Текст книги "Люди из ниоткуда. Книга 2. Там, где мы"

Автор книги: Сергей Демченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Они были, конечно, наслышаны о подобном методе «переговоров». Но, насколько я понимаю, воочию ни с чем из этого не сталкивались.

А сказка на ночь – она ведь существенно отличается от некоторых кошмаров наяву.

– А наяву, если я правильно всё это понимаю, факты могут быть таковы. Некто, обладающий реальной силою и властью, каким-то совершенно загадочным, непостижимым для нас образом, выжил.

И не просто выжил, но и собрал под своё начало изрядный «коллектив». Другого слова я пока подобрать не могу. Орда это, или организованное сообщество, – мы увидим потом. Понятно другое, – он, этот Икс, будем называть его пока так, возник со всей своей «братией» явно не вчера.

И не сегодня.

Смею предположить, что зачатки своего «ударного кулака» он собрал давно. Не удивлюсь, если окажется, что с самого Начала и заранее. Как мы. Или удачливее. И до поры, до времени ничем не проявлял себя. Копил силы. А теперь…

– Босс, а что же жрала эта коварная и тихая собака всё это время? Чем жила? На что содержала свою так называемую «гвардию»? – Голос Глыбы заставляет резонировать натянутые в помещении струны для просушки белья.

– Да! Чем? Как?! – собрание зашумело и задвигалось. Этот извечная тема, тема выживания при полной голодухе и раздрае была, пожалуй, самой злободневной всегда. И навеки. Несмотря на то, что в нашем рукотворном «раю» особых дефицитов и деликатесов не наблюдалось, мы были «на коне» в пищевой лавке наличествующего бытия.

И тем не менее…

Вы бы видели, каким лихорадочным блеском загорелись глаза наших «мещан», едва только встал вопрос о том, чем же запихивается в свободное от подлостей время и в перерывах между драк оставшаяся в живых часть человечества!

Как колыхнулись ряды стоящих и сидящих членов Семьи…

Пожалуй, только все те же наши бойцы остались более-менее спокойными. Но и они тихо и завистливо крякали да украдкой вздыхали…

Вы думаете, всех их, – и гражданских, и военных, – особо заинтересовала численность нашей потенциальной угрозы в человеческом выражении? Их вооружение? Возможности?! Как бы не так! Всё, что интересовало обыденную массу, что рисовалось ей в разыгравшемся воображении – это холмы, курганы, утёсы и скалы еды!

Более всего, я уверен, всех интересовало, – чего и сколько из имеющихся в своём распоряжении продуктов и разносолов в состоянии сожрать без их, естественно, участия загадочный мистер Икс!

Ох, уж эта мне вечно вожделённая жратва…

Спросите у любого пережившего лишения, что ему искать, за что стоит побороться, – за безопасность и военно-тактическое превосходство на высоте, иногда весьма помогающее сохранить в неприкосновенности собственный хилый погребок. Или же за пузатый бочонок уже плесневелых, перекисших огурцов и яблочко из чужого загашника?

Тех, которых человек не едал эдак пару лет.

Поколотите меня палкой по пяткам, если ответ будет правильным, нужным, логичным.

В этом есть своя, сермяжная, правда.

Воевать врага? Да завсегда пожалуйста!

Но… за хорошее питание и возможность быть ВСЕГДА сытым в случае победы.

Что делать, такова природа человека.

В меру сил и таланта руководитель обязан и может использовать даже этот позорный, но почти естественный для человека «жвачный челюстной зуд», – в свою пользу и с максимальной выгодой, и тут достигая поставленных целей.

И я уж совсем собрался было открыть рот, чтобы несколько «облагороженным» языком построить предположения и организовать массы, направить их энергию в нужное русло, как молчавший насупленным сычом до этого Круглов обронил вроде нехотя:

– Федеральное хранилище. Резервное. Ясно ж, откуда…

Всеобщий судорожный глоток и повисающая мёртвым колоколом тишина.

Тысячи, сотни тысяч тонн еды. Запасов. Запчастей. Предметов обихода. Оборудования. Одежды…

…Искрящийся спелыми, сочными фруктами и кристальными фонтанами утерянный Эдем посреди царства смерти и запустения.

Мелодичный звон хрустальной мечты тихим и нежным щёлком приобнял собрание.

Лица насупились и сжались кулаки. Возрыдал скупой в сердцах, да удавился мудрец.

