Текст книги "Мифы Чернобыля"
Автор книги: Сергей Переслегин
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 28 страниц)
Несколько человек после семинара остались провести пресс-конференцию с журналистами, их интересовали ядерные катастрофы и прочие ужасные ужасы.
– Что Вы понимаете под глобальной ядерной катастрофой? – таков был первый вопрос.
Ответ (математик, 38 лет):
– В 1950-х – 1960-х годах под глобальной ядерной катастрофой понималась только и исключительно ядерная война. Война эта воспринималась как более или менее обыкновенный Апокалипсис: разрушение городов и инфраструктур, заражение почв, гибель сотен миллионов, в общем до миллиарда людей, крах цивилизации и одичание выживших, возврат к постфеодальным отношениям. Ядерные бомбардировки рассматривались в логике Второй мировой войны: Дрезден, возведенный в квадрат и тысячекратно повторенный.
Эти общественные представления широко представлены в фантастике, преимущественно английской и американской…
Реплика (психолог, 44 года):
– Интересно, что в советской литературе изображение ядерной войны и ее последствий не особенно поощрялось, хотя эта тема и не была совершенно "закрытой".
Реплика (генетик, 48 лет):
– Упомяну как лучшие произведения в этом жанре "Реквием по Лейбовицу" Уолтера Миллера-мл. и "Будет ласковый дождь" Р. Брэдбери, в кино тема представлена еще шире – от великолепной ленты С. Крамера "На последнем берегу" до таких ремесленных поделок как "День после…", "Безумный Макс-2" и "Терминатор-3".
Особую позицию занял поэт будущего И. Ефремов. Слышали, молодые люди, о так называемой модели Будущего Ефремова-Стругацких? Нет? А мы в ней жили… И физики из Курчатовника – тоже. Не то чтобы Иван Антонович не верил в возможность ядерной войны, скорее, он сомневался в ее апокалипсических последствиях. "Мирный атом" он считал гораздо более опасным, чем военный.
Вот вывожу на экран. Хотел на семинаре зачитать, как-то не сложилось… Знакомьтесь…
"Тридцать седьмая звездная экспедиция была направлена на планетную систему близкой звезды в созвездии Змееносца, единственная населенная планета которой – Зирда давно говорила с Землей и другими мирами по Великому Кольцу. Внезапно она замолчала. Более семидесяти лет не поступало ни одного сообщения. Долг Земли, как ближайшей к Зирде планеты Кольца, был – выяснить, что случилось. (…)
Звездолет шел над ночной стороной Зирды не быстрое обычного земного спиролета. Здесь внизу должны были расстилаться города, заводы, порты. Ни единого огонька не мелькнуло в кромешной тьме, как ни выслеживали их в мощные оптические стереотелескопы. Сотрясающий гром рассекаемой звездолетом атмосферы должен был слышаться на десятки километров.
Прошел час. Не вспыхнуло ни одного огня. Томительное ожидание становилось невыносимым. Hoop включил предупредительные сирены. Ужасный вой понесся над черной бездной внизу, и люди Земли надеялись, что он, слившись с грохотом воздуха, будет услышан загадочно молчавшими обитателями Зирды.
Крыло огненного света смахнуло зловещую тьму. «Тантра» вышла на освещенную сторону планеты. Внизу продолжала расстилаться бархатистая чернота. Быстро увеличенные снимки показали, что это сплошной ковер цветов, похожих на бархатно-черные маки Земли. Заросли черных маков протянулись на тысячи километров, заменив собою все – леса, кустарник, тростники, травы. Как ребра громадных скелетов, виднелись среди черного ковра улицы городов, красными ранами ржавели железные конструкции. Нигде ни живого существа, ни деревца – только одни-единственные черные маки!
«Тантра» сбросила бомбовую наблюдательную станцию и снова вошла в ночь. Спустя шесть часов станция-робот доложила состав воздуха, температуру, давление и прочие условия на поверхности почвы. Все было нормальным для планеты, за исключением повышенной радиоактивности.
