Текст книги "Пропавшие среди живых. Выстрел в Орельей Гриве. Крутой поворот. Среда обитания. Анонимный заказчик. Круги"

Автор книги: Сергей Высоцкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 50 страниц)

– Игорь, ты когда–нибудь ходил на медведя? – спросил он.

– С рогатиной?

– Будешь острить, так и умрешь, ни разу не поохотившись, – оборвал Игоря Васильевича Плотников. – Тут мы собрались небольшой компанией… Есть одно место в «газике».

– И далеко? – спросил Корнилов.

– Далеко. За Бокситогорск. Всего километров триста… – И, почувствовав, что его приятель сомневается, Плотников сказал: – Дело стоящее. Есть лицензия. Егерь еще с осени взял берлогу на контроль…

– А что?! – оживился Игорь Васильевич, представив вдруг заснеженный лес, огромный костер и темную тушу зверя на снегу. – А что? – повторил он. – Почему бы и не поехать? Что за народ собирается?

– Колю Евсикова ты знаешь, – сказал Плотников, – да еще один его приятель. Инженер с «Электросилы».

Евсикова Игорь Васильевич встречал несколько раз у Плотникова и не очень жаловал. Он производил впечатление человека, когда–то давшего клятву быть обязательно остроумным и свято эту клятву выполнявшего, несмотря на то, что все остроты у него были заезженные, анекдоты или старые, или совсем не смешные. Коля Евсиков, которому, кстати, было уже лет сорок, ни слова не говорил просто так – обязательно с присказкой, обязательно с каламбуром. В компании, которая время от времени собиралась у Плотникова, к Евсикову уже привыкли и, едва он начинал какой–нибудь очередной свой каламбур, хором его подхватывали.

…Так и не допив кофе, Игорь Васильевич надел старенький короткий тулупчик, волчью мохнатую шапку, подхватил рюкзак и ружье и тихонько прикрыл за собой дверь. В лифте он взглянул на часы – было половина пятого. «Ну, товарищ Корнилов, вы делаете успехи!» – усмехнувшись, подумал Игорь Васильевич. Он мог засидеться за работой далеко за полночь, но утром в выходной любил поспать.

«Газик» уже стоял перед подъездом, окутанный белыми клубами морозного воздуха. Плотников, сидевший за рулем, распахнул дверцу. Игорь Васильевич устроился рядом, обернулся, поздоровался с Колей Евсиковым.

– А это Владислав Сергеевич… – сказал Плотников, кивнув на третьего мужчину в новеньком ватнике, подпоясанном патронташем.

– Он у нас главный медвежатник! – засмеялся Евсиков. – Завидев Славку, все медведи медвежьей болезнью болеют.

– Ну, с богом! – сказал Плотников, и они покатили по пустынному белому городу.

Что–то в этом Владиславе Сергеевиче показалось Корнилову знакомым. «Может быть, у Евсикова встречались? – думал он. – Нет, не встречались. Я хорошо помню всех его гавриков». Раза два Игорь Васильевич поворачивался к Плотникову, о чем–то спрашивал его, а сам ненароком взглядывал на Владислава Сергеевича, но в машине было темно. Рассмотреть черты лица не удавалось. У него возникло ощущение, словно не сам человек был ему знаком, а только глаза, о которые он будто споткнулся, когда пожимал Владиславу Сергеевичу руку.

«А–а, впереди еще два дня, успеем разглядеть друг друга», – решил он и попытался задремать. Но сидеть было неудобно, мешал вещевой мешок, стоящий в ногах. Да и дорога, как только выехали за город, оказалась скользкой, плохо почищенной. Машину трясло, заносило на поворотах. То и дело приходилось хвататься за железный поручень над дверцей.

«Лихая голова, – подумал Игорь Васильевич о Плотникове. – Загонит он нас в канаву». Но говорить ему ничего не стал. Василий мог спокойно выслушать любые замечания, кроме замечаний в адрес его умения водить автомобиль.

Часа через три Корнилов уже так устал – и от неудобного положения, в котором сидел, и от тряски, и, главное, от того состояния полудремоты, полубодрствования, когда ежесекундно засыпаешь и ежесекундно же просыпаешься, что перестал обращать внимание на то, как ведет Плотников машину.

– Николай, – попросил Игорь Васильевич Евсикова, – ты бы хоть рассказал чего… Пару анекдотов поновее.

