Текст книги "Византийское миссионерство: Можно ли сделать из «варвара» христианина?"

Автор книги: Сергей Иванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Победоносность Константина воспринималась как самое действенное орудие христианской пропаганды. По словам Сократа Схоластика, император разгромил племена готов и сарматов так основательно, что «они, потрясенные невероятностью своего поражения, тогда впервые поверили в христианскую религию» (Socratis I, 18).

VI

Религия и в самом деле быстро становится одним из реальных внешнеполитических факторов. Только в этот момент на исторической арене и появляется тот, кого можно условно назвать «профессиональным» миссионером. Но с таким же успехом его можно считать просто имперским послом, наделенным религиозными функциями. Таков был «вестник богопознания», отправленный «с очень богатыми дарами» Константином к царю ивиров [92]92
  Theodoreti НЕ,р. 76; ср. Rufin: I, 10.


[Закрыть].

Константин Великий, хотя сам всю жизнь оставался некрещенным, весьма серьезно воспринимал свой статус властителя христианской Империи. Он писал так: «Имя Божие достаточно прославляется самими варварами, которые до сих пор не знали истины… Благодаря мне варвары познали Бога и научились благочестию; они на деле убедились, что я решил повсюду Его защищать. Потому‑то они и узнали о Боге, которому поклоняются из‑за страха перед нами (Stoc τον πρός ήμας φόβον ευλαβούνται)» (Socratis I, 34; ср.: Sozomeni II, 28). Несмотря на столь решительную декларацию, император вовсе не собирался отправлять проповедников из Империи к зарубежным язычникам. Он покровительствовал уже существующим церквам, но не более того. В его биографии Евсевий Кесарийский пишет: «Узнав (πυθόμενος), что среди персидского народа умножились Божьи церкви, а на Христовых пастбищах пасутся многотысячные паствы, [император], обрадовавшись этому слуху, и там стал проявлять заботу обо всех, словно общий повсеместный попечитель» (Eusebii Caesariensis Vita Constantini, IV, 8, 1).

Христианизация Империи ставила в сложное положение властителей других христианских государств: ведь Константинополь сразу же стал претендовать на политическое верховенство в христианском мире. Первой с этим фактором столкнулась Армения. «Константин… поспешно отправил к [тамошнему царю] священников, чтобы пришли к нему архиепископ св. Григорий и с ним царь Армении… Он захотел этого, чтобы был между ними мир… и чтобы тот уплатил ему дань… Трдат… ехал к царю, более великому, чем он, чтобы стать под его власть… Константин… Трдату дал царское облачение, златотканую порфиру… Он обязал их платить дань и отпустил их против своего желания, из‑за любви к ним… [Трдат] велел поминать во всем государстве царя Константина и его родительницу Елену. И таким же образом он поминается при таинстве причастия» [93]93
  Марр, Крегцение, с. 141, 143, 147.


[Закрыть]. Но если Армения и так являлась вассальным государством, то в более отдаленных областях Империя вынуждена была действовать дипломатическими методами.

То ли в 340–х гг., то ли в 356 г. Констанций II отправил посольство в «Индию» (то есть Южную Аравию, ср. с. 36). Миссия готовилась с большим размахом: о ней извещались имперские чиновники за границей (Cod. Theodosii XII, 12, 2). В качестве посланника был выбран человек, сам имевший варварское происхождение – Феофил Индиец [94]94
  Этот человек был, по словам Григория Нисского, «блеммием» (Gregorii Nysseni «Contra Eunomium», Ejusdem Opera Omnia, Vol. I, pt. 1 (Leiden, 1960), p. 47.3). Нам остались недоступны работы: A. Dihle, «Die Sendung des Inders Theophilos», Palingenesia, vol. 4 (1969), S. 330—336; G. Fiaccadori, «Teofilo Indiano», Studi classici e onentali, vol. 33 (1983), p. 295—331.


