Текст книги "И на Солнце есть пятна"

Автор книги: Сергей Чебаненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

     Мишени в конце стрелкового зала уже  сменились.  Ян Рудольфович  закрыл  левый глаз, прицелился и начал стрелять.

     Ему показалось,  что  вспышки  выстрелов,  которые  отражались  в  боковых зеркальных витражах, чем-то напоминают вспыхивающие звезды.

     Вспыхивающие звезды его счастливой судьбы.

 

 

                                                                 * * *

 

     Мне не спалось.

     Ребята давно разошлись по своим комнатам и, наверное, уже  видели  десятый сон. А в мою голову все лезли и  лезли  мысли,  совершенно  не  дававшие возможности сомкнуть глаза. Нервы шалят. Волнуюсь...

     Операция, в которой мне предстояло принять участие, была задумана  очень давно. При  выполнении  анализа  этой  ветви  времени  историкам  удалось выяснить, что на рубеже второго и третьего тысячелетий  группа  очень талантливых писателей-фантастов и  несколько  их  самых  горячих  почитателей – в этом мире их называли «эльфами» – погибла при  попытке  угнать грузовой  самолет  в  зарубежье.  Наши  сотрудники  зарылись  в  местные архивы и обнаружили, что гибель  литераторов  и  их  товарищей  была  далеко  не  случайной.  Если   местное   партийное   руководство  рассчитывало просто сплавить  фантастов  и  «эльфов»  за  границу,  то  верхушка государственной полиции и часть  членов  Политбюро  вовсе  не  горела желанием плодить будущих  диссидентов.  Затесавшийся  в  группу  ребят – «эльфов» агент ПГБ после пересечения самолетом финской  границы  простым нажатием кнопки привел в  действие  портативную  мину.  Агент,  впрочем, не знал, что в его руках взрывное  устройство.  Он  до  самой  смерти был уверен,  что  должен  просто  включить  радиомаяк,  который  позволит более  точно  следить  за  передвижением  в  небе  небольшого  грузо-пассажирского самолетика...

     Все это и предопределило мое появление в этой реальности. Было бы  очень расточительно с точки зрения принятых в нашем обществе моральных  критериев  и  воззрений  на  историю  человеческой   цивилизации  дать  погибнуть  целой  плеяде  талантливейших  людей,   умеющих   создавать  настоящие Миры. Тех людей, по книгам которых мы когда-то строили и наш  собственный мир.

     Проникнуть в группу готовящих покушение «эльфов» было не так уж и  сложно. Ребята имели весьма поверхностное  представление  о  том,  что  такое настоящая конспирация.

     Сложнее оказалось внедриться в структуру ПГБ, чтобы оказаться тем  самым агентом, который и должен будет через несколько дней привести  в  действие адскую машинку на борту летящего самолета. Зато теперь у  нас  была полная уверенность,  что  события  будут  развиваться  по  нашему  сценарию.

     Через неделю в  карельских  лесах  действительно  найдут  обломки  АН-2, вылетевшего в Финляндию. Отыщут даже части тел  его  пассажиров.  Наши спецы  из  группы  имитации  поработают  на  славу.  И  партийное  руководство, и ПГБ будут уверены, что беглецы  погибли  в  авиационной  катастрофе.

     Перед самым вылетом самолета я открою писателям  и  «эльфам»  всю  правду. И у каждого будет возможность выбора.

     Можно остаться здесь. Скрываться, жить на нелегальном  положении.  Писать и распространять в самиздате свои книги. Бороться словом с этим  дурацким режимом, который, несмотря на все попытки  реанимировать  его,  все-таки исторически обречен.

     Можно  перебраться  на  сытый  и  самодовольный   Запад.  Жить  в  эмиграции, тайком переправлять в Союз свои  новые  книги...  Верить  и  надеяться, что когда-нибудь вернешься в  обновленную  и  восставшую  из  пепла страну.

     И можно отправиться в наш мир. В  тот  мир,  где  любят  и  умеют  создавать Миры. Где всегда найдется работа и для Учителей,  и  для  их  Учеников.

