Текст книги "Возвращение (СИ)"
Автор книги: Сергей Бабернов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)
Распахнулась калитка. На меня смотрел Игорь. Он совершенно не изменился со времён последней встречи. Скажу больше, он остался таким, каким был и семнадцать лет назад. Когда собирался жениться на Алле. На подобных ему время перестаёт действовать лет после двадцати, лишь напоминая о себе новыми залысинами и растущим животом.
– Привет, – я протянул руку.
– Приехал всё-таки? – родственные чувства не спешили рваться наружу. – Проходи, – он посторонился, пропуская меня во двор.
– Никто не укусит? – я надеялся, что виноватая улыбка разрядит обстановку.
– Собака в вольере, – дряблые щёки брезгливо дёрнулись. – Заходи скорее. Холодно.
Я упёрся в тупой нос «Газели». Справа, в просторной клетке заливалась лаем кавказская овчарка.
– Хорошо живёшь, – сделал я новую попытку к налаживанию контакта.
– Хорошо работаю, – отрезал Игорь. Он, наконец, кончил возиться с замком и двинулся к дому, огибая машину. Не дожидаясь персонального приглашения, я поспешил следом.
Жилище Игоря внутри не отличалось от подобных ему домов прочих россиян, коим повезло заработать, скопить или добыть ещё какими-то способами энную сумму денежных знаков, значительно превышающую прожиточный минимум прочих граждан. В прихожей всё должно было (по задумке Игоря) говорить о достатке и благополучии хозяина. Сделанная под мрамор обувница с заляпанными грязью кирзовыми сапогами и стоптанными кроссовками. Жутко, наверное, дорогая вешалка в виде чьих-то (надеюсь не моего родственника) рогов украшена замасленными телогрейками и раритетной болоневой курткой. Встроенная в пластиковый потолок лампочка.
Игорь скинул пятнистую камуфляжную куртку. Бросив на меня критический взгляд, нырнул в недра обувницы.
– Вот надень, – к моим ногам упала пара вьетнамок.
Я облачился в это подобие тапочек и застыл в ожидании. Честно говоря, я чувствовал себя препогано. Кузен, с присущей ему прямотой, лишил меня всяких иллюзий. С первых секунд встречи мне чётко показали – ты гость незваный. Да плевал я на это! Ночь пережду, а завтра что-нибудь придумаем.
– Ну, что в дверях стоишь? – подал голос Игорь. – Давай в кухню. Из гостиной сразу налево. Я сигнализацию включу и подойду.
Гостиная оказалась просторным помещением. Всё по стандарту. Натёртый (по крайнеё мере так казалось в полумраке) паркет, какая-то фарфоровая ерундовина в одном углу, пластмассовая пальма в другом, между ними угрожающих размеров телевизор, диваны по стенам, лестница на второй этаж.
Чтобы не вызывать ещё большего раздражения интересом к быту калиновских обывателей, я поспешил на кухню.
Я увидел её, едва переступив порог. Она стояла у никелированной раковины, пытаясь рычагом турецкого крана разбавить горячую воду. Стройная фигура, рассыпавшиеся по плечам волосы, знакомый до боли жест, откидывающий упавшую на лицо прядь. Этого не могло быть!
– Алла?! – я прислонился к дверному косяку.
Девушка обернулась. В фиолетовых глазах мелькнуло удивление.
– Вы к отцу?
Морок! Наваждение! Психоз! На секунду я поверил в невозможное. Конечно, это не она. Волосы темноваты, плечи широковаты, ресницы жидковаты. И возраст! Ей не могло быть сейчас семнадцать лет.
– Здравствуйте, – улыбнулась девушка. – Вы, наверное, тот самый родственник? Отец вас ждал. Я вам тут картошки разжарила…
– Отец? Ты кто?
– Вы же меня сами позвали, – она, слегка наклонив голову, рассматривала меня словно заговорившее дерево. – Когда вошли… Бабушка говорила, что вы странный. Вы, правда, пишете?
– Бабушка?
– Да, бабушка Алла. Меня в её честь назвали. Она сейчас с нами живёт. Я у неё журналы видела, с вашими рассказами.
– Рассказами? – я никак не мог прийти в себя. Видение, возникшее пару минут назад всё ещё стояло перед глазами.
– Ты что здесь делаешь? – в дверях появился Игорь.
– А кто велел что-нибудь приготовить? – фыркнула девушка.
