Текст книги "Ноги"

Автор книги: Сергей Самсонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

Она отдавала себе отчет, что может состряпать статью, отбарабанив заученное и зафиксировав расхожее, стереотипное. В конце концов, читательской публике, которую она в глубине души презирала, действительно интереснее количество спален и полный состав автомобильной конюшни. Да еще, конечно, «жареные факты», неизвестные подробности интимной жизни звездного жеребца, которого то и дело ведут на новую сенсационную случку. Все она вполне могла сочинить и сама. А Шувалов бы даже в упор не заметил. Она могла не бояться обвинений в «оскорблении чести и достоинства» – он был совершенно равнодушен ко всему, что не являлось игрой. Потому что он псих, косноязычный, безграмотный псих со стремительно прогрессирующей манией величия и несокрушимой уверенностью в том, что ни единый человек на свете его так, как нужно, не поймет.

– Ну хорошо, – не выдержала Полина. – Уж коли вы настолько выше нашего земного понимания, давайте ограничимся формальными вопросами.

– Давайте-давайте, – отозвался он. – Я должен сказать, что для меня футбол – это смысл жизни. Когда я нахожусь на поле, я полностью отдаюсь игре. Я продумываю различные комбинации и эффективно просчитываю, как принести максимальную пользу своим партнерам.

– Может, хватит, а?

– Ну, как скажете. Можно на этом и закончить. Прямо сейчас. Слушайте, а может, вы сами все напишете? Вам же не привыкать переливать из пустого в порожнее. Такой-то такой-то, настоящий светский лев, стал идолом для миллионов. А чего? За себя – вопросы, за меня – ответы. «Своей спутницей жизни я вижу не обязательно топ-модель. Хотя против длинноногих красивых девушек с большими грудями ничего не имею. Мне все равно, чем она будет заниматься. Главное, что я ценю в женщинах, – это остроумие и естественность… Гармония в отношениях для меня является при… при… приоритетной…»

– Да пошел ты к черту, идиот! Совсем больной… – неожиданно для себя выпалила Полина. Так состоялось их знакомство.

9. Здесь и сейчас
Турин
Февраль 2006

Он играл в Милане, Гильзенкирхене, Амстердаме, Ливерпуле. И повсюду к нему было приковано внимание. В Лондоне, на «Хайберри», где нижние трибуны располагались так близко к полю, что фанаты, казалось, могли прикоснуться к своим недоступным кумирам, он кожей ощущал вожделение удушливо-сладострастной толпы. Сплошная стена из растопыренных рук и непристойно возбужденных, алчущих лиц заставляла холодеть от какого-то странного брезгливого чувства. Шувалову хотелось плюнуть в эти откормленные рожи. Хорошо еще, что ему приходилось не так уж часто появляться у самого края трибун, рядом с угловым флажком – во всех этих опасных местах, просто пышущих болельщицкой похотью.

И во внутренней чемпионской гонке, и в Лиге «Барселона» делала пункт за пунктом, завалив, между прочим, и мюнхенскую «Баварию», и такого опасного зверя, как несколько одряхлевший «Манчестер». Как раз в той последней игре и удался Шувалову редкостный, диковинный удар… После длинной, со своей половины поля изумительной подкрутки Роналдинью он в каком-то невероятном прыжке пробил – казалось, совершенно суматошно, нелепо, скорее как защитник, выносящий мяч из собственной штрафной… Но толстокожий круглый идол, оскорбленный таким беззастенчиво-грубым и неряшливым обращением, полетел по крутой параболе в пустоту, в небеса и вдруг оказался в дальнем верхнем углу ворот – абсолютно нежданно, невозможно, непредсказуемо. Причудливость траектории, которая, казалось, исключала всякое попадание в створ и обещала несомненный перелет (высоко над воротами), превратила гол Шувалова в явление исключительное. Его попадание тут же поспешили объявить красивейшим голом всего европейского сезона, но много журналистских копий было сломано из-за того, случайно ли получился такой фантастический удар или он был именно таким изначально и задуман.

