Текст книги "Все реки петляют (СИ)"

Автор книги: Сергей Калашников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 45 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

Глава 17. Трехдюймовка на вертлюге

«Сонь! Ну вот на что сдалась тебе эта пушка? Сказал же отец, что больше любит убегать от каперов, чем вступать с ними в бой.»

"Мне тоже не нравится, когда по его судну стреляют, но он не каждый раз способен избежать схватки. Ему и отстреливаться приходилось, и через мели продираться, и даже на рифы напарываться, потому что пираты подкарауливают в узких местах, прячась за изгибами берега. Или подкрадываются ночью, когда их становится видно на малых дистанциях." – Софи настойчиво давит мне на мозги, побуждая сделать чудо оружие.

"Понимаешь, мы ведь здесь своими силами не сумеем отлить даже на треть такую же пушку, как хотя бы четырёхфунтовка. Не расплавить нам столько бронзы за один раз.

"Расплавим за несколько"

"Тогда орудие при первом же выстреле разорвёт из-за неоднородностей."

"Сделай маленькую. Я уверена, что получится хорошо", – вот так юное вместилище моего разума трамбовало мне мозг, до тех пор, пока не вынудило взяться за почти обречённую на провал затею.

Насколько я правильно интерпретировал применённый папенькой термин "кабельтов", речь идёт о расстоянии порядка пары сотен метров. Точнее – ста восьмидесяти пяти, потому что с какой бы погрешностью ни измеряли окружность нашего шарика нынешние астрономы, больше, чем на один процент они не прокинутся – наука-то в конце семнадцатого века уже не средневековая, а с заметным уклоном в систематичность. А кабельтовым называют десятую часть морской мили, которая составляет расстояние, которое нужно покрыть для того, чтобы продвинуться по меридиану на одну угловую минуту. Чтобы получить длину этой мили принято делить сорок тысяч километров этой длины на триста шестьдесят градусов полной окружности и ещё на шестьдесят угловых минут каждого градуса.

Так про выстрел – дистанция в пару кабельтовых это та, на которой можно попасть, стреляя с рук. Особенно в целый корабль. Но донести до цели необходимо не девять граммов свинца в медной оболочке, а чугунный шарик весом в четыре фунта – то есть пару килограммов без малого. Следовательно требуется обеспечить малую силу отдачи, чтобы орудие удержалось в креплении, позволяющем крутить им, как стволом зенитного пулемета. Не то, чтобы нечто запредельное, но и не пустячок.

Пока я размышлял, да прикидывал, Сонька меня не беспокоила – помогала пацанам делать гвозди. Тут без моего присмотра как-то быстренько образовалась поточная линия, аналогичная той, что клепала цепи. Старшие в поте лица катают квадратного сечения десятифутовый брусок сечением две на две линии. Младшие рубят его на мерные отрезки всё на тех же гильотинных ножницах, греют в горне и вставляют в квадратные отверстия в бронзовой плите. Один первым ударом загоняет штырь в дыру на три четверти длины, второй приставляет к тому, что осталось торчать, оправку, по которой лупит третий, формируя полукруглую шляпку и загоняя лишнее в то же квадратное отверстие.

Следующий штырь аналогично вбивается в соседнее – всего я их в плите насчитал двадцать пять. Затем плиту отставляет в сторонку мистер Смит – она чересчур тяжёлая для детских рук – опускает в воду, даёт немного тихонько пошипеть, а потом переворачивает и вытряхивает в ящик двадцать пять новеньких гвоздей. Младшие тем временем проходят ротацию кадров, а отрезатели заготовки от покупной полосы, отгоняют от гильотины рубильщиков отрезков и открамсывают новый будущий прут.

Пока я придумывал противооткатное устройство, гвозди наполнили один ящик и посыпались на дно второго. Да тут же настоящий гвоздильный завод запущен!

– Сонь! А куда такая прорва гвоздей?

– На верфь, конечно. Сколько ни скуешь, все возьмут.

– За деньги?

– Да.

