

И началось.

Им нужны были ДВЕ женщины одновременно. Две родственные между собой женщины; одно время им возили близняшек изо всех окрестных деревень, благо их магического умения хватало как раз на то, чтобы задурить девицам головы и потом отшибить память. Но такая «любовь» не устраивала обоих – оба с детства читали романы и мечтали, стало быть, о сентиментальных и возвышенных чувствах. К тому же близняшки, внешне неотличимые, зачастую оказывались совершенно несхожими, стоило только одурманить их, возбудить и утащить в постель.

Год назад через благословенный Доц проезжал купец в сопровождении двух женщин. Женщины были сёстрами, и купец жил с обеими разом. Братья сочли такое положение вещей несправедливым – купец с дамами получили приглашения, явились на ужин и подверглись слабым чарам, после чего купец всю ночь прохрапел в обнимку с фаршированным поросёнком, и весь день, и следующую ночь тоже, а сёстры, разгорячённые напитками и благовониями, оставили в памяти братьев неизгладимый след, смутную мечту о будущем счастье…

– Я сейчас разрыдаюсь, – сказала Танталь, поглаживая семипалую перчатку на своём колене. – Я чувствую, как слёзы, кипя, подступают к моим глазам. Что за романы вы читали, мальчики? «Нравоучение юному насильнику»?

– Мы никого не насиловали, – негромко сказал Лларис, тот, что был справа.

– Мы и ВАС не насиловали тоже, – с кривой усмешкой добавил Колвин. – Если бы не… – Он вовремя придержал язык, скользнул по мне невидящим взглядом.

Он меня боялся. Чудище, вломившееся в спальню с занавеской на башке и с обнажённым мечом в руках. Зверь, легко перерезающий горла, связавший братьям свободные руки – крепко, даже больно, чтобы не было места для похотливых мыслей…

– Сволочи… – Танталь подёргала перчатку поочерёдно за все семь пальцев. – Властители… Герцогья…. – Её передёрнуло. – Ретано, может быть, нам избавить мальчиков от плотских переживаний? Господа властители, вы не пытались обратиться к доктору? К хирургу, я имею в виду… К доктору-с-ножом?

Колвин побледнел – обычно такой бледности сопутствуют обморочные состояния. Лларис холодно прищурился:

– Чем трепать языком, о себе подумайте. Вы думаете, наполовину маг – не маг вовсе? Вы думаете, вам удастся без нашей помощи выйти из замка?

– Мой великий предок, – с неохотой начал я, и Алана, и Танталь резко обернулись в мою сторону, – мой великий предок Дамир, служивший лакеем Ларту Легиару…

Я замолчал, потому что у них вытянулись лица. И у Аланы, и у Танталь, и, что самое интересное, у близнецов. Эти последние казались раздавленными величием моей родословной.

– Так вот он говорил, – мне почему-то захотелось смеяться, – что лучше быть последним скотником, чем магом наполовину…

Мы с Лларисом долго смотрели друг другу в глаза. Он не выдержал и отвёл взгляд первый.

– Непогода – ваших рук дело? – мягко спросила Танталь.

Братья переглянулись.

– Мне очень важно знать, – проворковала Танталь и вдруг поднесла перчатку к огню свечи.

…Сразу после рождения близнецов их дед, который в ту пору был ещё жив, сшил перчатку – как говорили, из собственной кожи, но, может быть, это и сказки. Почуяв скорую смерть, дед сжёг себя молнией – после этого никто не смог проверить, вся ли кожа у него на месте. Говорят, именно перчатка помогла мальчикам выжить; перчатка росла вместе с братьями, мать наказывала никогда не снимать её, но братья, конечно, снимали. Им на своём опыте пришлось убедиться, какой властью наделена эта грубо сшитая рукавица… Известно, что уничтожение её сулит обоим мучительную смерть.

Последнюю часть рассказа из братьев вытащила Танталь. Вернее, не вытащила даже, а рассказала за них – бледные лица близнецов говорили о том, что она права. Танталь с важным видом поясняла, что «предмет, хранящий сердце» – не такая уж редкость. История магии прямо-таки кишит подобными примерами…

– Да, это мы! – болезненно выкрикнул Колвин. – Мы наслали бурю, чтобы вас удержать!

– И ещё кой-чего сделаем, – угрюмо пообещал Лларис.

– Ой ли? – Танталь медленно провела перчаткой над огоньком, на коже остался след копоти, братья одновременно дёрнулись, как от ожога.

– Оставь, – сказал я раздражённо. – Что за повадки начинающего палача…

Она обернулась ко мне, и я вдруг понял, что она на грани истерики. На самой грани.

