Текст книги "1938: Москва (СИ)"

Автор книги: Сергей Богданов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

После Климта и стиля «сецессион», культурная Вена, похоже, больше ничего путного не произвела и уже не произведет, взбрыкнув напоследок хулиганствующим порнографом и эстетом Шиле. Он умер во время первой испанки через полгода после своего наставника. Теперь в Европе моду задавали полусумасшедший Берлин и умеренно, по-буржуазному, развязный, расчетливо-декадентский Париж, наводненный беглыми американцами и русскими, которые так и не решились уехать в Россию, Царьград или в Белороссию.

Речь на открытии выставки… «…кровавая, человеконенавистническая война, развязанная польскими милитаристами против Германии… упорное нежелание Берлина заключать мир любой ценой и сохранить жизни польских и немецких граждан… противоречащие морали… я, как ветеран Великой Войны…». Говорят, что он, выступая перед аудиторией, приходит от собственных речей в такой раж, сопровождаемый неистовой жестикуляцией, что впадает в шаманский транс и его называют Besessene Nase – за самую выдающуюся деталь лицевой геометрии.

И о войне… Что там на фронте? Третья страница. Поляки с ожесточенными боями продвинулись на южном участке на 1200 метров, зато немцы отбили стратегический холм в районе Прюненсдорфа (за последний год от деревеньки раз в два месяца менявшей хозяев, осталось только название и лунный пейзаж). Нормально, ничего нового. Авиация с обеих сторон сражалась с фанатической храбростью. Немецкие «хунды» расстреляли ракетами польский сверхтяжелый P.36Т и сопровождавшие его средние танки и танкетки, разгромив «броневой кулак» наступления. Поляки, ценой потери двух истребителей, дорвались до германского транспортника, разогнали и посбивали эскорт и угнали его на свою сторону, потом обменяв экипаж на своих пленных.

Во Франции Фош-племянник пророчит скорое падение кабинету Дюваля из-за скандала с акцизами на вино и рассуждает о роли стального франка как единой европейской валюты. Метит на его место.

В Женеве профессор Павлов получает вторую премию Международного Медицинского общества. Первая – у Стоукса, Барбье, Волкова и Накамуры, за новые открытия в терапии рака.

Невилл Чемберлен выступил с инициативой создания при Лиге Наций особого Комитета по урегулированию конфликтов в Европе, намереваясь окончить польско-немецкую войну. А созвать его надо в Мюнхене. Ну-ну, волчина старый… сами раздуваем, сами и регулируем…

– Эй, летун, слышь! Слазь, интеллигенция, шестнадцатый ангар, я дальше налево, к дирижаблям.

Серебров оторвался от чтения и соскочил с торпеды. Погрузчик, изогнув влево свой взрывоопасный хвост, поехал между ангарами к дальней стоянке дирижаблей.

В ангаре завершалась вечерняя смена – послеполетное обслуживание и проверка самолетов. На крыле серебровского самолета лежала планшетка с отчетом. Техники в углу собирали инструменты, болтали и гоготали над чем-то своим.

– А, товарищ Серебров… Проверили вашего сокола, в полном порядке, только свечки по регламенту почистили и помыли его, – старший бригады снова протянул дощечку со списком произведенных работ, – вот здесь еще черканите – прокуренный палец ткнул в фиолетовый штамп: «О струбцинах оповещен, триммирование не менялось». Завтра-послезавтра надо бы погонять двигатель на стенде, вдруг чего вылезет.

В ангаре прибавилось: на пятом месте, между Серебровым и зачехленным опечатанным спортивным Е-17Б, устроилась серебристая с тремя яркими полосами на хвосте, похожая на изящную туфельку, востроносая «шаврушка» со сложенными чаячьими крыльями.

– Ага, сосед у вас теперь. Соседка точнее… Часа два как прилетела из Питера. Вон, дрыхнет уже…

Под крылом Ш-7 на алюминиевой раскладушке, в спальном мешке лежал кто-то с буйными рыжими кудрями средней длины

– Душ, сортир – теперь пятая кабина дамская, так что извинения просим, стесниться придется и вам, и гражданам японцам.

– Ничего, переживем. А почему в военной зоне и не в гостинице?

