Текст книги "Пропавшие среди живых. Выстрел в Орельей Гриве. Крутой поворот. Среда обитания. Анонимный заказчик. Круги"

Автор книги: Сергей Высоцкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 50 страниц)

1983

Круги

1

Майор Белянчиков вдруг вспомнил свой давний разговор с Бугаевым. Юрий Евгеньевич пришел на службу в красивых югославских туфлях, подаренных ему ко дню рождения женой. По старой привычке он набил, на них маленькие стальные подковки, довольно звонко постукивавшие по мраморным ступеням лестницы. Бугаев не преминул проехаться по этому поводу:

– Эх ты, сыщик, тебя же за километр слышно. Сколько раз тебе говорил – покупай обувь на каучуковой подошве.

– Может, в тапочках ходить?

– В тапочках еще находишься! Но греметь железными подковами…

– Молодой ты, Бугаев, – сказал тогда Юрий Евгеньевич своему товарищу, – любишь попижонить. Разве в подошвах дело? Нам ведь не глухарей скрадывать. А с подковами экономнее…

И вот теперь, когда подковки предательски цокали по паркету и это цоканье гулко разносилось по пустынному дому, Белянчиков пожалел, что не надел свои мокроступы – ботинки на микропоре, в которых он ездил осенью в лес. Сегодня ночью ему предстояло «скрадывать» охотников до мраморных каминов и прочих архитектурных излишеств, украшающих старинные, поставленные на капитальный ремонт дома.

Во многих из них интерьеры представляли шедевры старинного зодчества – резные потолки мореного дуба, мраморные камины со скульптурными украшениями, печи, выложенные редкой красоты изразцами. И вот то в одном, то в другом доме стали исчезать эти образцы былого благолепия. Первое подозрение упало на строителей. Тем более что один из прорабов действительно польстился на витую чугунную лесенку ажурного литья и пристроил ее к себе на дачу. Лесенка была водворена на место, прораб получил три года условно с отбыванием срока по месту работы, но ценнейшие произведения искусства продолжали исчезать. Не желая, чтобы думали на них, строители даже организовали в одном доме ночное дежурство, но дело кончилось тем, что неизвестные лица избили и связали сторожа, а мраморный камин увезли. Стало ясно, что хищениями занимаются не случайные «любители» старины, а орудует целая шайка. Этот невеселый вывод и привел Белянчикова и двух сотрудников районного управления внутренних дел в только что освобожденный жильцами дом на Измайловском проспекте.

Строители не приступили к работе, и опустевшие квартиры еще хранили остатки человеческого тепла. Белянчиков дежурил вторую ночь и различал уже некоторые комнаты по запахам. В одной из двух огромных квартир бельэтажа с несколькими редкими каминами, из–за которых, собственно, и организовали засаду, была комната с острым запахом пряных духов. Казалось, что запах этот неистребим, но, когда сегодня Юрий Евгеньевич прошел мимо «душистой» комнаты, к запаху духов прибавился легкий запах сырой штукатурки. «Откуда? – подумал Белянчиков. – Стекла в окнах целы, дождь в комнату попасть не мог». В другой комнате пахло псиной, в третьей – котлетами. На четвертом этаже одна квартира насквозь пропиталась нафталином. Запах сырой штукатурки пока не добрался до четвертого этажа, но Белянчиков не сомневался – подежурь он в выстывающем доме еще пару ночей, это обязательно произойдет. On уже привык к дому, к его запахам, к его шорохам. Знал, что в бельэтаже, в «дамской», как он окрестил комнату, пропахшую духами, дребезжит большое стекло в окне, когда по улице идет троллейбус или грузовая машина. На втором этаже капает вода из всех кранов. И из всех по–разному…

Легкий сквознячок, гуляющий по этажам, донес до Юрия Евгеньевича запах сигареты. Едкий, колючий запах «Примы». Белянчиков оглянулся в полной уверенности, что закурил Виктор Котиков, дежуривший с ним младший оперуполномоченный. Но никакого огонька не заметил. Стараясь идти совсем тихо, он сделал несколько шагов к Котикову, пару раз чиркнув подковами по паркету. Призывно махнул рукой. Котиков заметил, что его зовут, бесшумно поднялся со старого сундука, на котором коротал время, и подошел к Белянчикову.