Шувалов на этот счет хранил молчание, сам не зная, как объяснить свое мгновенное наитие – не сознательной же направленностью ума, который в спонтанно возникавших ситуациях не играл никакой существенной роли. Это было и в самом деле что-то несознательное, случайное. Но вот только та завидная регулярность, с какой Шувалов «штамповал» свои случайные чудеса, приводила всех футбольных аналитиков к мысли о безжалостной закономерности в его причудливо-неправильной игре.

Но едва ли Шувалов полагался на одно лишь «наитие». Нужно было еще многое передумать. Нужно было постоянно искать еще более причудливые ходы – не только индивидуальные, личные, но и сдвоенные, строенные, общие, построенные на бессловесных связях с другими игроками, благо искусников, отзывчивых, понимающих все с одного перегляда, кивка, в каталонской команде хватало. Он готовился к четвертьфинальному матчу на туринском «Делли Альпи» с намерением найти наилучший способ прорыва блистательной обороны местного «Ювентуса». Оборона итальянцев выступала в такой взаимной согласованности всех четверых игроков, что прорваться сквозь эту линию почти не представлялось возможным. Безошибочный выбор позиции, которым отличались и вездесущий Каннаваро, и неотвязный, цепкий, словно клещ, Тюрам, их искусство взаимной подстраховки, прагматичный лаконизм движений и «спинномозговое» чутье на малейшую, едва намечавшуюся опасность сводили на нет преимущества Шувалова. Завзятый обитатель раскаленной добела штрафной, он чувствовал себя перед воротами как рыба в воде, предпочитая играть на одной линии с защитниками или непосредственно перед ней, так, чтобы, получив мяч, тотчас же угрожать воротам, пуская в ход свое мастерство жонглера. Но эта обычная его манера как раз и была в данном случае обречена: в штрафной «Ювентуса» Шувалову «не хватало воздуха». Никто не собирался прихватывать его персонально, но школа и талант туринских оборонцев были таковы, что за мгновение они настигали врага, проникшего в штрафную, – как раз в момент приема, остановки мяча и первого с ним шага… И тут они срабатывали ювелирно, практически не задевая и не ссекая, а распластавшись, подкатившись или просто вытянув ногу, не давали приклеить, прилепить мяч к носку, снимали его со стопы, выбивали. Как раз тех двух-трех секунд, в которые Шувалов все решал, они ему и не давали. Да и обычная каталонская вязь, внешне тягучий, медлительный перепас, выводивший из себя защиту любого противника, щегольство утонченных, филигранных передач – одним словом, все главные и обычно неотразимые козыри «Барселоны» неизбежно оказались бы здесь битыми. Эшелонированная оборона туринцев, состоящая из собственно линии защиты и на редкость подвижной, пружинистой средней линии, стояла подобно старой наполеоновской гвардии – не размыкая рядов, не сбиваясь, не «кланяясь». Тесня и выдавливая наступающего противника, игроки в полосатых черно-белых футболках ни на секунду не теряли чувства взаимной связанности, и промежутки между ними, вроде бы и несомненные, на деле оказывались столь ничтожными, что не только игрок, но и мяч не мог в них проскочить. Холодное спокойствие туринцев, их бесстрастие, невозмутимость – при полнейшем отсутствии заторможенности – неизменно были таковы, что атакующая сторона нуждалась в приемах экстраординарных для того, чтобы это равновесие нарушить.

Пренебрегая обычной своей позицией в центре, на острие атаки, Шувалов хотел сместиться на фланг и, действуя несколько из глубины, вторым порядком, оттуда врываться в штрафную, освобождая центральную зону для появления других каталонских игроков, которые номинально не выглядели столь устрашающе в глазах итальянцев, как сам Семен, но могли завершить атаку не менее точным, неберущимся ударом.

