Текст книги "Все реки петляют (СИ)"

Автор книги: Сергей Калашников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 45 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

Глава 13. Башни под флагами

– Сонь, мне скучно, – взываю я к хозяйке нашего одного на двоих тела.

– Ты делаешься невыносимым, когда тебе не о чем подумать. Терпи. Это для пользы дела нужно.

– Завоевания мира? – захлопнулась. Явно рассердилась на меня за нытье. А мне-то каково! Представьте себе, что я должен чувствовать на уроке латыни! В момент, когда дома ученики в ожидании начала уроков что-то там куют без меня. С учётом дороги туда и сюда, выброшено по полдня трижды в неделю коту под хвост. Занятия в нашей школе перенесены на вторую смену, а я начинаю терять нить событий, развернувшихся с моей подачи. Ума не приложу, что натворит группа начинающих Эдисонов без присмотра опытного инженера. Они ведь сплошные исследователи и изобретатели просто в силу возраста. Хорошо, что мистер Смит присматривает за их творческими потугами.

А я вынужден присутствовать здесь, поскольку никуда из этого тела не денусь. Кстати, Сонька какие-то слова из этого мёртвого языка знает. Кажется, латыни её учить начинали, хотя преуспели в этом несильно. Присоединившаяся по настоянию матери Консуэллка – ноль без палочки. Машка здесь больше не отсвечивает, зато Аптекарь на редкость неуклюже исполняет роль слуги. Сначала тыкался ко всем с подносом, где стоит графин… нет, графины стеклянные… кувшин компота, который считается лимонадом. В конце концов главный ученик – младший сын хозяина дома – усадил этого недотёпу рядом с собой, чтобы больше не мельтешил. Ну, и чтобы иметь напиток под рукой.

Так вот – Аптекарь этому самому Ричарду слегка подсказывает. Потому что каких-то крох латыни за время служения в аптеке нахвататься успел. Но отвечать на вопрос преподавателя ему не по-чину. Сам-то он парень борзой, хотя и с тормозами. Но мне это изучение языка Вергилия, как серпом по… ладно, чего нет, того нет.

– Ты лучше придумай, как сделать лучше папин флейт, – прерывает поток моих возмущённых дёрганий Софи. – Чтобы он стал крепче.

– Крепче? То есть как?

– Не ломался.

– В каком месте не ломался? – продолжаю вредничать я.

Пауза, в течение которой хозяйка общается с преподавателем, путая формы слов и структуру фраз, за что огребает фунт презрения с довеском замечаний. Исправляется, любуется на недовольную мину учителя и добавляет мне прямиком в ход рассуждений:

– Я читала, что мачты частенько ломаются, – на этот раз ужасно вредным голосом.

Мачты. Стволы деревьев, самой природой созданные для того, чтобы торчать вверх и не ломаться от ветров, воздействующих на естественные паруса – кроны. Хотя, ломаются. Но чаще их целиком выворачивает из земли вместе с корнями. Стоп! Задача поставлена. Чтобы мачты не ломались. Напряжённо вспоминаю, как вообще переламываются палки, ветки, сучья, жерди, рукоятки лопат. С треском, вот как. Потому что лопается та сторона палки, которая находится снаружи изгиба – наружные слои волокон рвутся. Да, разрыв волокон обычно начинается на выпуклой стороне, что особенно хорошо заметно, если древесина не слишком сухая. Точно, прочность на разрыв всегда намного меньше, чем прочность на сжатие.

Если рассматривать нынешние материалы, то прочнее всего сталь. Особенно она крепка в проволоке при растяжении её вдоль направления волочения. Или проката, если мы берём полосу. А если катать холодной? Прикладывая к валкам неимоверные усилия слабыми мальчишескими руками…

– Вот и думай про железки, а латынью я займусь, – крайне недовольным тоном одобряет мои потуги хозяйка и достаёт из сумочки карандаш, который кладёт под правую руку. Сама она ведёт записи пером, которое держит в левой. Я же спокойно разрисовываю силовую схему Останкинской телебашни – туго натянутые стальные канаты прижимают к земле длинный несжимаемый стержень из железобетона. И ведь стоит, долговязая.

