Текст книги "Возвращение (СИ)"

Автор книги: Сергей Бабернов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

Дребезжащий звонок нагло разорвал едва наметившееся кружево. От неожиданности я вздрогнул и сломал карандаш. Чёрт знает, что такое! Я всего час назад переступил порог пустовавшей квартиры, а от гостей уже нет отбоя!

Открывать я не собирался. В конце концов, приглашений я никому не рассылал, а воспитанный человек, не получив отклика на свой зов должен бы, по логике вещей, развернуться и уйти.

Стоящий за дверью, судя по всему, особым воспитанием не отличался. Короткие удары по кнопке, сменились долгими, рвущими нервы трелями, затем неизвестный наглец, почувствовав себя великим музыкантом, начал выводить звонком незамысловатые мелодии.

Даже если бы моё терпение выковали из какого-нибудь высокопрочного сплава, я всё равно бы не выдержал. Превращаясь по дороге в берсерка, я ринулся к двери. Если там Сид или общественно озабоченная соседка, я преподам нахалам урок хороших манер! Жаль, что дверь открывается не наружу!

Я рванул ручку на себя и нос к носу столкнулся с малолетней хозяйкой квартиры.

– Что ещё?! – гаркнул я.

– Спите от нечего делать? – невозмутимое чадо прошествовало в прихожую.

– Работаю!

– Аааа… Тогда извините, – особого раскаяния в её тоне я не заметил. – Я думала, вам скучно. Ты чего там застрял?

– Здрасте, – в квартиру прошмыгнул худощавый юноша с объёмистой сумкой.

– Так я и знала, – девушка уже хозяйничала на кухне. – Пьёте без закуски. Доставай продукты.

Сумка взвизгнула молнией. Юнец принялся выкладывать свёртки.

Я стоял в прихожей, глядя то в комнату, то на кухню. Чёрт возьми! В квартире каждый чувствовал себя хозяином. Каждый, кроме меня! Ну, куда ещё от них прятаться?! И что им сдалось моё общество?!

– Меня, кстати, бабушка надоумила, – на кухне заработал холодильник, что-то шуршало, звякало и булькало. – Я вам тут сало принесла. Пельмени домашние. Котлеты – сегодня утром лепили – надо до завтра съесть. В банках разные штуки, потом сами разберётесь. Яиц два десятка. Хлеб. Ворон, ты своё всё притащил?

Знакомый мне заочно тёзка пернатого хищника буркнул что-то себе и чуть ли не целиком влез в баул. Из недр оного на жутко дорогой ковёр явился моток кабеля и что-то устрашающе-рогатое.

– Почище всякой дециметровой выйдет, – сообщил он, убирая прядь со скуластого лица.

– Продукты в холодильнике. Потом разберётесь, – довольная собой Алла стояла в двер-ном проёме. – Это тот самый Ворон, про которого вы спрашивали. Он антенну вам сделает, чтобы не скучали.

– Это тоже Алла Александровна приказала? – на сегодня работу можно было забыть.

– Нет. Я сама вспомнила!

Девушка с гордостью смотрела то на меня, то на возящегося с рогатым чудовищем приятеля. Я представил счастливую мамашу, сыновья которой пробились в люди и вершат великие дела. Мало мне одного опекуна – Сида!

16

Телевизор, как ни странно заработал. Ворон с равнодушным видом нажимал на кнопки пульта. На экране являлись то выдающий пошлости Якубович, то каменнолицый Сталлоне, то трясущие прелестями «Стрелки».

– Шестнадцать каналов, – сообщил мне юный умелец. – Только смотреть нечего. Буржуазно-мещанская пропаганда. Я кроме «Формулы-1» ничего не смотрю. Гадость!

– А мне, значит, диверсию подстроил? – коньяк сделал меня свободным и остроумным (по крайней мере, мне так казалось) – Тебе двадцать один есть? Обмоем?

– Не пью, – поморщился Ворон.

– Он не имеет никаких привычек, особенно вредных, – сообщила Алла, пробежавшись по длинным волосам юноши пальцами. – И бережёт здоровье для борьбы.

– Каратист, что ли? – не понял я. На борца сумо Ворон не тянул.

Худое лицо исказила ухмылка. Юноша трагически закатил глаза.