Потому что Алану я откачал. Успокоил и убедил, что она ни в чём не виновата; Танталь осталась один на один с собой. Со сладким головокружением, с ритмом, проникающим под кожу, со всепокоряющим бесстыдством, с собственной безмозглой похотью…

– Танталь, можно тебя на минутку?

Я увлёк её в темноту потайного хода. Лестница вилась вверх и вниз – штопором; интересно, когда примитивное заклятие «в кордегардию» перестанет действовать и стражники явятся снова?..

Я взял её за плечи и развернул к себе. Глаза её оставались сухими.

– Танталь, это была не ты.

– Это была я, – отозвалась она бесцветным ровным голосом. – Не трать слов.

– Не доводи меня до бешенства. Я тебя знаю. ЭТО была не ты, это их гнилая магия…

Танталь презрительно повела плечом:

– Я СЕБЯ лучше знаю, Ретано. Не трать слов. Лучше думай, что делать дальше…

– Я тебя ударю, Танталь.

– Жест бессилия… Ладно. – Она криво усмехнулась. – Мои переживания никак не относятся к делу… Мы должны выбираться. Пока не рассвело.

Мы в молчании вернулись в герцогскую спальню; Алана стояла перед братьями, не сводя взгляда с семипалой руки, а Колвин говорил, с трудом выталкивая из себя слова:

– Нет… И никогда не сможем. Такие… дела… Я и рад бы соврать, но…

– Не надо врать, – перебила его Танталь. – Мы с Ретано провели военный совет и решили пощадить вас. Не убивать… и даже не оскоплять, хотя Ретано очень настаивал.

Алана удивлённо на меня покосилась.

– Как это мило с вашей стороны, – пробормотал Лларис.

– Мы сохраняем вам жизнь… и всё прочее, а вы в благодарность предоставите нам список магических предметов, полученных в наследство от деда. Что там было?

Я сумел не выказать удивления. По-моему, Танталь слишком круто забирала – нам бы просто уйти. Целыми и невредимыми.

– На кой пёс вам магические предметы? – спросил после паузы Лларис. Колвин молчал, не поднимая головы.

Танталь перевернула перчатку над столом. Так, что перчатка сделалась похожа на объёмистое кожаное вымя.

* * *

Близилось утро. Разумеется, вся стража замка уже знала, что строптивый кавалер двух прекрасных дам не спит, как предполагалось, в обнимку с фаршированным поросёнком, а, учинив маленькое побоище, пробрался в спальню к властителям; за высокой дверью недвусмысленно бряцало оружие, на потайной лестнице сопели – громко и возбуждённо, не решаясь, впрочем, высунуться.

– Нам придётся им головы морочить, – тоскливо пробормотал Колвин. – Сто человек, и каждому заморочь, чтобы ни пса не помнил…

Лларис хмыкнул. Лларис – я прекрасно видел – не оставил помыслов о мести. Он с удовольствием сгноил бы нас в подземелье за сопротивление герцогской воле; пока что сила была на нашей стороне, но что такое сила? Качели…

– Мы уходим, – сказал я Танталь.

Она даже не подняла глаз. Продолжала перебирать ветхие тряпочки, доверху наполнявшие этот их потайной сундук; не удостоив меня взглядом, бросила сквозь зубы:

– Нет.

Перчатка лежала передо мной. В камине лениво подёргивались язычки пламени; я рассудил, что на свечке перчатку не сжечь. То есть мгновенно не сжечь, а мне хотелось бы, чтобы угроза жизни братьев была как можно серьёзней. Спальня буквально облеплена вооружённой стражей…

Алана порвала простыню и перевязала мою раненную руку. Теперь, когда возбуждение спало, дёргающая боль не давала покоя, а озноб заставлял всё ближе придвигаться к огню. Меч лежал у меня на коленях; Танталь копалась в сундучке, распотрошённый тайник в полу зиял чёрной беззубой пастью, Алана с беспокойством поглядывала то на закрытую дверь, то на тёмный проём потайного хода.

– Это что? – Танталь выловила среди кучи хлама тусклую оловянную ложку. Братья, пригорюнившиеся в углу, подняли головы – жест был совершенно одинаковым, мне вдруг страшно захотелось расколотить это ходячее зеркало. Может быть, потому, что лихорадка набирала силу.

Лларис тускло улыбнулся:

– Если помешивать кипящую воду, она понемногу превращается в бульон… Вроде бы. Мы давно пробовали, ещё в детстве…

В дверь постучали. Деликатно, но твёрдо:

– Господа! Господа!

Близнецы переглянулись.

– Господа, здесь начальник стражи!.. А ты, ублюдок, учти, если хоть волос упадёт… тебе не уйти! Сдавайся!

Это кого они обозвали ублюдком?!

Я взялся за меч. Алана испуганно вцепилась в моё здоровое плечо; Танталь кинула на близнецов один только взгляд, но любой василиск лопнул бы от зависти.

