Текст книги "Сокровища рода де Карсо (СИ)"
Автор книги: Сергей Шемякин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)
– Ну а что они собираются делать дальше? Удалось что-нибудь выведать? – спросил Флери.
– Насколько я понял из их тарабарщины – сегодня утром должны были двинуться к плантации Перрюшона, а затем направятся к Равинелю.
– М-м-да, – задумчиво пожевал губами Флери. – Сделаем так: Ты, Лаваль, вместе с Денье, сядешь испанцам на хвост. В стычки не вступать. Ваша задача – незаметно выследить их стоянку. К лесу они подойдут только к ночи и вряд ли рискнут двигаться в темноте через чащу, наверняка встанут где-то лагерем. Как только остановятся на ночёвку, пошлёшь Жерара к плантации с докладом. Попробуем ночью их как следует пощипать. Ну а мы, возвращаемся! – повернулся Флери к Малышу и притихшей рядом с ним Лауре. – Надо будет подготовить гачупинам достойную встречу!
Всё понятно?! – пристально посмотрел он на Лаваля и Крысёнка. Те, молча, кивнули. Оба были недовольны решением начальника: Лаваль сожалел, что не будет времени заняться девчонкой, а Крысёнку не очень улыбалось целый день жариться под солнцем в седле.
– Тогда, по коням! – скомандовал Флери.
Малыш помог Лауре забраться на лошадь, не заметив недружелюбного взгляда Лаваля, которым тот одарил охотника, почувствовав в нём серьёзное препятствие своим амурным планам. Малыш же никаких планов никогда не строил. Но, пройдя школу простого матроса, мог открутить голову любому злопыхателю. И связываться с ним охотники остерегались. Через минуту все тронулись в путь.
Г Л А В А 16
Лаура была благодарна Полю, что тот даже не упомянул во время рассказа, в каком бедственном положении он её застал. Она бы, наверняка, сгорела от стыда под нескромными взглядами буканьеров.
"Тот наглец, которого Флери отправил по следу солдат, видно изрядный ловелас", – вспомнила с досадой девушка масленые глаза, в упор рассматривающие её и заставляющие непроизвольно краснеть.
Пока ехали к плантации, Флери подробно расспросил её о нападении на стоянку, да и Малыш рассказал много нового, забрасываемый вопросами своего друга, любившего поболтать.
Когда через два часа остановились у ручья перекусить, Бенуа, беспокоясь за рану, о которой невзначай проговорился Ажен, подошёл к нему:
– Давай посмотрим твою ногу, Поль. Я тут хорошую траву заприметил: приложим к ране – за пару дней всё затянет.
Малыш, поупиравшись (к немного беспокоящей боли он притерпелся и даже временами забывал о ней совсем), отдался в руки отрядного лекаря. Тот быстро развязал повязку. Схваченные ниткой в двух местах края разрубленной плоти, заставили лицо Жака удивлённо вытянуться:
– Это кто же так старался, Малыш? – ткнул он пальцем в наложенные швы.
– Лаура зашивала! – горделиво выпятил грудь и выставил ногу вперёд Ажен.
Жак потихоньку придавил края раны, но нагноения не было.
– Всё хорошо, – сказал он Ажену, накладывая крупный, серебристо-мохнатый лист и завязывая чистой материей. – Через два-три дня и замечать перестанешь.
Подойдя к Флери и Лауре, раскладывающим на салфетке довольно богатые припасы, позаимствованные из кладовок Перрюшона, Бенуа обратился к девушке:
– Хочу поблагодарить Вас, сеньора, за оказанную помощь моему другу. Вы великолепно зашили ему рану. Я просто восхищён!
– Это был мой первый пациент, но я старалась, – зарделась девушка.
Подошедший Малыш не дал выплеснуться красноречию друга:
– Давай-ка, лучше займёмся более интересными вещами, чем случайно полученная рана. Смотри, что здесь разложено, кивнул он на горку апельсинов и десяток яиц,– а мы, между прочим, кроме говядины, второй день ничего не ели.
Обняв друга, он увлёк его в сторону ручья и, сполоснув руки, буканьеры через минуту уже сидели около Флери и Лауры, отдавая должное щедрости Перрюшона.