     Я не знаю, какой выбор сделает каждый из тех, кто сейчас  томится  в тюремных камерах или спит в соседних комнатах. Но что бы  каждый  из  них не выбрал, этот мир уже не будет прежним.

     И зажгутся во Вселенной новые звезды...

 

 

                                                             * * *

 

...Эх, пожрать бы чего-нибудь!

     Нет, все-таки Петрович скотина. «Особый режим содержания,  особый  режим содержания»... Какой там он особый, если кормят по-прежнему  три  раза в день? И пайки... Гм, ну, пайки, конечно, все-таки стали больше.  Кто бы и спорил. Но все как-то пресно. Слишком уж  обычно,  что  ли...  Могли бы и расстараться  для  своего  агента,  козлы.  Нет,  экзотики,  пожалуй, не надо. Зачем, например, омары в  винном  соусе  в  тюремной  камере? Глупость... Но вот обычную  еду  из  ресторана,  салатики  там  всякие, витаминчики... Вот этого могли  бы  и  подкинуть,  сволочи.  А  так... Двойная порция еды с тюремной кухни. Большое  спасибо,  дорогой  Павел Петрович за вашу заботу о своих новоиспеченных кадрах.

     И с выпивкой, кстати, тоже  могли  бы  посодействовать.  Коньячок  там  какой-нибудь  армянский...  Или  винца   бы   бутылочку  подкинули... Да любой алкоголь пошел бы  за  милую  душу  после  почти  полугодового воздержания! Так нет  же.  Зажилили.  Козлы  они  и  есть  козлы. Шкуры! «Особый режим содержания», твою мать!

     Нет, но с другой стороны,  конечно,  лучше  все-таки  стало.  Тут  Павел Петрович свое слово сдержал. Вот в одиночную камеру  перевели...  Гм, хотя когда я об этом попросил, у бедняги Петровича прямо глаза  на  лоб полезли. Сидит, воззрился  на  меня  широко  открытыми  глазами  и  похохатывает тихонько. Будто сдвинулся маленько.

     – В чем дело? – недовольным тоном осведомился я. Что приятного  в  том, когда с тебя смеются? Да и Пал Петрович просто  так  хихикать  не  станет. Это я уже прочно усвоил за время нашего общения.

     – Ах, Николай Львович, рассмешили, – Петрович взмахнул рукой. – У  нас зэки наоборот в общие камеры просятся. В одиночке сидеть ой как не  сладко. И не поговоришь ведь ни с кем...

     Ха, не поговоришь... А шесть месяцев подряд  видеть  перед  собой  только щекастую перелыгинскую рожу – это как? Слушать его высокоумные  рассуждения на политические темы. Ах, этот злодей  Лихачев!  Ах,  этот  тоталитарный режим! Свихнуться же можно!

     – Ну, да ладно, – Павел Петрович  пожал  плечами.  –  Пойдете  на  оставшееся время в одиночку. Это же,  слава  Богу,  не  надолго.  Дней  через десять вас уже отправят на поселение.

     – А куда отправят? – я сразу насторожился. Как-то не хотелось мне  оказаться где-нибудь на Колыме или в жарких казахстанских степях.

     – Не волнуйтесь, – Павел Петрович  усмехнулся.  –  Как  я  вам  и  обещал, очень недалеко от Москвы. Владимирская область.  Места  там  почти курортные. Зона, конечно, но  вы  будете  совершенно  на  особом  положении. Жить и работать вам предстоит в библиотеке войсковой части,  которая  охраняет  заключенных.  Режим   передвижения   у   вас  будет  свободным,  но  в  границах  зоны,  естественно.  Как  мы   с  вами  и  договаривались, годик подышите  свежим  воздухом,  а  там  и  амнистия  подоспеет.

     – Амнистия точно будет?  –  мне  страшно  не  хотелось  оказаться  лохом. За все свои заслуги перед следствием трубить потом полный  срок  – это знаете ли не входило в мои планы...

