Текст книги "Мифы Чернобыля"
Автор книги: Сергей Переслегин
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 28 страниц)
Реплика (эксперт-международник, 26 лет):
– Друзья мои, я готов сегодня сделать небольшой месседж на тему "О пользе дилетантов". Ведь именно они, в конечном счете, в демократическом обществе решают – быть или не быть АЭС, бить или не бить ученых, снимать или не снимать сливки…
Ведущий (программист, 30 лет):
– Вдумчивые дилетанты – это наше все. Они вопросы задают, невинные и конкретные. Например, мам, а ты сама это все в Чернобыле видела или тетя Маша рассказывала? Так вот, вчера тетя Маша сказала, что ты не с папой живешь, а с дядей Петей! Детская непосредственность дилетанта нам полезна. Они почемучки, а не переносчики сплетен, легенд и мифов.
Доклад (эксперт-международник, 26 лет):
– Господа!
Утверждаю, что люди чрезвычайно не любят, когда им говорят неприятную правду. Особенно те, которые находятся у какой-нибудь власти. Эта житейская мудрость имела силу во все времена и исторические эпохи. С приходом массового торжества демократии и свободы слова, как ни странно, никаких позитивных изменений в этой области не произошло. Более того, в современном исключительно демократическом обществе – будь то американском или каком-либо другом – существуют методы, с помощью которых любителей говорить неприятную правду подгоняют под общий знаменатель с такой скоростью, что святой инквизиции и не снилось. Гуманитарная технология позволяет.
Высший писк такой технологии – это когда люди сами отказываются не только всерьез говорить о неприятных, но важных вещах, но даже и думать о "всяких ужасах". Необходимо пояснить, что этот регулирующий дискуссии в гражданском обществе феномен особенно ярко проявляется в обсуждении по-настоящему серьезных, неполитизированных проблем. А уж если проблема вызывает серьезные этические противоречия, то и подавно; аргумент об отсутствии морального права рассуждать о какой-либо проблеме давно стал любимым инструментом при рассмотрении определенного класса вопросов. Балансирование между "отсутствием морального права" и обыкновенной истерикой на практике выливается в отсутствие мышления, то есть в невозможность и нежелание обсуждать какую-либо важную и сложную проблему до ее приведения к интеллектуально и этически безопасному состоянию.
После того как усилиями комментаторов и идеологов-популяризаторов проблема разбирается на составные части, маркируется ярлычками и упаковывается в экономические и политические проекты, она становится материалом для полемики, политических программ и диссертаций. Тогда о проблеме начинают писать книжицы (две мысли на 150 тысяч знаков): "Во Введении я расскажу вам, что я собираюсь сказать в этой книге, в тексте я подробно расскажу вам, что я хочу сказать, а в Заключении повторю то, что я уже сказал"; критики в восторге – "Новый оригинальный подход к главной проблеме современности! Лучшая книга года!" Имеются любители читать лекции: "Влияние гендерной проблематики на развитие системы международных отношений".
Реплика (генетик 48 лет):
– Как тут не вспомнить Аркадия Исааковича Райкина, про "влияние смеха на эндокринные железы при пневмонии легких" или про "смех как испытание звукоизоляции при мощном блочном строительстве".
Докладчик (эксперт-международник, 26 лет):
– Вот-вот… вообще обыватель от информации любит всячески обживать новую интеллектуальную полянку. И никто уже не вспомнит, из-за чего весь сыр-бор, кто и куда первым ткнул пальцем и сказал "Ага!". Что там ваши мифы, целые отрасли незнания и меганауки всех видов создаются. Попытки выяснить у апологетов такой очередной меганауки происхождение яростно пропагандируемой ими точки зрения, не говоря уж о том, чтобы понять, существует ли "на самом деле" проблема, о которой идет дискуссия, мгновенно вызывают срабатывание защитных барьеров и переход на личности. "Да как вы смеете сомневаться в глобальном потеплении и распаде озонового слоя! Ведь в конвенции ООН ясно сказано!..", "Очевидно, что грубое нарушение прав и свобод человека при Советской власти привело к распаду СССР и экономическому кризису!", "Никакой цивилизованный человек не может сомневаться в том, что наркотики – это зло, и мы должны бороться с ним!", "Любому дураку ясно, что главным вызовом современности является война с международным терроризмом!", "Чернобыль – самая страшная катастрофа в истории человечества!"