– Для духовной борьбы! – сообщил он голосом подходящего к Голгофе Христа. – Игра мускулами – удел стада.

– Ворон знает способ изменить Мир, – сообщила Алла, задыхаясь от восхищения. – Перевернуть всё!

– Нашёл Архимедов рычаг? – я зажал в губах последнюю сигарету из купленной вчерашней ночью пачку.

– Архимед – ортодокс! – возмутился Ворон. – Вы изучали неопубликованные трапеционные исследования Пифагора?

– Придуманные Лавкрафтом?

– Может и «Некромикон» придуман?

– По крайней мере, хорошо преподнесён. Не забывай, дружище – я тоже, вроде бы, писатель. И прекрасно вижу приёмы старика Говарда.

– Вы – продукт эпохи Совка, – скорбно отметил юный специалист по антеннам. – Вы запираете себя в трёхмерном пространстве.

– Четырёхмерном…

– Что?

– Четырёхмерном. Ты про время забыл.

– Признаёте, значит?! – возликовал Ворон. – А если добавить пятый, шестой… Путешествия во времени возможны!

– Вот и сделай машину времени, – предложил я. – В альтернативу Макаревичу…

– Вы… , – худощавый теоретик попытался прикрыться фиговым листком возмущения. Однако он плохо прятал выпирающую растерянность. Хуже, чем греческие скульптуры.

– Разреши прикурить, Александр, – я упустил момент, когда Алла успела допить коньяк, и теперь, с декадентским изяществом, совала мне под нос сигаретину «LM».

– Во-первых, мы на брудершафт не пили, – я отнял сигарету. Подумав (сам ведь на голодном пайке) конфисковал едва начатую пачку. – Во-вторых, кто тебе курить позволял?!

– Я думала вы…  – коричневатые от помады губы сложились в обиженный бантик.

– Вы против подросткового и женского курения?! – Ворон смотрел на меня, как на только что павшую лошадь (по крайней мере, его пернатые тёзки так смотрят). – Вы за привилегии, данные по определённому, в этом случае, возрастному и половому, признаку?

– Я против конфликтов с её отцом. Я не хочу прослыть растлителем малолетних.

– Значит, вы боитесь конфликта с буржуазно-мещанской плесенью?! Вы же писатель! Вы – борец! Вы – факел!

– Пусть кто-нибудь другой горит, ладно? Ты, кстати, сам – не куришь и не пьёшь, – напомнил я.

– Это мой выбор. Антон Лавей говорил: в обществе будущего каждый должен иметь право на выбор. Знаете, кто такой Антон Лавей?

– Он так же говорил, мой юный друг, – вылезший из памперсов революционер почему-то всё больше и больше напоминал мне Сида, – человек, подталкивающий другого к гибели – худшая из мутировавших обезьян.

– Вы читали «Сатанинскую Библию»?

– Не только. У него вышло три книги, кстати.

– А что вы думаете…

– Всё! – я глянул на клюющую носом Аллу. – Пора спать, детки.

17

Закрыв дверь за юными визитёрами, я едва добрался до дивана. Поиски постельного белья и раздевание казались мне ненужной роскошью. Мягкий валик заменил подушку. Я закрыл глаза. Странное дело – стоило принять горизонтальное положение, сон, одолевавший меня в прихожей, куда-то пропал. В голове перегруженной алкоголем кружилась взбесившаяся карусель. Я летел. Препоганейшее, кстати, состояние. Полная потеря ориентиров в пространстве, к горлу подступает комок, а в ушах гудит что-то неуловимо ультразвуковое. Порой кажется, что душа оторвалась от тела и мечется от стены к стене, перепуганная потерей материальной оболочки. В такие моменты хочется кричать, чтобы убедиться в собственном существовании.

Ужас сковал меня. Я уже не чувствовал выпитого за сегодняшний вечер. Полёт оборвался. Я вдруг ощутил себя юным созданием. Девушкой! Вокруг было холодно и сыро. Свет единственного на всю улицу фонаря отражался в лужах, на бурой опавшей листве. Меня душила злость. Слезинки то и дело срывались с ресниц, размывая тушь и оставляя на щеках тёмные дорожки. Обида и разочарование заполнили сердце осенней промозглостью.