Казалось, ещё немного – и набега на призрачные склады будет уже не избежать. Будут искать.

Искать до тех пор, пока есть силы.

Пока не найдут или не упадут без движения.

Господи, отчего ты сделал так, что пища сильнее всего человеку и зверю разум мутит?!

Пора положить этому конец. Я киваю Упырю и Чекуну. Выстрелы в воздух словно саблей режут пирог всеобщего помутнения.

Народ ошалело озирается и испуганно косит, словно зануканная конюхом ломовая.

К выстрелам вроде привыкли, но не в собственном же доме!

Ничего, так нужно.

Я ж понимаю, что мера была крайней, но зато теперь всё ваше внимание снова приковано ко мне, мои дорогие…

Можно и продолжать.

– К вопросу о снабжении нашего нового знакомца мы ещё вернёмся. Всему своё время. Тем более, что никто из нас так толком и не знает, – где находится, а самое главное, – как охраняется этот «великий храм еды», о котором тут все вдруг слюняво сомлели.

Зато я теперь точно знаю другое.

Этот человек вовсе не удачливый делец, которому повезло сколотить вокруг себя целый продовольственный и человеческий лагерь. Его разнородность не вызывает сомнения, но ему удаётся поддерживать дисциплину. И весьма неплохо.

То, что он признаваем «вождём», может говорить о двух вещах: либо он «авторитет», и в его рядах подавляющее большинство составляют бывшие заключённые. Либо… – я ненадолго умолк, собирая воздух в лёгкие, а затем закончил на одном дыхании:

– Либо этот человек имеет хоть какое-то отношение к военной машине. Бывшей, не обязательно уже государственной, но тем не менее всё ещё действенной, машине. И в его руках наверняка находится существенная, очень даже осязаемая мощь.

На которую он и опирается, вынося нам ТАКИЕ требования… И если его слова – не простые понты, у нас в ближайшие дни возможны серьёзные проблемы. Вот так, мои дорогие соотечественники!

Мои слова сперва поразили людей, словно током. Как? Только недавно многие из них пережили «додоновщину», с таким трудом втоптав его бойцов в камни ущелья, и снова – на тебе?!

Снова у нас под боком зашевелился какой-то «полководец», выставляющий, к тому же, всякие ультиматумы?! И задарма, в своё удовольствие, жрущего казённые харчи, типа не ведая, что творится вокруг?!

Да загнать его, козла горбатого!!!

Почти мгновенная смена настроения толпы – вещь опасная. И её порывы нужно сдерживать.

– А для тех, кто уже готов отправиться проломить ему голову, я сейчас расскажу ещё кое-что, почерпнутое мною из сего документа.

Головы снова повернулись ко мне. На лицах явственно читалось: «Ну, что там ещё, Босс? Давай, дочитывай там, не задерживай, и мы сейчас быстренько пойдём, да поколотим этого Икса подкованными тапочками! За всё сразу. Ну, давай, ври, не томи!»

Мне придётся рассказать им это. Может, даже приврать. Волей или неволей.

Иначе…

Иначе даже я, впервые со времени Потопа, не смогу их остановить. Голодные бунты сметают всё и вся, не считаясь с собственными потерями. И пусть у нас не голод в его настоящем понимании, но сам факт того, что кто-то весьма единолично, вольготно и безнаказанно, сидит на горе мешков с изюмом, мукой и сушёной картошкой… – это по нынешним временам может свести с ума кого угодно.

Да будь он хоть трижды драконом, ему не устоять!

Словно прочитав мои мысли, откуда-то из глубины помещения тихо и спокойно выступает Лондон:

– Господа… – он не повышает голоса, но его всегда слышат. Это его, особый, дар. Быть услышанным и среди рёва бушующего океана:

– Господа! Босс прав. Нельзя не оценить верно этот ситуация. Прошу вас, нужно слушать и понимать. Это письмо писать человек серьёзный. И умный. Нет похоже, что он может шутить.

Недоумённое ворчание Геракла, которому помешали оторвать башку писающей Гидре, будоражит воздух… Но на выход пока посматривать почти перестали.

И это уже праздник. Маленькая победа.

