Текст книги "Возвращение (СИ)"
Автор книги: Сергей Бабернов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)
Что за чёрт?! Рукавом рубашки я попытался протереть окно, как вдруг, кто-то спрятавший-ся между рамами вывел на запотевшей поверхности:
«СПАСИБО!»
И ещё ниже:
«ЖДИ!!!»
Мне в лицо ударил порыв ледяного ветра. Пламя свечи затрепетало, но всё-таки не погас-ло. Когда оранжевый язычок снова осветил кухню, я увидел абсолютно чистое окно и собственную перепуганную физиономию в нём…
32
Человек – удивительное животное. От природы нам не досталось ни клыков, ни когтей, но мы смогли выжить. Мало того, загубить миллионы других, на первый взгляд более совершен-ных созданий. Мозг – скажете вы. Может быть и так, но, по-моему, большинству он скорее помеха, чем замена клыков. Дело, скорее всего, в невероятной способности привыкать и приспосабливаться ко всему и вся. Кто заселил Антарктиду? Кроме пингвинов разумеется – они аборигены. Люди, крысы и тараканы. Кто выживет, по мнению фантастов, в грядущей экологической катастрофе? Те же самые персонажи. Нет, род человеческий – удача Создателя. Беззащитные, уязвимые, глухие и слепые (по сравнению с другими тварями) люди захватили планету от северной ледовой шапки до южной.
Да вот, хотя бы я! Ещё неделю назад я и представить не мог, что смогу спокойно уснуть после стычки с двумя отнюдь небезобидными парнями и встречи с призраком. Какое неделю! Два дня назад я боялся темноты. Теперь, пожалуйста! Продрых всю ночь, наплевав на шум дождя и кучу неприятностей. А вы говорите – мозг! Скорее отключение оного.
Напевая что-то под нос, я принял ванну. Осмотрел в зеркале солидную щетину. Махнул рукой на бритьё. Вскипятил чайник. Вернул из ссылки и подключил радио. Голос госпожи Крамцевой – кило рафинада. К чему же тратить сахар? Под сладкоголосое повествование о прелестях Калиновской жизни позавтракал. Надо же, привыкаю! Мне даже не захотелось воткнуть в лживую глотку местной ди-джейки бальзаковского возраста носок умершего неделю назад бомжа. А может быть, обретя достойных врагов, я перестал обращать внимания на всякую шелуху?
Окрылённый снисходительностью ко всему живому (кроме вчерашних визитёров), я принял решение об утренней прогулке. Утро, конечно, понятие условное – проспал-то я почти до трёх – но, когда встал, тогда и утро. Я оделся. Для профилактики простуды принял двести грамм из «Родника» (на полный желудок не страшно) и шагнул за порог. Сам того не ведая, я начал документальный роман. Для продолжения нужны события. Я шёл им навстречу.
Благодушия не разрушили ни моментально промокшие в мутных лужах ботинки (лень перешагивать), ни заляпанные грязью брюки. Что они по сравнению с неприятностями, кои я доставлю своим обидчикам. Своим и её!
Стоп! Хорош наблюдатель, мысли коего заняты собственными проблемами! Незабвенный капитан Корнеев учил – в разведке отключи всё, кроме глаз, размышлять будешь в сортире. Следуя заветам армейского командира, я начал прогонять мысли. Тяжело, со скрипом, но невидимые перечники покинули мозг. Теперь, я свободен!
Я видел много интересного. Передачи госпожи Крамцевой не такая уж туфта. «Молодые калиновчане с трепетом и уважением внимают наставления ветеранов». Так вот оно! Хитрогла-зые старички с объёмистыми сумками, укрываясь в тени оцепивших главную площадь голубых елей, продают самогон в розлив. К ним один за другим спешат спившиеся молодые калинов-чане.
«Каждый горожанин застынет у памятника павшим воинами и обнажит голову». Верно! Застынет! Обнажит не только голову. Где ещё принявшему заветную дозу нужду справить?!
А радостное сообщение об открытии бассейна! Здесь, пожалуй, удивляет скромность сладкоголосой вестницы. Бассейны функционируют по всему городу. Абсолютно бесплатно. Доступны каждому жителю, хочет он того или нет. Попробуй-ка, обойди гигантские лужи! Не хочешь заняться водными процедурами? Добро! Переходи к прыжкам в длину и балансированию по узким бордюрам.