– Всё спокойно! – сдавленно выкрикнул Колвин. – Продолжайте нести службу… Ждите команды!

Я уже стоял. Голова кружилась, но не сладко, как вечером, а обморочно, муторно, вот-вот упаду…

Неужели эта царапина…

В темноте, залившей мои глаза, я успел разглядеть прищуренные глаза Ллариса.

Чернильница на широком столе.

Густые чернила… Я плодовый жучок… Я тону в черноте… Сверху опускается крышка… Я насекомое, я тону в чернилах…

– Ах так?!

Мрак перед моими глазами лопнул, будто плёнка на воде. Я стоял на коленях, опираясь на меч, как на посох. Танталь держала Ллариса за волосы, рука её тряслась, и потому кинжал у бледного горла то и дело ранил кожу.

– Заклинать, тварь?!

Я тряхнул головой. «Никогда не имей дела с магами»… С полумагами, разумеется, тоже.

– Танталь, посмотри… – удивлённо сказала Алана.

Она стояла над раскрытым сундучком, и на ладони у неё лежало круглое зеркальце в медной оправе.

* * *

Мы бежали. Мы снова бежали; я сидел на козлах и молил Небо, чтобы не сломалась ось и выдержали колёса. Я не верил клятве, данной сквозь зубы, – хотя близнецы и поклялись своей Перчаткой.

Они клялись не преследовать нас. Колвин – тот и правда не выслал бы погоню, но вот Лларис…

– Н-но! Пош-шли!

Мы не стали нанимать нового кучера. Теперь нам ни к чему были лишние люди и лишние расходы; кроме того, ни один кучер не станет так погонять.

– Н-но! Впёр-ред!

В наследство от деда близнецы получили, в числе прочего, зрячее зеркало. В семье ходила легенда, что именно с его помощью дед вызывал на первое свидание бабку, свою будущую жену; предполагалось, что в руках мага эта вещь может видеть на большие расстояния и передавать весточки нужным людям. Близнецы пользоваться зеркалом не умели; Танталь конфисковала его, и, как я думал, зря. Теперь мне чаще приходилось оглядываться – не пылит ли нам вслед погоня?

Заложницу-перчатку мы оставили, как и было договорено, на перекрёстке. Попросту надели на сучок – и семипалая ладонь, казалось, приветственно махала нам вслед; мы свою часть договора выполнили. Выполнят ли близнецы?

– Н-но!..

Танталь верила, что с помощью нашего магического трофея ей удастся передать весточку Эгерту Соллю. Я знал, что и теперь, трясясь в карете, она пытается разглядеть в медной рамке лицо полковника. И отчасти достигает успеха: её собственное отражение действительно уплывает в сторону, от этого зрелища делается муторно и желудок поднимается к горлу, но на том дело и кончается, зеркало глядит серым бельмом, и Танталь, обессиленная и злая, откидывается на кожаные подушки.

К полудню я сбавил темп – лошади нужны были нам живыми, а не загнанными. Весенний день длился непривычно долго; когда солнце склонилось к западу, тревога наконец-то отпустила. Близнецы решили на этот раз соблюсти клятву – за нами никто не гнался.

Мы расспросили встречного путника о ближайшей гостинице. Он обнадёжил нас, показав узловатым пальцем куда-то вдаль.

– Сменить тебя? – спросила Танталь.

Я хотел было отказаться – когда выяснилось, что раненая рука моя вопит от боли, а здоровая не в состоянии справиться с вожжами.

Усталые лошади едва переставляли ноги; я забрался в карету, лёг, стараясь не беспокоить раненную руку. Боль не даст мне уснуть. Ноги скоро затекут; может быть, выставить их в окно?..

– Ф-фу… – негромко вздохнула Алана, примостившаяся на сиденье напротив. И убрала со лба влажную прядь волос; я увидел, что у неё на коленях лежит всё то же круглое зеркало.

– Морочишься?

Она кивнула.

– И не выйдет… Зря мы… За этот «магический предмет» и трёх грошей не дадут… в лавке старьёвщика.

Алана пожала плечами: кто, мол, знает. Три гроша-то, может, и дадут…

– Ты спрашивала этих… братцев… не могли бы они снять Приговор? А если бы они соврали, что могут?

– Видно же, когда врут, – вздохнула моя жена, поправляя занавеску. – И потом… я так спросила, для очистки совести. С самого начала было ясно, что…

Она снова пожала плечами. Да, будь братья настоящими магами, мы не ушли бы из замка так просто.

– Дай…

Алана послушно отдала зеркало. Из медной рамы на меня глянул небритый, серый лицом разбойник с недобрым взглядом колючих глаз. Да-а, трактирщик не обрадуется, когда я спрошу его о ночлеге…