     – Будет, будет, – Павел Петрович уверенно закивал. – Какой бы мне  был смысл затевать нашу с вами игру, если бы вы тянули зэковскую лямку  на всю катушку? Вы мне сейчас нужны, Николай Львович.  Ну,  в  крайнем  случае, через годик. Писатель,  вернувшийся  из  зоны...  Непримиримый  борец с коммунистическим режимом... Ореол мученика и  большие  тиражи  ваших книг на Западе вам обеспечены.

     – Ну, книги еще написать нужно, – осторожно заметил  я.  –  Хотя,  конечно, и прежние мои работы пойдут...

     – И прежние  пойдут,  и  будущие,  –  в  голосе  Павла  Петровича  сквозила железная уверенность. – В течение ближайшего года вы  столько  напишите! Куда там Александру  Сергеевичу  с  его  Болдинской  осенью!  Книги, рожденные в советских застенках... Разве это не то, что  пойдет  там, на Западе, на «ура»? Пойдет, Николай Львович, пойдет. Даже  и  не  пытайтесь спорить. Можете полностью довериться моему  опыту  и  знанию  психологии!

     Да, психолог Петрович действительно  неплохой...  Тут  перед  ним  нужно снять шляпу.  Меня,  например,  он  перетащил  в  свои  союзники  буквально за одну беседу. Полутора часов обычного разговора наедине  с  ним  хватило,  чтобы  подающий  надежды   молодой   писатель-диссидент  сделался преданным  сторонником  существующего  строя.  Более  того  глубоко  внедренным  агентом  госбезопасности.  Так  сказать,   тайным  столпом коммунистического режима.

     Появился Петрович на моем горизонте внезапно. Выпрыгнул откуда-то  из недр ПГБ, как чертик из коробочки. В тот день шел обычный, рутинный  допрос, к которым я уже за три месяца после ареста  успел  привыкнуть.  Следователь, старший лейтенант госбезопасности Свиридов, из  кожи  вон  лез, чтобы выведать у  меня  адреса  каких-то  несуществующих  явочных  квартир,  на  которых  якобы  происходила  передача   моих   рукописей  эмиссарам зарубежных подрывных  центров.  В  обмен  на  толстые  пачки  советских рублей, естественно. Я ничем товарищу  Свиридову  помочь  не  мог, поскольку все эти явочные  квартиры  существовали  только  в  его  богатом, но, увы, больном воображении.

     Вспотевший от усердия бедняга старлей что-то бубнил себе под  нос  о моей гражданской ответственности, о чувстве советского патриотизма и  прочей белиберде, когда входная дверь чуть скрипнула и в кабинет вошел  стройный, высокий мужчина среднего возраста.

     – Товарищ полковник, разрешите доложить... –  Свиридов  вскочил  на  ноги,  собираясь отрапортовать, но вошедший отмахнулся от него, как  от  назойливого насекомого, и распорядился:

     – Оставьте нас вдвоем, товарищ старший лейтенант.

     Свиридова словно корова языком слизала. Мухой вылетел в коридор и  даже не пикнул.

     Мужчина присел на краешек письменного стола прямо напротив  моего  стула и воззрился на меня своими темно-карими глазами. Взгляд  у  него  был пронзительный, острый и чуть ироничный. Честное слово, у меня даже  побежали мурашки по спине от этого его взгляда. Наверное,  именно  так  чувствует себя кролик, на которого в упор смотрит удав.  Я  беспокойно  заерзал на стуле.

     – Не волнуйтесь, Николай Львович, –  голос  незнакомца  прозвучал  мягко и успокаивающе. Он явно заметил мои телодвижения. – Нам  с  вами  предстоит еще множество бесед. Надеюсь, что очень приятных бесед. И на  интересные нам обоим темы.

     – А я и не волнуюсь, – я пожал плечами. – Что же касается  бесед,  то я все, что  знал  уже  рассказал  следователю  старшему  лейтенанту  Свиридову...

     – Знаю, знаю, – закивал он. – Я читал ваши  показания.  Вы  очень  подробно все изложили. И честно. Будь я судьей,  я  бы  освободил  вас  прямо в зале суда. Вы абсолютно невиновны с точки зрения буквы закона.