– Табаком пахнуло, чуешь? – шепнул Юрий Евгеньевич.

Котиков принюхался. Так же, шепотом, ответил:

– Нет, не чую.

Они простояли несколько секунд в полном молчании, и до Белянчикова снова донесло характерный запах «Примы». Теперь его почувствовал и Котиков. Он легонько сжал руку Юрия Евгеньевича.

– «Из второй квартиры, – шепнул Белянчиков. Это была соседняя, через лестничную площадку, квартира бельэтажа.

– Но ведь никто не проходил?! – удивился Котиков.

– Потом разберемся, – Белянчиков махнул рукой, хотя и сам мог поклясться, что по парадной лестнице никто не проходил, а во дворе, у черного хода, дежурил еще один сотрудник. – Давай двигаем. У тебя все готово?

Оперуполномоченный вместо ответа успокаивающе дотронулся до плеча майора. Белянчиков секунду раздумывал, потом наклонился и снял ботинки. «Как бы на ржавый гвоздь не напороться», – мелькнула у него мысль, но он тут же забыл о ней и, ступая легко и свободно, двинулся в сторону соседней квартиры. Котиков так же бесшумно шел за ним следом. Уже на лестничной площадке Белянчиков услышал резкий и методичный скребущий звук – как будто кто–то точил ножик. И еще легкое постукивание.

«Как же они прошли? – опять подумал Юрий Евгеньевич. – Через чердак? И спустились по черному ходу?»

…Работали с камином в большой комнате. Собственно говоря, это была половина зала, отделенная от другой половины капитальной перегородкой. Камин там был самый красивый: верхнюю мраморную доску его поддерживали две мраморные нимфы, а золотистые изразцы, правда кое–где побитые, были расписаны виноградной лозой.

Входя в комнату, Белянчиков вытащил из кармана фонарик, нащупал кнопку переключателя. Пропустил вперед Котикова, у которого в руках был фотоаппарат со вспышкой. Младший оперуполномоченный сделал шаг в комнату, отступил в сторону, давая дорогу Белянчикову, и нажал на спуск фотоаппарата. Юрий Евгеньевич увидел мужчину, вынимающего мраморную плиту. Второй скреб каким–то длинным предметом стену около одной из нимф – наверное, готовился ее вытащить. Вспышка была так неожиданна, что воры не успели даже испугаться, но, когда Белянчиков зажег фонарь, раздался выстрел, и фонарь в его руке разлетелся вдребезги, царапая осколками стекла лицо. Рука словно онемела. Котиков нажал еще раз спуск фотоаппарата, вспышка на мгновение озарила комнату, и в это время Юрий Евгеньевич успел навалиться на одного из мужчин, с удивлением почувствовав, что рука работает как ни в чем не бывало.

– Свет! – крикнул он Котикову, который должен был по заранее разработанному плану включить свет без напоминания. Но свет не зажегся. Как оказалось, кто–то из строителей отключил проводку.

Второй преступник исчез. Выстрелив, он кинулся к черному ходу, по лестнице поднялся вверх, на чердак, и запер обитую железом чердачную дверь изнутри. Приехавшие из районного управления оперативники взломали дверь и даже пустили на чердак служебную собаку. Но она, попетляв немного, привела проводника к слуховому окну, а на крышу вылезать отказалась.

Пока оперативники лазали по крышам, Белянчиков пытался допросить задержанного, но тот был так напуган, что ничего связного сказать не мог. Только бессмысленно таращил глаза и твердил:

– Я тут ни при чем, начальник! Я ни–ни…

– Как вы сюда забрались? – спросил Юрий Евгеньевич.

– Я ни–ни… – бормотал задержанный. Это был совсем, как говорят, плохонький мужичонка, небритый, с испитым землистым лицом и дрожащими руками. И руки у него дрожали не только от испуга, но и, скорее всего, от постоянного пьянства.

– Через чердак шли?

Задержанный торопливо кивнул.

– По крышам?

Он опять кивнул.

– А в каком доме поднимались?

Задержанный долго молчал. Наконец выдавил:

– Там, знаешь, забегаловка. У тети Кати…

Белянчиков обернулся к Котикову. Тому полагалось знать свой район во всех подробностях.

