Текст книги "Возвращение (СИ)"
Автор книги: Сергей Бабернов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)
О том, куда пропала мягкая мебель и о реакции Игоря на перестановку, думать не хватило сил. Похмельные муки не уступали физической боли. Я заставил себя подняться с раскладного кресла (Алла Александровна называла его канапе) и побрёл на кухню. Человек, осуждающий утреннее похмелье – лицемер и демагог, никогда сам не испытывавший последствий общения с Бахусом. Какое может быть дело до невидимой печени и страдающего желудка, когда раскалывается голова, двоится в глазах и полыхает в душе?!
Дорогу к заветному источнику преградило неприятное обстоятельство в виде распахнутой входной двери. Только этого не хватало! Пришлось на время свернуть со скользкой дорожки, ведущей к алкогольной зависимости и моральной деградации. Я от души надеялся, что коварные демоны не подбили меня вчера заявиться к соседке и объясниться насчёт домофона.
Захлопнув дверь, я продолжил путь на кухню. Всё! Теперь меня ничего не остановит. Потом! Потом будет время оценить масштабы разрушений. Ужаснуться. Придумать оправдания. Сейчас надо вернуть себе человеческий облик.
«Крепкие напитки до шести вечера? – пришла на ум фраза из какого-то западного фильма. – Вы с ума сошли!»
– Истинная правда! – согласился я и отставил в сторону сосуд с соблазнительным названием «Исток».
Сгорая от нетерпения и предвкушая скорое облегчение, я зубами сорвал пробку с бутылки пива и попытался затушить душевный пожар. Вкуса я почти не почувствовал. Горьковатая влага скользнула по ссохшейся глотке, просочилась в желудок и впиталась в кровь. Я оторвался от горлышка, высосав остатки пены. Застыл на месте, ожидая, как новая порция перемешается с остатками вчерашнего и начнёт в организме хотя и разрушительную – по словам умных людей – но, несомненно, приносящую облегчение деятельность.
«Ничего страшного, – соврал я сам себе. – Просто иногда позволяю себе излишества. А кто не позволяет? Можно и не похмеляться, но тогда отлёживайся целый день. Вот сейчас ещё бутылочку и буду в норме».
Ощутив, наконец, обманчивую бодрость, я закурил и осмотрел кухню. Место обеденного стола занял старенький друг каждого школьника. Мягкий, обтянутый кожзаменителем табурет вытеснил облезлый стул. Табурет, в отличие от прочей мебели, не исчез. Он стоял с другой стороны письменного стола. Изменения минимальные, по сравнению с комнатой. Но… Холодок пробежал по зудящей спине. Я отдал бы многое, лишь бы вспомнить, что здесь вчера произошло. На исцарапанной поверхности возвышалась початая бутылка вина (напиток, коему я никогда не отдавал предпочтения), в неизвестно откуда взявшейся хрустальной вазе увядали четыре розы – две белые, две алые, рядом с цветами несли караул две оплывшие свечи. Аккуратно нарезанные и изящно разложенные по тарелкам колбаса и сыр! Баночка икры! Оливки! Откуда всё это?!
Я мог поклясться, что моя рука никогда бы не нарезала продукты таким образом. Даже под страхом смертной казни я буду кромсать колбасу неуклюжими ломтями. А деликатесы! А вино! Даже в совершенно бессознательном состоянии, я не стал бы тратить деньги на подобную ерунду!
Раздавленный в пепельнице окурок с алым ободком помады на фильтре. Откуда он?! На останках сигареты я разобрал название – «СМ». Сто лет не видел их в продаже! Перед мысленным взором замаячила сутулая фигура Нормана Бейтса. Прославленный Хичкоком маньяк перевоплощался в собственную мамашу. А я, ошалев от выпитого, устроил себе свидание с… Бред! Никакая, даже самая белая, горячка не заставит меня курить сигареты с ментолом и оставить недопитую бутылку вина! К тому же белая горячка нападает не на пьяных, а на выходящих из запоя. Об этом мне кто-то рассказывал.
Пока мой и без того страдающий мозг метался от приступов животного ужаса к жалко выглядящим объяснениям, рука протянулась к бутылке. Автоматически я сделал глоток. Кисляти-на! Я глянул на этикетку. «Огненный танец». Цена 1 р. 70 коп. Вин Агропром Молдавской ССР. Глаза считывали информацию. Мозг отказывался её воспринимать.