– Я склонен думать, что этот Икс – тварь хитрая и продуманная. И у меня не проходит чувство, что он чего-то не договаривает. Чего-то важного. Нам не мешает узнать о нём побольше. Когда вернутся наши разведчики…

Внезапно тишину ночи разрезает стакатто выстрелов. Секундное замешательство, и вот уже люди готовы к отпору. Споро, но без суеты подбирается снаряжение, толпа отработанно рассредоточивается на две колонны (одна, с оружием, – на выход, другая, с тряпками и в фартуках, – с дороги долой!).

В это момент медленно отворяются двери, и все глаза устремлены на скрип петель.

В проёме стоит белый, как мел, Луцкий. Он что-то держит в подрагивающих руках.

Похоже, мешок. И в нём что-то, что он протягивает в мою сторону.

Молча так, словно боясь словами растревожить, расплескать содержимое мешковины. Теперь я явственно вижу, что это узелок, сделанный из большого куска именно старой мешковины, перетянутой сверху толстой верёвкой.

Словно затерявшийся во времени гость из далёкого прошлого, когда по дорогам бродили «калеки перехожие», на чьих плечах покоились такие же котомки…

Как зачарованные, ближайшие к Луцкому семейники бережно принимают из рук бойца ношу, и растерянно передают её по цепочке в мою сторону. Вслед котомке тянутся любопытствующие шеи и шепчутся слова непонимания.

Лицо Иена темнеет. Глупая на первый взгляд, но страшная догадка пронзает и мой мозг, сердце начинает колотиться бешено и испуганно…

…Я никак не могу совладать с проклятым узлом. Но, ещё не развязав его, я ЗНАЮ, что там. Что хранят его сырые, странно бурые и так знакомо пахнущие приторно-сладким «ядом», недра…

…Женщины не переставали выть и голосить даже тогда, когда мы, потрясённые и оглушённые, вышли на морозный воздух; не помня себя, закурили и молча уставились в туманное марево гор.

Говорить о чём-то? На это у нас не хватало сил.

Шаловливый норд-ост начинал свою неспешную пляску, будто разгоняясь со склонов хребта, и теребил полы одежды, стараясь забраться поглубже своими ледяными ладонями.

…Головы.

Словно оторванные голодным демоном от тел, – с неровными краями свисающих мышц и торчащими из их огрызков шейными позвонками. С перепутанными, слипшимися трахеями, спадшимися артериями и сожжёнными волосами.

Окровавленные и подпаленные огнём кишки. Обмотанные ими, словно коконом, с вырванными глазами и без языков, – такими перед нашими взорами предстали головы наших троих разведчиков.

Троих из тех семи, кто ушёл за перевал днём раньше.

Тех, кого мы ждали каждый час…

Ни я, ни Упырь, ни Хохол, ни Иен…, ни другие – не простим себе их нелепой и жуткой смерти. Эльдар, молоденький парнишка из «стеблевцев». И Терехов. Точнее, то, что от них осталось. Что нам соизволили перебросить через забор. Страшная, кровавая посылка. И при ней – сопроводительное письмо. Словно издёвка. Как вызов, как насмешка. Ухмылка сильного в лицо прыщавого недоросля.

«С днём Российской Конституции, дорогие мои соотечественники! С праздником тебя, любезный господин Гюрза!»

Кровью. Буроватые буквы на саване белизны.

Это написано на примятом, слегка испачканном той же кровью, конверте.

Взмокшей рукою я быстро забираю конверт и сую к себе в карман.

Пусть пока полежит здесь, обжигая мне бок.

Не всякую бумагу следует читать взбешённому сообществу сходу…

Глава II

…Над Сахарой лил ледяной дождь. Озеро Чад, выйдя из берегов, затопило город Нгуимнгми. Нигер и Вольта оказались под водой. Те, кого пощадило первое цунами и не убило землетрясение, утонули. Их были десятки миллионов. В Нигерии вновь вспыхнуло восстание, заразив им и основную часть Центральной Африки.

Далее к востоку палестинцы и израильтяне внезапно осознали, что более не существует великих держав, способных вмешаться в их драку. На этот раз война пойдёт до победного конца. Остатки войск Израиля, Сирии, Иордании и Саудовской Аравии выступили в последний поход. Реактивных самолётов было мало. Для танков не хватало горючего. Пополнять запасы вооружения было неоткуда. Дрались на ножах.