– Чудовищная трагедия! – сдавленно пробормотал биолог экспедиции Зон Тал, записывая последние данные станции. – Они убили сами себя и всю свою планету! (…)
Из данных справочников по Зирде извлекли упоминания о рискованных опытах с частично распадавшимися атомными горючими. Нашли выступления видных ученых погибшей планеты, предупреждавших о появлении признаков вредного влияния на жизнь и настаивавших на прекращении опытов. Сто восемнадцать лет назад по Великому Кольцу было послано краткое предупреждение, достаточное для людей высокого разума, но, видимо, не принятое всерьез правительством Зирды.
Не оставалось сомнения, что Зирда погибла от накопления вредной радиации после многочисленных неосторожных опытов и опрометчивого применения опасных видов ядерной энергии вместо мудрого изыскания других, менее вредных".
Понятно, что семинар наш продолжился только малым составом.
Реплика (математик, 38 лет):
– Обратите внимание, друзья, – это написано за 30 лет до Чернобыля и за 15 лет до всеобщего увлечения экологическими проблемами.
Еще хочу вам рассказать следующее: в 1980-х годах сама концепция ядерной катастрофы резко изменилась. Начало положили работы П. Кроссера, обосновавшего понятие "насыщающего ядерного нападения" и обратившего внимание экспертного сообщества на важность проблем с инфраструктурой и связью. П. Кроссер впервые показал, что ядерная война вовсе не сводится ко Второй мировой, возведенной в ту или иную степень, она содержит принципиальные новации. Эти новации были "распакованы" в исследованиях Н. Моисеева, создавшего концепцию "ядерной ночи" и "ядерной зимы".
Журналист (26 лет):
– Да, мы слышали про "ядерную зиму" и активно проходили эту тему на уроках в школе, убийственное, скажу прямо, повествование. Помню много шуток у нас возникло по этому поводу, на самом деле хотелось защититься от темы, которую нам грузили…
Ядерные взрывы, пожары, упадет температура земли, и пепел будет вокруг нее вращаться, кажется так…
Генетик (48 лет):
– Речь у Моисеева действительно шла о том, что пожары лесов и городов, вызванные ядерной войной, полностью изменят атмосферную циркуляцию и приведут к температурной инверсии, вследствие которой температура воздуха у земли охладится до 30–70 градусов ниже нуля. Длительность такого состояния атмосферы будет зависеть от ряда условий (в основном, от количества выброшенного в стратосферу пепла и среднего размера его частиц), но речь шла о многих месяцах и годах.
Модель "ядерной зимы" описывала самую настоящую катастрофу планетарного масштаба. В "ужастиках" 1960-х годов лишь предполагалось, что "в ядерной войне не будет ни победителей, ни побежденных", исследования Н. Моисеева превратили это предположение в уверенность.
Реплика (издатель, 46 лет):
Как раз в период 80-х – 90-х выходят книги и фильмы, построенные в логике "ядерной зимы". Помните: "Первый день спасения" В. Рыбакова, мы его ждали, он был экранизирован под названием "Письма мертвого человека", молодому и малоизвестному тогда Вячеславу Рыбакову дали Государственную премию. Был написан "Атомный сон" С. Лукьяненко, "Почтальон" Д. Брина и экранизирован "Ферми и стужа" Ф. Пола.
Ведущий (физик, 45 лет):
– Насколько построения Н. Моисеева – К. Сагана реальны, судить трудно. В сущности, речь идет об имитационной модели, связь которой с действительностью не очевидна: мы в действительности не умеем считать атмосферную циркуляцию и не представляем себе, какие компенсаторные механизмы могут включиться… А ведь могут и не включиться… в случае выброса в атмосферу огромных объемов пепла и пыли…
В последующие годы "ядерная зима" породила сразу три взаимосвязанных научно-общественных мифа. Во-первых, "ядерная зима" сама собой превратилась в зиму "астероидную". К концу 1980-х столкновение с астероидом на полном серьезе начали рассматривать в качестве причины гибели динозавров. Авторам этой гипотезы было глубочайшим образом наплевать, что столкновение земли с астероидом привело бы к выбросу в атмосферу сравнительно крупных частиц, которые в модели Н. Моисеева создали бы недолгие "сумерки", но никак не эффект стабильной температурной инверсии – "зиму". Закончилось все это тем, что "астероидная угроза" превратилась в один из ведущих механизмов "распила" бюджетных ассигнований на науку. По ходу дела сняли насколько рекламных фильмов, из которых в памяти остался "Армагеддон" и "Столкновение с бездной".