[Закрыть]. Писатель Филосторгий, рассказывающий об этой миссии, колеблется, считать ли ее целью пропаганду христианства или отвращение от «ереси» уже крещенных варваров: «Имея задачей склонить их к благочестию (επί τήν ευσέβειαν… μεταθέσθαι) [Констанций] решил расположить (οίκειώσασθαι) предводителя этого народа великолепными дарами… а отсюда [как он рассчитывал] здесь будут посеяны и примутся семена благочестия (κακεΤθεν αύτοϋ καί τής εύσεβείας σπέρματα χώραν ευρεΤν έναποθέσθαι). Он также снизошел к просьбам ездивших туда римлян (τοΤς έκεΤσε των Ρωμαίων αφικνουμένοις) построить для них церковь, [которая служила бы] также и для тех из туземцев, которые бы вдруг склонились к благочестию (καί εΐ τι αλλο των αυτοχθόνων επί τήν εύσέβειαν άποκλίνοιεν)… Среди первых в этом посольстве числился и Феофил Индиец. Некогда он… еще молодым, был послан к римлянам в качестве заложника от так называемых дивинов. Феофил прожил среди римлян немало времени, приведя свой нрав к добродетели, а веру – к благочестию… И вот Констанций послал пышное посольство, отправив на кораблях двести лошадей… и добавил много других дивных дорогих подарков… Прибыв к сабеям, Феофил принялся убеждать вождя (εθνάρχην) поверить в поклонение Христу и отступить от эллинского заблуждения… После того как Феофил раз и другой чудесами (παραδόξοις εργοις) доказал необоримость Христовой веры, тот погрузился в глубокое молчание… Цель посольства была достигнута: властитель этого народа склонился к благочестию и воздвиг в своей стране три церкви вместо одной, причем не на те средства, что привезли с собой послы, а на те, которые он сам щедро предоставил из казны» (Philostorgii НЕ, II, 6; III, 4). Дальше Филосторгий рассказывает о том, что от сабеев Феофил отправился на свой родной остров Диву (быть может, совр. остров Сокотра), где «исправил» многое из того, что его соотечественники совершали неправильно: «ведь они слушали евангельское чтение сидя и делали другие вещи, которые божественное предание не велит» (Ibid., III, 5).

Миссия Феофила являлась первым религиозно–политическим мероприятием подобного масштаба. По его инициативе в Южной Аравии были построены три церкви: первая (в Зафаре)—для местного царя, вторая (в Адене) – для римских купцов, третья то ли в устье Персидского залива [95]95
  Shahid,Byzantium and the Arabs, p.86—89.


[Закрыть], то ли на западном побережье Йемена [96]96
  F. Altheim, Geschichte der Hunnen(см. прим. 15), S. 306—308.


[Закрыть]. И тем не менее Ф. Альтхайм настойчиво подчеркивает, что в случае с Феофилом не следует говорить не только о массовой христианизации, которая началась в этом районе значительно позже, но даже и о пропаганде [97]97
  Ibid., S. 308—312. Энциклопедический словарь «Суда» (X в.) в статье о Феофиле утверждает, что люди воспринимали его «словно некий образ апостолов» (ώς αν τις των άποστόλων είκών) (Suidas Lexikon, Θ, 197). Употреблено ли здесь слово «апостол» в миссионерском смысле, сказать трудно.


[Закрыть]. Основной причиной для отправки миссии были политические расчеты: обострились отношения Империи с Персией, и Констанций хотел укрепить свой южный фланг. Феофил вез с собой послание императора к царям Эзане и Сазане с призывом обратиться в арианство, которое исповедовал он сам [98]98
  Ф. Альтхайм, напомним, считает, что письмо это не обязательно адресовалось царям Эфиопии – возможно, Эзана и Сазана были какими‑то аравийскими князьками, см.: F. Altheim, Geschichte der Hunnen(см. прим. 15), S. 166—167.


[Закрыть]. Письмо Констанция приведено у Афанасия Александрийского: «Я думаю, что необходимо, чтобы род человеческий удостоился равного попечения… и узнал о Боге одинаковое и не разногласил бы в следовании справедливому и истинному. Удостаивая вас промышления и передавая вам то же, что есть и у римлян, мы приказываем (κελεύομεν) вам держаться в церквах одной с ними догмы» [99]99
  Athanasii « Apologium 31», PG. Vol. 25 (1857), col. 636.


[Закрыть]. Как видим, христианизация варварской страны разом делала ее в глазах императора частью не только церкви, но и в каком‑то смысле и самой Империи – Констанций считал допустимым что‑то приказывать тамошним царям, пусть даже у него и не было способа принудить их к выполнению приказа.

Видимо, в этой последней своей части миссия Феофила провалилась, и о ее результатах источники ничего не сообщают [100]100
  Shahid,Byzantium and the Arabs , p. 91—96.


[Закрыть]. Мало того, есть основания полагать, что цари Аксума (если Констанций действительно адресовался к ним) реагировали на такие поползновения Империи весьма своеобразно: попыткой создать собственную традицию квазиимперского христианства, причем на греческой основе [101]101
  Любопытной особенностью эфиопской нумизматики, не имеющей аналогов где бы то ни было, стали своеобразные христианские девизы. Эзана выбил на своих монетах греческую надпись «τοΰτο άρέση τη χώρα» («Это понравится стране»). Его примеру последовал его преемник Уазеба (конец IV – сер. V в.). Следующий правитель Мехадейис использовал другой девиз: «Сим победиши». Позднее на монетах стали появляться девизы «Христос с нами», «Милость и мир», «Он побеждает благодаря Христу» и «Он подходит народу» (S. Munro‑Hay, Aksum(см. прим. 10), р. 190—193).