Я поднёс горлышко к губам, запрокинул голову, сделал глоток. Сводящая челюсти жидкость напомнила о далёких временах, о желании доказать собственную взрослость, о вдавленной ключом или ржавым гвоздём пробке, о пьяном шатании по школьным дискотекам и заблёванном в последствии туалете.
С диким хохотом я отшвырнул бутылку. Она разлетелась вдребезги. Красное пятно ухмыляющейся рожей расплылось по дорогим, наверное, обоям. Захлёбываясь смехом, я добрался до стула. Рухнул на выцветшее сидение, откинулся на спинку. Я хохотал, уставившись в недавно выбеленный потолок. Чепуха! Бессмыслица! Бред! Воздуха не хватало, шею свело, но я не мог остановиться. Я знал – ещё минута истерики, и я умру. Умру от смеха. Завидный конец!
Меня колотило. Старенький стул не выдержал. Передняя ножка подломилась. Меня кинуло вперёд. Я хорошенько приложился ухом о поверхность стола. Острая боль оборвала приступ. Я остался лежать в нелепой позе, упираясь коленом в пол и прижавшись щекой к исцарапанной полировке. Хохот напоминал о себе хрипловато-всхлипывающими звуками, рвущимися из саднящего горла.
Я сходил с ума. Сомнений быть не могло. Видения, попытка прыгнуть в яму с кипятком. Теперь вот это. Внутри что-то перемкнуло. Перегорело. Я болен. Серьёзно болен. Это надо признать и попытаться держать под контролем. Вот хотя бы прижатый вазой конверт. Разве он не подтверждение? Со спокойствием сытого удава я отодвинул вазу, вскрыл конверт, достал вырванный из моей тетради листок, прочёл написанные моим же карандашом строки:
ТЫ СЛИШКОМ КРЕПКО СПАЛ. Я НЕ МОГЛА ЖДАТЬ. ИЗВИНИ. ДО СКОРОЙ ВСТРЕЧИ. ЖДИ!
С ЛЮБОВЬЮ!
А.
С каменным лицом я встал из-за стола. Сомнений не было. Я отлично знал этот почерк. Вот и всё! Больше не надо бояться. Не надо мучиться, придумывая разумные объяснения. Надо просто ждать. На едва гнущихся ногах я прошёл в комнату. Глянул на подаренную старушкой фотографию. Дальше темнота…
24
Время остановилось. В почти полностью отключившемся сознании продолжала функционировать некая автономная система.
Пустота, скорбный до ужаса вакуум. Кто я? Где? И я ли это? Я, как разумная единица? Я, как бессмертная душа? Или я частица этой пустоты? Безликая и бездонная? Субстанция, едва связанная с бесчувственным телом, металась в вакууме. Нет, не выход, хотя бы запертая дверь, непробиваемая стена, хрупкая паутинка. Хотя бы что-нибудь в этой бескрайней, бездонной воронке. Что-нибудь, подсказывающее, нахожусь ли я в движении или завис в пустоте. Что-нибудь, до чего можно дотронуться, уцепиться, прижаться. Убедиться в собственном существовании.
Пустота обволакивала. Затягивала. Нашёптывала о тщетности сопротивления. Она требовала стать частью её самое. Бесстрастной, бездонной, бессмертной.
Я сдавался. Подобно лягушке из известной басни, я всё ленивее и ленивее шевелил лапками (если они, конечно, могли быть в подобном состоянии), мысли о бесполезности суеты, о вечном покое, о великой чести влиться в нечто бескрайнее вытеснили всё остальное. Я чувствовал себя как существо, коему предоставлен счастливый шанс вновь укрыться в породившей его утробе после столкновения с жестокостью и продажностью реального мира. Я уже не сопротивлялся.
Вдруг – молния. Ещё одна. Ещё. Ещё. Огненные зигзаги разорвали бескрайнее спокойствие. Я не мог влиться в океан безмятежности. Не имел права. Я всё ещё мог двигаться и испытывать чувства. Вернее одно чувство. Ненависть. Я опёрся о него, словно о комок масла из всё той же басни и прыгнул. Я видел несущийся на меня выход из воронки. Она оказалась не бездонной! Со скорбным вздохом вакуум разомкнул объятия. Яркий свет резанул по глазам. Невыносимый, дребезжащий, однообразный звук рвал барабанные перепонки.