В общем, я признал собственное несправедливое отношение к местному радио. При определённой фантазии и нужном взгляде на вещи подтверждения словам госпожи Крамцевой попадались на каждом шагу.
Далее, я стал свидетелем совсем уж из ряда вон выходящего события. Свинцовые тучи расступились. Почти минуту город купался в солнечном свете. Весёлые лучи раскидали по лужам праздничные блики, коснулись лиц прохожих, лизнули фасады домов.
Я застыл на месте. Калиновск не часто выглядит так приветливо. Даже я сказал бы, не часто так оживает. Парадокс, но в дни, когда здесь не идёт дождь, небо всё равно задёрнуто облаками, заводские трубы и горящие помойки делают атмосферу похожей на последний день Помпеи. Оттого и на лицах горожан чаще, чем другие эмоции, можно встретить агрессию или обречённость.
Солнце, спохватившись, спряталось за облаками. Моментально разразился мелкий дождь. Вернулась привычная серая дымка. Я обошёл площадь по периметру. Двое помятых мужичков укрывшихся за памятником проводили меня тупым взглядом. Один держал за горлышко початую чекушку, другой, отвернувшись к обелиску, возился с ширинкой.
Я миновал любителей зодчества, но чувствовал спиной мутные глаза, пока не свернул за угол. Ирония судьбы, я оказался во дворе того самого дома. Дома, с которого всё началось. Или вернее, на его крыше всё кончилось.
В ту ночь кто-то из припозднившихся жильцов, наткнулся на её тело. Вызвал милицию. Меня нашли на крыше час спустя. Говорят – придя в себя, я бросился на следователя. Обвинял его, что он толкнул меня. Я этого не помню. Словно из тумана всплывает больничная палата. Невероятная тяжесть в голове. Частые приступы, когда глаза от боли лезут из орбит, а в висках колотит взбесившийся молот. Невзрачный человечек – двойник Барыбина – пытающийся выяснить, что произошло в ту ночь, в каких отношениях мы были с потерпевшей, не употребляли ли мы определённых веществ. Потом слякотный день – конец февраля или начало марта – пустая квартира, объёмная фура. Меня увозили от греха подальше. Так решила семья. Ещё несколько встреч с невзрачным человечком. Армия… И всё! Другая жизнь. Жизнь без прошлого. Жизнь, где воспоминания тщательно законсервированы и упрятаны на самые дальние полки. Но кто-то или что-то затронул старые запасы. Когда? На вокзале? В доме Игоря? Или они всегда были со мной? Гонимые и отбрасываемые пасынки памяти, они всё-таки нашли способ заявить о себе.
Где-то здесь лежало её тело. Заляпанный грязью жёлто-синий «уазик» плевался фиолетовы-ми вспышками. Водитель дремал, откинувшись на сидение. Второй человек, я разглядел тусклые звёздочки на погонах, брезгливо тронул её носком ботинка.
– Готова! – крикнул он напарнику. – Черепушка вдребезги. Связывайся с дежуркой.
– Вот ещё забот не хватало, – водитель потянулся и взялся за рацию.
В это время, я лежал на крыше, а чуть ниже у выхода с чердака притаились три тени.
– Зачем? Зачем? – испуганно подвывала одна. – Мы же на это не договаривались!
– Молчи, урод! – шипела другая. – Шёл бы и сам разбирался! А то, как до дела дошло – я не могу, я не умею, она меня возненавидит. Теперь ноешь – зачем, почему? Вышло так!
– Главное ментов проскочить, – рассуждала третья, самая спокойная. – Подумают всё на её дружка. Ему, кстати, пульс пощупали. Вдруг выживет. Может, сгонять?
– С ума сошёл?! – зашикали двое других. – А если менты?! Надо задницу уносить, а не пульс щупать! Как теперь из дома выйдем.
– Зачем выходить? – усмехнулся хладнокровный призрак. – Перекантуемся на крыше лифта, пока всё не успокоится.
Тёмные силуэты растворились в глубине чердачного помещения. Проклятие! Я почти разглядел их! Неужели… Не может быть! Зачем им нужно было это делать?! Но с другой стороны… Я ничего не понимаю!