[Закрыть]. Таким способом эфиопские цари пытались победить Империю как бы на ее собственном поле, вырвать у нее инструмент имперской легитимации.

VII

Как реагировали на огосударствление имперского христианства варвары–язычники? Что касается врагов Империи, то они сразу же автоматически становились врагами также и христианства. До 337 г. христиан в Персии терпели – потом стали преследовать [102]102
  Т. D. Barnes, «Constantine and the Christians of Persia», The Journal of Roman Studies,vol. 75 (1985), p. 136.


[Закрыть]. То же произошло и с готскими христианами. Около 348 г. их епископ Ульфила вынужден был бежать на имперскую территорию от гонений со стороны властей, подозревавших в нем и его последователях «пятую колонну» Рима [103]103
  Следует также учитывать, что пока Ульфила (с 341 г.) окормлял римских пленных, готские власти его еще терпели, но когда в христианской общине стали появляться выходцы из среды самих готов, отношение к нему резко ухудшилось (J. С. Russel, The Germanization of Early Medieval Christianity(New York‑Oxford, 1994), p. 135—137).


[Закрыть]. По словам Епифания, «из Готии были изгнаны… наши тамошние христиане (ήμέτεροι έκει Χριστιανοί). Гонение было воздвигнуто из ревности к римлянам – [князь] изгнал от себя весь христианский род по причине того, что христианами являлись римские императоры» [104]104
  Epiphanius, p. 248.


[Закрыть]. Из Жития Саввы Готского мы узнаем, что все готские епископы вынуждены были периодически скрываться на имперской тероитории [105]105
  Μαρτύριον του άγιου Σάβα του Γότθου, y4y4SS Aprilis. Vol. II (1865),Ρ 2_3.


[Закрыть]. Хотя христиан обвиняли в том, что они ведут религиозную агитацию, источники этого не подтверждают. Так, в Житии Никиты Готского о святом говорится: «Родившись и воспитываясь в стране варваров, именуемых готами, за рекой Истр, он однако не общался с варварами, но был из благочестивых (ού μην δέ έκοινώνει τοις βαρβάροις, άλλα των εύσεβούντων ήν)» [106]106
  Synaxarium, p. 45.


[Закрыть]. Из этой фразы можно заключить, что контакт с соплеменниками–идолопоклонниками считался среди готских христиан актом неблагочестивым.

Но христианизация Империи могла иметь и обратные последствия – в том случае, если варварские правители искали ее дружбы. Так, стоило визиготам перейти от вражды с Константинополем к союзничеству с ним, как их собственные власти стали навязывать подданным новую религию. Немедленно вождь Фритигерн «полюбил религию императора и побудил (προετρέπετο) своих подданных сделать то же самое» [107]107
  Socratis IV, 33, ср.: Sozomeni VI, 37; Theodoret; HE, p. 273.16– 274.12.


[Закрыть]. Впрочем, став признаком лояльности, христианство легко делалось и предметом симуляции. Согласно язвительному рассказу язычника Евнапия, визиготы лишь прикинулись христианами «для обмана противника» (εις την των πολεμίων απάτην). «Они обрядили некоторых из своих людей в епископские одеяния, другие оделись монахами – всё для того, чтобы римляне поверили их клятвам. На самом же деле варвары держались отчих верований (Ιερά πάτρια) и прикидывались только для того, чтобы римляне верили их клятвам» [108]108
  Eunapii Fr.48.2 – R. С. Blockley, The Fragmentary Classicizing Historians of the Later Roman Empire.Vol. 1 (Liverpool, 1981), p. 74—76.


[Закрыть]. За этим рассказом, если оставить в стороне его пасквильный характер, можно разглядеть истинные причины разочарования христиан, соотечественников Квнапия: дело не в маскараде, а в том, что христианство готов не удержало их от жестокого обращения с римлянами. Единоверие оказалось слабым цементом для политических отношений.

Видимо, в обычном случае варварские князья не столько навязывали подданным христианство, сколько дозволяли его исповедовать. В сирийском житии Симеона Столпника (V в.) есть такой эпизод: лахмидскому (арабскому) князьку АльНуману во сне явился святой и пригрозил расправой, если он и дальше будет препятствовать желанию своих подданных обратиться в христианство. Князь разрешил креститься всем желающим, но сам сделать это отказался из страха перед персидским царем, чьим вассалом он был. При встрече с римским губернатором в окрестностях Дамаска в 420 г. АльНуман сказал ему: «Смотри, по моему приказу в моем лагере есть церкви, епископы и пресвитеры, и я говорю: кто еще хочет стать христианином, может сделать это без боязни, но если кто‑то хочет остаться язычником, это тоже его дело» [109]109
  8 Das Leben des heiligen Symeon , S. 146—147.


[Закрыть].

