Текст книги "1938: Москва (СИ)"

Автор книги: Сергей Богданов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

Она наклонила голову и чуть прищурилась.

– Так. Ну а если я предложу вам провести сегодняшний вечер каким-нибудь интересно?

Новомодное увлечение свободных женщин: половая агрессия. Серебров едва удержался от того, чтобы фыркнуть в голос.

Великая война, Великая депрессия и Великая Испанка укоротили не только юбки. Женщины стали хищницами, а пистолет в подмышечной кобуре стал лишь видимым аксессуаром большой перемены случившейся в прелестных головках по всему земному шару.

Куда пропал принцип мягкой женственности «суй», воплощением которого были тайю из Киото? Впрочем, настоящих тайю совсем почти не осталось. Нынче даже миром правит безудержное взбалмошное токийское «цу», вечно гонящееся за модой, экстравагантное и шокирующее – с парижскими и московскими (и даже более экстравагантными) туалетами, запредельной электрической музыкой и дикими «романтическими» историями.

Копируя ее движение, он тоже наклонил голову и сформулировал самый дипломатичный и провокационный отказ, какой мог в данный момент придумать, просто чтобы позлить хищницу:

– Вы дразните меня невозможным, мисс, ведь знаете, что именно сегодня весь мой вечер будет разделен между настройкой триммеров, пулеметными лентами и подбором оптимальных режимов впрыска. Затемно лечу вписывать новую главу в мое собственное интервью Господу. Силовой коммерческий вопрос.

– Ага. Ну что же, значит, вам не повезло на этот вечер, мистер Сильвер

– Согласен

Она со смешком откинулась на спинку кресла.

– Вы, черт побери, ни капли не романтик! – не то раздраженно, не то обиженно бросила Мосс и снова поймала губами соломинку с «техасским чаем».

Серебров неопределенно пожал плечами. Лишнюю любовь к романтике раньше лечили препаратами ртути, а теперь, по специальной схеме – инъекциями, убивающими микробов.

Серебров попросил телефон и стакан томатного сока.

Принесли аппарат на длинном проводе с катушкой. Набрав номер Ходынки, он распорядился начать подготовку А.300 к дальнему вылету, положил трубку и в задумчивости отпил глоток подсоленного сока. Что-то такое болтается в голове, трепещущий хвостик какой-то идеи, и ее надо не только обдумать, но и как можно скорее реализовать, только делать это надо как можно глаже. Осталось понять, что это за идея.

Из задумчивости его вывел металлический щелчок.

Мосс со смехом опустила «Авто-маг» и закрыла объектив.

– Свирепый большевистский ас пьет перед боевым вылетом кровь христианских младенцев! У вас было ну очень сосредоточенное лицо

«Надеюсь, что снимок вышел предельно неудачным, мисс, и у вас черно-белая пленка».

– Ладно, мисс, поскольку я не могу вас оставить без самолета, я предложил бы вам вернуться к «стрекозе» и полететь обратно на Ходынку.

– Принято. Идемте, – она покопалась в кармашке и вытянула монету в мексиканский доллар. В центре техасская надчеканка – одинокая пятиконечная звезда в квадрате.

– Э, нет. Это не деньги, тут это не примут…

Серебров положил два толстых серебряных кружка – два раза по пять десятых.

– Это забавно. Представляете заголовок? «Страна, где деньги – мусор». Техасский доллар, между прочим, берут даже в Лондоне.

– Ну, а курс вы себе представляете?

– Один к двадцати двум, что-то такое

– Именно. А сколько здесь чистого серебра? Уверяю, не меньше чем в британском шиллинге, а в общем-то и гораздо больше. Но в фунте двадцать шиллингов.

Она прищурилась.

– И вы хотите сказать, что торговый обмен с Британией – накачивание британской казны мексиканским серебром?

– Поэтому ваша валюта, привязанная к фунту-франку всегда будет проигрывать, а Британия откормится на Техасе и вскорости сгрызем вашу экономику

Мосс пожала плечами.

– Я думаю, это будет еще нескоро. Уж с Техасом-то точно…

Они прошли через вращающиеся двери (зеркальное стекло, латунные ручки, красное дерево) и, пропустив отъезжающий от Биржи лимузин АМЗ, направились к стоянке.

