Текст книги "Скитальцы (цикл)"

Автор книги: Сергей Дяченко

Соавторы: Марина Дяченко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 81 страниц)

– Интересно, – сказал Ларт за моей спиной. – Посмотри.

Я подошёл к нему и посмотрел туда, куда он указывал. В отвесной стене, примыкавшей к пятачку, была выдолблена, похоже, могила. Её отверстие было намертво закрыто четырёхугольным тяжёлым камнем, и на камне угадывались очертания всё того же крыла.

– Мир тебе, – сказал Ларт, обращаясь к могиле, – Ты меня должен был помнить… Орлан. Я Легиар. Я шёл к тебе, но опоздал.

Сухо шуршал ветер по камню. Ларт отвернулся.

– Посмотрим в доме, – сказал он со вздохом.

Я преодолел свою робость, шагнув вслед за ним в тёмный проем двери. Проходя под железным крылом, я непроизвольно нагнулся.

Дом старого мага погружен был в полутьму – окна прикрывались тяжёлыми тканями. В комнатах стояла гнетущая тишина, и в тишине этой наши шаги казались оглушительно громкими. Гостиная служила одновременно и библиотекой, тяжёлые тома невозмутимо поблёскивали позолотой, будто бы ожидая возвращения хозяина. Такой же, как у Ларта, стоял на столе стеклянный глобус с огарком свечки внутри, и пыльный бок его исказил до неузнаваемости моё отражение. Мебель, простая, как в обыкновенном сельском доме, покрыта была сверкающей чёрной парчой – во всех комнатах, кроме одной, маленькой, с деревянной кроватью и грубо сколоченным столом. Дом был в трауре, и носил этот траур со сдержанным достоинством.

В комнате, служившей, по-видимому, кабинетом старому волшебнику, Ларт поднял край тяжёлой ткани, закрывающей окно, и в свете пробившегося сквозь щель вечернего солнца принялся изучать содержимое массивного письменного стола. Я, подавленный темнотой и тишиной, задыхающийся в густом воздухе этого дома, двинулся к выходу – и на пороге лицом к лицу столкнулся с мальчишкой.

Он прожимал к груди корзинку, в которой лежала буханка хлеба и завёрнутый во влажную тряпочку кусок сыра. Увидев меня, он переменился в лице, отпрянул и прошипел сквозь зубы:

– Опять ты… Ладно…

Наверное, я вскрикнул, потому что за моей спиной моментально вырос Ларт. Я прочёл его присутствие в глазах мальчишки – готовый уже поквитаться со мной, он вдруг подался назад, сжался в комок и поднял руку, как бы защищаясь.

– Отойди, Дамир, – сказал Ларт из-за моей спины, отодвинул меня рукой и пошёл прямо на мальчишку. Тот, пятясь, отступил во двор, споткнувшись на пороге. Ларт встал в дверях – под птичьим крылом.

– Это мой дом, – хрипло сказал мальчишка. – Всё, что в доме, принадлежит мне, и здесь могила моего Учителя. Что вам надо?

– Опусти руку, – сказал Ларт холодно.

– Что вам надо? – выкрикнул мальчишка и поднял дрогнувшую руку ещё выше.

– Опусти руку в знак того, что ты сдаёшься на милость сильнейшего. Разве твой учитель не учил тебя законам и приличиям?

– Вы ворвались в мой дом и говорите о законах?! – мальчишка весь подобрался, как зверёк, готовый к прыжку.

– Я считаю до трёх, – Ларт говорил, не повышая голоса. – В поединке у тебя нет шансов. Раз.

Я наблюдал за происходившим из-за Лартова плеча, и, несмотря на мальчишкино ко мне отношение, сочувствовал ему.

Мальчишка тем временем отступил ещё, выронил корзинку и изо всех сил сдерживал дрожь в занесённой руке.

– Два, – сказал Ларт. – Подумай. Твой учитель должен был тебе кое-что рассказать о подобных ситуациях. Два с половиной.

Занесённая грязная рука в последний раз дрогнула, потом ослабела и медленно опустилась.

– Хорошо, – кивнул Ларт и сразу, без перехода, наклонился и поднял корзинку, хлеб и свёрток с сыром. – Давай войдём в дом.

Мальчишка не двинулся с места, подавленный, понурившийся. Легиар взял его за плечо и втолкнул в двери.