Тогда и мы располагаем по окружности стальные полосы, стягивающие мачтовое дерево вдоль всей длины. Хотя, почему целое дерево? На сжатие работает только наружный слой, а остальное – на изгиб. Получается бочка. Очень длинная. Которую, кроме поперечных обручей, схватывают и продольные тяги. Изнутри тоже нужно распереть… хотя, зачем нам в конструкции лишние элементы, когда можно взять удобные и доступные доски и мирно сложить их таким образом, чтобы они образовали жесткий короб. Полосы-стяжки тоже следует спрятать под древесиной, а то проржавеют в два счёта – пропустим их между досками. Наружные, кстати, лучше выбрать потоньше – их функция защитно-декоративная.

А внутри остался чистый канал, через который можно пропустить уйму верёвок, которые выйдут через стенку, огибая вделанный в неё же блок. Хоть бы и целый рей подвешивай. Но эти детали я продумаю потом – сначала следует прикинуть сопротивление на изгиб. Хм! Продольный размер просит сделать его побольше, потому что в этом направлении нагрузка выше – паруса ведь тянут вперёд. Добавляю четыре дюйма, а потом ещё три. Сечение из квадратного превращается в прямоугольное.

Сносим лишнее на углах – сечение приближается к эллиптическому. Проставляем размеры – два фута на полтора. Маловато на вид. В области выхода из палубы мачты явно толще. От себя накидываю для верности – три фута на два. Но кверху мачты становятся тоньше. Сделаю так же. Красиво. И ведь для этого доски нужны не настолько длинные, чтобы встать во весь рост мачты, потому что работают на сжатие.

Грубая прикидка веса – по сравнению с цельнодеревянной мачтой такой же прочности выигрыш оказывается впятеро. Урезаем, чтобы прочность оказалась больше, делаем вес в два с половиной раза легче, добавив толщины к доскам и по одной стальной полосе на каждую сторону. Теперь прикинем этот же принцип конструкции реи. Их ведь тоже можно собрать по похожей схеме, но с утоньшениями к концам.

Как-то пошло у меня конструирование, не заметил, что урок закончился. И настало время обеда. В софочкиной семье приёмы пищи проходили чопорно. Ели все прилично, с фарфора, пользуясь серебряными приборами и чистыми салфетками. Здесь, казалось бы, то же самое, но китайский бело-голубой фарфор был роскошен, салфетки с вензелями, а количество лакеев… я со счёта сбился. Все они ещё и одеты в единую форму, возможно, в ливреи. Дамы – жена и дочь сэра Генри, на мой вкус, чересчур пышно наряжены.

– Ничего ты не понимаешь, внутренний голос! – одёрнула меня хозяйка. – Клейтоны принимают гостей потому, что у них дочь на выданье. Так что они ведут светскую жизнь и сами наносят визиты. А мои папа и мама склонны к уединённому образу жизни. К тому же нам с сёстрами ещё рано выезжать на приёмы или балы. Опять же, папа почти всегда отсутствует, а маме без него крутиться в свете неприлично. От этого у Корнов репутация хоть и отшельников, но людей безобидных.

Аптекарь дождался нас на козлах кареты, а юный мистер Ричард Клейтон поехал провожать гостью, привязав верхового коня к задку экипажа. Сонька сердилась на него за это – ей тоже хотелось ехать на козлах, откуда лучше видно. А тут сиди в коробчонке и беседу поддерживай. Особенно её убил томик стихов Уолтера Рэли, которые соседский недоросль принялся декламировать, постоянно заглядывая в текст.

Реципиентка моя – девочка долговязенькая, как, собственно, и её родители – оба достаточно рослые. Так вот – уж совсем ребёнком Софи не выглядит. За девушку не проканает, но за подростка сойдёт. Поэтому другой подросток мужеска пола чуточку ошибся, решив придать только что наметившемуся знакомству романтический характер – сделал подход, что называется. И при этом невыносимо оскорбил лучшие чувства невинного ребёнка, который отлично знаком с сочинениями поэта и философа Рэли по его статьям о кораблестроении. В котором для своего возраста уже кое-что понимает. Она ведь беспокоится о папе и его флейте. Бимсы от сегарсов отличает.

