Текст книги "Все реки петляют (СИ)"

Автор книги: Сергей Калашников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 45 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

Между тем Ричард Клейтон, прогостив отпуск у родни, уехал, забрав с собой и матросов. На прощание парни помогли нам столкать куттер на воду и загрузить балластом. Как-то им у нас понравилось вдали от флотских строгостей да на обильных харчах. А у нас начались хлопоты с подбором режима двигателя и шага винта. Всё-таки цилиндр шестидюймового диаметра и с шестидюймовым ходом поршня, это два целых и семьдесят шесть сотых литра. При степени сжатия около пяти. Мне кажется, что на полную мощность мы его так и не разогнали – не позволял винт создать достаточную нагрузку даже с максимальным шагом, какой я себе позволил. Как-то оно у меня некорректно заиграло, хотя семь узлов относительно воды куттер набирал после полутора минут разгона и напряжённой работы моториста по включению сцепления и добавления топливно-воздушно-водяной смеси.

Запуск же мотора теперь проходил относительно просто – десять минут прогрева всего цилиндра пламенем горящего внутри внешнего кожуха топлива и пуск сжатого воздуха в паровой цилиндр. Золотая заклепка оказалась бесполезным прибамбасом и более не применялась. Вместо системы охлаждения, мы наоборот прикрыли мотор экраном, предотвращая рассеяние тепла, потому что лишнее уносил пар. Мы его сбрасывали за корму довольно горячим и ещё с приличным давлением, отчего инженерная жаба во мне ворочалась и покряхтывала. Увы – полное совершенство недостижимо, турбину мятого пара мы сейчас не потянем. Да и незачем пока, на самом-то деле. Дополнительно крутить ею вал винта – это кошмарное усложнение редуктора, овчинка совершенно не стоит выделки; вращать электрогенератор – в принципе, самое то, вот только к электродинамике мы даже не приближались.

Едва закончили работы с мотором и временно запечатали машинное отделение, нас навестил сэр Энтони, обеспокоенный тем, что добытый его хлопотами куттер долго не появляется на Оруэлле и не заглядывает в Гарвич.

– Я ведь сам убедился, что он в полном порядке, – удивлённо развёл руками этот в высшей степени уважаемый человек.

– Мы его немного переделали, потому что с тем огромным гафельным гротом просто сил никаких не хватает, чтобы управиться, – ответила Софочка и кукольно захлопала глазками. – Ну и обводы. Вы же видели наши опыты. Вот он теперь какой, – показала гостю приткнувшуюся к мосткам гафельную шхуну с пустующими реями для прямых парусов. – Не желаете прокатиться?

Разумеется, свеженазначенный генеральный сюрваер королевского флота желал – он всегда ждал сюрпризов от этой выросшей у него на глазах девчушки. И не ошибся. Отдав швартовы, Софи пригласила его на корму, где вращением рукоятки перекинула гик грота. Ветерок потянул судёнышко кормой вперёд, оттаскивая на середину реки. Хозяюшка крутнула штурвал, перекладывая перо руля на левый борт, и вернула гик грота обратно. Подхватив ветер, шхуна заскользила вниз по течению, мягко набирая скорость. Вообще-то Гиппинг – река не шибко широкая, но русло её ниже нашего поместья свободно пропускает судно с осадкой в три-четыре метра.

– Поставить летучий кливер, – скомандовала Софочка в переговорную трубу, и впереди поднялось треугольное полотнище. Ход немного возрос.

– Но ведь нет никого, – удивился сэр Энтони, оглядывая палубу.

– Джек сидит внизу у фок-мачты, а Мэри у грот-мачты. Они меня слышат. Если спуститесь по этому трапу, сможете сами их увидеть.

Сняв треуголку и парик, мужчина забрался внутрь и довольно долго не показывался. Не иначе – расспрашивал, что будет, если покрутить какую из ручек, торчащих из тела мачты.

– А мы отлично бежим, – заметил он, вернувшись и поглядывая на берег.

– Да, вот тут Гиппинг делится на два русла, огибая остров. Эта протока называется Оруэлл.