Сгущались сумерки. Я развёл огонь в холодном пыльном камине, и кабинет старого волшебника стал хоть немножко напоминать людское жильё. Ларт сидел, закинув ногу на ногу, в деревянном кресле с подлокотниками. Мальчишку он усадил в такое же кресло напротив. Мне досталась табуретка перед камином.

– Ну, смотри, что ты делаешь, – говорил Ларт вполголоса. – Незнакомый маг, соперник не по твоим зубам, прямого нападения нет – что ты делаешь? Поднимаешь руку для заклинания, что означает – «я готов к поединку и сумею с тобой справиться». Так или нет?

– Так, – чуть слышно отозвался мальчишка.

– Что делаю я, или что делает кто угодно на моём месте? Нападает. Выворачивает тебя наизнанку, пожимает в недоумении плечами и уходит. Правильно?

Мальчишка молчал.

– Я тебя не укоряю, – сказал Ларт со вздохом. – Я знал когда-то твоего учителя. Орлан был тонким и умным магом, он не мог не объяснить тебе таких вещей… Это могло бы стоить тебе жизни.

– Он объяснил, – прошептал мальчишка.

– А ты? Забыл?

– Нет… Я увидел, что он, – тут мальчишка кивнул на меня, – что он в моём доме… И разозлился. А потом увидел вас… И испугался.

– И не подумал, потому что испугался?

– Не то чтобы… Просто не смог овладеть собой, хотел быть сильнее.

Ларт присвистнул:

– Ну, знаешь… Я знал только одного парня, который в твоём возрасте хотел быть сильнее. Но он-таки был сильнее многих – раз, и никогда не терял самообладания – два… И потом, он всё равно плохо кончил.

Легиар замолчал, и молчал долго. Мальчишка сидел, сгорбившись, и водил пальцем по шву на своём рукаве. Тени обоих, оживлённый горящим камином, плясали на тёмных стенах.

– К делу, – сказал Ларт, как бы очнувшись. – Меня зовут Ларт Легиар.

Мальчишка вздрогнул и удивлённо на него уставился. Потом, вспомнив что-то, пробормотал:

– Меня зовут Луаян… Или просто Лан, если вам трудно произносить.

– Мне не трудно произносить, – одёрнул его Ларт. Тот опустил голову:

– Извините…

– Вот что, Луаян, – продолжал Ларт серьёзно, – я сейчас занят делом, которое считаю важным. Поэтому мы явились в твой дом без спроса, что, конечно, само по себе плохо и недостойно. Я приношу тебе свои извинения. Ты их принимаешь?

Мальчишка проверил, не издеваются ли над ним, кивнул и снова потупился.

Ларт продолжал:

– Я надеялся на встречу с твоим учителем, но встреча не состоится… Или состоится позже. Теперь я вынужден надеяться на тебя… Понимаешь?

Мальчик кивнул, не поднимая головы.

– Как давно ты у него? – спросил Ларт.

– Три года. Три года исполнилось за день до того, как… – Луаян опустил голову ещё ниже.

– Понимаю, – пробормотал Ларт. – Как это случилось, Луаян?

Мальчишка всхлипнул. При первом взгляде на него я не сказал бы, что он вообще способен плакать. А Ларт, пожалуй, мог бы и пощадить парня – ясно же, что он обожал старика и теперь очень переживает.

– Орлан был маг из магов, – задумчиво сказал Легиар. – Власть никогда не интересовала его, он искал истину… А это благородное, но неблагодарное занятие. Ему всегда претили отношения «сеньор-вассал», он сторонился меня из-за моего тщеславия… У тебя был достойный учитель, Луаян. Теперь расскажи мне, как он умер.

Мальчик прерывисто вздохнул и поднял голову:

– Он смотрел в Зеркало Вод… Он умер, когда колдовал.

Стукнуло деревянное кресло – Ларт поднялся. Мальчик хотел встать тоже, но Легиар уронил руку ему на плечо и усадил снова:

– А что он ХОТЕЛ увидеть в Зеркале Вод, Луаян?

Мальчишка сжался под его рукой:

– Он не говорил мне…

Легиар вдруг присел так, что его лицо оказалось на уровне лица сидящего Луаяна:

– Вспомни. Что он делал за пару дней или недель до смерти, о чём он говорил? Может, его что-то беспокоило?

Мальчишка смотрел, не мигая, Ларту в глаза:

– Да. Он был сам не свой. Он говорил… Что-то про Завещание.