Во-вторых, сознание обывателя совместило гипотезу Альвареса о гибели динозавров с разговорами о Чернобыльской катастрофе и ее последствиях, в результате чего родилась совсем уже мистическая картина "ядерной зимы, порожденной множественными взрывами на атомных станциях".
– С этим, понятно, к психиатру! – не выдержал юрист. Он вообще не любит оголтелого нарушения логики, хотя и молодой, и на Перевал с нами не рвется…
Журналисты кивали… Вряд ли они знали гипотезу Альвареса. Но поняли, что путать Чернобыль с ядерной зимой и динозаврами – не стоит. Часть известных нашему поколению фактов просто исчезла из обращения молодежи. Ребята, расшифровывающие тексты интервью физиков из Росатома, ни разу в жизни не слышали, например, про Бхопал и расшифровывали его всеми возможными буквенными сочетаниями. Интересно, как они воспринимают Курчатовник, – как нечто из Толкиена?
Реплика (ведущий, 45 лет):
– Это еще не все, друзья, в 1990-х свершилось страшное! "Творчески" переработав концепцию "ядерной зимы", европейская наука создала на том же "движке" теорию глобального потепления и парниковых газов. Генрих Саулович Альтшуллер, создатель ТРИЗа и РТВ, назвал бы такой прием мышления "переходом к антисистеме" и предсказал бы появление "бисистемы", представленной фильмом "Послезавтра" и гипотезами об исчезновении Гольфстрима вследствие таяния льдов Арктики.
Опять у нас мелкая локальная образованческая беда. Часть молодежи не слышала о ТРИЗе вообще. А вот про потепление слышали все.
– Да-да, – закивали журналисты, – это некоторое время была модная тематика, но что-то холодает, наоборот, поэтому расскажите, пожалуйста, подробнее.
Реплика (математик, 38 лет):
– За вторую половину 1990-х годов эту дурацкую теорию превратили в политическую практику, оформили в виде Киотского протокола, который был положен в основу нового крупного бизнеса, а именно, торговли квотами на парниковые газы. Опять-таки было снято несколько рекламных роликов, из которых выделяется фильм "Послезавтра", где "глобальное потепление" оказывается механизмом, запускающим "неядерную зиму".
Реплика (ведущий, 45 лет):
– Причем, обратите внимание, в 2000-х годах происходит постепенное осознание глубины энергетического кризиса. В этой связи возникает новый образ "ядерной катастрофы": остановка одной из крупных АЭС. Авария. Нехватка ядерного горючего или под деятельностью "защитников окружающей среды", нарушение равновесия в энергосистеме страны или континента. Прогрессирующий отказ распределительных устройств, сетей, механизмов безопасности. "Эффект домино" на генерирующих мощностей… ночь и зима. Только не ядерные, но темные и холодные.
Ведущий выводит на экран фотографии ночного Еревана. Город похож на пережиток ядерной войны. Ведущий был в Армении, и не один раз… Там люди пережили год без света и не хотят больше никаких «домино» с Европой и прочих крапленых колод…
– Армянский вариант? – выкрикивает с места журналист, узнав, видимо, знакомую картинку. – Да, это было страшнее всяких выдуманных астероидов…
Именно, – отрезает ведущий. – Это наш отдельный семинар. И армянский, и вашингтонский, и стокгольмский варианты. На сегодня – все.
Семинар 10
МИР БЕЗ ЧЕРНОБЫЛЯ
А мой герой был скромный малый,
Существовал по мере сил,
Не познакомился с опалой,
Но и фавору не вкусил,
Ничком не ползал по окопам,
Не лазил к барышням в альков,
Не эмигрировал в Европу
из-за незнания языков.