– Говорит – экономит и от машины отходить не хочет. А военная вон она.

Механик ткнул пальцем – между расположенными в изломах крыльев двигателями торчали два тонких ствола, а под чехлом угадывался смотрящий назад установленный на вертлюге допотопный «льюис» с двойным диском. Серебров хмыкнул: пытаться крутить боевой пилотаж на тряпично-деревянной «шаврушке» с ее предельной скоростью в 300 и инерцией уважающей себя летающей лодки, плюясь из двух с половиной пехотных пулеметов – невольно заслуживает уважения. Если не за мастерство, то за отчаянную храбрость.

– Назавтра как питаться будем?

– Да шут его знает – до столовки с утра добреду, талоны еще есть.

– Добро. Ну ладно, товарищ Серебров, доброго вам вечера и спокойной ночи, стало быть.

С японской стороны уже доносились разноголосый храп и посвистывание носом – отсыпаются перед перелетом, не желают сильно выбиваться из токийского времени.

Он проверил свое «царское ложе» – несколько сдвинутых ящиков из-под запчастей и патронов, накрытых брезентовыми чехлами – достал из личного ящика простыню, несессер с туалетными принадлежностями и два одеяла, положил их на крышку, выставил на часах будильник на 6 утра.

Притащив из угла маленькую лампочку, Серебров пристроился на утащенном запасливыми технарями бесхозном кресле из пассажирского самолета с газетой, вникая в последние новости.

Через открытые двери ангара открывался прекрасный вид освещенного последними вечерними лучами солнца Ходынского поля.

Сверкая белыми и красными «стратосферными» огнями, выруливали на ВПП длиннокрылые машины «закатчиков» – наступало их время. К мачте на гражданской стороне, танцуя боком в воздухе, подходил грузовой дирижабль с австрийскими красными треугольниками.

На рулежной дорожке молился на уходящее солнце экипаж персидского «юнкерса». Рядом, как по команде стукаясь лбами в развернутые в сторону святынь коврики, молились летчики из Французского Арабского Легиона, а на «гражданской» стороне так же синхронно, видимо, кланялись Мекке алжирские повара и стюарды «Эр Франс» и «Эр Тюрки».

Тьфу, засмотрелся на идиллию. Конверт из Профсоюза.

Серебров надорвал край плотного желтого конверта и вытащил бледно-салатовую бумажку с водяными знаками – официальный бланк Профсоюза. На ней были в несколько колонок напечатаны семизначные группы цифр.

Серебров снял с шеи два ключика, одним отпер потайной отсек в кабине А.300, и достав портативный электромеханический шифратор, подключил его к бортовой сети. Второй ключ вставил в шифратор, повернул, выставил рычажками наверху свой личный номер в Профсоюзе и производное от даты отправки телеграммы и начал, выставляя колесиками, вводить группы цифр с телеграммы.

«Связи вероятностью фазы красный зоне А-2 воздержаться договоров завершить текущие контракты».

Чертовски интересно.

1939 М-8

Пока он переписывал текст, снаружи хорошенько стемнело.

Если перевести текст шифрограммы на обычный язык, получалось, что Профсоюз получил сведения о вероятности возникновения большой войны на северо-востоке бывших САСШ. Эта война прямо противоречила интересам Профсоюза (как, впрочем, и любой крупный вооруженный конфликт) и поэтому организация заранее лишала все противоборствующие стороны наиболее опытных и оснащенных летчиков, которые могли бы оказать существенную помощь любой из сторон.

Серебров в задумчивости постучал цанговым карандашом по крылу, облокотившись на которое он переписывал телеграмму. «Ну, я и не собирался наниматься в ближайший год в бывших САСШ. Хотя… все равно система выйдет из равновесия, «красный» это не хухры-мухры… заработаем на проводке конвоев из третьих стран».

Похлопал себя по карману, вынул зажигалку и вышел из ангара, за желтую линию. Там, чиркнув пару раз непослушным колесиком, поджег оба листка и внимательно проследил, чтобы бумага превратилась в легкий серый пепел. Усилием воли подавил желание закурить и вернулся обратно в ангар, усевшись в кресло.