Я очнулся. Сердце колотилось о рёбра. Пропитавшаяся потом одежда прилипла к телу. Я хватал воздух, подобно рыбе выброшенной на берег. Перед глазами, взрываясь слепящими фейерверками, мелькали яркие соцветия. И звук, тот самый дребезжащий, сводящий с ума звук. Я сжал виски ладонями. При воспоминании о безмятежности и спокойствии вакуума хотелось плакать. Почему я не остался там?!
Я не вынесу! Я не смогу больше жить, после глотка бесконечности! Зачем я вырывался оттуда?! Меня же почти приняли! И звук, этот разрушающий мозг звук! Прекратится он когда-нибудь?!
Тишина ударила гидравлическим молотом. Сдавила плоть. Размазала тело по полу.
Что-то щёлкнуло. Скрипнуло.
– С вами всё в порядке? – после убаюкивающего шёпота вакуума голос звучал, как треск разрываемой материи. Я заткнул уши. Я не мог выносить звуки этого мира.
– Что здесь случилось?! – нечто чересчур плотное и уродливое шагнуло в комнату. От громовых раскатов, исходящих от существа, не спасали даже вставленные в ушные раковины пальцы. – Вас ограбили?!
Я заново обретал трёхмерное зрение. Слух терял чувствительность и возвращался к убогим человеческим стандартам.
– Да скажите что-нибудь! – надо мной нависло лицо дочери Игоря. – Господи, вы все с ума посходили?!
– Кажется… Кажется… Мне… Плохо… стало, – я надеялся, она разобрала хоть слово в издаваемом мною клёкоте.
– Живой, слава Богу! – девушка опустилась на так и не собранное кресло и внезапно разрыдалась.
Я наблюдал за происходящим словно во сне. Медленно, попавшей в патоку мухой в сознание пробиралась мысль – Алла захлёбывается в слезах, подобно тому, как я сам, теперь уже вечность назад, задыхался от хохота. С девушкой что-то происходило. Мне нужно её успокоить.
Я не обладаю талантом утешения. Чужие слёзы наводят на меня панику. Я пугаюсь плачущих людей. Ситуация, когда кто-то впадает в состояние глубокой скорби, парализуют меня полностью. Убежать, отвернуться, не обращать внимания – вот список моих действий. Часто приходилось выслушивать обвинения в чёрствости, но, по-моему, с таким же правом можно упрекать в колючести ежа.
Я сидел перед рыдающей девушкой и не знал, как поступить. Очень хотелось что-то сде-лать. Но что предпринимают в таких ситуациях? Гладят по голове? Обнимают за плечи? Обещают, что всё наладится или, наоборот, призывают не раскисать и встречать невзгоды с высоко поднятой головой? Теоретически вроде бы подходил любой из вариантов, а вот как получится на практике… Ещё вроде предлагают валерианку. Или нашатырь? Нет, нашатырь, по-моему, при потере сознания. Впрочем, чего гадать – у меня нет ни того не другого.
Эврика! Что пишут на этикетке? Нашатырный спирт! И настойка валерианы тоже на спирту. Этого добра у меня навалом. Я метнулся на кухню. Скоренько распечатал «Источник» (наверняка, пока я кувыркался где-то в пустоте, время приблизилось к 18.00., да и ни себе же, в конце концов), плеснул в чашку грамм пятьдесят, на всякий случай вторую чашку наполнил водой.
– Давай-ка, – я поставил посуду на столик и попытался оторвать ладони от лица Аллы. После короткого сопротивления девушка сдалась. Красные глаза, распухший нос, мокрые щёки – я чуть снова не сбежал на кухню. Не выношу подобных зрелищ! – Немедленно прекрати, – тон получился грубым, но я ничего не мог поделать – перепуганный человек непроизвольно становится агрессивным. – Выпей вот это! – глядя в сторону, я сунул ей под нос чашку с водкой. – Поможет!