Когда через три часа прибыли на асьенду, Флери тотчас собрал десяток буканьеров, чтобы отправить их навстречу испанцам.
– Задача у вас одна – перебить всех лошадей, захваченных гачупинами на стоянке Вердье. Пусть волокут пушки и заряды на себе. Это их задержит минимум на день, а если они рискнут бросить кулеврины и идти налегке, это тоже нам на руку. Без пушек им асьенду не взять! Только действуйте разумно из засад, и зря под пули не подставляйтесь – раненых и убитых нам и так хватает. Жарвинель! Ты – старший! За людей спрошу с тебя, – ткнул он пальцем в хмурого буканьера с седыми усами. – И не ухлопайте по ошибке Лаваля и Денье, они у испанцев на хвосте крутятся. К ночи, Жарвинель, все должны вернуться! Как только испанцы встанут на отдых, попробуем сделать ночную вылазку и перестрелять как можно больше.
Не любивший много говорить, охотник, назначенный старшим, в ответ кивнул головой – всё понял. Флери не сомневался, что Жарвинель, пятнадцать лет прошагавший наёмником по дорогам французского королевства, сделает всё как надо.
– Возьмите ещё по мушкету, благо у Перрюшона оружия в избытке. И с Богом! – напутствовал охотников Флери.
Малыш тем временем, перепоручив уставшую испанку женщинам, направился вместе с Жаком навестить Лангедока. Тот, сидя на кровати, забивал пулю в очередной мушкет, зажав его между колен. С полдюжины уже заряженных лежали рядом, на одеяле.
Потихоньку потянув за медное кольцо, Малыш приоткрыл толстую дверь на кованых петлях и, не желая будить раненого, если тот спит, заглянул в щёлку. Увидев занятого делом наставника, Ажен широко улыбнулся и решительно шагнул через порог.
– Наше почтение, Роже. Вот зашли тебя проведать.
– Рад видеть вас, ребята! – поднялся Роже с кровати. Отложив мушкет, он обнял здоровой рукой Малыша. Вторая висела на подвязке, перекинутой через шею, и левое плечо было плотно обмотано тканью.
– Надоело бездельничать, решил что-то сделать, – показал он на мушкеты. – У меня тут прекрасный обзор из окна. Если испанцы сунутся с этой стороны дома – дюжину покойников гарантирую.
Малыш осмотрел упор от аркебузы, забитый в пол у оконного проёма и, вложив в металлическую развилку мушкет, повёл стволом. Целиться было удобно. И наверняка Роже ухлопает не одного гачупина.
– Тебе придётся много стрелять, Роже. Их две с половиной сотни, – встрял Жак.
– Ничего, зарядов у меня хватит на всех, – похлопал он по бочонку с порохом. – Заряжаю, правда, медленно. С одной рукой-то не больно разгонишься. Вы мне лучше новости расскажите, а то ко мне они в последнюю очередь доходят.
Ажен, перебиваемый, время от времени, нетерпеливым Жаком, изложил Лангедоку последние события.
– Ну что ж,– немного помолчав, обдумывая услышанное, сказал их наставник, – к флибустьерам гонца послали, к Равинелю на плантацию тоже. Надо дня два-три продержаться до подхода подмоги, и все испанцы тогда здесь и останутся.
Он сел на кровать и, зажав мушкет между ног, принялся за прерванное занятие.
– Да, ребята, – остановил уже у дверей, собравшихся было уходить охотников Лангедок, – там, в кладовке у Перрюшона, много чего есть. Посмотрите там пару ядер от мортиры, и как выдастся свободная минута, принесите их сюда. Только трубку запальную выберите подлиннее. Хочу угостить испанцев хорошенько, если под стены подберутся.
– Сделаем, Роже! – кивнул Бенуа, и оба вышли из комнаты.
Принесённые вскоре ядра, не два, как он просил, а полдюжины, Лангедок сложил горкой у окна. Сбил прикладом мушкета несколько ажурных завитков на оконной раме, чтобы те не мешали стрелять и бросать начинённые порохом ядра наружу. Буканьеры больше к нему не заходили, лишь дважды наведывалась индианка – поменяла повязку и принесла еду. Разморенный обильной пищей и чувствуя слабость, Лангедок прилёг на кровать и заснул. ...