Уже через полчаса остров остался позади и русла соединились.

– А теперь, после слияния, река окончательно стала Оруэллом, – улыбнулась Софи. – Гиппинг закончился на том мысу, что остался позади. А вот и Ипсвич. Вы не против, если выйдем в эстуарий? Там шире и ветер будет продольный.

– Конечно, мисс Корн. Продолжайте демонстрацию, мне очень любопытно.

После того, как слева остался знаменитый мокрый док, русло стало широким – Сонька распорядилась ставить марсели, расположенные выше креплений гафелей. Гость с удивлением наблюдал, как от нижних реев отделились горизонтальные бруски и стали подниматься, утягиваемые вверх тросами. На эти брусья прямо в обхват были нашиты верхние кромки парусов, вытягиваемых из толщи нижнего рея. Вот они дошли до места – бруски попали в канавку верхнего рея – и прикрепленные к ним полотнища оказались довольно сильно натянутыми – поток воздуха вспузырил их вперёд совсем немного.

– Косой грот долой, – распорядилась Софи, и гафель задней мачты пополз вниз. Появившийся из-под палубы Джек отстёгивал от сегарсов карабины, держащие переднюю кромку полотнища, которое уезжало в толщу гика.

– Там имеется вроде скалки, на которую парус наматывается, – объяснила Софи. – Джек её крутит отдельной ручкой, – в это время сверху подъехал гафель и накрыл гик, совпав с ним по размеру и форме. Раньше торчал концом вверх наклонной гипотенузой, а теперь "опал" и прислонился к катету. Софочка привела в действие гик-тали, вытянув гик продольно, а Джек за рычаг повернул непонятный ящик, укреплённый на возвышении, прикрывающем задний лаз спереди, отчего длинный горизонтальный брус оказался в гнезде. – Чтобы не телепался, – мурлыкнула Софочка. – Косой фок долой, – процедура повторилась с передним парусом, нок гика которого закрепили за грот мачту.

Единственное действующее наверху лицо скрылось под палубой, а прямые фок и грот словно сами встали на места, размотавшись с упрятанных в нижние реи скалок.

– Углы нижних парусов обычно закрепляют шкотами за разные предметы на уровне палубы. Они от этого вздуваются пузырями и плохо себя ведут при острых углах атаки. Хлопают, вырываются, людей бьют. Поэтому мы для них предусмотрели собственные реи в шести футах от палубы, – объяснила Софочка, и вращением рукоятки лебёдки принялась брасопить паруса, перекладывая их круче к ветру. Превратившийся в бриг куттер побежал резвее. Выполнив несколько эволюций, Софи недовольно поморщилась. – Рысклив и висит на руле, – объяснила она зрителю. Мистер Дин, и сам опытный судоводитель и куттеровладелец, взялся за штурвал и немного порулил.

– Да, мисс! Вы правы. Распорядитесь убрать прямой грот и вернуть на место косой. Вот только я не понимаю вашей страсти к этим колёсам, – показал он на штурвал. – Ладно ещё на больших судах, он куда удобней колдерштока, но здесь – чем вам не угодил румпель? Но, в любом случае, пытаться соревноваться с вашим творением на своей "Анне" я бы не стал. Мало шансов. – Софья натурально зарделась. Такая похвала из уст лучшего кораблестроителя мира дорогого стоит.

– У меня компас всегда перед глазами, – ответила она, показывая на укреплённый перед штурвалом нактоуз. – А если мечешься с румпелем от борта к борту, трудно уследить за картушкой.

– Что ж, Софи, если мне поручат строить очередную королевскую яхту, я знаю, кому передать разработку её обводов. Но вот её оснащение, уж простите, я вам не доверю. Слишком много нового и неиспробованного. Новаторство хорошо в меру, уж поверьте опытному человеку. Да и вашу страсть к лаконичным интерьерам поймут далеко не все.

– А вы много яхт построили?

– Достаточно. Но давно, еще в Портсмуте – и сейчас, когда наш весёлый король скончался, неизвестно, что будет.

