Текст книги "Сияние жизни (СИ)"

Автор книги: Сергей Дормиенс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)

Последние слова она почти выкрикнула, и Синдзи понял, что говоря об Аянами, Аска только что перешла какой-то свой внутренний рубеж. Об отношении к нему самому он решил не уточнять: хватит пока что откровений.

– Но ты же не уходишь, – сказал он. – Хорошая девочка. Мотаешь нам нервы. Спинку тереть заставляешь.

Смешок. Грустный такой, под стать окружающей непроглядной тьме.

– Ты дурачок, Синдзи, – неожиданно мягко сказала она. – Мне… У меня… Тьфу. Короче, мне на стенде еще в Оснабрюке повредило обе руки, и после дня висения на рычагах… Ну, этих, усиленных… Я не могу руки завести себе за спину – аж глаза от боли лопаются…

Слушая это по-детски наивное и по-детски же страшное откровение, Синдзи понял, что второй рубеж Аске дался не без труда, но все же куда легче, чем первый. Никаких вопросов об обращении к врачам, никаких: «что ж ты раньше молчала?» – даже в мыслях не мелькнуло. Пытаясь не вникать в свои чувства, он на ощупь двинулся к ширме и вскоре наткнулся ладонью на горячее плечо девушки. Аска вздрогнула:

– Tausend Teufel, Синдзи, я думала, ты там заснул.

– Давай губку, – глухо сказал он. – И поворачивайся.

– Вот только без этого всего, – нагло и игриво заявила она и зашевелилась.

Икари скрипнул зубами. Воображение с любопытством дорисовывало картинку, достойную шедевров эротической поэзии. «Военно-полевой поэзии, – дополнил он, прибегая к спасительной иронии. – Военно-полевая эротическая танка – это сильно».

* * *

«Тип-01» осторожно шагал прямо за «восемнадцатым», едва не наступая на широкую, забитую датчиками и ощетинившуюся антеннами корму машины. Торчащая вперед десятиметровая штанга с навешенными элементами дозиметра позволяла ученым определять следующий ход. Вопрос в преодолении ловушек стоял всегда один и тот же: стоит ли рисковать и прорываться по зараженному участку, или жесткое излучение все же успеет нанести вред? Синдзи, обливаясь потом, делал мелкие – самые тяжелые – шажки, чутко вслушивался в переговоры научников и молился, чтобы пятая попытка прорыва открыла, наконец, тропу сквозь почти сплошное поле «горячих пятен». На этот раз доктор Резури решил искать проход между стронциевой плешью и оглушительно фонящей огромной ямой, края которой запеклись толстой коркой слюды, а дно и дальний край терялись во мгле.

В телефонах привычно шипел сводящий с ума «голос пустошей» – странный феномен эфира. Словно низкий глубокий голос шептал что-то членораздельное на непонятном языке, дико интонируя речь и вбуриваясь прямо в мозг. Ученые давно точили зубы на эту аномалию, крайне редкую в окрестностях «Токио-3», точили – и успешно ломали. В глубине Атомных земель непонятный диктор трепался, не замолкая, чем вызывал эйфорию у научных сотрудников экспедиции: «Такое впечатление, что они его понимают». Синдзи с прохладцей относился к подобного рода исследованиям и не разделял даже восторгов высоколобой братии по поводу загадок жесткого излучения Атомных земель – дескать, и узконаправленное, и ограниченное, и законы того-то нарушает, и то-то игнорирует. «Плевать. Если мы благодаря этим аномалиям можем проходить без особого вреда в метре от тысяч рентген, то мне плевать. Повосхищаюсь этим за чашечкой саке в ванной. В Токио. Без „два“, без „три“, – в старом добром Токио».

От мечтаний его оторвал изумленный возглас Резури:

– «Тип-01», проверьте дальномерами местность впереди. Вы это видите? Какое точное расстояние и размеры?

– Идет настройка. Секунду, доктор.

Синдзи покрутил верньеры и всмотрелся в сгустившуюся мглу впереди. Выглядел туман и впрямь престранно: он непрерывно перемещался, словно по всей видимой высоте ветер гнал его с северо-востока на юго-запад.

– Смерч? «Тип-01», вы можете подтвердить перемещение аномалии? – взволнованно переспросили его.