Но Евсиков не отозвался.

– Он уже третий сон видит, – тихо сказал Владислав Сергеевич. – Сил набирается…

«И голос этот я уже слышал», – подумал Игорь Васильевич.

Часов в девять посветлело. Но декабрьский рассвет был тусклым, больным – не то раннее утро, но то ранний вечер. Евсиков проснулся, когда они подъезжали к какому–то поселку. Заметив скопление грузовиков около унылого, из белого кирпича построенного домика, он скомандовал:

– Вася! Тормози. Что–то стало холодать, не пора ли нам поддать?

– Нет, братец, до тех пор, пока не уложим мишку, – сухой закон! – сказал Плотников. – А я, как тебе известно, за рулем не пью даже пиво.

Первый этаж здания и впрямь оказался столовой. Там было шумно, парно, как в бане. Несмотря на предупреждение снимать верхнюю одежду, люди сидели за столиками в тулупах и ватниках, в шапках. Плотников поставил Владислава Сергеевича в очередь на раздачу, сам нашел свободный столик, сложил на поднос и отнес в посудомойку грязную посуду. Игорь Васильевич выбивал в кассе чеки. Один Евсиков сидел за столиком без дела, меланхолически разглядывая новые, разрисованные чашками и ложками занавески на окнах. Через считанные минуты на столе стояли тарелки с шоре и котлетами, белесый кофе и бутерброды – на кусочке черного хлеба две кильки и кружок яйца.

– Ну, Вася! – восхитился Игорь Васильевич. – Ты у нас прирожденный организатор. Недаром тебя избирают на руководящие посты в месткоме.

Еда, правда, оказалась из рук вон плохая – шоре синее, котлеты безвкусные, но зато кофе, хоть и был сварен не то из желудей, не то из овса, обжигал губы.

– Эх, такая закуска пропадает, – с сожалением сказал Евсиков, отправляя в рот бутерброд с килькой.

– Ничего, Коля, – ободрил Плотников. – Ты еще возьмешь свое. На медвежьем сале знаешь какая вкусная свежатинка будет!

– Сальце, мясце… – начал Евсиков.

– …Витамин цэ. Это мы, Коля, знаем, – улыбнулся Владислав Сергеевич. Улыбка у него была добрая, словно чуточку виноватая. Будто бы он подшучивал над Евсиковым и тут же извинялся за это. «Нет, пожалуй, я его никогда не встречал», – подумал Корнилов. Но тут Владислав Сергеевич снял шапку, и у Корнилова словно пелена с глаз спала. Он узнал этого человека, узнал продолговатую, огурцом, голову. Владислав Зайцев!

«Ну и дела. В хорошую компанию я попал! На медвежью охоту… Да как же это может быть? С тех пор когда этого субчика судили, прошло не так много времени. – Он прикинул, выходило не больше четырех лет. – А ведь его приговорили к десяти. Неужели убийцу выпустили досрочно? За хорошую работу?» Ошеломленный своим открытием, Корнилов никак не мог решить, что ему делать. Остаться здесь или на рейсовом автобусе возвращаться в Ленинград? А что сказать Плотникову? Как все объяснить? Ехать на охоту? С этим убийцей? С подонком, которого он четыре года тому назад целую неделю выслеживал по всей Ленинградской области? И Василий тоже хорош! Не знает, с кем имеет дело! А если… Но это «если» он не успел даже выразить в форме мысли. Осталось только смутное ощущение опасности – в этот момент Плотников озабоченно посмотрел на часы и быстро поднялся из–за стола:

– По коням, братцы, по коням!

– В поход, в поход, медведь не ждет! – пропел Евсиков. Они гурьбой тронулись на выход, увлекая за собой Корнилова, не давая ему сосредоточиться, принять решение. Еще несколько минут, и «газик» уже мчался по белой, укатанной дороге, среди припорошенного снегом елового леса. Ветер чуть раскачивал огромные ели, и сверху то и дело осыпались снежные комья, разбиваясь о ветви в пыль, создавая новые обвальчики. Ветер нес снежные облака прямо на дорогу, под колеса «газика».