– А деньги куда деваются?

– Делятся по справедливости. По десять пенсов в день каждому ученику и столько же мистеру Смиту. А остальное мне.

– Не понял! Десяток пенни – это много или мало?

– Столько зарабатывает опытный матрос, и то не везде. Фунт с четвертью в месяц. А я деньги маме отдаю.

* * *

Никогда не возражал против хороших заработков. Так что все отвлекающие факторы в сторону, а то что-то химики наши у дверей топчутся и какой-то флакон друг другу суют. Подошёл. Во флаконе масло, причём минеральное.

– Где взяли?

– Выгнали из мазута. Поддали немного жару, а тарелка в верхнем котле начала погромыхивать. Когда перестала, дали остыть а там вот такое. Но в нижнем котле полный ужас.

Знаю я этот "ужас". Парафин там в смеси со всей грязью, какая только в той нефти содержалась. У нас бензин получался бесцветным, в керосине появился лёгкий окрас, цвет соляра был чуточку насыщенней, а масло внятно отдаёт желто-коричневым.

Правильный же парафин – белый. Интересно, умные люди нефть перед перегонкой как-то очищают? Ума не приложу. Да и вопрос этот сейчас неинтересен. Пусть в пустую бочку складывают. Потом разберёмся.

Честно говоря, заниматься совершенствованием артиллерии я не собирался – нет во мне милитаристских устремлений, но Сонька не даст уклониться. Настучит по мозгам так, что бегом побегу делать пушку. Знаю я её настырный нрав – лучше до конфликта дело не доводить.

Так вот – давешней зимой мы немного поразбирались со сталями этого времени. В ассортименте скобяной лавки в Ипсвиче выбор ничуть не хуже, чем в Лондоне. Или нынче на весь мир сталей одинаковое количество сортов? Нас интересовал материал для метчиков и лерок – инструментов по нарезанию резьбы. Не очень-то мы в этом направлении продвинулись из-за трудов с якорем, но заметное количество стали в кузнице накопилось. А она в нагретом до свечения состоянии ничуть не твёрже обычного железа – то есть вытянуть из неё трубу мы вполне способны.

Начали с оборудования – наш молот подвесили не к потолочной балке, а возвели для него крепкие козлы высотой под крышу. Массу "снаряда" тоже увеличили, и пустили его по направляющим. Деревянным, конечно. Дело в том, что папенька приставил к нам четверых матросов, которые все сильные дяденьки с умелыми руками, способные справиться и с остругиванием массивных столбов, и с их установкой, отчего проблемы с детским малосилием у нас не возникало.

Отлили бронзовую форму-приёмник будущего вытянутого одним ударом ствола, поставили её вертикально вместо ранее использовавшегося столика, сверху в приемный стакан формы опустили раскалённый стальной цилиндр заготовки, и хряснули молотом по бронзовой пике. Прошибли. Дали остыть и извлекли стальной орудийный ствол длиной два фута с идеальным каналом диаметром три дюйма три линии, где половина линии – припуск на расточку.

Вот этот канал мы и "прошли" абразивным кругом, надетым на вертикальную ось квадратного сечения – он свободно скользил вниз и при этом опускался под действием собственного веса по мере того, как растрачивал канал и стачивался сам – как только он проваливался, его заменяли новым. И так до тех пор, пока не оставили у казённой части внутренний выступ высотой в четверть линии – ноль целых шестьдесят пять сотых миллиметра, если кто не умеет быстро считать в уме. Длина этого выступа от заднего среза ствола – один дюйм. Вот на этот выступ и оперлась загнанная через дуло стальная пробка – диск дюймовой толщины, что в сумме поглотило два дюйма внутренней длины ствола. Запальное отверстие мы пробили бородком, раскалив весь пушечный ствол в горне – сверловка нам по-прежнему недоступна.

Пушку эту закрепили на здоровенной деревянной колоде, зарядили и выстрелили в склон холма. Выстрелили осторожно, подведя огонь к запальному отверстию с помощью фитиля, чтобы успеть убежать и спрятаться.