Теперь по Оруэллу шла бригантина и отлично управлялась. Она уверенно вернулась в Гиппинг и пристала на старое место.

– Сэр Энтони! Сколько я должна вам за куттер? – прямолинейно спросила Софочка по дороге к дому.

– Помилуйте, сударыня! То, что вы сегодня продемонстрировали, окупило бы любые траты. Однако, лично я никаких расходов не понёс. А казна избавилась от непригодной к службе лодки-переростка. То есть даже сэкономила. Всего-то и было трудов – написать обоснованную бумагу и дождаться, когда она пройдёт положенный путь. И вообще, официально это судно еще три месяца назад пущено на дрова, а рангоут с такелажем сгнили и списаны. Считайте это моим прощальным подарком – обязанности новой должности вряд ли отпустят меня из Вулвича. К счастью, существует Королевская почта.

* * *

Распрощавшись с любезным гостем, Сонька всерьёз занялась установкой на куттер пушки. Влезало орудие с трудом – всё-таки кораблик у нас маловат. Даже подумывали отпилить полфута от дула – заряжать-то нужно спереди. Но Леонардо спас своё детище от обрезания, поместив картуз с порохом между стабилизаторами. Он, пока никто не видит, раскатал из олова фольгу, которая мигом и решила проблему крепления, и исключила вопрос с пробаниванием ствола после каждого выстрела. Теперь у нас были унитарные снаряды, стрелять которыми можно хоть десять раз в минуту. Правда, после этого они перестают лезть в ствол из-за того же нагара. И всё равно приходится банить… канатным гибким банником. Зато заряжать удобно – не нужно всыпать порох длинным совком, для работы которым впереди не хватает места.

Как всегда, объём доводочных работ превысил количество трудов, посвящённых основным переделкам. Постоянные выходы в залив обязательно заканчивались визгом талей, стуком молотка и очередной переделкой судёнышка и силовой установки. Так, по результатам первого же полноценного парусного выхода реи с грот-мачты сняли, и куттер окончательно превратился в марсельную гафельную шхуну. Насколько я смог за эти годы вспомнить – весьма распространённый тип малого парусника в более поздние времена, вплоть до послевоенных, а здесь и сейчас – уникальный.

Да и потом переделывать пришлось многое, в основном рангоут и такелаж – прямые паруса, например, пришлось перевернуть. Теперь они раскручивались со скалки, как с лёгкой Софьиной руки обозвали это рангоутную деревяху, вниз. Потому что в первоначальном варианте они залезали в предназначенные им пазы раз из двух. А в другой раз – намертво клинили. Зато теперь рифы брать можно прямо снизу. К сожалению, от полного управления из-под палубы пришлось отказаться из-за неудобства, и брасы с гитовыми заняли своё традиционное место.

Несмотря на высокие темпы, нам не хватило конца апреля и всего мая. А в первых числах июня вернулся из плавания отцовский флейт.

– Стрелой летит, – похвалил своё остроносое судно его капитан. – Мы через океан на две недели быстрее прошли, даже один из последних ураганов догнали, не рассчитав. А на обратном пути хватило времени заглянуть на Гудзон за бобрами. Очень хорошо заработали.

Гудзон, насколько я помню, это Нью-Йорк. Не близкий свет от Ямайки. Оценить, на сколько тысяч миль заложила крюк ставшая быстроходной "Агата", я затруднялся. В очередной раз ткнулся носом в свою ограниченность – ну вот как-то не интересовали меня точные прокладки трансокеанских вояжей Корна-старшего.

Глава 25. К дедушке

– Джонатан! Я очень соскучилась по маме, – такими словами встретила папеньку после очередного визита к соседям супруга его и наша заботливая мать. Поминал ведь уже, что она стала очень беспокойна после воцарения нынешней зимой короля-католика. Как раз в эти поры стали появляться отряды, патрулирующие дороги, чего раньше не бывало. Да и разговоры пошли, что новый монарх не ладит с парламентом и собирает армию.