Порыв холодного ветра разогнал видения. Ощущения такие, словно на макушке перекололи килограмм орехов, а потом ещё добавили пыльным мешком. Если всё увиденное правда, то я знаю, кто был там. То-то вы так засуетились, господа хорошие! И ещё одно – серебряной молнией в мозгу вспыхнула недавняя сцена.
– Я ведь всё знаю, – говорила при встрече Алла Александровна. – Ты обещал вернуться. Ты вернулся.
Старуха не могла этого знать! Первый и последний разговор о возвращении и побеге из городской трясины состоялся на ночной крыше. Она не могла знать о нём. Если только… Бред! Семидесителетняя старуха карабкающаяся на чердак! Чепуха! Но откуда она знает? Что за скелеты прячутся в шкафу милейшей Аллы Александровны?!
Я задрал голову. Вот он карниз, на котором завязался немыслимый узел. В шею словно вбили клин. Я не мог двинуться. Хотелось кричать от ужаса. На фоне серого неба чётко вырисовывался девичий силуэт. Она стояла на самом краю. Я бросился к подъезду. Вот она обещанная встреча! Вот то, ради чего я здесь очутился! Всё начнётся там, где было безжало-стно разорвано!
Что начнётся?! Я не знал! Я даже забыл о мести! О страшной мести убийцам. Я ведь их почти уже вычислил. Она на крыше! Она ждёт меня! Ни о чём другом я думать не мог!
Никогда раньше не волновало меня количество ступенек в высотном доме. Теперь, спотыкаясь, я отсчитывал каждый десяток собственным дыханием. Миллион острых иголочек впивались в лёгкие (вот они, две с половиной пачки сигарет в день), одежда взмокла от пота. До чердака я добрался в состоянии близком к разобранному. Пинком открыл дверь. Вывалился на крышу.
– Ты? – прохрипел я.
– Здравствуйте, – Алла (другая, не та, встречи с которой я ждал) встретила меня улыбкой. – А мы вас давно заметили. Ещё на площади.
– Мы? – я огляделся в безумной надежде.
На противоположенном краю крыши маячила мрачная фигура Ворона.
– Древние майя считали, что человек раз в день должен оставаться наедине с небесами, – эрудированный юноша даже не обернулся в мою сторону. – Чтобы узнать волю богов. Или настрой космоса, говоря современным языком. Что вы об этом думаете?
– Почему вы здесь? – я с трудом обретал способность связно мыслить.
– Я же говорю, – Ворон отошёл от края и наконец удостоил меня взгляда. – Медитация. Обретение гармонии.
– Почему здесь?
– Во-первых достаточно высоко. Во-вторых, единственный дом, где перепуганный обыватель не навесил на дверь замок.
– Вы знаете, что здесь произошло? Здесь погиб человек.
– Ого! – в глазах парня вспыхнул интерес. – Тогда это место вдвойне ценно. Особые вибрации. Энергетика. Волны страха.
– Это была девушка! Юная! Красивая! – мне очень хотелось расквасить юному цинику нос. Посмотрим, какие волны ты испустишь, путаясь в кровавых соплях.
– Вы говорите про неё? – рука Аллы коснулась моего плеча.
– Про неё, – злость погасла.
– Извините, мы не знали.
– А в чём собственно дело? – встрял знаток ритуалов майя. – Про кого, про неё?
– Заткнись! – бросила девушка.
Ворон обиженно ретировался на край крыши и принялся за очередной сеанс связи с космосом.
– Бабушка очень хочет вас видеть, – сообщила Алла.
– Я её тоже. Есть кое-какие вопросы. Ей очень придётся постараться, чтобы ответить на них.
– Вы какой-то странный. Это из-за меня?
– Из-за тебя?
– Да, из-за ночи.
– Значит, ты всё помнишь? Утром дурака валяла?
– Не помню я ничего! Потому и спрашиваю. Может, чем обидела вас? Так я, действительно, не в себе была! Извините, если что…
– Я в курсе этого случая, – подал голос Ворон. Желание явить миру собственные знания пересилило чувство обиды. – Типичная болезнь средневековых женщин. Знаете, когда они, воображали себя ведьмами и отправлялись на шабаш? Вы для Аллы воплощаете нечто противостоящее канонам обыденности…
– Люцифера?
– Примем такой термин. Тогда ночная прогулка объясняется прорывом подавленной сексуальности и неприятием буржуазных ценностей. Провал в памяти – работа проснувшихся комплексов.