Шувалов рассказал о своем намерении Райкаарду, наставнику каталонцев, и тот согласился с ним, сказав, что и сам планировал предельно усилить левый фланг, поставив туда двух своих лучших атакующих игроков. По флангам у туринцев тоже располагались испытанные бойцы, и края их штрафной представлялись столь же непроходимыми, как и центр. Но Райкаард предполагал убаюкать туринцев неспешной, медлительной осадой, а затем выбросить Шувалова на левый край. На этом фланге Шувалов появлялся только по большим праздникам, и там его совершенно не ждали. Райкаард решил использовать главный стратегический прием Наполеона, суть которого сводилась к тому, чтобы на каком-нибудь участке поля неожиданно сосредоточить силы, как минимум вдвое превосходящие противника. Впрочем, Райкаард думал не о количественном, а о качественном превосходстве – он поставил здесь Шувалова и Роналдинью, и за счет левого крыла, за счет чудесного взаимного понимания этих игроков рассчитывал проникать во враждебную штрафную.

Против русского и бразильца выходили люди тоже в футбольном мире не последние – резкий и цепкий Замбротта и чернокожий «профессор» Тюрам, который, разумеется, тотчас же сместится на левый фланг, как только почувствует на этом участке угрозу.

Бразильско-русский дуэт отличали молодая пружинистая сила, физическая мощь, которая бывает только в двадцать пять лет. Молодость давала им преимущество в выносливости и скорости. Способность поддерживать бешеный темп на протяжении всех девяноста минут плюс склонность к прихотливому и неожиданному взаимодействию – во всем этом Шувалову с Роналдинью попросту не было равных. Тюрам же и Замбротта – по нынешним футбольным меркам уже старики – изрядно порастратили прежнюю свою скорость. Но зато на их стороне оставались железная выдержка и многолетний профессиональный опыт, та умудренность, которая позволяла делать всего лишь один необходимый шаг в той ситуации, где молодому и раннему понадобится их с десяток.

Турин для Семена не отличался от остальных городов. Шувалов уже объехал полмира, но как будто приезжал все время в один и тот же мегаполис: аэропорт, автобус, гостиница, автобус, стадион, гостиница, автобус, аэропорт… Устроители называли этот однообразный мир то Лондоном, то Римом, то Парижем, то Мюнхеном. Иногда выдавалось свободных полдня – они ехали осматривать местные достопримечательности, но во всех этих голых мраморных телах, гладколицых мадоннах, пухлых розовых амурчиках, конных статуях кондотьеров и иссохших мощах католических святых он не видел ничего удивительного. И, напротив, оказавшись на новом, незнакомом поле, всякий раз с жадностью изучал его, сравнивая с любимым барселонским «Ноу Камп». Семен представлял, как здесь можно будет растащить и растянуть оборону противника; чем больше свободного пространства, тем лучше; сжатость иных приватных, «частных», «одомашненных» стадиончиков была ему чужда. Он внимательно разглядывал траву (каталонцам нужна была поверхность идеально ровная, словно английский газон в каком-нибудь Виндзорском замке или Букингемском дворце), оценивал упругость дерна, который должен быть тугим. Он смотрел, хорошо или скверно полито поле, не переувлажнено ли оно, не чавкает ли под ногой. Иной раз становилась явной хитрость принимающей стороны – стремление превратить свой газон в заливной луг, для того чтобы нивелировать технический блеск каталонцев, принудив их скользить, оступаться, разъезжаться и вязнуть в полузатопленной траве. Поле можно было на вполне законных основаниях хорошенько вымочить, а потом извиниться за отвратительную работу своего обслуживающего персонала. Можно было также положиться на кочки и выбоины как на самых верных союзников в не совсем честной игре против безупречных в обращении с мячом каталонцев.