Сумерки надвигались быстро. Флери и Перрюшон с нетерпением ожидали возвращения охотников Жарвинеля. Те прибыли, когда на небе уже высыпали звёзды. Двое убитых и двое раненых – таков был результат не очень удачной вылазки.
Испанцы оказались хитрее, чем мы думали, Пьер, – печально докладывал Жарвинель. – Поставили лошадей с пушками внутрь каре, а когда мы дали залп, подкараулив их в удобном месте, пятьдесят мушкетов ответили свинцом. Двоих убило наповал. А затем кирасиры раздвинули ряды, и дюжина конных гачупинов атаковала нашу засаду. Если бы ты, Пьер, не приказал нам взять вторых мушкетов – все бы там остались. А так дали ещё залп по всадникам и стали уносить ноги. Нападали ещё дважды. Выбили десятка два испанцев, но лошадей всех перестрелять не удалось. С полдюжины наверняка уцелело. Испанцы просто осатанели. Подстрелили ещё двух буканьеров и лошадь. А когда они закрылись со всех сторон дозорами, тут и новобранцу бы стало ясно, что до темноты их не взять.
– Лаваля и Денье видели?
– Нет, Пьер! Их никто из наших не заметил.
– Это, в общем-то, неплохо. Если вы не заметили, то испанцы тем более не высмотрят. "Если, конечно, с ними что-нибудь не случилось", – подумал Флери и тут же постарался отогнать эту, не понравившуюся ему мысль.
– Пусть люди поедят и пока отдыхают. Раненых расположить в доме! – распорядился он.
Подойдя к убитым буканьерам, тела которых сумели вывезти после стычки с испанцами, Флери снял шляпу, прочитал короткую молитву и приказал Жаку, стоявшему среди столпившихся охотников:
– Найди священника! У Перрюшона был какой-то пройдоха, пусть отпоёт и надо будет похоронить ребят прямо сейчас.
Ссутулившись, Флери повернулся и, не покрыв головы, пошёл прочь.
По лестнице он поднялся к плантатору:
– Плохие новости, Жерар. Похоже, нам не удалось лишить испанцев пушек. Завтра утром они будут здесь. Парни немного пощипали гачупинов, но это вряд ли их остановит, скорее разозлит. Я приказал стянуть все дозоры к асьенде. Ночью, как только прибудет лазутчик, сделаем вылазку на их лагерь всем отрядом.
– Ты думаешь, испанцы не понимают, что буканьеры ночью попытаются напасть?
Конечно, догадываются, не дураки же они. И наверняка выставят усиленные посты. Но я задумал маленькую хитрость, которая, надеюсь, принесёт успех нашей ночной вылазке. ... Я, собственно, пришёл не с этим. Завтра, скорее всего здесь будет жестокая драка, и, как сам понимаешь, Жерар, исход может быть любым. Выдели из своих людей человека и отправь с ним подальше женщин. Я бы не хотел, чтобы они попали испанцам в руки, особенно жена Вердье.
– Хорошо, Пьер! Женщин не позднее чем через час отправят. Но может быть нам всем стоит отойти к плантации Равинеля?!
– У Равинеля на плантации всего полтора десятка французов и асьенда не укреплена. Если мы не удержимся здесь, то там тем более. А отступив и там, развяжем испанцам руки. Нас прижмут к болотам и перестреляют. Флибустьеры без поддержки охотников туда не пойдут, и испанцы это прекрасно понимают. Для них время сейчас – всё! Через три дня шлюпы Берегового братства уже будут топить испанские баркасы на Артибоните, и их задача уничтожить нас как можно быстрее и своевременно унести ноги. Моли Бога, Жерар, что мой отряд не вырезали вчера, как отряд Вердье, а то бы они уже давно были здесь и выгребали твои закрома. Проклятые гачупины очистили всю долину от буканьеров. Наверняка отряды Жирона и Равельяка, стоящие выше по реке, тоже перебиты! Сожгут и вырубят самые крупные плантации и, считай, всю эту часть острова подомнут под себя. А если нам удастся здесь удержаться, хоть что-то уцелеет. Асьенду, однако, тебе придётся отстраивать заново.