– А как же метла, мазь из белены и сало некрещеного ребёнка?
– Недостойная внимания атрибутика. Всё здесь! – Ворон ткнул себя пальцем в лоб и принял позу римского трибуна.
– Откуда ты такой умный взялся? – свихнувшийся от прочитанной горы литературы мальчишка вызывал уже не столько раздражение, сколько сочувствующую улыбку.
– Я не трачу время на мелочи! Каждая секунда посвящена самообразованию. Я не интересуюсь материальными ценностями. Знание – истинный капитал. В двадцать первом веке мы превратим землю в огромное хранилище знания. Промышленность, бизнес и прочая чепуха будут переведены в космические гетто!
– У Ворона свой сайт в Интернете, – Алла зажмурилась от благоговения.
– Три, – поправил будущий всепланетный архивариус, – и с десяток веб-страниц. В чатах меня неплохо знают. На форумах…
– Откуда же средства на столь бурную деятельность, – поинтересовался я. – Поделись секретом с писателем-неудачником. Может, хоть на старости лет поживу в своё удовольствие.
– Так сложилось, – противник буржуазного образа жизни неожиданно смутился. – В общем… Силой обстоятельств я не стеснён в финансах.
– Родители ему деньги подкидывают, – объяснила девушка. – И брат. Чего ты на мозги капаешь?
– Я не имею ничего общего с этими мещанами! – Ворон покраснел. – Я живу отдельно! Я… Никто не принуждал их выдавать мне деньги. Почему я должен отказываться?! В конце концов, это их обязанность… Я забочусь о судьбе человечества, в то время как они решают ничтожные проблемки. Их долг – финансировать меня!
– Да ладно тебе, – я едва сдерживал смех. У доморощенного анархиста оказался за спиной солидный капитал. Что же, в таком случае и побунтовать можно. – Неважно откуда приходят деньги. Главное на что тратятся.
Разоблачённый низвергатель мещанских ценностей одарил меня недоверчивым взглядом.
– И я ему про то же, – вставила Алла. – Хотя бы не грубил своей родне.
Ворон смотрел то на меня, то на девушку. Неожиданно по-детски наивно улыбнулся. Несчастный парень. Мы двое, наверное, единственные, кто слушает его бредни и общается не из-за толстого кошелька родителей. Уже при рождении он попал в изоляцию. Родители заменили себя дорогими подарками и электронными игрушками, сверстники заискивающе вертели невидимыми хвостиками, в надежде урвать кусочек чужого благосостояния, а потом злобно шипеть за спиной. Вот откуда ненависть к человечеству, дикие фантазии, мешанина в голове. По сути дела, он, уже взрослый человек, до сих пор лишь средство вложения капиталов для родни и предмет зависти для нищенствующих одногодок.
– Хорошо, что вы так думаете, – снова печоринская складка на переносице. – Революции всегда делались на деньги враждебных классов. Кстати, вам будет это интересно. Вы читали Достоевского?
– Ну, не всего, конечно.
– Всего и не надо! Вы наверняка заметили параллели с Лавкрафтом.
– С кем?
– С Лавкрафтом!
Я лишь пожал плечами.
– Подумайте сами, – не унимался литературовед-самоучка. – Герой, противостоящий системе! Сломленный и растоптанный этой системой! Выживший, но одержимый страхом! Оттого не способный к действию!
– А что общего между Порфирием Петровичем и древним богом Кутхулу?
– Всё! Земное общество – отображение космического порядка. Мы живём по законам принесённым Древней Расой с Погасших Звёзд. Человечество – стадо жертвенных животных. Адепты Древних следят за порядком. Если бы у Достоевского был доступ к «Некрономикону»…
– Ну, тебе виднее, – по правде сказать, у меня распухла голова от рассуждений юного философа.
– Я уже отправил несколько сообщений по разным почтовым ящикам. Надеюсь организовать форум. Если желаете, можете зайти, посмотрите, что народ скажет. Хотя… , – в руках Ворона явился пистолет. – Вы уже никуда не зайдёте.
Я не успел понять смысл происходящего. Палец мальчишки дёрнулся на спусковом крючке. Хлопок. Слишком тихий для такого оружия. Я не почувствовал боли. Только в глазах потемнело. С промежутком в семнадцать лет моё тело снова рухнуло на мокрый гудрон.