Алла проглотила водку с коротким всхлипом. Немедленно закашлялась. Я дал ей воды. Она опустошила чашку, вздрагивая время от времени. За неимением носового платка я предложил ей более-менее приличное на вид полотенце. К счастью, девушка понемногу приходила в себя и моей сомнительной галантности предпочла салфетку из собственной сумочки.
– Теперь расскажи, что случилось? – я всё ещё не отваживался посмотреть на заплаканное лицо. – Если из-за этого бардака, то я всё приберу. Мебель обратно поставлю, – знать бы еще, куда я её утащил, – я просто… , – ничего правдоподобного в голову не лезло.
– О чём вы говорите?! Отец в аварию попал! Вы в разгромленной квартире!
Я вовремя уловил слезливые нотки и убежал на кухню за водой. Пока девушка, клацая зубами о край чашки, пыталась утопить истерику в кипячёной воде, до меня дошёл смысл сказанного.
– Игорь что?! Насмерть?!
– Перелом руки, – всхлипнула Алла. – Но всё равно… Мне страшно. Как будто… Не знаю, как объяснить… Словно гроза… Ещё не началась, но будет. Понимаете?
Ещё как понимаю. У меня уже началось. И не какая-то жалкая гроза. Тайфун!
– … убийства эти, – продолжала девушка. – Вы слышали? Уже второе. С бабушкой что-то происходит. Бормочет чепуху всякую. Потом вдруг прощения просить начинает. Я на первом этаже, а она у меня прощения просит, словно я рядом. Жуть! Я с вами шла посоветоваться… А тут…
– Что тут? Недомогание почувствовал. Отдохнуть прилёг. Задремал. Лучше расскажи, что с отцом произошло?
– К нему пока не пускают. Говорят завтра можно навещать. Ворон через старшего брата кое-что узнал. Странно всё это. Отец с тринадцати лет водит. Ни одной аварии. Даже пьяный за руль садится. Хоть бы что! А тут совершенно трезвый, скорость маленькая, дорога пустая, а он в кювет съехал. Вы что-нибудь понимаете?
– Вот завтра мы к нему вместе сходим и всё узнаем, – пообещал я.
– Вы со мной пойдёте? Здорово! Одной, знаете, как-то… А что вы здесь устроили?
Вообще-то, я и сам не возражал получить ответ на данный вопрос. Рассказать едва упокоившейся девчонке, что ошалевший от пьянства дядюшка пытался создать обстановку семнадцатилетней давности? Проспал свидание с призраком и получил записку. Нет, хватит ей на сегодня потрясений.
– Понимаешь, – напустил на себя загадочный вид. – Когда пишешь что-нибудь новое, необходима эмоциональная встряска, переворот сознания, – ещё одна обманутая (к счастью не самым подлым образом) женщина на моей совести. – Нам, писателям, – самое время скрестить руки на груди и метнуть безумный взгляд, – порой трудно объяснить процесс зарождения и создания рукописи. Я всё приведу в порядок. Обещаю.
– Нет, что вы! – её восхищение отозвалось уколом совести. – Если вам так удобно… Пожалуйста… А куда вы всё перенесли?
– Перенёс… , – чёрт возьми! Куда я всё перенёс?! Надеюсь не на ближайшую помойку! – Перенёс… Знаешь, перенёс.
Девушке, по-видимому, надоело невнятное бормотание. Она встала с кресла. Прошлась по комнате. Заглянула в соседнюю.
– И это вы всё в одиночку?! – услышал я. Господи, что я там-то натворил. В долю секунды я оказался рядом. Хотелось зажмуриться. Усилием воли я заставил себя смотреть на произведение рук своих.
Такого облегчения я давно уже не испытывал. Слава Богу! Дорогая мебель, сваленная в кучу, но не повреждённая (на первый взгляд) заполонила комнату. Хоть одна проблема решилась.
– Отец с двумя приятелями два дня всё расставляли! – удивлялась Алла. – Вы один! За ночь! Класс! Вы, наверное, очень сильный?!
– Вряд ли, – я покраснел, но совсем не от удовольствия. – Бывают такие состояния…
– Класс! А можно я ванну пройду. Там зеркало.
– Одну минуту! – я не мог поручиться, что вчерашнее реформаторство не затронуло вышеупомянутого помещения.