– Ты, как всегда, прав, Пьер, – сказал Перрюшон. – Пойду, распоряжусь об отправке женщин, – поднялся он с обитого бархатом дивана. – Непонятно, всё-таки, как им удалось незаметно подобраться к буканам Равельяка? У него же больше двадцати собак?
– У Равельяка всего десять охотников с мушкетами, остальные – слуги, для разделки и копчения мяса. Буканы без стен, одни навесы. Если испанцам удалось подобраться близко, то картечь и пули изрешетили всё живое после первого залпа. С собаками тоже понятно. Ну, услышали они гачупинов за сто ярдов. За пятьдесят ярдов подали голос. Если подбирались ночью, то люди успели только проснуться, как к ним уже подошли убивать. Дай бог, чтобы кто-то выжил и рассказал, как там было на самом деле, – ответил Флери.
Надо отметить, что отряд Равельяка, охотился по старинке – с собаками, как охотились многие буканьеры на островах. Местность в районе его отряда была лесистая, луговины маленькие – на лошадях особенно не поскачешь. Ружья применялись очень крупного калибра, которые валили быка наповал. Всадника бы отдача от такого ружья просто вынесла бы из седла. Слуги разделывали добычу на месте, и лишь мясо и шкуру на волокуше тащили к букану. Били и кабанов, водившихся в местном лесу, но редко встречавшихся ниже по течению Артибонита.
Время приближалось к полуночи, когда Малыш заметил с асотеи, как во внутренний дворик, освещённый несколькими фонарями, люди Перрюшона завели несколько лошадей. Через минуту из галереи снесли вниз четыре небольших, но увесистых сундучка, которые челядь быстро приторочила к сёдлам. Потом внизу показались четыре женские фигуры, в одной из которых Ажен узнал Лауру. Он стремительно слетел по лестнице во двор.
– Я уже подумала, что мне и попрощаться не удастся, – встретила его девушка. – Хотят укрыть нас в безопасном месте, – пояснила она и замолчала. Затем, подойдя вплотную и дотронувшись рукой до его груди, тихо, чтоб не услышали чужие уши, сказала:
– Береги себя, Поль! Если с тобой что-то случится, мне будет очень тяжело.
Она поцеловала его в щёку, как целуют друга и решительно повернувшись, направилась к лошади.
Застывший было на месте Малыш, рванулся, помог девушке забраться в седло и придерживая коня, поднял глаза, блеснувшие влагой:
– Я отыщу тебя, Лаура. Как только разделаемся с гачупинами. Храни тебя Господь!
Он ещё что-то хотел сказать, но ворота распахнулись, Перрюшон подал команду, и маленькая кавалькада тронулась.
– Я буду молиться за нас, Поль,– обернувшись уже в воротах, шепнула девушка, и он с горечью разжал руку, удерживающую повод.
Темнота тут же поглотила всадников.
Г Л А В А 17
Лаваль и Денье уже свыше полутора часов двигались на северо-восток в сторону лагеря Вердье. Красный холм давно скрылся за горизонтом, а испанскую колонну до сих пор обнаружить не удалось.
– Давай передохнём, Пьер,– сказал Крысёнок, отвыкший от седла. – Всё равно мимо нас не проедут.
– Ты прав, Жерар! На уставших конях даже ноги не унесёшь, если потребуется.
Они спешились в тени небольших деревьев, расседлали коней и, подкрепившись изрядным куском окорока и бутылкой бургундского, улеглись в траву.
– А вино у Перрюшона отменное, – выковыривая мясо из зубов, прошепелявил Крысёнок.
– Да, в бургундском он знает толк, – ответил Лаваль, пристраивая сумку под голову. – Я вздремну немного, Жерар. Что-то разморило. А ты, время от времени, поглядывай по сторонам, – с этими словами Пьер повернулся набок и через минуту уже спокойно храпел.
Денье полежал с десяток минут, рассматривая плывущие по небу упругие облака и слушая рулады друга, затем поднялся, залез на лошадь и внимательно осмотрелся.
"И куда делись эти гачупины?" – Засранцы! – с остервенением сплюнул он. Будучи протестантом, Денье на дух не переносил испанских католиков.
Жерар слез с коня и улёгся опять на мягкую траву. Небо по-прежнему кружило голову голубизной, становясь белёсым вблизи солнечного диска, край которого норовил вот-вот выпрыгнуть из-за листвы. Облака чинно тянулись на запад, редкие и одинокие. Охотник и сам не заметил, как провалился в глубокий сон. Видно сказалась усталость вчерашнего дня.