Но правила приличия обязывают быть сдержанной, поэтому Софи плавно переводит разговор на вопрос о том, как располагать паруса при ходе в бейдевинд.

Странное дело – мальчишка не "поплыл", потому что ходил на парусной лодке по Гиппингу – здешней речке. Беседа мигом оживилась настолько, что увлекла даже Консуэллку, которая к изучению латыни отнеслась с очень большим неудовольствием – ей куда сильнее нравится играть с мальчиками в кузнице. Так и докатили до самого дома. И хозяйка моя перестала гневаться на глупого мальчишку.

А тут уроки в классе, считай, до конца дня. Потом музыка с матерью, а там и спать пора.

* * *

Снова меня постигло привычное уже бедствие – разочарование от достигнутого и постановка неожиданной задачи. Разочарование принесли шестерни. Их сделали две – бронзовую и чугунную. Насадили на оси, свели в зацепление и давай крутить. Без нагрузки просто замечательно всё шло. Можно сказать, мягко – трущиеся поверхности соприкасались в предписанных теорией шести точках. Сначала поскрипывали, но быстро притёрлись. А тут я еще нефтью смазал, той, из которой выгнаны бензин с керосином – совсем хорошо стало. И было так, пока не подали нагрузку – стали, наматывая на ось верёвку, поднимать и опускать мешок с песком. Оно поначалу-то вроде легко получалось, но вскоре принялись крошиться зубья. Чего-то подобного и следовало ожидать от чугуна, однако разрушался не столько он, сколько бронза.

Для чистоты эксперимента изготовили две новеньких бронзовых шестерни – та же история. И что с этим делать? Я просто растерялся – мотор без шестерёнок у меня не выйдет. Да тут ещё Сонька со своей мачтой зудит и зудит. А где мне здесь с этой махиной упражняться? Я на работы с длинномером ничего не готовил, как и вообще на кораблестроение. У меня в планах только лодки. Лет через несколько, когда ребятишки подрастут да подучатся математике и физике. Пока у нас всё-таки немного чересчур детский сад.

* * *

Софочке мои переживания по барабану. Ей мачту подавай. И, поскольку постоянно находится в курсе моих терзаний, действует решительно и напористо:

– Мам! А где тут поблизости можно построить мачту для папиного флейта?

Маменька в курсе и укрепления трюма, после которого перестала открываться течь, и истории создания якоря и цепи к нему, а уж тушёнку она и сама готовила, и пробовала, так что к неожиданным вопросам дочери относится просто чудо, как внимательно.

– Бетти! Вели седлать по-мужски. И Мэри возьмём с собой на прогулку до Ипсвича, – как раз завершается господский завтрак, так что все задействованные лица в сборе. И мы этим утром опять не попадаем в кузницу. А потом будут уроки, которые мне вести.

– Да, Бетти! Если мы не успеем вернуться к началу занятий в школе, передай Чарли, чтобы занял мальчиков изготовлением якорной цепи, – вот так! Хозяйка – дама предусмотрительная. Хотя, какая дама? Ей ещё несколько лет до тридцатника – совсем соплячка.

"Вот только так про маму не думай", – буквально топает мне прямо по мозгам Сонька.

"Ладно-ладно, молчу-молчу".

* * *

Мигом домчались до городка, пролетели вдоль берега, миновали место, где русло расширяется в эстуарий, и перед нами раскинулся залив, на берегах которого строили несколько разнокалиберных судёнышек. Вроде как верфь, но мелкотравчатая. Тут и пара домишек, и сараи, и навесы. Кузница позвякивает неподалеку – типа промзоны.

Лошадок привязали к заборчику. Мы с Мэри сначала спешились, а маменька прямо из седла перекинула поводья через голову кобылы, перегнулась немного, да и оформила узел вокруг перекладины.

Я скорее под навес. Думал, тут доски сложены. Ан нет – брёвна. А распускают их на доски продольной пилой, которую дёргают с одной стороны вверх, а с другой вниз, как в каком-то старинном фильме про Петра Первого. Пила эта длинная, толстая, зубастая, пропил ведёт такой ширины, что, наверное, сонькин мизинец войдёт.