– А… Да, то есть, мгла движется, но словно на одном месте, – озадаченно сказал Синдзи, с трудом подбирая слова для описания картинки в визире. – Ну, то есть…

– Да-да, что-то наподобие стационарного смерча…

– Нет, профессор, больше напоминает циклон, обратите внимание на невидимый радиус кривизны.

«О, понеслась…»

Прочистив горло, Икари вклинился в намечающуюся дискуссию:

– Прошу прощения, ретранслирую ваш канал на БМК. Доложите сами.

– Да, конечно, младший лейтенант, – отозвался Резури. – И все же…

– Кацураги на связи, – послышался встревоженный голос, перекрывший «голос пустошей». – Что там у вас, «восемнадцатый»?

Рапорт вышел длиннее, чем следовало. Мисато-сан, как понял Синдзи по тону уточнений, мрачнела все больше, дослушала выкладки ученых и подвела, наконец, итог:

– Скорость ветра может повредить танку?

– Никак нет, – отчитался Резури. – По крайней мере, внешний слой мглы движется с недостаточной для этого скоростью.

– Хорошо, – сказала Кацураги. – Продолжайте движение.

Синдзи щелкнул отсечкой канала, чувствуя, что слово «хорошо» Мисато-сан произнесла исключительно как фигуру речи. В ее тоне явно сквозило огромное напряжение, какое-то странное переживание отдавалось в таком прозрачном в последнее время голосе.

– «Тип-01», мы продолжаем, тут пока чисто. Давайте за нами.

– Есть.

Двойка привычно двинулась черепашьим шагом, Синдзи выдвинул вперед массивные стрелковые блоки, готовый открыть огонь по чему угодно, что скрывается за сгустившимся мглистым пологом. Видимость стремительно ухудшалась, и когда ветер загудел по обшивке «Типа-01», Икари с трудом различал корму «восемнадцатого» всего в трети кабельтова перед собой. Синдзи вслушивался в нарастающий гул и давящую изнутри панику:

«Куда тут стрелять, черт побери? Куда?»

Ученые вполголоса переговаривались, фиксируя скорость ветра, изменения химии атмосферы, еще Небо знает чего, а Икари, едва не наступая им на головы, чувствовал себя большим ребенком, который со своими игрушечными ружьями заблудился в тумане и теперь полагается на нюх полуслепого еще щенка. Ставший очень громким «голос пустошей» только усиливал тягостное впечатление.

Резури вскрикнул, потом еще раз, отозвались остальные ученые, и Синдзи едва не утопил гашетки, прикидывая, какой же сектор ему охватывать, когда следующий шаг за исчезнувшим «восемнадцатым» выдернул его в слепящий свет.

– Где мы? – изумленно вопросил эфир.

Синдзи проморгался и вновь уставился в визир. Оранжевый с серыми полосами танк стоял перед ним на зеленой лужайке, почти уткнувшись в молодое деревце. С неба – голубого, великолепного неба лился ослепительный, оглушающий свет забытого полуденного солнца.

– «Тип-01», в чем дело?

Недовольный и встревоженный голос Кацураги слегка привел Синдзи в чувства. С глупой улыбкой он наклонился к микрофону:

– Мисато-сан… Мы…

Он осмотрелся.

Зелень, блеклая, но все же восхитительная после месяцев в Атомных землях, свет солнца, о существовании которого Синдзи едва мог вспомнить, мягкие кроны деревьев… Он включил зенитную камеру: над ним проплывала сизо-белая туча – мирная, теплая, а в вышине кошачьими царапинами устроились перистые облака. «На дождь», – вспомнил Синдзи и улыбнулся еще шире:

– Мы… По-моему, мы в раю, Мисато-сан…

В телефонах надрывались ученые, отмечая почти нормальный фон, и их радостные голоса с трудом выдерживали груз сухих отчетных формул.

– В раю… – сказал усталый голос в телефонах. – Ибуки, зафиксируйте: локальное время двенадцать тридцать две. Обнаружен объект «Окно».

Синдзи едва понимал своего командира сквозь счастливые вопли. Тон Мисато-сан не сулил ничего хорошего, но это, наверное, потому, что она еще не здесь, а во мгле. Здесь есть клочок мира, свободного от пустошей. «Откуда? Почему? Не хочу знать! Он есть!» Синдзи щелкал кнопками камер: дерево – оно колышется под набегающим всплеском ветерка, кусты – они негустые и мягкие, трава, какой-то блеск вдалеке…

«Давайте скорее сюда, Мисато-сан. Вы это заслужили».

