Текст книги "Осень (СИ)"

Автор книги: Сергей Дормиенс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

«Я должен понять ее лучше».

Каору усмехнулся этой мысли: ему всегда было интересно узнать побольше о новой игре, прежде чем влезать в нее, но на этот раз игра шла совсем по-другому. Капитан потерял связь между мотивами и целями, он менял свои задачи на ходу, его все больше запутывал мир армии NERV, майор Кацураги, готовая сжечь его, но все равно нашедшая слова поздравления.

На него оглядывались, о нем знали, и пусть это была совсем не та слава, которой он хотел – Нагиса был счастлив: жизнь пошла по другим правилам, и подчиняться законам новой среды оказалось неожиданно интересным. Потому что на вершине ждала Ева, совсем не такая, какой он себе ее представлял.

«Вот бы еще выспаться», – подумал Нагиса.

* * *

Майя с грустным лицом смотрела на сопящую Рей. Девушка не просыпалась уже почти сутки. Ночью они буквально вернулись в прошлое, перейдя из зимы, накрывшей горы, в осень, которая по-прежнему хозяйничала на равнине. Зона отчуждения располагалась довольно далеко отсюда, но Ибуки ощущала легкую тревогу: эти земли частенько утюжила авиация NERV.

Кутаясь в плащ, Майя смотрела в небо.

– Вот теперь я хочу поскорее оказаться в городе. И закончить все это.

13: Мимолетная встреча

Акаги задумчиво смотрела на мониторы. Ей уже казалось, что она спит и работа ей снится, но едкий сигаретный дым всякий раз возвращал в реальность. Женщина всегда скептически улыбалась, когда ее спрашивали, «почему она курит всякую гадость?».

– Так, а вот это уже интересно, – пробубнила она, массируя веки.

На оживившемся мониторе появилась карта Японии, украшенная пульсирующей красной точкой. Рицко навела на нее мышкой и отмасштабировала картинку. Теперь перед ней предстал участок местности на границе зоны отчуждения и нормальной территории неподалеку от разрушенной базы NERV. Несколько графиков с разных сторон экрана показывали всплески энергии, которые концентрировались в этой точке.

– Вау… Интересно, через сколько мне позвонят? – спросила сама себя Рицко и пошла наливать кофе.

* * *

Мисато плохо спалось. Она ворочалась с боку на бок, сматывая простынь, смотрела на часы, проваливалась в сон и тут же снова просыпалась. Неприятностей добавляло то, что в таком состоянии начал докучать холод. За годы службы Мисато удалось почти помириться с ним, и вот теперь он ее догнал.

«Я предала командира».

Эта мысль не давала майору покоя с тех самых мгновений, пока заполнялся индикатор отправки файлов, нужных инспектору Кадзи. То, что казалось железными оправданиями, – восстановление справедливости, служба интересам государства, разоблачение высокопоставленного преступника – увы, не работало. Кацураги Мисато хорошо понимала, что речь идет прежде всего о банальной мести за отца, и это ее изводило.

«Я поступила правильно. Какая разница, почему?»

Разница была. Кацураги знала, что если бы Кадзи не рассказал ту давнюю историю, она бы не согласилась шпионить и воровать. Лежа в холодной клетушке, Кацураги буквально видела, как бы все выглядело: она входит в скудно освещенное помещение военной прокуратуры, записывается на прием, следователь бледнеет и меняется в лице, понимая, против кого делается заявление…

Мисато ощущала, что ей не нравится по-настоящему правильная картинка событий. Ощущала, что она бы не хотела проходить именно такой путь. И это добавляло свои тяжеленные капли в горькую чашу сомнений. Кацураги подумала, что, возможно, Кадзи заразен: он мановением руки приучает мыслить, как он сам, вселяет отвращение к тому, что должно быть, обязано быть правильным. Сделав еще один полный оборот вокруг своей оси, женщина поняла, что на настолько скомканной простыне лежать уже нельзя. Мисато села в кровати, растирая виски: сомнения такого порядка оказались для боевого офицера почти невыносимы.

Поэтому когда с надрывом заорал телефон экстренного вызова, женщина ринулась к нему, как к спасителю.

– Где? – спросила она, вылетая на улицу.

Дежурный офицер одним взмахом расстелил на капоте карту.