– Приготовила? Свободна! Нечего хвостом вертеть!
Вытянувшись в струну, девушка прошла мимо Игоря. Презрительный изгиб губ ясно показывал, что от выяснения отношений её удерживает только присутствие постороннего человека.
– А вы мне автограф дадите? – я был одарён любезной улыбкой.
– Обязательно.
– Спасибо. Спокойной ночи.
Вызывающе покачивая бёдрами, девушка покинула кухню.
– Нет, ты видел, – Игорь саданул кулаком по столу. – Сладу нет никакого! Вся в мамашу свою! Вертихвостка!
– Дочь? – я спрашивал, уже зная ответ. Да, десять лет назад рядом с братцем суетилось что-то маленькое и капризное.
– Наградил Бог.
– Извини, я без подарка. И перед супругой неудобно…
– Какая супруга?! Уже семь лет, как сбежала, шалава! Все они одним миром мазаны, сучки!
– Извини… Не знал.
– Ничего. Давай, со свиданьицем. Я всё равно завтра в отгуле.
Я извлёк из кармана и поставил на стол приобретённую в ночном магазине бутылку коньяка.
7
… ей, видите ли, было скучно, – коньяк сменила самогонка, следом явилась домашняя наливка. Игорь жаловался на жизнь. – Я, мол, барахольщик. Понимаешь о чём я? А, между прочим, всё в дом! Всё для семьи! Понимаешь о чём я! Всё для неё и для Алки! Для себя крутился что ли?! Мне эти хоромы нужны?! Ты только погляди! Гарнитур немецкий, плита итальянская, колонка ещё там чья-то! Это только на кухне! Понимаешь о чём я? Целый день за баранкой! А она?! С каким-то оборванцем сбежала! Потаскуха! И Алка вся в неё! Чуть что – когти наружу! Понимаешь о чём я? Они меня с бабкой достали! Всё шушукаются! Смотрят, как на дурака! Думают, не понимаю! Суки! Все бабы – суки! Понимаешь о чём я?
Я кивнул. Спорить с пьяным – дело неблагодарное, порой опасное. Тем более у меня тоже двоилось в глазах, и заплетался язык.
– Ты – молодец! – широкая ладонь легла мне на плечо, слюнявые губы по-родственному чмокнули в щёку. – Сбежал! Сбежал ведь?!
Я в пятый раз пересказал собственные похождения.
– Так и надо! – дорогие бокалы наполнились до краёв. – Попользовался, и ищи ветра! – Игорь опрокинул в себя мутно-бордовую сладковатую жидкость, проследил, чтобы в моём стакане не осталось ни капли. – Я вот тоже – Алку замуж выдам, бабку похороню и всё! Только для себя! Я хоть и не писатель, но погулять умею! Оставайся! – очередное разбавленное слюной бизе запечатлелось на моей щеке. – По-братски заживём: ты писать будешь, я баранку крутить. Я по магазинам продукты развожу. Там такие вдовушки работают!
– Останусь на время. Знаешь, хотелось квартиру, что ли снять… Если бы ты один жил. А то…
– Это точно! Она уже пред тобой хвостом вертит. Я видел. Я всё видел. Тебе нельзя здесь. Это точно. Вся в мамашу свою! Потаскуха! Понимаешь о чём я? Книжечки всё читает! Связалась с уродом! Это точно. Понимаешь о чём я? Бабка её против меня настраивает! Суки!
– Может зря ты так. В этом возрасте…
– Возрасте! Что ты знаешь о возрасте?! Ты зачем приехал?! Я спрашиваю – зачем приехал?! Что вынюхивать! Роман писать?! Знаем мы ваши романы! – кулак с несмываемыми пятнышками мазута шибанул по отполированной трудолюбивыми немцами поверхности стола. – Людям жизнь ты приехал калечить! Как тогда… Если бы не ты, – Игорь внезапно замолчал. – На втором этаже ложись, – он выглядел абсолютно трезвым. – Первая дверь. Завтра уезжай. Всё.
Я встал из-за стола. Прекрасное окончание банкета! Разве что до мордобоя не дошло. Братец, игнорируя ужасно дорогие бокалы, присосался к горлышку бутыли с наливкой. Меня на кухне, вроде как, и не было. Я направился к дверям.
– Знаешь что? – алкоголь и самолюбие не позволили мне покинуть сцену в роли побитой собаки. – Никуда я не уеду! Это раз. И калечить тебя нечего. Ты и так урод. Это два.