Газон туринского «Делли Альпи» в середине североитальянской зимы, которая выдалась в этот год суровой, находился в состоянии едва ли не плачевном и походил на изрядно истершийся ковер, во многих местах потерявший весь ворс и обнажившийся до основы. Многочисленные пролысины и удручающая рыжина довольно редкой травы Шувалову не приглянулись совершенно; отскок от выстуженной до звонкости, до каменной твердости почвы был слишком высок. Правда, нужно было отдать должное устроителям шоу – в наиболее пострадавших местах раскатали новые полосы дерна, проплешины залатали, и игроки каталонской команды с Шуваловым во главе смогли-таки приноровиться к неотзывчивости, неподатливости враждебного поля.

В первый день пребывания все они, натянув шерстяные перчатки и упрятав носы в вороты свитеров, повторили кое-что из недавно разученных комбинаций, в которых punctum saliens атаки неизменно смещалась на левый фланг, – там безраздельно должны были царить Шувалов и Роналдинью.

В решающий вечер, за час до игры, уже сидя в автобусе, все каталонцы посерьезнели и сделались непривычно молчаливы. Один только Роналдинью продолжал улыбаться.

– Эй, Семен, что-то я не вижу нимба над твоей головой, – толкая Шувалова в бок, со смехом сказал он. – Сегодня у тебя обязательно должен быть нимб! И крылья. Сегодня мы должны порхать, как ангелы. Расслабься! Давай просто выйдем и станцуем нашу самбу. Послушай, Семен, ты помнишь, у нас однажды получилось сыграть пятками три раза подряд! Попробуем повторить? Вот Хави считает, что это нереально. Давай-ка на спор, приятель, а? И если у нас получится, то Хави в следующий раз почистит мои бутсы.

– Если ты поцелуешь меня в задницу, – отозвался низкорослый лупоглазый парень с густыми черными бровями, почти сросшимися на переносице. Это был настоящий мастер, неподражаемый в элегантности и достигший какой-то нуриевской легкости при приеме и обработке мяча. Как никто другой, он соответствовал философии тотального контроля над мячом, который исповедовала каталонская «Барса». Утонченность и выверенность его передач из любой точки поля, из любого положения восхищали немногих истинных знатоков. Редчайшая же способность чувствовать общий «нерв» игры, позволявшая ему то убыстрять ритм командного взаимодействия, то, напротив, придерживать мяч, усыпляя соперника, делала Хави игроком поистине незаменимым. Не такой заметный, как Шувалов или Роналдинью, он осуществлял ту филигранную подготовительную работу в центре поля, на которую ни Шувалов, ни Роналдинью не были по природе своей способны.

– Так и быть, – сказал Шувалов, – если мы сегодня не сыграем пятками три раза подряд, то Гаучо поцелует Хави в задницу.

– Что за черт?! – взорвался смехом Роналдинью. – Мы испортим этот трюк вдвоем, а задницу Хави целовать только мне?

– Ну, это же твоя идея, – парировал Шувалов.

Весь автобус зашевелился, загудел, загоготал, все начали оглядываться, со смехом советуя Роналдинью одуматься, пока не поздно.

Так восемнадцать футбольных наемников, каждый из которых стоил в среднем полсотни миллионов евро, скоротали оставшийся отрезок пути.

В подготовленной заранее раздевалке, освещенной, будто подземный гараж, ослепительным и каким-то мертвенно-зеленоватым светом, в строгом порядке были развешаны сине-гранатовые футболки с фамилиями и номерами игроков. Семен увидел свою, под темно-золотым тринадцатым номером, который считался суеверными людьми числом несчастливым и который давно уже стал его личной, шуваловской, собственностью и принадлежностью – чем-то вроде дворянского герба, или тавра на шкуре племенного быка, или клейма известного оружейного мастера. Готовясь к матчу, игроки потешались над долговязым, лопоухим молодым защитником Олегером – самым безыскусным из каталонских игроков, старательным и явно робеющим перед своими звездными товарищами. Рот его был вечно приоткрыт, и лицо, обросшее густой щетиной, неизменно хранило растерянное выражение. Олегера наперебой уговаривали подумать о своих будущих детях – все дело в том, что в предыдущей игре с севильским «Бетисом» парню как следует досталось мячом по причинному месту, и он, скрючившись и поджав к животу ноги, повалился на газон.