– У тети Кати… – задумчиво сказал Котиков. – А, знаю, винный магазин тут рядом. Катерина Романовна Талкина торгует.

– Как твоего приятеля зовут? – спросил Белянчиков задержанного.

– Игореха…

– Игорь, что ли?

Мужчина кивнул.

– Фамилия? Где живет?

Задержанный пожал плечами.

– Чистосердечное признание облегчит твою участь, – сказал Юрий Евгеньевич и тут же понял, что его слова бесполезны. Мужик посмотрел на него с недоумением:

– В чем признаваться–то?

– Назови фамилию своего дружка, – повторил майор. – И где живет?

– Игореха, и все. Откуда мне знать? Я не милиция, чтобы фамилии спрашивать. У магазина познакомились…

«Пустое дело с этим алкашом толковать», – подумал Белянчиков и сказал Котикову:

– Давай, Виктор, быстро жми в управление, в НТО, там сегодня Коршунов дежурит. Пусть отдают срочно проявить твою пленку. И сделать побольше отпечатков. У нас теперь фотография этого «стрелка» имеется. Если только ты не оплошал.

– Вроде бы нет…

– Вместе с Коршуновым возвращайся сюда. Надо, чтобы он «пальчики» снял… А твои ребята пусть проверят лестницы в соседнем доме, жильцов опросят.

Котиков отвел в сторону одного из сотрудников, вполголоса объяснил ему, что требуется.

Белянчиков спросил задержанного:

– На машине приехали?

Мужик кивнул.

– Какая машина?

– Синенькая машина. Кажись, «Москвич».

– А поточнее? «Москвичей» много. Модель какая?

– Леший ее знает! Такая гладенькая машинка.

Белянчиков подумал, что в управлении можно будет

показать задержанному фотографии разных моделей, чтобы опознал. Важнее был номер, а на номер тот вряд ли обратил внимание. Юрий Евгеньевич все же спросил:

– Номер запомнили?

– Номер? – он пожал плечами. – У меня на цифры память плохая…

Вошел один из оперативников, прочесывавших дом:

– Товарищ майор, смотрите, что нашел! – он торжественно держал в руке коричневые ботинки Белянчикова. Юрий Евгеньевич чертыхнулся. Он совсем забыл про них. Оперативник, увидев сердитое лицо майора, смутился, не понимая, в чем дело, и тут наконец заметил, что Белянчиков без ботинок, в одних носках.

– Паркет, понимаешь, скрипел, – буркнул Белянчиков, обуваясь. – Ну вот… Хорошо хоть гвоздь не поймал.

– У вас все лицо поцарапано, – сказал оперативник. – Может, врача вызвать?

Белянчиков провел ладонью по лбу и почувствовал боль. Но кровь уже запеклась.

– Это его дружок, – майор кивнул на задержанного, – фонарь мне размолотил.

– Я и не знал, что Игореха с пушкой, – уныло сказал задержанный. Он все еще сидел на полу, с заведенными за спину руками в наручниках. Белянчиков слез с подоконника, подошел к камину. Преступники успели выворотить одну из нимф. Мраморная плита, которую вытаскивал задержанный в то время, когда в комнату ворвались Белянчиков с Котиковым, лежала расколотая на полу.

– Что ж ты плиту бросил? – спросил Юрий Евгеньевич.

– Ты бы не бросил! – проворчал задержанный. – Работаю спокойно – вдруг трах–тарарах! И гром и молния. – Он уже немного очухался после пережитого страха, и в голосе появились дерзкие нотки.

– А тебя–то как зовут? – спросил Белянчиков, разглядывая развороченный камин.

– Еременков меня зовут. Борис Николаевич.

– И зачем же тебе, Борис Николаевич, камин понадобился? – поинтересовался майор и тут заметил, что из стены, в том месте, где раньше находилась нимфа, торчит угол какого–то ящичка.

– Васильев, – позвал он стоящего рядом сотрудника. И показал глазами на торчащий ящик. – Видишь? Попробуй дерни.