Пересекая тёмную гостиную и поднимаясь по лестнице, я услышал, как о приобретённый за бешеные деньги французский линолеум грохнулась пустая бутыль, за ней последовали опостылевшие мне за вечер бокалы.
8
Ветер пробирал до костей. Я снова стоял на той самой крыше. Не тот я, семнадцатилетний и нерешительный. Я – теперешний, тот, которому скоро тридцать пять, у которого за спиной растраченные годы, поломанные судьбы, обман и бегство. Бегство от самого себя. Теперь бежать некуда – дверь чердака надёжно заперта. Мой марафон должен закончиться там, где и начался.
Она стояла на краю крыши. Плюющиеся дождём порывы утихали перед ней. На её голове не шевелился не единый волос. Мы смотрели друг на друга. Я не мог говорить. Она не хотела.
Я шагнул. Она подняла руку, запрещая мне двигаться.
– Ты вернулся! – ясно услышал я, хотя её губы оставались неподвижными. – Я скоро приду.
Я хотел ответить, но кто-то принялся стучать в чердачную дверь. Настойчивее и настойчивее. Она улыбнулась и растворилась среди вспыхнувших звёзд. Стук превратился в жуткий грохот.
9
Огромное преимущество холостой жизни – хватив лишнего, можно спать одетым. Никто не будет на утро пилить по поводу грязных простыней и свинского поведения. Я с трудом разлепил веки, прошёлся пятернёй по спутанным волосам и занял горизонтальное положение. Сдерживая похмельные стоны, проковылял к двери. Кто-то колотился так, словно началась Третья Мировая Война, и только у меня был план генерального сражения.
В памяти илистым осадком колыхался вчерашний вечер. Открывая дверь, я уже видел опухшее лицо Игоря. Уж если братец не снизойдёт до извинений, то хотя бы попытается превратить всё в шутку. Это, мол, не я – водка проклятая, не обращай внимания, я, вообще, ничего не помню, надо бы похмелиться.
Игоря я не увидел. Мой, наверное, красный после вчерашних возлияний нос, упёрся в макушку его дочери. Алла задрала голову и улыбнулась:
– Отец вас вчера напоил. Извините.
– Скорее, я его, – каркнул я. Во рту ощущение пустыни Сахары, превращённой в кошачий туалет.
– Уже два часа дня. Есть будете?
При упоминание о еде, я поморщился. Невинное дитя! Её пухлые губы изобразили сочувствующую улыбку:
– Отец ящик пива с утра купил. Я вам пять бутылок отложила. Хотите – похмелитесь.
– Похмелиться? Пять бутылок – это уже «ля запой», как говорят французы. Но мы не во Франции. Тащи!
– Всё на кухне. Спускайтесь, – она развернулась и легко сбежала по лестнице.
Слава Богу, братец, одержимый тщеславием, оборудовал ванные комнаты на двух этажах. Это я помнил из вчерашнего разговора. Тёмная фигурка справляющего нужду ребёнка на двери указала страдающему от похмелья писателю дорогу к искомому заведению.
Две горсти холодной воды в лицо и ледяная струйка на макушку разожгли искру жизни. Игнорируя правила приличия и гигиены, я взял чужую зубную щётку и потратил полтюбика зубной пасты (естественно, самой дорогой и рекламируемой) на изгнание бензиново-тухловатого привкуса из ротовой полости. Утренний туалет завершился выливанием на себя дорогой туалетной воды. Я искренне надеялся, что Игорь заметит снизившийся уровень пахучей жидкости.
Благоухающий, как майская роза и с гудящей, как линия высокого напряжения головой, я объявился на кухне. Германский гарнитур, итальянская плита, какая-то там колонка…
«Всё как вчера, но без тебя».
Я ухмыльнулся. В отравленный алкоголем мозг часто приходят дурацкие мысли.
– Хорошо выглядите, – Алла снова воевала с турецким краном.
– Бывало и лучше, – я приземлился за стол. – Колонку спалить не боишься?
– «Електролюкс» называется! – ложка грохнулась в раковину. – Или кипяток, или холодная.
– Никогда не регулируй воду краном, – преодолевая тошноту и головокружение, я протащился к произведению заморских мастеров. – Здесь ручка специальная есть, – я установил нужную температуру.
– Фантастика! – девушка держала руку под струёй воды. – Откуда вы это знаете?