     Я навострил уши. Это было что-то новое в скрипучем и неторопливом  механизме следствия по моему делу. Следователь Свиридов, напротив, изо  всех сил пытался уверить меня в том, что я  прожженый  антисоветчик  и  отщепенец.

     – Простите, а  вы  кто?  –  поинтересовался  я.  После  тупого  и  ограниченного Свиридова новый собеседник явно располагал к себе.  Даже  внешне.

     – Ах, да! Я забыл представиться, – он поднялся с  краешка  стола,  прошелся по комнате и остановился у зашторенного окна. – Я – полковник  ПГБ Синицкий. Но для вас я – Павел Петрович.

     Костюм на нем был  темно-синий,  дорогой.  Брюки  отглажены,  без  единой складочки.  Безукоризненно  белая  рубашка.  Модный  галстук  в  широкую полоску с золотой заколкой.

     –  Очень  приятно,  –  фыркнул  в  ответ  я.  Представляю,  каким  убожеством выгляжу  сейчас  я  в  своем  засаленном  свитере  и  мятых  спортивных штанах по сравнению с этим джентльменом из органов.  –  Не  считаете ли, гражданин полковник, что заявление  о  моей  невиновности  из ваших уст звучит, мягко говоря, странно? Хотя бы на фоне того дела,  которое упорно шьет мне ваш подчиненный Свиридов?

     – Не считаю, – он уселся на один из стоявших  в  ряд  около  окна  стульев и вытянул ноги. Туфли  у  него  были  тоже  не  из  дешевых  и  начищены до зеркального блеска. – Повторяю еще  раз:  с  точки  зрения  советского законодательства, Николай Львович, вы абсолютно невиновны.

     Он сделал паузу и продолжал:

     – Но есть еще то, что выше  закона.  Партийная  целесообразность.  Слыхали про такого зверя?

     Я усмехнулся и кивнул. Виновен человек или  не  виновен  в  нашей  стране давно уже решали не судьи, а партийные органы.

     – А посему свой срок заключения вы неминуемо получите. Моя задача  – сделать так, чтобы этот срок оказался минимальным.

     – Понятно. И за эту услугу с вашей  стороны  я,  конечно,  должен  сдать все наши пароли и явки...

     – Какая чепуха! – он расхохотался. – Мне совершенно не нужны ваши  пароли и явки, Николай Львович! Тем более, что никаких паролей и  явок  в вашем писательском кругу вовсе и не было!

     –  Ваш  подчиненный  Свиридов  придерживается  иного   мнения,  осторожно заметил я.

     –  Свиридов  туп  от  рождения,  –  на   лице   Павла   Петровича  обозначилась брезгливая гримаса. – Мне не нужны ваши  пароли  и  явки.  Мне нужны вы, Николай Львович. Точнее говоря, мне нужны ваши  рассказы  и повести.

     –  Никогда  не  думал,  что  в  ПГБ  найдутся   почитатели  моего  творчества, – я скептически покачал головой.

     – И тем не менее таковые нашлись, – он  снова  устремил  на  меня  свой пронзительный взгляд. – Я  полагаю,  что  ваше  творчество  очень  полезно для нашей страны, Николай Львович.

     – Опомнитесь, Павел Петрович, – я впервые решился назвать его  по  имени и отчеству. – Если руководство ПГБ узнает о  ваших  литературных  вкусах, то боюсь, что ваша служба на Лубянке окончится очень быстро!

     – Поверьте, мне увольнение не грозит, – Синицкий пренебрежительно  взмахнул рукой.  –  Я  готов  любому  замшелому  партийному  чиновнику  доказать, что ваше литературное творчество работает на общее дело.  На  построение коммунизма в нашей стране.

     – Вот как? Интересно... Ну, а мне  самому  вы  не  могли  бы  это  доказать? Я как-то уже привык относить себя к тем, кто стоит по другую  сторону идеологических баррикад...

     – И  напрасно,  –  он  откинулся  на  спинку  стула,  готовясь  к  длительному  разговору.  –  Ваше  творчество  очень  ценно  для  нашей  идеологической работы, Николай Львович. Нет, ваши повести и  рассказы,  конечно, не являются  переложением  на  литературный  язык  материалов  съездов и пленумов ЦК КПСС.  Они  достаточно  ершисты  и  критичны  по  отношению к Советской власти, но...