Не напрасно опасались – разорвало наше орудие даже от обычного одиночного заряда. Когда мы собрали все разлетевшиеся куски и сложили их в ствол, стало понятно – металл катастрофически неоднороден – растрескивания и вздутия появились в разных местах абсолютно непредсказуемо распределившихся по телу нашего детища – не напрасно я так ругал нынешние стали. Они пока все из себя какие-то случайные и непредсказуемые. Не напрасно их рекомендуют тщательно проковывать, то есть зверски замешивать молотком в размягчённом виде.

Трубу орудийного ствола мы отлили из бронзы, скопировав толщину стенки с настоящей четырёхфунтовки, только калибр взяли ровно тот же, что и для стальной нашей же неудачи с припуском на шлифовку. Почему трубу? А для абразивного круга требуется зафиксировать ось в двух точках, для чего её необходимо закрепить с обеих концов. То есть просунуть сквозь ствол, что невозможно при наличии его заткнутости в казённике.

Форму-кокиль из керамики сразу сделали так, чтобы образовалось и внешнее обрамление запального отверстия, которое потом долго упорно сверлили, без конца меняя быстро тупящиеся стальные пёрки – так нынче выглядят свёрла по металлу.

Это орудие выстрел выдержало, благо отливали мы его в разогретой форме, которую держали в том горне, где подолгу томили в жару тигли с медью или бронзой. Собственно, заливали металл тоже взрослые дяденьки матросы под руководством мистера Смита. Мы же сразу расплавили порядка сотни наших метрических килограммов бронзы, чтобы отливка была однородной. Только в этот раз пушку не держали полсуток в жару, а погасили огонь, подогревающий форму, и позволили затвердеть обычным порядком. Потом уже обработали изнутри так же, как перед этим стальную и снабдили пробкой-затычкой, вставляемой спереди.

Те самые четыре матроса тут же подхватили эту недоделку и увезли показывать папеньке. Когда эти парни вернулись из Ипсвича, доложили, что пушка выдержала двойной заряд, хотя четырехфунтовые ядра в неё влезают только-только и не все, зато бьёт точно. Ну так ствол-то гладкий, да ещё и ядра точно по калибру подобрали, а то в нынешних пушках они болтаются и при выстреле об стенки бьются. Ничего удивительного.

Как нетрудно догадаться – работы над оснащением на порядок превышают сами труды по выделке орудия – второй ствол мы отлили и "высверлили" буквально за четыре дня. И третий ствол тоже. Зато потом началось новенькое: третий элемент артиллерийской системы – тоже трубу – мы сделали чуточку тоньше – диаметр снаружи он имел на длине одного дюйма в калибр пушки, после чего делался тоньше на половину линии. Мы его загнали через дуло в настоящий ствол так, что он выставился из казенника почти на два фута. Оба конца заглушили, поставив пробки. Переднюю на горячую посадку и с упором, чтобы при выстреле не вышибло, а заднюю, тоже с упором, забили так, чтобы можно было выковырять. В ней оставили небольшое отверстие.

Сторону с отверстием вставили во второй ствол так, чтобы пустотелый шток скользил продольно, погружаясь в цилиндре будущего откатного тормоза, который наполнили маслом. Задний срез, ясное дело, заглушили – здесь была возня с резьбой. Наружную резьбу на пробке легко выбрали точильными дисками малой толщины, а вот с внутренней получилось не быстро и опять точильными дисками на козлотокарном станке. Очень трудозатратная операция.

Ну а нам взрослые парни-матросы опять крепко помогли оформить деревянный станок под нашу почти шестифутовую сборку. Тут хитрость была в том, чтобы ствол при откате скользил назад строго соосно, для чего требовалось удержать его в металлических направляющих и не дать "сломаться" или улететь в сторону. А то бы он или выгнулся, или заклинил, перекосившись.