Глава 16

Синдзи шел по коридору БМК, ощущая мощную вибрацию и дрожь огромной машины: атомоход рвался вперед по каменистым равнинам Атомных земель, кроша траками отравленные километры. Обиженная мысль: «А как же моя ЕВА?» – изредка постукивала в затылке слабой болью, но тут же замолкала, а он просто шел себе и шел, зная, что ему надо туда. Туда – это прямо по коридору. Лесенки, уводящие на орудийные площадки, двери кают, едва слышный рокот двигателя – все это крутилось вокруг Синдзи вялым водоворотом, словно в кастрюле густого варева с хлюпаньем да чавканьем трудился невидимый черпак, медленно размешивая странное восприятие. Он потряс головой и сфокусировал взгляд: у дверей каюты пилотов стояла Аянами.

– Икари?

– Аянами…

На лице Рей не было бинтов, ее внимательные глаза слегка сощурились, когда лицо девушки тронула тихая улыбка:

– Я ждала тебя, Икари.

Он кивнул. Она всегда ждала его, а он ее предал.

– Аянами… Послушай, как ты можешь быть такой… Такой…

Рей молчала, ожидая окончания. Синдзи смотрел на нее и видел холодную палату, страшные инструменты, пропитанные кровью – ее кровью – тампоны, усталые лица людей, которые пытали ее больше десяти часов, выворачивали наизнанку, допрашивали ее хрупкое тело: «А ты человек? А ты точно человек? Отвечай!» А над всем этим царил тот, кто должен за все ответить. И это вовсе не Рицко Акаги.

– Рей… Рей…

Чувствуя, как слезы раздирают его глаза, он бросился вперед и сжал ее в объятиях.

– Я… Это же я тебя так, как ты не понимаешь… Я, Рей…

– Понимаю.

Он боялся смотреть ей в глаза, зарылся лицом в голубые растрепанные волосы, уткнулся в маленькое ушко и молчал, сжимаясь в комок – все меньше, все дальше, все глубже в себя самого.

– Икари. Я все понимаю. Тебе ведь достаточно?

Он задрожал. «Слова, которые не уйдут никогда».

– Да, Рей, да… Но как ты…

– Или мне просить у тебя прощения за то, что я такая?

«Голос». Голос изменился, и Синдзи осторожно подался назад, всмотрелся в ее лицо. Аянами грустно глядела на него, и что-то незнакомое, неожиданное, непривычное оживало там, по ту сторону ее красных глаз.

– Я такая, Икари. И ты такой. Ты ненавидишь меня. За что?

– Я… – ему перехватило горло. – Я не…

– Я не занимала ее место. Я не просила об этом. Но я должна быть рядом. За что ты меня ненавидишь?

«Я… Я… Я…» Проклятое местоимение раскаленными гвоздями впивалось в разум, и его впервые жег огонь души Рей Аянами.

– Я живу твоими воспоминаниями. Я живу тобой и из-за тебя. Кто я?

– Аянами!

– Ты помнишь мой меч? Мое оружие? Я не помню. Я – это то, что ты знаешь обо мне.

Он упал на колени. Решетчатый пол БМК врезался ему в кости, но эта боль не шла ни в какое сравнение с тем, что резало его изнутри. «Рей…»

– Я не могу не быть. Я всегда вернусь, потому что мы – одно.

Синдзи зарыдал и обнял колени возвышающейся над ним девушки. «Это все я… Я сковал ее собой, я ее убил, я создал вновь… Нечто… Я дал ей жизнь. Что я дал?.. Что… Что… Кто ты? Кто ты, Рей?»

– Икари? Что с тобой?

Он поднял взгляд и увидел, как тает затянутое дымкой встревоженное лицо девушки, как все застилает темнота. Он слабо вскрикнул и открыл глаза во тьму, чувствуя только сбивчивый ритм сердца. Мрак заворочался, и Синдзи почувствовал обнимающие его руки, жаркое тепло прижавшегося к нему тела, услышал тихий шепот.

– Икари? Тебе плохо?

«Сон… Что это было? Что мне снилось?.. Коридор, Рей… Меч…» Синдзи замер.

Чувства. Во сне его словно каленым железом жгло то, от чего и следа не осталось наяву.