Беспомощный я лежал на диване и одновременно брёл по пустынной улице. Вернее, брела она, но я почему-то был рядом – бесплотный и незаметный. Её кожей я ощущал холод, её глазами видел дорогу, её ушами слышал рёв проносящихся по невидимому за домами шоссе машин. Я путался в её мыслях. Она и сама не могла в них разобраться. Чьи-то насмешки, какая-то ссора, осоловевшие от пьянства родители, желание согреться и желание бежать куда-нибудь, закрыв глаза.

Я попытался встать, но тело отказывалось повиноваться. Лишь едва слышный стон оказался плодом моих стараний.

Девушка пересекла круг света под фонарём. Её сапог переступил границу света. Она словно почувствовала мою возню. Застыла на месте.

– Кто здесь? – непроизвольный шаг назад. На освещённое пространство.

Мурашки пробежали вдоль позвоночника. Низ живота защемило. В лицо пахнуло холодом. Не сырым вздохом осеннего ветра. Не материальным, оцифрованным Цельсием или Фаренгейтом, изменением температуры. А тем жутким, потусторонним морозом, что заставляет мирно спящую собаку внезапно задирать морду и выть, или семенящую по своим делам кошку вдруг выгибать спину и шипеть на пустое место.

– Беги! – мысленно кричал я. – Куда угодно! Врывайся в подъезд, колоти во все двери, зови на помощь! Только не стой! Беги!

Она меня услышала! Она оглянулась. Отступила ещё на шаг. С каким трудом он дался! Её тело становилось не более послушным, чем и моё. Ей оставалось смотреть в темноту, поскуливая от страха.

Один шаг по мокрой листве. Второй. Третий. Кто-то застыл на границе чернильной мглы. Мелкий, обжигающий щёки дождь сменил флегматичную изморось. В свете фонаря хлынувшая с небес вода обращалась завесой. Мы видели тёмный силуэт незнакомца. Он вступил в полосу света. В искажённой ледяными струями фигуре было что-то неуловимо знакомое.

Девушка облегчённо вздохнула. Улыбнулась.

– Здравствуйте, – мокрое лицо осветила надежда. – Вы меня испугали. Можно у вас сигаретку попросить.

Она кого-то узнала. Или не узнала, а заметила что-то, прогнавшее страх. Я вглядывался в приближающегося человека до боли в глазах. В чьих глазах? Мои сейчас беспомощно пялились в тёмный потолок. Её? Но почему я не видел лица?! Почему не различал – мужчина или женщина?! Молодой или старый?! Размытое тёмное пятно с формами чего-то узнаваемого и тут же ускользающего!

– Беги! – вопил я. – Не верь! Это – обман! Маска! Это – опасность! Это – смерть!

Она шагнула навстречу силуэту, всё с той же виновато-просящей улыбкой. В последний момент она что-то заметила. Поняла всё. Услышала меня. Но было уже поздно. Незнакомец схватил её за волосы…

18

С диким криком я вскочил с дивана. Опрокинул журнальный столик. Пустая бутылка звяк-нула о пол и укатилась в угол. Тетради, шелестя страницами, рассыпались по ковру. Видение растаяло. Взбунтовавшиеся руки и ноги нехотя соглашались подчиняться. Миллионы мелких иголочек одновременно впились в занемевшее тело.

Припадая то на одну, то на другую ногу, я добрался до выключателя. Шаря рукой по стене, я всё ещё чувствовал железную хватку явившегося из темноты убийцы. Меня колотило. Я всхлипывал подобно перепуганному ребёнку. Я понял, что никакого выключателя нет. Что я так и буду спотыкаться в темноте, пока размытый дождём незнакомец не нанесёт следующий удар.

Пальцы нащупали пластмассовую коробочку. Я вдавил клавишу.

Трёхрожковая люстра залила комнату мягким светом. Я боялся оглядываться. Обман! Улов-ка! На самом деле он стоит за спиной и ухмыляется. Я жив, пока не встретился с ним взглядом. Я сполз на пол, прижимаясь лбом к стене. Мой нос упёрся в испещрённую карандашными каракулями страницу.

Несколько минут я тупо смотрел на собственные заметки. Я не писал этого! Это не мой почерк! Это, вообще, не та страница! Я осторожно перевернул тетрадный листок. Вот оно! Главные герои, характеры, краткий план. А здесь? Я вернулся на исписанную страницу.