     Он сделал паузу, словно  пытался  тщательно  подобрать  слова,  а  потом продолжил:

     – Вас совершенно зря  причисляют  к  литературной  школе  братьев  Строгановых, Николай Львович. Нет,  формально  вы,  конечно,  с  ними.  Участник  литературных  семинаров.  Всех  этих  подпольных  «Аэлит»  и  «Звездных мостов». Ученик, одним словом. Очень талантливый ученик.  Но  если копнуть глубже... Вы ведь совсем другой, Николай Львович. Вы наш.  Глубоко советский человек.

     – Ну-ка, ну-ка, – он и впрямь  меня  заинтриговал.  –  И  что  же  такого просоветского вы обнаружили в моих опусах?

     – Я очень внимательно прочитал все  ваши  произведения,  –  Павел  Петрович прищурился и взгляд его сделался еще острее. – Все, даже  те,  которые вы так и не успели напечатать и которые мои сотрудники  изъяли  у вас во время обыска. Прочитал и пришел к очень любопытному выводу...  Ваши книги воспевают маленького человека,  Николай  Львович.  Человека  общей системы. Человека единой команды. Обычного рядового  человека  в  выдуманных вами фантастических мирах.

     – Мещанина будущего, иными словами, – ухмыльнулся я.

     – Может и так, – согласился он. – Хотя это ваше  определение  мне  не совсем нравится. Выражение «простой человек» звучит все-таки  более  приятно, чем «мещанин». Да, так вот... В той системе ценностей, в  том  мире, который конструируют братья Строгановы и их ученики, вы занялись  разработкой темы простого человека. Человека, встроенного  в  систему,  покорного этой системе. Человека, который по духу своему  не  является  бунтарем, носителем  идей  радикального  свойства.  Человека,  который  получает удовольствие от того, что  живет  в  стабильном  обществе.  В  обществе, где все размеренно, своевременно  и  четко  спланировано.  А  ведь партии и правительству как раз и нужны  именно  такие  люди.

     – Винтики! – фыркнул в ответ я.  –  Ошибаетесь,  уважаемый  Павел  Петрович! Да, я пишу о простых людях. Но это люди будущего. В  котором  вашему сегодняшнему миру места нет!

     – Ну, это как сказать! – Павел Петрович широко  улыбнулся.  –  Мы  ведь как раз и строим это  светлое  будущее.  И  моя  задача,  Николай  Львович, просто убедить ваших читателей в  том,  что  светлое  будущее  начинается уже сегодня. Убедить в том, что идти в общем строю, в  ногу  со всеми, – это единственно верный путь.  А  для  этого  нужно  просто  перебросить мостик между простым человеком из вашего светлого будущего  к рядовому советскому труженику.

     –  Да,  оригинальный  подход...  Использовать  мои  опусы,  чтобы  укрепить ваш режим...

     – Наш общественный и государственный  строй,  –  поправил  он.  Привыкайте к правильной терминологии, Николай Львович. Как будущий наш  сотрудник.

     –  У  вас  богатая  фантазия,  –  я  едва   сдержался,  чтобы  не  рассмеяться. – Писатель-фантаст на службе у ПГБ! Павел Петрович, а  вы  сами фантастику писать не пробовали?

     – Увы, я реалист. И прагматик. С хорошо развитой интуицией.

     – И что же, интуиция подсказывает вам, что я  начну  работать  на  госбезопасность?

     – Непременно  начнете,  –  в  голосе  его  прозвучала  абсолютная  убежденность в сказанном. – И чем скорее начнете, тем будет  лучше.  И  для вас, и для нас.

     – Гм... Откуда такая уверенность?

     – Я уже довольно  долго  изучаю  вас,  Николай  Львович.  Заочно,  конечно. Вы не созданы для борьбы с советской властью. Легкая фронда это да. Это для вас. На кухне пошептаться, фигуру из  трех  пальцев  в  кармане  показать,  пару  рассказиков   с   антисоветским   подтекстом  в каком-нибудь альманахе тиснуть... Вот и  вся  ваша  оппозиционность.