Может, кому-то и ясно, но пусть этот "каждый" и говорит за себя. Так часто, слишком часто, подмывает занять позицию этакого простачка, "эксперта-дилетанта" и начать задавать простые вопросы к сложным проблемам. И тогда вдруг выясняется, что "глобальное потепление" есть кратковременная – лет на 300 – флуктуация на фоне наступления нового ледникового периода, а экологическая истерия как будто специально и в нужный момент создала новый огромный рынок технологий, скомпенсировавший последствия нефтяного кризиса. Что от сокращения выбросов фреона и углекислого газа печально известная озоновая дыра не уменьшается, а размер ее меняется от чего-то еще. Мы неожиданно обнаруживаем, что марихуана была законодательно объявлена опасным наркотиком после совершенно открыто "заказных" исследований, имевших целью подвинуть производителей пеньки на американском рынке. Что, по всем оценкам, уровень подготовки арабских террористов никак не позволял им осуществить столь грамотно просчитанные и технично реализованные теракты…
Реплика (психолог, 44 года):
– Тут поговорка "на всякого мудреца довольно простоты" обретает некое деятельное звучание. Становиться такими экспертами-дилетантами я призываю всех участников наших семинаров…
Докладчик (эксперт-международник, 26 лет):
– Да, похоже, мы как семинар и существуем для того, чтобы отвечать на подобные вопросы…
Очевидно, что такого рода ответы, то есть "внезапные" открытия, не пользуются особой популярностью ни в России, ни в США, ни где бы то ни было. В 1961 году американский аналитик и эксперт в области ядерных вооружений Герман Кан в своей книге "О термоядерной войне", внезапно заявил, что ядерную войну можно выиграть. Такое заявление и сегодня звучит в высшей степени резко для общественного мнения, а тогда книга имела эффект разорвавшейся бомбы. Так что же вы думаете? На Кана обрушилась волна критики, его обвиняли во всех смертных грехах, называли ястребом и милитаристом, а всего и делов-то было – задаться простыми вопросами о причинах, масштабах и последствиях войны. Какова вероятность случайного начала атомной войны? Как снизить эту вероятность? Куда и как развивается гонка вооружений? Что будет, если атомным ударом будут уничтожены 50 крупнейших городов Америки? Сколько тысяч или миллионов жизней стоит неуступчивость в кризисной ситуации? Что важнее – жизнь людей или некоторые особенности нашей политической системы? А если начать разоружение, то что в ответ сделает противник?
Американское экспертное сообщество пребывало в шоке. И было от чего – Герман Кан стал первым, кто осмелился спокойно рассуждать о том, является ли "ужас ядерной войны" на самом деле непостижимым ужасом, или его можно свести к понятной интеллектуальной задаче. "В самом деле, – писал Кан позже, – люди почему-то считают, что никто не имеет права спокойно рассуждать об ЭТОМ, а тем более – обнародовать свои выводы. При этом война – такой же объект анализа и технологического описания, как, скажем, хирургия. И поскольку хирурги вообще-то не обязательно сумасшедшие садисты, с чего бы так шельмовать человека, спокойно и без предубеждений анализирующего атомную войну? И от одного, и от другого требуется в конечном итоге лишь четкость действий и ответственность за результат, при чем тут эмоции и/или мораль? Вы же не ожидаете от справочника по хирургии пассажей вроде: "А вот этот надрез будет особенно болезненным" или "И тут хлынет кровища!"".