М. Щербаков
Семинар наш не заладился с самого начала, из-за названия, словно великий и могучий реактор тревожил участников своей памятью – я был, я влиял… Не сметь! Прошлый семинар был посвящен ошибкам, и рамки этих ошибок вышли на геополитические границы мира.
Фактически этот семинар по окончании его получил название «Ошибки-2, или Бессилие компетентности против Сюжета».
Ведущий (программист, 30 лет):
– Сегодня поговорим о том, каким бы мог быть мир без Аварии, где, в каком доверительном интервале лежит возвращение к текущей экономической и социальной ситуации и лежит ли? Игру Главком обещает…
Реплика (психолог, 44 года):
– Знаете, друзья, в 2006 году от снега стали рушиться крыши в Европе. В Москве тоже под конец зимы пострадали посетители и работники круглосуточного крытого рынка. А прошлой зимой был бассейн с придавленными, раненными и обмороженными людьми. Еще падают пролеты лестниц, и вообще популярны катастрофы новых строений, а не старых… Раньше строили на века, не знаешь, в чем душа держится у этого дома на Невском проспекте, но стоит, – так считают вспоминающие физики и нынешние питерские старушки из их же поколения. Это их молодость. И в ней было все лучше. Сколько угодно можно беситься по поводу того, "что совершается дома", но если у тебя нет власти это запретить, то брызги слюны летят против ветра. Вот вам и бессилие компетентности… И у нас нет власти, и у них ее не было… Нам бы лучше смотреть, как бы чего не вышло в Будущем, какие новые процессы в нем пойдут, а не анализировать, что было бы если бы…
Это был прямой саботаж темы. К счастью, молодежь считала иначе. Во время игры эффективно брала на себя решения по предотвращению катастрофы, но упорно Посредник пробрасывал ситуацию все ближе и ближе к взрыву, потому что для проявления своей компетентности игрокам не хватало заявленной статусности. «На последнем берегу» станцию они удержали, все отделались строгачами, было пару увольнений. Эта нереальщина, погружение в малопривычный мир будоражила. Мы стояли на границе этого мира и мешали протащить туда компьютеры и гуманитарные технологии.
Девушка-студентка, вызвавшаяся играть за административный Голем бывшего СССР, посерела на лицо… Но все же натянула поверх эмоций матрицу Управляющего людьми, как бинарными роботами. Она тихо и бесцветно запрещала или игнорировала компетентные предложения, похоже, навсегда освоила, что такое система. И то хлеб… Чиновник в кресле – не всегда человек. Полезный для будущей жизни опыт.
– Если ты умный, почему ты не богатый? – спрашивал наш эксперт-международник, а здесь некий обобщенный американский менеджер с улыбкой Карнеги. Он изо всех сил пытался соблазнить физиков. В общем, он играл за Великого Гегемона – транслятора новой идеи Потребления и Демократии. И мы сегодня знали, что эта игра отлично сработала и вывезла из страны миллионы специалистов. В мире, где был Чернобыль.
А заокеанского благодетеля нельзя было недооценивать. Однако произведенный игроком Текст «Про разнообразие упаковок и проблему выбора среди них» в нашей игре был из обращения изъят и спрятан… Горбачевцами, которые стремились к правильным реформам…
Но оборотень не дремлет, и тогда, в эпоху серой формы школьников, имело смысл выражение: «Если ты умный, почему ты не управляешь и не берешь на себя ответственность? Или тебе не дают? Мы сделаем вас счастливыми…»
Рвется в бой компетентный атомщик, вооруженный онтологией и отогревшийся в оттепель 1960-х. Его роль играет великодушный молодой аналитик с человеческим лицом.