– Может быть страшновато, мисс… Взлетали когда-нибудь в «Гнилом яблоке» между Крайслер-тауэр и Эмпайр-Стейт? Вот тут будет поуже.

– Я не из пугливых, мистер Сильвер – она захлопнула крышку грузового отсека, – летим. Надеюсь, вечером будет дождь. Эта жара меня добивает

Серебров уперся в хвост и выкатил «стрекозу» на дорожку. В кабину журналистка забралась ничуть не медленнее, чем в прошлый раз, только в этот – продемонстрировав умение легко подтягиваться на руках, ухватившись за торчащий как кость из котлеты замок сложенного крыла.

Сиденья почти обжигали – сказывались несколько часов на солнце. Да, а вот дождя бы как раз не хотелось, взлетать утром после дождя не самое приятное дело.

Так, общий тумблер. Двадцать ампер, заряд… Электропитание в норме. Он прокрутил ручку, разложив крылья, и убедился в том, что вышли оба «солдатика». Радио на 178 – большой плакат посреди стоянки показывал местную частоту аэродрома.

– Малый центральный, я Ходынка А-18-5, прошу взлет

– Принято, ждите, ваш номер два-два-семь.

– Два-два-семь, понял вас, жду команды.

Самолет слегка качнуло, когда после рывка стартера запустился сперва один, потом другой дизели.

– Два-два-семь, это Малый центральный, ваша очередь через три минуты, выходите на полосу старта.

Подрабатывая педалями, Серебров осторожно – стоянка была довольно плотно заставлена – выехал мимо гравийной ловушки на уровень Угловой Арсенальной башни. Сверху Малый Центральный напоминал букву Y, в «развилке» которой стоял собор Покрова на Рву, левый «рог» – основная ВПП, уходящая поверх наполовину снесенных Средних торговых рядов в Зарядье, а правый, включающий бывший Васильевский спуск – узкая второстепенная ВПП с трамплином и спуском к Москва-реке для амфибий. В основании Y сейчас находилась «стрекоза». Впереди готовился ко взлету двухмоторный транспортник АНТ. Потоки воздуха от его двигателей заставляли «стрекозу» нетерпеливо вздрагивать.

– Малый центральный, я два-два-семь, стою в очереди на взлет

– Ждите, вы следующие…

Транспортник опустил закрылки, заревел моторами, гоня назад пахнущий бензином ветер и пыль, и медленно тронулся вперед, мимо Главного универмага. Набирая скорость, он задрал хвост, проскочил самое неприятное место – между стальными башнями, огораживающими храм и половиной бывших Средних рядов (теперь – Московская товарно-сырьевая биржа) и тяжело оторвался от взлетной полосы уже в Зарядье, где она была поставлена на пилоны. С правым креном, обходя ГЭС-1, АНТ ушел на юг.

Получив разрешение, Серебров двинул вперед рукоять газа. «Стрекоза» пошла по полосе, постепенно набирая скорость.

– Оу, какой интересный храм. Прямо как торт со сливками и кучей цукатов – смотрите! Я знаю что там за ним, это Narkomtyazhprom, но что это за церковь?

– Он называется Vassily Blazheny, это в честь местного святого.

Он хотел побыстрее набрать скорость и подняться как можно выше: попасть на легком самолете в поток, взбаламученный мощными двигателями тяжелых транспортных гидропланов, садящихся на Устьинскую прямую или выскочить перед носом какого-нибудь тяжелого «дорнье» или «хьюза» означало пережить несколько очень неприятных секунд.

– Вот черт, жаль, что я спрятала камеру…

– Малый центральный, два-два-семь в воздухе, все в норме, следую на Ходынку

– Принято, два-два-семь, вы снова Ходынка А-18-5, удачи

– Удачи

Серебров развернулся над Замоскворечьем и, вызвав восхищенный хлопок по плечу с криком «вау!», проскочил под Новым Устьинским мостом и левым виражом «обкрутил» Котельнический волькенратцер. Справа-спереди виднелось зеленым ковром с горой измайловского волькенратцера парковое Лефортово, а ближе – Таганский волькенратцер.