     – А вот посмотрим, – попытался задиристо возразить я. Собственный  голос  почему-то  показался  мне   совершенно   чужим.   –   Жизнь  не  заканчивается сегодняшним днем.

     – Тюрьма, суд, колония, ссылка...  –  Павел  Петрович  продолжал,  словно и не слышал моей реплики. – Вы о таком будущем  мечтали,  когда  посылали ваш первый рассказ в редакцию «Техники  –  молодежи»?  Долгие  годы за решеткой, потом несколько десятилетий в  какой-нибудь  деревне  Мухоморово в восточно-сибирской глуши. Там,  где  из  литературы  есть  только сборник постановлений пленумов нашего ЦК за прошлую  пятилетку.  А телевизор – только в  кабинете  председателя  местного  леспромхоза.  Хамство, бескультурье, пьянство... И разумеется, полная  невозможность  писать. Поверьте, об этом позаботятся в первую очередь.  Ведь  намного  проще лишить вас возможности кропать  ваши  чудные  опусы,  чем  потом  перехватывать на пути за рубеж ваши рукописи.  Перефразируя  Пруткова,  нужно рубить под корень!

     Он замолчал и некоторое время буквально буравил  мое  лицо  своим  цепким взглядом. Потом его губы тронула едва заметная улыбка:

     – А вы слегка побледнели, Николай Львович. Что,  слишком  мрачную  картину вашего ближайшего будущего я вам нарисовал?

     – Да, мрачновато, – согласился я и закашлялся. В горле совершенно  пересохло.

     – Но альтернатива этому мрачному будущему все-таки есть! –  Павел  Петрович щелкнул пальцами. Как фокусник, который собирается достать из  перевернутой шляпы белоснежного  крольчонка.  –  Тюрьма  или  свобода,  забытье или слава...  Выбор  теперь  будет  зависеть  только  от  вас,  Николай Львович!

     – И в чем конкретно состоит эта ваша альтернатива? Что  я  должен  сделать, чтобы выйти из этих стен?

     – Как я уже говорил, мне вовсе не интересны мелкие секреты  вашей  писательской тусовки, Николай Львович. Мне нужно только одно: чтобы вы  дали свое согласие писать так,  как  пишите  сейчас.  Мне  нужно  ваше  согласие писать о маленьком человеке из нашего светлого завтра.

     – И это все? И я могу быть свободен?

     – Да, но не сразу, – брови его слегка сдвинулись к переносице. – Правила игры есть правила игры. Их не может нарушить никто. Ни  я,  ни  вы.  Вам  предстоит  пройти  через  суд  и  вы  получите   свой  срок.  Стандартный срок. Лет пять-шесть, не больше.

     – Тогда какой смысл... – начал было я, но  Павел  Петрович  резко  прервал меня:

     – Не спешите с оценками, Николай Львович! Ваш суд и тюремный срок  уже давно предопределены. Как всегда будет шум  в  западной  прессе  о  репрессиях интеллигенции в нашей стране,  слегка  пошумят  в  подполье  ваши  фаны,  всплакнет  в  подушку  о  загубленной  жизни  молодого  и  интересного  писателя  парочка-троечка  девиц...   Ваша   новая  жизнь  начнется сразу  после  выхода  из  зала  суда.  Вместо  лесоповала  вы  попадете в относительно комфортные условия. Поверьте, что там, куда  в  скорости отправятся ваши коллеги по  писательскому  цеху  о  должности  скромного библиотекаря в войсковой части внутренних войск можно только  мечтать! А у вас еще будет и возможность писать. Более того, я  берусь  организовать доставку ваших книг в зарубежье. Фантастика из-за колючей  проволоки... Да издатели на Западе набросятся на ваши книги стаей! Ну,  а я  через  подставных  лиц  перекуплю  большую  часть  тиражей  и  по  нелегальным каналам верну ваши повести и  рассказы  нашему  советскому  читателю. Самиздат  будет  буквально  завален  вашими  произведениями,  можете в этом даже не сомневаться. Ваши книги  будут  читать,  Николай  Львович.  И  не  просто  читать,  а  любить.  Любить   созданный  вами  фантастический мир, любить придуманных вами персонажей...  И,  конечно  же, многие читатели захотят быть похожими  на  своих  любимых  героев.  Быть похожими на маленьких людей из прекрасного светлого будущего...