VIII

Уже в IV в. на процесс христианизации варваров стали влиять внутрицерковные споры в Империи. Констанций II потому, среди прочего, так страстно навязывал варварам арианство (ср. выше, с. 48), которое исповедовал сам, что боялся, как бы под влиянием его врага, Афанасия Александрийского, они не стали «никейцами» [110]110
  G. Fernandez, «The Evangelizing Mission of Theophilus «The Indian» and the Ecclesiastical Policy of Constantius II», Klio,vol. 71 (1989), ^N2, p.364—365.


[Закрыть]. А вот случай с визиготами: в 376 г. при переходе на имперскую территорию в качестве федератов они обратились именно в тот толк христианства, которое исповедовал император Валент, – арианство [111]111
  P. Heather, «The Crossing of the Danube and the Gothic Conversion», Greek, Roman and Byzantine Studies, vol. 27, N 3 (1986), p. 316—317.


[Закрыть]. Согласно Орозию, варвары «нижайше попросили через послов, чтобы им были посланы епископы, от которых они научились бы правилам христианской веры. Император Валент в своей пагубной порочности послал учителей (doctores) арианской доктрины» (Orosii Hist.VII, ЗЗ) [112]112
  Германский автор IX в. Валафрид Страбон: «На вопрос о том, по какому случаю к нам проникли эти следы греческого [христианства] (vestigia haec graecitatis), следует ответить, что варвары воевали на территории римского государства, и в среду этих зверей приходили проповедники, опытные в греческом и латинском языках, дабы бороться с их заблуждениями… Готы же, пребывавшие в греческих провинциях, говорили на нашем языке» (Walafridi Strabonis «De rebus ecclesiasticis», PL.Vol. 114 (1879), col. 927).


[Закрыть]. В 374 г. одно из сарацинских племенво главе с царицей Муавией попросило рукоположить для них в качестве епископа некоего монаха Моисея – однако тот не захотел принимать хиротонии от александрийских ариан и остался обычным священником (Rufini II, 6; Sozomeni VI, 38).

В V в. внутри церкви начались еще более страстные споры. Сторонники главных «еретических» течений, несториане и монофиситы, были наиболее многочисленны в восточных областях Империи и за ее пределами. Именно «еретические» проповедники, не связанные с государственными интересами Константинополя и потому вызывавшие меньше подозрений у варваров, имели наилучшие шансы на успех. Именно из них вышли самые знаменитые миссионеры, чей образ вполне соответствует расхожему представлению об этом призвании. Однако мы не будем здесь рассматривать историю «еретического» миссионерства, за исключением тех случаев, когда оно получало санкцию из Константинополя. Для нас важно отметить, что конкуренция между различными религиозными толками сама по себе очень подстегивала проповедническую деятельность. Так, ок. 496—497 гг. некий «филарх арабов», которого Феодор Чтец и за ним Феофан называют Аламундаром [113]113
  С отождествлением этого лица есть большие проблемы, см. Пигулевская, Арабы,с. 267.


[Закрыть], решил креститься. «К нему с целью крещения нечестивый Севир послал (βαπτισθέντι… επεμψεν) двух епископов, чтобы присоединить его к своему [еретическому] поношению. Однако по промыслу Божию он был крещен православными мужами» [114]114
  Theophanis, р. 159.


[Закрыть]. В этом случае, как и во многих других (ср. с. 99), первым побуждением миссионеров является настроить неофита против догматических противников: когда опоздавшие епископы начинают совращать Аламундара в ересь, он отвечает им шуткой о том, что он якобы получил письмо о смерти архангела Михаила – а на их изумление отвечает, что раз архангел не мог умереть, то уж тем более не мог умереть Бог [115]115
  Ibid.


[Закрыть]. Этот ход, несомненно подсказанный неофиту его православными крестными [116]116
  Пигулевская, Арабы, с. 267.


[Закрыть], вряд ли был понятен ему самому.

IX

Христианизация Империи и упорядочивание епархиальной организации ставили перед церковью сложный вопрос: как варварские диоцезы, существующие в совершенно особых политических условиях, впишутся в церковную структуру. В работе Никейского Вселенского Собора 325 г. принимал участие епископ «Феофил из Готии». Независимо от того, какая именно Готия имелась здесь в виду, крымская или, что более вероятно, дунайская [117]117
  См.: А. А. Васильев, «Готы в Крыму», Известия Российской Академии истории материальной культуры, т. 1 (1921), с. 275—284.


[Закрыть], важно, что уже этот епископ варваров именуется не так, как все остальные епископы: не по городу, а по стране [118]118
  Не потому ли в некоторых рукописях актов Никейского Собора вместо «Готии» фигурирует некий «Готополис» (см.: там же, с. 278, 283), т. е. сделана попытка «подравнять» готов под обычную епархиальную номенклатуру, завязанную на города?