Игорь Васильевич сидел словно в оцепенении, спиной ощущая взгляд Зайцева. Конечно, он его тоже узнал. Никаких сомнений не может быть! «Нет уж, нет! Увольте! Что это за охота. На охоту ходят с друзьями! Как я с ним сяду рядом у костра? Как буду есть из одного котелка? – твердил себе Игорь Васильевич. – Нет! В Бокситогорске сяду на поезд. Скажу – заболел, сердце жмет…» Но он понимал, скажи так, подумают, что испугался медведя. Ходить на берлогу – дело непростое, вот и сдрейфил. Старший инспектор угрозыска. Это ему не домушников брать. Первый Плотников так подумает. Не скажет, но подумает. А Евсиков растреплет на весь город.

Так и не решился Игорь Васильевич уехать. Но охота была испорчена. С какой–то тягостной апатией Корнилов выполнял – именно выполнял! – все, что положено на охоте, – продирался вслед за егерем к берлоге по глубокому, по пояс, снегу, стоял с ружьем на изготовку там, где велел егерь, без тревоги и без любопытства приглядываясь к небольшой дыре в снегу, над которой время от времени возникало легкое облачко морозного пара. Когда растревоженный шестом егеря мишка с ревом вылетел из берлоги, Корнилов выстрелил нехотя и спокойно, почувствовав, что попал в светло–бурое пятно на груди мишки. Ему даже почудилось, что он услышал глухой шлепок своей пули. И тут же он подумал о Зайцеве. Как, с какой мыслью взрослый мужчина стрелял из ружья в забравшегося в сад мальчишку?

…Когда дело было сделано, охотники столпились вокруг уткнувшегося мордой в снег зверя.

– Эх, фотоаппарат не взяли! – посетовал Евсиков…

Егерь достал большую финку и опустился перед тушей на колени.

– Дайте мне, – попросил Зайцев.

Егерь обернулся и посмотрел на Плотникова, словно спрашивая у него разрешения.

– Да не испорчу я шкуру, – усмехнулся Зайцев. – Если что не так буду делать, скажите. – Он стал на корточки рядом с егерем, взял у него из рук финку и застыл на несколько секунд над тушей, словно примериваясь и рассчитывая, с чего начать. Потом провел рукой по шкуре, разводя шерсть, и осторожно надрезал…

Игорь Васильевич смотрел, как ловко орудует Зайцев финкой, и чувствовал, как у него по спине бегают мурашки, словно это ему приложили к телу холодную сталь.

– Ловко, – с одобрением сказал егерь. – Приходилось свежевать?

– А чего тут особенного? – не отрываясь от дела, откликнулся Зайцев. – Барашков резал, кроликов. Когда хозяйство ведешь, чем только не приходится заниматься…

– Правда твоя, – согласился егерь. – Хозяин все должен уметь. – И, обернувшись к Плотникову, сказал: – Уважаю. Если человек к какому делу приспособлен, не зря живет.

– Да уж, да уж! – как–то не очень искренне пробормотал Плотников, словно чувствовал свою вину за то, что не приспособлен ни к какому житейскому делу.

«Знал бы ты, каких дел этот умелец наделал! – зло подумал Игорь Васильевич. – А ведь выглядит каким тихоней!»

Евсиков обламывал сухие сучья у елок, выдирал из снега сухостой. Складывал для костра. Неожиданно низко над лесом пронеслась тетеревиная стая. Сделав большой круг, птицы с шумом расселись на березы метрах в пятистах от охотников. С деревьев посыпались хлопья снега.

– Эх, была не была! – азартно воскликнул Плотников, схватил ружье и пошел прямо по целине в сторону тетеревов.

– Не догоню, так хоть согреюсь! – хохотнул ему вдогонку Евсиков, но Плотников только отмахнулся.

– Если вы пойдете в обход, – сказал Игорю Васильевичу егерь, – он может на вас их нагнать.

– Попробовать? – Корнилов с сомнением смотрел, как медленно продвигается Плотников, утопая в снегу по пояс.

– А вы по дороге, – махнул рукой егерь. – По санному следу. Только к медвежьей печенке не опоздайте…

Игорь Васильевич вынул из патронташа два патрона с тройкой, зарядил ружье и пошел не, торопясь по дороге. Он не прошел и ста метров, как услышал, что его кто–то нагоняет. Он обернулся и увидел спешащего Зайцева с ружьем…

«Интересно, – подумал Корнилов. – Уж не поквитаться ли он собрался со мной? Только так не бывает, на глазах у всех. Теперь уже не свалить на неудачный выстрел». Но неприятное чувство все же осталось. И спину холодило, как утром.