И война эта не кончится, пока одна сторона не вырежет другую…

(Примечание Автора: Здесь и далее – предположительно Джузеппе Орио, «Основы смертных начал». 1465 г., в современной обработке названий, имён и терминов Л. Нивена и Дж. Пурнель, «Молот Люцифера».)

…Тихо и сумрачно. В помещении горит лишь одна лампа. Не знаю, почему, но яркий свет меня сегодня раздражает… Время в полумраке всегда течёт медленно, лениво и размеренно. Мысли следуют за ним, как на привязи, едва успевая перескакивать через кочки разных тем.

…Я не спеша вгоняю последний, отполированный десятками наших рук патрон в магазин, перекидываю его вверх ногами и нехотя тянусь за пока ещё имеющимся в наличии скотчем. Ударом ладони вгоняю магазин в приёмное ложе…

«Спаренка» вышла аккуратной, и она куда целесообразнее «одинарки». Ты в два раза больше убьешь. Или в два раза дольше проживёшь… Это кому как может нравиться эта формулировка применимости. Нужно сделать таких ещё штук пять. Да, ещё ж пойти в арсенал… Там сейчас орудуют Шур и Иен. Интересно, сколько ещё гранат нужно приготовить? Или пока хватит тех, что ещё есть в нашем распоряжении?

Может, «губернатор», как я его теперь окрестил, блефует? Прёт напропалую, рассчитывая взять всех и вся на понт? И нет там у него никаких сил и жутких «ресурсов»?

…А ведь и правда, – неужели всё-таки откопал он, гадина, те знаменитые «резервы»?! Все эти «пресервы-консервы».

Всё это не важно. Точнее, не это важно, чёрт!!!

В сердцах отшвырнув в сторону молчаливый и бездушный карабин, откидываюсь спиною на прохладную стену. Вдыхаю полной грудью.

…Закрыть бы глаза. Погрузиться в нирвану спокойного сна, не водя во сне глазами и ушами, словно невротик…

Хорошо бы просидеть вот так, – ничего не делая, ни о чём не думая, – вечность! Голова словно наливается раскалённым свинцом.

В ушах и висках начинает с нарастанием гулко и болезненно стучать. Будто перепившиеся накануне вусмерть кузнецы выгоняют утренний похмельный синдром, неустанно шарахая молотами по наковальне…

Прикрываю лицо ладонями и тру, тру нещадно. Будто этим надеюсь как унять боль, так и словно смыть с себя остатки ночного кошмара, после которого я окончательно проснусь…и ничего этого не будет. Шершавая кожа рук раздирает морду чуть не в кровь, а мозг упрямо талдычит:

«Ты не спишь, не спишь, идиот! Хватит! Куда, ну куда ты собрался убежать от реальности, престарелый мальчишка?! Очнись, ты же здравый человек! Ты же…ты не просто какой-то беспомощный червь, – ты же почти бог в своём деле! Ты лучший из тех, кого рожала эта тухлая система за ближайшие почти полвека… О, когда дело касается собственной безопасности, она на высоте и рожает та-акое… Монстров вроде тебя. Так борись, чёрт тебя дери! Борись, не давай волю своим страхам! Делай, что должен, что умеешь!»

«Я уже и так сделал немало! Всё, что смог себе позволить… Неужели мне снова нужно делать ЭТО?» Сколько ещё мне нужно отправить на тот свет? Неужели так трудно оставить нас всех в покое?!» – Некто внутри меня словно не спеша жуёт, – он обедает моими сомнениями и деловито тычет в меня вилкой.

«Будь мужчиной до конца. На тебе люди, на тебе жизни всех этих людей! Если не ты, то кто сможет здесь хоть что-то, идиот?! Ты просто обязан хотя бы попытаться…». – «Он» отправляет в рот очередной кусок моих колебаний.

Да-да…, я спец… Да! Спец… Я… – «спец»…

Сейчас…, сейчас это пройдёт…

Дурь какая-то…

Сам с собою «трапезничаю».

Сейчас пройдёт.

Повторяю это растерянно про себя, словно сия дурацкая, забубённая «медитация» поможет мне изменить что-то в ходе событий. Или уговорить самого себя. Уговорить совершить чудо. Не иначе и не меньше. Форменное чудо….

Бред всё это. Бред и ещё раз бред! Полная чушь! Что я могу сделать? Что?!