– Тринадцать километров от наблюдателей Усимуры на высоте шесть. Азимут – двадцать два.

Предутренняя сырость пахла тревогой. Испытательный полигон мгновенно ожил светом ручных фонариков – мощные галогенки пластали туман, более слабые источники метались размытыми пятнами. В воздухе стоял треск раций, кто-то требовал поднять воздух, неподалеку сзывали разбежавшиеся на вчерашних учениях танки.

Армия на полную мощь использовала редкую возможность общаться по радио, и оставшиеся без дела вестовые напряженно переговаривались, потягивая немилосердно чадящие сигареты. Кацураги изучала диспозицию, и она ей не нравилась – хотя бы тем, что была неприятно близка к их прежней базе. Майор возила пальцем по карте, прикидывая варианты развертывания войск.

– Прикажете поднять VTOL’ы? – заботливо подсказал Такецунуми.

Кацураги помотала тяжелой с ночи головой:

– Отставить. Поднимите только наблюдательное звено, дайте желтый код ракетоносцам. Второй и третий артиллерийский полки HIMARS перебросьте вот сюда и сюда и рассредоточьте по пятой схеме. И хоть раз, черт вас возьми, подготовьтесь к полной потере связи!

– Есть!

Мисато подняла воротник, слушая, как ее распоряжения уходят по назначению. Карта медленно промокала от собравшейся на капоте влаге, а потом капли задрожали: по грунтовке мимо них с воем шли танки. Тяжелые машины, вздымая веера грязи, рвались к цели, словно шли по гладенькой трассе. «Не терпится вам на тот свет», – подумала Кацураги и оборвала себя: это были мысли из ее ночных метаний, и вот уж когда им не стоило давать дорогу, так это сейчас.

– Где капитан Нагиса? – крикнула майор на ухо Тецуро.

– Уже в ангаре, мэм.

– Оружие смонтировано?

– Так точно! Патронный барабан GAU еще вчера установили, сейчас собирают пилоны позитронок.

Кацураги кивнула. В редеющем тумане из небытия проступали громады фабричных корпусов. Танки закончились, после них осталась взбитая пена грязи и развороченные колеи.

Где-то на востоке тлел по-осеннему тусклый, почти неразличимый рассвет.

* * *

Поезд метрополитена трясло на каждом повороте, но люди этого не замечали. Настоящий час пик начнется немного позже, пока же редкими пассажирами вагонов были те несчастные, чьи смены не зависели от привычных «с девяти до пяти». Кто-то спал, уже видя во сне близкий дом, кто-то чутко вздрагивал, боясь пропустить уже близкую остановку.

Освещение подрагивало и иногда пропадало.

Аска зевала, глядя в несущуюся за окном тьму. Там должны были быть кабели, редкие лампы и неровный бетон, но девушка смотрела только на блики, быстро бегущие по стеклу.

«Новая работа точно не даст мне расслабиться. Не так: точно не даст раскиснуть».

Когда поезд затормозил, сориентировалась только подготовленная к перегрузкам капитан Сорью. Рыжая вцепилась в поручень, гася первый удар, а потом, сгруппировавшись, полетела под сиденье. Скрежет тормозов, тьма, крики, искры за окнами – и над этим всем сирена.

Аска выбралась в полутемный вагон, где включилось только аварийное освещение. Кто-то стонал, в дальнем краю вагона бабьим голосом рыдал какой-то парень, баюкая перебитую руку. Аска огляделась, а потом всхлипнули динамики.

– Это система чрезвычайного оповещения. Просьба внимательно прослушать это сообщение! Сегодня в 5:30 по всему центральному региону Канто объявляется чрезвычайное положение…

Девушка слышала только кровь в ушах, и первой мелькнула выдрессированная мысль: скорее к Еве. Потом были цифры – сколько примерно здесь метров земли над головой. Потом – слово «отстранена».

Сотрудница токийского метрополитена Сорью Аска села на пол вагона и, не обращая внимания на крики вокруг, принялась ждать.

* * *

– Таким образом, шестьдесят процентов группировки уже готовы к осуществлению операции «Ясима», – сказал Гендо, стоя перед комитетом. – Как только остальные сорок процентов ударных сил передислоцируются в заданные квадраты, мы начнем операцию.