– Хороший писатель должен уметь всё, – я смотрел в фиолетовые глаза и с трудом удерживался на ногах. Что и говорить, самогонку мой братец держал термоядерную. – Кто-то говорил о пиве…
– Ой, извините! – пробка с шипением слетела с запотевшей бутылки, на столе явился вожделенный напиток.
10
Говорящие о вреде пьянства – обманщики. Как иначе человек почувствует себя человеком. Я встал с кровати одноклеточной амёбой. После второй бутылки я ощущал себя венцом творения. Ясность в мыслях, упругость в мышцах, уверенность в себе! И три бутылки в запасе… Что ещё нужно человеку, после вчерашних возлияний?
– Отец всю ночь колобродил, – рассказывала девушка. – Когда вы легли. Ругался с кем-то. Плакал. Сегодня с утра пиво купил и их гаража не выходит. Опять со своей машиной возится. У него всегда так. А вы уезжаете?
– С чего это?
– Отец сказал. И бабушка волнуется. Считает, зря вы явились…
– Чёрт возьми! За меня все всё решили. Даже спросить не захотели. А я вот возьму и останусь! Я ехал писать книгу и не тронусь с места, пока хотя бы черновик не накидаю. Так и передай и отцу, и бабушке, и всем, кто хочет от меня избавиться! Ясно?
– Круто! – она восторженно звякнула посудой. – Я хочу, чтобы вы остались. Так интересно – настоящий писатель! Здесь кроме как с Вороном и тусануться не с кем. Да и он, по правде говоря, зануда.
– С Вороном?
– Да, самый продвинутый в Калиновске перец. Я вас познакомлю.
– А я ему как-нибудь ноги повыдёргиваю, – мрачный Игорь проковылял грязными сапогами по французскому линолеуму. Выглядел он отвратительно. Судя по всему, после вчерашней ссоры, братец провёл остаток ночи в беседах с Бахусом. – Бабушке обед приготовила?
– Уж, наверное, не забыла, – девушка взяла поднос с дымящимися тарелками и отправилась на второй этаж. – У меня же голова с похмелья не болит, – бросила она, не оборачиваясь.
Игорь поморщился. Сейчас ему было не до дерзящей дочери.
– Уже поправился, Шурик? – он смотрел на полупустую бутылку.
– Да уж, – я чувствовал себя неловко. – Спасибо Алле. Выручила.
– Она выручит. Жди больше… Я это самое… Вчера немного… Забудь.
– Какие проблемы! Не рассчитали мы с тобой вчера, с кем не бывает.
– С кем не бывает, – Игорь налил из-под крана стакан воды и залпом выпил.
– Может пивка?
Он затряс головой:
– Я сегодняшнюю норму с утра опрокинул. Боюсь, развезёт… Ты это самое… Извини, что до платформы не подвезу. Понимаешь о чём я? Не могу в таком состоянии за руль.
– А зачем меня куда-то подвозить? Тебя на вчерашние дрожжи опять переклинило?
Игорь долго смотрел на меня. Кровь прилила к его щекам, ладони сжались в кулаки.
– Так ты не уедешь? – он сверлил меня мутно-злым взглядом.
– И не подумаю, – я старался выглядеть спокойным, сделал глоток из бутылки.
– Нет, ты уберёшься! – Игорь схватил меня за запястье. Горлышко ударилось о губы. Я почувствовал солоноватый привкус.
– С цепи сорвался! – мой кулак ткнулся в плечо братца. Тело, ослабленное ночной пьянкой отлетело к раковине. – Ты чего творишь?! – я вытер губу тыльной стороной ладони.
Вид крови на моей руке привёл Игоря в состояние ступора. По крайней мере, потасовку он не продолжил.
– Ты не понимаешь, – он, чуть ли не стонал. Его пальцы вцепились в край раковины. – Ты забыл, как тебя увозили отсюда? Твои родители клялись, что ты не появишься в городе. Только потому тогда это дело замяли. Ты хочешь, чтобы нашу фамилию опять слоняли на каждом углу? Алке, между прочим, замуж выходить. О ней хотя бы подумай!
– Чем же я поврежу репутации твоей дочери?
– А ты не догадываешься?
– Несчастный случай семнадцатилетней давности распугает женихов? Не говори чепухи! К тому же моя невиновность была доказана.
– Доказана?! Тебя пожалели, идиот! Не захотели выносить сор из избы! Увезли подальше! Теперь ты возвращаешься, и всё начинается по новой!