Политика Профсоюза была довольно непонятной, при взгляде на нее с тактической точки зрения, схемой. Если же подняться «над схваткой», то картина, пусть и не видная полностью, становилась немного яснее. По его размышлениям выходило так, что Профсоюз всеми силами стравливает или помогает стравить всех возможных участников всех конфликтов разом, но, одновременно, всеми силами распыляет эти конфликты, не давая им перерасти в новое издание Великой Войны.

Организация наемников заменяет ее вечной круговертью вялотекущих войн или молниеносных кампаний с сомнительными результатами, идущих в воздухе, на периферии цивилизованного мира, в полубандитских бывших САСШ или где-то на евразийской Огненной Дуге, протянувшейся от Пекина до Новой Гвинеи. Не дает войне спуститься на землю и превратиться в стратегические пехотно-танковые мясорубки, по сравнению с которыми Верден мог бы показаться милой детской шалостью со шрапнелью и горчичным газом.

Серебров, полетав свое по обе стороны Тихого океана и, обладая не самым слабым умом, помноженным на хорошие связи среди армии проныр-журналистов, относил себя к тем, кто видит «поле боя» с высоты полета штурмовика. Не в окопе, созерцая мир через амбразуру, но и не в стратосфере, на высотном разведчике – так, посередке. Но то, что было видно, уже позволяло делать определенные выводы.

Взять хотя бы то, как, не без помощи Профсоюза, сама собой вымерла стратегическая авиация – армады многотонных бомбовозов, надежда и опора дуэтистов, оказались фактически бесполезны.

Приговор им подписали дирижабельные батареи ПВО: при электромеханических системах наведения зенитных орудий, оснащенных по последнему слову техники ламповыми вычислителями, плотный строй бомбардировщиков оказывался чем-то вроде ярмарочного тира, а прикрытие – легкой закуской для авианосного истребительного крыла. Ударный воздушный авианосец и два звена штурмовиков с фугасными аэроторпедами оказались гораздо более эффективным средством нанесения воздушных ударов и террора на коммуникациях. Но при всей эффективности, их количество и вооружение не позволяли одним налетом превратить средних размеров город в дымящиеся руины. А потому не было возможности завершить войну, двумя-тремя ударами развалив промышленность противника.

Если же говорить о моральной стороне вопроса… Моральные установки Профсоюза были столь же гибки, как и мораль самих наемников.

Что, впрочем, не отменяло трех совершенно железных правил, родившихся еще во времена швейцарской пехоты и итальянских кондотьеров: «Нет денег – нет наемников», «Контракты должны выполняться», «Наемник без нужды не убивает наемника».

Если хотя бы одно из этих правил не срабатывало – нарушитель и наниматель попадали в черный список Профсоюза. Сложность попадания и выхода из него были, разумеется, обратно пропорциональны: наемник, попавшийся на невыполнении правил и не желавший искупать свой проступок работой «где прикажут» по сниженным ценам, мог рассчитывать либо на непочетную «отставку», либо на пополнение пиратских крыльев. Такая смена работодателя означает совсем черный список Профсоюза. Шутники иногда слали коробочку, вроде той, что для обручальных колец, только в ней лежал один пистолетный патрон.

Гибкость была похожа на хорошо отточенный клинок рапиры.

Он раскрыл извлеченный из планшетки блокнот и стал сверять и прикидывать бухгалтерию, помечая, стирая, добавляя и убирая графы расходов и доходов.

Когда ты – армия из одного человека, снабжение и транспорт тоже носят твои ботинки. В целом имелось большое положительное сальдо, позволяющее какое-то время наслаждаться жизнью на полную катушку, что, в случае не склонного к гусарству Сереброва, увеличивало срок минимум в полтора раза.

Подвел черту, прикинул возможные поступления от результатов вылета на прикрытие «Винкельрида». Подумав, добавил со знаком вопроса «5000». Еще подумал, и обвел кружком. Заодно в графе «расходы» поставил два маленьких вопросительных знака. В любом случае, в пересчете советского золотого стандарта на мексиканские серебряные доллары (с надчеканкой – вторая валюта Королевства Гавайи и первая на пространстве бывших САСШ) или йены – прекрасная сумма, звонкая, округлая и увесистая.