Для современной России тема аварий на атомных станциях является столь же табуированной, сколь для общественного мнения Америки 1960-х – тема жертв ядерной войны. Сухой и максимально непредвзятый, совпадающий с результатами исследований Российского МЧС и многочисленных НИИ, доклад МАГАТЭ о последствиях Чернобыльской аварии вызвал среди части российской общественности бурю эмоций. "Как вы смеете, – кричали в целом несомненно разумные и вменяемые политические и общественные деятели, – утверждать, что основной причиной смертности среди жертв аварии был алкоголизм на почве различных фобий?! Как можно усомниться в том, что "жертвами аварии были сотни тысяч человек"? Ведь "любому ясно, что Чернобыльская авария была, есть и будет самой страшной катастрофой в истории человечества""…
..А в самом деле, была ли? Позиция эксперта-дилетанта позволяет усомниться в том, что кажется очевидным. И задать простые вопросы.
Сколько людей погибло от прямых последствий аварии?
• Какое место по числу жертв авария в Чернобыле занимает по сравнению с другими крупными катастрофами XX века?
• Что за "мутации" и "заражение", которыми нас так пугают?
• Какова вероятность повторения подобной аварии?
• Какое число жертв является условно приемлемым в качестве платы за использование дешевой энергии атома?
• Как это число соотносится с числом жертв других возможных катастроф и причин смерти?
• С какой частотой должны происходить мелкие аварии на АЭС, чтобы поддерживать градус внимания операторов и не допустить более крупной аварии?
• Что будет с уровнем жизни в развитой части мира, если последовать требованиям экологов и отказаться от атомной энергии? А в развивающейся?
Р. В. Арутюнянпервый замдиректора ИБРАЭ, отвечает на вопросы наших въедливых дилетантов про радиацию:
"… Вся чернобыльская эпопея привела к тому, что из-за всех этих принятых неадекватных решений стало можно пугать население загрязнением в 1 кюри на 1 кв. км… В Москве попробуйте померить, так мало не покажется".
"Но что такое 1 кюри? – продолжает физик, – если с точки зрения науки говорить, то сейчас на эту тему существует тотальная безграмотность. С точки зрения принятия решений, это неготовность общества адекватно защищать не кого-то там, а себя. То есть получается, можно пугать рисками, которые в 100 раз ниже, чем просто риски проживания в Москве… Преждевременных смертей по России, тут мы даже внутри института, даже между собой спорим, есть у нас специалист Людмила Михайловна, которая считает, что где-то 20 тысяч преждевременных смертей в год – только из-за грязного воздуха в городах. Мои представления и оценки уходят за 40 тысяч. Ну, это ладно, это можно обсуждать. Простому человеку это объяснять, скажет: "да ладно". Франция, Швейцария, Австрия, 2000-й год, там десятилетнее исследование было закончено по воздействию грязного воздуха. То есть, как вся химия воздуха воздействует на здоровье? Ответ: 40 тысяч преждевременных смертей. И после этого стали вводить новые стандарты качества на воздух.
В реальной жизни половина смертности – это автотранспорт, вторая половина – это химпромышленность вносит свой вклад. То есть сегодня – 18 тысяч в год смертей – это воздух. И это производит впечатление. А если кюри на квадратный километр, это произведет впечатление? Или нет? Этих кюрей, и в атомной промышленности много, и где угодно: в вузах, в больницах они есть, в дефектоскопии, в геологии используется.