Васильев наклонился перед камином, аккуратно поддернул брюки. Потом взялся за ящик рукой, пытаясь пошевелить его. Ящик не поддавался. Васильев оглянулся, ища, чем бы подковырнуть штукатурку. Белянчиков вынул из кармана перочинный ножик, протянул оперативнику. Васильев взял нож, ковырнул известку, и через несколько минут довольно большой деревянный ящик, похожий на те, в которых в старину хранили дуэльные пистолеты, стоял на табуретке.

Еременков смотрел на ящик с изумлением.

– Что там, Борис Николаевич? – спросил майор.

Задержанный не ответил. То ли он был так увлечен

созерцанием ящика, то ли отвык от того, чтобы его величали по имени–отчеству.

– Борис Николаевич! – повторил Белянчиков громче.

– А? – поднял глаза задержанный.

– Что в этом ящике?

– В первый раз вижу! – искренне ответил тот.

– Вы же за ним пришли?

– Скажешь тоже! – совсем непочтительно отозвался Еременков. – Этот… как его? Игореха! Сказал, камин в старом доме надо разобрать. Все равно дом на слом идет, чего добру пропадать. Четвертной обещал заплатить.

– Всего–то?

– Четвертной же! —со значением сказал задержанный. – Пятерку уже отслюнил. Аванс. – Он снова посмотрел на ящик. – Вот это покер! С джокером!

…Когда приехали эксперты, Коршунов снял отпечатки пальцев с камина и с неожиданной находки. Ящик вскрыли. Он был доверху набит старинными драгоценностями…

Белянчикову не хотелось терять время: он наскоро умыл расцарапанное лицо в большой ванной комнате с развороченным кафельным полом, вытерся носовым платком и попытался хоть что–нибудь выяснить у Ере–менкова о сообщнике. В глазах у того появились первые признаки осмысленности.

– Лечились? – спросил Белянчиков, глядя на его бледное, со следами отечности лицо.

– Ну а если и лечился? – с вызовом ответил Борис Николаевич. – Что ж меня теперь и за человека не считать?

– Борис Николаевич, – Белянчиков говорил спокойно. – Не горячитесь. И вы человек, и я человек. Но из–за того, что вы залезли в чужую квартиру…

– В пустой дом я залез, – буркнул Еременков.

– В пустой дом, – согласился майор. – Но с целью похитить из него камин и спрятанную в тайнике шкатулку с драгоценностями.

– Еще чего! И слыхом не слыхал о вашей шкатулке! А камин? Да этот дом завтра взорвут вместе с камином…

– Ну ладно, – сказал Белянчиков и перешел на официальный тон: – Давайте начнем все по порядку. Я имею право провести дознание…

– Ишь ты! – прокомментировал Борис Николаевич.

– Для начала хочу предупредить вас об ответственности за дачу ложных показаний.

Официальный тон Белянчикова, юридическая терминология и упоминание об ответственности произвели на задержанного удручающее впечатление. Он весь сразу съежился и стал нервно потирать руки.

– Какая ответственность? Ты о чем? – твердил он, не в силах сосредоточиться на вопросах Белянчикова. – Игореха сказал: «Снимем камин, пока дом не взорвали. Все равно пропадет». А ты – про ответственность! Знал бы я, что у него пушка – стакана с ним не выпил.

– Камин – произведение искусства, – старался, как маленькому, втолковать майор. – Принадлежит государству. И дом никто не собирался взрывать. Его на капитальный ремонт поставили.

Но Еременков все бормотал про ответственность, потерянно блуждая взглядом по комнате.

– Вы курите? – спросил майор, пытаясь хоть как–то вернуть Бориса Николаевича к действительности.

– А?

– Курите?

– Давай закурю! —он протянул трясущуюся руку за сигаретой. «А ведь ему не больше тридцати», – подумал Белянчиков.

Затянувшись несколько раз, Еременков успокоился.

…История его знакомства с Игорехой была короткой и простой. И в своей простоте пугающей. Уволенный за пьянку из жилконторы, Еременков перебивался временной работой – грузил мебель в магазине на улице Пестеля. Вечером пропивал заработанное в пивном баре или в непосредственной близости от забегаловки, в которой торговала тетя Катя. Здесь они и познакомились. Два дня Игореха исправно угощал Бориса Николаевича портвейном. («Дорогой брал», – сказал Еременков. И в голосе у него прозвучали нотки уважения.) А на третий день новый знакомый попросил его помочь разобрать в заброшенном доме «никому не нужный камин». И посулил четвертной.