– Послушай, Пресас, – говорили ему, – ты хоть проверил, работает ли у тебя эта штука или нет? А то всякое может случиться.

– Сегодня обязательно засунь в трусы щиток, – посоветовал Шувалов под хохот игроков. – За ноги не бойся – у мужика есть органы поважнее.

– При таких ногах, как у тебя, – добавил Роналдинью, – другие органы действительно важнее.

– Когда я еще играл в России, – продолжал Шувалов, натягивая гетры, – у нас был один парень, поляк по фамилии Галашек. Так вот, удар у него пушечный, все двести километров в час, наверное. Только мы на поле выйдем, он обязательно кому-нибудь пониже пояса и засадит. Мяч шел у него в это самое место, как будто там медом намазано. Однажды кто-то из наших не выдержал и сказал ему: «Я тебя, брат, конечно, понимаю. Все мы ходим в одни бары и девушек не вполне справедливо у тебя отбиваем, но зачем же так жестоко конкурентов устранять?»

Игроки опять прыснули от смеха.

Все они – испанцы, бразильцы, голландцы, швед и русский – находились в том расцвете молодости, в котором мужчины являются наиболее сильными и выносливыми любовниками и, как правило, отцами недавно родившихся первенцев. Все они находились в возрасте, в котором их талант проявляется с максимальной яркостью и силой. Неимоверно раздутое честолюбие, неутоленная жадность к большим победам и творческий, созидательный дух в двадцать пять лет пребывают в идеальной гармонии друг с другом. Подобное равновесие просуществует еще несколько лет, а потом нарушится, и вся их спортивная жизнь покатится под горку. Усилиями прозорливых менеджеров, большими деньгами, ценою подковерной длительной возни, беззастенчивого подкупа, изощренного обмана все они были собраны в этой команде вовремя, не рано и не поздно. И ближайшие три-четыре года им предстояло безраздельно доминировать в футбольном мире. Перед тем как стать сверхобеспеченным, но все же заурядным обывателем, спокойно-добропорядочным отцом семейства и скучным обитателем средиземноморской виллы, каждому из них предстояло прожить краткий, мотыльковый век футбольного игрока и быть перемолотым, выжатым безжалостной футбольной машиной. За победы они платили разорванными мышцами, переломанными конечностями, пробитыми головами, а еще истощением какой-то таинственной энергии души, которая не подлежала восполнению и ускоренный отток которой приводил к преждевременной усталости. И Шувалов с каким-то подсознательным ужасом ждал того момента, когда придет конец футболу и он вынужден будет просто жить.

А пока что все были счастливы.

* * *

Коридор, в который они вышли, был тесен и узок. Сойдясь здесь, двадцать два игрока противоборствующих команд построились в две шеренги. По левую руку каждого каталонца встал враждебный игрок в черно-белой полосатой футболке. Ляжки соперников заметно подергивались. Противники нет-нет да и бросали друг на друга настороженные взгляды. Они были знакомы не первый год. Кочуя из одного ведущего клуба в другой, все они встречались многократно, выступая то вместе, то друг против друга. Потому многие из них обменялись приветственными кивками и улыбками, впрочем, несколько натянутыми, и шутейно пообещали как следует взгреть старых товарищей в частности и всю их новую команду в целом. Но за этими улыбками и кивками скрывалось кое-что посерьезней. Как будто какие-то искры проскакивали между ними, и каждый остро ощущал близость чего-то чуждого, враждебного. Так, верно, вели себя перед боем римские гладиаторы. И пусть в этом тесном коридоре не находилось места для настоящей братоубийственной ненависти, переходящей в свирепую, увечную драку, в кровопролитие, но и эрзацем, подделкой настоящей вражды и войны это чувство назвать было нельзя. И не игра им предстояла сейчас, не цирковое представление, не серия атлетических упражнений, не безобидная демонстрация силы и ловкости, а сшибка до хруста костей.