Это общество неспособно себя защищать! То есть, если грубо, кюри на квадратный километр сделать нормой – это террористам в руки дать оружие, причем не просто оружие, а миф! Кстати, американцы это прекрасно понимают. Сейчас много усилий прикладывают, потому что там – это осознанная проблема. Нормы сверхжесткие, которые якобы в защиту человека, просто – вранье. Потому что известно, что, если вы вместо того чтобы установить разумные нормы, вводите в отдельных областях сверхжесткие нормы, значит, вы зарываете в землю деньги, вместо того чтобы потратить их на здоровье людей…
Тотально распространено мнение, что радиационные риски – самое страшное на свете, независимо от их уровня. Ну, есть уровни, при которых радиация очень опасна: извините, пожарники в Чернобыле, персонал там, которые получили по несколько сот бэр, были и те, кто до 1000 бэр получил. При 100 бэр острая лучевая болезнь развивается, но от 100 бэр не умирают. Это действительно так: человек лечится какое-то время, у него появляется дополнительный риск, на уровне 5 % онкологии. Но это 5 %, дополнительно на фоне чего-то другого. Есть регионы, где онкологические риски повышены сильнее. Плохо? Не обсуждается. Но 100 бэр, по крайней мере, это значимые риски, которые можно обсуждать. И 100 бэр получали только очень немногие люди. Извините, за всю историю атомной промышленности таких можно набрать, ну 1000 человек, ну чуть побольше, наверное, я здесь не прав, около 2000 тысяч человек в год. Это полтора миллиона человек за 60 лет. И никакая это не смерть, гораздо больше опасность от многих других факторов.
Население таких доз вообще никогда не получает. Население – это 10 бэр, накопленные дозы в чернобыльской зоне, ну в самых грязных-то, ну – 150 миллизивертов. Не бэр, а миллизивертов, то есть на уровне 10 бэр. Иными словами, разрыв уровней, при которых радиационный риск реально наблюдаем и значим, по сравнению с тем риском, что человек может иметь от других факторов: химии и т. д., – это разрыв на порядок, а то и два. А милизиверт – это вообще непонятная вещь. То есть у нас норма предполагает, что если выше одного миллизиверта дополнительное облучение от техногенного фактора, то мы обязаны принимать какие-то меры…
Реплика (студентка 21 год):
– А кто это придумал? Ну, такие нормы?
Ведущий (программист, 30 лет):
– Вообще-то Международная комиссия радиологической защиты.
Реплика (студентка, 21 год):
– Ну, а за рубежом? В Европе такие же действуют нормы или только у нас из-за Чернобыля?
Реплика (психолог, 44 года):
– Тут тоже есть ответ у нашего эксперта Р. В. Арутюняна:
"…это не только наша проблема. Это некая всеобщая проблема, имеющая свои объяснения. Реальные хиросимские данные объективно начинаются с 200 миллизивертов и выше, самый минимум со 100 миллизивертов. Наши специалисты из Обнинска говорят в этом случае о неком превышении риска. Причем не о смертельном, а таком, который можно обнаружить, если постоянно врачи наблюдают.Они могут сказать – да, в этом случае дополнительный риск появляется. Это при дозах в 100 миллизивертов и выше. Все. Дальше, это то, что называется «абстрактные теории». А регулирование идет на фоне таких вещей. Переехал в Финляндию, значит, у тебя доза увеличилась, в Германию переехал, во Францию. В три, в четыре, в пять раз увеличилась. Так что, тебя защищать надо? Абсурд. И это нужно понимать, что есть некая универсальная проблема. Она в сознании…"
Реплика (разработчик компьютерных игр, 28 лет):
– Я бы хотел с точки зрения эксперта-дилетанта спросить: а конструктивные мифы бывают? Одно дело защищаться от мифов, доказывать, взывать к науке или просто к здравому смыслу… И обычно без толку. Совсем иное дело – запускать положительные мифы.
Реплика (психолог, 44 года):
– Такой миф был. Это миф о коммунизме, о будущем, в котором процессы создания материальной базы и творчества будут выступать в равных долях. Основой этого мифа было доверие людей к людям и людей к государству. Вот есть интересное интервью В. А. Сидоренко.
Вопрос:
– Кстати, какие общественные механизмы Чернобыльская авария задела?