Проснулся он также внезапно, как и заснул, громко застонав и заскрежетав зубами. Забытый кошмар опять вернулся к нему бешенством налитых кровью глаз разъярённого быка, который с хрустом вонзал в его тело свои иссиня чёрные рога. Но ощущение, что ему тычут чем-то острым в бок, продолжалось и наяву.
– Что за чёрт! – выругался Денье, отодвинув сползшую на лицо шляпу.
Действительность оказалась хуже кошмара: два испанца стояли около него. Один держал клинок у горла, а второй, издеваясь, покалывал рёбра.
– Ты проиграл, Лопес! С тебя десяток пиастров,– расхохотался капрал, заросший бородой почти до глаз. – Эта французская собака и не подумала вскочить, когда ты подколол её. Видно дьявол бережёт это гнусное отродье, – сказал он, убрав лезвие от горла буканьера.
"Не дьявол, а Бог и Лаваль!", успел подумать Крысёнок и, вскрикнув, поневоле поднялся, поскольку тот, которого назвали Лопесом, в сердцах ткнул шпагой в бедро так, что всадил остриё на целый дюйм.
– Связать эту падаль! – распорядился бородатый.
Жерар повернул голову чуть налево и прежде чем его взяли в оборот, увидел, как трое набросились на проснувшегося Пьера, заломили ему руки и в один момент опутали верёвкой. Тоже самое проделали и с ним.
Через полчаса их доставили в лагерь, разбитый испанцами в узкой лощине на расстоянии мили. Эта лощина начиналась почти от стоянки Вердье и тянулась через всю луговину. По дну её протекал ручей, местами с заболоченной поймой. Испанцы сделали двухчасовой привал, пережидая послеобеденную жару, и выслали дозоры, намереваясь в дальнейшем выбраться из лощины, которая долго скрывала их от нескромных взглядов, а теперь, поворачивая круто на север, уводила от цели.
Один из дозоров и наткнулся на Лаваля и Денье, заметив пасущихся лошадей.
Экспедицию испанцев возглавлял дон Мигель д'Алавера, пользующийся доверием губернатора и уважением солдат за свою храбрость и умную голову. И сейчас, расположившись в тени растянутого полога, он упорно обдумывал, как с наименьшими потерями взять укреплённую асьенду Перрюшона.
"Восемь десятков мёртвых буканьеров на два десятка своих – это неплохо. Жаль только Хитрый Пьер вывернулся, – думал д'Алавера, рассматривая план асьенды. – А лазутчики поработали отменно, – мелькнула мысль, пока он вчитывался в поясняющие надписи на плане. – Да и де Карсо – молодец. Толковый и надёжный человек. Его засады принесли половину успеха. И на охране баркасов не захотел оставаться, хотя ранен. А ведь при своих связях мог бы вообще в этой кампании не участвовать. Надо будет охарактеризовать его губернатору с лучшей стороны, – отвлекла от раздумий посторонняя мысль.
Перебрав несколько вариантов нападения, д'Алавера вызвал командиров обоих отрядов, а также де Карсо, рассчитывая услышать от него разумную идею.
– Синьоры, я пригласил вас обсудить план разгрома асьенды, чтобы решительной победой во имя Бога и Короля поставить точку в этой удачной кампании и с честью выполнить наш долг перед испанской короной. Расклад сил сейчас таков: У нас, как вы знаете, сто восемьдесят мушкетёров при шести пушках. Сорок человек, оставленных для охраны баркасов и раненых, я в расчёт не беру. У французов, по моим подсчётам, человек пятьдесят, а если они вооружат рабов, то и больше. Причём тридцать буканьеров Хитрого Пьера составляющие костяк этого воинства – отменные стрелки и рубаки. Прошу взглянуть на план, – сделал д'Алавера приглашающий жест рукой. – На асьенде четыре пушки, установленные на асотее и башне, – водил он пальцем по бумаге, сверкая бриллиантовым перстнем. – Стены, высотой около десяти вара*, сложены из дикого камня. Имеются широкие ворота и задняя дверь, окованная железом. Ворота прикрываются башней. Ближайшие постройки, как вы видите, в тридцати ярдах от асьенды. Подступы открыты, за исключением задней стороны, которая вплотную примыкает к саду.