Пометил себе (перелистнув несколько страниц в справочнике и сверившись с графиком) упаковку и погрузку мотоцикла. Затем достал брошюрку с расписанием рейсов трансконтинентальных дирижаблей. Карандаш пометался между полутранспортной «Гонгэн-мару-IV» до Нагасаки, а дальше тихоокеанскими линиями, либо еще через два дня на пятизвездочной «Принцессе Каиулани» прямо на Оаху в почтовом отсеке.

А самому через неделю подрядится на какую-нибудь синекуру типа прикрытия рейса Москва-Новосибирск-Владивосток-Гонолулу, допустим, на советском скоростном пассажирском «Метеоре» или просто «пристегнуться» к транспортному конвою с танкерами и прокатиться до дома в счет прикрытия, повесив самолет на крюк в ангаре грузопассажирского дирижабля…

Серебров не исключал, что намерения и действия Профсоюза были в целом благими: он превратил мировую политику из драки с поножовщиной в относительно джентльменский бокс с перчатками и резиновыми капами в зубах. Из рук человечества были последовательно вынуты все безусловно смертельные инструменты взаимного убийства и разрушения. Удушливые газы в Европе совершенно запретили (правда, все регулярно пользовались «несмертельной» слезогонкой). На разработку любых «лучей смерти» наложили полный запрет и вывели вне закона, первооткрыватель, беглый инженер Гарин, был арестован во Франции и с большим скандалом передан Советам. Теперь он трудился в Казанском Университете под особым присмотром. И нельзя сказать, что мир стал хуже, чем был до 1914 года или эпидемии 1926. Вторая «испанка», которую газеты окрестили «чумой ХХ века» и «бледной смертью», что ни говори, поменяла мир сильнее мировой войны, особенно если учесть, что выкосила народу всемеро больше первой.

Он снова глянул сквозь приоткрытую створку ангара – в синеющей тьме мигали красными глазками аэродромные огни, отрывисто вспыхивали проблесковые фонари на крыльях самолетов, и иногда издали было видно розоватое пламя выхлопов и озаренные изнутри зеленоватым неотмирным светом приборов, кабины вылетающих в ночь транспортников, почтарей и высотников.

С японской стороны несся бодрый самурайский храп, который даже в тональности был, судя по всему, организован в соответствии с рангом и исполняемыми обязанностями: поручик Курода, подпоручик – его заместитель, поручик – штурман звена с «тэнрю», второй подпоручик, и почтительных хор сержантских (стрелки и бомбардиры) мотивов.

Из-под крыла «шаврушки» слышалось спокойное сопение и иногда короткое мычание.

Серебров спрятал блокнот и взял несессер, направляясь в сторону санитарных кабинок. Да, еще один вылет – и на Гавайи. Хватит, надо делать перерыв….

Сон был странный.

Ему снилось, что они с Судзуме-сан на пикнике, где-то в окрестностях Халеивы. С океана дует легкий пряный ветерок, от листьев магнолии на бело-голубой клетчатой ткани и фруктах в корзинке – движущийся пестрый узор из теней и солнечных зайчиков. Судзуме, сняв с маленькой ноги сандалию, с самым сосредоточенным видом пытается вытряхнуть попавший между ремешками крупный черный песок – подарок богини Пеле. И вдруг ветер приносит шорох, а потом и гул. Серебров приподнимает голову, опускает на глаза свои «рэйбан» и встает – этот гул могут производить только несколько десятков авиационных моторов. Столько самолетов маленький аэродром Халеивы просто не сможет принять, да и звук чужой… Судзуме-сан вопросительно смотрит на него снизу вверх. Ни на Диллингхэм, ни на авиабазу Королевских ВВС Уилер такая орава не сядет. Он делает успокаивающий жест. Может быть, это визит вежливости или учения, и они идут на аэродром Хикэм или аэропорт Гонолулу? Горизонт вроде чист… Нет. Вот с северо-запада, со стороны мыса Каэна, из-за зеленого склона Мокулеиа выплывает несколько десятков черных, поблескивающих лаком на крыльях и винтах, черточек, идущих на малой высоте. Они приближаются. Серебров видит странные одномоторные самолеты с японскими «хиномару» на крыльях. И тут его зрение будто отделяется от тела и приобретает силу орлиного: он видит, что в кабинах самолетов с красными кругами сидят мертвецы – сожженные или, наоборот, безобразно распухшие от воды, переломанные, с размозженными конечностями, траченные акулами. Гудя моторами и поднимая какой-то непонятный, неестественный ветер, они несутся над его головой на юго-запад, к Жемчужной бухте…