Опережая девушку, я скрылся в комнате для принятия водных процедур. Нет, кажется сюда меня вчера не заносило.
– Проходи, – я распахнул перед Аллой дверь.
Пока девушка восстанавливала смытый слезами макияж, я убрал на кухне следы несостоявшегося свидания. Потом разберусь. Я ещё раз перечёл записку. А что если… Точно! Только измученный похмельем мозг мог принять дикие выдумки за единственную версию и не обратить внимания на разумные объяснения. Девчонка-то себе на уме! Как быстро мебель отыскала! Ладно, мы тоже не лыком шиты!
– А все эти бумакжки-картонки на полу вам тоже сочинять помогают? – косметика скрыла следы недавних слёз. Припухший нос да покрасневшие глаза напоминали о разразившемся полчаса назад ненастье.
Нет, девчонка всё-таки симпатичная. Явно не в Игорька. Наверное, в мамашу-беглянку… Но, красавица, меня смазливым личиком не обманешь. Шутить изволите? Хорошо! Посмотрим, как тебе удастся водить за нос того, кто половину жизни сочиняет, выдумывает, фантазирует…
– Нет, конечно, – я рассеянно улыбнулся. – Я не уверен, что и перестановка была необходима. Я, может быть, всё верну на место. Завтра… Послезавтра… Бумагой, конечно, сейчас займусь. Писать в свинарнике не мой стиль.
– И много вы уже написали?
Вот оно! Сама невинность! Сейчас почитать попросит. Потом я отвлекусь и, здравствуй очередное послание! Что за игру ты затеяла, девочка?
– Тетрадь. Для меня это много. Не ту, кстати, что ты в прошлый раз просматривала. Её я выбросил. Пришлось начать новую, – я не обвинял на прямую, но постарался, чтобы упрёк прозвучал, как можно весомее. – Не люблю, когда в моих черновиках копаются.
– Чего-то вы путаете, – какая искренность! Я даже растерялся. – Я вашу тетрадь не трогала. Помочь вам убраться?
Браво, Алла! В неприятном разговоре – главное вовремя сменить тему. Далеко пойдёшь!
– Буду признателен! – я изобразил улыбку рекламного придурка. – Только… , – минутная заминка. – Сначала составь мне список магазинов. Продукты, мыло, зубная паста, ну, тебе, как женщине, виднее, что в хозяйстве потребоваться может. Знаешь, неудобно как-то на улицах расспрашивать – где то, где сё. Ты мне запиши название магазина и местоположение. Скажем какой-нибудь «Кварц» – продукты – рядом с больницей или «Циглер и сыновья» – мануфактура – направо от площади. Поможешь?
– Нет у нас никаких Циглеров, – фыркнула девушка. – Я вам названия улиц запишу – быстрее найдёте. Только бумагу дайте, а то потом опять скажете, что я ваши тетради читала.
Ай, да я! Провернул графологическую провокацию, как заправский следователь. Прямо Шарапов, дурящий Фокса. Теперь, подруга, сверим твой списочек с ночным посланием, со страницами испорченной тетради (благо мусорное ведро никто не выносил) и поговорим об извращённом чувстве юмора.
Бормоча под нос какое-то несусветное попурри, я (очень собой довольный) собирал с пола останки коробок, поправлял криво развешанные фотографии, изредка поглядывал на кухню. Алла расположилась за письменным столом. Она то грызла кончик карандаша, то закатывала глаза к потолку, потом что-то быстро заносила на разлинованный листок. Ни дать, ни взять – тургеневская барышня поверяет тайные мысли дневнику!
– Вот, – девушка с гордостью протянула мне своё сочинение. – Я вам тут пометила продуктовые, где мясо всегда свежее. Пару хозяйственных поблизости. Ещё телефоны сантехников, газовщиков и АТС. Вроде ничего не забыла… , – она пробежалась взглядом по списку. – Нет. Только не покупайте вы полуфабрикатов в ночных забегаловках! Отрава! Хотите, я вам и первое, и второе приносить буду?
– И компот, – я спрятал листок в карман.
– Что?
– Компот, говорю, к комплексному обеду полагается. А в четверг – рыбный день…
– Ну и зарабатывайте язву!
– Слушай, а что за телефоны? Я человек несовременный – мобильным не обзавёлся.