– Первого Прорицателя?

– Да.

– У него была эта книга?

– Да. Но с ней случилось несчастье. Она упала в камин и сгорела.

Я заёрзал на своём табурете.

– Что он о ней говорил? – продолжал допрашивать Ларт.

– Что она не лжёт.

– А точнее?

– Он так и сказал – Завещание не лжёт. Огонь…

– Что огонь?

– Не помню. Он иногда поминал огонь, когда ворчал.

– Хорошо. А в тот день, когда он смотрел в Зеркало Вод?

– Он был весёлый. Смеялся и шутил.

– Ты смотрел с ним?

– Сначала – да. Потом он меня отправил.

– Расскажи, как всё было. Не пропускай ничего.

– Был вечер. Он сказал – самое время развести чары. Он всегда так говорил, когда был в хорошем настроении. Взял чашу – она разбилась потом, а ведь была серебряная! – взял чашу, наполнил водой из пяти источников, тут как раз пять источников в посёлке, и заговорил её… Я ему помогал. Зеркало вышло – как хрустальное.

Сидящий перед мальчишкой Легиар взял его за запястья:

– Дальше?

– Дальше мы зажгли три свечи и стали смотреть… Но видно было не очень хорошо. Какой-то человек шёл… Лица не видно, вроде молодой. Потом… Стало страшно. Знаете, как бывает, когда видишь в зеркале обыкновенную жизнь, только… по-настоящему. Видишь то, чего люди не замечают, а оно есть. Понимаете? – он вопросительно заглянул Ларту в глаза. Тот кивнул, и мальчик продолжал: – Этот человек шёл, смеялся, говорил с другими… А ОНО шло по пятам. Смотрело на него, говорило с ним, но он не понимал, кто с ним говорит… И тогда Учитель меня отправил.

– А потом? Ты лёг спать?

– Нет… Мне было интересно. Я виноват… Я подкрался и смотрел через дырку в портьере. И видел, как Учитель наклонился над Зеркалом, как схватился за горло, захрипел… Чаша упала и разбилась. Серебряная чаша! Учитель лежал на полу… Я пытался помочь ему. Но у него, наверное, разорвалось сердце.

Стало тихо. Невыносимо тихо, я боялся шелохнуться на своём табурете.

– Он умер… От страха? – шёпотом спросил Ларт.

Мальчишка покачал головой:

– Он ничего не боялся… Я же говорю, у него сердце разорвалось.

Ларт помолчал, потом спросил осторожно:

– Ты помнишь, как он выглядел? Тот человек, в Зеркале? Ты бы его узнал?

– Нет, – вздохнул мальчишка.

– Он был один?

– То один, а то с кем-то… С разными людьми.

– А ОНО? На что это было похоже?

– Глаза… ОНО смотрело.

Я не выдержал и громко, со свистом, вздохнул. Оба быстро на меня взглянули. Потом Ларт тяжело поднялся и спросил Луаяна:

– Кстати, почему ты невзлюбил моего слугу?

– Он врун… – протянул мальчишка. – Зачем он болтал, что он маг?

– А ты сразу понял, что это не так?

Мальчишка пожал плечами:

– За версту.

Всю ночь они вполголоса разговаривали, сблизив головы над письменным столом. Поднимая иногда тяжёлые веки, я видел, как Ларт водит пальцем по жёлтым от времени свиткам, разглаживает их ладонями, что-то объясняет серьёзно, как мальчишка доверчиво касается его плеча, задавая непонятные мне вопросы. Они беседовали, как равные, и я с горечью сознавал, что мне никогда не вызвать у Ларта такого неподдельного интереса, какой освещает сейчас изнутри его обычно холодные глаза. Два мага говорили на общем языке, а один охламон слушал и не понимал ни слова.

Потом ненадолго стало тихо, и мальчишка спросил шёпотом:

– А правда, что вы когда-то остановили чуму?

Я тут же вынырнул из дремоты.

– Мне учитель рассказывал, – пробормотал мальчик, будто смутившись.

Ларт не ответил – во всяком случае, вслух не ответил.

Я снова закрыл глаза. Чума. Я был ещё совсем малышом, окна занавешивались рогожей, нас, детей, не выпускали на улицу, и дни слились в один долгий бред… А потом чума исчезла внезапно и необъяснимо, и в нашей семье умерли только дядька с женой, разом осиротив моего двоюродного брата, любителя рыбы…

– Слушай, Марран, – начал было Ларт, и все мои воспоминания мгновенно оборвались.