А тут и корабельный мастер подкатил, представился, поинтересовался, чем может быть полезен. Маменька тоже отрекомендовалась и нас с Мэри назвала. Попросила показать всё тут и на вопросы ответить.

Оказалось это место доком, где корабли строят с незапамятных времён. При отливе тут уровень воды снижается футов на двадцать, отчего обнажается дно по краям залива. Проход сюда из Оруэлла узкий. К тому же давным давно его снабдили воротами, которые перекрывают, чтобы обнажившееся дно не затопило. Тут и строят суда, которые потом, уже готовые, сами всплывают, когда воду в док снова запустят. А вот осушить весь залив немыслимо – он для этого чересчур велик. Отсюда и ограничение по глубине. Для старинных то кораблей и этого было достаточно, зато нынче, когда строят громадины футов по двести в длину, природные достоинства этого сооружения значения не имеют. Даже наоборот – большое судно, бывает, по году строят – если всё это время держать воду на низком уровне, не открывая ворот, то больше ничего на воду не спустишь… Мастер с обидой в голосе объяснял нам, как всё когда-то было прекрасно, и насколько хуже обстоят дела нынче потому, что Гарвич расположен ближе к выходу в море, отчего крупные корабли строят сейчас там и спускают в воду на катках. Софи и Мэри это было ужасно интересно, да и маменька выглядела одухотворённой, а вот мне нужно было увидеть мачту настоящего крупного судна, чтобы обмерить и прикинуть, видя натуру, а не вспоминая то, на что раньше особого внимания не обращал.

– А далеко отсюда до этого Гарвича? – Сонька наконец-то удосужилась спросить о деле, а то всё щебетала о пустяках.

– Рукой подать, – вздохнул мастер, – если лодкой идти. А верхом в объезд два дня скакать.

Лодку мы нашли без труда. С парусом, разумеется. Но путь на ней до вожделенного Гарвича оказался не таким уж близким – с полдня где-то плыли мы вниз по всё тому же Оруэллу мимо берегов, на которых деревья теряли жёлтую листву. Иногда видели стада овец, или любовались каменистыми выходами. Вообще-то путь наш пролегал через эстуарий, достаточно широкий, так что двигались мимо не берегов, а берега, потому что второй был далековато. Я уже ждал появления впереди открытого моря, когда лодочник взял вправо. А едва мы обогнули мыс, увидели несколько крупных кораблей, лежащих на берегу в разной степени достроенности. Да и на воде покоились корпуса, на которых продолжались работы. Вот тут совсем другое дело. Не берусь уверенно классифицировать увиденное, но размерами кое-что было подходящего размера и даже имело мачты.[11]11
  Английский порт в XVII-м веке. Якоб Книфф, 1673:
  http://collections.rmg.co.uk/mediaLib/387/media-387223/large.jpg


[Закрыть]

Глава 14. На чём строятся башни

– Давно из Парижа, мадам? – обратился к маме благородно одетый джентльмен, едва мы сошли на берег прямо посреди верфи. Обратился он по-английски.

– Полагаете, что только француженки могут позволить себе носить мужское платье? – вопросом на вопрос ответила леди Корн.

– Мы живём в свободной стране и можем носить всё, что нам удобно, – застав свою хозяйку врасплох, успел ввинтиться я.

– Что угодно высокородному господину? – почуяв начинающийся скандал, Мэри немедленно перевоплотилась в служанку, что колоссально противоречило её одежде – дорогой и со вкусом отделанной.

– Баронет! – воскликнул ещё один роскошно одетый мужчина, подошедший справа. – Представьте меня вашим прелестным гостьям, – тут вот какая закавыка. Попа у нашей мамы на фоне высокого роста, не выдаёт в ней рожавшую женщину. То есть, наверно, она шире, чем была в девичестве, но сейчас выглядит далеко не выдающейся, а пропорциональной и аккуратной. И брюки этого не скрывают. Даже подчёркивают.

– Эм! – замялся баронет.