Наконец испытание. Прицелились орудием в склон холма, всыпали принятую для четырехфунтовки дозу пороха, прибили к дну войлочным пыжом, вкатили ядро и бабахнули. Я напряжённо следил за работой противооткатного устройства. При выстреле ствол отбросило назад. К моему огромному удовольствию строго вдоль оси. Он начал загонять торчащий из его хвоста поршень в размещенный на той же оси цилиндр, вытесняя масло через малое отверстие прямиком в полость внутри самого себя – классический амортизатор, как на "Жигулях". Потом сжатый маслом в поршне воздух разжался, вытеснив масло обратно в цилиндр и подав сам поршень вперёд, накатывая ствол в исходное положение.

Единственный подвижный стык между поршнем и цилиндром не подкачал – не пропустил масла. Не напрасно мы его так тщательно полировали. Зато накат получился неполным. Пришлось до места его двигать руками пары взрослых дяденек-матросов. А он ещё и упрямился из-за того, что воздух в поршне не хотел расширяться – где-то подтравливало в период сжатия, и сколько-то воздуха вырвалось наружу. Зато отдача системы размазалась во времени, и раму, в которой была размещена артиллерийская установка назад отбросила слабо. Ну, так это высоко оценили дяденьки-матросы. Они на наши действия смотрели, как на волшебство. Хотя, мой глаз отметил целый ряд недочётов, и вообще ума не приложу, как напустить воздуха в поршень, опять же в нём явно осталось масло, которое обратно в цилиндр всё вытечь не может, потому что отверстие находится не в нижней точке?

Надо ли говорить, что и эту пушку матросы взяли и увезли прямиком в мокрый док показывать папе. А мы быстренько сделали третью, в которой цилиндр уже не имел наружной коничности – для него изготовили отдельную форму-кокиль, чтобы толщина стенок оказалась одинаковой – три линии или семь целых и шестьдесят две сотые миллиметра. В дно цилиндра вделали простейший клапан, отворяющийся при возникновении разрежения внутри, ведь объем и цилиндра, и поршня един, просто меняется. А в плоскости поршня проделали не одно маленькое отверстие по центру, а дюжину очень маленьких по периметру. Теперь масло из него будет вытекать, пока не сравняется по уровню с маслом в цилиндре. Чем выше задран ствол, тем больше перетечет масла из внутренней полости поршня в цилиндр. Так что демпфирование сохранится всегда, хотя и не одинаковое в зависимости от времени, прошедшего после выстрела, и от угла подъёма ствола.

Почему подобная неидеальность меня не беспокоит? Потому что длина отката пока ни разу не выбрала полного хода в двадцать дюймов – ствол о поршень не ударялся. Останавливался раньше. Как я и хотел, жёсткого удара в конце не происходило, ни стволом по поршню, ни поршнем по деревянной раме.

И тут примчался папенька – под его руководством предыдущая демпфированная пушка прошла проверку, в том числе и двойным зарядом. Но главное он оценил силу отдачи. Его парни мигом нашли центр тяжести по раме, приладили крепкую дубовую ось, под которую и подвели "основание качелей" – вертикальную наводку стало можно делать руками, словно держась за рукоятки "Максима". По нынешним временам наводить пушку, словно фальконет – просто волшебно.

И тут просоленный морской волк – софочкин батя – видит орудие, ствол которого после выстрела накатывает в исходное состояние его собственная восьмилетняя дочь. Одной рукой. В глазах его тут же сверкнуло всеобъемлющее "отдайте", но подначенная мной Софочка сделала умоляющие глазки и попросила позволить ей ещё немного "поиграть". Прикол в том, что у нас шли и работы над боеприпасом.

Представьте себе чашу трехдюймового с малым калибра, стоящую на трёх ножках-стабилизаторах. Да ещё и с отверстием посередине дна. Мы разок стрельнули такой. Ох и выла она в полёте! Но в землю воткнулась передом, хотя и раскололась при этом – по положению хвоста поняли. На чашу надели встречно ещё одну чашу, не полусферическую, а коническую. Тут возникла проблема места стыка двух чугунных деталей, на которое прямо сверху отлили поясок из той бронзы, что при извлечении хрупкости из обычной бронзы оказывалась в нижней части слитка. Она была заметно мягче нормальной и легче плавилась. Предполагаю – некая разновидность баббита, где много свинца и неизвестное количество олова в смеси с медью.

