Текст книги "Сияние жизни (СИ)"

Автор книги: Сергей Дормиенс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)

Глава 19

Синдзи с усилием разодрал веки и поднял голову, понимая, что лежит. Перед глазами висела осточертевшая сероватая взвесь. Следующий приступ активности ощущений сообщил ему, что он сам раздет до пояса, что под ним – горячий камень, а туманная влага противно холодит грудь. Слабая боль, будто отмахал смену – нет, не меньше суток! – в ЕВЕ, царапалась в теле, так что Синдзи чувствовал весь болезненно вздутый объем своей «рабочей» мускулатуры.

Он приподнялся, морщась от тянущей рези в мышцах живота, и осмотрелся. Ноздреватый камень, мгла, скрученный пучок ржавой арматуры, торчащий из обломка балки невдалеке… Синдзи вскочил, пронзенный пониманием. В нескольких метрах под высоким камнем, на котором он стоял, вытекала из тумана и утекала в туман река-призрак, и русло ее было выстлано изразцами. «И в третий раз…» – подумал он и крикнул:

– НАГИСА!

Голос врезался в туман, прошел немного в вязкой взвеси и затих.

– Чего кричишь?

Икари обернулся, вздрагивая от сопровождающей движения боли. Позади него стоял беловолосый парень, облаченный в неизменный костюм разведчика «NERV». Каору улыбнулся и приветливо помахал рукой:

– Вот я. Так что за крик?

Синдзи смотрел на него и думал о том, что время, прошедшее с момента исчезновения старшего сержанта, обернулось страшной пропастью. Дрожь от прикосновений Рей, метания во снах, тысячи вопросов к сумасшедшему волшебнику остались по ту сторону бездонного рва, но здесь и сейчас были новые вопросы.

– Что я здесь делаю?

Каору осмотрелся и нахмурился:

– Понятия не имею. Полагаю, ты сюда пришел. Сам, без меня.

Синдзи внимательно посмотрел на него и кивнул: поразительно точно и так же бесполезно. «Ну что же, перейдем к более содержательным темам».

– Хорошо, я хочу спросить…

– Хорошо? – Каору склонил голову набок и прищурился. – Ты принял это? Ты веришь в это?

– Во что – в это?

– В это место. В эту реальность. Ты принял ее, не задавая вопросов, – почти восторженно сказал красноглазый парень и шлепнулся на камень. – Ты… Что-то понял, Синдзи-кун?

Синдзи задумался: мысли были просты, вразумительны и понятны. Если он здесь, то это место реально. Если он попал сюда, то должен быть выход. Если… то… Он кивнул:

– Да, я не вижу смысла говорить об этом месте, Нагиса. Если мы можем поговорить только здесь, то так тому и быть.

– Понимаю, – протянул Каору, подбирая ноги. – То есть, ты решил поговорить, и сам нашел путь сюда…

«Поговорить?.. Да, я хотел с ним поговорить… И, наверное, хочу и сейчас».

– Полагаю, мне не надо спрашивать, стал ли ты одним со своим оружием.

Синдзи вздрогнул: в его голове взрывом взметнулся ворох сжатых образов, принадлежавших новому существу – металлическому телу с его разумом. Холод игл, нечеловеческое восприятие, не требующее шкал и датчиков, ощущение новых органов, послушных его воле, чувство безграничной холодной мощи…

– Так-так…

Он поднял глаза и посмотрел на обескураженного, но довольного Каору. Тот взлохматил волосы и сказал:

– Ты подошел к тому моменту, когда я могу передать тебе приказ отца… К моменту, когда я, наконец, стану совсем свободен…

Каору вскочил и крутнулся, с криком широко разведя руки:

– Он готов!

Синдзи выжидающе смотрел на него, и Каору быстро успокоился, с восхищением цокнул языком:

– Ах, какая выдержка… Ты и впрямь лучший, Синдзи-кун!

– Лучший?