Даже если я успею…точнее, успел БЫ…подготовить хотя бы с полсотни ребят… Даже если б у меня были хотя бы несчастные пара-тройка недель…

Но их у меня нет, и поэтому я чувствую себя бессильным.

Вернее, чувствую себя полным ничтожеством. Законченным и состоявшимся.

Рыбой, выброшенной штормом на берег и проснувшейся на прилавке магазина.

Волна жгучего стыда рванула в голову, словно где-то в области груди вырвало прикипевший, приржавевший за годы клапан, сдерживающий кипяток крови в чане измочаленного до состояния тряпицы сердца.

Я – спец… Я должен быть и оставаться им всегда. «В любое время, в любом месте, любыми методами, – всё, что угодно»… Соберись же, тряпка!

«Слушай, придурок! Я – ОДИН! Ты ЭТО понимаешь?!»

«Ты – один. Верно. М-мм…, как вкусно!..Но ведь ты сам, и только ты, знаешь, чего на самом деле стоишь!»…

Нет, не смогу. Не в силах я… Оставь меня в покое, проклятая, ненасытная тварь… Не переломить несгибаемого. Не сломать непосильного. Я устал. Чёрт, если бы кто знал, как я устал!!!

Словно ледяным, могильным холодом потянуло мне в лицо… и какая-то сила грубо и бесцеремонно рванула мою голову, положив жёсткую сухую ладонь мне на лоб, и рывком задирая её вверх. Заставляя «заглянуть» чему-то необъятному в узкие, пламенные разрезы «глаз».

«Звал?» – голос ласковый, словно бабушкин, зовущий отведать её горяченьких пирожков…

Бля… ещё один!

И хотя какая-то часть моего воспалённого мозга протестовала против такой вот реальности, утверждая, что такого быть просто не может…, другая вновь как-то странно привычно и охотно поддалась… столь бесцеремонно навязанному чёрному мороку…

Будь я в горячке, с радостью и почти с удовольствием принял бы пилюлю, и нашёл бы очередное оправдание собственным разыгравшимся фантазиям.

А тут…

«Опять Ты-ыыы… Будь ты трижды проклят, сволочь…» – с моих губ срывается стон.

«Ха! Удивил! Я и так – давно проклят. Так давно, что уже и привыкнуть успел! Да ты не рад, я вижу?! Это так невежливо с твоей стороны… А ведь помнится, – и ты, и твои, а точнее, уже МОИ товарищи, смеясь, утверждали, что даже я вам не брат…» – Он почти любезно скалится…

«Утри слюни, солдат… У тебя же нет выбора. ОН – кивок в сторону обжоры за столом, заваленным жратвою – прав. Ты ведь можешь и должен сделать это, не так ли?»

«Едок» приподнимает Ему в знак приветствия ложку, заглатывает торопливо… и тянется за очередным куском.

«Я?!.. нет, я не могу! Не могу, Ты же знаешь…»

«Не можешь? Ты?! Только не говори МНЕ ничего о том, что ты МОЖЕШЬ или НЕ МОЖЕШЬ, солдат… Не смеши мои старые рога… Нет, ну ты видел, пузо?»

«Пузо» с набитым ртом недоумённо пожимает плечами, – мол, дурак он, что поделаешь…

«Но я же дал слово!» – мне трудно и боязно сопротивляться этой Силе, этому «союзу двоих».

Я осознаю всю нелепость, бессмысленность собственных тщет, но у меня есть оправдание. Да, да! Есть, есть у меня железное, неопровержимое алиби!

«Слово? Неужели? Кому же, поделись». – Меня с интересом рассматривают, словно молодую, глупую муху, налипшую на первом же вылете на ленту при первых признаках оттепели. Рассматривают брезгливо и насмешливо. «Кормящегося», похоже, вот-вот стошнит прямо на скатерть.

«Я завязал…Ты же знаешь…» – мой собственный голос, слабый и беспомощный.

Неужели этот жалкий лепет, это заплетающееся бормотание, гаснущее до тихого шепота на полуслове, – мой собственный голос?!