Стрельнули пару раз – тот же результат – летит носом вперёд на ту же дистанцию. Даже чуточку дальше, потому что газы в канале ствола не прорываются между снарядом и стенкой, обгоняя снаряд.

Следующим номером у нас зажигательная трубка. Они тоже отливаются из чугуна, вставляются плотно, с молоточком, но и извлечь потом можно, пусть и с усилием. Набили и снаряд порохом, и трубку порохом. Стрельнули под углом сорок пять градусов и на нисходящей части траектории наблюдали превосходный воздушный взрыв. Это я к тому, что при линейной скорости снаряда в триста метров в секунду, скорость набора высоты выходит около двухсот, что ускорение свободного падения гасит за двадцать секунд. Потом столько же длится падение – итого сорок секунд полёта на дистанцию в восемь километров. Вот тут я и удивился, поняв, что улетело наше хвостатое ядро не на расчетные восемь километров, а на менее, чем четыре, простейшие вычисления показали – начальная скорость не дотягивает и до двух сотен метров в секунду.

Папенька тоже попробовал посчитать – справился. И результат получил похожий, хотя про ускорение свободного падения я ему не говорил. И считал он в своих головоломных ярдах. А мы с Сонькой устраивали в трубку кресало и кремни, чтобы при торможении снаряда эта композиция продолжающим по инерции двигаться вперёд кресалом посылала сноп искр вперёд, воспламеняя порох. Сама эта система работала, но запаздывала – хрупкий чугунный снаряд разбивался о препятствие раньше, чем воспламенялся заряд, так что порох, если и вспыхивал, то частично, и уже рассыпанный. Поэтому и от бомбы, и от пустышки эффект получался одинаковым. Зато пустышка летела быстрее по более настильной траектории. В общем, полного вундерваффе у нас не получилось. Но стреляло это сооружение неплохо, да и кучность показывало приличную.

Поручил я парням разработку толкового станка с горизонтальной наводкой, чтобы один наводчик мог крутить стволом не только вверх-вниз, но и вправо-влево, а сам призадумался над взрывателем. Надёжней всего работает дистанционная трубка с порохом, воспламеняемым при выстреле в стволе. Если с умом её использовать, можно осыпать корабли неприятеля чугунными осколками издалека. С строго определённого расстояния, потому что менять время горения пороха в трубке проблематично. Да и само это время не вполне одинаковое от трубки к трубке.

Ещё можно дырявить борта пустышками, тоже с относительно больших дистанций. Хотя забор из двухдюймовый доски лёгкий снаряд не пробивал. Зато попадал уверенно, потому что наводчик способен скомпенсировать многие неопределённости наведения своей интуицией или учесть качку палубы собственными движениями. Отец это сполна оценил. Можно напугать врагов завывающими чашами, которые, кстати, тоже нанесут повреждения, если попадут. Но очень хочется чего-нибудь фатального по воздействию. Вот не вышло у меня с бомбическими снарядами. А не попробовать ли бензинчиком разжечь пламя?..

Тут же вспомнилось про сгущенный бензин – напалм. И сгущали его, кажется, мылом. Или жиром? Или парафином? А может и тем, чего тут нет?

Зато тут есть пара начинающих химиков, которым просто нужно доходчиво объяснить, что от них требуется. Пошел я в каменный сарай, а здесь Аптекарь с младшим Смитом фильтруют парафин. Растопленный, конечно. В подогреваемом фильтре – они уже не новички, так что мелких ошибок не делают. Опять же инициативные оба, хотя реальный авантюрист в их команде Гарри.

И уже готовая парафиновая свеча освещает происходящее. Не белая, но и не вонючая, как сальные. Цвет свечи сероватый, а пламя она даёт ровное. Кулибины! И ведь знают назубок, что нефть состоит из бензина, керосина, соляра, машинного масла, парафина и пока неисследованной грязи, от которой опилки, щепки или соломенная крошка слипаются.