Ответ:
– Во-первых, доверие. В результате вся стратегия развития энергетики лопнула. Это – общественный фактор. К нему относится вообще вся структура подхода к оценке безопасности. Последствия прямые, медицинские для жизни и здоровья людей оказались существенно меньше, чем системные… Что я к системным отношу? Разрушение отрасли, дискредитация атомной энергетики, остановка всей программы ее развития. Системные последствия оказались несоизмеримыми и, в конечном счете, основными. И вот преодоление их создает тенденцию выхода на новый этап. А технике-то необходим союз с экономикой, обеспечивающий доказательность "нужности" и признания. Прежде чем планировать, нужно, чтобы признали, прежде чем строить, нужно получить, во-первых, экономическое какое-то доверие, а во-вторых, доверие социальное, подорванное до этого. То есть ситуация изменилась. Изменилась и экономика, и социальное доверие. Экономика требует некого этапа в предлагаемых технологических решениях, чтобы они были более убедительны для бизнеса. Это – важный фактор. Сегодня он проявляется. Создаем новое поколение реакторов, в новом взлете, в ведомственном, в надежде на этот взлет. Этот элемент обязательно должен присутствовать. Доказательно не проявив себя в отношении экономической целесообразности, далеко не продвинешься. А процесс преодоления фобии – медленный.
Реплика (физик, 45 лет):
– Получается, что миф о возрождении России нужно и должно толковать через развитие атомной промышленности, а наличие образа Будущего, ох как не помешает справится с фобиями. Ведь их можно оставить и в прошлом.
Реплика (студентка, 24 года):
– Если конфеты уже съели, вкусные они были или горькие – те чернобыльские конфеты, надо бы фантики убрать. И дальше ехать. Я так понимаю. А то мусора много. Фантики напоминают о конфетках, но содержимого в них давно уже нет. Кто-то съел вкусную конфету, а кто-то горькую. Вот обида. Смотрим на фантики, у одних слезы, другие – довольны. Вторым не нужно убирать. Пока все помнят конфетные бумажки в пустых городах – то все думают, что дети там были, а теперь нет. А это взрослые фантики.
Ведущий (программист 30 лет):
– Однажды люди начнут так к деньгам относится. Оставят на память город-музей с долларами, еврами, на улицах разбросанными. В пыли. И совсем не радиоактивной. Так, для колориту. И порядок будут поддерживать, рассказывая детишкам на экскурсии о ефремовской эре разобщенного мира. И УПАДЕТ ВЛАСТЬ РАЗНОЦВЕТНЫХ БУМАЖЕК. Вместе с властью пустых слов, страшилок, мифов и социальных пособий.
Реплика (физик, 45 лет):
– Это, друг мой, миф про счастье для всех… У него нет экономической основы.
Смех в зале.
Семинар 12
ЧЕРНОБЫЛЬ СЕГОДНЯ: ИЛФЕРЫ И ВЕЛФЕРЫ
Главком, он же – физик, представляет ведущего: мол, вернулся к нам из Сибири на шесть последних семинаров.
– Ну почему же последних? – с ехидцей спрашивает тот. – Что, всех гусей уже раздразнили? Над деканом прикололись, когда меня не было?
Молодежь знает это анекдот, улыбается.
– Ой, а расскажите, кто такие илферы? – спрашивает юная барышня. – Больные, что ли?
Так начинается двенадцатый семинар в чернобыльском цикле.
Ведущий (эксперт по логистике, 34 года):
– Можно сказать, и больные, барышня… От английского "to ill"– "занемочь не в шутку". Илферы живут, как жертвы, и умирают, как жертвы Чернобыля… Это категория людей, для которых время остановилось 26 апреля 1986 года. У них "День сурка". Они не рефлектируют произошедшее, они не развиваются, они тихо исполняют свои роли. Их настоящих слез не слышно. За них все делают митингующие пиарщики всех мастей. Нанятые велферами. Велферы обслуживают систему деятельностей, сложившуюся вокруг илферов, да и вокруг Чернобыльской проблемы в целом. Говоря по-русски, участвуют в "распиле денег", выделяемых международными организациями и разными бюджетными и внебюджетными фондами "на Чернобыль". Живут, в отличие от илферов, безбедно.