– Икари…

Синдзи вздрогнул: в шепоте Рей звучала слабая, тихая, но отчетливая тревога, и сон начал уплывать вдаль. Он вздохнул:

– Я… Я в порядке, Аянами, – прошептал он и отчаянным усилием зацепился за детали сновидения. «Не забыть… Не вздумай забыть… Да что со мной?»

– Может, хочешь подышать воздухом?

Синдзи непонимающе уставился во тьму, которая веяла теплом Аянами. Угар сна медленно отступал, и он запоздало сообразил, что экспедиция все еще в Окне, что тут можно выйти на свежий воздух и даже можно без масок.

– Давай выйдем.

– Хорошо, я сейчас оденусь.

Рей осторожно встала, начала возиться с вещами, а Синдзи перевернулся на спину и смотрел в невидимый потолок, вспоминая свой странный сон. По возвращении в явь он едва понимал половину пережитого.

– Икари… Ты идешь?

– А, ну да…

Аска только заворочалась, когда они закрывали за собой дверь. Пустой коридор ночного БМК едва освещался, – горела лишь каждая третья лампа, – а у главного шлюза обнаружились часовые. Вопросов пилотам они не задавали, но сам факт их наличия немало удивил Синдзи. Грохот дверей, вспышка сигнальной лампы, короткое хрюканье сигнала – и они вышли наружу.

Синдзи осмотрелся: БМК, слегка свернутый полукольцом, расположился недалеко от крутого берега небольшого озера, и в том направлении машин конвоя больше не было. «Вот туда, значит», – решил Икари и взял девушку за руку. Он наслаждался ее теплом, и вдруг ощутил странное желание вернуть ей немного. «Как она это делает?» Икари расслабился и понял, что надо думать о ней, пытаться ощутить ее, представить что-то совсем-совсем светлое… Весь путь до воды он провел в попытках сделать это, и, садясь на берегу, понял, что преуспел.

– Икари, мне… Очень хорошо. Это… Ты?

Синдзи улыбнулся, глядя, как Рей устраивается рядом. Позади слабо светились фары отдельных машин конвоя, полумрак развеивали блики на воде, а в вышине, словно вырезанное неровным кольцом из черного тумана, сияло звездное небо.

«„Окно“… Надо было назвать это место „Колодец“».

– Аянами, я…

Девушка положила ему голову на плечо. Синдзи покусал изнутри щеку: нет, надо сказать.

– Понимаешь… Я хочу попросить у тебя прощения.

– За исследование?

– И за него тоже.

– Не стоит. Так было нужно. Тебе.

Синдзи досадливо скривился: тепло упорно и мягко обволакивало его, отбирало нужные слова, успокаивало, и тягостные воспоминания, ожившие во сне, укладывались спать… «Так не пойдет».

– Аянами, это не все. Я забыл, понимаешь, словно решил, что раз ты меня простила, то я не должен помнить…

– Зачем?

Синдзи повернул голову: Рей смотрела на него, ее лицо было так близко, что дыхание холодило вспотевший кончик носа и губы. Он замер, его омывали волны тихого, слегка даже равнодушного ко всему спокойствия, хотелось сидеть так и тянуть время, до самой побудки, до нового дня, хотелось еще много чего, но все было не совсем правильно. «Да, именно не совсем».

– Я хочу помнить. И чувствовать то, что я заслужил.

– Это больно.

– Да, Аянами. Это очень больно…

– Зачем тебе помнить?

Он улыбнулся: девушка всерьез задала этот вопрос, честно полагая, что он ответит, что он сможет найти нужные слова. И ей действительно нужен был ответ. Синдзи невольно прислушался к себе, осознавая еще кое-что: Рей была едва ли не расстроена тем, что он отказывался принять свое странное забвение, свою безответственность. Странный холодок – «вот оно, совсем рядом!» – пробежал у самого сердца, когда она отвела взгляд.

– Да, Икари, это я.

– Но… Зачем? Зачем ты это сделала? И… Как?

Аянами смотрела на воду. Девушка подтянула колени к груди, обхватила их руками и замерла, но перед Синдзи проносились видения его боли, его метаний. Вот он валяется на полу, успокоительный коктейль медленно разливается телом, а сознание рвется наружу, пытаясь дотянуться до каждого в этой проклятой палате… Вот вереница чужих образов, пытливые действия чужого разума, бережно ощупывающего его мысли, его чувства. Боль – зеркало его боли. Отчаяние – зеркало его отчаяния. Ненависть к себе отражает его собственную. Он смотрит в отражение, и вдруг картинка меняется: изможденный парень с ввалившимися воспаленными глазами исчезает: бережная рука оглаживает его черты, скользит по каждой морщинке, разглаживает кожу, массирует впавшие щеки и напоследок мягко ложится на глаза. В зеркале – спокойный солдат, утомленный войной с врагами.