Затемненный зал наливался вполне осязаемым недовольством.

– Нам кажется, что вы тянете время, Икари, – проворчал один из членов комитета, – за прошедшее время можно было мобилизовать все части в Японии.

– Я понимаю ваше нетерпение, но дело касается зоны отчуждения, – парировал Гендо. – К тому же, вы ранее сами утвердили план мобилизации, предложенный мной, и согласились со сроками подготовки.

Членам комитета ничего не оставалось, кроме как промолчать.

– Продолжайте, Икари, – прервал тишину председатель.

Гендо кивнул, но прежде чем он сказал хоть слово, зазвонил его телефон. Приложив трубку к уху, он произнес лишь короткое:

– Слушаю.

После чего сразу же убрал его обратно в карман.

– Боюсь, нам придется отложить собрание. Обнаружен Ангел.

* * *

Каору устраивался в кресле, слушая последние наставления по радио. Сейчас у него под руками горели маячки кнопок, недоступных еще вчера, а гашетки на ручках управления теперь больше не уходили в пустоту. Пилот гладил обогатившуюся приборную панель и чувствовал, как покалывают кончики пальцев.

Вокруг носились техники, спешно отдергивая провода от машины, протягивая рукава и собирая лесенки. Свет помаргивал: конденсаторы позитронных орудий набивали в экстренном режиме, и только два толстенных кабеля приковывали сейчас Еву к земле.

Он ждал этой синхронизации: первого боевого слияния со странной машиной, первого боевого вылета против самого страшного врага. Это был один сплошной вызов, один глумливый оскал ему в лицо. Капитан Нагиса поставил себе цель: изменить все этим вылетом – понять машину, понять себя, показать себя.

«Ангел… Какой же ты?»

В учебке им показывали фильмы, приучая к простой мысли: если вам прикажут, вы пойдете на это месиво огня, под рукава раскаленного воздуха, каждый из которых делает братскую могилу бессмыслицей. Нагиса смотрел на волны самоубийственных атак, на вспыхивающие огоньками вертикалки и знал, что машина, которую он хочет получить, может больше, чем просто сдержать противника. В учебке вбивали в головы бесспорную истину: каждая секунда, сэкономленная для удара Евы, – это уцелевшие города и мирные жители.

Каору знал цену городам и мирным жителям. Он слышал, как обыватели называют идиотами горящих солдат. Сам будущий капитан Нагиса смотрел сюжеты о таких массовых гекатомбах с замиранием сердца, хоть и не видел там солдат и смертей. Ангел казался ему воплощением всесилия, которое можно остановить.

Словом, Нагиса видел только битву титанов.

И вот от такой битвы, от свершения десятков целей его отделяли только два массивных кабеля, и он едва сдерживался, чтобы не вырвать их из креплений, освобождая машину.

– Капитан, зеленый свет, – пискнул голос техника в наушнике.

Обмирая от предвкушения, Нагиса одним прыжком слился с Евой.

Машина оторвалась от бетона, поджала шасси – Каору чувствовал всю невозможную легкость, все те колебания мощи, что отметали напрочь земное притяжение. Это был триумф, но триумф уже знакомо-тоскливый. В его сознании сгустилась тень, которую он уже привык ощущать: она не застилала поля зрения, ничему не мешала, но на руках капитана, управляющих Евой, словно бы лежали теперь чужие холодные пальцы.

Бой уж кипел.

Каору осмотрелся, изучая район. Слева и справа скупо били установки залпового огня – поочередно, скорее намечая цель, чем обстреливая ее всерьез. Пылающие стрелы падали в некой точке далеко на юго-востоке, и там было горячо и ярко. В расширившемся поле зрения капитана мелькали радарные метки VTOL’ов-разведчиков, а откуда-то издалека пришли данные о поднятых в воздух ракетоносцах.

Наземные войска занимали оборону. С высоты парения Нагиса видел, как они выстраиваются на пути врага к столице, как тягачи уводят тяжелые ракеты в тыл, как спешит с востока еще один полк полевой артиллерии.

«Оркестр на месте… А я еще не в форме».

Тень ждала. Ей было интересно, что задумал Нагиса, и Каору улыбнулся:

«Я постараюсь тебя не разочаровать».