Похоже, родительница наша выросла в краях, где обстановка была не слишком стабильной, отчего выучилась не только рукоделию и музыке, но и шпагой махать, и стрелять. Жаль только, что она, хоть и делится результатами такого воспитания, ни разу не помянула о причинах. Насколько я узнал, на Ямайке последние лет тридцать было очень жарко – и это не про погоду.

– Ты права, – кивнул отец. – Родители твои каждый раз спрашивают, когда, наконец, увидят внучек?

– Разве я родилась не на Ямайке? – удивилась моя реципиентка.

– Нет, – улыбнулся отец. – Ты появилась на свет в океане во время крепкого шторма. Каравелла скрипела, словно вот-вот развалится и протекала, как старый плащ. Но тут на свет появилась наша маленькая Софи и своими требовательными воплями разогнала непогоду. Экипаж так обрадовался, что чуть не передрался, споря, протестанткой ты вырастешь или католичкой. А ты выросла морячкой.

– Тот же самый экипаж, или другой? – мгновенно заинтересовалась Софочка.

– В основном те же парни, да ещё с полдюжины добавилось, – улыбнулась маменька. – Все просились к тебе в крёстные отцы. Но я сказала, что девочке нужнее крёстная, чтобы никого не обидеть, – и посмотрела на мистера Корна.

– Когда выезжаем? – спросил тот. Вот ведь! Пары недель не прошло, как из морей-океанов вернулся, а даже не скривился.

– Надеюсь, у меня и девочек будет время собраться?

– До самого вечера, – ухмыльнулся отец. – Ты же не простишь мне, если я пропущу прилив.

"Упс – в одну мысль подумали мы с Софочкой. – А куттер?"

– Мисс Софи, – потупив глазки подступилась к нам Мэри, выражая вселенское смирение. – Надеюсь, вы доверите мне выполнение обязанностей вашего первого лейтенанта и второго штурмана?

– Какого лейтенанта? Какого штурмана? – взвился мистер Корн. – Только "Агата"! Никаких лодок!

– Наша дочка завела себе свой собственный корабль, – мило покраснела маменька. – И будет водить его туда, куда пожелает, – в мурлыкающем голосе миссис Корн отчётливо проступили стальные нотки.

– Мы обсудим это во всех деталях, – папенька повлёк маменьку наверх с непреклонностью урагана. Родители всегда выступали согласованно, поэтому поторопились приступить к обсуждению проблемы без лишних глаз. Собственно, в исходе обсуждения мы ни секунды не сомневались – папа с мамой постоянно демонстрировали единодушие. Продемонстрируют и в этот раз, когда всё обсудят пару раз. А нам требуется экипаж для нашего плавсредства.

При модернизации подарка сэра Энтони мы полагали, что с судёнышком легко управятся три не взрослых человека. В принципе, в недолгом демонстрационном плавании так и стало. Но в процессе устранения недодумок и следствий применения материалов, менее совершенных, чем те, к которым я привык, некоторые узлы оказались не настолько безупречны, как хотелось бы. С другой стороны, достаточное количество лебёдок и блоков по-прежнему позволяло не прикладывать чересчур больших усилий при работе с парусами или якорем. Вшестером вполне можно управляться сколь угодно долго. Первый из недостающих четверых, несомненно, Джек. Парень решительно ничем не выделялся до тех пор, пока не начались работы над рангоутом и такелажем. Начиная с этого момента он был вездесущ. Кажется, в подростке пропадает боцман.

По конструкции корпуса вне конкуренции Питер Смит – второй сын кузнеца и старший брат химика Гарри. Этот придумает, как любую пробоину залатать, да и вообще строгать и пилить любит сильнее, чем ковать. Готовый судовой плотник.

Моториста лучше, чем Арчи, нам не сыскать. Жаль только, работы по профилю ему предстоит немного – топлива у нас миль на триста.

Осталось найти любителя вкусно готовить. Вот незадача! Это же Консуэллка! Ей, правда, всего девять, но она успела нахвататься поварских премудростей от нашей Бетти. Не шеф-повар из ресторана высшей категории, но жратву всегда делает съедобную, причем в любых условиях – проверено. К тому же, долговязенькая, как и Софочка, что делает её на вид несколько старше.