– Да если камин никому не нужный, – рассердился Белянчиков, – зачем по крышам лазать! Нашли в заборе дырку – и кончено дело!

– Так надо! —многозначительно ответил Еременков, но кому и зачем надо, сказать не мог. Ничего не знал он и о том, почему в комнате взломан паркет и отодраны плинтусы. Только часто–часто моргал, глядя на майора испуганными большими глазами.

Все, что удалось выудить у него ценного, сводилось к тому, что Игореха ездил на «Москвиче» четыреста восьмой модели и камин собирался отвезти к себе на дачу. Но где у него дача – Борис Николаевич не знал.

Самые большие мучения ждали Белянчикова на Литейном, 4, когда он попытался с помощью Еременкова составить фоторобот Игорехи. Даже известное на все Главное управление терпение Юрия Евгеньевича было готово лопнуть, когда осмелевший Еременков комментировал то и дело возникавшие перед ним на экране носы и подбородки:

– О! Этот нос, как у моего шурина! В рюмку смотрит… Не, не, не то! У Игорехи махонький, как у Яшки Конопатого. Есть в нашем дворе такой барбос!

Лаборантка прыскала потихоньку, а Белянчиков сидел безучастный. У него не было ни сил, ни охоты одергивать развеселившегося Бориса Николаевича.

«Размножать такой фоторобот – пустое дело, – подумал он, мчась на дежурной машине по ночному городу домой, – только лишнюю работу людям давать».

2

Белянчиков разложил на столе перед своим шефом, начальником отдела управления уголовного розыска Корниловым, еще сыроватые фотографии, сделанные в пустом доме.

Снимки у Котикова получились прекрасные. На одном Еременков, с каминной доской в руках, смотрел прямо в объектив. Глаза он выпучил так, словно увидел в дверях тигра. А вот Игореха, занятый нимфой, не успел даже повернуть головы. Корнилов разочарованно рассматривал его затылок с чуть поредевшими темными волосами.

– Трудно будет искать его по затылку, – с усмешкой сказал он. – Такое фото не разошлешь для опознания.

– Не разошлешь, – с огорчением согласился Юрий Евгеньевич. – И как он успел улизнуть?

На втором снимке, который сделал Котиков, Игорехи не было.

– Для случайного вора, промышляющего в пустых домах, этот Игореха слишком прыток, – продолжал Белянчиков. – И пистолет впридачу…

– Все здесь не случайно, – Корнилов взял снимки, внимательно разглядывая их. – Вот только парень с выпученными глазами, похоже, попал в историю случайно.

– Ты веришь, что он не знал, на что шел? – спросил Белянчиков. Когда они оставались вдвоем, всегда переходили на «ты». Как–никак проработали вместе около двадцати лет.

– Веришь, не веришь! – недовольно, не отрываясь от снимка, пробормотал полковник. – Вот ты все проверишь, а там будет видно. – Он не любил, когда кто–пи–будь из сотрудников цеплялся за высказанное им предположение и делал его рабочей версией.

Наконец он поднял голову, посмотрел на майора.

– Как ты думаешь, этот тип знает, – Корнилов постучал пальцем по фотографии, – что у нас в наличии только его затылок, а не полный портрет?

Белянчиков нахмурился:

– Ну и вопросик! Я об этом не подумал.

– Подумай! – сказал Корнилов. И добавил: – Ты обрати внимание на окно.

Окно было высокое, без переплетов, из одного стекла. И на поверхности этого стекла, как в мутном зеркале, Белянчиков разглядел искаженные до неузнаваемости тени четырех человек, отразившихся при вспышке блица. Четырех! Значит, неизвестный, хоть и ускользнул из–под объектива фотоаппарата, но был в тот момент еще в комнате.

– Что ты меня вопросами мучаешь, когда сам уже все разглядел? – с укоризной сказал майор.

– Я себя проверяю. Ты все–таки очевидец. Представляешь последовательность снимков во времени. А я, увидев четвертую тень на стекле, решил, что кто–то из оперативников к вам на подмогу бежит.

–Нет, это его тень. В момент второй вспышки. В такой кутерьме трудно сообразить, лицо твое запечатлели или только затылок. Преступник уверен, что у нас его фото есть, а значит, и ведет себя в соответствии с этим: или лег на грунт, как говорят подводники, или уехал подальше…

– Или растит бороду и усы.