– Что начинается?!
– Всё! Вчера, в посадках нашли тело девушки! Девочки! Тринадцатилетней девочки! – Игорь опустился на стул. – И сразу появляешься ты. Кое-кто вспомнит давнюю историю…
– Что за ерунда? – я ничего не понимал. – Какая девочка? Вчера я был в Москве… Я же тебе звонил с Курского вокзала… Поздно вечером…
– Откуда я это знаю? Ты псих! Понимаешь о чём я? Днём происходит убийство, вечером заявляешься ты!
– Я никого не убивал. Ни тогда, ни сейчас.
– Уезжай.
– Нет.
– Тогда, – он поднялся со стула, – убирайся из моего дома. Понимаешь о чём я? И попробуй только подойти к моей дочери… Я…
– Может, хватит уже, – мы не заметили, как вернулась девушка. – Ты чего разошёлся?!
– Иди к себе!
– Сейчас, разбежалась! – Алла поставила поднос с грязной посудой на стол. – Вас бабушка хочет видеть, – обратилась она ко мне. – А на него внимания не обращайте. Допился до чёртиков.
– Да я вас… , – низвергнутый отец давился возмущением. – Вы у меня… Я… , – он выбежал из кухни. Через пару минут хлопнула входная дверь. Кирпичные стены дрогнули.
11
Я поднялся на второй этаж. Шедшая вперед Алла, остановилась у последней по коридору двери.
– Проходите. Она ждёт. И извините за отца. Не знаю, что с ним.
– Ничего. Между родственниками такое случается, – я повернул резную ручку, толкнул дверь. На всякий случай стукнул костяшками пальцев о косяк.
– Это ты внучек? – голос остался прежним. Всё осталось прежним. Словно Игорь переместил комнатку из обычной пятиэтажки в свой особняк. Простенькие обои, бормочущий телевизор, чёрно-белые фотографии в допотопных рамках, фарфоровые статуэтки на массивном комоде. У меня закружилась голова. А ещё говорят – путешествия во времени невозможны!
– Здравствуйте, Алла Александровна, – выдавил я.
Старушка развернула плетёное кресло. Время почти не изменило её, разве, что стёкла очков, стали более выпуклыми. Она улыбнулась:
– Совсем взрослый.
– Уже четвёртый десяток, – напомнил я. – Возраст.
– Разве то возраст. Вот у меня возраст. Ворчу. Смерть зову, а как серьёзно о ней проклятой подумаю – страшно. Кажется, и не жила ещё.
– Так и нечего о ней думать. Живите, пока живётся.
– Мне-то внучек живётся. А тебе, я смотрю, надоело?
– Почему вы так решили?
– Потому, что приехал ты сюда. Столько лет о тебе ни слуху, ни духу. На похоронах тогда объявился, мелькнул и исчез. А тут вдруг решил погостить. С чего бы это?
– И вы меня гнать будете?
– Ты на Игорёшку зла не держи. Невезучий он. Оттого и злой.
– В таких хоромах и невезучий.
– Ни в хоромах счастье, коли в душе непогодь. А ему досталось. Жена сбежала. Дочка не слушается…
– Я всё равно не уеду.
– А я тебя и не гоню. Разве я тебе хозяйка? Вы же с ней никогда никого не слушали, – Алла Александровна кивнула на одну из фотографий. Я давно не сводил с неё глаз. Мы с Аллой перед её выпускным. – Оттого и беда случилась. Я ведь вас предупреждала…
– И вы туда же, – я захлопнул дверь, так как заметил поблёскивающий в щёлке любо-пытный фиолетовый глаз. – Тоже меня во всём обвините?
– Я тебе не судья. Только… Зачем ты приехал?
– У меня личные проблемы. Возрастные, если хотите. Я решил начать роман. Мне нужен покой. Смена обстановки, – я чувствовал всё большее раздражение. – Я никого не убивал. Я никому не собираюсь калечить жизнь. Всё что мне нужно – крыша над головой, два десятка карандашей и несколько толстых тетрадей. Это преступление? В конце концов, я здесь родился!
– Раньше ты об этом не вспоминал.
– Повзрослел!
– Кто был у тебя сегодня ночью? – вопрос шибанул в лоб, словно камень из пращи.
– Не понял.
– Я слышала голос в твоей комнате. Женский голос.