– Миссис Корн, – прямо по-мужски представилась мама, нарушая все принятые в обществе правила. – Это моя дочь, – кивок на Софочку, – и крестница, – кивок в сторону Мэри. – Извольте препроводить нас, – новый взгляд на Софи, из которой я указал в сторону заинтересовавшего меня корабля, – вот к тому галеону и дать разъяснения.

– Разъяснения? – изумился баронет. – Какие разъяснения?

– Вопросы буду задавать я, – мне опять удалось прорваться к речевому аппарату и подыграть мамулиной шуточке.

– Да, конечно, как вам будет угодно, – с улыбкой на лице откликнулся второй мужчина. И тут к нам приблизился третий, одетый в широкие штаны и башмаки с чулками. Этот силуэт, кажется, был моден при Шекспире. А нынче штанишки обычно носят поуже. Зато мужик оказался простым и внятным.

– Сэр Энтони Дин[12]12
  Энтони Дин в 1670-м. Портрет кисти Джона Гринхилла:
  http://collections.rmg.co.uk/mediaLib/380/media-380809/large.jpg
  Сэр Энтони Дин в 1690-м. Портрет кисти Годфрида Кнеллера:
  http://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/8/81/Sir_Anthony_Deane_by_Sir_Godfrey_Kneller%2C_Bt.jpg


[Закрыть], строитель этих кораблей, – и он плавным и обширным движением указал на всё вокруг. И на тот самый линкор, как подсказала мне упорно изучающая современные плавсредства Софочка, и который маман определила, как галеон, задняя часть которого заинтересовала меня своими мачтами, – чем могу быть полезен?

– Очень приятно, сэр Энтони, – совершенно другим тоном ответила маменька. – Агата Корн с дочерью Софи и крестницей Мэри. Мы шли мимо, – кивнула она в сторону шлюпки, – и невольно залюбовались вот этим восхитительным кораблём. Не утерпели – пристали к берегу, чтобы рассмотреть поближе это чудо.

– Ведь оно создано на основании опыта лучших мастеров Англии, – перехватила управление Софочка и поддержала политес.

– Такое мощное и крепкое, – подключилась Мэри. А маман взяла под ручку учтивого сэра и, придерживая левой шпагу у своего бедра, повела его прямиком туда, куда надо.

Я попытался показать язык двум чересчур напористым невежам, но моя хозяюшка этого не позволила. Мы прошли к причалу, рядом с которым уверенно сидел в воде серьезного размера обстоятельный корпус с показавшимися мне знакомыми мачтами.

Разумеется, показали нам решительно всё на верхней палубе. Это было довольно долго и очень занимало Софи, которая буквально засыпала мастера вопросами об устройстве и назначении бесчисленных приспособлений, которые именно в этот момент доделывали или исправляли – чувствовалась предсдаточная горячка. Но конкретно меня интересовала только мачта на корме. От степса до клотика.

Разумеется, измерительная ленточка была у нас с собой. И Мэри с карандашом и бумагой. А ещё рукавицы из свиной кожи, пользуясь которыми, мы вскарабкались по вантам на мачту и от всей души провели необходимые измерения. Оказывается, я не сильно ошибся в прикидках размеров и пропорций. А ещё сообразил, что на своём флейте папенька самую заднюю и самую маленькую мачту вооружил иначе, увеличив парусность за счёт существенно большей, чем у "латины" площади бизани, растянутой между достаточно длинными гиком и гафелем. А ещё он выиграл в площади, добавив сверху прямой парус крюйсель, который повесил на дополнительно поставленную крюйс-стеньгу.

Сэр Энтони с любопытством поглядывал на манипуляции девочек, одетых мальчиками, не забывая раздавать указания снующим повсюду работникам верфи. Кажется, ему понравилось, что ни одна из нас ни разу не угодила никому под ноги. Так практика работы в кузнице располагает к повышению увёртливости.

– Сэр! – почтительно обратилась к корабелу Софочка. – А где же крюйс-стеньга?

– А вы, юная леди, как я вижу, в курсе последних веяний в непростом деле кораблестроения. Однако, именно на этом линкоре подобная новинка сочтена излишней.

– Из-за установки в кормовом укреплении более мощных и тяжёлых артиллерийских орудий? Чтобы не было перевеса назад? – не утерпел я.