Просыпаясь, он машинально сунул руку под сложенную куртку, которую использовал вместо подушки. Пальцы сами проделись в спусковую скобу и взвели курок. Только после этого Серебров открыл глаза.

Утро, ангар.

Спустил, придержав пальцем, курок и, выпростав руку из куртки, нажал кнопку, уняв вибрирующие часы, огляделся. Приснится же такая муть! Японские самолеты над Гавайями, где почти треть населения – японцы-нисэи…

Двери ангара уже были открыты, японцы, комично выглядящие в ботинках, носках, одинаковых белых фундоси – но обязательно в кепи с полагающимися званию звездочками, и полосками, встав ровным кругом, делали зарядку под резкие команды штурмана (видимо, старшего по ФИЗО).

Потянулся, спрыгнул с ящиков на пол, еще раз потянулся, размялся. Раскладушка под крылом амфибии тоже пустовала.

В пятой кабинке гремела по нержавеющей чаше вода.

Когда Серебров, с перекинутым через плечо полотенцем и несессером в руках выходил из своей, он ощутил весьма чувствительный толчок в спину.

– Ох, дерьмо… Экскюзе муа, месье… Дерьмо сратое…

Серебров обернулся.

Не прекращая интенсивно вытирать волосы, на него смотрела рослая девушка в серой хлопковой юкате, которая использовалась, судя по всему, в качестве повседневного халата. На загорелом плече с играющими под кожей мускулами выделялась белая нетронутая солнцем полоска. Костюм дополняли расшнурованные летные ботинки на босу ногу.

Не прекращая тереть голову, она протянула правую руку и с чудовищным техасским акцентом произнесла по-французски:

– Бон матэн, мсье! Жэ суи КрриН Мосс, де Texas

Серебров деликатно пожал протянутую влажную руку

– Доброе утро, мисс, я Сильвер, капитан Сильвер. Простите, я не смог правильно расслышать ваше имя…

Из-под полотенца на него недоверчиво посмотрел один голубой глаз

– Вау! Мистер, вы говорите по-человечески, а то тут все как в Луизиане, как лягушатники чертовы, только по-французски или по-немецки… Я Кэрен Мосс, Техас, корреспондент «Хьюстон Дейли Ньюс», – последовало второе, более крепкое рукопожатие, – Минуту…

Девушка продолжила яростно вытирать волосы. Удовлетворившись качеством, она махнула головой вперед и назад, отбрасывая их за спину.

Серебров смог рассмотреть ее получше.

Чуть вздернутый нос, на загорелой коже веснушки – вечные спутники рыжеволосых, сочный, может даже чересчур, крупный рот. Большие голубые глаза смотрят не по-девичьи, жестковато. Волосы цвета падука, из чего можно сделать вывод, что, окончательно высохнув, они приобретут цвет свежей ржавчины. И еще две черточки – волосы на висках примяты, на скулах почти незаметные для непрофессионального глаза следы, по бокам от носа тоже следы: это отметины от длительного ношения авиационных очков.

– Окей, мистер. Вы тут давно? Слушайте, а вы можете денек-другой побыть моим Дэниэлом Буном, пока я не освоюсь здесь, у красных русских?

– Отчего бы нет…

– Окей, а как тут вообще? Я была здесь только в Петербурге и вот гнала весь вечер сюда в Москоу. Какие они, красные русские? Надеюсь, не такие же чопорные головорезы, как белые с Аляски?

– Люди как люди, мисс, они очень даже напоминают американцев

– Идемте к моей «Стрекозе», по дороге поболтаем. Ну, я чувствую в вас «инди», ваш чикагский прононс ни с каким другим не спутаешь… «Инди» всегда умели найти подход к новым нациям. А вот этот красавец ваш?