Он отделил себя от систем Евы, сбрасывая все данные, все управление, надеясь только на то, что успеет.

«Эй, иди сюда! Смотри, вот я!»

Каору вздернул руки, накрывая своими ладонями черные пальцы ждущей машины, и откинулся назад, бросил себя в тень.

«Это – я».

Удар гонга.

Город ждал. Полицейские маячки бесились за много кварталов от него, а Каору сидел за мусорным баком, нещадно пачкая дорогую одежду. Он счастливо смеялся, вспоминая, как удивился партнер по картам, когда напиток из бокала начал разъедать его губы.

Удар гонга.

«– Ты – ублюдок. За что ты с ней так, Каору?!

– Она не умеет слушаться, а кукла должна уметь!»

Удар гонга.

На прицеле винтовки – чья-то жизнь. Каору еще не разобрался – чья, но он разберется, непременно разберется. Это даже интересно – придумывать биографию человеку, которого видишь в первый раз. Абсолютно случайного человека, который случайно жил и точно так же через пару секунд умрет.

Удар гонга.

Тень сжалась, подрагивая вокруг него, а потом Каору понял, что гонг гремит непрерывно: машина протянула руку и выдернула что-то тонкое у него из груди. Капитан Нагиса захрипел.

Гонг.

Школа. Его комната. Кабинет отца. Комнаты-комнаты-комнаты-комнаты…

Ева разматывала память Каору, быстро листая ее страница за страницей, день за днем. Нагиса судорожно дышал, видя то, о чем даже не подозревал. Разговор у статуи, тот случай, когда его ударила девушка, выговор в кабинете директора, заплаканная учительница, которой отец швырнул деньги…

Нить замерла в руках тени на одной картинке: там была рыжая девушка, в чьих глазах смешались отвращение и усталость.

«Кто это?»

Бам. Бам. Бам.

Ритм ударом стал рваным: тень дочитала все до конца.

«Это – я?» – повторила машина, пробуя на вкус немые слова.

Нагиса летел в бездонный колодец, придавленный гирей своей памяти. Тень кружила рядом, будто бы желая удостовериться, что выеденная жертва долетит до дна. Каору не знал, что он чувствует, он не был уверен, что это бред – могла падать сама машина.

«Машина? Что за машина?»

Это была полнейшая, совершеннейшая дезориентация, никаких координат, ни секунды реального времени. Тень завивалась смерчем, становилась сама стенками колодца, и падение все длилось, длилось без конца.

Нагиса очнулся. В наушниках орала Кацураги, требуя ответить, а перед лицом Каору кружилась земля: Ева вошла в штопор. Тень исчезла, в кабине, в оглушенных мыслях больше не было ничего, было только слияние с машиной, было ощущение до предела напряженного разума.

– Ноль-первый на связи, – сказал Каору и не узнал своего голоса.

– Ты, сученок, какого?..

Нужные слова пришли сами собой. Ушибленное «я» капитана плыло, и Каору был рад этим посторонним мыслям.

– Неполадки в синхронизации, майор.

– Доложи обстановку, капитан!

Нагиса выровнял машину и осмотрелся. В километре перед ним из кромешного ада разрывов выплывало огромное веретено. Раскаленное до оранжевого свечения тело парило над землей, и из его острых краев хлестали гибкие жгуты пылающего газа, а точно по центру располагался глаз – с кровавой радужкой, немигающий, внимательный.

– …Нагиса, мать твою!

– Цель в девятистах метрах, – сказал Каору.

– Атаку разрешаю, – сказал удовлетворенный голос. – Но если ты…

Окончание оборвали помехи: Ангел подошел ближе, и на земле стало несколькими танками меньше. Каору внимательно изучал противника. Здесь, в горниле сражения, Ангел выглядел по-другому, и никакая высококачественная съемка не могла передать его величия.

«Съемка? Ролики? Откуда это?» – нахмурился капитан, но тут же мотнул головой.

Огромное тело Евы ожило, когда его кольнул мысленный приказ, и машина ушла закладывать боковой вираж. Каору выдохнул и на пробу хлестнул Ангела залпом роторной пушки. Враг расцвел букетами вспышек, полыхнул испаряющийся металл.

И все это – за несколько метров до тела пришельца.