Под неистовый рев и гул, под нестройное пение трех десятков тысяч глоток они вынырнули на свет – и Шувалов увидел черный овал беззвездного неба, окаймленный крестообразными огнями прожекторов. Трибуны раскачивались и пели, и реяли над толпами флаги, и восходили подсвеченные дымы. Над трибунами стоял густo-розовый чад исполинского футбольного капища.

Игроки же, едва выйдя на поле, быстро-быстро крестились, умоляя о помощи христианского бога, должно быть бесконечно далекого от подобных забав, в которых столь много от жизнерадостной, солнечной языческой плоти. Присев, прикасались они костяшками пальцев к газону и целовали свои «освященные» пальцы. У Шувалова был медный крестик. Ношение нательных украшений во время матчей было новыми правилами строжайше запрещено. Вот и сейчас он стянул шнурок через голову и, отдав изображение распятого Спасителя кому-то из обслуги, неспешно потрусил к своим, которые уже построились. Угрюмо попозировал для общекомандной фотографии.

Дальше были соблюдены необходимые формальности с подбрасыванием в воздух монетки и выбором ворот. Игроки, столпившись в центральном круге, принялись похлопывать в ладоши и покрикивать друг на друга. Семен повстречался лбом и ладонями с Роналдинью, потрепал по загривкам Пуйоля и Хави и напоследок в нецензурной форме пообещал поставить туринцев в откровенно неудобное и постыдное положение. Тоже часть обязательного обряда.

Туринцы, как хозяева, начали с центра первыми, и пошел тот сдержанный перепас, который на первых минутах неизменно оборачивается и потерями, и слишком длинными и высокими – в никуда – передачами (неизбежный эффект сковавшего игроков волнения, неминуемое следствие изначальной деревянности ног). Шувалов занял свое привычное место на самом острие атаки и терпеливо стал ждать той минуты, когда – он знал по опыту – его ноги приобретут обычную послушность.

Туринцы, как и предполагалось, повели осторожную игру, беззастенчиво откатывали мяч назад и, провоцируя противника на атаку, готовы были тут же ответить диагональной длинной передачей во фланг, а там вступала в свои права кавалерийская классика – скоростное движение сразу нескольких игроков параллельными курсами и (в зависимости от ситуации) либо верховой навес на дальнюю штангу, либо резкий низовой прострел по самому центру штрафной.

Шувалов сдвинулся поближе к левому краю и был немедленно награжден передачей от Роналдинью. Он наступил на мяч и, замерев, заставил «черно-белого» игрока проскочить в нерасчетливой ярости мимо. Развернувшись, он подставил спину под второго опекуна и послал мяч в центр – как раз между враждебными игроками. Туда тотчас рванулся Деку.

Сам Шувалов пронесся по левому краю и хотел уже было получить мяч обратно, но его сшиб с ног Тюрам. Вот, значит, как. Сегодня придется иметь дело с машиной. Тюрам так просто не отвяжется. Ничего, и не таких поворачивали лицом к своим воротам.

Шувалов вновь получил передачу. И опять столкнулся с Тюрамом. Семен остановился так резко, что Тюрам, тормознув, едва удержался от падения. Не глядя на мяч, русский на секунду склонился вперед и уперся ладонями в колени. Чистейшей воды издевательство. Вот он, мол, насколько Тюрама превосходит, что может и отдохнуть. Но и Тюрам встал точно так же, передразнивая Шувалова. Да, нервы железные – посмотрим, как у тебя со зрением. Пара-тройка молниеносных вращений мяча, и тут же мгновенная прокидка. Сбитый с толку Тюрам «открыл коридор», и сразу же Семен, прорываясь в штрафную почти с нулевого угла, так нежно и сильно «постелил» вдоль ворот в единственно возможную точку, что второму форварду каталонцев оставалось только ногу под мяч подставить, чтобы «расстрелять» беззащитные ворота. «Найкболл» просвистел в полуметре над перекладиной. Лопоухий камерунец Это'О, пустивший снаряд в небеса, идиотски-растерянно улыбался.