«Завязал?! Хо-хо! ТЫ, которому ТАМ мы уже приготовили ложе из колючей проволоки на раскалённых добела угольях… Которого проклинает или боготворит чуть ли не половина этой жалкой планеты? Тот, за голову которого любая из стран, где ты наследил, готова отдать половину казны?! Да надо бы ещё определиться, кто ты, – Ирод или благодетель… А если идти ещё дальше, то и кинуть кости, кто хуже, – ты или я? Потому как ТЫ – и вдруг завязал?!» – аспидно-чёрные зрачки молниеносно приблизились, возникнув из Ничего; меня основательно тряхнуло…

Прямо в ухо мне ударил злобный свистящий шёпот: «Ты пожнёшь то, что сеял… Все эти годы. Именно ты, и никто другой, будет пить эту Чашу. И не тебе, человек, решать, – остановиться на бегу самому, или остановить следующую за тобою по пятам лавину. Тебе не убежать ни от себя, ни от прошлого. Оно живёт в тебе, рядом с тобою, вокруг тебя, человек… И оно рассеяно болью и памятью вокруг тебя, словно утренний осенний туман над стылою водою. Ты сделаешь это. Во что бы то ни стало – сделаешь»…

«Не буду!» – упрямое движение козла головою – в надежде стряхнуть наваждение.

«Я завязал!»

Он устало вздохнул:

«Ты упрям, как осёл, а потому слеп, как крот, человек. Такие, как ты, не «завязывают». Не уходят в сторону и не «заканчивают» таких вот «дел». Не уходят «на покой». Это живёт с тобою и с тобою же только и умрёт. Я дал тебе ЭТО. Я, и никто другой. Все вы втайне просили меня об этом. О могуществе и силе. Об умении презреть смерть и пройти через огонь… Вы получили то, что тайком даже друг от друга испрашивали, верно?»

Я подавленно кивнул.

«Вы успешно прошли сквозь самое пекло, через горнило, и не стали атомами в той «плавильной печи». Вас осталось мало, согласен, но никто из вас не ушёл по Моему недосмотру ТАМ. Все, кто отдал душу…ну, предположим, и мне…, – все они сделали это ЗДЕСЬ. По разным причинам, но здесь. Кто спился, кто повесился. Кого-то даже случайно отравили. Кто-то спёкся на «гражданке» и пустил себе пулю в лоб. Все – по-разному. Но никто – ТАМ… Верно?»

" Да…"

"Так чем же ты так недоволен? Я честно выполнил свою часть договора. Всё, о чём вы втайне просили у судьбы, – всем этим ведал я. И никто другой. Лишь в моём «ведомстве» можно договориться со Смертью, обмануть Судьбу… Я дал это вам сполна. Вы попользовались…и теперь решили «свалить» по-тихому?! Решив, что я потерял ваши следы?"

"Я не прятался!" – мне вдруг захотелось возмущённо поспорить, поорать, но Он резко перебил меня, брызнув пеной из смрадного рта:

"Ты хотел пересидеть, переждать, спрятаться… Червяк, пустое существо… Не сможешь… Ты знал в своё время, НА ЧТО ты шёл, не так ли? И привык. Привык, чего уж там… Ты часто с тоскою думаешь о прошлом. Уж ты бы навёл порядок… Сколько лет прошло с тех пор, как ты просто терпишь весь этот бедлам? Скольких ты с удовольствием размазал бы по стенке, распылил бы по воздуху? А? Но вместо этого ты ТЕРПЕЛ… Никуда из тебя это не ушло. Ты – СПЕЦ, и ЭТО – твоя работа. Твоя доля, твой крест…" – при этих словах Он страдальчески поморщился, как от боли, – "если тебе теперь так легче".

Мне нечего возразить. Разве что этот, самый последний и постыдный козырь:

"Меня никто раньше не спрашивал, – хочу я или нет… У меня всегда был приказ".

"Приказ?! Это кто же отдавал тебе эти «приказы»? Я?!" – Казалось, сейчас Он просто взорвётся от злобы. Секунду помедлил, остывая, а затем обронил, словно по здравому разумению, по доброте душевной, прощая несмышлёного ребёнка:

"Ну, хорошо, пусть даже так. А разве у тебя не было выбора, – подохнуть или всегда оставаться в живых? Ты ведь выбрал второе? Ты ведь мог просто выйти под пулю, специально пропустить удар ножом…, просто повернуться к смерти спиной, наконец! И всё закончилось бы враз и навеки. Ты ведь не сделал этого?"