– И как я сразу не заметил! – подосадовал Белянчиков.

– Хватит казниться, – остановил майора Корнилов, с сочувствием разглядывая его расцарапанное лицо. – Вот как он тебя разделал!

– На работе неудобно появляться, – нахмурился Юрий Евгеньевич. – Бугаев увидит – месяц потом всякие небылицы будет рассказывать.

Включилась селекторная связь.

– Игорь Васильевич, – сказала секретарь. – Девять часов. Все в сборе.

– Пусть заходят.

Каждое утро, ровно в девять, если не было никаких ЧП, Корнилов проводил оперативку с сотрудниками отдела.

Когда все уселись, полковник, отыскав глазами эксперта Коршунова, сказал:

– Ну что, Николай Михайлович, начнем с вас? Что за клад майор Белянчиков отыскал?

– А ларчик просто открывался, – улыбнулся Коршунов, вставая с диванчика в углу кабинета. – Зря воры старались, нимфу выковыривали. К ней, как ко всякой женщине, подход был нужен. Кнопочку нажать, и все дела. Тайник был сделан, по–видимому, перед самой революцией, пользовались им и в более поздние времена…

– А драгоценности? – поинтересовался Белянчиков.

– Драгоценности, Юрий – Евгеньевич, стоят тысяч триста, не меньше. Но этим пусть ювелиры занимаются.

– Я тебя не о стоимости спрашиваю! Старинные они, с революции лежат?

– Все старинное, – ответил Коршунов и загадочно улыбнулся. – А вот сколько лежат… Тут есть одна закавыка – колечко с большим рубином. Вы его несколько лет назад усиленно разыскивали.

– Кольцо Фетисовой? – быстро спросил Корнилов.

– Фетисовой.

Шесть лет назад умерла старая, когда–то популярная актриса Фетисова. Была она одинока и все свое имущество завещала дому ветеранов сцены, а золотое кольцо, сережки, браслет и брошь с крупными рубинами и бриллиантами– Эрмитажу. Потому что комплект этот был одним из шедевров работы петербургского ювелира Якова Риммера. И браслет, и сережки, и брошь нашли, а кольцо с самым крупным рубином пропало. Розыск тогда поручили Бугаеву, и он потратил немало сил, чтобы проверить соседей – Фетисова жила в коммунальной квартире – и санитаров, которые увозили покойную, но кольцо исчезло. И вот – неожиданная находка.

– Но тогда… – начал Белянчиков.

– Но тогда возникает немало новых вопросов, – сказал Корнилов. – Тебе нужно срочно выяснить, кто жил в комнате? И не только перед тем, как дом поставили на капитальный ремонт, а с первых дней революции.

– У меня еще не все сюрпризы, – недовольный, что его перебили, вставил эксперт. – На каминной доске и на прелестных нимфах среди отпечатков пальцев есть и знакомые – задержанного Еременкова и известного вам Михаила Терехова, по кличке Гога, подопечного Бугаева.

Корнилов протянул Бугаеву снимок, на котором красовались Еременков и сбежавший «стрелок». Спросил:

– Ты его по затылку узнать сможешь?

– И по затылку тоже, – сказал Бугаев, но, посмотрев на снимок, покачал головой: – Ничего похожего.

– Майору видней, – ехидно сказал эксперт. – Он, наверное, чаще всего Гогу в затылок видел…

– А третьего в квартире не было, – сказал Белянчиков.

– Он мог быть наводчиком. Приходить раньше, – высказал предположение Корнилов. – Кто–то ведь взломал в комнате паркет.

– Это мы сейчас проверим. – Бугаев достал записную книжку, показал взглядом на телефонный аппарат.

– Звони, – разрешил полковник и переключил клавишу на динамик.

– Шестая контора, – услышал Бугаев молодой женский голос.

– Скажите, Миша Терехов на объекте?

– Терехов с воскресенья не выходил.

– Болен?

– А кто спрашивает?

– Майор Бугаев из милиции.

– Вы знаете, я звонила домой, дома его тоже нет. С воскресенья. Мать беспокоится… – в голосе девушки звучала тревога.