     – Ну, а если я не соглашусь на ваше предложение? Или начну писать  иначе? Будущее ведь можно нарисовать и без простых людей. Какой-нибудь  мир сплошных героев...

     – Ну, именно так и пишут большинство наших советских фантастов. И  что,  их  книги  пользуются  спросом  у  читателей?  Их   произведения  обсуждают на полуподпольных литературных тусовках? Нет.  Я  не  думаю,  что вы пожелаете примкнуть  к  когорте  безликих  борзописцев,  Николай  Львович.

     – Я вообще могу оставить писательство.

     – Не можете, – Павел Петрович покачал головой.  –  Вы  достаточно  амбициозный человек. А  реализовать  свои  таланты  можете  только  на  литературной стезе. Поэтому выбор у вас очень  ограниченный:  либо  вы  остаетесь писателем и продолжаете  идти  по  уже  проторенной  дорожке  воспевания маленького человека из будущего на страницах ваших повестей  и романов, либо вы навсегда сгинете в таежной глуши  очень  далеко  за  Уралом. Третьего не дано.

     Он произнес это таким ледяным тоном, что у меня  по  спине  снова  замаршировали колонны мурашек. Я проглотил ком в горле и сказал:

     – Значит, я должен стать вашим орудием... Идеологической  бомбой,  которую вы подкладываете под мир будущего...

     – Идеологической бомбой? – Павел Петрович  расхохотался,  вытащил  из кармана белоснежный носовой платок и слегка коснулся им глаз. – Ну,  вы юморист, Николай Львович... Смешно до слез, честное  слово.  Это  ж  надо придумать – «идеологическая бомба»! Талант, талант...

     Он еще раз  промокнул  платком  выступившую  на  глазах  влагу  и  продолжал:

     – Нет, друг мой. Вы – не «идеологическая бомба». Вы – мой рычажок  влияния на тот самый светлый и счастливый  мир,  который  когда-нибудь  будет. Мой маленький  сюрприз  для  никому  не  нужного  мира  великих  героев. У ваших учителей Строгановых есть в книгах такое  понятие  как  прогрессорство.  Мир  великих   героев   будущего   столетия   берется  подправлять  соседние  слаборазвитые   цивилизации.   Будущее   правит  прошлое.  А  вы,  Николай  Львович,  будете  моим  прогрессором.  Моим  прогрессором в  мире  будущего.  Человеком,  который  сделает  слишком  холодный и неуютный мир героических творцов и умничающих героев  более  мягким и более удобным для нормальной жизни. И самое главное  –  более  управляемым теми, кому и надлежит принимать настоящие решения. Ведь  в  любом мире, дорогой мой писатель, есть и будет элита, сливки общества.  И всегда будут низы, те  самые  простые  люди,  которыми  нужно  уметь  управлять. А вы... Вы смертельно опасны для мира творцов, Николай Львович.  Если бы вы даже сами оказались в таком мире, вы бы  просто  постепенно  стали бы разрушать его изнутри.  Ведь  в  любое  время  и  для  любого  общества очень соблазнительна та альтернатива, которую вы предлагаете.  Стабильный,  предсказуемый  и  управляемый  мир.  Мир  простых  людей,  которыми можно умело и незаметно манипулировать.

     – Только это уже получается не прогрессорство, а... Гм,  какое-то  регрессорство, что ли... Приземление великих целей и замыслов...

     –  Ну,  само  название  зависит  от  точки  зрения.   От  системы  координат, если хотите, – заметил Павел Петрович. – Вы хоть  и  ученик  Строгановых, а в своих произведениях фактически выдвинули альтернативу  их миру. Альтернативу полдням будущего столетия.  Мир  стабильности  и  порядка, основанный на общих интересах множества простых людей.  Очень  приятный и хороший мир. Мир, в  котором  хочется  жить.  Мир,  который  большинство ваших читателей захотят строить уже сегодня.