Ангел сжался, удлинил несколько плазменных щупалец и выстрелил ими в сторону Нагисы. Ева уклонилась от первого, сбросила высоту и поднырнула под второй, а с пути третьего просто убрала пилон с позитронным орудием.

«Береги пушки», – сказал Каору сам себе.

Сжав тело, Ангел перестал отвлекаться на обстрел армии. Его оттенок стал еще горячее, а воздух вокруг горел ясным огнем, высвечивая невидимый до того щит врага. Существо вздрогнуло, и под ним в земле появилась воронка, словно невидимый совок выбрал десятки кубов земли.

А через мгновение спрессованная и раскаленная сфера выстрелила из ангельского глаза. Огненный шар с огромной скоростью пронесся прямо под брюхом Евы, которой с трудом удалось подпрыгнуть. Каору заорал: ему казалось, что с его груди и живота сорвали лоскутья кожи, а на ее место плеснули кислоту. Грохот звуковой волны гремел в ушах, тело пульсировало болью, и шипели в наушниках беспомощного человека трескучие помехи.

Ева двинулась в сторону, и теперь огонь из роторной пушки стал непрерывным – на износ. Ангел молчал, сдерживая залпы, и только пытался достать Еву плазменными жгутами, а Каору почти потерял разум от боли и ярости.

«Я смог! Я помирился с машиной! Мы одно!»

Под Ангелом снова исчезла земля – и еще один шар с грохотом пробил звуковой барьер. Каору среагировал на получувствах, на инстинктах: он нырнул и вывел машину на дистанцию стрельбы.

«Я смог! И смогу!»

Позитронные орудия высвободили первые заряды, и Каору на секунду ослеп, а когда снова смог видеть, вокруг бушевал ураган. Останки тумана сдувало к горизонту, а вверх вздымался ослепительно сияющий алый крест. Он вспорол низкие тучи, разнес их и все рос, рос, пока в просвете не показалось небо. Ева дрейфовала в глазу бури, а сверху на нее падали невидимый ливень частиц Ангела и бездонная синева осеннего утра.

* * *

– Подтверждаю! Цель поражена!

Кацураги отвела глаза от запыхавшегося вестового. Ударная волна едва не перевернула командные джипы, многие солдаты зажимали уши, из которых тянулись струйки крови. Кипень пара на месте побоища разошлась, и там, как на старой гравюре, был сноп света, льющийся из небесных глубин на опаленную Еву.

Мисато отдавала команды, не помня себя от усталости. Вихрь частиц Ангела с сумасшедшей скоростью прошел сорокакилометровую отметку, и теперь телеметристы из отдела Акаги едва не пускали слюни на новый феномен: интенсивность последствий уничтожения врага быстро сходила на нет. Быстро распространившись, загадочные частицы столь же стремительно развеивались.

Рядом что-то захрипело, и майор обернулась: лежащая на сиденье рация разродилась белым шумом, и теперь шипела, словно подзывая своего нерадивого хозяина-радиста. Кацураги огляделась по сторонам. Офицеры недоуменно смотрели на вдруг заработавшие электронные бинокли, подносили к ушам бормочущие приборы связи. На многих лицах были радостно-изумленные улыбки.

«Как малышня с игрушками», – подумала майор.

Вокруг царил детский сад, на фоне которого меркла радость победы над врагом. Инженеры возились с расчетами, щипая себя за уши: человеческий организм оказался куда менее стойким, чем техника, и усталость не спешила уходить вслед за испарившимися в небытие частицами Ангела.

– Майор, Ева начала движение.

Мисато повернулась на голос. Второй лейтенант Тецуро старательно вытирал кровь из ушей, надеясь избежать госпиталя, но разговаривал по-прежнему слишком громко.

– Свяжитесь с ним и укажите координаты для посадки. И дайте пинка телеметристам, пусть отвлекутся от своих любезных частиц.

– Есть майор. Могу доложить, что связи с капитаном Нагисой пока нет.

– Как нет?

Подняв бинокль, Кацураги навела его на Еву-01. Машина, слабо подруливая стабилизационными двигателями, кружилась на месте. Пара рывков, и почерневшая туша начала движение – прочь от мобильной базы NERV. И тут ожил инженерный отдел.