– А? – удивился мальчик.

Зависла пауза. У меня не осталось сна ни в одном глазу.

– То есть Луаян, – проговорил Ларт глухо. – Я хотел сказать – Луаян.

Стало тихо – и очень надолго. Далеко, в посёлке, переругивались собаки.

Потом я, наконец, в очередной раз провалился в тяжёлый сон, и, очнувшись, застал уже совсем другой разговор:

– …У неё часто зубы болят, я ей зубную боль заговариваю, а она меня подкармливает… – неторопливо рассказывал мальчишка. – Они все хорошо ко мне относятся, только вот не принимают всерьёз… Это и понятно. Я совсем сопливый был, когда сюда попал… – Он добавил что-то совсем тихо, я не разобрал.

– А дальше? – сумрачно спросил Ларт. – Что ты будешь делать дальше?

– Подожду, пока они привыкнут, что я теперь тут хозяин… Подучусь, соберусь с силами, выйду на площадь и вызову гром.

– Хочешь, чтобы тебя боялись?

– Нет… Просто пусть они знают, что я уже не ребёнок, – в голосе мальчишки скользнуло упрямство.

– А, – усмехнулся Ларт, – хочешь быть сильнее?

Мальчишка помолчал. Потом спросил шёпотом:

– А разве это плохо?

Снова стало тихо; они сидели у стола, теперь уже без света. Ларт медленно сказал наконец:

– Поедем со мной. Здесь тебе будет слишком трудно.

Мальчишка вздохнул, скрипнул креслом и ответил не сразу:

– Не могу… Не могу оставить Учителя одного.

Близилась осень, и вода в озере лежала пластами – в нежное парное молоко вдруг врывалась пронзительная осенняя струя, от которой Ильмарранен вздрагивал, фыркал и плыл быстрее.

Круглое как тарелка озеро сплошь окружено было лесом – сейчас стволы корабельных сосен подсвечивались закатным солнцем и горели красным, как восковые свечи. Руал заплыл на самую середину и слушал, как блаженствует в воде его натруженное за день тело.

Сегодня он переколол полсарая дров и накопал три мешка крупной желтоватой картошки, и помогал носить корзины с яблоками, и много ещё трудных и почётных дел взял на свои плечи. Его никто не заставлял – сам напросился. Не зря же, постучавшись на одну ночь, он жил в избушке над озером уже вторую неделю.

Избушка стояла, окружённая стволами, как колоннадой. Вся она, до последней щепки, сложена была руками своего хозяина по имени Обри. Он же расчистил место для огорода, повыкорчевал пни и переехал сюда из деревни вместе с молодой женой. Сейчас у кромки озера носился по колено в воде их пятилетний первенец.

– Эй! – время от времени звал мальчишка и махал Ильмарранену рукой. – Остоложно! Не плыви далеко, водяной утащит!

Руал повернулся, наконец, и поплыл к берегу. Меркли закатные краски, синие сосны отражались в озёрном зеркале, Ильмарранен разбивал их отражения ударами рук по воде. У того, противоположного берега, робко вякнула первая лягушка.

Малыш был на берегу уже не один – его мать, жена Обри по имени Итка, извлекла мальчишку из воды и теперь обувала, вытирая маленькие озябшие ноги полотняным полотенцем. Она отвернулась, чтобы не смотреть, как Руал будет вылезать из воды.

Ильмарранен отошёл в сторону и оделся. Лягушки у того берега по очереди выдавали рулады, будто настраиваясь перед ответственным концертом.

– Устал? – спросила Итка, улыбнувшись Руалу. – Дров теперь на полгода хватит…

Малыш танцевал вокруг матери на остывающем влажном песке.

Руал улыбнулся в ответ.

– Сейчас Обри вернётся, – сказала Итка. – Я уже управилась, ужин готов, хлеб ещё остался, а завтра новый испеку…

Обри был удачливым охотником и незаурядным рыболовом. Огород, ухоженный маленькими Иткиными руками, три яблони, корова, куры – а муку приходилось покупать в посёлке.

– Мы с Руалом сегодня молодцы, – сказала Итка сыну. А ты, Гай?

Тот воодушевлённо закивал и, не в силах сдержать беспричинной радости, умчался по берегу, высоко подпрыгивая и повизгивая от полноты чувств.