_______________________________________________________
*Вара – мера высоты, чуть больше 0,8 метра.
Дон Мигель помолчал немного, давая офицерам рассмотреть скрупулезно вычерченный документ и подумать над его словами, а потом добавил:
– Я не сомневаюсь, сеньоры, что мы захватим эту асьенду, но я бы не хотел оставить под её стенами половину наших солдат. Поэтому прошу высказываться.
Де Карсо, как командир самого маленького отряда и самый младший из присутствующих (ему едва минуло тридцать) начал первым:
– Дон Мигель! Предлагаю окружить асьенду и провести атаку ночью. Это сведёт на нет меткость ружейного огня буканьеров, и наши потери будут минимальны. В саду сосредоточить основные силы при трёх пушках. Ядрами кулеврин выбить заднюю дверь, больше одного – двух залпов та наверняка не выдержит и ворваться внутрь дома. Три другие кулеврины поставить против ворот, обозначить несколькими залпами и мушкетным огнем направление ложной атаки, чтобы отвлечь внимание буканьеров от тыльной стороны. У меня всё, – закончил де Карсо, поклонившись начальнику экспедиции.
Диего де Сальваторе и Гарсиа д'Амбре поддержали предложения дона Антонио атаковать ночью и попытаться ворваться во внутрь. Однако сочли необходимым, на следующем привале, у леса, изготовить на всякий случай с десяток лестниц нужной длины и выпустить половину картечных зарядов по воротной башне, которая имела несколько бойниц и мортиру на верхней площадке.
– Даже если мы захватим весь дом, с башни, судя по плану, простреливается весь двор, в том числе и асотея. Буканьеры будут бить наших солдат на выбор, пока у них хватит зарядов, если мы не возьмём башню, – выдвинул ещё одну идею дон Диего. – Надо будет сделать парочку небольших таранов, чтобы выбить двери, которые окажутся закрыты.
– А что если нам попробовать взорвать башню? – испросив разрешения, подал ещё одну мысль де Карсо. – Пороха у нас достаточно, заложим по бочонку вот в эти ниши для фонарей,– он показал пальцем на тщательно прорисованную арку ворот, – и рванём, глядишь, башня и рухнет.
Предложение дона Антонио все посчитали дельным.
– Что ж, сеньоры! Благодарю за прекрасное обсуждение плана штурма. Так и решим. Ваш отряд, дон Диего будет атаковать со стороны ворот и начнёт первым, выстрелами кулеврин по башне. Отряд дона Гарсиа, как самый многочисленный, ударит со стороны тыла и должен ворваться в асьенду через калитку. Каждому отряду заготовить в лесу по три лестницы, не менее десяти ярдов длиной. Ваш отряд, дон Антонио будет находиться в резерве, на вас возлагается задача подрыва башни. Изготовить три ручных тарана, два из них перед штурмом передать другим отрядам. Собрать все имеющиеся пистолеты и вооружить дополнительно солдат для штурма помещений. Атакуем ночью по моей команде. Из пушек в темноте прицелиться сложно, ставить их придётся как можно ближе. Уже на асьенде заготовить для защиты пушкарей большие щиты из толстых досок, иначе буканьеры перебьют всю прислугу. На этом всё! – закончил д'Алавера, и собрался уже отпустить офицеров, когда его ухо уловило какой-то шум, донёсшийся с противоположной стороны лагеря.
Через минуту перед глазами дона Мигеля предстали связанные охотники.
– Поймали двух лазутчиков, сеньор д'Алавера, – доложил, спешившись, начальник дозора, – в миле южнее лагеря. Дрыхли, собаки, в кустах. Наверняка нас вынюхивали!
– Хорошо, можешь отдыхать, капрал. Тебе это зачтётся. Достойные дела, во славу испанской короны, губернатор не забывает.
– Пусть подведут поближе, – распорядился д'Алавера, движением руки отпуская капрала, – и вызовут Гутиэриса, а то эти еретики вряд ли понимают по-испански.
Четверо солдат из охраны, ухватив за локти, в один момент подтащили связанных буканьеров и поставили в трех шагах от испанского гранда.