– Я тоже решил попробовать! – сказал Зайцев. – Не возражаете? А то, знаете, еще неизвестно, попал я в медведя или нет. А тут все–таки проверю себя. Не разучился ли стрелять…

Им не повезло. Они подошли к березам, на которых расселись тетерева, раньше, чем Плотников. Птицы с шумом снялись с деревьев и полетели на Василия. Гулким эхом прокатился по лесу выстрел…

– Попал, – сказал Зайцев и посмотрел на Игоря Васильевича, ожидая, наверное, что тот спросит, почему он так решил. Но Корнилов не спросил. Очистив от снега ствол поваленной сосны, он сел, разрядил ружье. Зайцев сел рядом. Несколько минут молчали.

– Вы меня узнали? – наконец спросил Игорь Васильевич.

Зайцев усмехнулся и посмотрел в сторону, на белое, словно отороченное елями поле, не то большую поляну, не то озеро, скрытое подо льдом и снегом.

Корнилову стало неловко. Смешно даже подумать, что можно забыть человека, который выследил тебя и арестовал.

– Мне как Евсиков сказал, что товарищ из милиции с нами поедет, так я сразу почему–то про вас подумал, – сказал Владислав Сергеевич. – Спрашиваю фамилию, оказывается, так оно и есть – Корнилов. Ну как чувствовал! – Он крутанул головой и непонятно усмехнулся.

– А когда же вас… – Игорь Васильевич замешкался, подбирая необидное слово. – Когда же вы на свободу вышли?

– Давно. Три года назад. А вы что? Ничего не знаете? – спросил как–то простодушно.

– Да нет… – сказал Корнилов. – На суде я хоть не был, но слышал, что вам серьезный срок дали. – Сейчас он вдруг вспомнил: кто–то говорил ему, что адвокат Зайцева собирается подать апелляцию.

Потом Корнилова, как всегда, захлестнули другие дела, он уже не думал о Зайцеве.

Зайцев, глядя на Игоря Васильевича в упор своими пронзительными глазами, сказал:

– Городской суд отменил приговор… За отсутствием доказательств.

«Как же так? – подумал Корнилов. – Все доказательства были налицо. Ружье, из которого убили мальчонку в саду Зайцевых, принадлежало Владиславу Сергеевичу. Жена показала, что вечером Зайцев взял ружье с собой в маленький домик–времянку, где часто ночевал, явившись домой пьяным. После убийства Зайцев скрылся. Прятался по лесам. Соседи по даче показали, что Зайцев давно грозил мальчишкам расправой за то, что они воровали яблоки из его сада. Как же так?»

– Не великий подарок – отсутствие доказательств, – продолжал Зайцев. – Но все–таки на свободе лучше. На свободе хорошо, – повторил он ласково и опять посмотрел на белое поле.

«Да уж, совсем не подарок! – подумал Корнилов. – Подозрение–то остается! И почему они так поступили? В народном суде все было доказано! Яснее ясного…» Но все–таки ему стало неприятно и чуть–чуть обидно оттого, что очевидные доказательства, которые он с таким трудом собирал по крупице, не были приняты во внимание.

Зайцев хотел еще что–то сказать, но в это время совсем недалеко раздался выстрел, потом ударил дуплет. Игорь Васильевич вскочил, стараясь рассмотреть, что происходит. Огромная стая тетеревов с шумом пронеслась у них над головами. С елок посыпался снег. Зайцев выстрелил навскидку, но опоздал, птицы были уже далеко. А к ним шел румяный, веселый Плотников, держа в поднятой руке огромного косача…

Больше они с Зайцевым на эту тему не разговаривали. А вернувшись с охоты, Корнилов узнал, что история с убийством мальчика имела продолжение… Через три месяца после того, как Зайцев вышел на свободу, в прокуратуру пришла его жена и призналась в том, что из ружья стреляла она. Пока муж спал пьяный во времянке, в сад залезли мальчишки. Она решила их попугать, взяла ружье и в полной уверенности, что патроны заряжены солью, как не раз говорил Зайцев, выстрелила на шум…

21

– На одних подозрениях далеко не уедешь. – Корнилов оглядел собравшихся на очередную оперативку сотрудников группы майора Белянчикова. – Все эти логичные построения, которыми мы сейчас занимались, логичны только в нашем воображении. Мы ищем владельца «Волги», приехавшего за несколько часов до пожара в Парголово и перелезшего через забор рядом с дачей Барабанщикова… И на этом основании подозреваем и Платонова со станции обслуживания, и кандидата филологических наук Озерова. – Он усмехнулся. – И кое–кого еще. Почему только не взяли на заметку жену актера Солодовникова? У них ведь тоже «Волга»! А если владелец «Волги» – какой–нибудь пока неизвестный нам человек, на поиски которого мы потратим уйму времени и сил, – никакого отношения к пожару не имеет? Мы окажемся на пустом месте.