33
Темнота, опять темнота. Свет почти не пробивается через испещрённое дождевыми каплями окно. Изредка жёлтое пятно раскачиваемого ветром фонаря проникает в помещение, оставляя на стенах и потолке когтистые тени веток. На соседней койке кто-то сопит и постанывает во сне, с другой тишину взрывают мощные раскаты храпа. Третий человек не спит. Он забился в угол. Завернулся в одеяло. Он скулит от страха. Для него – темнота живая. Тени – руки призраков. Храп и стоны – их голоса. Они приходят каждую ночь. Человек боится темноты, но свет включить не может. Нельзя. Опять заявится девчонка в белом халате и сделает укол. Она заодно с призраками. Он уснёт и окажется в их власти. Нет, он не настолько глуп. Нужно терпеть. Дожидаться рассвета. Он перехитрит их всех. Он выспится днём. А ночью… Ночью животный ужас. И поединок с призраками. Кто кого!
Я не испытываю сочувствия к человеку. Он заслужил это. Никаких призраков в темноте нет. Там притаились его грехи и поступки. Именно они терзают разум и душу.
Словно уловив мои мысли, человек скидывает одеяло с головы. Смотрит на соседнюю койку. Сосед спит. Храп из другого угла говорит сам за себя. Человек улыбается. Поборов страх, сползает с матраца. На цыпочках подбирается к шкафу с одеждой. Секунда и ремень из брюк соседа у него в руках. Он выскользнул из палаты. Воровато оглядел тускло освещённый коридор. Предутренний сон сморил медсестру. Все спят! Все кроме него и призраков! Но он решился! Он знает, как их обмануть!
Не обращая внимания на холодный линолеум, он добегает до двери запасного выхода. Всё в порядке! Только бы никто не помешал! Человек торопливо прикуривает. Несколько нервных затяжек. Красный огонёк тлеющей сигареты дугой разрезает мрак, чтобы приземлиться на заплёванный пол.
Голые ноги, наконец, ощутили холод каменных ступеней. Надо торопиться. Сделать всё быстро, но без суеты. Второй попытки может не быть.
Хорошо, что сосед толстяк. Ремень почти полтора метра в длину. Повезло! Человек вешает его на шею. Пропускает кожаную ленту через пряжку. Затягивает наподобие галстука. Перешагивает через перила. Балансируя на краю ступеньки, закрепляет свободный конец на железном пруту, соединившим два пролёта. Привыкшие к гаечным ключам и баранке пальцы вяжут надёжные узлы. Человек в них уверен. На лице появляется блаженная улыбка. Он делает шаг в пустоту.
Я ещё могу его остановить. Спасти. Даже сейчас, когда он хрипит и дёргает ногами, раскачиваясь в лестничном пролёте. Могу, но не хочу. Он сам выбрал это. Не сейчас – семнадцать лет назад. Я смотрю на перекошенное багровое лицо, на побежавшую из штанины струйку и понимаю – всё кончено.
Неведомая сила выталкивает меня прочь с тёмной лестницы. Жадная пасть воронки. Омут бесконечности. Я лечу. Лечу. Лечу… чтобы упасть на кровать в собственной квартире.
– Господи, – слышу я женский голос. – С вами всё в порядке? Я пристукну этого идиота!
– Куда он меня? – нет никакого желания открыть глаза.
– Что?
– Куда он меня ранил?
– Никуда! – я чувствую, как Алла садится рядом. Узкая ладошка опускается на мой лоб. – Это игрушка, понимаете?! Детская пукалка! Вам очень плохо?
– Что?! – я подпрыгнул на кровати. Недомогания как не бывало. Видения отступили на задний план. – Что ты сказала?!
– Это не настоящее оружие, – Алла предпочла отойти подальше от разъярённого родственника.
– Где этот засранец?! – в данный момент я мог только рычать. – Я ему эту игрушку знаешь куда засуну?!
– Он потому и сбежал. Пока вы не очнулись. Хотите пива? Я у вас в холодильнике нашла. Ещё бутерброды. Не сердитесь, дядя Алёша, – тонкие пальцы робко дотронулись до заросшей щетиной щеки. – Он ещё совсем глупый.