Мелким убористым почерком на каждой строчке кто-то оставил одну и ту же фразу:

«ТЫ ВЕРНУЛСЯ!»

Значки, созданные в незапамятные времена Кириллом и Мефодием, модернизированные большевиками, ввели меня в транс. Зародыши мыслей увядали, не успев дать ростков. Я не мог этого написать, видение обездвижило меня. Но кто тогда?! Призраков не существует!

Напомнил о себе вчерашний сон. Старуха слышала голоса. Бред, конечно. Старуха слышала… Чёрт, возьми! Не только старуха! Я чётко увидел мелькнувший во время утреннего разговора фиолетовый глаз. Тогда я ещё плотнее закрыл дверь. Мерзкая девчонка! Пока Ворон проводил телефикацию, умничал перед писателем-неудачником, она решила пошутить. Дрянь! Сейчас я полностью разделял мнение Игоря насчёт его дочери. За такие шутки надо уши оборвать!

Держась за краешек тетради двумя пальцами (попытка поиграть со мной в охотников за привидениями после первой волны злобы вызывала омерзение), я выбросил испорченное начало рукописи в мусорное ведро. Вырывать листы не хотелось – неровные краешки будут каждый раз злить, напоминая о гадком поступке девчонки. Злорадно ухмыляясь, достал сигарету из конфискованной пачки – немножко, но отомстил, пусть и заочно. Закурил. Как нельзя кстати пришёлся возвращённый из ссылки «Монарх». Нервы нужно успокоить.

Замечательное качество человеческого мозга – ухватившись за тень разумного объяснения, выстроить логическую цепочку – пришло мне на выручку и заработало на полную катушку. Недавний кошмар превратился в ленточку случайных совпадений. Всё просто: пустившись в бега, я всё время испытываю стресс. Вороватая цыганка, нахальный Сид, агрессивный братец, ненормальные внучка с бабушкой, подсознательные воспоминания – вот они, составляющие страшной картинки. Обычный сон я принял за видение. Нападение на девушку – отложившийся в памяти рассказ Игоря о недавнем убийстве. Всё просто! В крошечных городишках не бывает Джеков Потрошителей. Мёртвые не восстают из могил, когда возвращаются те, кого они обещали ждать. Мне нужно работать над книгой, а не втягиваться в игры ошалевших от безделья провинциальных барышень и их приятелей-нигилистов. Последняя мысль подействовала не хуже снотворного. Я закрутил пластмассовую пробку, поставил полупустого «Монарха» на журналь-ный столик и, повертевшись на неприлично мягком диване, погрузился в сон.

Из мирного, лишённого каких бы то ни было видений, забытья меня вырвало наводящее зубную боль тарахтение и прыгающий из октавы в октаву рёв. Я глянул на настенные часы – девять утра. Что за апокалипсис спозаранку? Приложившись к бутылке с пивом, я проковылял к окну. Самочувствие было таким, каким может быть у человека накануне немного переусердствовавшего с лечением похмелья: жить, вообще-то можно, но бывали времена получше.

Напротив окна работники коммунальных служб исполняли соло для отбойного молотка в сопровождении экскаватора. Пока один безжалостно крушил асфальт перед ступеньками подъезда, другой покуривал в кабине нетерпеливо взрыкивающего ковшастого монстра. Поздняя осень – самое подходящее время для ремонта теплосети!

К тому времени, когда симфония весёлых мастеров достигла апогея, я выкурил две сигареты и допил пиво. Выспаться я, конечно, не смог: под такой аккомпанемент ни о каком сне не стоило и мечтать. Я отошёл от окна и глянул на стопку тетрадей. В первой половине дня моя работоспособность равняется нулю. Не было даже желания попытаться восстановить немногочисленные вчерашние заметки.

Вяло пожевав кое-что из принесённых вчера продуктов, я решился на прогулку. Может быть, за время моего отсутствия, «кладоискатели» окончательно разрушат асфальт, выкопают яму нужных размеров и уберутся прочь со своей ревущей техникой. К тому же… Хотелось выпить. Нет, не напиваться, а поддержать бодрое состояние и привести в норму нервную систему.

Одиночество – замечательная вещь для любящих излишества. Никто не считает потраченных денег, не суёт под нос переполненную пепельницу, не глядит с осуждением после каждого глотка спиртного. В свои тридцать с хвостиком я прекрасно знал все гнездящиеся во мне вредные привычки, но очень не любил, когда мне их ставили на вид. Человек волен убивать себя, как ему заблагорассудится.