[Закрыть]. На том же Соборе присутствовал Памфил, епископ Ταηνών, что должно пониматься как греческая передача арабского термина Таууауе —этим словом обозначались кочевые бедуинские племена [119]119
  Trimingham, Chnstianity,p. 118, 150—151.


[Закрыть]. В 325 г. варварская церковь еще воспринималась как некая аномалия, и вопрос о ее подчиненности на Соборе не обсуждался. Под 359 г. Епифаний упоминает некоего Барохия, имеющего титул επίσκοπος ’Αραβίας [120]120
  Epiphanius, p. 301.12.


[Закрыть], под 363 г. Сократ говорит о Феотиме, «епископе арабов» (Αράβων) (Socratis III, 25, 56). Что проблема варварских церквей постепенно становится существенной, явствует из краткой обмолвки Второго правила Константинопольского Собора 381 г.: «Что касается Божьих церквей, которые находятся у варварских народов, то они должны управляться согласно обычаю, господствовавшему во времена отцов» [121]121
  Mansi, Vol. Ill (1901), col. 560.


[Закрыть]. Стало быть, в течение IV в. сам собой сформировался некий обычай, не получивший письменной фиксации [122]122
  Косвенным указанием на то, что варварская церковь получала особую организацию, служит разница в терминологии: так, в актах Пятошестого Вселенского собора все провинции именуются «епархиями» и только семь – «странами», причем этот термин прилагается лишь к пограничным областям (Н. Ohme, Das Concilium Qiiinisextum und seine Bischofsliste(Berlin – New York, 1990), S. 182—183).


[Закрыть], но уже освященный определенной традицией. При этом следует помнить, что если в Армении или Персии церковная организация имитировала римскую [123]123
  Например, Мовсес Хоренаци пишет: «Вернувшись из Византии в Кесарию, [архиепископ Армении Нерсес] отправился в Армению и… воспроизвел там весь тот добрый порядок, который он видел в земле греков, особенно в царственном граде» (Moses Khorenats’i. History of the Armenianis,tr. R. W. Thomson (London, 1976), p. 274).


[Закрыть], то структура церкви у «настоящих» варварских народов существенно отличалась от внутриимперской: епископы им назначались по племенам, а вовсе не по населенным пунктам, как в Империи [124]124
  Mathiesen, Barbarian Bishops,p. 668—669.


[Закрыть].

X

В V столетии церковь еще дальше шагнула за имперские границы. Видимо, тогда появилось епископство в портовом городе Адулис в Эритрее. Псевдо–Палладий (1 пол. V в.) говорит, что он путешествовал по Красному морю «с блаженным Моисеем, епископом Адулийцев» [125]125
  U. Monneret de Villard, «Mose, vescovo di Adulis», Orientalia Christiana Periodica, vol. 13 (1947), p. 617. В Адулисе найден осколок глиняной лампы с именем еще одного тамошнего епископа: αββα (Ιωση)φ επισκο(πος) (Th. Natsoulas, «The Hellenic Presence in Ethiopia», Abba Salama,vol. 7 (1977), p. 35).


[Закрыть]. Следующим после Констанция II императором, который интересовался заграничным христианством, стал уже Феодосий II в V в. [126]126
  I.  Shahid,Byzantium and the Arabs in the Fifth Century (Washington, 1989), p. 364.


[Закрыть]Упоминания о варварских церквах умножаются в актах Эфесского Собора 431 г., хотя ясности в них и немного: «Справедливо, чтобы твое благочестие, – обращаются отцы Собора к императору Феодосию II, – заботящееся о церквах как в Персии, так и у варваров, не пренебрегло нестроениями в церквах Римской державы» [127]127
  Acta Conciliorum Oecumenicorum/ Ed. E. Schwartz. Т. 1, vol. 1, fasc. 5 (Berlin, 1927), p. 131.


[Закрыть]. Ясно, что Феодосий продолжал Константинову традицию попечения о зарубежных общинах, но рассылал ли он религиозные миссии к варварам, неизвестно. В другом месте императора льстиво уверяют, что «твоя держава укрепляет православную религию у других варварских народов и в земле персов» [128]128
  Ibid., Т. 1, Vol. 1, fasc. 7 (Berlin, 1929), p. 73, cf. p. 151.


[Закрыть] – и опять ничего конкретного. На следующем, Халкидонском Соборе 451 г., варварские церкви упоминаются в одном, весьма важном, но и довольно двусмысленном контексте. Правило 28 гласит: «[Постановляем], чтобы митрополиты епархий Понта, Азии и Фракии, и только они, а также епископы варварских стран, относящихся к этим епархиям (ετι δε καί τους έν τοις βαρβαρικοις έπισκόπους των προειρημένων δοιοκήσεων) назначались святейшим престолом святого города Константинополя» [129]129
  Ibid., T. 2, Vol. 1, fasc. 3 (Berlin, 1935), p. 88—89.