Я растаял. Возможно, я никудышный педагог, и другой на моём месте повёл бы себя жёстко. Но я не мог сердиться на Аллу. Она всё больше и больше становилась похожей на Неё.
– Ладно, – стараясь сохранить маску строгости, я опустился на стул. – Давай пиво.
– И бутерброды, – девушка метнулась на кухню.
– Хорош кавалер! Заварил кашу, а расхлёбывать тебя оставил.
– Зря вы так. Он вас и с чердака стащил, и домой доставил. Проверил пульс, убедился, что всего лишь обморок и только тогда ушёл. Он же не круглый идиот – знал, что будет, когда вы очнётесь. Как вы дерётесь, уже все знают.
– А ты, значит, храбрая?
– Я вас не боюсь, – девичье лицо появилось в проёме кухонной двери. – Мне вот сон вспоминается. Будто я… тут, у вас… хочу вас… это, ну, понимаете,… соблазнить. А вы меня пальцем не тронули. Разозлились даже. Ой, болтаю всякие глупости! Извините!
– Действительно, глупости, – она, вовремя вернулась на кухню. Очень не хотелось демонстрировать девушке собственную вытянувшуюся физиономию. Сон. Хм. – Ты давай призывай собственные сновидения к порядку. Иначе, отцу пожалуюсь, – увиденное на тёмной лестнице всплыло в памяти. – Как он, кстати? – я затаил дыхание.
– Спит целыми днями, – равнодушно сообщила Алла. – Приходится снотворное на ночь давать. Ой, представляете, – она появилась в комнате с двумя бутылками пива и бутербродами на блюде, – ему ведь гипс сняли. Определили-то перелом, а он и пальцами шевелить начал и не болит ничего. Пристал к врачихе, та проверила – никакого перелома. Представляете, какие там костоломы? Здоровую руку загипсовали!
– Представляю, – я подавил желание рассказать девушке о недавно виденном. Это не её дело. – Теперь поведай, что это за затея с пистолетом.
– Вы не будете сильно ругать Ворона?
– Уж постараюсь.
– Знаете, он это не столько для себя сделал, сколько для вас.
– Ну, я ему благодарен по гроб жизни! Мне только этого и не хватало!
– Нет, действительно. Он прочитал ваши вещи и сказал, что вы неплохо разбираетесь в мистике.
– Теперь об этом на каждом углу буду рассказывать! Надо же, какой чести удостоился!
– Если вы не прекратите, я больше ничего не скажу.
– Ладно, молчу как рыба об лёд! – я демонстративно приложился к пиву.
– Вот он и решил устроить вам ощущения человека перед смертью. Ну смерть, конечно, ненастоящая, но вы-то об этом не знали.
– А ты?
– Я его отговаривала, – девушка потупила глаза.
– Ну, и что дальше?
– Дальше, вы напишите об этом. Всё будет правдиво. Ворон – почти соавтор. Ему тоже это понадобится для собственных теорий.
– Держалась бы ты от него подальше.
– И вы туда же. А что здесь ещё делать? С дебилами по подъездам тискаться? С тёлками перезрелыми у ларьков околачиваться и гоготать на всю площадь? С ним хотя бы интересно!
– Дело твоё. А давно вы на той крыше обосновались?
– С полгода, наверное… Правда там здорово? Вот если бы вы вечером туда пришли…
– Я был там вечером, Алла. Это очень нехорошее место.
Комната наполнилась тягостной тишиной.
– Извините, – я едва слышал голос девушки. – Она была красивой?
– Очень. Ты на неё похожа.
– Бабушка тоже так говорит. А вы её любили?
Я молчал. Не хватало ещё расплакаться перед девчонкой.
– Мне отец говорит, что я на маму очень похожа, – Алла тактично сменила тему. – Особенно, когда сердится. Знаете, я её совсем не помню. Только руки – добрые-добрые и глаза – грустные-грустные. Почему она бросила меня? Почему не взяла с собой?
– Знаешь, девочка, бывают обстоятельства, когда нужно исчезнуть. Исчезнуть в одно мгновение, бросив всё. Но она любит тебя, поверь. А раз любит, значит, вернётся к тебе. Этот город не то место, где оставляют тех, кого любят.
– Правда?
– Правда.