– Слушай же приказ своего отца, Икари Синдзи, – торжественно сказал Каору, протягивая ему руку, – Твой отец повелевает тебе… Тебе…

Нагиса запнулся, и Синдзи с недоумением увидел, как тот дергает лицом, словно что-то мешает ему говорить, и понял, что это, только за мгновение до взрыва хохота. Беловолосый согнулся пополам и булькал сквозь смех:

– Ой… Не… ха-хаха-ха… Не могу…

«Идиотизм».

Каору вдруг выпрямился и потянул носом воздух:

– О… даже так? Ну что же, тогда без пафоса. Синдзи-кун, ты должен стать богом.

«Богом? Ну, надо же…»

Синдзи стоял, чувствуя холод тумана, и не ощущал более ничего: он знал, что Нагиса серьезен; знал, что дальше будет почти наверняка кошмарный путь, на который выставил его отец; что даже если «бог» – это всего лишь метафора, его ждет только новое изменение…

– А ты и впрямь готов, Синдзи-кун…

– Готов к чему? – спросил Синдзи. – У приказа есть уточнение?

– О, да. И ты сделал один… Нет, почти два шага к нему.

– Слушаю.

– «Слушаю…» – недовольно передразнил Каору. – Ну давай, смотри, не растеряй энтузиазм по дороге.

Каору прошелся взад-вперед по неровной площадке, подышал в туман, глядя перед собой невидящими глазами, и тихо сказал:

– Синдзи-кун, ты хочешь победы над этим всем?

«Над пустошью. Над мутантами. Над Атомными землями. После победы – новый мир, пусть невозможный, но ведь он и спрашивает о моем желании, не о факте. Ах да, он сумасшедший…»

– Да, хочу.

– Хорошо. А что дальше?

– Дальше?

– Да, Синдзи-кун, что будет дальше? После победы?

«Дальше… Три сверхдержавы со своими интересами. Нет больше общего врага, есть неосвоенные земли с ресурсами».

– Дальше – еще одна война, Каору. Возможно, ядерная.

Нагиса кивнул:

– Да. Хорошо, а потом?

«Потом? Новый мир – страшный, похожий на эти пустоши. Пустоши, где кипит… Война».

– Потом тоже будет война, Каору.

– Да. Даже если люди отправят себя в каменный век, они пойдут по новому циклу: племя на племя, народ на народ. За технологии, за пастбища, за женщину, за сокровище…

«Война…»

– Люди, Синдзи-кун, не прекратят своей глупой забавы, даже поигрывая ядерной бомбой, даже понимая, что дальше жалкому большинству выживших придется воевать камнями. Потому что война… Война вечна.

Он кивнул в ответ.

– Да. Но что мне до того?

– Тебе? Ты это остановишь. Навсегда.

Каору смотрел на него спокойно и без издевки, даже с каким-то настороженным интересом.

– Почему?

– Потому что войну можно закончить, только создав живого бога, обреченного восставать против войны. Вот представь: идет себе племя… Или нет, полный отряд ополчения, самураи, знамена плещут… Нет, не то: вот идут… В общем, – оборвал себя Каору, – плевать кто, главное, представь, – идут. Воевать. Сосед заелся, в жиру купается, или территория у него слишком большая, или нефти много с ураном вперемешку…

Нагиса ухмылялся, кривя лицом. Перед ним словно проходили все эти отряды, неся с собой, гоня перед собой, оставляя позади страшное слово – «война». Синдзи слушал, чувствуя глухие удары своего сердца.

– Да… И вот представь, что едва учуяв этот запах – запах войны – восстает несокрушимая маши… Сущность… И все, нету завоевателей. Как думаешь, сколько времени понадобится, чтобы люди поняли, что воевать вредно?

Синдзи пожал плечами: абсурд разговора приятно дразнил его спокойное восприятие.

– Немного.