Он становится советником Горбачева и на четвертом такте Игры говорит, что сделать ничего нельзя и что под угрозой Ленинградская АЭС и катастрофа северной цивилизации. Альма-матер интеллектуальной и культурной элиты страны гибнет…
Молодежь вообще не понимает, как эти интеллигенты позволили бандитам оказаться у власти и развалить в 1990-е индустриальную основу. Приходится прерывать Игру и читать длинную лекцию на тему поколений, о том, что элиты формируются в застенках, там же и пекут свою онтологию: иногда за стенками НИИ, например им. Курчатова, а иногда именно в застенках. А у нас в России 1990-х будущие элиты как раз таки сформировались из бандитов, и онтология у них была хоть куда: «Это мне и это тоже мне… А вот это, остальное – моим родственникам». И на тот момент онтология сия была лучше, чем плановое хозяйство, потому что трясла социум под его экономическим основанием, то есть «толчки взрыва слышались в машинном зале». А интеллигентные люди бегали докладывать или выполняли распоряжения, смысла в которых не было, и думали, что все обойдется… Горькая правда лучше сладкой лжи? Кто вам сказал такую глупость…
Игра запнулась.
– Это что же, вместо кусков графита наш российский «реактор Перестройки» выкинул из жизни часть ученых: они очень фонили, использовать их не могли, да и не хотели… А старую экономику заглушили и бросили на двадцать лет. Глядишь, и лес восстановился вокруг, – насмешничал играющий за то еще Министерство. Он не хотел лететь в Чернобыль и всячески находил себе занятия в Москве. Он был согласен даже консулом в Кашмир, там в то время было относительно тихо. Ему приписали очки за изобретательность и зачли цитату из Медведева:
– Нет, кроме шуток, – продолжал Попель. – Зачем я там нужен, ничего не понимающий? Приедем, приду к Садовскому и скажу: – Я вам нужен, Станислав Иванович? И если он скажет – «нет», тут же уеду назад…
– Теперь ты – Попель, – сказали несостоявшемуся послу игроки. – Эти москвичи из главков сразу же уехали, мол, не нужны, не понимаем в атоме и радиации…
– Все мы в находимся в Сюжете, – задумчиво произнес игрок, – я вот вашего Медведева не читал, просто хотел как лучше… для здоровья…
– У нас при Веретенникове отыскать атомщика в главке, понимающего толк в реакторах и ядерной физике, почти невозможно. Зато невероятно раздулись бухгалтерия, отдел снабжения и плановый отдел… – зачел следующую цитату унылый Американский Левиафан, которому в игре было скучно, потому что он ее уже выигрывал за счет двух предыдущих войн и геополитического снобизма гегемона. Американцев никому неинтересно играть. Они построят сто авианосцев – и «пускай хомяк подавится». А наш хомяк взял да и скончался. Чихнул на всю Европу и скончался. Смешно и грустно. Куда мы со своими играми против авианосцев. Тут нужно хитрую стратегию, а эта длинная песня. Мы, Посредники в Игре, по очереди дежурим на Перевале, какая стратегия… Некогда. Время не ждет.
Семинар нужно делать по компетенциям…
Уже вылетели из Игры, потому что актуальность сильнее. Об этом спрашивают всё: и бизнес, и вузы, которые не померли, и министерства. За это начинают отстегивать деньги. Про будущее спрашивают. Кто нужен-то будет? Какие специалисты? Даже не как готовить и где, а что им делать-то придется?
Не на Перевале же дежурить век, авось, молодежь что-нибудь придумает или варвары прибудут…
Выступает девушка-дизайнер, рассказывает, как руководитель крупного строительного холдинга в прошлом торговал «ножками Буша» и теперь подмахивает проекты, как накладную на генномодифицированный товарец. А его же пособники из прошлого бизнеса с энтузиазмом строят хоздвор универсама в лоб с окнами элитных квартир, а то и на «трехсотку» водовода норовят поставить четырнадцатиэтажный дом. Они плохого не хотят, они хотят денег срубить. А почем они знают про взрывоопасный водовод, кабель какой-то и нормативы. «Неужто братки не разобрались, кому заплатить?» – удивляются они.
Каждая такая ситуация пахнет балаковской аварией, про которую тоже пишет Медведев. Хорошая оговорка как-то прижилась у нас в компании: житье дуракам между трусами.