– Аппарат на антресоли. Розетка в прихожей, – буркнула Алла. – За полгода оплачено, – мой отказ от домашних обедов явно её обидел. Ладно, посмотрим, кто будет обижаться, когда я сверю почерк и поставлю тебя перед доказательствами. – И, между прочим, пепельницы вытряхивать надо. Мне всё равно, а отец бы скандал устроил. Мало того, мебель перетащили, ещё и женщин приводите.
Вот те на! Про испачканный помадой окурок я забыл. Но каково самообладание! И нахальство! Не понимает ещё, зачем мне список понадобился. Всё шутит. Ладно, смеётся тот, кто смеётся последним.
– Учту пожелание, мадемуазель, – пообещал я.
– Я тогда пойду, – девушка помрачнела. Может, догадалась о моём коварстве? Раньше надо было думать! – Куплю чего-нибудь отцу. В больницу. За вами завтра зайти или вы уже передумали?
– Нет, я обязательно пойду. Встретимся у больницы часиков эдак в пять. Я Игорю тоже подарок приобрету. И тебе сюрприз приготовлю.
– Насчёт меня можете не беспокоиться. До свидания.
25
Я проводил рассерженную девушку улыбкой триумфатора. Догадалась, милочка, какую глупость сотворила! Сверить почерк – минутное дело. И всё! Конец глупой шутке!
– Сейчас мы всё проверим. Сейчас мы всё сравним, – напевал я голосом жадного раджи из мультфильма про золотую антилопу, раскладывая на столе ночную записку и каталог магазинов.
Какой же я идиот! Возомнил себя великим экспертом. Разве может дилетант доказать схожесть крупных печатных букв и бытовых прописных строчек. Потому-то девчонка так охотно предоставила образец почерка. Сам проболтался про выброшенную тетрадь. Не побегу же я, в самом деле, с двумя этими листочками к криминалистам. Кто там будет меня слушать?! Но… Ха-ха! Вы просчитались, юная заложница бытовых условностей и безупречного порядка. У вас, наверное, положено каждый день выбрасывать мусорное ведро? Убираться в доме? Протирать пыль? Думаете, все так поступают? Вот тут-то вы и прокололись! Иногда очень даже хорошо быть неряхой.
Я безжалостно вытряхнул содержимое мусорного ведра на пол. Отыскал скомканные листы. Тщательно расправил. Вооружился найденными среди рваного картона старыми очками Аллы Александровны. Немного воображения – и я знаменитый сыщик, вооружённый лупой.
– Сейчас мы всё проверим. Сейчас мы всё сравним, – энтузиазм убывал с каждой секун-дой. Подобно туповатому радже, я, кажется, оставался в дураках. Либо Алла – гений подделки (очень хотелось в это поверить), либо…
Я передёрнул плечами. Рука с очками нервно дёрнулась. Я смотрел на строчки, написанные разными людьми. Нет, конечно, можно убедить себя, что семнадцатилетняя девчонка из провинциального городка от природы наделена тем, чему матёрые мошенники учатся не один десяток лет. Но те же самые мошенники, часами, а то и сутками выводят каждую буковку. А здесь? Строчки в тетради – я даже не заметил, когда они появились. Список девушка составляла минут двадцать, и то большую часть времени взирала на потолок, грызла карандаш и нюхала розы.
Розы! Я почувствовал, как кровь во мне обращается в скованную льдом реку. Раз! Два! Три! Четыре! Четыре увядающие розы! Куда приходят с чётным количеством цветов?! Отлично! Ответ верный! Первая несгораемая сумма! Следующий вопрос: откуда взялись сигареты давно позабытой марки и совковая бормотуха?! Не торопитесь! Хотите обратиться за помощью к залу или предпочтёте звонок другу?
Часть сознания, выстроившая прежнюю версию, слабо сопротивлялась. В талонные времена Алла Александровна могла наделать запасов. Одержимая извращённым чувством юмора внучка ими воспользовалась. Зачем? Ради того, чтобы поводить за нос пьянствующего в одиночестве дальнего родственника? Сбить с него столично-богемный снобизм? Не слишком ли изощрённо для подслушавшей несколько фраз девчонки?! Может быть Ворон?! Нет, парень возился с антенной. К тетради, вообще, не подходил (его скорее интересуют собственные рассуждения и теории). Тогда кто же?! Ситуация нравилась мне всё меньше и меньше. Ещё немного и мне, подобно беспутному философу Хоме Бруту, придётся на ночь укрываться за меловым кругом и читать священное писание до первых петухов… Пока не приведут Вия.