– Бетти! А кто останется в доме старшим, если мама уедет? – прежде всего спохватилась моя хозяюшка.

– Мы с мистером Коллинзом, – ответила служанка. – Я экономка, а он дворецкий. Так что всё в порядке, – покосилась на Мэри и добавила: – Ты там на этой Ямайке не спеши замуж выходить.

– Не выйду, – уверенно откликнулась наша подружка и крёстная сестра. – Пошли к народу. Нужно уведомить и задачи нарезать. Тут ведь и без нас ребята не станут скучать, правда, мам?

– Дойную корову со двора не гонят, – согласилась Бетти. – Да и сама она от кормушки не убегает.

* * *

Естественно, насчет выхода с первым же приливом папа пошутил, но вот сборы действительно начались тут же и прошли в уже знакомом режиме дружного всхлипа, который личный состав школы провёл стремительно и вдохновенно.

Единственным никуда не торопящимся человеком была Консуэлла, сосредоточенно обжаривающая на всех доступных сковородах недавно привезённую зелёную гречку. Вещички ей мама соберёт, а вот о том, чем прокормить экипаж два месяца, кроме неё, подумать некому. Прямо со сковородок горячую крупу она засыпала в прогретые над раскалёнными камнями стеклянные четырёхпинтовые банки и надёжно закрыла отлично сохранившимися от прошлых употреблений стеклянными крышками с новенькими резиновыми прокладками. Тушёнки у нас и раньше было заготовлено много, а ещё к консервам прибавился "Завтрак туриста" – каши перловая, пшённая и овсяная. Все с мясом. И консервированный точно таким же образом плов с бараниной.

Кроме каш имелась и мука, точно так же закрытая в прокаленных стеклянных банках. Но это было только началом эксперимента, завершить который предстояло уже в поездке. Воду мы запасли в пропаренных новых дубовых бочках. Торфяную, дважды кипячёную с отстоем в промежутке, чтобы накипь осела. И с добавкой спирта-ректификата, выгнанного частично из рома, частично из местного нефильтрованного пива, частично из привозного сидра. Если эту воду вскипятить, спирт совсем улетучится, хотя моряки предпочитают не кипятить.

На камбузе у нас есть и керосиновая плитка, и дровяная чугунная печка, и железная духовка – о рационе экипажа Консуэллка стала задумываться давненько. Солонина ей не нравилась катастрофически, впрочем, как и любому, кто нюхал "дохлого француза" после пары недель в море; сухари с червяками тоже энтузиазма не вызывали, а долго хранить сыр она не полагала возможным – пока на континенте воюют, пармезана у нас на островах не купить, а местные сорта плесневеют моментально. Не надо забывать, что в деревянных кораблях всегда сыро от сочащейся через борта влаги. Или конденсирующейся – всяко бывает.

Так вот – о выходе в море. Экипаж нашего судна пополнился четырьмя взрослыми моряками, один из которых – второй лейтенант Джонатан Корн. Да, папа перешёл к нам с ещё тремя крепкими парнями, один из которых – знакомый нам по прогулкам среди лондонских доков Джон. Да и с другими Сонька знакома – всех помнит по именам. С ними картина доклада о проделанных работах первому лейтенанту Мэри смотрелась преуморительно, но повторялась ежедневно на полном серьёзе.

Девочки разместились в капитанской, то есть Сонькиной каюте – выгородке два на два метра у штирборта под ютом. Напротив, через коридор, имеется ещё одна каюта таких же размеров и выгородка со столом для работы штурмана. Мальчики спят в подвесных койках в носу между двух водонепроницаемых переборок, вот это – точно кубрик. Перед ним – камбуз. За ним – трюм.

* * *

Дорога вниз по Оруэллу хорошо нами изучена – и отец больше поглядывал на флейт, чем обращал внимание на деятельность дочери. Всё-таки во тьме ночной идём через узость. Но двигались мы медленно, то и дело бросая лот. Флейту в этих условиях куда труднее – у него осадка больше на полтора этажа. И это без груза.