Наш гид выразительно посмотрел на нашу маму.

– А как по мне, то эта мачта чересчур велика, – вдруг заявила Мэри. – Вон та будет в самый раз, – показала она на пристроившийся к другому причалу корабль существенно меньшего размера.

– На флейт похоже, – пробормотала Софи.

– Флейт и должен быть похож на флейт, – открыто улыбнулся сэр Энтони.

– Тогда почему у него на корме транец? – не утерпел я.

– Потому что он не голландской постройки, – объяснил кораблестроитель. – Признаюсь, корма плавных обводов несколько прочнее, однако и у прямого среза тоже имеются определённые достоинства.

– Получается полнее, отчего имеет лучшую плавучесть и позволяет нести в надстройке юта больше пушек, – снова ввинтился я. – Правда, приходится платить некоторым уменьшением скорости и худшей управляемостью, особенно на волне. Так мы взглянем на тот флейт?

Взглянули, конечно. И опять всё обмерили – тут тоже собирались ставить латинскую бизань. Но меня конкретно интересовало дерево. Размерами оно оказалось меньше, чем и на линкоре. Никакой стандартизации. Но Мэри на свой глаз оценила его как подходящее.

Осмотр подпалубного пространства нам не удался – там сейчас темно, тесно и вообще без огня мы ничего не увидим, а с огнём нас туда никто не пустит. Зато мы можем на берегу осмотреть аналогичный корпус, который как раз обшивают.

Подошли, взглянули на степс, измерили просвет от него до верхней палубы, которая определялась по бимсу. Их нам встретилось целых четыре из-за этой уродской высоченной кормовой надстройки. А ещё я зарисовал крепления в нижней части транца.

Мачты будущего транспорта лежали на опорах неподалеку, и работы над ними в этот момент не велись. Эти уже тщательно отёсанные брёвна мы тоже срисовали.

Главный строитель всё заинтересованней посматривал на наши деяния, потом хлопнул себя по лбу и воскликнул:

– Конечно! Ипсвич, флейт "Агата" голландской постройки, на котором стоит новомодная составная бизань. Я ведь слышал по этому поводу самые разные высказывания! И как эта новинка себя зарекомендовала?

– Да в общем-то неплохо. Но нам всё равно очень тревожно, когда муж в море, – вздохнула маменька. – Вот девочки из-за этого тоже волнуются. Очень просили показать им другие корабли хотя бы издалека. А мы не утерпели и бестактно вторглись в святая святых.

Ужинали мы этим вечером у мистера Дина. Сонька отважно рассматривала чертежи и задавала бесконечные вопросы. Естественно, ночевать мы так же остались в доме сэра Энтони.

И тут-то я понял, насколько мне повезло с Софьей, а ей – с родителями. Один из самых больших домов Гарвича, принадлежащий далеко не последнему человеку в этом городке – а Энтони Дин, тогда еще не сэр, даже успел побывать его олдерменом – оказался по части удобства проживания далеко позади усадьбы Корнов. Причем не из-за тесноты – размерами-то он раза в полтора побольше будет. Но, похоже, его строители вовсе не задумывались, каково в их творении людям будет жить. Например, слова "коридор" они вовсе не знали и не хотели знать. Так, чтобы попасть в большую гостевую спальню, выделенную нам, надо было пройти две другие, занятые домочадцами мистера Дина. Одна огромная кровать на нас троих, не считая многочисленных клопов, была уже довеском. Софи, привыкшая дома к личному пространству чуть ли не с младенчества, злобно про себя пыхтела. Зато её мама и Мэри приняли всё как должное. Сколько я еще не знаю об окружающем мире!

* * *

– Подрастайте, юная леди, и приходите ко мне в ученики, – сказал хлебосольный хозяин утром, усаживая нас в свой личный куттер, который должен был доставить красивую маму с двумя любопытными девочкам в Ипсвич. Кстати, он тоже принял участие в этом коротком плавании, объясняя Софочке достоинства подобного парусного вооружения. Меня тема мало интересовала. Да и вооружение смахивает на яхты моего времени, только основной парус не треугольный бермудский, а четырёхугольный гафельный.