– Ева удаляется!

– Телеметрия отторгнута!

– Инверсия сигналов!

Кацураги посмотрела вслед удаляющейся машине и опустила прибор. На нее смотрели встревоженные взгляды, кто-то продолжал непонятно зачем выкрикивать данные о скорости и дистанции до взбунтовавшейся единицы.

Расстояние увеличивалось, и Мисато распорядилась:

– Срочный канал связи с командующим Икари.

Люди замерли, а майор поднесла к уху тяжелую трубку. Там была тишина, означавшая, что Икари уже на связи. Не отрывая взгляда от уменьшающейся точки, майор Кацураги спокойно произнесла:

– «Оранжевый код», господин командующий. Мне нужно разрешение на пуск N^2 ракет.

* * *

Каору обвис на управляющих рычагах, слегка подавшись вперед.

«Ну, вот и все».

Цели больше не было. Ангела переварил воздух планеты, он исчез, Ева послушна каждому его движению, нет тени, нет страха, и даже прошлое подернулось дымкой после этой синхронизации.

Разум подсказывал ему, что будут еще Ангелы и бои, что Ева не так проста, что нужно еще найти общий язык с начальством, что играть с армией по правилам армии – это весело. Но это утро, этот колодец, этот рассеявшийся столб света…

«Ничего этого уже не будет».

Нагиса рассмотрел себя глазами машины и теперь отчетливо понимал: это будут обслюнявленные игрушки, старые – подкрашенные, но старые. Всю свою жизнь он искал новую игру, усложнял правила, бегал от развлечения к развлечению, а когда дозволенные цацки закончились еще в глубоком детстве, – от одной статьи уголовного кодекса к другой.

«Обидно. Я понял это, когда сыграл в самую последнюю игру».

Ева вздрогнула, и прежде чем Каору понял, что происходит, системы машины пошли разноцветным фейерверком сигналов. Пилот задергался, отсекая те цепи, которые сообщали о повреждениях, и последней была оптическая подфункция.

В кабине потемнело.

Каору в отчаянии нащупал свои глаза – глаза своего родного тела, и выдохнул.

«Всего лишь машина. Всего лишь Ангел. Всего лишь частицы».

Обзорные экраны вспыхнули с новой силой, щедро усыпанные навигационными данными, а прямо посреди поля зрения алым гигантом висела Ева.

Другая Ева. Красная.

Каору смотрел на алого собрата, который возник из ниоткуда, и боролся со странным ощущением нереальности происходящего. Над тупо обрезанной мордой невозможной машины виднелась маркировка «02».

«Но…»

Ева задрала хвост, повела фюзеляжем, и Каору в последний момент увел ноль-первую в сторону – прочь от очереди тридцатипятимиллиметровой автопушки. Враг вспыхнул на всех экранах, перекрашенный борткомпьютером в цвета враждебной единицы.

«Попадание по касательной, – доложила машина. – Статус повреждения: ноль-ноль».

Нагиса вжал кнопку связи, но на периферии его поля зрения мерцал сигнал отказа систем дальней коммуникации. Зато на красной машине со связью все было в порядке. Развернулся экран видеоконференции, и в рамке этого экрана показалось удивительно знакомое лицо.

– Какой же ты беспомощный, – сказала капитан Сорью. – Трус.

Бесшабашно-веселое выражение лица, живые, пронзительные глаза, вызов и призыв одновременно. Экран видеосвязи пропал, а красная Ева, развернувшись, отстрелила дымовую шашку и понеслась прочь. Нагиса выровнял скапотировавшую машину, двигая рычажки ускорителей вперед: его игра все еще продолжалась.

Новая игра.

* * *

Лес, лес, лес. Бесконечный и бескрайний, а осенью еще и мертвый. Опавшая листва шуршит под ногами, с небес давят серые тучи. Серость, тоска и сырость. В такую погоду следует закутаться в теплый плед, сесть у камина, пить горячий глинтвейн да разговаривать о чем-нибудь с лучшим другом. Но вместо лучшего друга у тебя «Ружье», вместо горячего глинтвейна – пахнущая болотом холодная вода из ручья, а тяжелый сырой плащ заменяет плед.

Зато костерок был почти как камин.