Спустя двадцать ударов сердца примчался Гутиэрис – тщедушный испанец в болтающейся на нём колоколом кирасе и сползающем с крохотной головы шлёме. Как оказалось, он довольно бойко лопотал по-французски.
Этого времени дону Мигелю вполне хватило, чтобы присмотреться к стоящим перед ним охотникам. "Этот вряд ли что скажет,– подумал он о Лавале, – а второй, поупирается, но заговорит!", – поймав злобный бегающий взгляд Крысёнка, решил он.
– Вы из отряда Хитрого Пьера? – пристально вглядываясь в лица охотников, спросил испанец, прищурив старчески глаза.
Гутиэрис затарахтел, переводя вопрос на французский.
– Не понимаю тебя, сморчок! Слишком быстро бормочешь, – спокойно ответил Лаваль.
Самолюбивый Гутиэрис позеленел от злости, но сдержавшись, задал вопрос снова, произнося раздельно каждое слово.
– А теперь слишком медленно для моего уха, недоносок шлюхи! – явно издеваясь, проговорил буканьер.
Гутиэрис заверещал от такого оскорбления, как будто ему по ногам прокатили пушечный лафет, и едва удержавшись, чтобы не вцепиться в горло француза, затараторил так же быстро по-испански, как до этого говорил на французском.
– Эта французская собака издевается надо мной, сеньор д'Алавера. ...Да возьмёт дьявол его душу! – закончил Гутиэрис фразу, успев выпалить в адрес охотника с десяток изощрённых ругательств, причём ни разу не позволив себе богохульства.
– Подвесьте-ка молодца и поджарьте ему пятки! Может тогда он станет понятливее, – приказал дон Мигель.
Крысёнок, довольно сносно понимавший по-испански, вздрогнул.
"Допрыгался Пьер! Тянули его за язык, – не одобряя поведение товарища, подумал он. Зыркнув глазами по сторонам, Денье непроизвольно выругался. "Пять миль, бывает, проскачешь, а подходящего дерева, чтобы вздёрнуть человека на этой луговине не найдёшь. А тут на тебе – в сорока ярдах растёт! Что значит невезучий день", – расстроился он окончательно.
Лаваля в один момент подтащили к дереву и привязали за руки в двух футах от земли. Через десять минут Пьер уже орал благим матом, пытаясь поджать босые ноги от лижущих языков огня.
– Теперь ты заговоришь! Теперь ты заговоришь, шакал, сын вонючей ослицы, – суетился около костра Гутиэрис, подбрасывая ветки.
– Да заткнёшься ты, падаль, – взревел Лаваль и, изловчившись, поддал переводчику почерневшими ногами, сбив его на землю.
– Отвязывайте, – приказал дон Мигель, наблюдавший всю экзекуцию.
– Вздёрните буканьера! – распорядился он. – А на этой ветке приготовьте петлю для второго француза.
Солдаты расторопно раскидали огонь и сняли Лаваля. Так же быстро через нижние горизонтальные ветви перекинули две петли, выказав немалую сноровку в этом деле. Двое из них, подхватив охотника, потащили его к петле, два других взялись за свисавший конец верёвки.
"Если Пьера сейчас повесят, то мне тоже конец!" – лихорадочно подумал Крысёнок, привыкший видеть в Лавале свой талисман от всех напастей.
– Эй! – закричал Денье. – Не троньте моего друга, я расскажу всё что знаю! Иначе ничего от меня не услышите, чёртовы дети!
Он дёрнулся, но двое солдат крепко держали его за плечи.
– Не троньте, вам говорю! – ещё раз заорал Денье, коверкая испанский.
Дон Мигель подал знак, и солдаты отпустили Лаваля. Тот, не устояв на обожжённых ногах, со стоном повалился на землю.
"Исповедовали" Жерара Денье испанцы недолго. Уже через полчаса они знали всё, что было необходимо для успешного захвата асьенды. Выторговывая жизнь товарища, Крысёнок вынужден был согласиться провести д'Алаверу с солдатами ночью через лес, минуя выставленные ещё вчера дозоры.
Час спустя, как только немного спала жара, испанцы снялись с лагеря и плотным каре двинулись в сторону плантации, выдвинув вперёд немногочисленные патрули.