Вздыхает нечаянно приглашенный ликвидатор Чернобыльской катастрофы, говорит:
– Это у вас какой-то другой Чернобыль. У нас в 1986-м не было таких категорий. Были герои, были работники, были авантюристы, чиновников было много. Запуганных и не очень. Умных и глупых. Военные, то есть мы. А никаких "феров" не было. Я сам тушил, знаю. Лечили – да. Пенсию платят. Правда, я с тех пор там не был ни разу…
Ведущий (эксперт по логистике, 34 года):
– Велферы, кстати, живут в "сегодня", жутко боятся смерти, но не от радиации, а опасаются – вдруг да придется отвечать по делам своим… А у них ничего святого. Они и плакальщиков и пиарщиков нанимают. Государственные люди.
Третья группа еще есть – физики… все рефлектируют, уже знают об РБМК и катастрофе все. Пришли к обобщению: "Теперь это невозможно, я все понял…" Их крест – постоянное думание на тему…
Физик (45 лет):
– Ну, это ты загнул про физиков-то. Они, только чуть-чуть отпустило к 2000 году, сразу на амбразуру атомную кинулись – быть новым АЭС. Аж Ростовскую пустили, хотя и крику было… У них впереди Будущее…
Ведущий (эксперт по логистике, 34 года):
– Есть также Сталкеры… Это люди, которые не могут находиться далеко от зоны… Они вроде верующих, некие антифизики. "Я это знаю", и "я в это верю" – разные позиции…
Я вот верю показаниям приборов… Впрочем, у людей может быть убеждением как собственный опыт, так и прибор, то есть знания о чужом опыте.
Реплика (разработчик компьютерных игр, 28 лет):
– Ты забыл еще одну категорию людей – туристы, преимущественно японские. Цитирую: «Газета „Daily Telegraph“ (перевод на сайте Inopressa.ru) пишет, что относительно безопасная ЧАЭС привлекает иностранных туристов. Каждый год туда приезжают до 3 тысяч посетителей, сотни из них также обследуют брошенные поселки „зоны смерти“, или „мертвой зоны“, в радиусе 30 километров от АЭС. Туристы бродят по брошенным домам сотрудников станции, сразу после взрыва эвакуированных из города Припять. Туристические агенты из Киева убеждают людей в том, что эти путешествия никакой опасности для здоровья не представляют и продают свои экскурсии менее чем за 200 долларов».
Для туристов Зона – довольно безопасный, но все-таки рискованный "аттракцион ужаса".
Реплика (студентка, 21 год):
– А для Сталкера главное – натаскать каштанов из огня?
Ведущий (эксперт по логистике, 34 года):
– Нет, тут базовый процесс, не само извлечение чего-либо из Зоны, а игра в "Я был там, где другие не бывают…"
Реплика (психолог, 44 года):
– А жители Чернобыля?
Ведущий (эксперт по логистике, 34 года):
– Вернувшиеся – это особая статья, но их немного и, статус их не определен. Спрятавшиеся в Зоне – тоже маргинальная команда, которая вовсю сослужит съемкам так называемого "Дома-3", ну, называться он будет "Энергоблок-4".
– Вы сума сошли! – говорит ликвидатор, – вляпаетесь в «пятна», облучите свою молодежь: вы еще опаснее всех этих ваших фантастических персонажей. Я с тех пор не был там, и не рвусь. Родина послала тушить – тушил. Жив, слава Богу! Не взяла меня радиация. Но вам советую – не играйте с атомом. Он шуток не понимает. А жители там есть настоящие, микробиологом, например, мой товарищ работает, звал в гости, но я все как-то… Вот они – истинные чернобыльцы: изучают, жертвуют для науки и во имя Будущего. А игроки ваши – баловство!
Ведущий (эксперт по логистике, 34 года):
– Давайте вернемся к илферам. Ученые, которые работают в Чернобыле, вызывают мое огромное уважение, но это известная категория. Их изучать не стоит, они со времен царя Гороха служат развитию общества, и Россия ими не беднеет, а вот илферы и велферы – это новое явление. Предоставим слово экономистам.