Мы промолчали ещё целый час. Несколько раз звонил в телефон. Кто-то настойчиво сопел в трубку. Я уже догадался, что юный экспериментатор пытается узнать результаты недавнего опыта, но специально опережал руку девушки и брал трубку первым. Пусть, господин Ворон поточит клюв в неведении. Наконец я сжалился над современным Базаровым и уступил девушке первенство у аппарата.
Алла взяла трубку и одарила меня красноречивым взглядом. Я ушёл на кухню за пивом. Из прихожей доносилось бормотание. Рычаги телефона клацнули. Алла зашла на кухню.
– Знаете, меня подруга попросила зайти, – она тщательно избегала моего взгляда. – Что-то очень важное.
– Ага, подруга, наверное, особенно интересуется, как чувствует себя подопытный.
– Вы всё равно сердитесь?
– Прощаю, только ради тебя. Так и предай подруге.
– Спасибо. А вы к бабушке когда зайдёте. Она вас очень хочет видеть.
– Вот сейчас и отправлюсь. Скажу больше, – меня оглушило предчувствие, что Алле ни в коем случае не стоит появляться сегодня в доме, – можешь вместе с подругой посещать всякие чаты и форумы. Я тебя подстрахую.
– Бабушку покормите?
– И бабушку, и собаку, и тебе алиби выдумаю.
– Ой, вы прелесть. Знаете, Интернет, он по ночам дешевле. Там так интересно. А до скольких?
– Хоть до утра. Только, если подруга позволит себе что-то лишнее… Так и передай – я эксперименты тоже умею ставить.
– Да что вы! – девушка рассмеялась. – Ворон как в «паутину» влезет – ему всё до лампочки! Да и я сама ещё ничего не решила. Он просто друг.
– Верю на слово. Ну ладно, привет Пернатому…
– Спасибо, – Алла чмокнула меня в щёку и выскочила из квартиры.
34
Я подошёл к особняку Игоря, когда непроглядный осенний вечер завладел улицами. Немно-гочисленные фонари отражались в лужах и с горем пополам помогали миновать интенсивные коммунальные раскопки. Доморощенные Шлимманы, похоже, не теряли надежды отыскать собственную Трою.
Калитка не заперта. Впрочем, это не важно – Алла оставила ключи. Двор заливал электри-ческий свет. Игорь не жалел средств, избавляясь от темноты. Мохнатый исполин рыкнул в вольере. Потом, признав во мне человека, приходившего с хозяином, вяло махнул хвостом. Из могучей груди вырвалось щенячье поскуливание.
– Кушать хочешь, – я провёл ладонью по сетке. Кавказская овчарка заворчала и нехотя щёлкнула зубастыми челюстями.
Не надо, мол, фамильярностей, чужак. Я при исполнении.
– Всё понимаю. Служба. Погоди немного, приятель, – я поднялся по ступенькам. Во всех окнах горел свет. Странно.
Мудрёный замок поддался не сразу. Трудно с непривычки одновременно прижимать крошечный язычок, дёргать за ручку и поворачивать ключ. Солидному имуществу – хорошую охрану.
В холле царила тишина. Ни обычного поскрипывания рассыхающихся паркетин, ни гудения холодильника, ни бормотания в водопроводных трубах. И холод. Пронизывающий до костей. Наверное, котёл погас. Надеюсь, в доме есть электрообогреватели. Очень не хочется лезть в подвал.
Тишину в клочья разорвал жуткий вой. Могучий кавказец огласил улицу песнью скорби. Вот только о чём? О неполученном ужине? Вряд ли.
– Алла! – послышалось, когда собака умолкла.
– Это я, бабушка! – вырвалось у меня. – Алла у подруги!
– Алла, прости! – от леденящего душу вопля содрогнулись стены.
Я рванулся на второй этаж. Ступеньки вдруг стали непривычно высокими и вязкими. Я спотыкался на каждом шагу. Когда я добрался до площадки, с меня, несмотря на холод, сошло семь потов. Ручка на двери старухи покрылась инеем. Чувствуя, как кожа на ладони прилипает к металлу, я схватился за неё. Дверь поддалась. Я ввалился в комнату.
Старуха сидела в кресле: подёрнутые инеем брови и волосы, посиневшие губы, застывшее лицо. Она ещё была жива. Веки дрогнули. В эту минуту с улицы снова донёсся вой. Стало жарко.