– Вот если бы та тетка номер автомашины запомнила! – сказал Бугаев.

– И этого было бы мало. – Корнилов стоял на своем непреклонно. – Много у нас косвенных… – Он замолчал, подбирая слово. – Нет, не улик. Подозрений много, а это не улики. Если мы с этим к прокурору выйдем – донос получится, дорогие товарищи. Так анонимки стряпают, а не серьезные обвинения.

– Товарищ подполковник, – тихо сказал Белянчиков. – Но мы же не только из–за «Волги» вышли на Платонова и Озерова. Бригадир Платонов вместо того, чтобы дать нам адрес хаусмайора, которого он, конечно, хорошо знал, направил нас к своему однофамильцу Аристарху…

– Испугался, что поймают на левых работах, – ответил подполковник. – Надо, кстати, попросить ОБХСС провести там проверку.

– А с Озеровым вообще все сложнее, – продолжал майор. – Работал вместе с убитым Рожкиным, имеет «Волгу»…

– А это древнее Евангелие, что мы нашли в «дипломате» у Аристарха, наводит на некоторые мысли, – вставил Бугаев. – Озеров–то постоянно со старинными книгами и рукописями дело имеет. С Аристархом знаком. Почему Аристарх, как попугай, твердит, что видит эту книгу впервые?

– Вы же знаете, что книга не институтская, – сказал Корнилов. Он посмотрел на Лебедева. Старший лейтенант сидел грустный. За время совещания не проронил ни слова. – Лебедев, ты чего сегодня отмалчиваешься?

– Как это я, товарищ подполковник, упустил из виду, что Озеров и Рожкин были сослуживцами! – с огорчением ответил старший лейтенант. – Тогда и беседу с Озеровым по–иному следовало строить.

– Упускать это не следовало. Но, может быть, все получилось и к лучшему.

Лебедев посмотрел на шефа с недоумением.

– Вспомни ты про Рожкина, ты бы уж наверняка его фамилию в разговоре упомянул. Спросил бы, например, не обслуживал ли Барабанщиков и Рожкина? Или еще что спросил. А этого пока делать не следует. Если Озеров никак в деле не замешан, его и пугать незачем. А если замешан – тем более. Ты напрасно не сказал ему, что Барабанщиков погиб. Напрасно! Вот тут он, может, задумается. Всем остальным клиентам ведь говорил?

Лебедев кивнул.

– Думаешь, они после наших бесед не обмениваются впечатлениями?

Старший лейтенант вдруг хлопнул ладонью по лбу:

– Вспомнил! Знал Озеров, что Олега Анатольевича нет в живых. И проговорился. А спохватившись, расстроился. А я–то гадал, почему такая перемена в настроении. То руку тряс пять минут, то вдруг: «честь имею». Он, товарищ подполковник, все про экономию времени мне вдалбливал. Вот, дескать, Барабанщиков берет мою машину и везет на техосмотр. А когда прощались, извинился, что разговор на лету, между совещаниями. Все будущие дни расписаны – командировки, советы, а в субботу ремонтом машины заниматься придется. Ремонтом машины! Понимаете? Был бы Барабанщиков под рукой, не болела бы о машине голова!

– Любопытная деталь, – задумчиво сказал Корнилов. – Любопытная. Не совсем искренен с нами товарищ Озеров.

– А кто из всех этих клиентов с нами искренен? – проворчал Бугаев. – Все темнят. Никому не хочется признаваться, что с прохиндеем дело имели. Все хотят чистенькими выглядеть. А о том, что пользовались услугами преступника, сразу забыли.

– У хаусмайора соответствующая среда обитания была, – усмехнулся Корнилов. – Клиентов у него хватало. Но подозревать всех, искать улики против каждого мы не имеем права. Залезем в такие дебри! – Он помолчал немного, чувствуя скрытое несогласие участников оперативки. – Давайте посмотрим на дело пошире. С другой стороны. Зачем поджигают дома? Склады, магазины? Если отбросить ревность, злобу, зависть… Какая может быть зависть или ревность к мертвому?