Глава 18. Третий учебный год

Работы в области артиллерии заняли и май, и всё лето. Новую порцию нефти и стеклянных банок отец доставил из Лондона без нашего с Софочкой участия. Так же без присмотра малолеток отлили и три новых якоря. Оказывается, они и на корме бывают нужны. Если хочется сняться с мели, то якорь сразу называется «верп», а если его завозят на шлюпке в определённое место, чтобы потом подтянуть туда судно за цепь, то он мгновенно делается анкером. Ещё к нему иногда привязывают поплавок, чтобы видеть, где лежит, или найти, когда отвалится. И когда такой якорь лежит, а судно стоит, то стоит оно не как-нибудь, а «на бочке». Сонька меня просвещает в разных морских словечках, вот и натрещала. А тем временем наступил новый учебный год, и начались занятия в классе. Вернее, в классах – к нам поступил уже не крошечный – лет девяти – сын гончара из Клейдона, и поселковые мамы привели за руки троих пацанов-семилеток с нулевым уровнем грамотности. Девочкам, по местным обычаям, нужно не грамоте учиться, а готовиться дом соблюдать, хозяйство вести и не злить мужа. Буквы им без надобности, а считать как-нибудь научатся и без всяких там школ. Женщины здесь и сейчас существа бесправные, что мою реципиентку абсолютно не устраивает. Хорошо, что предки на её стороне – и папа и мама на фоне подавляющего большинства окружающих выглядят людьми широких взглядов и несвоевременных убеждений. Правда, в глаза это не бросается. Консуэллка – средняя из сестёр – имеет сходные представления о своей будущей судьбе. Она у младшаков и тех, кто в силу не самых развитых мозгов отстал по математике, ведёт уроки в первую смену, когда мы с Сонькой и Аптекарем грызём латынь в Клейдоне. А уж после обеда во вторую смену место за кафедрой достаётся мне.

– Дядя Эдуард, – внезапно взвизгиваю весь такой серьёзный я и бросаюсь на шею вошедшему в класс мужчине. Софочка от радости не сдержалась и проявила восторг присущим ей способом. – Ты опять всё прокутил и приехал просить денег? Молодец, а то я по тебе ужасно соскучилась, – да, вот такая МЫ непосредственная. Вообще-то НАМ всего девять лет.

– Ох ты ж и вытянулась, – абсолютно взаимно радуется незнакомый дядюшка. Брат отца, как я понял из сумбурных мыслей хозяйки нашей тушки. И наследник поместья, потому что у нынешнего хозяина сыновей нет. Учится этот наследник в Кембридже и довольно молод. Не старше мамы.

В это время на правой стороне доски идущий по индивидуальной программе Аптекарь домучивает квадратное уравнение с использованием теоремы Виетта, а на левой её стороне соратник его по химическому цеху Гарри Смит разбирается с парой уравнений линейных. Всё это исключительно целочисленные примеры, поскольку дроби ученикам известны только в общем виде.

И тут чувствую я нашей совместной с Софи макушкой, как дядина челюсть с этой самой макушкой соприкасается. Отпала, стало быть.

– Профессор Корн, – обращается дядя к племяннице, – разрешите присутствовать на занятии.

– Да, дядя, садитесь на любое свободное место, – в этот момент звучит двойной удар колокола, возвещающий о конце урока математики и начале природоведения. Ученики закрывают одни тетради и открывают другие.

– Профессор Корн, – подняв руку обращается ко мне Билл из Дальних Вязов. – Разрешите приступить к представлению проекта вертлюга?

Во как! А раньше обращался, как к мисс Софи. Похоже, учиться у профессора ему приятней, чем у девчонки. Он дядины слова не только услышать успел, но и обдумать. Опять же студенческую мантию от профессорской не каждый отличит. Видно, что балахон университетский, да ещё и шапочка квадратная. А где там у неё кисточка должна быть – поди вспомни. Вот как с картинки – классический грызун науки.