С врагами, не с самим собой.

– Неужели тебе нравятся твои сны? Я не могу тебе помочь там, – грустно сказала Аянами.

Синдзи моргал – перед глазами словно бы таяли нитями дыма наведенные образы.

– Мы одно, Икари. Ты – моя жизнь.

Сладковатая жуть, забитые на дно подсознания страхи, – «не человек!» – непонимание и отказ что-либо понимать – волны противоречивых чувств обрушились на Синдзи, топя разум во мраке. Он потянулся к маленькому светлячку, в отчаянии надеясь на спасение от ужаса. «Я сплю?»

– Аянами… Скажи, ты помнишь о своем мече? – хрипло и тихо спросил он.

«Глупость, абсурд…»

Рей повернулась к нему с едва различимым в темноте недоумением на лице.

– Меч? Причем тут…

– Аянами, у тебя был тати – дорогой, явно древний, ручной ковки…

– Куге-но тати… – эхом отозвалась Рей. – Запонки рисовой соломы на рукояти…

– Да… Откуда он у тебя?

Жуть уходила, а на ее место пришло тусклое разочарование. Рей с какой-то отчаянной надеждой смотрела на него, и Синдзи понимал ее.

«Все же ты – часть меня, хоть ты и человек. Мой образ Рей Аянами… Я знаю все о тебе: и о родителях, которых привалило хлипким домом, и о тетке, продавшей тебя военным, и об ужасах первых тестов, после которых твои глаза навсегда стали красными. Но я ничего не знаю об истории той красивой дорогой игрушки, что ты повсюду возила с собой».

– Я… Я не знаю, – сказала она, и шелест воды едва ли был громче ее голоса. – Это важно?

– Нет.

Синдзи чувствовал, как слабнут объятия ее разума, как исчезает дурманящее тепло.

«Она рядом, значит, я не умру, но и обман мне не нужен. Это фальшивое спокойствие».

Он ждал нападения бешеной, обезумевшей в заточении боли, готовился дать ей отпор – и ошибся. Все, что могло его сломать или хотя бы удивить, уже откипело во снах, отбушевало, полыхнуло – и медленно остыло, подергиваясь серым пеплом безразличия.

– Спасибо… Аянами.

Она подняла на него глаза. Синдзи понял, что может смотреть на нее спокойно, без дрожи и боли: он прошел безумие, прошел ее заботу, одолел невозможное. Это не Рей Аянами – и нельзя больше себя обманывать. Но это человек, который заботится о нем – и это нужно беречь.

Синдзи протянул руки и привлек девушку к себе: сердце под ее курткой билось неровно и очень быстро. «Ее курткой… У нее даже куртка моя», – подумал Синдзи и оборвал себя: достаточно, хватит. Пора ставить точку.

– Рей… Хочешь, я придумаю историю твоего меча?

Она посмотрела на него долгим взглядом, а потом кивнула.

– А можно и мне послушать?

Аска, зевая, подошла к ним и повернула плохо различимое в полумраке лицо:

– Так можно?

Рей зашевелилась, и Синдзи ощутил, что девушка не слишком довольна и ждет его решения.

– Садись, Аска.

Сорью шлепнулась рядом и картинно потянулась с очередным зевком. Он ухмыльнулся: та явно хотела устроиться подальше от них, то есть от Рей, но в последний момент усилием воли сдержала себя и села почти вплотную к Икари. Теперь его окружало тепло – уже не опека, уже не забота – просто настоящее человеческое тепло.

«Мир достигнут хотя бы с собой. Хотя бы временно. Когда же ждать твоего приказа, отец?»