Я подсчитал наличность. Благодаря Сиду по крайней мере месяц можно не беспокоиться о финансах. На секунду в глазах нарисованного Франклина мне почудился упрёк. Я тратил (пропивал, если говорить честно) не совсем свои деньги, большей частью не свои. Эгоисты – счастливые люди: с совестью они управляются, как хороший дрессировщик. Я подмигнул Франклину и, сложив пополам, отправил купюру в карман. Оставшиеся три спрятал в укромном месте, поклявшись забыть об их существовании на ближайшие две недели. Может, реальнее полторы? Нет, две! В моём положении не шикуют!

Приняв минибюджет большинством в один голос, я оделся и вышел на лестничную площадку.

Дверь напротив отворилась сразу же. Похоже Зинаида Как Её Там По Батюшке не отходила от глазка всю ночь.

– Вы передали? – заплывшие глазки плевались подозрительностью.

– Что передал?

– Так я и знала! – двойной подбородок задрался к потолку, который в данную минуту, наверное, символизировал для соседки небесный свод и его обитателей. – Никому ничего не нужно! Я обо всём должна помнить! Вы про домофон передали?!

– Я не видел Аллу Александровну. Сегодня зайду и передам, – пообещал я, чтобы избавиться от активистки.

– Почему вы внучке не сказали?! Она к вам вчера с этим хулиганам заходила!

– Ко мне вчера ещё и приятель заходил! Мне каждому про домофон докладывать?!

– Меня интересуют сданные деньги, а не ваши приятели!

– А мне до лампочки и сданные деньги, и домофоны!

С минуту она смотрела на меня, как на полоумного, потом взорвалась визгом, на время заглушившим солирующий отбойный молоток:

– До лампочки?! Всем всё до лампочки! Никому ничего не нужно! Пусть в подъезде гадят! Убивают! Грабят! Насилуют!

– Вам последнее не грозит, – я вложил в улыбку всю скопившуюся желчь. – Посмотрите в зеркало – это вас успокоит.

Свекольный оттенок залил мопсообразную физиономию.

– Хулиган!!! – прохрипела женщина. От удара захлопнувшейся стальной двери содрогнулись стены.

19

Я знал по опыту – с подобным типом людей существует два способа общения: либо с любезной улыбкой терпеть сплетни за спиной и выслушивать произносимые елейным голоском замечания, либо сразу поставить на место, избавившись и от улыбок, и от замечаний, но намного увеличив выливаемый за глаза поток гадостей. Опыт приучил меня выбирать последнее. Ругань на вороте не виснет.

Я сбежал по лестнице. Выскочил из подъезда. Перескакивая с одной кучки препарированного асфальта на другую, добрался до «большой земли».

– Чего роем, мужики? – поинтересовался я у перекуривающих копальщиков.

– Система того, – обслюнявленная сигарета в пальцах повелителя отбойного молотка начертила в воздухе замысловатый знак.

– Довели страну! – экскаваторщик зло сплюнул на обнажившуюся глину.

– Если сварщик до обеда подойдёт, к вечеру закопаем, – пообещал молотобоец. – Оно же централизованное. Понимать надо. Здесь дует – там закупорка. Бестолковая система.

– Уйду, на хрен, в диспетчера! – пригрозил экскаваторщик. – Сварщика не дождёшься, а мы, на хрен, не люди! У меня халтура накрылась!

– Диспетчерам не платят…

– Зато в тепле!

– И все шишки на твою задницу.

– А я наклал на них!

– А они на тебя!

Я предпочёл покинуть разгорающуюся дискуссию. Своих проблем хватает. Первым делом хотелось выбраться на Проспект Ленина – единственная улица в Калиновске, где нет луж (широкие разливы на парочке перекрёстков не в счёт).

Народу на главной городской артерии встречалось немного. Работоспособная часть населения откочевала на утренних электричках, пенсионеры осаждали пункты приёма стеклотары, а племя синеносых ещё не вышло на тропу поиска огненной воды. Кучка подростков, считающая, что лозунг пролетарского вождя: «Учиться, учиться и ещё раз учиться» – неактуален в стране победившей демократии, да несколько бездельников вроде меня – вот и все горожане, попавшиеся мне по пути.