– Может, разжечь его посильнее? – предложила Майя, глядя, как медленно нагревается вода в черной от сажи кофейной банке.

– Нельзя, – покачала головой Рей, задумчиво глядя на скачущие языки пламени.

– Думаешь, нас могут заметить?

– Не только.

– Эээ… – Ибуки ничегошеньки не поняла, но Аянами произнесла свою фразу так, что узнавать подробности перехотелось. – Тебе хоть полегчало?

Рей медленно кивнула, не отводя взгляда от пламени.

«Я сойду с ней с ума», – подумала женщина, закрыв лицо руками, чтобы не видеть синевласку.

Аянами, все также не моргая, продолжала смотреть на огонь. Когда поверхность жидкости пошла пузырями, она взялась за ржавую проволоку, на которой висела банка, и переставила импровизированный чайник на землю. От прикосновения горячего металла мох зашипел, и тонкие струйки пара окутали банку.

Вытащив из бокового кармана брикет в желтой упаковке, она стала его растирать.

– Его надо заваривать прямо на огне, – устало подсказала Майя. – Зря сняла.

– Я знаю, – ответила Рей, облизывая обметанные губы, – но кипяток быстро не выпьешь.

– Но ведь не заварится же толком, – запротестовала Ибуки.

– Не… Кх… – Рей закашляла сухим грудным кашлем, который буквально выворачивал легкие. Спустя минуту она наконец смогла закончить фразу:

– Не страшно. Переварится и так.

– Можно тогда просто его загрызть и запить водой, – недовольно проворчала женщина.

Аянами замерла на мгновение, после чего вскрыла упаковку и вытащила из нее не до конца размятый кусок пищевого концентрата желтоватого цвета.

– Лучше разбавь все-таки, – протараторила Майя, видя, что рука Рей с будущим завтраком тянется к ней.

Вздохнув, девушка занесла кусочек концентрата над остывающей водой и раздавила его в руках. Желтые кусочки упали в банку, оставляя на поверхности супа жирные пятна. Вслед за ними туда отправился золотушный порошок, который моментально ушел на дно.

Аянами взяла тонкую ветку и стала не спеша помешивать супец, пока концентрат равномерно не разошелся в воде. После всех этих манипуляций она взяла уже остывшую банку за край и поднесла ее к Майе.

– Оставьте мне половину.

Майя кивнула и аккуратно, чтобы не испачкаться сажей, взяла банку двумя пальцами за ободок. Едва она успела поднести ее ко рту, как где-то вдалеке раздался мощный взрыв, встряхнувший землю. Ибуки от испуга втянула шею и выпустила банку из рук. Аянами было дернулась за ней, но реакция оказалась слегка запоздалая: завтрак расплескался по сырой земле.

– Ч-что это? – испуганно пробормотала Майя.

Земля дрогнула еще раз, потом еще и еще, а потом гул уже не прекращался, и в нем потонули отдельные взрывы.

– Наверное, Ангел, – грустно глядя на уходящий в землю суп, ответила Рей.

– Ангел? Так близко?

– Не очень близко, – мотнула головой Рей. – Взрывы удаляются от нас. Ангел идет в сторону базы NERV.

«Сорью обрадуется», – почему-то подумала девушка.

«Если конечно она дошла», – выскочила почти сразу же другая мысль.

Руки, выпачканные в концентрате, остро пахли едой, и живот от этого прямо-таки подводило. Аянами подошла к ручью, бившему из-под трухлявого пня. Пригнувшись, она набрала в ладошку мутноватой воды и поднесла ее ко рту. В нос ударило дурманящей смесью болотной жижи и искусственной пищи.

– Приятного аппетита, – прошептала Рей, отправив содержимое ладони в рот.

От ледяной воды заболел зуб, который давно уже пора было вырвать. Скривившись, девушка подождала, пока боль отпустит, после чего слизала остатки концентрата с ладони и пальцев. Желудок воспринял такую маленькую порцию как насмешку и издевательство над собой и недовольно заурчал.

«Много есть на завтрак вредно».

– Идем, – сказала Рей Майе, испуганно озирающейся при каждом взрыве.