Физические параметры «Окна» установили достаточно быстро: эллипс с большой осью в пять километров и малой – в четыре с половиной, участок холмистой равнины, окруженный стабильным замкнутым потоком воздуха. Ученые едва не передрались в первые же часы исследования местности, споря об объяснениях и толкованиях. Насколько удалось понять Синдзи, по ходу дебатов возникло немало ересей в метеорологии, физике и геологии, и новые ересиархи фанатично ринулись в бой с закостеневшими представлениями. Вот и на утро второго дня он остановился послушать птичий язык одной из таких полемик, честно вытерпел минут пять, после чего воздал хвалу своим скудным познаниям в естественных науках. Икари плюнул в сердцах и бросил нелепое занятие, а вот Сорью, к его удивлению, с интересом бродила в галдящем таборе научников, благо, ее «Истребитель» устроили как раз неподалеку. «Надо будет расспросить ее об образовании», – решил Синдзи.

Щурясь от лучей солнца, которое вставало над высокой стеной мглы, он пошел к своему «Типу». На мягком грунте машину едва удалось жестко зафиксировать при помощи опор: то одна, то другая норовили уплыть вниз, и под них даже пришлось подкладывать специальные бронеплиты. Невдалеке техники проекта мыли свой танк и приветливо замахали ему руками: «Вот ведь, я уже забыл почти, как они выглядят…» – подумал он, и уже у самой ЕВЫ наткнулся на Кацураги, ее ординарца, Акаги и Ставнийчука. Позевывая, Синдзи подошел ближе, с интересом прислушиваясь к своим ощущениям: мысль «Акаги – сука» послушно всплыла в сознании, всплыли и все посылки к такому выводу, но никаких решительных действий предпринимать не хотелось. Он вышел из-под сени деревьев и поднял глаза: высокое небо безмятежно царило над погруженным в ад континентом. «Ад – это иллюзия. Просто нужно подняться выше». Синдзи улыбнулся, вспомнив окончание этой ночи, и ничуть не удивился своему заоблачному оптимизму.

– Не понимаю, но стоит усилить… – сказала Мисато-сан и обернулась, услышав шаги. – Ага, ты-то нам как раз нужен.

Ставнийчук и Акаги тоже посмотрели на Синдзи, и их встревоженные лица быстро вымели из его головы посторонние восторги.

– Синдзи-кун, ты не подходил ночью к машине?

Он посмотрел на Мисато-сан и вспомнил свои глупые надежды на то, что ей станет лучше под нормальным чистым небом. Да, в естественном свете она выглядела намного живее, но болезненная заостренность черт и тяжелый взгляд никуда не делись. «Черт, о чем шла речь?»

– Нет, Мисато-сан… – медленно ответил он. – Я выходил наружу с Сорью и Аянами, но к «Типу-01» мы не приближались… Что-то произошло?

За спиной полковника Акаги быстро взглянула на Ставнийчука, тот пожал плечами. Кацураги, не заметившая этой пантомимы, кивнула:

– Произошло. Мы, блядь, расслабились.

Она развернулась на каблуках к своему ординарцу:

– Рацию.

Тот протянул ей трубку, соединенную проводом с ранцем на его спине.

– Кагитару… Да, к стоянке «Типа-01», Икари не при чем.

Мисато-сан походила из стороны в сторону и принялась объяснять:

– Тут такое дело… Еще вчера вечером разведка обнаружила у северного края «Окна» оголовок запечатанного подземного бункера. Мы установили там охранение, но ночью эти недоноски куда-то уходили – то ли к друзьям-танкистам посидеть, то ли еще куда. Сейчас их дрючат по полной. Но это херня, Синдзи-кун. В то же время какие-то уроды пытались проникнуть в твой «Тип-01»…

«В мою ЕВУ?» – Синдзи почувствовал, как холодеет внутри. В поисках помощи он посмотрел на Ставнийчука и Акаги. Те глядели на него с почти одинаковым выражением, в духе «а мы-то что?»

– Так что, ты понимаешь. Если это бункер гадит, его надо расхерячить, – зло сказала Мисато-сан.

– Мисато, – веско обронила Акаги. – Там никто не мог выжить. Никто. Со времени Удара прошло пятнадцать лет…

– А вот это все, – Кацураги раздраженно махнула рукой в сторону. – Могло?

– Не знаю. Это вообще за пределами понимания, – терпеливо ответила доктор. – Но мы говорим о запечатанном подземелье. К тому же, если его не… «расхерячить», как ты сказала, а вскрыть, пользы будет больше.

Полковник дернула плечом и уже открыла было рот, когда подошел капитан Кагитару, и хмурое лицо командира разведки уже ничего хорошего не предвещало.