По правому борту появились далёкие огоньки Гарвича, скрылись за мысом, а перед нами распахнуло свой простор Северное море. Уже за спиной стал виден огонь маяка, указывающего путь затемнавшим мореплавателям. Софи уверенно взяла на него пеленг, прикинула расстояние и объявила новый курс – мы направлялись прямиком в середину Па-де-Кале. Первым портом захода у нас планируется Плимут, так что совсем уж далеко забирать к французскому берегу мы не стали.

Ветер дул с материка, разгоняя умеренную, бала два, волну. Огни флейта наблюдались надёжно примерно в миле от нас и правее. Мы прибавили парусов, поставив прямой фок и вывесив все оставшиеся незадействованными косые паруса на мачтах. Как раз отзвучала пятая склянка. За ней шестая. Небо на востоке стало светлеть, и мы поставили марсель и брамсель, добавив спереди ещё один кливер, расположенный выше. Софи заметно расслабилась, но концентрации не потеряла.

– Мели Гудвина обходишь? – спросил папа.

– Флейт за нами следует, – ответила Софи.

И только в этот момент я понял, какого монстра воспитал. Ребёнку всего двенадцать, а он вместо того, чтобы играть в куклы, командует кораблём, намереваясь пересечь Атлантику. Почему я назвал бывший куттер таким "большим" словом? Да потому, что по нынешним меркам при длине двадцать шесть метров и водоизмещении в двести тонн он не уступает вместимостью большинству торговых судов, занятых перевозками между Новым и Старым Светом. Папин флейт скорее исключение в этой флотилии разного рода посудин, несущих в своих конструкциях отпечатки самых разных эпох. Следование традициям чрезвычайно сильно среди моряков и судостроителей, потому как неизбежные "детские болезни" разнообразных новшеств чреваты гибелью для одних и потерей репутации для других. И "Агата", имея сейчас, после модернизации носа, полную длину в сорок пять метров, считается весьма крупным судном.

После постановки всех основных парусов по схеме "Бригантина", наше судёнышко стало уходить от флейта, где тоже прибавили парусов и не отстали.

– Джеффри три новых винта перед самым отходом принёс, – сообщил поднявшийся наверх Арчи. – Они на тридцать сантиметров больше в диаметре. Говорил, что, по его прикидкам, должны прибавить тяги на малом ходу, скорости на полном, и экономичности на среднем.

– Если дейдвуд не разнесут, – хмыкнула Софочка.

– Что за сантиметры? – не понял отец.

– Сотая часть метра, сэр. Который на десять процентов длиннее ярда и одна двадцатимиллионная меридиана. В метрах и его долях удобнее проводить механические расчёты. Результаты получаются наглядными. Но, если вам привычней, то диаметр винта увеличен с двух футов до трёх. И ещё, капитан, мэм, – парнишка повернулся к Софочке, – Джеффри поклялся, что все три винта идеально сбалансированы.

Придирчиво осмотрев в подзорную трубу паруса рыбацких посудин по правому борту, капитан-мэм подправила курс еще на один румб левее, перевернула малые песочные часы, большие, и отбила восемь склянок. Снизу показалась Мэри:

– Вторая вахта позавтракала и готова заступать, – доложила она.

– Да, заступайте, – Сонька уступила место у штурвала подружке-лейтенанту, – курс двести пятьдесят, ветер восточный, слабый; текущая скорость восемь узлов, – добавила, взглянув на манометр. – Позавтракаем? – обратилась она к отцу. – Видимость миллион на миллион, – добавил я.

Мы спустились под палубу и прошли в кубрик, где на подвешенном к потолку столе нас ждало ароматное рагу. Качка была слабой.

– Так что это за лаг такой у вас кругленький? – не удержался от вопроса папа.

– За борт опущена трубочка открытым концом вперёд. Чем быстрее бежим, тем сильнее вода напирает, – ответила Консуэллка. – А давление измеряет простенький манометр. Том предлагал поступающую из приемника встречного давления воду в ёмкость собирать и измерять пройденное расстояние в галлонах, но мы просто не успели.