– Я уже говорила «жаль, что я спрятала камеру»?

– Кажется да, мисс

– Здесь у вас летать интереснее, чем в Гран-Каньоне! Дома торчат как утесы

Серебров неопределенно пожал плечами.

Он держал курс на Красноселький волькенратцер, ориентируясь по передаточной ветке Павелецкий-Красносельский аэроузел. Справа прошел «Басманный», затем «Красные ворота» – здание было построено в виде огромного куба, в котором был крестом на все четыре стороны света проделан квадратный проход.

– А мы уже летали тут

– Точно так. Это Suschevsky

– Тогда наш баллон для разворота висит вот там?

– Да, это он

Серебров перешел на частоту Ходынки.

– Ходынка, я А-18-5, нахожусь на Бутырском вираже, прошу посадку

– Принято, А-18-5, ваша скорость?

Серебров глянул на спидометр:

– Сто восемьдесят

– Хорошо… Следуйте до Тимирязевского парка, там разворачивайтесь и заходите на посадку на полосу 3.

В ангаре 18 уже шла работа.

Вокруг А.300 суетились техники. На брезентовых полосах, разложенных на полу перед самолетом, были растянуты пулеметные ленты – 300 патронов для каждого «Тула-Шпандау» и по 180 для крупнокалиберных «Березин-Комарицкий». Младший механик, парнишка лет семнадцати, перетирал патроны тряпочкой и периодически проверял посадку в ленте. Оружейник откатывал в сторону свою тележку с зарядными машинками и жестяными патронными коробками. В кабине сидел, сдвинув кепку на затылок, шеф-механик ангара.

«Как его фамилия? Котов. Да, Котов»

Котов периодически щелкал тумблерами, потом высовывался и вопросительно глядел на электронщика в белом халате. Перед тем на стойке стояли вроде органа несколько пультов с перемигивающимися лампочками и загадочно мерцающими экранами осциллоскопов. Судя по молчаливым кивкам с электрикой все было в порядке.

Капоты на носу были сняты, вокруг двигателя ходили двое с табелью и проставляли галочки.

Серебров молча козырнул всем присутствующим.

– А, хорошо что вы пришли. Мы как раз хотим двигатель немножечко погонять, так сказать, своею собственной рукой…

– Минуту…

Серебров подошел к оружейнику.

– Добрый вечер

– Здравствуйте, товарищ летчик

– У меня к вам не вполне стандартная просьба… У вас же есть 7,92х57?

– Есть, но у вас нет оружия под этот патрон

– Есть. Сможете быстро набить ленту, 200 штук? Набивка – только ЕХ

Техник почесал в затылке…

– Ну, можно. Пять червонцев, но это уже по ордеру, из ваших средств

– Нет проблем. Получите еще сверху

– Куда принесть?

– Сюда, сюда

Оружейник высунулся из-за Сереброва:

– Сёмка! Семка! Малой! Иди сюда…

Паренек оторвался от протирки лент и подбежал. Тощий, русый, под носом – пушок, на носу и на лбу – серые пятна от масла.

– Так, сейчас мухой на яму и возьми там у Афанасьича две коробки немецких разрывных, с серебряным носиком, и звеньев по количеству

Семка шмыгнул носом, зыркнул на Сереброва и выбежал из ангара. Затрещал двухтактный движок, младший механик унесся на мопеде выполнять поручение.

– Вычистили пулеметы?

– А как же. Вот он, малой, и чистит. Как в Общепите тарелки, в зеркало

– Идемте…

Механик оттолкал тележку в угол, закрыл все ящики на ключи и накрыл брезентом.

Серебров подвел его к носу своей машины, вытащил из кармана ключи, нашел нужный и открыл потайной отсек. Эта модификация была выполнена по его личному заказу в мастерских на Оаху. В полости под картером двигателя, между тоннелями первого маслорадиатора и нагнетателя стоял легкий чешский vz.23 «Зефир» с синхронизированным электроспуском. Его ствол был прикрыт подпружиненным щитком, заподлицо с обшивкой. Серебров называл его «последний шанс» и он был чем-то вроде однозарядного пистолетика-дерринджера за резинкой носка у бывалого шулера. Открыв замок он вытянул вниз на штангах подковообразный патронный ящик, в который укладывалась 200-зарядная лента. Теоретически ее хватало на то, чтобы отпугнуть или сбить один самолет, если отказывало основное вооружение или в нем кончались патроны.