– Вы ошибаетесь. Я спал. Вот ваш несчастный Игорь, говорят, всю ночь закатывал концерты.
– Его я слышала. Но и другой голос. Это была она?
– Кто она?
– Алла!
– Вы с ума сошли! Она – ребёнок! Вы меня тоже за психа держите?!
– Ты прекрасно понимаешь, о какой Алле я говорю!
– Да вы что! Она же… Она… , – тут удерживаемое в подсознании семнадцать лет, обрушилось на меня. Обессиленный я опустился на старое канапе. – … погибла.
– Слава Богу! – старушка смотрела на меня почти с материнской нежностью. – Я думала, у тебя это так и осталось. Ты ведь так долго не верил, что она разбилась. Я переписывалась с твоей матерью. Она уже всякую надежду потеряла.
– Это жестоко! – я тёр виски пальцами. – Зачем вы так?!
– Я должна была убедиться. Я ведь всё знаю. Ты обещал вернуться. Ты вернулся.
Я чувствовал какую-то несостыковку в словах Аллы Александровны. Что-то, чего не могло быть. Но сейчас моё состояние плохо подходило для разрешения логических задач.
– Не надо возвращать тех, кто ушёл, внучек. Это плохо кончается. Поверь.
– Я никого не собираюсь возвращать. Я только хочу поработать. Спокойно поработать.
– Возьми, – старушка протянула мне ключи. – Это от моей квартиры. Адрес помнишь? Я её Аллочке отписала. Можешь там поработать.
Я молча взял связку. Алла Александровна, покряхтывая, поднялась с кресла. Тонкие паль-цы коснулись заветной фотографии.
– И её возьми. Чтобы не забывать.
– Спасибо, – я стоял посреди комнаты с ключами в одной руке с фотографией в другой. Алла Александровна погрузилась в созерцание бушующих на экране латиноамериканских страстей. Аудиенция окончена.
– Бабушка, – неожиданно произнёс я, подойдя к двери. – Почему Игорь так назвал дочь?
– Потому что сходил по ней с ума, так же, как ты, – услышал я в ответ.
12
Едва переступив порог, я наткнулся на дочь Игоря.
– Подслушивать не хорошо. Тебе не говорили об этом? – сообщил я.
Замечание не произвело на девушку никакого впечатления. Теребя прядь волос, она поглядывала то на меня, то на фотографию в моих руках.
– Это вы там, с какой-то из моих дальних тёток, – она говорила скорее утвердительно, чем спрашивала. – Мне бабуля рассказывала. А она красивой была. Вы тоже ничего… А что там за история? Мне никто толком ничего объяснить не хочет…
– Много будешь знать – скоро состаришься, – я спрятал фото. – А отец тебя ещё замуж не выдал. Кому ты старухой будешь нужна?
– Замуж! – фыркнула девушка. – Человек – существо полигамное. Брак – оковы прошлого.
– Прогрессивные воззрения.
– Мне Ворон книжки давал. А вы не уедете?
– Пока нет. Бабушка предоставила кров блудному внуку.
– Так вы в моей квартире жить будете?
– Похоже, что так. Большую цену заломишь?
– Бросьте вы! Она только через год моей будет. Я к тому же против частной собственности. Живите, сколько вздумается. Вам помочь вещи перенести? Я Ворону могу позвонить. У него тачка.
– Ну, неудобно отрывать столь умного молодого человека для перевозки столь скромной поклажи, – я указал на висящую рядом с курткой спортивную сумку.
– И это всё?! – удивилась девушка.
– А что ещё свободному художнику нужно?
– Круто! Вы… не думала, что такие продвинутые в вашем возрасте бывают.
– Количество прожитых годов – уменьшают размеры наших потребностей. Информация к размышлению. Обсудите как-нибудь вместе с этим… ээээ… Грачом.
– Вороном! – возмутилась Алла.
– Тем более, – настроение у меня значительно улучшилось. Я сбежал по лестнице. Оделся. Закинул через плечо полупустую сумку и покинул не особо гостеприимный дом Игоря.