В первом же магазине-подвальчике, выбирая продукты, которые не придётся долго готовить, я обозвал себя идиотом. Чёрт возьми, забыл взять сумку! Взгляд упал на пакет с надписью «Калиновску – 60». Вещь, конечно, уникальная и даже коллекционная (особенно, если предположить, что к 100-летию Калиновск может повторить судьбу небезызвестного Китежа и погрузиться в болота), но для меня бесполезная. Я хотел купить слишком многое. Нужно что-либо попрочнее.

– Простите, а где найти галантерею или что-то подобное? – поинтересовался я у моло-денькой продавщицы.

При моём появлении девушка прервала разговор с приятельницей из соседнего отдела и подошла к прилавку. Вот уже несколько минут она смотрела на меня, как на какого-то особо мерзкого представителя отряда земноводных.

– Мужчина, вы издеваетесь? – она как-то по-особому растягивала гласные, словно с трудом удерживала сладкий зевок. – У нас «Продуктовый», не видите?

Действительно, придурок! Мало того, помешал беседе, заставил пройти на рабочее место, ещё и спрашивает глупости.

– Вы не поняли. Я имею в виду, где в городе галантерея? – виноватая улыбка была призвана обезоружить принцессу прилавка.

– По проспекту до площади. Там увидите, – она игнорировала мирные инициативы.

– Спасибо, – я сделал шаг назад.

– Покупать что будете? – возмущение в реплике преобладало над любопытством.

Странное дело, но я, полчаса назад грубивший соседке, растерялся. Не хотелось огорчать симпатичную девушку. Не хотелось оставлять после нашей короткой и ничего незначащей встречи плохое мнение о себе.

– Дайте вот эту штуку, – я ткнул в разноцветный цилиндрический свёрток.

– Рулет? Вам с чем? Черника, малина, абрикос?

– На ваш вкус.

– Мужчина не задерживайте… , – она вовремя вспомнила, что за моей спиной нет никаких покупателей. – Не мешайте работать!

– Это и есть ваша работа! – у меня тоже был предел терпению, не очень большой, между прочим. – Не нужен мне никакой рулет! Ни с малиной, ни с калиной! Я… , – очень кстати вспомнился завалявшийся в кармане пропуск на какое-то там литературное мероприятие, – статью хотел написать, – она хлопала накрашенными ресницами, глядя на заключённый в пластик кусочек бумаги с моей физиономией, – как про ударников капиталистического труда и героев частного капитала! Теперь ещё подумаю! – я развернулся и быстрым шагом вышел из магазинчика.

По дороге в галантерею, я мысленно складывал триумфальный гимн. Приятно чувствовать себя победителем. Именно ради таких мгновений средневековые рыцари отправлялись в Святую Землю и калечили друг друга на турнирах. Неважно, что противником моим выступила женщина. В конце концов, одолеть бытовое хамство и грубость порой гораздо сложнее, чем выбить из седла какого-нибудь закованного в латы Айвенго.

У дверей магазина я нацепил пропуск на куртку. Оценил отражение в витрине. С мокрого стекла на меня взирал некто важный и официальный. По крайней мере, для провинции. Наведём сегодня шороху!

Для поддержки имиджа я плотно прикрыл входную дверь, прошёлся вдоль витрин, почитал рекламные плакаты. Впрочем, впечатления я произвёл не больше, чем дремлющая на батарее кошка. Не зря говорят – женщина любит ушами, большинство слабого пола любую информацию воспринимает только в звуковой форме. Отсюда, наверное, такая любовь к болтовне.

Не желая больше изображать из себя журналиста, я спрятал пропуск и молча прошёл к витрине с сумками. В глазах зарябило от множества разноцветных рюкзачков, украшенных Бритни Спирс, Бетменами и зверюшками-уродцами из идиотских мультфильмов. Где вы, скромные и объёмистые советские сумки, с которыми трудящиеся, заработав отгул, совершали набеги на столицу и увозили в вас половину московских универсамов? Расстроенный, я взирал на брезентовую пестроту, когда до моих ушей долетел обрывок разговора продавщиц.