– Собственно все. Вычистить, проверить, зарядить

– Сделаем…

К воротам подъехал мопед. Парень тащил две зеленых коробки.

– Во, Михал Михалыч, привез

– Давай сюда. Пока патроны протирай…

В Великую войну, когда патроны клепали (и жгли) миллиардами, на такие мелочи как криво или неглубоко посаженная пуля не обращали внимания. Дальнейшее можно представить – клин, отказ пулемета и – похоронка. Пусть с той поры прошло два десятка лет, а патроны в мире стали жечь лишь десятками миллионов, эти уроки не забываются. Старый Шайо сделал осмотр патронов железным правилом для техников у «Летающих леопардов», ему же всегда следовали техники Профсоюза. Но ленту к «последнему шансу» Серебров всегда осматривал и набивал сам. Если шанс последний, то его отказ – это уж совсем глумливая усмешка судьбы.

Достали ведро с песком – бросать негодные патроны, присели на тележку. Техник зарядил в машинку пустую ленту, а Серебров, засучил рукава, захватил горсть прохладных патронов из коробки. Норма, норма, норма, норма. Машинка побрякивала, выдавая уже наполненную ленту. Так, у этого капсюль нехорошо осажен. В ведро. Норма, норма, норма…

Подошел радист.

– Можно получить таблицу частот?

– Да, разумеется, – Серебров аккуратно ссыпал патроны обратно в ящик, немного покопался в конверте, полученном на Бирже, и выдал радисту стандартную пробитую оранжевую карточку с радиочастотами, вместе с листом бумаги из нагрудного кармана. Теперь его рация будет настроена на рабочие частоты по принятой схеме – «А» – переговоры внутри звена, «В» – второе звено, «С» – навигация и пеленгаторы, «D» – база или авианосец и так далее, до самой международной «H». Все остальное – крутить верньеры и щелкать кнопками выбора диапазона.

Снова норма, еще раз норма, норма, норма, норма…

Посмотрел вправо – японцы, отгородившись брезентовой ширмой, ковыряются в двигателе «Райдэна». Курода, вон – только быстро поклонился, когда въехали в ангар, и снова за ширму, ругаться.

«Хе, погорели, погорели прокладочки-то…» – эта мысль вызвала другую. Да, действительно надо написать. Только ленту добить сперва. Норма, норма, норма…

Посмотрел налево. Мосс сменила официальный наряд на бриджи, клетчатую рубашку с коротким рукавом и босоножки на пробковой платформе. Сидит, полулежа, привалившись к пилону «стрекозы» и что-то рисует в блокноте. Нашла время для эскизов… Норма, норма, норма…

– Двести штук, – оружейник постучал пальцем по счетчику

Серебров взял ленту, поднял и пропустил сквозь пальцы тяжесть ее ребристого холодного тела, пошатал несколько патронов. Порядок.

– Заряжайте

– Семка! На, ленту закладывай, только оботри еще разок…

Обтерев рук тряпкой и вымыв их от масла, Серебров пошел к своему «царскому ложу». Подумал немного, достал блокнот и начал писать письмо, стараясь в наиболее четкой и сухой форме передать свои ощущения и соображения по той мозаике фактов и ощущений, которая у него сложилась из трех больших частей.

Во-первых, японцы и их новый истребитель, который они так хотели опробовать против аналога «супермарина».

Во-вторых, сведения, которые ему сообщил старина Мо.

В-третьих, собственные ощущения Сереброва. С Востока определенно задул горячий ветер.

Он в задумчивости постучал карандашом по краю блокнота. Восток, восток… может черт с ним со всем, полететь на Гавайи длинной дорогой через Португалию, Панаму и Калифорнию? А то прилетишь вот так, допустим, в Нагасаки, а там здрасте-пожалуйста, тэнно Сёва объявил войну угнетающим южно-азиатских собратьев по расе проклятым британцам…

Стоп. Почему именно британцам?