– Правильно, – согласился Белянчиков. – Тут другим пахнет.

– Дымом тут пахнет, – не удержался и сострил Бугаев и понюхал рукав пиджака.

– Дом поджигают, чтобы что–то скрыть. Следы преступления, недостачу… Чтобы скрыть улики, если их нельзя унести или уничтожить! Тот, кто поджег дом Барабанщикова, скорее всего искал и не нашел какие–то улики, которые, как он знал, находятся там и могут его скомпрометировать. Скомпрометировать, если их найдем мы. – Корнилов встал, прошелся по кабинету. – После гибели хозяина из этого дома были вынесены Аристархом Антоновичем три иконы. Причем, как подтвердилось, принадлежащие ему. Старинное Евангелие…

– Вот–вот! – опять подал голос Бугаев.

– Старинное Евангелие и билет на «Стрелу», – продолжал подполковник. – И от того, и от другого Платонов открещивается. А мог бы, наверное, сказать, что и книга принадлежала ему.

– Да просто боится, что кто–то признает, что книга принадлежала Барабанщикову, – заметил Белянчиков.

Корнилов, казалось, не услышал реплики.

– Считаю, что следует срочно перелопатить пожарище в Парголове. Чтобы ни один гвоздь не остался незамеченным и неисследованным. Это раз. А второе… – Он посмотрел на Бугаева, потом на Лебедева. – Вам нужно внимательно проанализировать протокол обыска в доме Барабанщикова и постараться поточнее вспомнить все, что вы там видели.

После того как Корнилов отпустил сотрудников, к нему заглянула Варвара, секретарь управления.

– Игорь Васильевич, у городского аппарата Новицкий.

Подполковник взял трубку.

– Ну и чинуша ты, милиционер! – с укором сказал Николай Николаевич. – Ладно бы я от безделья звонил, узнать, не решил ли ты кроссворд в «Вечерке»! Так ведь в кои веки раз выдался случай помочь милиции, а ты трубку не желаешь брать…

– У меня, Николай Николаевич, такое срочное дело в этот момент решалось…

– Все дела у тебя срочные, – проворчал Новицкий. – А я тебе сюрприз приготовил.

– Вспомнил мужика на фотографии?

Новицкий немного помолчал. Потом сказал:

– Ты, брат, как болгарская ведунья. С тобой надо поосторожнее. И его вспомнил. Только сюрприз не в этом. Я встретился с Иваном Даниловичем Савиным, он заведует отделом древнерусского искусства в музее, показал ему фотографии иконостаса из Орлинской церкви. Догадайся, что он сказал, раз уж ты такой ясновидец?

– Не могу, Коля. Это уже не по моей части.

– То–то же, – удовлетворенно сказал Новицкий. – Савин подтвердил, что этот иконостас спасли во время пожара в Селище, в соборе. Для нового собора он оказался мал, и его передали в Орлино. Ему цены нет, этому иконостасу. Ты что, действительно ничего об этом не знал? Или морочил мне голову?

– Не знал. Подумал только: чего же человеку рисковать жизнью, лезть в церковь через разрушенный купол ради не имеющих ценности икон? Логично?

– Логично, – согласился Новицкий. – Иван Данилович собирается съездить в Орлино. Посмотреть. Как ты, не возражаешь?

– Я тут ни при чем. Пускай едет. Если иконы представляют большую ценность, так их в музей надо забрать.

– Ты что же, мне вчера не поверил? – обиделся Николай Николаевич. – Я тебе сразу сказал – семнадцатый век.

– Ты лучше скажи про фотографию, – попросил Корнилов.

– Я из–за нее ночь не спал.

– Совесть замучила?

– С какой еще стати? Не совесть, обида! Ведь всегда считал, что зрительная память у меня выдающаяся. Художник я или нет?! А тут… Когда ты мне его показал, я даже и не сомневался: лицо совсем незнакомое. А домой приехал, лег спать, а он у меня перед глазами, мертвый. И что–то уже мерещится знакомое. Ну, думаю, значит, видел когда–нибудь. Смерть ведь так человека изменяет! К утру вспомнил. Приходил этот человек ко мне в мастерскую, когда я «Волгу» купил. Спрашивал, не нужна ли Мне финская шипованная резина. И предложил, когда потребуется, помочь с профилактикой, с ремонтом. Адрес оставил. Продиктовать?