– … лицо изуродовали и распотрошили, представляешь?! – вещала одна с важным видом. – Мне Танька из ночного звонила. Помнишь, которая в прошлом году от нас ушла? Да нет, не крашеная! Крашеная – Маринка. Танька, которая ещё турецкую куртку приносила. Мужу мала. Помнишь? Её ещё бухгалтерша сыну купила, а теперь сама носит. Помнишь? Вот, Танька сменилась и мне звонит. Мы с ней на Восьмое Марта в одной кампании гуляли. Она со своим-то развелась. Говорит, сама выгнала… Врёт! Он у неё за каждой юбкой бегал. Наверняка, к другой бабе убежал. А то выгнала! Ей за мужика руками ногами держаться. Ни кожи, ни рожи. Выгнала! Я прямо дурочка, так и поверила!

– Так чего там у них в ночном случилось? – напомнила вторая основную тему разговора.

– Не у них! Рядом во дворе. Тоже нашли место, где магазин строить. Ночью от шпаны прохода нет. Танька говорит: идёшь на работу – дрожишь. Они там перепьются и всю ночь колобродят. Охранник только один. Он разве поможет, если что?! Сколько раз хозяина просили, хотя бы ментов нанимать – бесполезно. А чего ему? Он сам, что ли за прилавком ночью дрожит? Денежки в карман положил, и трава не расти. Вот хотя бы у нас…

– Кого там нашли-то?

– Девчонку зарезали. Во дворе. Не просто, а как по телевизору рассказывают. Про маньяков. Менты, значит, когда понаехали, к ним в магазин всё бегали. За сигаретами, потом за водкой. Танька, говорит: бледные, руки трясутся. Одно, хорошо – шпану разогнали. Танька, значит, слушает, как они между собой переговариваются. Ужас! Девчонка, значит, молодая во дворе лежит. Лицо изуродовано, живот распорот. Ужас! Охранник потом за понятыми ходил, когда следователь приехал. Танька не пошла. Магазин не бросишь… Вы что хотели, молодой человек? – последнее относилось ко мне.

Поражённый рассказом, я на время забыл о сумке.

– Вы что-нибудь покупаете или просто так стоите? – наседала рассказчица.

– Сумку… , – ответил кто-то во мне.

– Вам какую?

– Знаете, – я усилием воли взял себя в руки, – что-нибудь неброское и вместительное.

– Вам для мальчика, для девочки? – с видом экскурсовода девушка прошлась вдоль жизнерадостных рюкзачков.

Я вздрогнул, представив себе упрятанного в сумку ребёнка. Она с ума сошла?!

– Здесь по росту подбирать надо, – продолжала продавщица, – чтобы подошёл. А то знаете, купят – ребёнка из-за ранца не видно. Вам для высокого? В каком он у вас классе?

– Ни в каком…

– Заранее готовитесь, – одобрила она. – Правильно. Вот какие папы бывают, – повернулась девушка к подруге. – А моего не заставишь ребёнком заниматься. Всё в гараже пропадает. Если соберётся, то в последний день, бегом, наспех. Купит, что на глаза попало и снова в гараж. Так вы какой берёте?

– Мне не для ребёнка, – я, наконец, понял, о чём идёт речь. – Мне для продуктов.

– Вам к ней, – кивнула продавщица на соседку. – У нас в отделе только ранцы.

Чувствовать себя полным идиотом не очень приятно. Откуда эти мысли про спрятанных в рюкзаки детей? Хорошо ещё словоохотливая девица не заметила моего перекошенного от страха лица. Чёрт возьми, надо лечить нервы! Но убитая девушка! Убитая этой ночью девушка! Неужели…

Я украдкой глянул на хозяйку рюкзаков. Нет, расспрашивать не стоит. От неё больше узнаешь о неведомой Таньке, чем о ночном происшествии. Да и неудобно – получится, что я подслушал чужой разговор.

Не привередничая, я выбрал одну из предложенных мне сумок, отдав предпочтение крупной молнии и крепким ручкам. Расплатившись, я вышел на улицу.

20

Осень напомнила о себе горстью мелкого дождя. Я вытер лицо, впав в состояние замерзающей лягушки, пересёк площадь. Автоматически отмахнулся от спрашивающего о чём-то потрёпанного человека. Упёрся в стену дома, развернулся и двинулся в другую сторону, не обращая внимания ни на лужи, ни на дождь, ни на ветер.