[Закрыть]. Язык этого постановления неясен и потому подвергался разнообразным интерпретациям, но в любом случае очевидна решимость константинопольского престола сконцентрировать в своих руках управление теми из новообразованных варварских епископий, которые связаны с Понтом, Азией и Фракией, т. е. придунайскими, причерноморскими и частью кавказских. Тем самым попечение об Аравийской и Эфиопской церквах оставлялось Александрийскому патриарху, а забота о бедуинских и персидских христианах – Антиохийскому. На этом постановлении можно проследить, как оформлялась церковная организация у варваров – через связи с пограничными имперскими епископиями; в нем видно также перерастание этой проблемы из церковной в политическую, на каковом этапе вдело неизбежно вступала государственная власть [130]130
  G. Dagron, Naissance d’une capitate(Paris, 1974), p. 483—487.


[Закрыть].

На пересечении религиозной и дипломатической функций имперской власти зарождается обычай, ставший впоследствии весьма важной частью византийского государственного миссионерства: традиция приглашать чужеземного правителя в Константинополь и крестить его там, одновременно вовлекая варвара и в политическую орбиту Империи. В 473 г. царек «живущих в шатрах (σκηνιτικών) арабов» Аморкесос приехал в столицу, где был обласкан императором Львом I, «посажен за царский стол и присутствовал на заседании сената». Это вызвало среди столичных аристократов (в значительной своей части – язычников) ропот. «Самым страшным позором римлян, – пишет язычник Малх, – было то, что император велел предоставить [варвару] место, где восседают первые среди патрикиев, – и все это под тем предлогом, что он согласился стать христианином (σχηματισάμενος… οτι δή Χριστιανός άνεπείσθη γενέσθαι)» [131]131
  «Ех historiae Malchi Rhetoris», CSHB, Vol. 14, N 1 (Bonnae, 1829), p. 233.


[Закрыть].

XI

Пожалуй, можно сказать, что несмотря на расширение христианского ареала, никакого особого миссионерского пыла в раннехристианской Империи не ощущается. Согласно рассказу Феодорита, живший в пещере «за пределами нашей ойкумены», т. е. за имперскими границами, пустынник Симеон Ветхий так прославился своими чудотворениями, что к нему стали стекаться язычники – «исмаилиты». Однако святой отреагировал на это лишь переселением в другое место [132]132
  Theodoreti HR, VI, 4.


[Закрыть]. Ни малейшего побуждения к миссии не чувствовали и епископы пограничных епархий. До наших дней сохранилось на папирусном отрывке прошение императору Феодосию II, поданное епископом Аппионом со Среднего Нила. Этот интересный документ является, в сущности, первым собственноручным свидетельством о жизни византийского клирика среди варваров: «Просьба и мольба Аппиона, епископа района Сюины и… Элефантинской эпархии Вашей Верхней Фиваиды. Находясь со своими церквями среди жестоких варваров (Έν μέσω των αλιτήριων βαρβάρων μετά των έμών εκκλησιών τυγχάνων),между блеммиями и аннувадами, мы претерпели от них многочисленные и внезапные набеги, причем никто из воинов не защищал наших мест. Поскольку из‑за этого находящиеся в моем подчинении церкви подвергались унижениям (των υπ εμέ ταπινουμένων εκκλησιών)и не были в состоянии защитить тех, кто искал в них убежища, я, пресмыкаясь [во прахе], припадаю к следам Ваших божественных и чистых ног, чтобы Вы снизошли повелеть, дабы находящиеся в моем подчинении церкви были охраняемы теми воинами, которые у нас есть, и чтобы [эти воины] подчинялись мне и слушались во всем, подобно тому, как [действуют войска], расквартированные в так называемой крепости Филах, в Вашей Верхней Фиваиде» [133]133
   Fontes N 314, р. 1139. Упоминаемая епископом крепость на острове Филы посреди Нила содержала в себе святилище Изиды, которое одновременно было центром поклонения для многих религий и племен. Через него, а также через торговцев и наемников греческий язык стал известен в Нубии задолго до прихода туда христианства (Языческие надписи Нубии см.: Fontes, р. 950—951, 1068, 1071—1072, 1095—1096, 1129—1136, 1159—1161). О том, что он не воспринимался как язык христианства, свидетельствует греческая надпись, сделанная в святилище в Филах в 434 г. в честь бога Птирея – крокодила с головой сокола и руками человека (Ibid., р. 1142). Но именно в этом «плавильном котле» варвары исподволь знакомились и с христианством (См.: Trombley, Hellenic Religion , p. 237.).


[Закрыть].