– Разрешите доложить, полковник. Нарушители допрошены, – сказал он и подергал бородку.

Мисато-сан прищурилась.

– Результаты?

– Они уходили к танкистам, чтобы обсудить возможность остаться в «Окне» после ухода конвоя.

Синдзи обмер, отказываясь верить в этот бред. «Дезертиры? Да еще такие тупые? В составе операции „Прорыв“?» В чувства его привел длинный цветистый монолог Кацураги, в котором было очень мало печатных слов – на перекошенное лицо командира смотреть без содрогания не получалось. Когда она иссякла, Акаги поморщилась, а Кагитару тихо сказал:

– Полковник, осмелюсь напомнить, что я вас предупреждал об опасных настроениях. Миссия, цель которой неизвестна даже руководству…

– Молчать, – сказала Кацураги, и от ее спокойного тона Синдзи почувствовал себя еще более неуютно.

Кацураги протянула руку, и ординарец вновь вложил в нее трубку.

– Судзухара? Дай этот канал на громкую. Да…

Громкоговорители БМК отозвались хрипом, и Синдзи услышал усиленный голос стоящей в двух шагах от него женщины.

– Внимание всему конвою. Общее построение состава у БМК через две минуты. За невыполнение и опоздание – расстрел на месте.

– Вот так. В зародыше, – сказала женщина, почти швырнув трубку в ординарца. – Суки. Цели им неясны.

– Полковник, – тихо произнес Ставнийчук, – вы уверены в том, что это подействует?

– Только без слюнтяйства, доктор, – Кацураги хлопнула кулаком по ладони. – Это дезертиры. Мне по барабану, что они, возможно, хотят подохнуть и даже подохнут – они решили нарушить приказ!

Ставнийчук без труда выдержал ее тяжелый взгляд и прогудел:

– Вы меня неправильно поняли. Я не ставлю под сомнение методы, я лишь не уверен, что они подействуют.

– А вот это уже похер – это не школа, и попытка дезертирства должна быть пресечена. Я тут принимаю оперативные решения. Я, понятно?!

Она развернулась и пошла к БМК, сопровождаемая ординарцем, а Кагитару с интересом посмотрел на доктора и тоже повернулся, чтобы идти вслед за командиром. Синдзи уже собрался с мыслями и отстраненно отмечал движение в лагере, когда коротко рявкнул первый выстрел. «Танк, миллиметров семьдесят пять – восемьдесят» – механически отметил он и рванул к «Типу-01». Громада машины уже нависала над ним, техники спешно спрыгивали со стоп и бежали к своему танку, когда ему в лицо слева прилетел точный удар. Синдзи отбросило назад, и уже вставая, он увидел напавшего – тощего, длинного сержанта его лет в комбинезоне танкиста. Парень со смесью страха и злости на лице смотрел на него, а слева набегали еще люди, и явно не для того, чтобы помочь Синдзи.

«Свалка, все против всех. Это паника. И козырь тут – ЕВА».

Выстрелы и крики уже звучали со всех сторон, ревели двигатели машин, но все это было где-то на краю восприятия – в центре, как в прицеле, стоял перепуганный дезертир. Синдзи потянулся за оружием и поплатился за чрезмерное внимание к нелепому сопернику: его повторно сшибли с ног, привалили чем-то матерящимся и горячим, врезали в печень, и Икари захлебнулся металлическим привкусом во рту. Сухие щелчки – раз-два-три-четыре – и тело сверху обмякло, резко приподнялось. Синдзи оторвал гудящую голову от земли: Ставнийчук, держа пистолет одной рукой, другой снимал с него убитого.

– Давай быстрее, парень! В ЕВУ!

Синдзи поднялся и едва не упал вновь: саднил и толкал мощными приступами боли правый бок, но у самого «Типа-01» возились двое, пытаясь подтянуться до лесенки в кабину дредноута. Еще один валялся неподалеку с пробитой головой – кажется, придурок-танкист. Сцепив зубы, Синдзи достал «вальтер», набрал скорость и сбил одного из нарушителей с ног, оглушил рукоятью пистолета, и, прежде чем второй опомнился, поднял оружие. «Расстрел на месте», – вспомнил он приказ и спустил курок.