– Спасибо, – поблагодарил майор и повесил трубку.

– Странно, – сказал, Коршунов.

– Пока ничего странного, – ответил Корнилов. – И бывшие преступники, попадают в больницы и вытрезвители. Проверь все, Сеня. Не откладывая.

3

Через два часа Бугаев входил в кабинет следователя Красногвардейского районного управления внутренних дел Шитикова.

– А ты уверен, Леня, что это Гога? – с сомнением поглядывая на капитана, спросил Бугаев, когда они уселись друг против друга в унылом райотдельском кабинете.

Вместо ответа Шитиков открыл ящик письменного стола и, вытащив оттуда несколько фотографий, небрежно перекинул Бугаеву.

– Это уж ты определяй – Гога здесь или не Гога, У меня он пока числится как неизвестный.

Да, то была хорошо знакомая майору русалка – пышнотелая красавица с рыбьим хвостом, наколотая на правом плече Гоги Терехова. Да и сам мужчина, сфотографированный на больничной кровати, несомненно, походил на Михаила Терехова.

– Видок у него – не приведи господи, – сказал Бугаев. – Рана серьезная?

– Серьезнее не бывает. Ножиком в живот. И что самое главное – пролежал часа два. Там земля кровью пропиталась… Врачи говорят, что выживет. Операцию сделали вчера. Но крови потерял он много. И в сознание не приходит.

– Когда в последний раз в больницу звонил?

– За пять минут до твоего приезда, – ответил Шитиков. – Собака на месте происшествия вела себя как чумовая. То в одну сторону бросится, то в другую. Минут двадцать по поляне гонялась, а потом легла. Ножа мы не нашли. И одежды тоже…

– Он что же, голый лежал? – удивился Бугаев.

– В трусах. Бабка, которая его нашла, подумала – загорает. Лежит на животе, одна рука под голову положена. Да только какой вечером загар – солнце уже низко, тень от берез. Подошла, хотела разбудить…

– Странная история, – задумчиво сказал Семен. – Гогу и ограбили?! В лесу?

– В березовой роще. На волейбольной поляне. Там разбито с десяток волейбольных площадок.

– А что там делал Терехов? Не в волейбол же играл?

– Почему бы и нет?

Бугаев недоверчиво покачал головой. Помолчал. Потом сказал:

– Татуировка Гогина. И на карточке сходство есть, хоть и отдаленное…

– Ты учти потерю крови.

– Все я учитываю… Что свидетели говорят?

– А какие свидетели, Сеня?

– Волейболисты. Видели же они, с кем пришел Го–га, с кем разговаривал?

– А где их взять, волейболистов этих? Я же тебе сказал – они «дикие».

– Что–то я вас, товарищ капитан, не пойму, – переходя на официальный тон, сказал Бугаев. Он уже начал сердиться, решив, что Шитиков разыгрывает его.

– Чего ж тут непонятного? Надо учесть, товарищ майор, что в волейбол играют по выходным. Сегодня у нас вторник. Значит, теперь приедут только в субботу.

– И никто не знает, где эти люди живут, где работают? – Бугаев начал понимать, что Шитиков вовсе не шутит.

– Вот именно! Приедут, поиграют – и в разные стороны. До следующей субботы. И никаких физоргов, никаких организаторов у них нет.

– Да–а, ситуация… А из местных никто с ними не играет?

– Какие там местные? Есть в километре садово–огородные участки, так туда тоже на выходные народ приезжает.

– Про них–то ведь известно – кто они, где работают?

– Известно, – сердито бросил Шитиков. – ДОК–1. Деревообделочный комбинат. Два сотрудника угрозыска вместе с дружинниками с раннего утра там.

– Вот видишь!

Шитиков безнадежно махнул рукой:

– Те, кого опросили, говорят, что из их поселка никто в волейбол на поляне не играет. Да и вообще они недовольны, что рядом в лесу столько людей по выходным ошивается.

– Враждуют? Может, ссоры какие–то были между ними?

– Нет, не было. Просто огородникам не нравится, что много людей в волейбол играет – траву, говорят, топчут, ландыши весной рвут.

– Но ведь как–то общаются они? – не хотел сдаваться Семен. – Приходят волейболисты за водой, ягоды покупают, разговаривают о том, о сем. С девушками, в конце концов, заигрывают!