– Немного, верно. Но есть подвох…

– Есть, конечно, – прервал его Синдзи, понимая. – Едва эта сущность умрет, как разгорятся войны во славу бога – начнут выяснять, кто вернее верного, кто чтит его заветы. А там и…

– Вот!

Нагиса поднял палец и улыбнулся:

– Ты молодец, ты обезумел почти. Правда, так ведь проще, когда тебя не сковывает все это: «не может быть», «ты бредишь», «это хрень»?.. Да, я отвлекся… Ага, то есть, значит, наш новый бог должен быть бессмертен, быть с людьми всегда. Просто, скажи?

– Еще он должен быть всеведущ, – добавил Синдзи.

«Интересно, мы всерьез обсуждаем, или это некая проверка?»

– Именно, но это как раз ерунда, это просто.

Нагиса уселся вновь на камень и жестом предложил ему сесть напротив. Синдзи, подергиваясь от боли в ноющих мышцах, сел и вопросительно посмотрел на красноглазого безумца.

– Синдзи-кун, сливаясь со своим «Типом», ты достигаешь первой ступени: получается несокрушимое мыслящее существо.

Синдзи ощутил холод в груди, понимая, что это и в самом деле часть приказа. Память вновь взорвалась воспоминанием о последнем сражении, в котором он впервые осуществил то, чего боялся все эти годы – стал «Типом-01» в полном смысле этого слова. «Нет… Не так… Было создано новое существо…»

– Далеко не бессмертное. Даже если «Тип-01» может работать тысячи лет…

– Верно. Это как засунуть душонку в скелет и сказать: «живи!» Тебе нужна еще плоть…

– Даже помимо этой загадочной «плоти», – возразил Синдзи, – есть другая проблема: меня можно разбомбить, сжечь, применить то же ядерное оружие…

– Это тоже решит плоть, Синдзи-кун.

– Решит?

– Да. Она в конце твоего пути. В конце «Прорыва», и именно это – цель всей многоходовой комбинации Гендо Икари, – с удовольствием сказал Каору. – То, что находится там, даст тебе всеведение, бессмертие и… Непреодолимое желание бороться с войной.

Синдзи склонил голову: «Отец… Приказ найти то, что остановит войну навсегда. Приказ стать тем, кто остановит войну навсегда…»

– Есть кое-что еще, – сказал Каору, и Синдзи понял, что Нагиса внимательно следит за его лицом.

– Еще?

– Да. Вторая ступень. Бог должен быть один. Ты готов к этому?

«Рей… Аска…»

– Понимаешь, – сказал Нагиса нараспев, – ты изначально, даже до того, как впервые соединился с машиной, стал одинок. Как никто иной. Но вдобавок машина кроила твой разум, оттачивая это одиночество, совершенствуя его. Она обрезала тебя со всех сторон, отдалила от людей, заперла в себе, отрубила руки, ноги… Но ты упорно подгонял под себя костыли. Почему – не знаю.

Забился разум, отзываясь на каждое слово юродивого. Синдзи сжал кулаки, глядел ему в глаза и понимал, что терпению, непоколебимой способности слушать и спокойно воспринимать абсурд приходит конец.

– … Ты нашел опору в Аянами, в пропойцах-лейтенантах… Да-да, в них тоже, хоть и куда меньше… Ты сознательно отдалял себя от своей уникальности, искал давно утраченные конечности – вслепую, в темноте, среди бамбуковых пил…

Синдзи слушал удары своего сердца: «Она – опора… Она – опора… Она – опора…»

– … А жизнь… Жизнь вышибала из-под тебя твои костыли. Ты потерял Аянами, но, увы, не смог бы жить без нее, и мне пришлось создать протез твоего протеза…

«Больно… Больно как… Почему?»

– Ты возненавидел себя, эту куклу, почти оттолкнул ее, – и это был путь к выздоровлению! То есть, к… Ну, понимаешь, да? Но вновь все пошло не так!

Каору ударил кулаком по ладони и закатил глаза.