Синдзи с трудом встал, вслушиваясь в звенящий гул в ушах, сплюнул кровь и подпрыгнул к лестнице. Над головой вжикнула пуля, срикошетила по броне, и он непроизвольно разжал руки. Вздымая из-под гусениц фонтаны дерна, подлетела штурмовая машина с людьми на броне. К «Типу-01» побежало еще трое дезертиров, спрыгнувших с мятежного танка, и эти уже были вооружены куда лучше: пистолет-автомат у одного и автоматы у двоих. Мироздание разваливалось от боли и грохота, Синдзи с трудом видел вытянутую руку с зажатым в ней пистолетом, и нападающие расплылись, лишились всех деталей…

«Сдохните, суки…»

Мушка упорно не хотела выплывать из стеклянистой ваты, пронизавшей мир.

«Сдохните…»

Крайний нападающий согнулся и упал, двое других, уже подняв оружие, чтобы покончить с Синдзи, тоже остановились. Молния сверкнула еще раз, перечеркивая еще одного, хлопнул выстрел, и третий лег рядом с первыми двумя. Синдзи потряс звенящей головой и тут раздался тяжелый грохот, бросивший его на землю.

«Приказ! Встать! Приказ!»

Он оперся на руку, поднялся и с удивлением понял, что поле зрения прояснилось.

На месте штурмового танка полыхал огромный костер, вздымающий в небеса тяжелые клубы жирного дыма, а над поверженной машиной возвышалась громада «Истребителя Ангелов», броня которого искрила от редких попаданий. Дредноут медленно поводил манипуляторами и плевался короткими прицельными очередями стрелкового модуля. «У войны есть новый бог», – невольно подумал Синдзи. Он почувствовал хватку на штанах и опустил взгляд: у его ног лежала Рей, оглушенная взрывом, а в ее правой руке был зажат окровавленный клинок. Синдзи вздрогнул, вспомнив полосовавшую дезертиров молнию.

– Рей!..

Поднимая девушку, он с ужасом обнаружил пулевое отверстие на ее груди и немного крови на одежде.

– Я… В порядке…

Синдзи, не слушая, рванул ворот ее куртки, но она вцепилась в руку:

– Царапина. Прячься в машину.

– Посреди груди? Царапина?!

– Тебе показалось. Быстрее в ЕВУ.

Слабый поначалу голос Рей без труда набрал силу, в словно бы затянутые пленкой глаза медленно возвращалась жизнь, и… «Показалось?» Синдзи смотрел на отверстие в десятке сантиметров от застежки и понимал – да, показалось. Или Рей врет, что жива. Всем своим видом нагло врет.

Ахнул еще один выстрел невдалеке, и от корпуса «Истребителя» с фырканьем отлетела снарядная болванка, унося с собой осколок бронеплиты. Дредноут поспешно развернулся, перекрывая воем двигателей какофонию боя, и дал залп куда-то в сторону.

– Давай, – сказала Рей. – Давай.

Синдзи кивнул, подбросил себя в воздух и ухватился за лесенку. «Сдохните… Сдохните… Сдохните…» – считал он ступени, слыша только гул крови в ушах. Впереди его ожидала самостоятельная посадка в ЕВУ, но это все была ерунда. «Они все должны сдохнуть – я так решил».

Не закрывая нагрудных бронеплит, Синдзи осмотрелся в поисках лебедки экстренной эвакуации и, найдя ее, тотчас выдвинул короткую стрелу наружу, выбросил трос. Синдзи не нужно было кричать, проверять, ухватилась ли девушка за него: «Мы же с ней одно». Перекинув рычаг на реверс, он, как во сне, принялся дергать рычаги, открывая зажимы управляющего механизма. Позади мелькнула легкая тень, и в кабине стало тесно.

– Рей, закрой на мне замки.

– Да.

Синдзи замер на управляющих рычагах, а девушка точными движениями закрепляла его на них. «Тип-01» возвращался к жизни, и первой ожила рация. Рей торопливо подала дугу с телефонами:

– Синдзи, ты там уже? Завелся?

– Заткнись, Аска.

В ответ послышался короткий холодный смешок:

– Давай быстрее. Кацураги приказала посадить тебя в ЕВУ и вместе идти на перехват.

– Перехват?

– Да. Ублюдки уводят захваченные машины к восточному краю «Окна», надеются переждать во мгле, а потом сюда вернуться. Ну не имбецилы?

Синдзи кивнул: Рей закрепила последний замок и присела у его ног, освобождая место для опускающегося модуля визира.