– Не надо, – сказал Корнилов. – Когда твой Савин в Орлино съездит, ты меня с ним сведи, ладно? А адресок Барабанщикова ты, значит, записал? На всякий случай? – не удержался и съязвил Игорь Васильевич.

Новицкий сердито засопел в трубку и сказал:

– Ладно, Василич, до завтра.

22

Вечером в кабинет к подполковнику пришли Белянчиков и Бугаев. В руках у Семена был пакет, перевязанный толстой белой бечевкой. Капитан молча положил его на большой стол, за которым проводились совещания, и стал развязывать.

– Хороший сюрприз мы там разыскали, – сказал Белянчиков. Корнилов почувствовал, что в кабинете противно запахло мокрой золой.

Подполковник подошел к Бугаеву и с интересом стал следить за тем, как Семен осторожно разворачивает какую–то полосатую выгоревшую ткань.

– Старый чехол от машины использовали, – сказал Юрий Евгеньевич. – В сарае нашли.

Бугаев наконец развернул пакет, и Корнилов увидел раздавленный, полуобгорелый «дипломат». Такой же, как у Аристарха Антоновича, и три закопченные иконы в «дипломате».

– Просто двойник какой–то, – удивился подполковник. – А старинного Евангелия нет?

– Нет, – ответил Бугаев. – Зато вот здесь, – он осторожно отогнул оставшуюся целой часть крышки, – есть надпись…

На ткани четкими печатными буквами было выведено: «Платонов А. А. Зверинская улица, 33, 6».

– Так получилось… – не выдержав молчания, развел руками Аристарх Антонович. – Когда я пришел и увидел, что Олег повесил мои иконы на стенку, я разозлился. Тут и жуку ясно, что он присвоил! В отместку я взял его иконы. Три штуки… Подумал, что потом заплачу его родственникам. В мой «дипломат» шесть икон не влезли. И я стал искать, куда бы еще положить. Увидел такой же «дипломат»…

– И где же вы его увидели? – поинтересовался Игорь Васильевич.

– Он был заперт в бюро. – Платонов виновато улыбнулся. Первый раз с тех пор, как – Корнилов его увидел. Правда, и обстоятельства не располагали к улыбкам. – А где лежат ключи, я знал.

«И еще знал, где ключи от бара», – подумал Игорь Васильевич, вспомнив рассказ Бугаева о том, как Аристарх Антонович пробавлялся коньячком.

– Это был «дипломат» Барабанщикова?

– Не думаю. Он всегда со спортивной сумкой таскался. «Адидас», знаете? Очень вместительная. – Платонов подумал немного, пожал плечами. – А может, и его?! Этот «дипломат» Барабанщиков мне доставал, и Озерову тоже…

– Какому Озерову?

– Филологу. Я вам называл его. Георгию Степановичу.

– А еще кому–нибудь из знакомых он доставал такие «дипломаты»?

– Если не врал, то мне и Озерову. Говорил, два последних у знакомого директора перекупил. Но мог и наврать. У него бывало. Чтоб лишнюю пятерку получить.

– И что же было дальше? – спросил подполковник.

– Когда я выходил из дома, меня задержали…

– Куда же делся ваш «дипломат»?

– Понимаете… – смутился Платонов. – Я очень испугался, когда товарищи… меня… увидели… Темно, пустой дом. Я побежал, наткнулся на кого–то, упал с крыльца… Ну и…

– Говорите, говорите, – подбодрил подполковник.

– Совершенно машинально я сунул один «дипломат» под крыльцо. Там была дырка. Совершенно машинально…

«Недооценил я этого типа, – подумал Корнилов. – На его месте не каждый сообразил бы так ловко отделаться от опасного груза».

– Почему же вы сунули под крыльцо свой чемоданчик?

– Я же говорю – машинально. Я даже не помнил, в каком из них лежали мои иконы, в каком – иконы Барабанщикова.

– Поразительное совпадение, – покачал головой Игорь Васильевич. – Вы только в одном ошиблись, зачем же свои иконы в чужой «дипломат» засунули.

Платонов жалко улыбнулся.

– А что лежало в чужом «дипломате», когда вы взяли его из бюро?

– Какие–то старинные рукописи и эта книга…

– Евангелие?