* * *

Артиллерийская канонада и свист реактивных снарядов – все это уже давно слилось в сплошной рев, на который даже Майя перестала обращать внимание. Куда больше раздражали вороны, сидящие над их головами на лысых ветках. Наглые создания громко выражали свое недовольство пришедшими на их территорию людьми. Поросший изломанными деревьями холм дрожал от подножья до вершины, но здешних птиц это уже не пугало.

Взрывы подсвечивали туман далеко на западе.

– Когда же они закончат, – прокричала Майя.

– Как только Ева сможет вступить в бой…

«Если, конечно, есть кому вступать».

– … так все и закончится.

«Даже если Аска не дошла, есть еще второй Евангелион и Синдзи. Тот пилот, которому она ничего не расскажет».

– Скорее бы!

Майя сделала еще шаг, как вдруг резко схватилась за уши и закричала. Рей почувствовала легкое головокружение и слабость во всем теле. Ноги и руки потяжелели, и стало клонить в сон. Сделав пару шагов, девушка уперлась в ствол дерева руками.

«Вот и все, кажется», – подумала она, слегка отстранившись.

Развернувшись буквально на месте, она резко осела и припала спиной к стволу. Перед глазами все плыло, Рей едва различала даже упавшую на колени Майю. Женщина явно кричала, но Аянами крика не слышала.

«Зона отчуждения – свалка для частиц Ангела».

Рей кивнула себе, закрыла глаза и расслабилась.

* * *

– Аянами?

Рей открыла один глаз и увидела перед собой Майю. Небо над встрепанной шевелюрой женщины основательно расчистилось, и абсолютно неправдоподобный ветер гнал там облака. Судя по виду облаков, их кто-то уже жевал.

– Ты как? – Ибуки приложила руку ко лбу Аянами. – У тебя все еще температура.

– Тихо, – прошептала Рей и снова закрыла глаз.

Ветер уныло завывал в изломанных макушках деревьев, но среди этого завывания Рей отчетливо слышала звуки редких выстрелов. Ворон в кронах уже не было.

Стащив с плеча «Ружье», Аянами под писклявое: «Аянами, что ты делаешь?», – навела его в небо. Открывать глаза не требовалось – оружие было ее глазами. Болезнь никак не повлияла на синхронизацию, и отлаженное и откалиброванное «Ружье Лонгиния» ждало приказа. Рей осталось только вставить обойму с патронами, предназначенными для бронетехники, и ждать.

Ожидание не отняло много времени. Среди облаков, закладывая непонятные виражи и поливая неизвестно кого огнем, появилась фиолетовая Ева.

«Эта Ева… Я видела ее».

Казалось, что пилот обезумел. Он явно сражался с призраком и сражался яростно.

«Людям не место в зоне отчуждения. Это территория йокаев».

«Цель захвачена», – отрапортовало оружие.

«Я предупреждала тебя, Аска».

Палец мягко надавил на крючок, и лишь когда отдача ударила по плечу, Рей открыла глаза и посмотрела на Майю, выглядывающую из-за дерева.

– Ибуки-сан, вы точно знаете маршрут до Токио?

Та неуверенно кивнула.

– Тогда идите в том направлении. Я вас догоню, – пробормотала Рей, встав на ноги.

Она посмотрела в небо через прицел и увидела падающую Еву.

«Туда».

– Куда ты? – крикнула женщина. Синевласка убегала обратно в глубину территории отчуждения.

– Я должна убедиться, – крикнула Рей, а потом шёпотом добавила:

– …что для пилота все кончено.

* * *

Рей торопилась. Хотя она и знала, что пилот завел свой Евангелион просто непозволительно глубоко, но все же не стоило рассчитывать на медлительность подмоги от NERV.

«В прошлый раз Аска срезала путь. И мы были на самой границе. А сейчас в этом полете нет ни капли логики», – думала Аянами.

Пробежка кончилась возле бурелома, который образовался на месте падения Евы. Десятки вековых деревьев оказались сломаны, как спички, и свалены в огромную кучу. Сама Ева потеряла свои крылья и один пилон и зарылась носом в землю, а сверху ее укрыл все тот же бурелом. Рей прищурилась, рассматривая повреждения: с одного борта фиолетовой птицы едва виднелась маленькая аккуратная дырочка, а с другого зияла рваная дыра. Патрон своей вибрацией собрал много внутренностей Евы и вынес их наружу.