Доклад (математик, 38 лет):
– Чернобыльская катастрофа до сих пор оказывает существенное воздействие на внешнюю и внутреннюю политику как стран, непосредственно затронутых катастрофой, так и стран, на первый взгляд, с катастрофой никак не связанных. В Белоруссии принято считать, что именно она больше всех пострадала от Чернобыльской аварии. Судя по некоторым данным, подобная позиция поддерживается и международными организациями, хотя фактических подтверждений этого сомнительного статуса мне найти не удалось. Так, культивируемое мнение…
По оценкам Института экономики Национальной Академии наук Республики Беларусь, расходы на преодоление последствий аварии за 18 лет превысили 17 млрд. долларов, в то время как экономические потери страны в первые 30 лет после аварии на ЧАЭС составят 43,3 млрд. долларов США, а общие потери за этот период оцениваются в 235 млрд. долларов США. Доля расходов госбюджета на чернобыльские проблемы составила в 1991 г. – 16,8 %, в 1996 г. – 10,9 %. В настоящее время страна тратит на финансирование государственных чернобыльских программ 6 % своего бюджета, впрочем, не совсем понятно, каким именно способом получена данная цифра. На данный момент 6 % от белорусского бюджета составляет порядка 700 млн. долларов, что значительно превышает, например, общие расходы бюджета Белоруссии на здравоохранение. На основании специального закона Беларуси от 1991 года, 2,1 млн. жителей страны, то есть около четверти населения страны – жители зараженных территорий и ликвидаторы ЧАК – получили специальные льготы. На данный момент большой пакет льгот сохранили, в первую очередь, обладатели удостоверения "Ликвидатор последствий аварии на ЧАЭС". Эти льготы включают специальное обслуживание в медицинских учреждениях и социальные выплаты. Кроме того, в Белоруссии достаточно высок социальный статус ликвидаторов аварии. Как сказал в интервью один из представителей молодого поколения: "Если бы были какие-нибудь проблемы – то мы бы обратились, – но таких потребностей просто не возникало".
Кроме того, Белоруссия получает до 50 млн. долларов международной помощи в год.
В Белорусии выведены из хозяйственного оборота 2640 кв. км сельскохозяйственных угодий. В общей сложности радиоактивному загрязнению в Беларуси подверглось 22 % сельскохозяйственных площадей и 21 % лесов.
Беларусь, наиболее пострадавшая от аварии на ЧАЭС, приостановила свои программы в области атомной энергетики. Эта страна не обладает собственными источниками энергии: в 1997 г. лишь 14 % энергопотребления страны покрывалось за счет собственных энергоносителей. Беларусь, таким образом, жестко привязана к дорогому энергоимпорту: 80 % энергии она получает из России, остальное – из Литвы.
Следует особо отметить, что в Беларуси, несмотря на значительные финансовые потери от ЧАК, практически нет радиофобии и не встречается "виктимная" психология среди переселенцев или жителей пострадавших территорий. Так, пущенный в середине 2005 года в белорусском сегменте Интернета слух про разрушение саркофага не привел к ожидаемым паническим настроениям и вскоре заглох сам собой. Многие жители Минска этот слух вообще не заметили. В общем, можно сказать, что Белоруссия на данный мо-мент практически решила основные проблемы, связанные с Чернобылем, правда, так и не получила никакой реальной материальной компенсации катастрофы.
Реплика:
– "Виктимность" – это от английского victim – жертва?
Ответ (математик, 38 лет):
Замечу, что не я первым применил к чернобыльцам термин "синдром жертвы". Не могу отказать себе в удовольствии процитировать "мировую паутину": "Как отметил два года назад спецпредставитель ВОЗ в России Микко Виенонен, уровень радиации там укладывается в допустимые пределы. Но у местных жителей уже сформировался «синдром жертвы». «Если человеку много лет повторять, что его жизнь не сложилась, а здоровье разрушено, то в голове сформируется жесткая программа. Жизнь становится непродуктивной'», —отметил Виенонен".