А вот почему: с французами японцы воевать не будут. В Индокитае они свяжутся с Францией, а потом в конфликт втянется и Британия (ради одного престижа белой расы постараются «желтопузых макак» отделать так, чтоб неповадно было) что сделает войну слишком большой и слишком невыгодной. Да еще Голландия пожелает немного разрядить обстановку вокруг своей Ост-Индии. Атаковать Голландскую Ост-Индию тоже нет смысла: в конфликт ввяжутся, опять же Британия и Франция, да и сама Ост-Индия – не диетическое блюдо.

Батавия на ост-индской нефти уже давно переросла Амстердам с точки зрения экономики и влияния на политику, (правда, никто не отменял технологического первенства Эйндховена). Солидный воздушный флот и свора эсминцев и легких крейсеров (в ост-индских водах с множеством мелких островов и проливов линкоры были практически бесполезны) делали ее крайне неудобным противником.

А вот британцев не любит никто и никто не будет им помогать. Более того, тем гордость не позволит принять чью-либо помощь.

Наверняка будет проще.

Япония скорее всего «освободит» бывшие американские Филиппины. Которые «стабильности» ради «согласилась» в 1931 году принять под свою «опеку» Британия. И с тех пор там вялотекущая война, поскольку, в отличие от американцев, заинтересованных только в экономике, британцам надлежит «просвещать» отсталые народы.

«Просвещают» англичане как обычно: коренное население лет за десять сокращается до одной десятой от прежнего числа, а Лига Наций с 1931 года срывает глотку и воздвигает из бумаги второй Монблан. Поэтому будет восстание и «независимое» правительство Филиппин, которое обратится к тэнно Сёва за защитой и покровительством. Все практически законно.

Поскольку Филиппины – проблемный регион, британцы до определенной степени готовы на него плюнуть. Он не стоит бензина и угля, которые придется сжечь ради его обороны. Строить там нефтеперегонные заводы – слишком долго, нефти полно в Британской Малайе. Топливо из Манилы еще когда пойдет, а денег сгорит уйма.

И именно поэтому японцы захотят «освободить» острова, заменив британское «просвещение» на японский порядок – верь, во что хочешь, живи как угодно, пользуйся медициной, почтой и защитой армии, только работай на предприятиях, принадлежащих гражданам священной Нихон, плати налоги и почтительно кланяйся портрету тэнно Сёва. А уж заводы организовать, получив доступ к филиппинской нефти… Японцы за такой кусок вплавь с Хоккайдо на спинах перегонные колонны повезут. Французы с голландцами и пальцем не шевельнут, им в регионе Британия самим как кость в горле.

А уж из этого надо делать выводы (и выгоды) Профсоюзу…

Все это Серебров ужал в один убористо исписанный лист, перечитал, отложил в сторону. Затем на другом листе написал расширенный отчет по проведенному бою с «райдэном» и изложил его приблизительные ТТХ и особенности поведения в воздухе, которые смог заметить. Запечатал все в стандартный желтый конверт. В принципе, все то же он мог сделать и послезавтра – но жизнь наемника полна случайностей и лучше, если эта информация попадет к Профсоюзу независимо от того, жив будет Серебров или нет.

Он снова посмотрел налево. Журналистка отложила свой блокнот и теперь ковырялась в консоли у «шаврушки», разложив на тряпке, постеленной на полу, инструменты и выкрученные свечи – один из моторов раскрыт. Что-то все-таки в ней не так…

Серебров побарабанил пальцами по конверту. Нашел глазами того механика, который вчера предупредил его об особенностях самолета поручика Куроды, подозвал его и, повернувшись так, чтобы не светиться, отдал ему конверт. Механик кивнул и спрятал письмо в глубокий как каньон карман.

Стоп. Еще раз стоп.

Гран-Каньон. Летать как в Гран-Каньоне. Она сказала, что в Москве летать интереснее, чем в Гран-Каньоне.