Шувалов повернулся к Тюраму и, шагнув к нему, прошептал:

– Не слишком ли быстро для тебя, старичок? Ты скажи, я могу помедленнее.

Лицо чернокожего гиганта осталось непроницаемым.

Каталонцы постепенно сделались хозяевами положения. Вот мяч получил Роналдинью. Шувалов, в тридцати метрах от него, вздернул руку, и пошла на него безупречно выверенная длинная передача. И вот уже опять перед Семеном вырос вездесущий Тюрам. И тут вдруг произошла странная вещь! Тюраму только шаг был нужен, чтобы перекрыть русскому ход. Но испытанный, железный боец не сделал этого. Шувалов ощутил отсутствие всякого сопротивления и настолько изумился, что упустил мяч. Казалось, что Тюрам согласился его пропустить. Он сам не захотел шагнуть. Семен это мгновенно почувствовал.

Нет, случалось, что его противники расслаблялись, особенно если между ними, Шуваловым и воротами, находились другие защитники. Тут еще можно было отыскать разумное объяснение – нежелание растрачивать силы, страх нарушить правила и сыграть слишком грубо. Но сейчас Шувалов проходил к воротам, никем не прикрытым, готовясь пробить, и представить себе, что Тюрам не разобрался в ситуации, было попросту невозможно.

Мяч был вновь перехвачен каталонцами, и Шувалов, все еще озадаченный этим необъяснимым явлением, автоматически откликнулся на перевод Роналдинью и тут же вернул ему долг – получился разрезающий вертикальный пас вперед пяткой. Бразилец, промчавшись по самому краю, безо всякого замаха закрутил в штрафную. А там уже на ближней штанге, замыкая, вырос Семен и кивком подрезал мяч в дальний верхний угол. И опять Тюрам в верховой борьбе как-то странно оступился, потерял позицию и, вместо того чтобы выпрыгнуть, робко вжал голову в плечи. Неужели испугался, что Шувалов обрушится на него?

«Фантастический гол! – сообщил комментатор. – Эти двое прошли защитников насквозь, как будто их нет. И сколько еще мы таких голов увидим! Поздравляю вас, друзья, я не знаю, что будет потом, не могу прогнозировать, но вот здесь и сейчас мы видим двух великих игроков. А что касается финального аккорда, удара Шувалова, то такие подрезки в дальний угол не берутся. Не берутся вообще. Даже если в воротах Буффон. Там может в принципе стоять кто угодно, хоть Буффон в квадрате, в кубе – это все равно, когда вот так взлетает и бьет головой Шувалов».

На Семена со всех сторон налетели каталонские игроки и едва не задушили его в объятиях. Но обычного торжества Шувалов не испытал. Что-то было не так с Тюрамом. Он, Семен, возможно, и взмыл бы, возможно, и «перевисел» бы чернокожего гиганта в воздухе; он, возможно, сидя на его плечах, точно так же подрезал бы мяч, и самого отчаянного прыжка Буффона точно так же не хватило бы… но он ясно сознавал, что на этот раз на пути у него стояла пустота, против которой он восставал всем своим существом. Он этой пустоты не хотел. Она была ему противна.

«Барселона», забив, и вовсе начала держать соперника на голодном пайке, и на трибунах поднялся остервенелый свист – тысячи туринских тиффози не могли смотреть на то, как мяч после легчайшего кошачьего касания переходит от одного «сине-гранатового» игрока к другому. Фаны гнали вперед своих футболистов, но туринцы все никак не могли прийти в себя после шуваловского кивка.