     – А мне уготована роль прораба...

     – Проектировщика, – поправил Павел Петрович.  –  Прорабами  будут  другие, Николай Львович. Я и мои коллеги, например.

     – Логично, – кивнул я. – В любом проекте могут быть недоделки...

     – Могут,  –  согласился  Павел  Петрович.  –  Да  и  мусор  нужно  периодически убирать. Те самые щепки, которые летят при рубке  леса...  Итак,  как  я  понимаю,  вы  согласны  с   моим   предложением  слегка  подкорректировать будущее, Николай Львович?

     Его лицо озарилось лукавой улыбкой.

     А что я  мог  ответить?  Сказать  «нет»  и  сгинуть  безвестно  в  какой-нибудь  сибирской  глуши?  Или  все-таки   продолжать   творить?  Творить,  чтобы  постепенно  создавать   мой   собственный   мир,  мое  собственное будущее?

     ...Эх, коньячка бы  сейчас!  Честное  слово,  полжизни  отдал  бы  сейчас за маленькую рюмашку коньячка! Какое-то наваждение...  Закрываю  глаза и вижу бутылку коньяка. И пять звездочек на этикетке!

 

 

 

                                                                                        Июнь 2001 года

 

 

 

 

 

 

 

               Ч У Ж И Е:  У К Р А И Н С К И Й   В А Р И А Н Т

 

                         (Рассказ из цикла «Про перцовку и сало»)

 

 

                                                                  I

 

     Тварь прилетела на Землю  из  космоса.  Миллионы  лет  ее  носило  где-то в межгалактических пространствах, перебрасывало гравитационными  волнами от звезды к звезде,  пока  не  прибило  к  границам  Солнечной  системы. Ей понадобилось еще несколько десятков лет,  чтобы  добраться  от заледеневшего безжизненного Плутона к теплой и живой Земле.

     В течение этих неисчислимых миллионов лет  твари  не  нужна  была  никакая пища. Ей  вполне  хватало  для  поддержания  жизнедеятельности  собственных энергетических ресурсов. Но все же и жизненные ресурсы  не  беспредельны. Когда тварь, свернувшись  в  плотный  комок,  нырнула  в  атмосферу третьей от Солнца планеты,  она  почувствовала,  что  вместе с потоком газов, омывающих раскалившееся  от  трения  о  воздух  тело, ее начинают покидать и последние силы.

     Ярким  метеором  она  пронеслась  над  материками  и  океанами  и  вонзилась  в  почву  в  северном  полушарии   планеты,   где-то    посередине между полюсом и экваториальной зоной. Уже почти  совершенно  обессилев, тварь выбралась из кратера, который образовался от удара ее  панциря о  землю,  и  впервые  за  миллионы  лет  своего  космического  путешествия развернулась в свой полный рост.

     Со стороны она  была  по-своему  даже  красива.  Покрытое  черным  блестящим панцирем тело в высоту достигало почти трех метров. Гладкий,  покатый и совершенно безглазый череп  постепенно  переходил  в  мощный  гребень, круто загибающийся к спине. От верхней части головы шли  вниз к массивной челюсти толстые  кожистые  сухожилия.  По  длинным  и  узким зубам твари стекала и падала на землю  вязкая  желто  –  зеленая  слюна. Когда тварь открывала свою  пасть,  изнутри,  почти  из  горла,  высовывался  наружу  костистый  стержень  языка,  заканчивающийся  еще  одной, меньшей по размеру, пастью и острым жалом гарпуна.  На  длинных  членистых лапах твари было всего по три пальца с  толстыми  и  кривыми  когтями.  Тело  удерживалось  в  вертикальном   положении   на  мощных  голенастых ногах, между которыми свисал  кольчатой  трубой  гигантский  яйцеклад. Гребень на спине постепенно переходил  в  длинный  и  гибкий  хвост с шипастым жалом на конце.