– Алла Александровна, что…
Она меня услышала, в зрачках мелькнул проблеск сознания, тонкие губы зашевелились, высохшие пальцы царапнули по плюшу кресла. Я подбежал, склонился над ней.
– Она… , – я скорее уловил движение воздуха, чем услышал звук речи. Невероятно, что минуту назад с этих губ сорвался ужасный вопль. – Ты… всё… узнал… Она…
– Кто она? Алла?!
– Жена… Игоря…
– Сбежавшая?
– Умер… шая… Подвал… Кладка… Она… Не простила… Ты…
– Что я могу сделать?
– Закопай… она… я… знала… семья… нельзя… было… девочку… прости…
– Алла Александровна! Алла Александровна! – я теребил безжизненное тело.
Температура вернулась в норму. Свет погас сам собой. Я попробовал выключатель. Работает. Навеки успокоившаяся старушка умиротворённо сидела в кресле. Надо позвонить в «Скорую». Или куда обращаются в подобных случаях?
Она знала. Что она знала? О случившемся на крыше? Молчала, прикрывая Игоря? Лишь бы репутацию семьи не опорочить! Я? Я странный! На меня всё можно свалить! Она? О живых надо думать! Эх, Алла Александровна, Алла Александровна!
При чём ту подвал? Жена Игоря? Бред умирающей старухи? Нет, не похоже.
Я умею отключаться в экстремальных ситуациях. Нервозность, эмоции, чувства, всё уступа-ет на второй план. Тело превращается в действующий механизм.
Я отыскал на кухне мешок с сухим кормом. Выволок его во двор. Открыл вольеру. Ог-ромный пёс поджал хвост и прятался в дальнем углу. Я распорол мешок…
– Ужин, мохнатый, – собака заскулила. – Ну, давай, давай. Всё кончилось.
Свирепый кавказец переставлял каждую лапу, словно под ними был тончайший лёд и новый шаг мог оказаться последним. Минут десять он преодолевал отрезок в два метра, то и дело разражаясь визгом и плачем. Когда пёс оказался рядом, я увидел в преданных собачьих глазах такой ужас, что сам покрылся гусиной кожей. Розовый язык тронул мою ладонь, а массивная голова спряталась между коленей. Пёс искал защиты у единственного оказавшегося поблизости человека.
– Ничего, всякое случается, – я провёл ладонью по густой шерсти, ощутил дрожь могучего тела. – Ты перекуси пока и уноси ноги. У меня ещё дела, приятель.
Пёс не отставал от меня, пока я искал в гараже кувалду и фонарь. Проводил до дома. Стоило мне ступить на порог, кавказец с обречённым видом отошёл в сторону и, задрав морду к чернильному небу, разразился воем.
Вход в подвал я обнаружил без труда – скромная дверца в дальнем углу кухни. Запор? Скорее одно название. Поворот ручки, и я один на один с влажной темнотой. На мгновение показалось, что кто-то следит за мной, укрывшись во мраке. Страх леденящими шажочками пробежался по спине. Что я делаю? Что собираюсь искать? Какого монстра потревожу своим вторжением? Ещё есть возможность захлопнуть дверь, сообщить, куда следует о смерти старухи и умыть руки. Забыть обо всём, загнать странные видения вглубь сознания и никогда больше не вспоминать о тихом подмосковном городке.
Пока меня одолевали капитулянтские мысли, рука сама собой нашарила выключатель. Щелчок… Ну, и чего мы испугались?! Подвал, каких сотни, забитый разным барахлом, ненужными инструментами и банками с солениями. Даже фонарь не нужен – освещение не хуже чем наверху.
Я спустился по лестнице, прошёл вдоль стеллажей с пузатыми пыльными банками и старыми вещами. Под ногами зловеще поскрипывал песок. Или мне это только кажется? У дальней стены я наткнулся на вторую дверь. Открыл. Помещение поменьше. Почти пустое. В дальнем углу гудит котёл. Тоже никаких призраков. Если таковым не считать мерно работаю-щий АОГВ.
Однако подвал маловат. В половину дома. Может в другую часть вход с улицы? Лампочка в котельной значительно слабее, чем в первом помещении. Немудрено, что я не с разу разглядел крошечную дверь в тёмном углу. Прикрытая деревянным щитом и затянутая паутиной, она едва различалась в тусклом свете. Ни за что не найдёшь, если не будешь искать специально.