Итка присела на ствол поваленного дерева, старого, лишённого коры. Устало вытянула ноги, посмотрела на тот берег – лягушки гремели слаженным хором – и тихо засмеялась вдруг:

– Знаешь, у Обри шесть братьев… И все женились по воле отца. Плакали, локти кусали, а ни один не воспротивился… – тут она улыбнулась так гордо и значительно, что Руал догадался – с Обри было по-другому.

– Его отец, знаешь, какой? – продолжала с той же улыбкой Итка. – Вот так, – и она сжала крепкий кулачок, показывая, какой у Обри отец. – У него ферма, три дома в посёлке, стадо, прядильня, красильня и персиковый сад. Семь сыновей, Обри младший. Одних работников сотня… И ни одна душа, представляешь, ни одна собака никогда не смела ему перечить. Ну слова молвить поперёк не смели, просто слова сказать!

Она раздухарилась, даже в сумерках Руал видел, как пылают её щёки и горят глаза. Помолчала, улыбаясь каким-то своим мыслям, и продолжала с едва сдерживаемой похвальбой:

– А Обри сказал, что на мне женится. Ужас, что было! Только Обри и не подумал сдаваться. Он младший… Старик на стенку лез. И первый раз в жизни вышло не по его воле… Выгнал он Обри из дому, выгнал и проклял нас. Бабы старые каркали – не будет вам счастья. А только вот!

Из сгущающейся темноты с какой-то песенкой вылетел Гай, бесцеремонно взгромоздился на Руала верхом:

– Но-о, поехали домой!

Обри, что спускался уже от избушки, засмеялся и крикнул с притворной суровостью:

– Хозяин пришёл, где же ужин?

Гай свалился с Руала и кинулся на шею отцу:

– Папа, ты зайца пйинёс?

Уводя мальчика в дом, Обри завёл длинную историю о зайце, хитростью избежавшем участи попасть в жаркое. Идя следом, Итка смотрела на их спины с нежностью, переходящей в поклонение.

Далеко отсюда темноволосая, усталая женщина сидела перед лоскутком с каплями крови, и удивлялась тому, как ярко, как ровно они светятся, и нет-нет, а в душе её царапалось что-то, похожее на обиду – неужели сейчас ему может быть так хорошо? С кем же? Не может быть…

Утром Обри не пошёл на охоту. Все вместе позавтракали за летним, вынесенным на крылечко столом. Гай обожал сироп, приготовленный отцом из мёда диких пчёл, и то и дело протягивал опустевшую чашку к кувшину. Обри мазал хлеб сметаной, посыпал сверху солью и отправлял в рот, закусывая луковицей. Итка накидала хлеба в кружку с молоком и время от времени ухитрялась скормить ложечку сыну, отгоняя подбирающихся к медовому сиропу ос. Молоко делало подбородок Гая похожим на кремовый пирог, Итка ловко подхватывала на лету падающие капли, малыш корчил рожицы, Обри укоризненно качал головой.

Руал смотрел на них, жевал поджаристую корочку и рассеянно улыбался в осеннее, плотно-синее небо. Ему ещё ни разу в жизни не доводилось бывать героем пасторали.

– Ещё! – потребовал Гай, подставляя чашку.

Обри плеснул ему медового сиропа, малыш схватил чашку двумя руками. В эту минуту Итка сбила осу, кружащуюся над лицом мальчика, оса шарахнулась и, падая, угодила прямо в чашку.

– Гай! – крикнула Итка испуганно, но малыш уже пил, жадно, большими глотками, и прежде, чем мать успела выхватить у него чашку, случилось страшное.

Гай вдруг широко раскрыл глаза, глубоко вдохнул и закричал, разинув рот. Оса ужалила его в горло, там, изнутри.

Упала на стол и покатилась чашка с медовым сиропом. Отлетела в сторону табуретка, на которой сидел Обри, схватила ребёнка Итка, принялась дуть ему в рот, чтобы хоть как-то уменьшить боль. Руал, пытаясь помочь, ринулся наливать воду в кружку:

– Может, воды… Может, вода поможет…

Но Гай не мог глотать, не мог уже кричать – он только широко раскрывал глаза, из которых катились крупные слёзы.

А тем временем в горле ребёнка, там, куда укусила оса, стремительно росла опухоль. Мальчик стал задыхаться.