Виктимная психология особенно распространена среди ликвидаторов, которые подвергались массированному информационному воздействию на протяжении нескольких лет. В результате, поданным ИБРАЭ:
«Показатели инвалидности ликвидаторов очень высоки: за период с 1991 по 1994 год они выросли в 6,6 раза, с 1994 по 1997 год – в 1,6 раза. На сегодня 27 % ликвидаторов имеют инвалидность. Это очень высокий процент, если учесть, что средний возраст ликвидаторов в настоящее время составляет 48–49 лет. Одновременно данные Российского медико-дозиметрического регистра указывают на то, что показатели смертности ликвидаторов не превышают показатель смертности соответствующих групп мужского населения России. Этот факт и отсутствие зависимости частоты инвалидности от полученной дозы являются доказательством того, что эффект повышенной инвалидности скорее всего имеет социальные причины».
Все-таки вежливые люди работают в ИБРАЭ: пропаганду, прямо и непосредственно направленную на подрыв здоровья людей, они мягко именуют "социальными причинами".
Реплика:
– Правильно ли я понял, что в Белоруссии фактически нет велферов?
Ответ (математик, 38 лет):
– Да. Ведь велфер – это гражданин, живущий в ментальном поле случившейся аварии. Он является ее жрецом. Белорусские ликвидаторы и жители получают пособие, благодарят судьбу и Батьку своего и живут в XXI веке, насколько позволяет экономика. А с энергетикой у них и до Чернобыля было не густо… Еще одна Интернет-цитата:
"Как сообщает «Независимая газета», с 20 апреля и до конца месяца рабочая резиденция президента переехала в Гомельскую область, больше других в стране пострадавшую от чернобыльской аварии. Утром Лукашенко садится в вертолет и с высоты птичьего полета отслеживает ход посевной кампании на зараженных территориях.
Несколько дней назад, сообщает газета, для президента у строили выставку репчатого лука, выросшего на «чернобыльских» полях. «Рентабельность продукции 420 процентов, такие деньги можно делать разве что на наркотиках, – заявил один из агрономов белорусскому телевидению. – К тому же лук не поглощает радиацию, его можно выращивать в Чернобыльской зоне»".
Продолжаю…
Белорусский Государственный Комитет по проблемам последствий катастрофы на Чернобыльской АЭС среди негативных последствий аварии выделяет следующие: полная либо частичная потеря сельскохозяйственных угодий и природных ископаемых, падение производственных мощностей и потери рабочей силы на загрязненной территории, падение стоимости продукции, произведенной на загрязненной территории.
По информации ПРООН и ЮНИСЕФ, на зараженных территориях были закрыты и выведены из производственного цикла 54 крупных сельскохозяйственных и лесных хозяйств, 9 промышленных предприятий, 22 месторождения полезных ископаемых. На Украине на зараженных территориях закрыто 20 сельхозпредприятий и 13 фирм.
Официально признано, что Беларусь – наиболее пострадавшее в результате катастрофы на ЧАЭС государство, – отметил Владимир Цалко.
Теперь по Украине: украинские эксперты оценивают экономический ущерб для своей страны практически в ту же сумму, что и Белоруссия – за период до 2010 года в размере 201 млрд. долларов США. В 1992 г. Украина истратила на ликвидацию последствий аварии на ЧАЭС 15 % государственного бюджета, в 1996 г. – 6 %. В настоящее время, по официальным данным, эта доля составляет 5 %, правда, как и для Белоруссии, совершенно не ясно, каким образом получалась подобная цифра.
Общее число пострадавших, получающих дополнительные социальные льготы, составило 3,1 млн. человек Размер льгот значительно отличается для разных категорий граждан (вообще, всего пострадавшие в результате ЧАК получают до 50 различных видов льгот). Ликвидаторы аварии и лица, ставшие инвалидами в результате ЧАК (таковых насчитывается до 92 000 человек), получают также и материальную помощь вплоть до 100 долларов США. Огромные деньги, однако!