– Да, Уильям. Начинай, – тем временем позволяет Софочка. Парень вешает плакат на склеенных четырёх писчих листах, отчего задние ряды приходят в движение – ребятам не видно. Короткая толкучка заканчивается созданием толпы, где более рослые смотрят через головы младших. Тишина, потом вопросы к содержанию рисунка, потому что не все уверенно читают чертежи. И не все их внятно выполняют.

– А почему нельзя наклонять ствол вниз? – быстрее всех разобрался Ник – старший брат Машки.

– Так масло всё из цилиндра в поршень стечет, и торможения не будет. Оно тогда как хрястнет и через другой борт улетит. А при горизонтали масло растекается пополам и тормозит уже достаточно для того, чтобы не хрястнуло.

– Проверяли? – возникает в моем понимании догадка. Шесть повинно опущенных голов выдают состав творческой группы, работавшей над проектом.

– Цилиндр выбил заднюю стенку рамы и улетел, – докладывает младший из уличенных. Маленькому меньше попадёт, поэтому ему и каяться. Нынешние английские дети – великие практики. Которых и розгой с младых ногтей вразумляли, и вицей. Чувство товарищества в них связано с понятием семейных ценностей и причудливо переплелось с желанием любого ребенка быть любимым и добиться желаемого. Каша, в общем, в этих головах.

– А эти шары, что по кругу катятся! Они же любую деревяшку размолотят! – встревает Том.

– Не. Мы жёлоб медью обошьем. Она выколачивается, если отжечь. Ну, наша, которая после выдержки в тигле.

Пока народ обсуждает детали, я с удивлением обнаруживаю ещё одну ось вращения – продольную, которой оперирует второй член артиллерийского расчета. Это, чтобы при качке ствол ни в одну сторону не заваливало. И простенький прицел из мушки с целиком оставался бы прицелом именно туда, а не куда-то в ту сторону. Вообще-то здорово придумано, без лишних наворотов. Хотя и на глазок работает эта механика, но до гироскопов нам ещё много лет расти. Да и вообще названный вертлюгом пушечный станок неплох. Главное здесь то, что орудие с него снимается легко – ремонт заменой – в бою вещь актуальная. За полчасика дебатов это признали и те, кто конкретно в данной разработке не участвовал. Осталось полчасика на новый материал про круговорот воды в природе. Про туманы, дожди, облака…

* * *

Как бы на этом на сегодня и всё, но ночью будет урок астрономии, потому что погода обещает быть ясной, а отец вместе со своим ремонтируемым флейтом сидит отсюда всего в часе езды верхом. Он часто ночует дома, а на занятия его «подписала» Сонька. Часть школяров остается ночевать здесь, в хозяйском доме. Дело это добровольное, комната с нарами имеется, кормят. Опять же можно тайком пробраться в кузницу и поделать гвоздей, если подберется подходящая компания. Или в сарае арбалетом позаниматься – нынче тут мода такая – делать самострелы, придумывая собственные конструкции. Яблок с друзьями наворовать из сада… За которым ухаживали днём, но тогда яблоки в нём были невкусные. Кто-то и на рыбалку завеется, а другой лошадку разомнет в свободную минутку. У пацанов всегда найдется дело по душе. Есть книгочеи, есть любители вырезать из дерева. Или домой кто уйдет порадовать маменьку честно заработанным шиллингом. Нормальное у мальчишек детство. И интересы у всех разные. Вот вижу, как огненный плевок вылетел из-за угла каменного сарая и прямиком – в кучу опавших листьев, приготовленных для сожжения. Лежит себе огонек, горит. Подходят к нему две фигуры – большая и маленькая, и начинают гасить пионерским способом. Сонька затаила дыхание и, пока её не увидели, ушла на цыпочках. Но услышать удаленное замечание мы успели. Вывод прост – Аптекарь и Гарри испытывают очередную рецептуру напалма. Этот вариант их очередной смеси погасить обычным способом не получилось.