«После моего отъезда из Припяти на работу в Москву Брюханов стал активно продвигать Плохия и Фомина в руководящий эшелон Чернобыльской АЭС. Впереди шел Плохий. Он стал со временем заместителем главного инженера по эксплуатации, затем главным инженером. В этой должности он долго не задержался и по предложению Брюханова был выдвинут главным инженером на строящуюся Балаковскую АЭС, станцию с водо-водяным реактором, проекта которого он не знал, а в итоге в июне 1985 года, во время пусконаладочных работ, из-за халатности и разгильдяйства, допущенных эксплуатационным персоналом под его руководством, и грубого нарушения технологического регламента произошла авария, при которой живьем сварились четырнадцать человек. Трупы из кольцевых помещений вокруг шахты реактора вытаскивали к аварийному шлюзу и складывали к ногам бледного как смерть некомпетентного главного инженера…»
Как ясно из дальнейшего повествования, ни совесть не проснулась у этих троих, ни рефлексия не пробила их.
– Голем, или я, – возникла тут серая девушка, – не знает эмоций. Ему все равно, кто страдал, у него регистрируются факты – было-не было. А в информационной «вертушке» минус на плюс поменять это плевое дело. Жаль бабушек воинствующих, интеллигентных таких, которые считают, что государство их обидело и поплатится теперь. Государство – это же система. Души у нее нет. Просто одна бабушка не угадала – по каким числам выдают номерочки с именем «да», а другая угадала. Я – продолжала девушка-Голем – чувствую себя машиной, беспокоящейся о количестве топлива, на котором дальше ехать. А ехать-то все равно куда, лишь бы шестеренки вращались.
Реплика (психолог 44 года):
– Вот-вот… Тетенька из Припяти, что в одном халатике уехала и сберкнижку не взяла, думала, что государство это усталый дядька, живой, сердитый, но свой, а обращалась к машине за талончиком. Ей, наверное, выдали деньги на новый халатик и на дорогу к родственникам. А дальше? Ну, что дальше. Пропало имущество, немудреное, правда. Ну помыкалась, так сегодня это вообще принято: в сутки собрались, бросили жилье и съехали, потому что за детей боялись, в Россию, матушку – Беженцы мы! Русские! А она и не ждет. Ни в школе, ни на работе, ни в каком-никаком жилье. Рухнул Союз Советских. Перестал Красный Крест собирать кровь и спасать жизни. Новая система обернулась к людям задом. Все, кто сумел, стали сами за себя отвечать. А кто ждал забот государственных – замерз в очереди.
Реплика (физик, 45 лет):
– Советский Союз растил очень несамостоятельных детей – интеллигенцию. Поэтому бандиты, проходимцы, а то и просто рисковые ребята сильно потеснили ее, когда власть партии пошатнулась. А до этого был умникам рай. Работай, где нравится, сколько хочешь сиди за столом с мозговитыми товарищами, пей кефир и спорь о коммунизме, ваяй установку или разводи техноромантизм. Тебе хватит зарплаты ровно на то, чтобы быть средним, но не голодать, купить жене дефицит на праздник и один раз в году съездить в отпуск – "дикарем", зато с семьей. Все было решено. Школа. Вуз. Распределение. Шарашка, как бы ее ни называли. Почтовый ящик, куда не ходят письма, зато приходят люди, чтобы создавать за государственный счет изобретения для милых узкоглазых островитян и их великой цивилизации. Созданное нашими инженерами было даже не свое, за него была гордость, но собственности не было, иногда и фамилий не стояло, и утекало все это в информационное пространство через журналы "Химия и жизнь".
Иногда нам с Перевала кажется, что японцы прямо-таки возненавидели Россию за ее перемены. Иссяк источник… Бегай теперь по всему миру.
Реплика (физик, 45 лет):
– Наши инженеры и физики были детьми. У них был строгий родитель – государство, оно разрешало детям "два шага вдоль стены", зато на роликах… Когда папа заболел и умер, дети стали ждать, что кто-то придет, а отдельные так даже повзрослели и списали ожидающих товарищей. Некоторые ученые дети потянулись на Запад – там нашлась демократическая мама, которая подарила фордик и любимую работу про нейтроны. И все, что творится в стране Россия, стало эмигрантам неинтересно, потому что родина их не оценила. Да и осталось ли что-то от Родины?