– Семен Иванович, ну неужели ты не понимаешь – даже если и приходили за водой, фамилий и адресов у них никто не спрашивал! За три дня все равно этих людей не найдем. А в субботу волейболисты и так на свою поляну приедут. И сам Гога скоро в сознание придет. Так ведь?

– Так, – с сомнением произнес Бугаев. – Что же нам теперь, три дня сложа руки сидеть? Ждать, что Гога расскажет… – Он никак не мог примириться даже с вынужденным бездействием.

– Зачем ждать? – сказал Шитиков, – Съездим на место. Может быть, наши сотрудники в ДОКе что–нибудь узнают. Глядишь, и Терехов оклемается.

– Ладно, – согласился Бугаев. – Сгоняем на место, может быть, и придумаем что–нибудь. Ты позвони в больницу.

Шитиков развел руками.

– Звони, звони. Он каждую минуту может прийти в себя.

Но Гога все еще был без сознания. Бугаев набрал номер Корнилова. Не вдаваясь в подробности, доложил, что собирается осмотреть место происшествия.

4

Улицы на окраине города были забиты грузовиками. Приходилось подолгу стоять у светофоров. Молодому водителю,, наверное, надоело тащиться еле–еле, и он, включив сирену, выехал на трамвайные пути. Асфальт был раскрошенный, щербатый, и легкие «Жигули» нещадно трясло. Бугаев вспомнил, что ехал по этой улице зимой и видел, как дорожники латали асфальт. «Вот и залатали, – зло подумал Семен. – Нет, чтобы летом все как следует сделать – дождались морозов. Зимой им больше платят, что ли?» Обернувшись к водителю, спросил:

– И надолго тебе при такой езде машины хватает?

Парень покраснел и не нашелся, что ответить.

– Я думаю – на полгода, – продолжал Семен. – В лучшем случае – на девять месяцев… – Бугаев вдруг поймал себя на том, что почти слово в слово повторяет то, что когда–то при нем говорил одному водителю Корнилов. «А когда–то и вы, майор, лихачили», – подумал он и улыбнулся. Шофер, наверное, поймал его улыбку в зеркале и сказал с обидой:

– Да ведь смешно, товарищ Бугаев, среди грузовиков тащиться. Машина оперативная…

– Смешно будет, когда срочный вызов, а твоя оперативная рассыплется! И сирену пореже включай, чего зря людей пугать. Мы ведь не на дело спешим.

Шофер, вздохнув, сбавил скорость.

Улица была широкой и просторной, дома стояли далеко друг от друга, не заслоняя солнце, перед каждым – газоны и кусты, детские площадки. Не было сырых дворов–колодцев, теснящихся друг к другу каменных громад, толп народа на тротуаре. «Но вот что удивительно, – думал Бугаев, – вместе со всем этим ушел и сам город, остались отдельно стоящие жилые кварталы, универсамы, огромные холодные кинотеатры. Казалось бы, человеку стало удобнее и просторнее жить, а он едет в свободное время куда–нибудь в центр, прогуливается в толпе по Невскому или узкому Большому проспекту, идет в маленькую старую киношку, вместо того чтобы дышать свежим кондиционированным воздухом в кинотеатре, который в двух шагах от его дома. Нет на окраине улиц, по которым можно ходить часами, разглядывая встречных прохожих, витрины магазинов, рекламные огни, а в человеке, хоть и наслаждающемся преимуществом отдельной квартиры, осталась эта нужда в общении, даже в таком, уличном, немом, общении».

Вспомнив про Невский, Бугаев вспомнил и о том, как лет шесть назад впервые арестовывал Гогу – поздно вечером в гардеробе ресторана «Север». Терехов взял от гардеробщика шубку своей приятельницы, помог ей одеться, а потом небрежно завел руки за спину, собираясь просунуть их в рукава дубленки, которую держал наготове услужливый старик. Бугаев на несколько мгновений опередил гардеробщика и защелкнул на Гогиных руках наручники. Шеф потом пожурил Семена за ненужное пижонство, но сам Гога оценил его ловкость и даже не стал сопротивляться. Сказал только:

– Ну, Гога, козел! Как тебя сделали – на раз!