– Ну да. Рукописи я выложил в бюро, а книгу оставил.

– Почему же выложили рукописи? Чтобы освободить место для икон?

– Чужие рукописи. Они ведь, наверное, на учете… А книга могла пригодиться.

– Аристарх Антонович, а билет на «Стрелу»? Он был в чемодане?

– Не знаю. В отделение для бумаг я не заглянул. Торопился.

– Как бы вы, Аристарх Антонович, облегчили себе участь, если все это рассказали сразу, – сказал Корнилов. – И как бы сократили наш путь к истине.

23

«Ему слишком многое придется потерять», – подумал Корнилов, вышагивая по пустынному парку. Первые желтые листья, нападавшие за ночь, шуршали под ногами. Неяркое утреннее солнце чуть пригревало спину, легкие волны сизого дыма расползались по аллеям – где–то рядом, за кустами, жгли костер.

– Слишком многое… Если дом поджег Озеров, то он будет отбиваться до последнего. Голыми руками его не возьмешь!

Когда Корнилова мучил какой–нибудь нерешенный вопрос, он любил вот так пройтись один, вдали от людей, от уличной сутолоки. Любил, если позволяло время, сесть на электричку и выехать за город. Не очень далеко – в Лисий Нос, в Александровку, и пройтись по лесу. Но долгого одиночества он не выдерживал. Ему нужен был собеседник, скорее даже слушатель, на котором он проверял бы свои суждения. С годами научившись разбираться в своем характере, подполковник с сожалением замечал за собой такое непостоянство, но избавиться от него не мог.

«Неужели Озеров поджег дом только потому, что не нашел там своего «дипломата»? И боялся, что его найдем мы?! – Корнилов знал теперь содержимое этого маленького чемоданчика как свои пять пальцев… – Три иконы Барабанщикова, положенные в чемодан Аристархом Антоновичем, Евангелие, билет на «Стрелу», на второе сентября, маленький листок в клеточку, согнутый пополам, использованный как закладка в книге. На листке размашистым почерком странный буквенно–цифровой набор: ОФ 45113614… Чего больше всего боялся Озеров? Рукопись–то он, наверное, нашел в бюро. Чего же еще? Билет на поезд? Думал, найдем билет и выясним, кто его покупал? – Подполковник усмехнулся. – В этом случае он сильно преувеличил наши возможности. Пробовали. Ничего не получилось. Если бы билет выдали из брони, тогда успех гарантирован. А из свободной продажи… Ищи ветра в поле. Ну а потом, даже если билет покупал Озеров? Что это доказывает? Ровным счетом ничего. Купил и отдал Барабанщикову. Скорее всего Озеров боялся за книгу, за редкую книгу. Но вот парадокс – казалось бы, найти владельца редкой книги несложно. А библиофилы разводят руками».

Об этом Евангелии знали только то, что оно принадлежало знаменитому книжнику Хлебникову. И откуда оно вдруг снова появилось на свет божий, никто даже предположить не мог. «Скорее всего привезли из–за границы, – сказал Корнилову Феликс Демьянович Уточкин, один из старейших ленинградских библиофилов, приглашенный в Главное управление для экспертизы. – Часть библиотеки Хлебникова еще в прошлом веке была вывезена на Запад его племянником Полторацким».

Корнилов проверил – за последние три года Озеров за границу не выезжал. Правда, ему могли эту книгу привезти, но в таком случае о ней, наверное, знали бы и в институте, на службе Георгия Степановича.

«Книга украдена? Какой бы ценной она ни была, поджог дома – преступление более серьезное, чем кража книги. Так рисковать из–за нее? В конце концов, мы же нашли чемодан! Как теперь доказать, что он принадлежит Озерову? Мало ли в городе людей с такими «дипломатами»? – Корнилов вдруг почувствовал волнение, еще неосознанное, подспудное волнение, предчувствие того, что он нащупывает в этой мутной, илистой воде твердый грунт, спасительную переправу. – Так, так, так, товарищ сыщик, думайте, думайте, – прошептал он, радуясь. – Надписей, инициалов на этом «дипломате» нет – значит, с этой стороны Озеров опасности не ждал. Но его сослуживцы, соседи, жена знали, какой чемоданчик у него имеется. И наверное, знали какие–то индивидуальные приметы «дипломата»? Если бы это был, допустим, Олин подарок и я не хотел ее расстраивать? Купил новый, точно такой же!»