Минуточку…

1938 М-12

Гран-Каньон – это же север Ариксо, юг Юты и Вольный Колорадо. Скай-Хейвен и Денвер. Пират на пирате и пиратом погоняет, черная дыра на трансамериканском маршруте, пристанище таких колоритных личностей как Джонатан «Чингис» Хан, Улисс Бут, Павел «Князь» Лобанов и приземленная лично Серебровым банда младшего Рикенбакера… И эта рыжая пигалица говорит, что летала в Гран-Каньоне? С экскурсией, что ли?

Жаль, в Америке нет знакомых журналистов, чтобы проверить, кто она такая. Точнее – журналисты есть, но веры им нет совершенно никакой, издержки окончательно распоясавшейся «свободной» прессы, не знающей ничего, что творится дальше своего курятника и, при этом, умудряющейся даже это переврать.

Уж не по его ли душу приехала так активно втирающаяся в доверие мадемуазель из Вольного Колорадо? «Вальтер» это такая интересная машинка, просто созданная для применения с глушителем. Странно, странно, вроде в бывших САСШ никаких настолько существенных долгов, чтобы посылать за ним человека, ни денежных, ни чести, за ним не осталось. Да и никого из тех, кого он в честном бою отправил в ад без пересадки, никто не любил настолько, чтобы тратить деньги на его, Сереброва, смерть.

Нельзя исключать и другое.

Почерк Говарда Хьюза.

Прославленный ас, авиаконструктор, промышленник, рекордсмен, режиссер, плейбой и миллиардер жил в Голливуде, нефть качал в Техасе, строил двигатели в Детройте, а интересы его простирались на весь североамериканский континент. Шутка была такая, еще до развала Штатов: «Как зовут президента САСШ? – Вы имеете в виду этого парня из Ди-Си или Говарда Хьюза?».

Хьюз никогда не нарушал никаких законов. Он или поступал параллельно им, или писал их сам. Говарду Хьюзу принадлежала крупнейшая частная шпионская сеть в мире и его личная воздушная армия – «Регуляторы», выросшая из его каскадерской эскадрильи времен съемок эпохального фильма «Ангелы Ада». Навыки воздушного боя эта армия регулярно оттачивала как раз в каньонах, напичканных пиратскими базами – но никогда до конца, всегда «оставляли на развод», чтобы было на ком потренироваться в следующий раз.

Поговаривали, что Хьюз страдает тяжелой формой паранойи и его интересует буквально все и обо всем. Впрочем, способность интересоваться буквально всем и выцеживать информацию из всего, важна и для бизнеса. Колоссальная библиотека сведений и компрометирующих материалов на каждого политика в бывших САСШ и на пару десятков фигур в Антанте – это тоже лишь деловая необходимость.

Проверяет, стало быть, что поделывают люди, заработавшие определенную репутацию в американском небе…

А вот следующий вариант заставил нехорошо шевельнуться волосы на загривке.

Рыжая барышня с чуть ни карикатурным техасским акцентом вполне могла получать жалование в британской разведке. У Техаса серьезные связи с англичанами. И то, что британские агенты есть в Скай-Хейвен – медицинский факт.

Есть у лондонских джентльменов такая милая привычка – рассылать по миру всяких человечков с двойным дном, а то и с тройным. В том числе и таких, которые сводят счеты с теми, кто уж очень активно мешает британской внешней политике. С этой точки зрения персонально к бревет-капитану Сереброву может быть накоплен некоторый счет солидный счет даже просто по деньгам. Если, конечно, догадались.

Он прикинул, что будь у него чуть больше фактов, чем чутья и подозрений, и будь это не Москва, а Шанхай… В этой песочнице нет разницы, мальчик ты или девочка, дерутся все всерьез и, если у кого в процессе найдут без головы, значит карма такая.

Американско-китайская часть Сереброва почти не колебалась – убирать ее со сцены, причем, чем раньше, тем лучше. Хотя, конечно, что-то он развоевался. Представил себе означенный процесс, мысленно сплюнул: «Да ты, братец, совсем с нарезки сошел. Женщину…».

А вот, например, шепнуть пару слов в советский КНБ – очень даже можно.