Вся наша играющая молодежь нет-нет да и поработала за границей. Хотя бы годик. Для активизации мобильности… С Запада тянется списочек компетенций из прошлого – исполнительных офисных рабочих, дешевых исполнителей на все руки и ученых, исполненных осознанием своей специализации. Настоящее требует совсем других специалистов: с широким образованием и готовностью применить его к работе со специализированными системами, большими и сложными. Таких готовили российские университеты до 1990-х годов. И более никто. Но Хогварадс был разрушен. А то, что у нас он носил название «Новосибирск» или «Казань», так это все – «трудности перевода». Англичанку Джоан Роллинг многие не любят. Вот у ж отыскался Иван Ефремов в юбке на европейскую голову… Системно мыслящие востребованы, еще более востребованы те, кто решает задачи с нечеткой целью и готовы действовать в состоянии неопределенности. Не помешают и просто образованные люди, умеющие выходить в рефлексивную позицию, а потом возвращаться в деятельную.
Молодежь ратует за смешение народов и языков, а мы охраняем великий и могучий… и читаем им стихи, они отвечают приколами – тоже в стихах. Из чернобыльской тематики вылезают новые компетенции: ландшафтный дизайнер АЭС, информационный дизайнер атомной отрасли.
Читаем Медведева. Основной настрой семинара – ностальгия:
«Очень ему понравились здешние места, хмельной воздух, отличная рыбалка. Подумал даже: перебраться бы сюда на постоянное жительство. Если удастся, конечно. Все же столичная область, лимит на прописку, так просто не устроишься. Хорошо ловился малек, и настроение было хорошее. Теплая, звездная украинская ночь. И не поверишь, что апрель, больше на июль смахивает. 4-й энергоблок, белоснежный красавец, перед глазами. И приятно удивляет душу вот это неожиданное сочетание великолепной, ослепляющей атомной мощи и нежных, плещущихся рыбок в садке».
Ох, не к добру сработал такой дизайн, причудливо вписавший дурную идеологию техноромантизма в души простых рыбаков.
– А какой он должен быть, дизайн АЭС, институтов АЭС, Центров Переработки? – спрашивают студенты. – Неужели все это будут закрытые зоны с колючей проволокой или запретные, как предприятие "Маяк" и озерцо рядом с ним с водою в тысячи рентген в час?
Тут они правы. Таким не полюбуешься. А прочтешь про ужасы Зоны, и вне всякой компетенции оторопь возьмет, и пойдешь голосовать за ветряки и силу приливов. Или не пойдешь? Выбор-то всегда есть…
Реплика (переводчик, 26 лет):
– Богам строили храмы, ставили статуи, писали иконы. Чтоб спасали нас боги от бед, с одной стороны, и чтобы люди могли собираться вокруг Бога… ну и в торжественной обстановке – с другой.
– Что-то я не видела желающих совместить монастырь с энергоблоком. Вот кадилом об реактор – это да. Всем атеистам на смех! – девушка, играющая Голем, совсем отставила свою маску и стала собой, но с советскими принципами. Смешно вышло. Они на нее не налезают. Сознание пошире будет, а знания – поуже. Вот ведь парадокс.
Идею служить на АЭС отвергли с негодованием.
Реплика (юрист 28 лет):
– Сначала придется расформировать текущую армию навсегда, а уже потом, наверное, можно кого-нибудь набрать и для АЭС.
Но у нас-то, бывших советских, в голове застряло: не сделать ли мирный атом по кадрам – военным. А то опять-таки японцы что-то бойко воруют у себя плутоний прямо со станций. Что, интересно, у них там с ведомственной подчиненностью?
Идти в новые военные с университетским атомным образованием молодежь была согласна. Хотя отдавало стругацковскими «волнами, которые гасят ветер», но не тайфун же…
Далее, в игровом режиме ввели «скоропалительные сталинские тройки» в управление, и катастрофу опять предотвратили, но и режим подпортили. Павликов Морозовых расплодилось полстраны, и юношеские войны начались не в 2017 году, как предсказывают проектанты, а прямо при Горбачеве. В общем, жертв по стране оказалось больше. ООН, не разбираясь, задекларировала у нас фашизм, и мы быстренько попали под контроль американского Голема, который ощерился и перестал сыпать карнеговскими улыбками перед ограблением клиента, а просто забрал себе весь этот сырьевой российский куш, и… Сценарий не понравился…
Вспомнили «красных директоров» и сыграли блиц переменой кадров – вырастили гриб на ЛАЭС… От перемены мест слагаемых сумма поменялась только к худшему итогу.