– Врёт этот прибор, – вмешался я. – В зависимости от осадки меняется высота водяного столба между приёмником и показометром. Так что придётся по старинке, с мотком бечевки бегать. Пап! А зачем мы в Плимут идём?

– Нужно найти фрахт до Ямайки. Не бежать же через океан полупустыми! А обычно товары для Америки собираются или в Плимуте, или в Бристоле. Но Плимут ближе. Раньше-то я закупался товаром в Стоунмаркете да добирал в Лондоне порох и ядра, но нынче соваться в столицу опасаюсь. Права мама – неспокойно стало.

* * *

Переход обошёлся без неожиданностей. Один только раз на зюйде показала паруса средиземноморская шебекка. Вполне возможно – алжирские или тунисские пираты, которых в Англии называют обобщающим словом «турки». Или французский патруль, тут не разберёшь издали. Но попыток сблизиться они не предприняли, скрывшись где-то западнее. А в Плимуте происходили сильные волнения – народ на улицах, отдельные выстрелы, портовые чиновники, так и не прибывшие получать причитающиеся короне и их карману сборы и пошлины. Мы поскорее ушли, посмотрев на это издалека. Двинулись на Бристоль, где узнали о высадке где-то на юге герцога Монмута – претендента на престол и мятежника.

Здесь же всё было тихо. И груз нашёлся. Неоднородный, конечно. Модные платья, клавесин, ткани, металл… всего не перечислишь. Чиновник средней руки, следующий с семейством к месту назначения. Цепи, ядра, порох, французские вина в бутылках. И флейт и шхуну загрузили по самую грузовую марку, которой пока больше ни у кого нет, да и пошли своей дорогой.

Оба наших судёнышка оказались неплохими ходоками при любом направлении ветра – лишь бы он был. Правда, выяснилось, что круто к ветру мы ходим лучше, а вот при прямых курсах и волнении от умеренного и больше, маленькое судно отстаёт от большого. Так называемое волновое сопротивление сказывается. Это как раз тот случай, когда длина бежит.

Бискайский залив мы обошли по широкой дуге, но в этот раз он совсем не оправдал своей грозной репутации могилы моряков – ветер дул ровный, лишь слегка меняющий направление, но не сказать, чтоб уж совсем свежий.

Испания, Португалия, снова Испания – все они остались по левому борту в паре сотен миль, и ближе к Канарским островам мы вошли в северную часть пассата и сменили курс.

Теперь мы держали курс почти прямиком на запад. Я с интересом наблюдал за тем, как показания компаса расходятся с направлением на Полярную звезду – ведь магнитный полюс находится не точно там, где географический. Если бы удалось достаточно точно измерить угол отклонения и вдобавок знать местное склонение – был бы шанс прикинуть нашу долготу. Впрочем, не уверен, что этот метод был бы надёжен и в моём старом времени – уж больно точность нужна высокая, а исходные данные измеряются с превеликими погрешностями. Не, спутники лучше. Или, на худой конец, секстан. Что-то я не видел его, кстати, даже у отца, а он на оснащение денег не жалеет. Вот не мог раньше подумать! Пока же мы находили долготу по счислению, учитывая пройденное расстояние и иногда, в очень тихую погоду, по диску Луны.

Отец вскоре вернулся на флейт, поняв, что малолетняя дочурка вполне справляется с принятыми на себя обязанностями. И потянулись монотонные будни из вахт и отдыха. Делать на паруснике, идущем фордевинд в зоне устойчивого ветра решительно нечего. Мы от скуки придумывали флажковый семафор. Это, когда человек принимает разные позы, каждая из которых – буква. Потом и световой телеграф изобретали, чтобы перемаргиваться в темноте. Ещё я про сигнальные флаги вспомнил – придумали и их. Ну откуда мне было знать, что до единого свода этой элементарщины всё ещё никто не додумался.