То, что происходило с Тюрамом, Семен мог объяснить только действием каких-то химических соединений в крови. Но вероятность отравления, присутствия неких разрушающих веществ в организме Тюрама представлялась ему практически равной нулю. Разумеется, в крови подавляющего большинства игроков можно было найти самые невероятные вещества, ведь им постоянно давали и кололи то, что уменьшало боль, способствовало восстановлению мышечной ткани, повышало концентрацию внимания, удесятеряло силы. Не исключено, что были и побочные эффекты. Но такого явно тормозящего действия Шувалов не наблюдал ни разу. Говорят, что бразильцев перед финалом с французами в девяносто восьмом чем-то явно отравили, потому и вышли они на игру совершенно никакими, но все это существовало на уровне слухов, а французы действительно были в тот год хороши. А допинг… допинг в футболе просто смешон. Да пусть кто угодно обожрется анаболиками, великим игроком он не станет. Потому что эта игра – не «выше, быстрее, сильнее». Потому что они – не кенийцы и не эфиопские бегуны, приходящие к финишу на десятую долю секунды быстрее своих соперников. Ни сила, ни выносливость, ни жестокость, ни бесстрашие, ни даже природная гибкость не являются в футболе решающими. Нет такого стимулятора, который давал бы возможность свободно доставлять мяч на любые расстояния из любой позиции в любую точку поля. Никому до сих пор неизвестно, какое качество здесь важнее всего. Может быть, особенным образом устроенный разум, на поле равный по изощренности уму шахматиста? Ведь время между мыслью, идеей, представлением, как надо поступить, и последующим движением в этой игре минимально.

Так неужели Тюрама все-таки траванули? Но кто и зачем? Нет, какого черта Тюрам, «профессор» Тюрам по собственной воле, сознательно дал Шувалову пройти к воротам? Или Шувалов совсем свихнулся и все это лишь случайность?

Раздался свисток к окончанию первого тайма, и Шувалов отправился в раздевалку с твердым намерением разобраться во всем досконально. Сфокусироваться на личном противостоянии с Тюрамом и, если странные ошибки защитника повторятся, спросить напрямую, в лоб, – что он такое творит.

В раздевалке стоял возбужденный гул. Райкаард раздавал указания. Шувалову было приказано перейти на противоположный фланг и оттуда нанести гибельный укол несколько потерявшейся обороне туринского клуба.

Каталонцы сполна насладились завоеванным в первом тайме превосходством и заставили себя ждать, появившись на поле под нетерпеливое покрикивание соперников. Теперь каждое их движение сопровождалось неистовым гулом и свистом. Однако одиннадцать игроков в гранатово-синей форме прониклись таким чувством собственной неуязвимости, что их уже ничто не могло заставить расстаться с мячом. Вот с этой отвагой, исполненные куража, они и разворачивали то издевательски-медлительные, то совершенно немыслимые по скорости атаки. Это было хаотичное на вид, но на самом деле согласованное движение, и каталонцы кружились у штрафной противника, как мотыльки вокруг горящего в ночи фонаря, и это их хаотичное порхание в результате оказывалось просчитанными шахматными ходами. Касание, касание… Прыжок «короля» Буффона за мячом, метнувшимся в самый угол ворот. Бормотание, бормотание… убаюкивание, убаюкивание… жалящий укол, и вот уже на зеленой доске сопернику предложено четыре варианта завершения атаки, один смертоноснее другого. И только правый фланг каталонский атаки пустовал – Шувалов совершил поступок неслыханный, не выполнив едва ли не впервые в жизни приказания тренера. Он так и не ушел на противоположный край поля – остался с Тюрамом. Тюрам бы за ним на правый фланг не побежал, а Шувалову хотелось кое-что выяснить. Нарочно выбирая самые примитивные приемы, которые мог прочитать и футбольный младенец, он продолжил терзать Тюрама, и вот несколько раз оскорбленный столь грубым обращением мяч утыкался в ногу защитника, которую тот автоматически, по привычке выбрасывал.