Я вообще не хочу, чтобы Сонька ходила в море, пока мотора не построю.

* * *

В нашем тихом городке на этот раз было оживлённо – у пристани разгружался пинас. Лошади дождались своих хозяев в конюшне при гостинице, а я настоял на повторном визите на здешнюю верфь. Пара вопросов требовала уточнений.

Собственно, ответы оказались ожидаемы. Досок нам напилят из самого сухого леса, болты изготовят и снабдят гайками и шайбами, а свободные от резьбы концы загнут в точности, как я нарисовал. Навес нужной длины тоже предоставят – есть у них стофутовый. То есть, я уже перешел к стадии рабочего проектирования с расчётом вскоре приняться за изготовление головного экземпляра.

Раз в главном вопросе – шестернях – такой облом из-за хрупкости здешней бронзы, придётся заняться мелочами, без которых всё равно не обойтись. Загвоздка в том, что все три якорные цепи парни под руководством мистера Смита как-то незаметно собрали. Кузнец оказался действительно хорошим учителем и организатором. Так что я поставил задачу на отливку из чугуна котла с плоским дном обязательно с плотной крышкой, из которой вверх будет торчать сосок. На создание нормального токарного станка по дереву. И ещё – сверлильного приспособления, тоже рассчитанного на сверление деревянных деталей. Пусть потренируются изобретать. А сам с малой группой сподвижников принялся за изготовление гильотинных ножниц в расчёте на длину разреза сразу в целый фут.

Важнее всего был, конечно, котёл. Хотелось выгнать, наконец, из нефти соляр, чтобы получить слегка вязкий мазут, который и пустить на пропитку древесины будущей мачты. А ещё меня волновало отсутствие в этом времени саморезов – гвозди имеют привычку расшатываться и постепенно вылезать. Особенно это характерно для кованных, плавно сбегающих к концу на клин. А ведь в моё время разного рода трудноизвлекаемые гвозди существовали во многих видах.

Мы от полосы мягкого железа отрезали узкую кромку, которую раскатали до сечения две на две линии – пять на пять миллиметров. Порубили на одинаковые отрезки, а потом, протолкнув в пробитое в толстой плите квадратное отверстие, то, что не вошло и выставилось наружу, одним ударом кувалды превратили в шляпку. Мягкое железо и холодным плющится. Проникающую же часть, тоже холодную, я молотком вытянул в обычный для гвоздей четырёхгранный клин. Получился традиционный для этой эпохи гвоздь, неотличимый он обычного горячекованого.

Следующую заготовку из четырёхгранника со шляпкой я нагрел в горне, вставил кончик в четырёхгранную же дырку и скрутил вокруг оси на манер винта, только не очень круто. Самый конец вытянул на наковальне в остриё, а уж потом забил в бревно получившийся слегка витой гвоздь. Выдрать его обратно оказалось решительно невозможно.

И, наконец, меня посетила идея насчёт хрупкости бронзы. Наверняка в ней остались какие-то неизвестные мне примеси. Химик бы на моём месте придумал, как нахимичить, но я в этом деле тонкостей не знаю, поэтому поступил примитивно. В узкий высокий цилиндрический стакан вылил расплавленной одну из наших хрупких бронзовых шестерней и оставил этот стакан в том же горне, чтобы бронза подольше оставалась жидкой – авось расслоится. Попросил не беспокоить, чтобы случайно не перемешали встряхиванием. Ну и жар потом снижали медленно, до самого конца работы.

Утром вытряхнули из стакана бронзовый цилиндр и отрубили с каждого конца шестую часть по длине. Измерили плотности каждой части – всё совпало с ожиданиями. На дне плотность получилась больше, а вверху меньше, чем посередине. Эти же действия провели с двумя оставшимися хрупкими шестернями, точно так же разделив металл каждой на три неравные части. Концевые обрубки отложили в сторону, а из серединок изготовили две новые шестерни. Так вот – они вышли не хрупкими. Разбираться с остатками нам было некогда, тем более, что в верхней части может встретиться мышьяк. А тут зима навалилась с холодами, снегом и санками, в которых мы впрягали лошадей – нельзя же томить детей в закопчёной кузнице, когда кругом такая красота!