Весь Китай знал историю Лан Юйлян – красавицы-танцовщицы, киноактрисы, любовницы многих влиятельнейших людей, а по совместительству – агента-убийцы японской разведки, многих из этих влиятельнейших людей отправившего на тот свет настолько причудливыми способами, что заключения следователей читались как готический роман. Не грохнись она в 1936 году с моста на своем автомобиле из-за оборвавшейся рулевой тяги, не обнаружь на обгоревшем теле фэнтянская охранка кое-какие бумажки и разные интересные штучки-дрючки по технической части в машине, возможно, вся китайская история пошла бы по-другому…

С другой стороны, Советская Россия – не бывший Китай. Здесь вот так просто не опорожнишь кому-нибудь в спину «вальтер» и не угостишь ядом. Товарищи из КНБ не зря носят свои шпалы и ромбы. И уж так они не зевнут – правда, если дойдет до этого, Сереброву останется только похлопать в ладоши с того света.

В КНБ вообще не любят ничьих агентов. Дополнительным стимулом к этому было то, что Британская Империя и Советская Россия находились в состоянии, которое один остряк из «Фигаро» метко окрестил Guerre Froide – «холодная война». Пушки вроде как молчат, но дипломатия и разведки друг друга пробуют на прочность на всю катушку.

Серебров еще раз глянул на возможную агентессу. Одну ногу задрала, в прямом смысле с головой в своей амфибии.

Ну-ну…

Он засунул карандаш в нагрудный карман и расслабленным шагом прошел к своему мотоциклу, словно желая размяться.

«КНБ, КНБ… тоже ведь перебор. Доносчику, как известно, первый кнут».

Если он побеспокоит КНБ, то, как источник сигнала, неизбежно тоже попадет под наблюдение Комитета. А под наблюдением ему всегда было на диво неуютно. Но есть, кажется, и промежуточное решение…

Доехал до шестнадцатого ангара, где в пристройке был оборудован переговорный пункт, предъявил членский жетон и прошел в дальнюю кабинку, к столику с телефоном. Набрал номер собственной службы безопасности Профсоюза, произнес в трубку свой личный код и дождался, пока загорится зеленая лампочка.

– Бревет-капитан Серебров

– Бревет-лейтенант Крылов у аппарата. Слушаю вас, товарищ

– Я хотел бы проинформировать об одной персоне, позавчера-вчера влетевшей на собственном вооруженном самолете типа «северски-дрэгонфлай» в Советскую Россию. Ее зовут Мосс, Кэрен Мосс, по ее словам, гражданка Республики Техас.

– Принято. Основания для информации?

– Есть непроверенные сведения, что она может быть связана с разведкой Британии. Хочу проинформировать Профсоюз о своих подозрениях.

– Принято. Благодарю за информацию, товарищ Серебров.

– Всегда рад помочь общему делу, товарищ Крылов.

Вот так… Теперь за «журналистку из Техаса» возьмется собственная СБ Профсоюза. Не такая мощная, как КНБ, но в отношении всех, кто поднимается над поверхностью планеты выше, чем на прыжок, организация более чем компетентная. А если она действительно такой профессионал, каким она может быть, ненавязчивое внимание к своей персоне она ощутит. И, возможно, это подвигнет ее отложить исполнение своего задания. Ну, а если не профессионал, то попадется – туда ей и дорога.

Подождал, выкурил в тени ангара папироску и снова оседлал мотоцикл. Надо бы развеяться, ветром голову продует, авось каких мыслей надует… Прокатился вдоль рулежных дорожек, километра три туда и обратно. Но ничего, кроме прохлады поездка не дала. Остановился в тени «родного» ангара, не слезая с мотоцикла, безучастно смотрел перед собой.

Из пятнадцатого выкатили двухмоторный «Локхид-Вампир», сняли капоты, начали ковыряться в левом двигателе. Солидная машина, на ней только цеппелины потрошить – в носовой гондоле автоматическая пушка танкового калибра, все 20 миллиметров, да два крупнокалиберных пулемета…

Серебров смотрел, как над серым бетоном поднимаются дрожащие струи нагретого воздуха. И тут поймал себя на том, что уже несколько десятков секунд не думает словами – блаженное состояние пустоты, освобождение от мыслей. Ну и, разумеется, как только осознал, ощущение пустоты прошло. Посмотрел на часы: «Ну, ты посиди еще в позе дзадзэн, авось сатори шибанет. Делом надо заниматься…».