– Обри! – крикнула Итка. – Коня, в посёлок, врача, скорей!

Ни один врач не успел бы спасти Гая. Лицо его уже заливалось синевой, глаза закатывались – ребёнок умирал, умирал здесь, сейчас, в муках удушья, на руках у матери.

– Сынок! – рыдала Итка, пытаясь вдохнуть ему воздух в рот. Обри побежал-таки за лошадью – безумие, до посёлка полчаса бешеной скачки. Мальчик умрёт через несколько минут.

Гай хрипел, Итка билась над ним, не в силах помочь, а Руалу вдруг явилось видение.

Он увидел сводчатую комнату, где поблёскивают на полках корешки фолиантов, стол, заваленный кипами книг, самоуверенного подростка за столом и ещё кого-то – Ларта Легиара! – бросающего на стол перед подростком массивный том.

– Ну зачем мне это надо? – оттопыривал губу мальчишка. – Ты из меня лекаря хочешь сделать? Да я пару заклинаний ляпну, и какой лекарь со мной сравнится?

– Ты что, читать не умеешь, Марран? Кому будет хуже, если ты хоть чуточку поумнеешь? – допытывался Легиар.

На первой странице был нарисован голый розовый человек, испещрённый кружками и надписями, дальше тот же человек как бы изнутри, потом сердце, коричневая печень… Не то. Было же что-то, иначе зачем это вспомнилось? Надорванная страница… Роды… Небо, при чём тут роды? Они молоды, у них ещё будут дети… «Бабы старые каркали – не будет вам счастья»… Что там было ещё, в этой книге, которую я не хотел читать?!

– Сыно-ок, сыно-ок… – голосила Итка. Блуждающий взгляд Руала упёрся в нож на столе.

Столовый нож.

Вот что там было – ребёнок, больной дифтерией. Он не мог дышать, и тогда скальпелем…

Руал протянул руку и взял нож со стола. Рукоятка удобно легла в ладонь.

Небо, я не сумею. Я никогда не делал ничего подобного.

Я боюсь крови.

Я буду просто убийцей.

– Дай мне его, Итка, – сказал Руал чужим голосом.

Она не услышала, или не поняла. Тогда он сказал громче:

– Я знаю, что делать. Дай мне ребёнка.

Он отобрал у неё мальчика и положил на траву. Гай был без сознания. Нет, не здесь. В доме. Только в доме.

Он поднял безжизненное тельце и бегом направился в дом. Итка преградила ему путь:

– Куда ты его несёшь?!

– Я спасу его, ясно? – заорал он в ответ, отбросил Иткины руки и вошёл.

На кровать? Нет, на стол…

Нож прыгал в его мокрой руке. Кажется, здесь, на шее…

– Не-ет! – закричала Итка и схватила его за руку, вцепилась в лицо. – Не режь, не трожь негодяй, мясник!

Руал стиснул зубы и отшвырнул её к стене.

– Обри! – изо всех сил закричала она.

Руал подхватил мальчика и кинулся по лестнице наверх, на чердак. Его схватили за ногу, он отбился, ворвался в чердачную комнатку и задвинул за собой засов. Небо, ребёнок-то жив ещё?

– Обри, Обри! – надрывалась Итка.

Здесь, на шее. И рисунок был в книге. Но он может захлебнуться кровью.

А если не попробовать, он умрёт наверняка! Может быть, он уже умер!

И Руал провёл ножом по горлу мальчика.

Ещё. Ещё. Небо, сколько крови. Ещё. Убийца. Давай. Не хлопнуться бы в обморок. Ещё…

Тяжёлые удары обрушились на дверь. Обри крушил её молча, отрешённо, отчаянно.

– Кровопийца! – кричала Итка. – Убей его, Обри!

Трясущимися пальцами Руал раздвинул разрез на шейке ребёнка. Огляделся, поискал глазами… Полки на стенах, банки, лопаты и грабли в углу, метла, масляная лампа… Жестяная воронка. Скорее.

Он ещё раздвинул разрез и узким концом ввёл в него воронку. Так. Так.

– Людоед! – рычал за дверью Обри.

Дверь трещала, поддаваясь.

Неужели Лартова книга врала?!

И тут мальчик захрипел.

Вздохнул.

Он дышал через дыру в горле, дыру, исходящую кровью, и через воронку, открывшую доступ воздуху. Вдох. Хрип. Он может захлебнуться. Выдох. Дышит.