– Смею уверить, мисс, я не «инди», хотя мое произношение могло сбить вас с толку. А красавец действительно мой

– Только не говорите, что вы из «Хьюзленда» или Имперского штата…

– Нет, я не из Голливуда и не из Имперского штата, мисс. Я, с вашего позволения, просто русский

– Откуда русский?

– Честно говоря, мисс, если вас устроит такая формулировка – отовсюду понемногу русский

– Вау! Отовсюду понемногу рашн… Хм, а вы не из этих белых рашнз, которые у нас воевали, когда мы надрали задницу мексикашкам?

– Нет, я не из этих, мисс. Я просто русский сам по себе, если вы сочтете подобную формулировку подходящей

Она остановилась, воинственно уперев руки в бока и посмотрела ему в глаза, что с разницей в два дюйма выглядело почти грозно.

– Слушайте, мистер «отовсюду понемногу русский», я не какая-нибудь тупая фифа в кринолине из Дикси. Я современная девушка из Техаса. Говорите со мной по-человечески!

– Включая все четырехбуквенные слова? – Серебров был сама вежливость

– И их в том, числе, только не так часто, чтобы не выглядеть полным придурком. Вас не смущают эти прыгающие голышом косые?

– Вы имеете в виду поручика Куроду и экипажи его соединения? Они, кстати, отлично говорят по-английски и по-французски.

– Хм, об этом я не подумала… Ну, они мне все равно не нравятся. Столкнулась с ними, когда шла помыться – они так же строем встали и молча пялились на меня своими щелочками, пока я шла в свой сан-отсек

Серебров против воли ухмыльнулся, представив себе эту сцену.

– Не вижу ничего смешного. Мне не нравится, когда меня рассматривают как кусок мяса

– Я не могу сказать, что могу в точности воспроизвести их мысли, но мне кажется, они были восхищены вами

– Вот макаки… Я бы посмотрела, какие глаза у них будут, если бы они смотрели на меня через свое лобовое стекло, когда я смотрю на них через прицел моего «льюиса». Я, между прочим, трех мексов приземлила в последнюю войну

Она открыла левый грузовой отсек на «шаврушке», и, нисколько не смущаясь того, что задравшийся край юкаты продемонстрировал кружева, с головой залезла в него.

– Опа, вот оно…

На бетонный пол ангара плюхнулась армейская сумка-даффл, из которой была извлечены чехлы для одежды и туфли.

– Не ждите бесплатного бурлеска, мистер Сильвер – произнесла их владелица, – Лучше оденьтесь как нормальный пилот, чтобы проводить даму в столовую, где отоваривают эти розовые бумажки. Встретимся здесь же через 15 минут.

Серебров внутренне поморщился, а внешне кивнул и пошел переодеваться из «домашних» брюк и «домашней» же армейской майки в форму.

Через четверть часа его ждал образец военизированной техасской моды: волосы собраны в узел, пилотка со скрещенными саблями слегка набекрень, белая в синеву блузка с галстуком-ленточкой, в хлястик на левом плече продет серебряный кольчужный погон чиф-уоррэнт-офицера Вспомогательных ВВС Техаса с одной шпалкой. Юбка без единой складки, чулки гладки как крыло истребителя, а туфли на спокойном каблуке лишены всяких украшений. Поверх блузки – напоказ ремни плечевой кобуры с никелированным «вальтером». На руке вместо дамских часиков – пилотский хронограф на широком ремне.

Форма и оружие уравнивают разницу полов и говорят всем: «Не связывайся, за мной стоят серьезные ребята!». Хотя, с любовью почти всех развалившихся американцев к цацкам и форме собственного, ни на кого больше не похожего образца, вкупе с раздачей званий по принципу «умеешь летать – готов лейтенант, есть самолет – уже капитан», все эти портновские упражнения выглядят смешно. Особенно когда в форму с погонами начинают одевать даже дворников и доставщиков льда.

– Ведите наконец-то даму пожрать, офицер и джентльмен…

Пока они шли до столовой, Мосс успела задать ему множество вопросов об «этих русских» и даже ответила на несколько вопросов о себе. Серебров уже пожалел, что очутился невольным экскурсоводом корреспондентки «Хьюстон Дейли». Уж очень настырна и непохоже, что за треском что-то забывает.