Кто-то предложил позвать варягов. Во времена Чернобыля – не прошло, но сейчас можно. Вся молодежь дружно признала интернациональность Проекта «Мировые АЭС». Вокруг воображаемой пока системы собирались новые идеи. Чернобыльскую катастрофу предлагалось изучать досконально и сдавать, как на права: что бы вы сделали в той или иной ситуации? Да, есть, так точно – шутили игроки. Шел март 2006 года. Страна ждала возможности высказаться на совещании «большой восьмерки» про инициативы об интернациональном цикле в ядерной отрасли.
Снова всплыли разговоры о компетенциях физиков, сошлись на хотя бы естественно-научной картине мира, чтоб не тратить время совещаний на тему: а нельзя ли песком забросать пылающий реактор или лучше водой залить? Штатовцы воспитали свою тысячу кадров, она им сделала мировую гегемонию – смейся не смейся – стоят и прикалываются над нами. Япония оборзела совсем – грозится выучить по-японски кадры для всего мира и неявно расширить свои границы, так как уже превратила Европу в единый суши-бар.
Русские сосредоточиваются – смеются игроки. Модная тема. Семинар улыбается и катится под откос. Нам нужно учить матчасть, но это лозунг сорокалетних, а мы и так ее знаем.
Но чудеса еще случаются, и тогда разницы нет, какому сюжету они принадлежат. Приехал наш опоздавший докладчик, веселый молодой человек. Эксперт-международник, который бросил свой симпозиум, чтобы вырваться к нам. Приятно…
Докладчик (эксперт-международник 26 лет):
Он начал картинно, громко и вкусно:
– Можно ли, господа и дамы, есть яблоки из Чернобыля?
Девушка-Голем прыснула…
Можно, если мыть и огрызки поглубже закапывать. Шутка, друзья мои, конца 1980-х. Я в школе учился…
Реплика (юрист 28 лет):
– Радиация скапливается на поверхности фруктов и в их сердцевинах. При соблюдении норм гигиены и утилизации сердцевин потребление таких фруктов не представляет большой опасности для здоровья. Это научный факт.
Докладчик (эксперт-международник, 26 лет):
– Итак, друзья мои, авария на Чернобыльской станции положила конец индустриальной фазе социально-экономического развития в Советском Союзе. Ура! Конечно, сказано довольно громко, но именно так оно, похоже, и было. Период развития страны после аварии, заканчивая серединой 1990-х, несомненно, является растянутым во времени переходом от развитого индустриального к раннему постиндустриальному обществу. Экономика претерпела серьезные изменения, изменилась ее структура, система занятости, уклад и качество жизни значительной части населения и многое другое…Казалось бы, – сделал он эффектную паузу, – при чем тут Чернобыль?
Сама по себе Чернобыльская авария ни в коем случае не должна считаться чем-то уникальным или из ряда вон выходящим. Обыкновенная авария, ставшая вполне нормальным следствием "жестокого изнасилования сложной технической системы обслуживающим ее персоналом". Это мы уже с вами ранее установили… Нет, конечно, по уровню странности некоторых решений и масштабу поднятой истерии она, возможно, и не имеет себе равных в мировой практике, но подобное поведение технической системы в указанных обстоятельствах необычным назвать никак нельзя. В принципе авария на атомной станции, подобная Чернобыльской, могла произойти десятью-двадцатью годами раньше, поскольку реакторы типа РБМК к тому моменту давно и успешно эксплуатировались. Она могла произойти и десятью годами позже: отмени руководство станции тот злополучный опасный эксперимент… в какую-то светлую голову пришла бы мысль его повторить, вероятно – с теми же последствиями. Наконец, она могла произойти и не в Советском Союзе…