Если церковь побаивалась варваров, то сами они легко подхватывали новую религию и принимались активно передавать ее друг другу. Рассуждая о перспективах конца света, Иероним утверждал: «Я не думаю, что еще осталось какоелибо племя, которое не знало бы имени Христова. И хотя народ может не иметь проповедника, все равно он не может не знать от соседних народов о догматах веры» [134]134
  Hieronymi «Commentaria in Euangelia », PL , Vol. 26 (1866), col. 184.


[Закрыть]. Этот же факт – отсутствие проповедников – отмечает и Псевдо–Пелагий: «Во всей варварской земле есть Бог, но нет служителей Бога» [135]135
  Pelagii « Hononficentiae », PL, Supplementum. Vol. 1 (Paris, 1957), col. 1687.


[Закрыть]. Вопреки мнению Ф. Дворника [136]136
  F. Dvornik, Missions of the Greek and Western Churches in the East during the Middle Ages [XIII International Congress of Historical Sciences. Reports, 7] (Moscow, 1970), p. 2.


[Закрыть], вряд ли есть основания считать, будто варвары обращали друг друга, повинуясь приказам из Империи. Скорее уж молодые церкви проявляли собственную инициативу. Варвары хорошо понимали, какими глазами смотрят на них носители греко–римской цивилизации, и очень ревниво следили, чтобы крещение не повлекло политической зависимости от Империи. Возможно, именно стремление к религиозной самостоятельности являлось глубинной причиной того, что такую популярность приобрело среди германских племен ниспровергнутое уже в самой Империи арианство [137]137
  Russel, The Germanization (см. прим. 52), р. 138—145.


[Закрыть].

Взаимная христианизация варваров при равнодушии имперских христиан – явление совершенно универсальное. «Ульфила учил христианству не только подданных Фритигерна, но и тех варваров, что были под властью Атанариха» (Socratis IV, 33). Вот что говорит о христианизации армян Созомен: «Учение распространялось постепенно через соседние племена и так доходило до масс. Я думаю, что державу персов христианизировали те, кто по причине смешения с жителями Осроэны и армянами общались с тамошними божьими людьми и испытали их добродетель» (Sozomeni 11,8, 2). Немедленно, как только христианство проникло в Армению, царь Трдат «царю абхазов и царю грузин и царю аланов послал письмо… И начал Григорий [Просветитель] освящать церкви и ставить в них священников из числа тех, которые знали священное Писание. Иного он отправил в Грузию, иного в страну абхазов, а иного к аланам… И послал он… во всякую местность, в которой главарь был благорасположен… и он посылал епископов с главарями этих стран, и эти вельможи, властители и главари народов очень радовались, идя в свои области с епископами» (Марр, Крещение, с. 115, 135, 137). Согласно житию Маштоца, этот просветитель армян создал также алфавиты для грузин и кавказских албанцев [138]138
  R. Thomson, «Mission, Conversion and Christianization: The Armenian Example», Millennium , p. 44. А Мовсес Хоренаци говорит, что Маштоц специально «научил все [армянские] области персидского сектора, но не греческую часть, где [армяне] подчинялись престолу Кесарии… и использовали греческое письмо» (Moses Khorenats’i, History (см. прим. 72), р. 321).


[Закрыть]. Если архмяне распространили христианство в Агвании, то агваны – «среди диких племен Кавказа» [139]139
   История агван _у с. 146.


[Закрыть].

У варваров не было тех культурных преград, которые мешали подданному Империи. Возможно, церковь учитывала этот фактор. В древнегрузинской версии жития Кириака рассказывается о том, как грузинский монах Фома, подвизавщийся в Иерусалиме, был послан тамошним патриархом Мартирием (478—486 гг.) в Александрию. «И он пошел, чтобы выполнить порученное ему, и когда патриарх [Александрийский] увидел этого святого… он рукоположил его епископом над землей абиссинцев. И когда Фома прибыл в землю Кусим [Куш] в Абиссинии… он построил много церквей во имя Христа и всю Эфиопию просветил благодаря своей добродетели» [140]140
  G. Garitte, «La version georgienne de la Vie de s. Cyriaque par Cyrille de Scythopolis», Le Museon, vol. 75, № 3—4 (1962), p. 415.


[Закрыть]. Трудно сказать, до какой степени была распространена подобная практика.

Что касается самой имперской церкви, то ее роль в христианизации варваров носила пассивный характер. Это не было случайностью и не воспринималось самой церковью как недостаток. Ведь с ее точки зрения, обращал Бог, а люди с их личной инициативой играли в лучшем случае вспомогательную роль. Чрезвычайно ярким выражением этой мировоззренческой установки было «миссионерство» столпника, т. е. святого, подвиг которого заключался в неподвижном стоянии на столпе. На современный взгляд, это выглядит как парадокс: ведь миссионерство вроде бы ассоциируется с некоторым жизненным активизмом и физическим преодолением пространства. Но в ту эпоху люди чувствовали иначе.