– А с солью пламя было красивей, чем добавкой куриного помёта.

– Чего это красивей? Тот же оттенок. И с индийской селитрой таким же цветом горело. Жалко, что эти смеси расслаиваются, если их не перемешивать. Зато с бараньим жиром лучше прилипает. Надо будет ещё с козьими катышками испытать.

– С содой не пробовали, и с оливковым маслом, – припоминает Аптекарь, – уксуса не добавляли…

… – и не перчили, – хихикает Гарри. Голоса удаляются, а любопытная Сонька подходит к куче листвы – огонёк продолжает тихо гореть – парни его так полностью и не залили. То есть, в принципе, напалм уже есть, но ребята продолжают перебирать варианты, что-то уточняя. Или исследованиями увлеклись?

* * *

– Спасибо, Джонатан. Денег, которые ты мне присылаешь вполне достаточно. Просто возникла заминка в занятиях из-за того, что один из преподавателей умер от дизентерии, а ещё двое готовятся за ним последовать. Я решил, что лучше переждать это время подальше от заразы, – с этих слов Эдуарда начался разговор за ужином.

– Кембридж отсюда не так далеко, – встревожилась мама. Как я её понимаю! В эту эпоху эпидемии приводят к подчас ужасающим потерям. Чума, корь, оспа – это то, что буквально на слуху. Двух десятков лет не прошло, как от чумы пол-Лондона вымерло. Аккурат за год до того, как он выгорел дотла. Так что и дизентерия пугает ничуть не меньше. Как и, наверное, тиф, хотя два последних заболевания связаны с гигиеной. Вернее, с её отсутствием.

Моя-то Софочка руки моет с мылом и когда запачкаться, и перед едой. А ещё утром, перед сном и после туалета. Да, не только она способна на меня натопать, капать ей на мозги я тоже умею. Последовательница у нас одна – Мэри. Остальные, хоть и знают про маленьких невидимых зверьков, от которых портится пища и бывают болезни, но заниматься наведением чистоты на самих себя как-то не торопятся. Поэтому я терпеливо жду, когда братья наговорятся о живущей в Лондоне сестрице Аннабель, вспомнят дела давно минувших дней, откушают вина и отведают угощений. Подобные гости в этом доме нечасты. Хотя, Эдуард и не совсем гость – он в этом доме вырос. У него тут имеется своя комната, где хранятся памятные с детства вещи.

Сам же я тем временем припоминаю, что про эпидемии дизентерии как-то раньше не слыхивал, а вот о вспышках заболеваемости что-то проскльзывало даже в двадцатом веке. Ну да я не доктор. Может, и преувеличиваю опасность, но отмахнуться от неё не могу. Тем более, что весь такой образованный папин брат попросту сделал ноги из мест, где отмечены случаи этого дающего серьёзные последствия недуга. Вплоть до летального исхода. Как ни крути, Эдуард будущий учёный – человек с не чересчур закостенелым сознанием.

Поэтому утром ещё перед началом работ в кузнице у старших и уроков у младших Софочка собрала весь личный состав, построила и объявила чрезвычайное положение по случаю угрозы дизентерии. Напомнила о маленьких невидимых зверьках, объяснила необходимость мытья рук перед едой и после туалета, после чего раздала мыло и направила бойцов в народ. Сначала в собственные семьи, а дальше и по соседям.

Откуда у нас в доме столько моющих средств? Из-за моего прокола с применением мыла в напалме в качестве загустителя. Может, у кого-то оно что-то и загущает, но не у нас. А закупили его с большим запасом, потому, что оптом дешевле. Да и выбирали максимально недорогое, похожее на наше хозяйственное. Зато сразу два ящика.

Контролировать исполнение и проверять доходчивость донесения стратегически важных сведений до населения отправились обе дочери хозяев и хозяйская же крестница. Угроза смертельного поноса оказалась убедительной – не напрасно мы четыре дня подряд умоляли наших арендаторов не умирать по-глупому.