А потом ветер стих. Флейт спустил шлюпку – родители прибыли с ревизией и новой сменой взрослых матросов. Им просто было интересно, как тут обстоят дела. А мы с Сонькой и Машкой поменяли винт. Дело в том, что хотя плавание в качестве спорта в эти годы непопулярно, дочери Агаты Корн и её крестница чувствуют себя в воде, как рыбы. А нырнуть за корму, придерживаясь за спущенную туда лесенку, и полчасика погреметь ключами, для них не в тягость. Скорее наоборот – необходимость замены была отличным поводом хорошенько поплескаться.

Ответный визит нанесли ближе к вечеру, когда солнце перестало жарить совсем уж немилосердно. Матросы, наслушавшиеся баек от наших сменившихся членов экипажа, улыбались до ушей, но приветствовали капитана и его первого лейтенанта по всем правилам. Надо было видеть глаза дочек папиного пассажира! Софья ответно улыбалась, не путалась в именах, и активно допрашивала всех подвернувшихся под руку о тонкостях поведения флейта при разных парусах. Собирала отзывы о модернизации, а заодно и аргументы для отца в пользу новых мачт. Больше ничего интересного не было, разве что заскучавшая под боком у родителей Катька напросилась к нам на борт юнгой на остаток маршрута.

Винт мы при купании поставили "тяговитый" – с малым шагом. Возвращаясь на шхуну, заодно завезли с флейта конец, который закрепили на грот-мачте, раскочегарили мотор и потянули за собой тяжело гружёное судно со скоростью пешехода. Три узла выдали.

Насущной потребности в буксировке не было, так что тягали мы "Агату" не долго – две полных вахты, только в исследовательских целях. Потом с флейта крикнули, чтобы мы отцепились и показали свою максимальную скорость на моторе, пока штиль, и ничего не мешает. Сменили винт на скоростной и выдали двенадцать узлов. Это по нынешним временам вообще полный улёт. Но данный режим не так уж интересен, потому что в сумме на максимальной мощности мотора мы сожгли две бочки сырой нефти и аналогичного объёма железную цистерну конденсата от перегонки дров. С остатком в семь бочек ни для чего более не годного соляра мы не слишком-то много наплаваем, а заправочных станций в этом мире пока нет. Да и, похоже, на максимале сопротивление резко возрастает, так что насиловать мотор, дабы выдавить из него еще узел-другой, нет смысла. Поэтому опять переставили винт, предпочтя "экономичный". Заодно и шестерни в редукторе заменили парой, чтобы снизить передаточное соотношение. При этом двигатель "кушал" на своих любимых оборотах втрое меньше, а бежал куттер лишь на треть медленнее – восемь узлов. Без груза он и девять осилит. Для маневрирования во всяких узостях – в самый раз. Пока возились, и ветер подоспел.

Мы вновь закрепили наш двухлопастный винт вертикально, чтобы он спрятался в тени ахтерштевня и не создавал сопротивления движению, а сами пошли под парусами. Папенька, справившись через семафор о количестве и состоянии провизии и пресной воды, поворотил к югу-юго-западу, целя куда-то в сторону Наветренных островов – видать, счел штиль знаком, что из пассата мы выскочили.

* * *

Скука и жара на этом участке перехода навалились с новой силой, а у меня наконец-то достало времени отвлечься от сиюминутного и поразмыслить о существенном. Заигрался, старый, на игрушки отвлёкся, а думать кто будет? Софья? Так она и думает за двоих – но в пределах своих знаний. Даже подготовиться к походу толком не сумел. Ладно хронометр – не с нашими знаниями, но кто мешал о секстане вспомнить пораньше? Не пришлось бы Софье с этой палкой дурацкой, которую в одиночку и не удержишь, корячится каждый день.

Компас сделать нормальный – ведь школьные знания, зато картушка бы не дёргалась от каждого чиха и на волне показывала бы курс, а не день рождения бабушки. Нашей компании эта задачка – на два раза в затылке почесать, всё ж есть у ребят и соображалка, и знания, и опыт.

Анероид банальный – и не глядели бы с подозрением на каждую тучку на горизонте. Регулярных прогнозов погоды по радио пока не завезли, а сейчас, между прочим, сезон ураганов – мы из-за всех этих пертурбаций вышли задолго до обычного срока.