– Ты слишком хорошо понимал ее, и она стала неотъемлемой частью тебя… Черт побери, ее, мою дочь, теперь невозможно убить!

«Невозможно…» Перед глазами Синдзи с грохотом раскрылась картинка: Рей на его руках, кровь на куртке, дырочка от пули, наверняка пронзившей ее грудь… «Как же я мог забыть? Как?»

– Но ты и это одолел… Предал ее, поддался сомнениям, пошел по кривой дорожке… Да, ты с легкостью расстрелял дружка, вообразившего, что может быть рай в пустыне, ты почти смирился с машиной, стал холоден, начал проникаться ею… Еще немного, и, приняв новую Аянами, ты бы отдалился от нее…

«Сны… Решимость и спокойствие в ЕВЕ…»

Каору поводил языком по губам и усмехнулся:

– Ты подхватил, походя, еще один протез. Эту рыжую. Что-то она значит для тебя.

Синдзи вспомнил бой, вспомнил, как его, объединенного с машиной, резал на части каждый всхлип Сорью.

– С другой стороны, – сказал Каору безмятежно. – Именно она, я так понимаю, подтолкнула тебя к машине. Но все же она угроза твоему одиночеству. Знаешь, так бывает. И подталкивает, и оттаскивает… Она поддерживала в тебе жизнь, пока ты маялся дурью из-за Аянами, и ты хочешь быть с ней. Хочешь объездить ее? Вряд ли это главное. Скорее… Она твоя жажда жизни. Да-да, жажда жизни! Покой и жажда – какие надежные костыли! Иронично: спасая ее, ты едва не сжег истинного себя – свой «Тип». Подставил под пилу голову, пытаясь вытащить из огня протез.

Каору замолчал и покусал губы, глядя на него. Сердце Синдзи едва не ломало изнутри грудную клетку, и он опустил голову: вся его жизнь плясала под дудку безумца – прошлое, настоящее и даже будущее, абсурдное, вечное будущее.

– Избавься от костылей, Синдзи-кун, до того, как придешь к плоти бога.

Икари поднял глаза: Каору стоял на краю площадки, готовясь спрыгнуть с искореженной статуи.

– Погоди. Как ты создал Рей?

Каору хихикнул:

– Родил. Дал ей часть от своего тела и семя твоего разума.

Синдзи почувствовал, как внутри вскипает отголосок ярости последнего боя. Красные глаза юродивого вдруг приблизились, и в них на мгновение полыхнул страх. Перед Синдзи словно запылало облако из алых точек, и оно сгустилось, готовое ринуться к Нагисе.

– Нет!

Видение рассеялось. Нагиса тяжело дышал, подергивал плечом, но и это наваждение тоже быстро сгинуло, и беловолосый с улыбкой обронил:

– Не сейчас… Божонок…

Повисло молчание. Синдзи пытался понять, что произошло, и перебрал свои ощущения: ярость, желание прекратить издевательство, желание остановить этого сумасшедшего, желание убить его, убить… Желание почему-то воображалось именно красными точками, огоньками, способными ворваться в чужой разум. «Так уже было?..»

– Да… Божонок… Ты что-то спросил? – спокойно спросил Каору, вытряхивая Синдзи из раздумий.

– Как ты создал ее?

– Я дал ей немного той плоти, до которой тебе нужно дойти. Вырастил ее, опираясь на твое видение этого человека. Вылепил. Она – почти чистая жизнь, замутненная лишь твоими желаниями. Аж самому жаль…

Нагиса слабо улыбнулся и кивнул на прощание, выметая взмахом своей седой копны все вопросы из головы Икари:

– Просыпайся, Синдзи-кун, и готовься стать богом. Уже скоро.

– Что скоро? ЧТО?

Каору прыгнул, Синдзи вскочил, кинулся за ним, но мир вокруг стремительно холодел, подергиваясь морозной дымкой, сковывающей туман. По льдистой паволоке пошли трещины, и звонкое пение раскола взломало видение.