– И все-таки, мисс, почему вы прилетели в Москву?

Она оторвалась от кружки с кофе.

– Разве я не сказала? Вот дерьмо… ну я работаю в «ХД» на четырнадцатой странице, культура. Если конкретно – балет, я и сама иногда танцую в нашем «Хьюстон балле», соло. Ну, все знают, что русские в балете впереди всех, что красные, что белые, что из Европы. В Европе школа Нижински и Кшесински, тут Ваганова и Лифарь, на Аляске Дъягилефф и Павлова. У нас в Техасе есть Дъягилефф-скул и я прилетела на сегодняшний спектакль Истоминой, чтобы поболтать с ней. Старый хрен Доджсон от имени правительства пригласил ее в Хьюстон через два месяца, а я сниму сливки, первой взяв интервью…

Серебров прикинул – мог бы быть неплохой контракт и бесплатный проезд, если подвесить «супермарин» на крюки люксовой «Стрелы», на которой отправится в турне знаменитая балерина. Впрочем, это еще полтора месяца не принадлежать себе, вдалеке от Гавайев и Судзуме. Нет, лучше не отклоняться от намеченного плана.

– Серебров? Кто здесь капитан Профсоюза Серебров? – послышался крик.

Он обернулся: возле входа, держа трубку, стоял стюард. Ну что же, вариантов мало (посмотрел на запястье – 8.07), самое время проснуться швейцарцам.

Подошел, взял трубку.

– Слушаю, Серебров

– Старший по ангару, шеф-механик Котов. Звонят с Биржи.

– Можете соединить напрямую?

– Могу, линия защищенная. Соединяю…

В трубке загудело, пискнуло, щелкнуло, на телефоне загорелась зеленая лампочка защищенного соединения.

– Серебров у аппарата

– Добрый… доброе утро, товарищ Серебров. Биржа приняла ваше предложение. Просим к полудню быть на брифинге для уточнения полетного задания и параметров координации

– Так точно, буду

Серебров отжал клавишу защиты и положил трубку на место. На несколько секунд замер, прислушиваясь ко внутренним ощущениям. Этому его научил один старый орочон, еще в ДВР – если должно произойти что-то важное, слушай, что нутро скажет. Нутро было спокойно, в нем витал легкий деловой холодок.

Вернувшись за столик, он спросил:

– Ну, как, мисс, хотите маленькую воздушную экскурсию до Малого Центрального аэродрома? Увидите Bolshoi с воздуха, да и город тоже оцените.

– А где этот Малый Центральный?

– 10 минут ходьбы от Большого Театра

– Идет. Полетим на вашем двухвинтовом чудовище?

– Нет, я бы предпочел вашу «шавров», вам будет удобнее.

– «Шавров»? Ах да… Вообще я покупала это как Seversky Dragonfly, строится у нас по лицензии. А этот парень, де Северски, он же ведь тоже рашн?

– Да, герой Великой войны притом

– И о героях… Я вот тут все голову ломаю – а вы это не тот самый кэп Сильвер, который приложил по заказу «Транс-Америкен» шайку молодого Рикенбакера?

– Да, было такое дело, во времена бипланов. Только никакого заказа не было. Нас прижали над Ариксо, а мне было очень нужно попасть в Голливуд или Сиэтл. Деньги выдали потом, а дальше газеты всякого наплели.

– Поня-атно. Ну вы даёте мне интервью, мистер, это точно. Я еще, если не ошибаюсь, поподробнее расспрошу вас о том, как вы с Марселем Голуа проучили Билла «Маршала» Редманна во время Первой Отечественной, хотя раз вы воевали за инди, это должно быть… как там его…

– Второй юго-восточный инцидент, мисс Мосс, обязательно расскажу. Летим?

– Если вы обещаете не разбить мою девочку и дадите мне зарядить оба фотоаппарата

– О чем речь, мисс

Вернувшись в ангар, он повесил на ремень планшет, взял и летные очки и отдал распоряжения механикам относительно подготовки самолета к завтрашнему вылету, передав два талона на бензин. По телефону запросил Малый Центральный насчет посадки «шаврушки», там не возражали.