Упала дверь. Влетел Обри с безумными, белыми глазами. Увидел окровавленного ребёнка с воронкой в горле и зашатался.

– Он дышит!! – закричал Руал. – Посмотри, он же дышит! Он дышит!

Обри тяжело шагнул вперёд, отбросил Руала, наклонился над мальчиком.

Ребёнок оживал, страшная синева сползала с его лица.

– Итка! – хрипло позвал Обри.

Вдвоём они стояли над своим первенцем, глядя, как поднимается и опускается его залитая кровью грудь.

Ильмарранен сидел в углу, глотал слёзы и повторял, не помня себя:

– Дышит… Он дышит. Он живой.

Лицо его исполосовано было Иткиными ногтями.

– Я не забуду, – сказал Обри. – Я клятвой клянусь, что ты отныне мой брат и всё, что имею я, принадлежит тебе. До старости, до смерти ты можешь жить в моём доме. Всё, что ни попросишь, я исполню, хотя бы и ценой жизни.

По лужайке перед домом ходила Итка, покачивая на руках сына с перевязанной шейкой.

– Спасибо, – сказал Руал, следя за ней глазами. – Я тоже не забуду. Но мне надо идти. Мне всё равно надо идти.

Они помолчали.

– Где бы ты ни был, – сказал Обри, – помни, что здесь тебя ждут.

Руал подошёл к Итке с мальчиком. Гай широко ему улыбнулся, а Итка вдруг передала ребёнка мужу и упала перед Ильмарраненом на колени. Ему еле удалось её поднять.

Он вышел на дорогу, и когда дом скрылся за колоннадой сосен, кто-то вдруг явственно сказал ему, не то на ухо, не то изнутри головы: «Ай-яй-яй! Ты мне нравишься, удачливый Марран!»

Он вздрогнул. Он боялся этого. Ему снова показалось, что за ним наблюдают.

Мы покинули посёлок, когда солнце стояло уже высоко. Луаян не пошёл нас провожать, а у меня мороз продирал по коже, когда я думал об одиноком мальчишке в тёмном доме с могилой во дворе.

Мои глаза слипались, однако Ларт, не спавший ни секунды, был собран и сосредоточен. Он сразу же взялся править упряжкой, мою вялую попытку разговора пресёк и отправил меня в карету.

Под стук колёс я заснул, скрючившись, на обитых вытертых бархатом подушках. Сон мой был беспокойным и душным, я долго хотел проснуться и не мог. Наконец, мне удалось разлепить веки, и я увидел над собой мерно покачивающуюся парчовую занавеску на окне кареты.

Я разогнулся с трудом и сел, забросив ноги на противоположное сиденье. Болела голова, всё путешествие казалось бессмысленным и не было желания жить.

Я открыл окно и сунул голову в поток свежего ветра. Это немного меня взбодрило, и я решил перебраться к хозяину на козлы. Крикнул – ответа не было, тогда я поставил ногу на подножку, свесился из двери и посмотрел вперёд, на возницу.

На козлах, полуобернувшись ко мне, сидело ОНО. Я видел только жёлтые, сосущие глаза. Пальцы мои, вцепившиеся в поручень, свело судорогой, а ОНО ухмыльнулось и сказало сухим, царапающим голосом:

– Ну вот.

Тогда я сумел, наконец, заорать.

Я орал и орал, и ничего уже не видел перед собой, и отбивался руками и ногами, и сорвал нависшую над головой парчовую занавеску. В окно хлынуло солнце, и я, наконец, проснулся.

Карета замедлила ход и остановилась. Дверца резко распахнулась, на пороге стоял Ларт:

– Что?

Я смотрел на него бессмысленными глазами. Он взял меня за шиворот и встряхнул:

– Чего орёшь?

– Клюнула… – прошептал я в ужасе. – Она на меня клюнула!

Он насупился:

– Кто?

– Т… т… ретья сила, – выдавил я с трудом.

Он вздрогнул, нахмурившись ещё больше:

– Что ты болтаешь?

Заикаясь и путаясь в словах, я пересказал ему свой сон. По мере моего рассказа напряжение и озабоченность уходили с его лица, и, когда я закончил, он вздохнул с облегчением:

– Нет… Это не так. Ты просто перетрусил.