13
Преодолев коммунальные раскопки и плоды разверзнувшихся хлябей небесных, я вышел к бывшей резиденции Аллы Александровны. Её и ещё семей восьмидесяти (судя по количеству квартир). Холодный ветер и мелкий дождь уничтожили следы принятых с утра (условно, конечно) антипохмельных средств. Потому, для поддержания состояния лёгкой эйфории, местами переходящей в ощущение потенциального всемогущества пришлось купить в ближайшем ларьке двухлитровую бутылку красного «Монарха» (консервативные англичане вряд ли бы додумались разливать державный напиток в пластиковую тару) и фляжку коньяка (после Игоревой самогонки прозрачные напитки вызывали у меня тошноту). Остаток дня обещал быть приятным, по крайней мере для человека измученного похмельем и одержимого творческим зудом.
Занимаясь миссиями так сказать плотскими, я не забыл о деле. Точилка, карандаши, полтора десятка «Тетрадей Общих» обосновались в сумке. Пальцы чесались в предвкушении работы. Прислушиваясь к рвущимся на бумагу мыслям, я взбежал на третий этаж. Ключ, словно истосковавшийся любовник проник в замочную скважину. Щелчок.
– У тебя всё в порядке, крестник?
Я застыл перед дверью. С верхней площадки спускался Сид.
– Чего окоченел? – усмехнулся странный человек. – В гости приглашай.
– Откуда ты…
– Помнишь «Белое Солнце пустыни»? Стреляли… Думал у тебя проблемы будут. Ты вывернулся… Хотя стоило братцу морду набить! Обыватель, мать его!
– Откуда ты…
– Дело техники. Забыл о чём я пишу? Вычислил тебя без проблем… Я погляжу, ты с тяжёлой артиллерией! – он тронул сумку. – Отлично! Новый плацдарм берётся после хорошей артподготовки. Как тебе, кстати, племянница? Забавная девчонка!
– При чём здесь она?! Вообще, как ты здесь оказался?!
– Ну, ты и зануда! – Сид пробежался скучающим взглядом по исписанным стенам, глянул на застывший в двери ключ. – Может зайдём? – предложил он. – За нами из каждого глазка по зрачку наблюдает. Оно тебе нужно?
Я сделал второй поворот.
– Проходи.
Сид вошёл в квартиру, как в давно знакомое помещение. Куртка с кучей крупных молний слетела с плеч и оказалась в углу прихожей.
– Вешалка оторвана, – сообщил он мне, снимая остроносые ботинки. – Ты чего в дверях застыл, как неродной?
Я, действительно, никак не мог переступить порог знакомого жилища, в котором почти незнакомый мне человек распоряжался, как у себя дома.
Приоткрылась дверь напротив. В щёлку между модным в нынешние времена пластом стали и стеной с ободранной штукатуркой просунулась толстощёкая голова в искусственных кудряшках неестественного морковного цвета.
– Здравствуйте! – проверещала голова. – Вы новый жилец? С вас сто рублей за домофон и семьдесят пять на уборщицу. Сдать можете мне. Я всегда дома. Меня зовут Зинаида Николаевна. Сдайте в течении двух дней. Иначе, так в подъезде бардак и будет. Только вы остались, ещё алкаш из двадцать второй… Но его всё равно выселять будут. Так что только вы!
– Понимаете ли… , – я ошалел от лавины рухнувшей на меня информации и требований.
– Вы жилец или не жилец?! – вслед за головой в щель протиснулось массивное тело в цветастом халате с заплатками на местах, кои можно было бы назвать интересными лет тридцать назад.
– Жилец… Временный. Алла Александровна…
– Так! Снимаете квартиру. Тогда передайте ей – мы собираем деньги на железную дверь, с домофоном. В конце концов – квартиру сдаёт, внук богатый – совесть иметь надо! – активистка явила мне циклопических размеров зад, с мерным покачиванием удаляющийся в полумрак прихожей. – Особняки себе строят. Квартиры сдают. Ни стыда, ни совести, – услышал я злобное бормотание, прежде чем с лязгом захлопнулась стальная дверь.
14
– Досталось? – Сид уже распаковал мою сумку и расположился на кухне. – Требуху твою, бумажную, в комнате кинул, – сообщил он, сворачивая пивную пробку. – А киска ничего! Как это ты её охмурил? – он рассматривал старую фотографию. – Или по-родственному зафотились? Без продолжения?
– Не твоё дело! – я отобрал снимок. Он начинал вести себя слишком нагло. Даже для человека, выручившего в трудную минуту.
– Молчу, молчу! Первое чувство! Тяжёлые воспоминания! А ещё триллер собрался написать! Завязывай с этим приятель! Я имею в виду с романтикой, – он, совершенно по-мужлански, приложился к «Монарху». Крякнул. Отёр усы. – Умные люди говорят – градус надо повышать, – он смотрел то на пиво, то на коньяк. – Прямо не знаю, что вперёд пить – то ли эту бурду, то ли дешёвый клоповник. Ты чего думаешь, вернувшийся к корням?!