Подумал насчет интервью и решил – никаких интервью. Хватит, исповедники так и валятся на голову в последнее время. Нужно будет как-нибудь деликатно испариться.

Мосс подписывала бумаги – Малый Центральный был гражданским аэродромом, поэтому «льюис», вынув чеку из вертлюга, сняли, а из отсеков в центроплане вынимали блестящие латунью как рыба на кукане пресловутые «девять ярдов» пулеметных лент.

Легкую летающую лодку прямо на руках выкатили из ангара и дозаправили соляркой (Серебров позволил себе широкий жест и отдал 10 червонцев). Журналистка подписала последние бумаги по осмотру машины и, чрезвычайно ловко и целомудренно для женщины в узкой юбке, забралась в кабину.

Серебров залез рядом и перетянул на свою сторону «ломающуюся» колонку с рогатым штурвалом. Пощупал ногами педали – нормально.

– Как у вас раскладываются крылья?

– Гидравлика. Крутите вот эту ручку, а для уборки шасси – тяните вон ту. Взлетает едва ли не легче «пайпера»

– Понятно

Прокрутив ручку положенное число оборотов, Серебров расправил крылья «шаврушки», посмотрел по сторонам, там вышли полосатые «солдатики» замков, крылья зафиксированы. Элероны в норме, чутко отзываются на повороты штурвала. Подработал помпой, накачал двигатели, и привстав на сиденье, плавно дернул ручной, как на бензопиле, стартер. Самолет был рассчитан на эксплуатацию в любых климатических зонах и с любым уровнем подготовки летчиков, поэтому некоторые решения были довольно примитивными, хотя, точно в такой же степени – практически безотказными.

Первым фыркнул и заурчал левый двигатель, потом, вздрогнув, заработал правый, гоня двухлопастным винтом ветер.

Голос в прижатых плечом наушниках разрешил выруливание и взлет.

– Ну что же, начинаем нашу короткую экскурсию… Надеюсь, вам понравится.

1938 М-9

Он посмотрел на тахометры и индикаторы температуры – оба дизеля работали нормально. Издержки техасской экономики и стратегии: почти вся не-истребительная авиация и даже знаменитый техасский «Вильям-Кольт»-370 летают на компактных дизелях, со ступенчатым впрыском, наддувом и промежуточными охладителями воздуха. Утилизируют «побочный продукт» производства авиационного и автомобильного бензина. Техас остался одним из немногих штатов, где были до сих пор широко развиты автомобильные дороги (при необходимости становящиеся взлетно-посадочными полосами) и активно продавал бензин в Европу и Японию.

Снял пилотку, засунул ее под хлястик, чтобы не мешалась, и надел наушники, постучал пальцем в микрофон – нормально. Мосс, чтобы не возиться со всеми шпильками, удерживающими головной убор под невыразимо залихватским углом, высвободила дужки и надела телефоны поверх, как заправский штурмовик из «Бродвей Бомберз».

Работая педалями, Серебров сделал «круг почета» по дорожкам для выхода на полосу: понедельник, у летчиков базирующихся на Ходынке эскадрилий нормальный рабочий день. Тренировки над Мневниками и Военным полем, вылеты на патрулирование и прочие подробности жизни большого военного аэродрома, так что пришлось встать в шахматном порядке в очередь за И-165 и двумя «истребителями воробьев» – легкими учебно-боевыми Т-18. Курсанты как по команде развернули головы в сторону владелицы «шаврушки». Ну, обзор задней полусферы у них будет на отлично отработан… Серебров раздраженно изобразил пальцами «смотри» и «вперед», потому что И-165 уже выкатился на полосу, поднимая винтом небольшой ураган, а курсанты, рискуя свернуть шею, все пялились поверх гаргротов на рыжеволосую, посылая воздушные поцелуи. Она изобразила поверх прозрачного козырька интернациональный жест. Юнцы нисколько не смутились и, радостно загоготав (слышно сквозь урчание их маломощных «звезд»), послали еще воздушный поцелуй и синхронно вырулили на полосу.