Он вернулся в ангар. Там уже начали готовить двигатель к инструментальной диагностике и несколько человек залезли по пояс под раскрытые жучиными надкрыльями капоты.

Гордость советского двигателестроения, в девичестве британский «ролльс-ройс», с кое-какими дополнениями, позаимствованными от голливудского «паккард-белла» и ресурсом, который могли обеспечить только советские сплавы и чехословацкая культура производства.

«Сапсан-16-2КВ», шестнадцатицилиндровый пожиратель стооктанового бензина объемом 36 литров, двумя щелчками тумблеров превращающийся в «восьмицилиндровый» для перегоночных рейсов и патрулирования, опутанный ребристыми змеями воздушных тоннелей, шлангов систем охлаждения и топливных магистралей. Сбоку кругляш под хромированной крышкой с ребристым алюминиевым хоботом – нагнетатель с промежуточным охлаждением воздуха, такой же с другой стороны и растопыренные в стороны сине-черные в разводах цветов побежалости выхлопные патрубки.

За счет некоторой экономии размера, под двигателем размещался уже упомянутый отсек с пулеметом, а сечение тоннелей воздухозаборников и системы охлаждения было немного увеличено против обычного.

Виден и еще один секрет – особой конструкции моторама, изготовленная не из стали, а из упрочненного алюминиевого сплава и передняя стенка первого топливного бака.

В отличие от обычных, паяных или клепаных, бак А.300 был, скорее, топливным отсеком: внешняя обшивка самолета была его стенками, а внутри – «мешок» из сверхпрочного дурона с выстилкой из самозатягивающейся германской резины.

Ткань из дуронового волокна, пропитанная фенольными смолами, составляла часть обшивки, а детали, «намотанные» из той же дуроновой нити – даже некоторые элементы силового набора крыла. Вместо стальных тросиков к элеронам и рулям шли дублированные шнуры из того же дурона, пропитанного виниловой непроницаемой мастикой. Последним традиционным с точки зрения современного авиастроения элементом конструкции серебровского самолета были элероны. После их замены истребитель превратился фактически в экспериментальную машину, до последней заклепки построенную в соответствии с последним писком авиационной моды.

Разумеется, были значительно более мощные двигатели, вроде техасского 28-цилиндрового «Хорнет-Супернова», чудовищной «звезды» объемом в 72 литра, самый раз поднимать в воздух хьюзовские «геркулесы» или британского 24-цилиндрового Н-образного «Виверна». И значительно более скоростные машины вроде итальянского скоростного курьера Макки «Фреччья» («стрела»), которую за умение делать что-то кроме быстрого полета по прямой называли «Лима» («напильник»).

Но, как демонстрировал помянутый итальянский курьер, любая чрезмерно сильная сторона – генератор слабостей. И, кстати, наоборот.

Взять, к примеру, тот же дурон. Когда немцев после Великой Войны обложили со всех сторон ограничениями и контрибуциями, они начали изворачиваться.

"Благодаря" запрету на производство крупнокалиберных пулеметов появились револьверные и кассетные установки для запуска двухдюймовых ракет. Не самое лучшее оружие для воздушного боя, но по наземным целям и дирижаблям эти «макаронины» работали не хуже двухдюймового танкового орудия, а залп ими накрывал площади гораздо эффективнее полковой артиллерии.

Запрет на продажу Германии гелия заставил германских химиков долго скрести затылки. От экспериментов с извлечением гелия из угля и составлением пригодных для полета смесей из неблагородных газов они перешли к поискам более простого и технологичного способа безопасно использовать горючий водород.

Среди решений, которые они разработали, был особый вид синтетического шелка – дурон. Благодаря колоссальной прочности дуронового волокна на разрыв, ткань, сплетенная из него, совершенно спокойно выдерживала обстрел из винтовки, а также отлично пропитывалась различными смолами и каучуками, превращаясь в легкую и прочную оболочку для баллонов.