Что происходит?! Второе убийство в Калиновске, где украденная простыня и пьяная драка – преступления века. Ещё несчастный случай с Аллой. Его вспоминают до сих пор. Не зря Игорь на меня так окрысился. Я принёс с собой неприятные воспоминания. Я принёс…

Ночное самовнушение рушилось тараном реальности. Девушка погибла. Убита. При чём здесь я? Я всё видел! Да-да! Обманывать себя бесполезно! Глупо! Не знаю, как, но я всё видел! Видел беспомощную, перепуганную жертву. Видел убийцу. Видел! Почти узнал! Ещё бы одну секунду и лицо живодёра попало бы в свет фонаря! Но я испугался! Испугался и убежал!

Бред! Как убежит человек лежащий на жутко дорогом диване?! Как он может стать свидетелем преступления, находясь за сотни метров, в тёмной комнате, за кирпичными стенами?! Но стал же! Что это?! Я – экстрасенс?! Ясновидящий?! Ерунда! Почему раньше не замечал за собой ничего такого?! Но что, что случилось?!

Наверное, я походил на лунатика. Не знаю, как меня воспринимали прохожие, если, конечно, они встречались. Я не замечал никого и ничего. Несколько раз я сворачивал, упираясь лбом в кирпичную кладку. Странное зрелище: незнакомый мужчина бредёт, не разбирая дороги, и волочит по земле здоровую сумку. В лучшем случае примут за пьяного, в худшем… Городок оглушённый двумя убийствами не самое подходящее место для чудных поступков.

Чувство близкой опасности отрезвило хорошим апперкотом. Ещё не понимая, что происходит, я застыл на краю здоровенной, окутанной паром ямы. Плоды трудов возящихся у моего подъезда копателей. Ещё шаг и… Горячие трубы, кипящая вода: одно слово – система.

«Может оно и к лучшему? – пискнуло в мозгу. – Мгновенная боль, и все проблемы махом! Ни суеты, ни погони неизвестно за чем – покой и тишина».

" А там есть покой? – поинтересовался другой голос. – Кто скажет точно? Где гарантия? Если там суета ещё почище… "

Я не успел закончить мысль. Край изуродованного асфальта предательски обломился, По-дошва ботинка зависла над пустотой. Я взмахнул руками. Поздно. Клубы обжигающего пара ударили в лицо.

«От судьбы не уйдёшь!» – успел подумать я.

Мгновенной боли не последовало. Кипяток не обжигал кожу. Я открыл глаза. Сквозь пар угадывались контуры труб. Одна моя нога под нелепым углом зависла в воздухе, другая упиралась носком обуви в край ямы. Руки суетливо хватались за воздух. Я не падал! Что-то, укрывшееся в горячем тумане, упёрлось мне в грудь. Что-то живое и сильное. Я ощутил мощнейший толчок и пробкой вылетел на край ямы. Кто-то схватил меня за плечи.

– Ты, мужик, и клоун! – прохрипело над ухом. – Остограммился уже?! Не видишь куда прёшь?!

Меня грубо развернули. Искажённое лицо молотобойца дышало злобой и перегаром.

– Оглох, что ли?! – допытывался мастер-копатель. – Ты с пьяных глаз обваришься, а нас под суд?!

– Вы меня оттуда? – я всё ещё чувствовал вкус пара и мощь кого-то спасшего меня.

– Мы тебя сюда, придурок! Из ямы ты сам как-то выскочил, акробат хренов! Я уж тебя здесь подстраховал. Сперва за сумку, потом за тужурку… Да ты, скотина, трезвый! – вдруг возмутился спасатель. – Ни в одном глазу! Ты чего туда полез?!

– Задумался…

– Задумался?! Я тебе сейчас морду набью, козёл!

– Извините, – я хотя и избежал кипятка, но походил сейчас на варёного курёнка. – Спасибо вам.

– Спасибо много. Стакан – в самый раз, – из-за угла дома появился экскаваторщик. – Чего шумишь, Иваныч?

– Пока ты за сигаретами ходил. Этот придурок чуть в яму не грохнулся.

– Пьяный что ли?

– В том – то и дело – как стёклышко!

– Довели страну. Скоро все мы – камень на шею да в омут…

– Только не на моём участке. Затаскают потом – почему ограждения не ставили, почему не предупреждали. Загремишь на старости лет.