Тьфу! Бред какой-то, так можно себя довести до состояния прячущего голову в песок страуса (умные люди говорят, что птица таким образом, спасается не от ужасных видений, а от надоевших паразитов), спать со светом, прятаться с головой под одеяло и жалобно скулить при каждом скрипе половиц или урчании водопроводных труб.
Не на того напали (третья бутылка пива и сто грамм из «Истока» подстегнули мужество), в призраков я не верю, а шутники-извращенцы… Пусть только мне попадутся!
Я показал кукиш астральным хулиганам, что заставили меня вчера поработать грузчиком, и спрятал бутылку с огненной водой. Куча картона в углу была проблемой реальной и требующей конкретного решения. В конце концов, здесь же не склад вторсырья!
Неподалёку от дома я приметил мусорные баки. Вот туда-то и переместим плоды моей вчерашней бурной деятельности. Физическая работа возвращает душевное равновесие. Так, это я придумал, или где-то прочитал? Какая, вообще, разница?! Душевное равновесие – вот что мне необходимо! А уж изобретён рецепт самостоятельно или подсказан кем-то поумнее – это, честно говоря, дело десятое.
Картон я вынес в три захода. Приятно порадовала погода. Редкий вечер, когда тучи не разразились холодной изморосью. Место, где трудился мой приятель Колька со товарищи, представляло собой внушительную глиняную проплешину. Ступить туда я не решился. Ладно, хорошо хоть яму закопали. Несмотря на темноту, я прекрасно видел струйки пара, время от времени вырывающиеся из-под земли. Да, система, как выразился многоопытный Иваныч. С другой стороны, можно организовывать экскурсии:
– Дамы и господа, обратите внимание – подмосковная долина гейзеров! Плод усилий коммунальных служб города! Гордость и любимое место отдыха горожан!
Поддавшись влиянию наладившейся погоды, я совершил глупость – решил немного прогуляться. Поздний вечер, возвращаться в квартиру, то ли населённую призраками, то ли ставшую местом дурацкого розыгрыша, нет желания. Почему бы не подышать свежим воздухом? На лужи можно не обращать внимания. Ну не может же всё быть идеально, чтобы и дождь не шёл, и под ногами сухо! Ни при коммунизме живём!
Рассуждая подобным образом, я значительно отдалился от подъезда. Закурил. Даже промокшие ноги и хлюпающие ботинки не могли испортить мне настроения. Здоровый образ жизни – штука замечательная. Вот сейчас, вместо того, чтобы пьянствовать в пустой квартире и запугивать себя до умопомешательства, я совершаю физическое упражнение под названием ходьба и чувствую, как успокаивается организм, как восстанавливаются отравленные алкоголем клетки не юного уже, надо признать, организма. А почему бы не прогуливаться каждый вечер. По утрам – зарядка. Здоровая пища. Строгий распорядок…
Тут я убедился в правоте верующих людей. Сатана действительно существует. Кто как ни враг рода человеческого подослал мне навстречу (почти уже раскаявшемуся и стоящему на пороге праведной жизни) группу парней.
Сразу вспомнился Герберт Уэллс. Нет, английский писатель был великим провидцем. Как точно описал он в своей «Машине Времени» общество будущего. Сейчас две новые расы только начали формироваться. С одной стороны: вычурно одетые, жадные до развлечения, хрупкие создания неопределённого пола; с другой: выползающие с наступлением темноты из городских трущоб агрессивные организмы. Вторые – все как один сутуловатые, низкорослые, объясняющиеся отрывистыми гортанными фразами и сбивающиеся в стаи. Вот они прародители морлоков. Хозяева подвалов и грязных подъездов.