"Не сделал", – я киваю тупо, как китайский болванчик, – мне отчего-то как-то неловко оттого, что я лишил кого-то и когда-то шанса и удовольствия увидеть меня идеально мёртвым…

"Да, не сделал. Ты принял мой «дар». Как и все вы. Легко и бесшабашно. Вот видишь, – всё сходится! Всё, буквально всё шло к тому, чтобы ты остался жить! Не для того ли я хранил тебя и тебе подобных? Не для того ли оставил жить, в то время как миллионы, сотни миллионов, ушли в «никуда»? Может, именно для ЭТОЙ минуты? Для ЭТОГО дела? Ведь ты ж не бросишь здесь умирать всех, кто тебе дорог, кто верен тебе, кто верит в тебя?!" – Его коварству воистину нет предела. Он пытается поймать меня на чувстве долга. Экая подлая тварь!

"Изыди ж ты, сволочь…", – у меня даже заныли зубы, так мне опостылело Его присутствие. "Не тычь мне в морду моей загнанной совестью, а?"

"А у тебя её нет, мил ты человек… Ты растерял её в тех лужах… нет, – в реках чужой крови! В тех горах трупов, что ты оставил на своём пути, праведник… Которые создал, позвав в покровители меня…" – Ехидство его слов прорывается даже сквозь серьёзность темы.

"Заткнись, гнида… Хватит. Я сделаю это… Но ты должен дать эту… как её? Клятву". – Эта «беседа» вымотала меня до предела. Я готов уступить Ему всё, что угодно, лишь бы никогда больше не видеть Его рожи.

"Какую же?" – Такое впечатление, что Он заведомо был доволен сделкой, каким бы ни был её исход.

"Что ЭТО я сделаю в последний раз…".

Он немного «подумал», – именно так я воспринял несколько секунд потери ощущения Его «присутствия», а затем почти удовлетворённо выдал:

"Ну, хорошо. Будем считать, что мы договорились. Сделай ЭТО, и я буду уверен, что ты отдал мне всё сполна. Все «долги», до единого".

"Все?" – мне не очень верилось, что Он наконец-таки отстанет от меня. Впервые за эти долгие годы.

"Абсолютно. Разве я когда-нибудь нарушал своё Слово?" – Он хитро прищурился.

"Проваливай. Я сделаю всё, как надо. И в последний раз". – Меня начинало лихорадить. Ещё немного, и я упаду от изнеможения. Тварь пьёт силы почище безводной пустыни.

"Я ухожу. Но учти, – попрощаемся мы с тобою только тогда, когда всё обещанное тобою будет исполнено, как договаривались. А пока… А пока, позволь, я сделаю на тебя небольшую ставку…" – Мне послышалось, или Он действительно довольно гадливо захихикал?! "Знаешь, мы там, у себя, любим иногда побаловаться… Ты отчего-то выглядишь предпочтительней. Пока выглядишь… А там посмотрим. Эй, ты!" – Он мотнул тому по-прежнему чавкающему скоту рогатым черепом.

"Давай, закругляйся там… Когда ты уже нажрёшься?! Пойдём"… – Спешно покидав в пасть какие-то особо лакомые куски, «Трапезник» лихорадочно, угодливо и безо всяких возражений собрал расстеленную скатёрку в узелок, прямо со всеми блюдами, и выскочил куда-то, тарахтя перевёрнутыми тарелками внутри узла. Наверное, помчался доедать где-нибудь в чужой душе.

"Ну, бывай, солдат. Не подведи меня…".

И оставив мне на прощание в воздухе запах серы, Он растаял.

Виски тут же отпустило.

…Я сидел опустошённым и выжатым, без сил и с осознанием того, что допустил какую-то непростительную слабость, которая стоила мне потери многих прежних ценностей и принципов.

Что-то горячее и влажное течёт у меня по верхней губе. Я инстинктивно смахнул ладонью неприятную субстанцию… и увидел, что рука в крови. Рассматриваю её пристально, будто вижу впервые. Перед глазами постепенно оживают обрывки разных сюжетов, в которых тоже была кровь. Но чужая. Интересно, сколько я пролил её именно в литрах? А в каплях? Если б даже за каждый литр давали по неделе тюрьмы… – да сидеть бы мне не менее трёх пожизненных, наверное…

Да плевать! Мне плевать на всё. Я – профессионал! Я буду делать то, что умею. Что умею и что хочу. И снова – так, как должен.

И пусть мне теперь точно не видать пушистых облачков и никогда не слыхать пения арф под сенью роскошных садов, ничто не заставит меня отступить. Как не могу уже отказаться от данного обещания. Он точно спросит.