Ослепительный свет впился в глаза больнее, чем синхронизирующие иглы, и Синдзи сжал веки, слыша только грохот сердца, еще живущего чудовищно правдоподобным видением. Он выдохнул невольно задержанную порцию воздуха и предпринял вторую попытку разглядеть мир.

– О, Икари, очнулся?

«Голос доктора Канаме. Я в больнице».

– Доктор?

Голос вышел хриплым и сухим, он закашлялся и открыл, наконец, глаза. Над ним склонился улыбающийся толстяк, и хлынул свет фонарика, вновь ослепляя. Синдзи застонал, и вдруг замер: теплые тонкие пальцы легли на его руку, шершавая ладонь огладила кожу и исчезла, оставив призрак уюта. Синдзи вздрогнул.

«Протез протеза».

– Что… Кх-ха…

К пересохшим губам приникла трубка, и он с наслаждением втянул в себя теплой воды, насыщенной чем-то лекарственным. Синдзи кашлял, пока доктор вновь разодрал ему веки и проверял зрачки слепящим бликом.

– Что… С Сорью?..

– Она в соседней палате, – сказала Рей. – Ожоги рук, живота. Еще была вывихнута рука.

Синдзи облизнул губы, и Рей снова подала ему трубку. Пока Синдзи глотал суспензию, в локтевой сустав впилась игла, и он опустил взгляд: доктор кинул в лоток звякнувший шприц и теперь тер место укола ваткой, мыча какую-то жизнерадостную мелодию.

– Сколько меня… не было? – он поднес руку к лицу и ощупал пальцами веки. Свежие шрамы.

– Четыре дня, – сказал Канаме и всадил еще одну иглу, теперь уже в ногу. – Ты наглотался отравленного воздуха, в крови гемоглобина было меньше, чем в моем халате, и вообще, тебя как из концлагеря приволокли…

Синдзи посмотрел на девушку. Рей внимательно глядела ему в глаза, и на бледных щеках слабо, едва заметно розовел румянец. «Она мне рада…»

– Погодите… – прохрипел он, вздрогнув от очередного удара иглы. – Четыре дня? Мы стояли на месте?..

– Да, стояли, – сказал Канаме. – Один день…

– Но…

– Аянами вела твою ЕВУ, после того, как ее слегка подлатали.

Синдзи снова посмотрел на девушку и с удивлением понял, что ревнует. «Вот бы еще разобраться, кого и к кому…» Он сел в кровати, буквально ломая застывшие мышцы, а Канаме снял трубку привинченного к стене внутреннего телефона:

– Рубка? Икари очнулся.

Выслушав ответ, доктор помахал Синдзи рукой и вышел.

– Рей…

– Икари… Я…

«Протез… Лишь протез…»

Девушка убрала локон со щеки и вдруг неловко обняла его.

– Аянами…

Девушка напряглась, услышав фамилию, и Синдзи отстранился: Рей посмотрела на него, а потом вдруг встала и пошла к двери. Лист металла с лязгом ушел в сторону, и навстречу ей вошли трое: Кагитару, Акаги и сержант разведки, держащий руку на открытой кобуре. Синдзи непонимающе уставился на эту делегацию, и вдруг с изумлением обнаружил, что руки доктора скованы наручниками.

– Аянами, выйди, пожалуйста, – сказал Кагитару, видя, что девушка замерла у них на пути. Синдзи обратил внимание, что Рей смотрела только на Акаги.

– Есть, – ответила Рей и покинула палату.

– Во-первых, – садясь, сказал капитан, когда за ней закрылась дверь, – хочу прояснить ситуацию. Временно «Прорывом» командую я. Полковник Кацураги передала мне эту должность в связи со своей болезнью.

«Она все же больна… Но почему…»

Кагитару посмотрел на Синдзи, ожидая его реакцию, не дождался и продолжил:

– Доктор Акаги взята под стражу за попытку захватить командование операцией в свои руки…

– Простите, не понимаю, – прервал его Синдзи, глядя на безразличную ко всему Акаги.