Держа покрытые щетиной головы на уровне плеч и почти касаясь кончиками пальцев колен, существа передвигались в мою сторону. За долю секунды я успел проклясть стремление к здоровому образу жизни. Лучше бы сейчас пьянствовал дома и разговаривал с привидениями. Я снова почувствовал себя на краю наполненной кипятком ямы. Возможно, встреча не грозила неприятностями. Пара косых взглядов, невнятное бормотание и разошлись. А возможно… Поведение этого, выведенного из человека разумного, примата трудно предсказать. Я подозреваю, что большинство из них и сами не знают, как поступят в следующее мгновение. Подобно любому низкоорганизованному стадному животному, действия этих, пока ещё сохраняющих человеческий облик, существ починено самым простым инстинктам.
Я поравнялся с пятерыми морлоками. В животе что-то противно дёрнулось. Сердце подпрыгнуло к горлу. Я изо всех сил старался не показывать испуга. Шавки не кусают тех, кто их не боится. Не кусают… В том случае, если не сбиваются в стаю.
Я уже почти миновал парней, когда один из них шагнул в мою сторону и толкнул в плечо.
– Ты гонишь, козёл?! – при желании речь морлоков можно было понимать. – Тебе чего, дороги мало?!
– Извините, – я принял на себя всю вину за столкновение и попытался уйти.
– Сюда иди! – завопил приятель «пострадавшего». – Ты в натуре гонишь!
Один мой знакомый – мастер по какому-то крикливому восточному единоборству – всегда говорил:
– Удачная драка – несостоявшаяся драка. Смелый уверенный в себе человек не даст себя спровоцировать. Порой и убежать не стыдно.
Смелый, уверенный в себе человек на моём месте, может быть, и пустился в бега, но я был из другого теста. Смелость ещё нужно доказать. Прежде всего, себе.
– Что нужно? – развернулся я.
– Тебе рога поотшибать, козёл?!
– Сам ты козёл! – спутать морлока с этим, на мой взгляд, волне достойным млекопитающим – верный способ избежать долгих препирательств и затеять драку. Ещё почему-то они не любят сравнения с петухами.
Как завораживающе, даже в чём-то красиво дерутся в боевиках. Развернувшийся на экране мордобой, чем-то сродни танцу – каждый удар, падение, прыжок – хорошо отработанное па. Я уже не говорю о героях, расшвыривающих десятка два негодяев за раз.
Я столкнулся с правдой жизни. Едва мой кулак успел врезаться в чей-то нос, я сам оказался на земле. Оставалось лишь укрываться от ударов и ломать голову над вопросом – убьют или покалечат?
Побои прекратились неожиданно. Только мгновение назад здоровенный ботинок проверил крепость моих рёбер и вот уже шумная суета и крик боли где-то в противоположенной стороне.
– Вставай. Простудишься, – кто-то оторвал меня от земли и заставил принять вертикальное положение. Сид! Мой нахальный ангел-хранитель!
– Ты… , – прошамкали мои разбитые губы.
– Потом «спасибо» скажешь! – отмахнулся умеющий появляться вовремя человек и кинулся на ещё не расстрелявших агрессии морлоков.
Один из морлоков (по-моему, тот, который меня толкнул) пытался сопротивляться. Один раз его кулак врезался в скулу Сида. Мой спаситель качнулся, но на ногах устоял. Ободрённые парни кинулись в атаку. Вот здесь-то они и попались. Эти падальщики городских трущоб без труда управлялись с перепуганными одинокими прохожими, давя числом и агрессией. Ещё до первого удара деморализованная жертва сдавалась на милость победителя. Сид оказался из другого племени. Пять туповатых, сопящих физиономий не произвели на него никакого впечатления. Он специально пропустил первый удар, усыпляя в морлоках бдительность.
Манера его боя мало походила на стиль экранных героев. Сид дрался не для того, чтобы удивить развалившегося пред экраном обывателя, он дрался для победы. Победы любой ценой. Жаждавшие вечерних, одним им понятных и приятных развлечений, парни начинали понимать, что впутались в неприятности. Новый противник оказался не по зубам. Парни мешали друг другу. Пока один месил воздух кулаками, другой пинал пустое пространство, а трое оставшихся толкались в арьергарде, Сид оказался сбоку от нападавших. Он выбрал единственно верную тактику – атака. Пока парни не очухались, каблук Сида впечатался в коленную чашечку одного из нападавших. Кость хрустнула, морлок охнул и осел на землю.