Может, сиволапый рогач прав?

И мне стоит перестать играть в дурака, в эту идиотскую игру в миролюбие и никчёмный "гуманизм"?

Что и говорить, – я и сейчас убиваю. Убиваю вполне достаточно. И столько, что некоторым, я думаю, стоит счесть меня конченым животным.

Но сейчас…

Сейчас, пожалуй, стоит лить кровь уже не ради того, чтобы заявить о желании побыть в покое. Чтобы оградить от посягательств отдельных групп наши уклунки и чемоданы, набитые всякой полезной всячиной.

Теперь…

Хм, теперь кое-что существенно изменилось. Теперь мы должны выжить, как данность. Как класс, если это слово применимо к горстке людей, трусливо сбившихся в кучку на краю всемирной прожорливой трясины.

В конце концов, я действительно в ответе за тех, кого любил и люблю. Кому открыл когда-то двери и подарил призрачную, но надежду.

Начхать на все запреты, табу и условности этого оттраханного сверху мира?

Что же, это и в самом деле не так уж и трудно.

Особенно если учесть, с кем мне совсем скоро придётся иметь дело…

Будем считать, что меня мягко и ненавязчиво убедили. И фактически наняли. В конце концов, я сделал всё, что мог со своей совестью и когда-то наложенными на себя самим табу. И хватит тянуть лямку епитимьи!

Не моя вина, что мне ПРИДЁТСЯ убить всех, кто встанет у меня на пути. Пусть даже их будет чёртова погибель, прорва.

Пусть даже я буду убивать, может быть, последних уцелевших людей в этом регионе.

Да хотя бы и в этом мире! Довершая дело, так удачно начатое Небесами…

Да, да! Я буду убивать. Так, как следует. Так, как умею, как привык. И будь оно всё, всё проклято!

Я с трудом открываю словно засыпанные песком глаза…

…Тот, к которому я намерен наведаться в гости, должен быть готов. Я получил твой привет, я услышал тебя, добрый мой, старый мой друг Вилле… Приготовь же для меня всё, что только сможешь. Да не скупись…

Ты ведь знаешь, – я не прихожу на скудный стол. Иначе перестану себя уважать.

А зная тебя, твои таланты, я уверен, что нахомячил и стяжал ты за это время ой, как немало. Теперь тебе пригодится всё и все, чем и кем ты столь предусмотрительно разжился.

Ведь ты ж не думал, Вилле, что я приду к тебе в колпачке, с дуделкой и тортом?!

Радуйся хотя бы тому, что я приду один. Хотя ты и это тоже знаешь, сволочь…

Тебе нужен я. Именно я, и ты выбрал для этого верный, хотя и наиболее подлый шаг, чтобы заполучить меня к себе на «побывку» и последнее «свидание»… Именно для этого ты меня и нашёл. Случайно, но, скорее, вполне закономерно.

Такая скотина, как ты, выживет везде. Даже в этой круговерти… Но сколько верёвочке ни виться, всё когда-то должно закончиться. Или для меня, или для тебя. Двоим нам на целой Земле тесно. А что уж говорить о какой-то маленькой территории Кавказа, на которой мы будем просто толкаться локтями?

Представляю, какой радостный визг подымут хвостатые, когда мы начнём валиться с небес к ним в их начищенные до блеска кастрюли…

Да ради такого случая они будут сиять первородной красотой, полы будут подметены до первозданной материи, а пал будет разведён до небес!

Не удивлюсь, если вокруг него почётным кольцом караула встанут все умытые и причёсанные обитатели Преисподней.

Пропустить такое зрелище даже там не в силах, я думаю, никто.

"Пионерская зарница" в нашу честь будет ещё та…

Но даже аду, пожалуй, многовато двоих таких, как мы… Если мы сцепимся ещё и там, то боюсь, Люцик потребует внеочередного повышения за Вселенское Терпение. А это уже добродетель, знаете ли… Хоть и вынужденная.

Уж откуда-откуда, а ОТТУДА он нас вот так, запросто, взять – и с позором выпереть – просто не имеет права!

И Кое-кого он тогда просто очень, ну очень, обяжет…

А вот допустить возникновения предметов для торга подобного рода ни в коем случае нельзя…

Основы мира претерпят тогда весьма существенные изменения…