Капитан поднял взгляд на женщину и спокойно сказал:

– Доктор поставила под сомнение необходимость эвакуировать пилота Сорью с поля боя.

Синдзи с интересом посмотрел на Акаги и прислушался к себе: очень хотелось услышать подробности, но какая-то его часть требовала сиюсекундной расправы, желательно жестокой и продолжительной. Он задумался, погружаясь все глубже в незнакомые мысли, словно в незнакомую реку. Не гнев, не раздражение, не ненависть, не «как она могла», не «ах она сука». В его разуме вставали образы суда, приговора и наказания, и ему надо было быть и судьей и исполнителем приговора…

– Икари.

Он поднял взгляд: Кагитару, оказывается, уже вышел, а сержант – очевидно, конвоир Акаги – подпирал стенку, с профессионально-безразличным видом изучая серый потолок. Доктор сидела на кровати и пристально смотрела ему в глаза. Синдзи сфокусировал взгляд:

– Что вы хотели, доктор?

Акаги кивнула:

– Ну, наконец. Я хотела звать Канаме. Мне нужны ответы на вопросы.

– А не много ли хотите?

Сощурившись, женщина слабо дернула уголком рта:

– Не обольщайся. «Взята под стражу» – это еще не «уволена с должности главы проекта». Так что отвечай.

Синдзи кивнул:

– Слушаю.

– Как ты убил Ангела?

«Интересно… Хотел бы я знать ответ на этот вопрос». Поле зрения послушно поплыло, приноравливаясь к восприятию, дикому даже для его опыта синхронизации, и в этом поле зрения были его руки, окруженные синим сиянием, были струи разрядов, было облако из крохотных алых точек, которое вобрало его… «Мое желание. Мой разум. Мою волю к победе».

Синдзи часто заморгал, и чем четче становилась картинка в его памяти, тем отчетливее он понимал, что произошло.

– …Сержант, крикните доктора! – громко сказала Акаги, и Синдзи вздрогнул.

– Не надо, – он прокашлялся. – Я что, опять…

– Да. Ты словно отключился, – сказала напряженным голосом доктор, отстраняясь от него. – Что с тобой?..

– Я синхронизировался с Ангелом. Приказал ему умереть.

Брови Акаги изогнулись:

– Ты… Как?

– В тот момент я полностью был ЕВОЙ. И уничтожил врага своей волей.

Доктор потянулась в карман скованными руками и с нечитаемой дикой гримасой принялась там копаться. Сержант отлип от стены, бесцеремонно выудил из ее халата сигареты и зажигалку. Акаги кивнула, словно кукла, и прикурила, глядя в пустоту. Икари изучал это отрешенное лицо и улавливал тонкие нотки триумфа, понимания, напряженного расчета. «Надоело».

– Доктор, после подумаете.

– А?

– Кагитару сказал, что полковник больна. Что с ней?

Акаги очнулась окончательно, бросила на него странный взгляд, задумалась и встала:

– Идем.

– Куда?

– К ней.

– Я хотел бы увидеть…

– Сорью не умрет. А полковник Кацураги вполне может. В течение суток.

Синдзи сел и спустил ноги с кровати:

– Хорошо. Позовите Рей. Мне надо одеться.

Акаги вздрогнула при упоминании девушки, но все же кивнула и вышла в сопровождении сержанта. Синдзи склонился над коленями, давя пульсирующую боль, и услышал, как снова открылась дверь.

– Рей? Ты поможешь мне?

– Да.

«Глупый вопрос. Ненужный ответ».

* * *

– Ее можно разбудить?

– Да.

Синдзи смотрел на высохшее, все еще красивое лицо полковника и не мог вызвать в себе ничего, напоминающего жалость, хотя женщина, вне сомнения, умирала. Кацураги тяжело и хрипло дышала, ее правая рука покоилась под горлом, словно спящая пыталась сдержать что-то рвущееся на волю из ее груди.