Я всё ещё смотрел на него затравленно. Он усмехнулся, вытащил меня из кареты на солнце и посадил рядом с собой, на козлах.

Мы ехали степью, дрожал над землёй разогретый воздух, резво бежала шестёрка вороных.

– Третья сила тобой не интересуется, – сказал Ларт.

– Правда? – спросил я с надеждой. – Правда-правда?

– Правда-правда, – устало отозвался Легиар. – Она следит за другим человеком, тем, кого видели в зеркале вод Луаян и его учитель.

Я уже не слышал – меня захлестнули до краёв степные запахи, лавина солнца и ослепительная небесная синева. Чувство облегчения, подобного которому я ничего раньше не испытывал, на несколько минут вытеснило из моей головы Луаяна, и его учителя, и самого Ларта. Мне казалось, что я ничего уже в жизни не испугаюсь, что я заново родился и вышел сухим из воды. Кажется, я даже пел.

Однако, сладкое чувство освобождения от опасности длилось не так долго, как мне хотелось бы.

– Что-что? – переспросил я, опомнившись. – А кого они видели в зеркале?

Ларт ударил по лошадям:

– Я думаю, это был Привратник.

Счастье моё улетучилось так же мгновенно, как и накатило.

– А кто он, Привратник? – спросил я, замирая.

Ларт мрачно на меня взглянул и на ответил.

Спустя несколько дней мы остановились ненадолго на постоялом дворе. Первой же ночью я проснулся от пронизывающего, леденящего ужаса.

Я лежал на пуховой перине в лучшей комнате гостиницы, пустой и тёмной.

И что-то бесформенное, тяжёлое и холодное сидело у меня на груди.

Я попытался проснуться – и не смог. Я стал убеждать себя, что это снова сон – и не верил себе, слишком ясным было ощущение склизкого прикосновения и отвратительного, гнилостного запаха.

То, что на мне сидело, взглянуло мне в глаза своими мутными плошками и неспешно, глухо чавкая, двинулось вперевалку к моему горлу. Я бился, как пойманный кролик, и хватал воздух, из последних сил пытаясь позвать Ларта. Но крик не желал вылетать из моего горла, я не мог выдавить даже писка.

В эту минуту дверь, закрытая на засов изнутри, отлетела к стене. На пороге стоял некто с узким блестящим лезвием в опущенной руке. Сидящее у меня на груди вдруг раздулось, как пузырь, и лопнуло с негромким сухим хлопком. Внутри это оказалось неожиданно пустым – только оболочка отлетела на пол. Всё это я видел, как в тумане.

Ларт подцепил то, что лежало на ковре, на кончик шпаги. Оболочка, похожая на жабью шкуру, неуверенно шевелилась. Ларт прошептал слово – и шкура эта вспыхнула и загорелась зеленоватым пламенем. Легиар швырнул её в пустой и холодный камин.

Двумя широкими шагами хозяин подошёл ко мне. Я скулил, как щенок. Он плеснул в кружку воды из кувшина и дал мне напиться.

– Хозяин, – сказал я, трясясь, – это не сон. Это уже не сон.

Глаза его светились в темноте, и свечение это понемногу угасало.

– Это не то, что ты думаешь, – сказал он терпеливо. – Это – не то, что видели в зеркале Орлан и Луаян. Это – мерзкое, страшное, но в общем-то не очень опасное существо из тех, что всегда были и будут на земле. Их полно. Обычно они прячутся от людей. Это порождения ночи… Но Третья сила-то причём? – он говорил, кажется, сам с собой.

Он хотел подняться, но я с неожиданной силой и смелостью ухватился за его руку:

– Хозяин, не уходите…

Он сел рядом со мной. Помолчал. Сказал, раздумывая:

– Вероятно, они чувствуют её приближение. Они тревожатся, они шевелятся и наглеют. Они лезут из своих щелей… Или нет? – он вопросительно на меня посмотрел.

Я сказал как мог убедительно:

– Хозяин. Я плохая приманка. На меня клюёт не то, что надо. Только всякая дрянь. Пожалуйста, снимите меня с крючка. Я больше не могу.

Он вздохнул и вдруг положил мне руку на плечо. Я замер – это было второй раз в жизни.

– Дамир, – сказал он, – неужели ты думаешь, что я могу тебя отдать?

Я всхлипнул и ткнулся в его руку.

– Успокойся, – бормотал Ларт в темноту, – считай, что я снимаю тебя с крючка.