Узнав, что Хитрый Пьер посадил всех буканьеров на коней, д'Алавера не сомневался, что французы выследят их и устроят засаду. Спрятав лошадей и пушки с припасами за кирасы солдат, дон Мигель распорядился отобрать лучших стрелков и наездников для ответной вылазки, если колонна всё-таки угодит в предполагаемую ловушку. Указания были даны чёткие: после двух залпов мушкетёров, маскируясь пороховым дымом, выскочить из-за строя и расстрелять буканьеров, пока те не успели отойти и перезарядить мушкеты. В ожидании схватки, этот кавалерийский отряд в дюжину всадников, тоже шёл внутри каре, ведя лошадей в поводу.
Мучаясь от жары и пота, заливавшего глаза, под охраной двух солдат, со связанными руками брёл Крысёнок. Лаваля, который сам идти не мог, привязали поперёк седла. Лицо его побагровело от прилива крови, и хотя он пытался временами прочистить горло привычной шуткой, Жерар чувствовал, что Пьеру невмоготу.
Когда раздались выстрелы, оба сразу приободрились. Они не надеялись, что товарищи их отобьют, но то, что хорошо проредят испанцев, в этом не сомневались. Плохо скрытая ненависть выплеснулась из горла Лаваля булькающими звуками, похожими на смех, и заиграла кривой усмешкой на губах Крысёнка. Пули ложились густо в центр каре, но солдаты не падали – падали лошади.
Испанские шеренги дали два залпа и мгновенно раздвинулись в стороны, освобождая проход, откуда вырвалось с десяток всадников. Они неслись на заросли кустов, отмеченных шапками порохового дыма, лихорадочно отыскивая среди зелени красные пятна буканьерских рубах, прижав покрепче к наплечникам кирас приклады мушкетов.
Встретившие их пули в мгновенье ока сбили растянувшеюся в стремительном галопе ленту кирасиров в страшный, захлёбывающийся кровью клубок. Отчаянные крики испанцев заглушило истошное ржание смертельно раненых животных. Только четверо уцелевших успели разрядить мушкеты вслед уносящимся прочь буканьерам.
Первое нападение буканьеров заставило дона Мигеля задуматься. Хотя потери были небольшими – четверо убитых и шестеро раненых, но более половины лошадей оказались выбиты. Их теперь едва хватало, чтобы везти пушки и припасы к ним.
"Ещё одна такая засада, и кулеврины придётся тащить на себе! – подумал с досадой д'Алавера. – Это задержка дня на два, а если пираты успеют войти в устье Артибонита и придут на помощь соотечественникам, то и бесславный конец всей экспедиции, если застанут на воде. Пушек и людей у корсаров больше", – пришёл он к неприятному выводу.
Пока хоронили убитых и делали носилки для раненых, д'Алавера собрал офицеров. После недолгого обсуждения решено было взять асьенду этой же ночью. При необходимости часть пушек закопать, забрав все припасы к ним, а если возникнут какие-то осложнения и пиратские флиботы успеют войти в реку и подняться выше стоянки Вердье, то баркасы затопить и отходить по суше.
По приказу дона Мигеля к нему опять привели Крысёнка.
– Послушай меня внимательно, – не торопясь, начал испанец, следя за тем, чтобы Гутиэрис успевал переводить. – Если ты хочешь, чтобы твой друг уцелел, тебе придётся сделать для нас ещё одну малость.
Д'Алавера сделал небольшую паузу, пытаясь по лицу пленника уловить подтверждение правильности своей догадки, что этот человек сделает всё, чтобы сохранить жизнь другому французу. Друзья они или родственники, или их связывали другие узы, ему было неинтересно. Главное, что эти узы были, и их надлежало использовать.
– Когда мои солдаты подойдут к асьенде, тебя отпустят. Расскажешь Хитрому Пьеру, что мы уже под стенами, и ты поторопился предупредить. Когда же начнется штурм, откроешь заднюю калитку и выстрелишь из мушкета. Мои люди будут наготове и постараются не пропустить нужный момент. Как только захватим асьенду, можешь забирать своего друга и идти куда хочешь!
– А если вы, как возьмёте асьенду, так и нас потом отправите на тот свет?! – поинтересовался Крысёнок.