– Что с ней?

– Карциносаркома легкого. Лучевого происхождения, само собой.

«Рак. Смертельно…» Синдзи не требовалось знать ни стадию, ни подробности. Все подробности синей жилкой бились на шее Мисато-сан – почему-то именно эта жилка казалась безумно важной.

– Она за последние пять лет только раз покидала Атомные земли. Когда за вами вылетела, – зачем-то сказала Акаги, и Синдзи уловил в ее голосе тоску.

– Выйдите, доктор.

К его удивлению, повторять не пришлось: сзади лязгнула дверь, и он остался наедине с человеком, с которым его связывали глупые метания, надежда на доверие да смерть любимой.

– Мисато-сан… Мисато-сан, проснитесь.

Женщина вздохнула, тяжело закашлялась и открыла глаза. Синдзи смотрел на это медленное движение век, и чувствовал, что даже это незначительное действие требует огромных усилий.

– Синдзи-кун…

Пересыпанный битым стеклом голос потерся о его слух.

– Мисато-сан, я хочу спросить…

Женщина слабо улыбнулась:

– Не хочешь. Ты ведь понимаешь все, да?

– Да.

Кацураги посмотрела в потолок и хрипло с усилием вдохнула.

– Такие дела, Синдзи-кун. Даже стреляться противно. Командир так… Кхха… Не может.

– Вы хотите умереть?

– Нет. Я не хочу умереть так.

Он кивнул: Кацураги не заслуживала такой смерти.

«– Она проиграла своей судьбе… – подумал Синдзи и тут же услышал спокойный ответ:

– Нет, она лишь не выиграла у нее.

– Значит, проиграла. Войну нельзя выиграть человеку. Он всегда что-то теряет: или жизнь или себя».

Икари вновь кивнул себе и вдруг понял, что снова что-то прослушал.

– … десять лет. И я пахала, как проклятая, не понимая ничего. А вся моя ценность – как можно ближе подвести к твоей цели тебя. Так что моя судьба – бензобак твоей ЕВЫ… Кхха… Хотя нет, ЕВА атомная…

Мисато-сан закрыла глаза.

– Твоя… Рей.

Синдзи вздрогнул и вслушался в ее горячечный бред.

– Она даже умереть не может. Рей… Аска… Интересно, на каком километре до финиша они все же… Сдохнут…

Икари спросил:

– Мисато-сан, скажите, почему вы решили, что нужно спасти Сорью?

– Убегая от себя, мы проигрываем. Сразу, – неожиданно твердо сказала полковник. – Не убегая, проигрываем чуть позже. Ты пока не проиграл, но без Аски убежишь, не задумываясь, как и без Рей… Впрочем…

Женщина закашлялась, а перед Синдзи кривым зеркалом вставал его разговор с Нагисой: «Как иронично. Она хотела, чтобы меня кто-то держал на пути к моей цели, а мне как раз нужно избавиться от всех помощников…»

– Вы хотели, чтобы я не убежал?

– Да. Ты должен дойти.

– Куда?

Кацураги нахмурилась.

– Хорнадо дель Муэрте… Полигон Манхэттенского проекта… Это… Слыхал?

Синдзи помотал головой: ему это ни о чем не говорило. «Неужели… Она не знает настоящей цели?» Мисато-сан внимательно смотрела на него и разочарованно сказала:

– А… Я думала, хоть ты знаешь, за каким хреном ты должен туда попасть…

– Именно… Я?

– Ты. Мы все – твое топливо… Конкретно я – отработанное… Топливо.

Она закрыла глаза и забылась сном. Синдзи смотрел на осунувшееся лицо и видел человека, который на пороге смерти думал о миссии, которую всем сердцем ненавидел.

«И не мне вам говорить, что есть долг», – вспомнил он свои слова.