– В таком тоне, – я собирался поставить хама на место, – я, вообще, разговаривать не намерен! И пить с тобой тоже!
– Даже так?! – Сид хохотнул и снова приложился к напитку, прозванному им бурдой. – Смотри, не передумай. Но я не гордый, я помогу, – он встал из-за стола. Через минуту я услышал, как его каблуки застучали по лестнице.
15
Обрёл покой, называется! Братец с кулаками набрасывается. Соседка денег требует. Ещё привязался какой-то тип, возомнивший себя крутым парнем. Ну и что в такой обстановке напишешь?!
Я мерил комнату шагами, с тоской поглядывая на открытую тетрадь и отточенный карандаш. Как там говорил Орландо! Художник не должен быть злым. Злой художник бедствие для человечества. Если средневековый просветитель не ошибался, то я сейчас представлял из себя настоящее стихийное бедствие. Какой уж тут готический роман! Не щадящая никого сатира – вот что получится!
Алкоголь успокоения не приносил. Раздражал ещё больше. Тоже мне – «Монарх»! Такие «Монархи» известны в любой пивнушке с незапамятных времён и носят всенародно уважаемое название – «ёрш».
Разочаровавшись в державном напитке, я сослал оставшиеся полбутылки в уличный холодильник. Открыл коньяк. Подражая Сиду, глотнул из горлышка.
«Вздумал из себя на старости лет «крутышку» изображать, идиот!» – ругался я, пока ка-шель раздирал обожжённое горло.
Следующую порцию я употребил более цивилизованным способом – из пожелтевшей фарфоровой чашки. Коньяк согрел кровь и успокоил нервы. Я огляделся. Естественно Игорь переоборудовал квартиру. Как никак, дочкино наследство! Пусть она и дерзит, и в грош отца не ставит, и походит на сбежавшую жену, но обстановка дело святое. Чтобы видел виртуальный жених и особенно родня его (чем больше, тем лучше), что в семье достаток, что отец для чада на всё готов, чтобы не хуже, чем у людей. Как уж будет разворачиваться действие среди мягкомебельных, корейско-электронно-тайваньских и шёлковообойных декораций – дело десятое. Главное – первый акт!
Я бродил среди благополучия, подобно готскому воину в римском храме. Заглянул в огром-ный холодильник. Естественно пустота. О еде-то я и не подумал. Придётся позже идти. Беззлобно выругал Сида – мог бы в гости и с закуской прийти. С плещущемся на донышке фарфоровой кружки коньяком (прямо, светский лев на званном приёме) я цинично развалился на плюшевом диване, поёрзал, в надежде, что забрызганные грязью брюки, хоть немного подпортят эту жутко дорогую раскладушку, щёлкнул пультом.
Телевизор явил мне программу под названием «Сперва настрой антенну, придурок!». Минут десять я, поглядывая на шипящую рябь, искал заветный штекер. Удалось наткнуться лишь на огрызок кабеля. Оно и к лучшему. Я ведь не телевизор приехал смотреть. Выключив стеклян-ную соску, я уселся перед разложенными на журнальном столике тетрадями. Письменного стола в материально благополучной квартире естественно не было. Но это мелочи, я чувствовал себя готовым к работе.
За окном прогрохотало что-то наделённое двигателем внутреннего сгорания. Переждав рёв, я принялся за название. Название для меня – десять процентов работы, компас и карта, спасающие из тупиков и дебрей сюжета, тропка, ведущая к финалу. В голову не лезло ничего оригинального. Сплошные переделки уже написанного кем-то и прочитанного мной. Назойливым роем крутились в мозгу пошленькие сочетания, типа – «Призрачный свидетель» или «Тайна сумерек». Перебирая и отбрасывая возможные имена будущего творения, я набросал примерный план, создал контуры героев. По ходу действия многое, конечно, изменится, что-то добавится, что-то будет выкинуто… Но сейчас я чувствовал себя золотоискателем на возможной жиле. Главное застолбить участок, не думая о будущих тоннах промытого песка, распухших в ледяной воде руках, бессонных ночах, когда закрадываются мысли о бесплодности породы и бесполезности труда. Всё это будет потом…