В нашем распоряжении имеется несколько версий жития знаменитого столпника V в. Симеона, в каждой из которых так или иначе затронута проблема обращения им варваров. В сирийском тексте это представлено так: «Сколько арабов из числа тех, которые и не знали, что такое хлеб, но питались мясом зверей, приходили, и видели святого, и становились христианами, и отказывались от идолов своих отцов, и служили Богу! Сколько варваров, армян!..» [141]141
   Das Leben des heiligen Symeon, S. 108.13—17.


[Закрыть]. Греческая версия жития упоминает лишь о сарацинах [142]142
  Ibid., S. 42—46.


[Закрыть], но вот в «Религиозной истории» Феодорита Киррского эта тема получает мощное развитие: «Сходились не только те, кто живет в нашей вселенной (ού γαρ μόνον οί την καθ’ ήμας οικουμένην οίκοϋντες), но также и исмаилиты, и персы, и армяне, их подданные, и ивиры, и химьяриты (ср. ниже, с. 89), и те, кто живет еще дальше них» [143]143
  Ibid., S. 8.5—8.


[Закрыть]. Под пером Феодорита дальнейшее развитие получает мотив пассивного крещения: «…сей ярчайший светоч наподобие солнца повсюду рассеивал свои лучи, и можно было видеть, как ивиры, как я уже говорил, и армяне, и персы приходили и вкушали божественное крещение» [144]144
  Ibid., S. 10.12—16.


[Закрыть].

Весьма любопытен тот автобиографический эпизод, который рассказывает Феодорит: «Однажды я подвергся величайшей опасности. Симеон приказал исмаилитам подойти и получить у меня святительское благословение, сказав, что они сподобятся от этого большой пользы. Они же, по–варварски (βαρβαρικώτερον) сбежавшись, одни стали тянуть меня спереди, иные сзади, третьи с боков. Те же, кто отстал от других, подбегали и, протягивая руки, одни дергали меня за бороду, другие хватали за одежду. Я бы задохнулся от их жаркого напора, если бы [Симеон] громким криком не разогнал их всех. Вот… такое сияние богопознания рассеивал столп среди варварских душ. Известен мне и другой такой же случай, который с ними произошел. Некое племя умоляло божественного мужа послать молитву и благословение их вождю. Другое же присутствовавшее там племя возражало, что благословение нужно послать не ему, а их собственному предводителю: мол, первый – беззаконнейший, а второй чужд всякого беззакония. Тут началась борьба честолюбий и варварская свара, а кончилось тем, что они кинулись друг на друга. Я принялся многословно уговаривать их успокоиться, поскольку, мол, у божественного мужа хватит благословения и на того, и на другого. Но одни отвечали, что [вождь второго племени] вообще не должен сподобиться благословения, а вторые пытались оставить без благословения [первого вождя]. [Симеон], пригрозив им с высоты [своего столпа] и обозвав их псами, еле–еле погасил распрю» [145]145
  Ibid., S. 10.28—11.21.


[Закрыть].

Феодорит не был случайным паломником у Симеонова столпа – в образовавшемся вокруг столпа монастыре Джебел–Симан он наверняка входил в особый персонал, ответственный за массовые обращения варваров [146]146
  Trombley, Hellenic Religion , p. 170.


[Закрыть]. И тем не менее писатель не скрывает своего гадливого отношения к дикарямнеофитам. По всей видимости, с ним солидарен и сам Симеон: ругательство «пес» является самым ходовым у подданных Империи в отношении арабов [147]147
  Ibid.


[Закрыть]. Таким образом, ранневизантийский святой не только не идет к варварам по собственной инициативе – он крайне пренебрежительно обращается с ними, когда они сами приходят к нему. И тем не менее поток неофитов не ослабевал. Причина состояла в том, что христианство ассоциировалось у самых разных народов с мощью и процветанием. И в этом смысле арабские вожди, передравшиеся из‑за столпничьего благословения, четче осознавали его политический вес, чем это понимал (или делал вид, что понимает) сам столпник [148]148
  Недавно в нашем распоряжении появился еще один источник, повествующий о «пассивном миссионерстве»: опубликовано древнее славянское Житие св. Анина, не дошедшее до нас по–гречески, но сохранившееся в славянском переводе; речь идет об отшельнике, жившем в V в. на берегу Евфрата, на самой персидской границе. «И срацини же и варвари… приношахоуся к немоу. И аки верны моужа приимаша а со многою смиреною мудростию. И получающе исцеление обращахоуся на разоум истинный и достоини бывающе духовная бани пакибытия, въспящаахоуся къ своимъ» (Великие Минеи митрополита Макария. 12—25 марта [Monumenta linguae slavicae dialecti veteris, T. XLI] (Weiher – Freiburg i. Br„ 1998), f. 421a. l 1—22).


[Закрыть].